Текст книги "Потерянный Ковчег Завета"

Автор книги: Тюдор Парфитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Если поиски этого загадочного предмета, реального предмета, обладающего физической сущностью, завершатся успехом, значение такого открытия превзойдет значение любых рукописей. Есть ли способ помочь Рувиму? В силах ли я помочь ему изменить мир? И хочу ли я?

3

СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ СВЯЩЕННИКИ

Всю ночь выли сирены. Новый день Иерусалима я встретил, пошатываясь, и понял, что мной овладевает навязчивая идея. Одержимость Рувима Ковчегом не давала мне покоя не только в часы бодрствования, но и во сне. Нелепо, но я никак не мог выкинуть ее из головы.

Во время своего визита неделю назад Рувим попросил меня составить список научной литературы по Ковчегу и теперь, наверное, подбирает книги.

Именно в этот день с моих глаз словно спала пелена, и я увидел Ковчег, как он есть.

Я уже договорился о встрече с известным ученым-семитологом – академиком Хаимом Рабином, преподавателем иврита в Еврейском университете Иерусалима. Много лет назад Хаим преподавал в Оксфорде, где я учился. Его преемник, Дэвид Паттерсон, мой тогдашний преподаватель, часто уговаривал меня навестить Хаима. Просьба помочь в составлении библиографии – вот отличный повод встретиться и познакомиться с Хаимом. Ученый он выдающийся, хотя достиг преклонных лет и, по слухам, иногда бывает рассеянным.

Я прошел из Старого города в новый квартал Рехавию и нашел старого ученого в кафе по соседству с его домом. Рабин оказался невысоким лысеющим человечком с кустистыми бровями, пронзительными глазами и заразительной улыбкой. Мы сидели и пили чай с лимоном из стаканов в подстаканниках; я объяснил цель своего визита, не упоминая о Рувиме. Мне хотелось узнать голые факты из надежного и объективного источника. Я тщательно взвешивал каждое слово.

– Есть ли вообще шанс отыскать сокровища Иерусалимского храма и Ковчег Завета? – спросил я с обезоруживающей, как надеялся, улыбкой.

Хаим нахмурился и растерянно потер лоб:

– Только очередного искателя сокровищ мне и не хватало! Неужели Паттерсон подослал ко мне охотника за кладами?

Хаим говорил по-английски с заметным немецким акцентом – наверное, потому голос его звучал не слишком дружелюбно.

Его небольшой выпад вверг меня в смущение и растерянность. Я пробормотал, что у меня есть личный интерес и мне нужна помощь в составлении библиографии.

– Вот как… прошу меня извинить. Просто в последнее время так много твердили о сокровищах Храма, меня доставали какие-то темные субъекты, морочили голову и только время отнимали. Именно отнимали время. Ковчег ищут и отдельные личности, и целые организации. Бывают и шарлатаны, причем ряд из них прямо-таки страх наводит! Есть один такой слишком уж увлеченный американец из Теннесси по имени мистер Уайетт, который не так давно объявил, что нашел Ковчег в пещере неподалеку от городских стен. Доказательств, конечно, никаких. И он не один такой.

– Почему же это так всех увлекает?

То, что поведал мне Рабин, открыло для меня окошечко в прошлое и навсегда изменило мой взгляд на Ковчег.

По его мнению, причина такого интереса к Ковчегу связана с его немифической природой. Ковчег – простая вещь с непростыми свойствами. Ковчег имеет огромное символическое значение для раввинского иудаизма и Каббалы, но началось все с реального предмета.

В Библии слишком много невероятных историй о мощи Ковчега, и потому я не воспринимал его как нечто реальное. Хаим сказал, что существование Ковчега подтверждается самыми надежными библейскими хрониками. Не знаю, существует ли Ковчег поныне, но если верить Рабину, одному из величайших ученых мира в этой области, можно не сомневаться: когда-то он точно существовал.

