Текст книги "До мозга костей (ЛП)"
Автор книги: Триша Вульф
Соавторы: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Это соперничество между нами началось задолго до сегодняшнего дня.
Бросать вызов доктору Рос стало почти таким же удовольствием, как и чувство, когда мои жертвы испускают свой последний вздох.
Мой взгляд останавливается на бледном оттенке её дрожащих губ, кровь отхлынула от них. Ни одна частичка меня не хочет согревать её. Меня охватывает внезапное и опасное желание разоврать ей хлипкую блузку, чтобы увидеть мурашки, покрывающие её кожу.
Я должен уехать.
Сегодня вечером.
Мудрый выбор – собрать свои вещи и убраться из города. Я уже давно определился со своим следующим пунктом назначения. Всё, что мне нужно сделать, это уйти и не оглядываться.
– Так что, по-твоему, мы должны делать?
Вопрос слетает с моих губ, шокируя нас обоих.
– Я разберусь с Брэдом, – говорит она, ее голос дрожит. – Без улик или доказательств каких-либо несоответствий. Я прекрасно могу успокоить его, не прибегая к крайним мерам.
Прямо сейчас, я заканчиваю за нее.
Брэд может быть и податливый, но это до поры до времени, и его время вышло в тот момент, когда он вторгся на мою территорию.
Я молча соглашаюсь, решительно кивнув.
– А тело?
Она делает вдох, её губы дрожат, она прижимает ладони к стали и толкает себя вперед. Я не отступаю.
– Не вижу причин, почему мы должны отменить все наши развлечения… – она смело зажимает мой галстук между пальцами. – Кроме того, у тебя всё ещё есть эта противная запись со мной. Ты готов удалить её, Джек? Готов отказаться от своих рычагов давления про меня? – она накручивает галстук на ладонь, горячее трение её руки ласкает мою грудь. – Девушке нужно как-то заботиться о себе в этом мире.
Огонь пробегает по моему телу, разжигая мои действия, прежде чем я осознаю, что сделал шаг. Я хватаю Кири за горло, моя ладонь прижимается к её трахее, пальцы сдавливают её шею, затем смотрю вниз, на её милое лицо, и упиваюсь промелькнувшим страхом, который она успевает быстро скрыть.
– Ты не девушка, – говорю я, мой тон убийственен. – Ты – раздражающее неудобство, которое напрашивается на хорошую порку.
Её зрачки расширяются.
– И разве тебе не ненавистно то, что тебя это сильно возбуждает.
Мой член дергается в ответ, искушение раздавить её трахею – яростная потребность, обвившаяся вокруг моей сходящей на нет сдержанности. Я давлю на её горло, в то время как она глотает, и чувствую, как её подъязычная кость соблазнительно прижимается к моей ладони.
Наши лица теперь в сантиметрах друг от друга.
– Назови мне хоть одну чертову причину, почему я не должен задушить тебя и положить твоё безвольное тело в один из этих шкафчиков.
Тяжело дыша, она убирает руку с моей груди и опускает пальцы в карман юбки. Поместив серебряный предмет в поле моего зрения, она чиркает зажигалкой.
Моя хватка слабеет, и она говорит: – Потому что ты понятия не имеешь, что ещё у меня есть на тебя, Джек. А теперь будь хорошим мальчиком и убери руку.
Ладонь всё ещё сжимает её горло, какая-то темная потребность отказывается её отпускать.
Освобождая её горло по одному пальцу за раз, я медленно отстраняюсь. Это как раздвинуть два противоположных полюса магнита.
Она трогает свою шею, изящные пальчики осматривают её на предмет повреждений.
– Я знаю, как душить, не нанося вреда, – говорю я. – Если захочу причинить тебе боль, то сделаю это.
– Хорошо, Джек. Новая цель, – подняв подбородок, она расправляет плечи. – Я предлагаю поднять ставки в нашем соперничестве. Брэд скоро уедет, и я согласна, что мы можем объявить ничью. Но этот специальный агент? Ему и правда стоит исчезнуть.
– И как ты предлагаешь кому-то из нас этого добиться, лепесток?
Её брови приподнимаются на слове «лепесток».
– Честно говоря, ты совсем не умеешь веселиться, Джек, – она подходит ближе. – Используй своё воображение, – затем она проходит мимо меня.
– Куда ты идешь?
– Как бы мне ни нравилось замерзать до смерти с тобой в холодильной камере, думаю, нам лучше убираться отсюда. По отдельности. Знаешь, чтобы не вызвать подозрений, – она улыбается и хлопает своими густыми ресницами. – Если только ты не хочешь, чтобы наши коллеги подумали, что у нас роман.