Ковчег, утверждал Рабин, до сих пор обладает огромнейшей мощью. Вполголоса, словно сам с трудом верит в то, что говорит, Рабин рассказал о еврейской экстремистской организации под названием «Атерет коаним» («Корона священников»), планирующей восстановление Храма. Ее члены ждут скорого конца света, ибо наступает время Мессии. Начало богослужений в Храме – после перерыва в две тысячи лет – ускорит приход Мессии. А некоторые раввины из «Атерет коаним» считают, что Ковчег существует и поныне, и даже пытались искать его за Западной стеной Старого города.

После победы Израиля над арабами в 1967 году земля, где расположена стена, перешла к Израилю – впервые после того, как в 70 году нашей эры Иерусалим разрушили римляне. Слева от стены, в туннеле, построили небольшой молельный зал. Отсюда по ночам члены «Атерет коаним» и их единомышленники тайно вели раскопки под Храмовой горой – они проникли в систему древних коридоров, относящихся, как они полагают, к временам первого Храма. И даже ходили слухи, что они нашли Ковчег.

– Если Ковчег найдется, – заметил Рабин, – Храм восстановят. Никаких сомнений. А если Храм восстановят, то, сами понимаете, Купол камня уберут. Все к тому идет. Храм восстановят на прежнем фундаменте. На истлевших развалинах. И поскольку здесь третье по значимости священное место мусульман, то вот вам и отличный повод к очередной мировой войне. Ислам хотят отсюда вытеснить: фанатики иудаизма уже предприняли несколько неудачных попыток. В следующий раз нам это может дорого обойтись.

Рабин смотрел на меня, задрав одну бровь и сердито скривив рот.

– Вы как будто допускаете вероятность того, что Ковчег найдется, – заметил я.

– Может, и так. Знаете, теоретически… – пробормотал он, заговорщицки улыбаясь. – Как известно, серьезные ученые большого значения этому не придают. Такая задача, скорее, для искателей приключений. Ну, вроде той американской дребедени про Индиану Джонса, «В поисках утраченного Ковчега». – И он опять поджал губы.

– Попробуем оставить в стороне научные выкладки и поразвлечься догадками. – Рабин откинулся на спинку стула и улыбался теперь уже добродушно.

Главный аргумент Рабина в пользу того, что Ковчег сохранился, таков: ни при каких обстоятельствах священники не могли допустить, чтобы Ковчег оказался в руках врагов. Священники должны были спрятать его задолго до того, как армия противника приблизилась к воротам Иерусалима.

И в 587 году до нашей эры, когда Иерусалим взяли вавилоняне, и в 70 году нашей эры, когда его разрушили римляне, о приближении неприятеля узнавали заранее.

– В те времена, – говорил Рабин, – войска передвигались медленно и шумно. В любом случае до того, как римляне напали, израильтяне получили предупреждающие знамения: самым важным была появившаяся над Храмом звезда. Она имела вид римского меча – гладия.

– Значит, по-вашему, его спрятали?

– Несомненно. Израильтяне ни за что не оставили бы его в Храме, чтоб он попал в руки захватчиков.

– И кто его мог спрятать?

– Священники, конечно. Вернее всего было бы пойти по их следам. Если они их оставили.

Рабин отхлебнул чая и посмотрел на суетливую улицу. На миг он задумался, потом произнес:

– Возможно, как говорит более позднее предание, его спрятал происходивший из рода первосвященников пророк Иеремия – перед самым нападением вавилонян. После падения Иерусалима в 587 году до нашей эры, – Рабин жестом подозвал официанта, – о Ковчеге нигде не упоминается. Его, вероятно, спрятали непосредственно перед разрушением города. Или же несколько раньше. Но никак не позже.

Рабин перевел дыхание и глянул мельком на свои узловатые пальцы. Потом задумчиво продолжил:

– Евреи уничтожить его не могли, а если бы Ковчег уничтожили или похитили египтяне, или вавилоняне, или римляне, об этом имелись бы записи. Захватчики раструбили бы о таком трофее повсюду. А для иудеев это было бы величайшее бедствие – трагедия похуже, чем разрушение Храма, – и они занесли бы его в летописи и скорбели бы о нем до сих пор! До чего ж мы, евреи, любим скорбеть! Мы скорбим целых три недели – с семнадцатого тамуза до девятого ава, да еще у нас куча всяких траурных дней в течение года. Но почему-то нет ни праздников, ни траурных дней, посвященных Ковчегу. История хранит полное молчание.

Я сильно сомневался, задавать ли следующий вопрос. Ведь по прошествии стольких веков вряд ли имеет смысл делать предположения о том, где находится Ковчег. И все же я спросил.

– Мм… – Рабин, потирая руки, загадочно улыбнулся. – Думаю, где-то на Ближнем Востоке или в Африке. Есть еще ничтожный шанс, что в девятом веке до нашей эры некий фараон, который в Библии именуется Сусаким, привез его в Египет. Или же это произошло позже. И если Ковчег спрятали в Египте, то есть надежда, что благодаря сухому, жаркому климату он сохранился. Если же продолжить рассуждения, можно найти несколько вполне серьезных вариантов. И даже одну или две, скажем так, подсказки.

Я видел, что Рабин невольно наслаждается разговором. Не слушая моих возражений, он заплатил за чай, крепко взял меня за локоть и повел по шумной Рехавии к себе домой.

В заставленном книгами кабинете Рабин вынул из старого буфета запыленный том.

– Знаете, как на иврите «буфет»?

– Конечно. «Арон».

– Правильно. Арон – ящик или буфет, вместилище, нечто, в чем можно держать какие-то вещи. Слово очень простое, нет в нем ничего необычного или возвышенного. И такое же слово у нас обозначает Ковчег – арон хабрит – вместилище Завета. А вот английское слово «ark» восходит к латинскому «arca», что довольно загадочно и даже, как сказали бы некоторые, романтично. А в иврите это просто обычное слово, означающее «вместилище» или, еще более прозаично, «ящик».

– А других значений у него нет? – поинтересовался я. – Есть у этого слова родственные в других семитских языках?

В уме у меня мелькнуло слово «Нгома», но я от него отмахнулся. Насколько я знал, между семитскими языками и языками банту ничего общего нет.

– Родственное слово в аккадском языке второго тысячелетия и в финикийском означало «гроб», а в аккадском первого тысячелетия, если я верно помню, могло означать «деревянный ящик».

– «Гроб», мне кажется, далековато от «места обиталища живого Бога», – заметил я. – На первый взгляд получается как-то абсурдно.

– Не знаю, – сморщив нос, что только прибавило ему обаяния, ответил Рабин. – Но сомневаться не приходится: в языке древнееврейских рукописей его значение именно таково – нечто вроде гроба, а в Библии – в одном или двух местах оно используется в таком же значении и буквально означает «гроб», но общее его значение – ящик, вместилище. Итак, где теперь может быть этот старый ящик? Какими подсказками мы располагаем? – спросил он с мальчишеской улыбкой. – В записях иудейских философов, – продолжал Рабин, – и даже в Библии есть несколько намеков на местонахождение Ковчега. В ранних трудах раввинов, к примеру, упоминается, что царь Иосия, который занял иудейский трон около 639 года до нашей эры – точная дата неизвестна, – по указанию пророчицы Олдамы спрятал Ковчег где-то в Храме. Так всегда думали евреи. Раввины писали, что Ковчег спрятан «в своем месте». Иными словами – где-то в Храме. Например, под полом той части Храма, где хранились дрова для жертвенных костров.

– Если оставить в стороне политические проблемы, то, займись вы поисками Ковчега, вы бы искали именно в Храме?

– Если бы искал, то начал бы с документов. То же самое я твержу студентам: идите к текстам, В старых пыльных книгах хранится гораздо больше, чем принято думать. В данном случае нас могут просветить свитки Мертвого моря.