На моё суровое молчание она тяжело выдыхает и говорит: – Для виду я собираюсь присоединиться к поисковой группе.
Я киваю.
– Хорошая идея.
– Я вне себе от счастья от твоего одобрения.
Когда она направляется к двери, я обхватываю пальцами её запястье.
– Избавься от ленты с цветов, – говорю я ей. – Избавься от тела.
Она смотрит на меня.
– Останься здесь ещё на несколько минут, прежде чем выйти, – говорит она, отвечая собственным приказом. – Твоё холодное сердце выдержит.
Мимолетный образ погребения под слоем холодной белой пыли застилает моё зрение, на мгновение, останавливая меня, и Кири вырывается из моей хватки. Воспоминание исчезает так же быстро, как и Кири выскальзывает за дверь.
Я остаюсь в холодильной камере с большим количеством вопросов, чем когда вошёл, и с твердым членом. Вспышка гнева подрывает мою решимость вести себя прилично. Желание выслеживать и охотиться на свою жертву пульсирует в моих венах, но с федералом, шныряющим по городу, сегодня вечером удовлетворения не будет.
Придётся расслабляться другим способом.
7. ПЛЕННИК
Кири
– Ты должен быть счастлив, – говорю я, подтаскивая стул к защитному стеклу, ножки с пронзительным скрипом скрежещут о бетонный пол. Я опускаюсь на медицинскую сталь, упираясь локтями в колени. – Джек собирался убить тебя в ближайшие несколько дней. Он, вероятно, разрезал бы тебя на части, может быть, даже забрал бы несколько твоих костей. Если бы ты соответствовал всем его извращенным критериям, он мог бы даже сделать это, пока ты всё ещё был бы жив.
Мои глаза театрально расширяются. Я даже добавляю жутковатое «ууу», шевеля пальцами в перчатках в сторону моего пленника.
Человек по ту сторону стекла заикается, рыдает и всхлипывает.
Я вздыхаю и опираюсь подбородком на сложенные пальцы, глядя на своего хнычущего пленника с нежной улыбкой. Он красив, но не горяч, атлетичен, но не силен. Как низкосортный теннисист. Может быть, любитель гольфа. Его большие карие глаза блестят от слез, и у меня возникает внезапное желание лизнуть его щеку, почувствовать вкус страха на его коже.
– Но что мне в тебе нравится, так это то, что ты подходишь и под мои критерии, – говорю я. – Не то чтобы это имело значение, если бы галочки стояли не во всех пунктах в моем списке уродов. Сейчас, всё это не так важно.
– Отпусти меня, пожалуйста. Пожалуйста. Обещаю, я никому ничего не расскажу, – мой пленник прижимает руки к стеклу, выражение его лица – восхитительная смесь горя и ужаса. – Я не пойду в полицию, а уеду в другое место, куда захочешь. Уеду из города. Исчезну.
Я дуюсь и хмурю брови.
– Поверь мне. Здесь ты в большей безопасности, – невысказанное «пока» звучит в моей расширяющейся ухмылке, в то время как я откидываюсь на стуле и изучаю человека за стеклом. – Колби Кэмерон. Гроза всех кисок, исключительный член студенческого братства. Кэндимэн18, ведь так тебя называют твои друзья-неудачники?
– Нет, я не…
– Заткнись, блять, – рычу я, вскакивая со стула, чтобы ударить по стеклу обеими ладонями. – Я знаю о тебе всё. Знаю всё о таких, как ты. Я изучала вас в течение десяти лет.
Усмиряя свой угрожающий, дикий взгляд, закрываю глаза и успокаивающим движением перекидываю темные волосы через плечо. Я аккуратно перебираю густые пряди, выдыхая через рот. Когда я открываю глаза, моя сладкая улыбка снова на месте.
Улыбки продаются, малышка!
– Твои друзья знали, как тебе удавалось затащить в постель так много девушек? Дело было не просто в твоём американском обаянии, не так ли? И не в твоем милом личике. А в том, что ты подсыпал им кое-что в напитки. Сладкую щепотку успокоительного от Кэндимэна, – я провожу пальцем, покрытым латексом, по стеклу и отворачиваюсь. – Думаю, твои друзья знали, что ты делал. Иначе зачем бы они дали тебе такое дурацкое прозвище.
Я отхожу от стеклянной клетки, направляясь мимо каталки из нержавеющей стали в центре комнаты, мимо фотографий и заметок, приклеенных к бетонным стенам, мимо стола с инструментами, охлаждёнными воздухом из вентиляционного отверстия в потолке. Останавливаюсь у морозильной камеры и провожу пальцами по его белой поверхности, которая гудит под ними.
– Как я и говорила, – шепчу я секретам в этом холодном ящике. – Я знаю таких, как ты. Я пережила таких, как ты.