История этой уникальной находки началась в 1947 году на суровых холмах Палестины, в те времена, когда яростный конфликт между арабами и евреями вышел из-под контроля, и британцы, которые уже двадцать лет заправляли в Палестине, начали собирать чемоданы. Некий бедный грязный пастух бродил среди скалистых холмов Мертвого моря в поисках пропавшей козы. Он увидел пещеру и бросил в нее камень. Однако вместо блеянья испуганной козы раздался треск разбиваемой глиняной посудины. Осмотрев пещеру, пастух нашел несколько глиняных сосудов, в которых находились свитки. Семь из них он продал иерусалимскому сапожнику и по совместительству антиквару Кандо; тот, в свою очередь, – и не без прибыли – продал их клиентам в Священном городе: три – ученому из Еврейского университета и четыре – епископу православного монастыря Святого Марка.

С 1947 по 1956 год в одиннадцати разных пещерах обнаружилось более восьмисот рукописей и фрагментов. Как только о них узнала пресса, свитки стали настоящей сенсацией. Что они расскажут о происхождении христианства, о личности Иисуса и правдивости библейских текстов? По мнению ученых, свитки спрятали члены малоизвестной иудейской секты ессеев, чья община проживала в этой пустынной местности. Они хотели спасти свитки от римских солдат, которые разыскивали евреев, замешанных в восстании против Римской империи (66–70 годы нашей эры).

Одной из самых замечательных находок был Медный свиток. Обнаруженный в третьей по счету пещере Кумрана, этот свиток перечисляет шестьдесят четыре подземных тайника с ценностями – золотом, серебром, благовониями вроде ладана и мирры – и рукописями. Некоторые ученые поначалу не желали верить, что перечень сокровищ – подлинный. Кое-кто даже полагал, что это нечто вроде сборника легенд о кладах. Я поинтересовался мнением Рабина. Он пожал плечами:

– Медный свиток доставил нам хлопот. – Рабин взял с книжной полки папку и вынул из нее пожелтевшую газетную вырезку. – Вот что писали в «Нью-Йорк таймс» после публикации Медного свитка: «Можно подумать, все это написано каким-нибудь персонажем „Острова сокровищ“ – притом кровью и в безлунную ночь». – Рабин рассмеялся. – Но если свиток и ставит нас в тупик, он вовсе не обязательно подделка. Конечно, трубить о нем повсюду не следовало… лучше бы избежать золотой лихорадки. Многое из того, что говорили в те дни ученые, было не по делу, – Милик, Мувинкель, Зильберман и даже де Во.

Я их хорошенько разнес, – пробормотал Рабин не без некоторого академического снобизма. – Они полагали, что свиток – некая шутка, устроенная полуграмотным чудаком-переписчиком. Да уж, картина довольно забавная – пустыня, истоптанная козами вонючая пещера и убогий отшельник, который – шутки ради – усердно выцарапывает на медной пластине список бесчисленных, но несуществующих сокровищ Храма. Боюсь, мои еврейские предки не настолько славились чувством юмора! Я не прав?

Нет, – продолжал Рабин, – думаю, Медный свиток есть то, что есть, – дословная передача неких сведений. Этот документ составлен священниками из Иерусалима, я уверен. Перечень тайников, где были укрыты сокровища Храма. Именно перечень – никаких цветистых выражений, даже никаких глаголов. Одни голые сведения. Беда в том, что описания тайников лишены смысла. Вот, например…

Он отыскал какой-то отрывок в книге, которую снял с полки, и прочел: «В углублении старого Дома дани на Плите цепи: шестьдесят пять слитков золота».

Рабин лукаво посмотрел на меня:

– А как насчет этого? Целая куча добра, как здесь утверждают, находится в стоке, отходящем от цистерны с водой. Или вот еще клад, тщательно спрятанный «за Второй оградой в подземном ходе, ведущем на восток». Или еще – бесценное сокровище «в трубе для вод у северного бассейна». Каково? Уж на что иерусалимские почтальоны славятся умением отыскать адрес, написанный любым языком и почерком, – хихикнул он, – но тут бы и они спасовали. Современным людям подобные описания ни о чем не говорят. Что касается главной ценности святилища, тут, боюсь, сведения еще более туманные.

– Думаете, сообщение зашифровано?

– Да, была такая мысль. Но, насколько я чувствую этот документ, он – то, чем кажется. Перечисление примет, утративших, увы, всякий смысл.

И Рабин прочитал еще:

– «В пустынной долине Ахор в пещере у подъема горы, смотрящей на восток, на которой сорок камней, спрятана скиния и все золотые принадлежности». Речь вполне может идти о Ковчеге. – И Рабин как-то очень уж энергично потер подбородок.

У меня мелькнуло воспоминание о той ночи, когда я вместе со своим телохранителем, полицейским Тагарузе, шагал к горе Думгхе. Эта гора как раз смотрит на восток и покрыта огромными круглыми валунами. И под ней, как говорят, спрятан Нгома Лунгунду. Неужели здесь есть какая-то связь?

– Долина Ахор? – прервал я Рабина. – Она имеет к этому какое-то отношение? Что означает «ахор»? Вы имеете представление о том, где она находится?

– К сожалению, нет, – ответил он. – Неизвестный автор Медного свитка не дает ссылок на карты. Принято считать, что это где-то у горы Нево в Иордании. Так написано в апокрифической Маккавейской книге.

Рабин взял с полки еще одну книгу и прочитал: «Сей пророк, по бывшему ему Божественному откровению, повелел скинии и Ковчегу следовать за ним, когда он восходил на гору, с которой Моисей, взойдя, видел наследие Божие. Придя туда, Иеремия нашел жилище в пещере и внес туда скинию и Ковчег и жертвенник кадильный, и заградил вход. Когда потом пришли некоторые из сопутствовавших, чтобы заметить вход, то не могли найти его. Когда же Иеремия узнал о сем, то, упрекая их, сказал, что это место останется неизвестным, доколе Бог, умилосердившись, не соберет сонма народа».[5]

– Кое-что, – продолжил Рабин, – наводит на мысль, что существовало два Ковчега или больше. Первый Ковчег изготовили для хранения двух скрижалей, на которых «пальцем Господа» выведен Завет. Когда народ Израиля стал чтить золотого тельца превыше единого Бога, Моисей разбил скрижали и получил приказ создать новые, с такими же надписями. Согласно иудейской традиции, был один Ковчег, предназначенный для хранения разбитых скрижалей, и еще один – для скрижалей, созданных Моисеем.

Рабин опять улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, и я на миг увидел в нем берлинского школьника, каким он был десятки лет назад.

– Блаженной памяти философы выводили отсюда такую мораль: даже разбитые скрижали нужно с почетом хранить в Ковчеге; другими словами – даже такой дряхлый сыч, как я, почти уж и позабывший всю свою науку, заслуживает уважения. А еще он заслуживает отдыха.

И старый ученый, у которого сделался вдруг очень усталый вид, повел меня к выходу, объясняя, что настало время для полуденного сна. Когда мы дошли до дверей, Рабин побледнел и пошатнулся. Собравшись с силами, он тихонько проговорил:

– В детстве мать заставила меня выучить длинное стихотворение на английском языке. Интересно, смогу ли я вспомнить хоть кусочек? И он продекламировал тонким голоском мальчика-подростка:

Быть может, где-то далеко живет

Ковчег Господний и до сих времен —

Средь тех, кто чист и кто всегда блюдет

Его закон.[6]

Улыбаясь, Рабин выпустил меня на улицу.

И снова сирены дали знать, что в Городе Мира не все спокойно. Шагая домой, я размышлял о том, хранят ли до сих пор Ковчег в каком-нибудь глухом уголке «те, кто чист». Мне было о чем задуматься.

Пару дней спустя я договорился встретиться с Рувимом в баре на углу улицы Короля Георга и Хистадрут, в западной части города. Повсюду попадались солдаты; Иерусалим пребывал в напряжении.

Рабин, как обещал, прислал мне по почте список литературы – несколько десятков названий. Еще он прислал мне короткое вежливое письмо – извинялся, что прервал наш с ним разговор. Ему потребовалось разобраться в собственных мыслях.