Порыв ледяного воздуха ласкает мои руки, когда я открываю крышку морозильной камеры. Мурашки пробегают по коже, и я думаю о Джеке. Когда-то давно, в решающий момент, его присутствие принесло благословенный поцелуй холода моей коже, бальзам от боли, которая горела в моей груди, как пламя. Я думала, что если смогу найти его, если смогу быть рядом с ним, то так будет и всегда. Верила, что Джек – единственный, кто сможет заглушить эти страдания. Если бы я могла создать условия, в которых мы оба могли бы процветать, тогда, может быть, я не была бы больше так одинока. Но это была лишь наивная мечта. В реальности, мало-помалу, он делал только хуже. Он распалил мою ярость до состояния адского пламени, которое кипит под хрупкой оболочкой, его раскалённый жар слишком близок к поверхности, чтобы я могла его удержать.
Поэтому теперь мне остается только одно.
Заставить. Джека. Страдать.
Я тянусь в морозилку и достаю голень Мейсона, затем какое-то время стою спиной к Колби, рассматривая кристаллические хлопья, прилипшие к волоскам на серой, обескровленной плоти. Мне почти жаль Мейсона. Не то чтобы он отвечал всем моим критериям, но я сделала то, что должна была, чтобы взять Джека под контроль. Тем не менее, Мейсон тоже не был святым, судя по его порно интересам к несовершеннолетним девочкам, которые я обнаружила, когда копалась в его ноутбуке, стирая улики.
Я вздохнула, погладив замерзшую кожу на икре Мейсона.
– Ты когда-нибудь слышал о Молчаливом Убийце, Мистер Кэндимэн?
Колби на мгновение замолчал, собирая пазл воедино.
– Я… я н-никогда никого не убивал.
– Я это знаю, – рычу я, поворачиваясь к нему лицом с отрубленной ногой в моей руке в перчатке. Вздох Колби переходит в рыдание. Он отворачивается, и его рвет, желчь брызжет на нижний край стекла.
– Господи боже. Туалет всего в нескольких шагах, Колби. Я не собираюсь убирать за тобой.
Я наблюдаю за ним с отвращением, скривив губы. Мне уже привычно всё это: мужчины блюют. Мочатся. Даже обсираются. Думаю, что смогла бы получить «нечестивое трио» от Колби Кэндимэна.
– Всё-таки рискну предположить, – говорю я, помахивая ногой, а затем с грохотом опускаю её на каталку. – Думаю, ты слышал о Молчаливом Убийце. Но, держу пари, ты никогда не слышал, что был один человек, который выжил после его череды убийств. В кои-то веки это не попало в прессу. Хотя думаю, ты мог бы догадаться, кто был этим единственным выжившим.
Я бросаю лишь короткий взгляд на Колби, пока иду к столу с инструментами и выбираю скальпель и пинцет, чтобы использовать их на отрезанной ноге. Сосредотачиваюсь на ногте первой фаланги, захватываю его пинцетом, работая острым краем скальпеля по мембране, которая приклеивает промороженный кератин к плоти, пока он не начинает отсоединяться.
– Он не так уж сильно отличался от тебя, – говорю я, отрезая ноготь от кожи и кладя его на край каталки, а затем перехожу к следующей фаланге, чтобы отрезать ещё один ноготь. – Я была молода. Мне было семнадцать лет и никак не знала, что есть серийный убийца, охотящийся на таких девушек, как я. Такие люди, как Молчаливый Убийца, были кошмарами, которые не касались таких жизней, как моя. Он был просто темным фантомом. Пока он не стал реальностью. Пока он не накачал меня, пока не вошел в мой дом. Пока он не вонзил свой клинок между моих костей, в то время как мои родители умирали прямо у меня на глазах.
– Пожалуйста, пожалуйста, – ноет Колби, когда он наконец перестает выплескивать содержимое своего желудка на неподходящие поверхности. – Я просто хочу домой, умоляю тебя.
– Сколько девушек говорили тебе то же самое? Сколько девушек умоляли тебя отвезти их домой? – спрашиваю я, роняя второй ноготь на стол, а затем бросая быстрый взгляд на Колби через плечо, прежде чем вернуться к своей работе. – Ты хищник. Тебе так долго сходило это с рук, что ты даже не беспокоился о том, что тебя могут поймать. Ты думал, что неприкасаем. Но знаешь что? Ты не на вершине пищевой цепочки. Ты – то, что мы называем в биологии третичным потребителем. Как змея. Или койот, – я сглатываю внезапное жжение в горле, когда вытаскиваю третий ноготь. – Есть волки, Мистер Кэндимэн. И им не терпится сожрать тебя.