«Когда я был ребенком и жил в Германии, – писал он, – давным-давно, во времена Веймарской республики, кто бы предсказал находку свитков Мертвого моря? Свитки, написанные на пергаменте, – ведь они куда менее долговечны, чем предметы из золота или серебра, или даже чем Ковчег, сделанный из дерева ситтим. И раз уж они пролежали в пещерах Кумрана две тысячи лет, то почему не могли сохраниться сам Ковчег и сокровища Храма?»

Рувим прочел письмо и согласно кивнул. Я повторил ему слова Рабина о том, что Медный свиток еще покажет себя, нужно только расшифровать приметы. Я заказал нам виски; Рувим просмотрел список книг и посвятил меня в самые свежие новости касательно поисков Ковчега. Последние несколько недель он занимался изучением этого вопроса.

Как и предполагал Рабин, за Ковчегом охотятся многие. Например, шустрый молодой американец, который болтается неподалеку от гостиницы «Петра» рядом с Яффскими воротами. Он пьет много водки, и подружек у него куда больше, чем нужно, но зато у него есть стэнфордская степень по семитологии и хорошо соображает голова. Он подружился с одной арабской семьей, проживающей недалеко от Храмовой горы, и теперь усердно раскапывает их внутренний дворик. Таких искателей много, заметил Рувим и поведал мне о последних заявлениях.

Напоследок он рассказал о трех американцах, всерьез взявшихся за поиски. Рон Уайетт из Теннесси утверждал, что нашел Ковчег в пещере неподалеку от Иерусалима. Физик из Лаборатории радиофизики Стэнфордского исследовательского института в городе Менло-Парк, штат Калифорния, пролетел над Храмовой горой, пытаясь исследовать ее основание с помощью цезиевых магнитометров, но Ковчега не нашел. И наконец, Том Кротсер объявил в 1981 году, что откопал Ковчег рядом с горой Нево в Иордане. Он сделал снимки, но опубликовал только один – с изображением не слишком старого на вид медного ларца, из которого торчали гвозди явно современного изготовления.

В баре сидело полно народу – писатели, поэты, кое-кто из довольно известных государственных деятелей. Как обычно, там царил полумрак. Все семь столиков были заняты – посетители ели суп-гуляш, тафельшпиц с хреном и свекольным соусом – блюда австро-венгерской кухни, как раз под стать ностальгическим вкусам и обычаям, которыми проникнуты все стороны израильской жизни.

За наш столик подсел знакомый член правительства в строгом костюме и стал вполголоса рассказывать о том, что под Храмовой горой недавно обнаружили ход, и о том, какие это вызвало серьезные споры. Шин бет – Служба общей безопасности Израиля – изучает возможную реакцию мусульманского населения. Наш знакомый пояснил:

– Год назад или около того члены «Атерет коаним» в поисках Ковчега проводили несанкционированные раскопки и вызвали тем самым серьезное возмущение в мусульманской среде. В октябре тысяча девятьсот девяносто первого некая группа, называемая «Верные Храмовой горе», устроила демонстрацию под провокационными лозунгами. Ходили слухи, что «Верные» планируют закладку фундамента для нового Храма. Как вы знаете, это привело к мятежам, в результате которых погибли двадцать два палестинца. И если теперь там начать какие-нибудь серьезные раскопки, по всему мусульманскому миру от Касабланки до Карачи польется кровь. Евреев не пощадят.

Через несколько минут в бар вошла моя самая старинная приятельница в Иерусалиме Шула Эйзнер, работавшая у мэра Иерусалима Тедди Коллека. За ней появился и сам мэр с толпой разряженных американцев. Шула ненадолго присела к нам. Я воспользовался случаем – познакомил ее с Рувимом и рассказал о поисках Ковчега. Когда Шула уже уходила, я поинтересовался, не имеет ли муниципалитет отношения к закрытию раскопок под Храмовой горой и не обсуждается ли вопрос об их разрешении.

– Ребята, – сказала Шула – акцент у нее был, как у жительницы Бронкса, – даже не спрашивайте! В Иерусалиме пока что тихо. Пусть так и дальше будет. Храмовая гора хуже пороховой бочки. А насчет Ковчега – оставьте вы в покое это старье!

И она отплыла к мэру и его гостям.

Через некоторое время бар опустел, и около полуночи мы вышли на улицу Короля Георга. Перед тем как нам разойтись, Рувим спросил:

– У тебя найдется немного свободного времени?

– Найдется, наверное, – неохотно ответил я.

Водитель Рувима ждал нас с автомобилем неподалеку от бара. Рувим открыл дверь и втолкнул меня на сиденье. У Яффских ворот я вышел. Рувим как-то чересчур торопливо пожелал мне спокойной ночи и пообещал, что скоро со мной свяжется.

На улицах все еще было полно солдат. Их, видимо, подняли по тревоге, и, шагая по темным переулкам, я слегка беспокоился, хотя посты стояли почти на каждом углу. Добравшись до дома, я почувствовал облегчение.

С Иудейских гор доносился прохладный ветер пустыни. Я стоял на крыше и смотрел на Купол камня. Глядя на Храмовую гору, я уже не мог не думать о Ковчеге. Нужно мне и самому что-нибудь почитать.

Несколько недель я не выходил из читального зала отдела иудейской литературы Еврейской национальной и университетской библиотеки в Иерусалиме. Полки тут ломились от пыльных ветхих томов, многие из которых собирали после Второй мировой войны по разоренным еврейским семинариям и библиотекам Европы. Война уничтожила результаты сотен лет умственной работы – об этом можно было судить по старым штампам библиотек и синагог Санкт-Петербурга, Лодзи, Одессы.

Среди читателей библиотеки было много ортодоксальных евреев в темной одежде, склонившихся над сочинениями раввинов. Бледнолицые молодые люди с коротко остриженными волосами, в очках с толстыми стеклами, читали и раскачивались взад-вперед.

После проведенных в библиотеке недель я несколько дней ни с кем не встречался и почти не выходил из дому. Мое новое увлечение начало переходить в страсть; много часов я провел, углубившись в свои заметки – пытался выстроить какое-то рассуждение о Ковчеге. На телефонные звонки не отвечал.

Мои арабские приятели – мы познакомились на рынке, – не видя меня, решили, что я заболел, и пришли навестить. Они принесли хабиз – тонкий, как бумага, арабский хлеб, блестящие черные маслины и сваренные вкрутую яйца. Я пил густой арабский кофе, которым они меня угостили, и думал о тайне Ковчега.

В предыдущие годы я посещал еврейские общины по всему миру. Мне вспомнился вечер, проведенный у главного раввина Джербы, острова у побережья Туниса. Мы встретились где-то в пору еврейской Пасхи. Раввин пригласил меня отобедать в небольшом чистейшем домике в древнем еврейском квартале Хара Сегира. За обедом речь зашла о разрушении Храма.

Хозяин с живописными подробностями поведал мне о разграблении Иерусалима, о разрушении Святая Святых, о том, как завоеватели попирали мраморный пол жилища Всевышнего. Описывая это национальное бедствие, старик плакал. Слезы текли по его впалым щекам и всклокоченной седой бороде.

В одном, подумал я, Рабин точно прав. Если бы вавилоняне или римляне уничтожили Ковчег, евреи до сих пор бы его оплакивали.

Услышанное в Джербе лишний раз меня убедило: евреи сделали бы все возможное для спасения своего бесценного наследия. По утверждению почтенного раввина, после разрушения вавилонянами Храма несколько священников бежали на побережье Северной Африки и основали на Джербе общину – с собой они привезли дверь и камень из Святая Святых. Камень этот и сейчас там. Предания о пребывании Ковчега в Джербе не существует; видимо, священники спасли то, что успели.

«Нужно идти по следам священников», – сказал когда-то Рабин.

Шел февраль 1993 года; Иерусалим наслаждался ранней весной. Как-то утром я сидел у себя во внутреннем дворике под лимонным деревом, окруженным горшками с цикламенами и мелколистным базиликом, и пытался подвести итог: что же достоверно известно о Ковчеге до того, как он исчез из Храма царя Соломона?

Когда евреи под предводительством Моисея бежали из египетского рабства и пересекли Красное море, они направились в Синайскую пустыню. В первое же новолуние после исхода они разбили лагерь перед горой Синай. Бог повелел Моисею подняться на гору и получить Закон. Получив Закон в виде Десяти Заповедей, выгравированных на каменных скрижалях «пальцем Всевышнего», Моисей спустился с горы и увидел, как израильтяне поклоняются золотому изваянию тельца. В гневе Моисей разбил скрижали, и Бог приказал ему изготовить другие такие же.

Десять заповедей составили основную часть соглашения между Богом и израильтянами, то есть Завета. Бог повелел Моисею построить Ковчег и положить в него скрижали, на которых написан Завет.

В Библии существуют два совершенно разных описания Ковчега.

Согласно первому из них, Ковчег выстроил по приказу Моисея художник Веселеил. Корпус он покрыл чистым золотом. Крышка (капорет) – ее называют еще Престол Господень – имела золотой обод. На ней сидели два золотых херувима, и их распростертые крылья образовывали над крышкой арку. С каждой стороны Ковчега было по два золотых кольца, в которые вставлялись шесты для его переноски.

Второй вариант устройства Ковчега куда более прост. Согласно Второзаконию, Ковчег строил сам Моисей и строил совершенно иначе. Ковчег представлял собой простое деревянное вместилище. Ни о гвоздях, ни о пазах, ни о клее не упоминается. То есть это могла быть емкость, выдолбленная из дерева ножом или долотом.

И в том и в другом случае Ковчег изготовлен из акации, по-еврейски – ситтим. Во многих засушливых зонах Африки акация – дерево распространенное. В Синайской пустыне – на перешейке между Азией и Африкой – акация царствует безраздельно. Там она практически единственный строительный материал.

Древесина у акации твердая, очень тяжелая, плотная и долговечная. В условиях пустыни она совсем не портится. В Египте встречаются панели из акации, которым больше трех тысяч лет. В хороших условиях Ковчег может храниться практически вечно.

Длина Ковчега – два с половиной локтя, ширина – полтора локтя, высота – полтора локтя. Если перевести это в футы, получается: два фута в высоту, два в ширину и около трех в длину. Примерно как большой чемодан. Его легко переносить, легко спрятать.

Но для чего он нужен? Первое назначение Ковчега – служить вместилищем каменных скрижалей. Второе – Престол Господа, который открывался Моисею прямо над распростертыми крыльями херувимов. Нижняя часть Ковчега служила подставкой для ног Господа.

В обоих вариантах описания Ковчег поместили в подобие шатра, называемое скинией. Затем Аарон, брат Моисея, принес жертву Богу. Он исполнил все, как было велено, и то, что Аарон возложил на жертвенник, сгорело, но не от зажженного им огня. Огонь загорелся сам.

Позже его сыновья Надав и Авиуд совершили жертвоприношение не так, как следовало, – не по уставу Господа. Они принесли к жертвеннику чуждый огонь, и Господь сжег их своим огнем. Огонь вышел из Ковчега. Свойства Ковчега позволяли ему изрыгать огонь. Он мог убивать – и убивал.

«Две огненные струи, исходящие от херувимов над Ковчегом, – говорится в Мидраще,[7] – сжигали на пути змей, скорпионов, колючки и уничтожали врагов Израиля».

Раввины называли это пламя «огонь Господа».

Подобно тому как сегодня при транспортировке боевых ракет их прикрывают маскирующими материалами, Ковчег всегда покрывали голубой тканью и шкурами животных.

На него не дозволялось смотреть даже священникам.

В Библии упоминается молитва – очень древняя, похожая на молитвы, произносимые над оружием.

«Когда поднимался Ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя! А когда останавливался Ковчег, он говорил: возвратись…»[8]