– Я н-не могу… Я не… Я не плохой парень…
– Знаешь, все боятся волка. Но знаешь ли ты, чего боится волк в царстве дикой природы? – спрашиваю я, вытаскивая ещё один ноготь и бросая его на стол. – Рыси, – Колби всхлипывает позади меня и тихо рыдает. – Удивительно, не правда ли? Большинство людей никогда бы не догадались. Они выглядят такими милыми, с плюшевым мехом, лапками-снегоступами и этими очаровательными маленькими черными кисточками на ушах. Ну просто милашки, – я выковыриваю четвертый ноготь из замерзшего пальца со слабой, злобной ухмылкой. – Но рысь может пробраться в волчье логово. Убить их детенышей. Их беременных самок. Даже взрослых самцов, когда они останутся одни. Рысь перевернет волка на спину, вскроет ему брюхо или шею, а потом оставит умирать. Одинокая рысь никогда не бросит вызов волчьей стае. Нет… она будет выжидать. И когда ты меньше всего будешь ожидать, – говорю я, освобождая последний ноготь и складывая его к другим, – тогда они нападут. И убьют.
Я беру ногу за лодыжку и возвращаю её в морозильник, а затем собираю ногти в маленький зип-пакет, который кладу во внутренний карман куртки, а перчатки выбрасываю в мусорное ведро рядом со столом с инструментами. Мой взгляд останавливается на стене с фотографиями и заметками, и я тяну фотографию вниз, сцена настолько знакома, что смотреть на неё не нужно, детали выжжены в моей памяти. Я кладу её в карман рядом с пакетом с сувенирами и с ухмылкой поворачиваюсь лицом к своему пленнику. Когда я подхожу к стеклу, Колби отступает назад, восхитительные слезы смачивают его густые ресницы и скользят по коже.
– Джек – это волк, который охотится на тебя. Но угадай, кто я? – я прижимаю руки к стеклу и пожимаю плечами в сопровождении моей коварной улыбки. – Если у волка не было шансов против рыси, что толку от твоей мольбы?
Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем я поворачиваюсь и направляюсь к укрепленной стальной двери.
– Убери свою рвоту, мистер Кэмерон. Полотенца в резиновом контейнере под твоей кроватью. У меня дела.
Я покидаю каморку под мелодию мольбы и протестов Колби, первая дверь захлопывается за мной с грохотом, который эхом разносится по бетонной лестнице. Подходя ко второй двери, я беру свою винтовку с того места, где она прислонена к стене, и набираю код на клавиатуре, чтобы открыть замок, входя в потайной подвал моего охотничьего домика.
Мой пес Корнетто поднимает голову со своего места, где он лежит, охраняя порог хижины, когда я вхожу на первый этаж, и присоединяется ко мне, чтобы сесть рядом на потертый диван, где я кладу Savage 11019 на бедра. Я достаю фотографию из кармана, где спрятаны ногти. Её сделала я с помощью объектива дальней дистанции, на ней Джек за год до моего приезда в Университет Уэст Пейн. Он изображен в профиль, его руки засунуты глубоко в карманы, а пронизывающий ветер приподнимает короткие темные волосы со лба. Джек смотрит на единственный акр земли, который университету удалось выделить для его исследований с помощью нищенского гранта. Это было до моего появления. До того, как я добилась выделения дополнительных сорока восьми акров земли для полевых исследований. До того, как я добилась финансирования для строительства новых лабораторий и учебных помещений. Это было в те дни, когда каждый шаг, который я делала, приближаясь к своей цели, всё ещё казался мне замечательным испытанием, тактическим ходом на шахматной доске.
Мне вспоминаются слова моего отца. «Ты должна запомнить одну пословицу, Орешек», – говорил он мне каждый сезон, независимо от того, какую добычу мы выслеживали. «Охота – это не спорт. В спорте обе стороны должны знать, что они в игре.»
Это не охота, больше нет. Даже если Джек наконец поймет, что он в игре, это не спорт.
Это расплата.
Я провожу пальцем по лицу Джека, боль вспыхивает под тонкой, потрескавшейся коркой ярости, которая накопилась за годы, прошедшие с того момента, как был сделан этот снимок. Меня никогда особо не беспокоило, что когда мы впервые официально встретились, он не вспомнил меня. Конечно, разочарование присутствовало, но это не было настолько сильным ударом, чтобы ранить моё сердце. С тех пор всё изменилось. Каждый его удар был преднамеренным. Каждый ядовитый укус всё сильнее разгорался в моих венах.
И дело не только в том, что я не заслужила этого яда.
Дело в том, что он значил для меня, несмотря на каждый удар.
Джек был человеком, на которого я равнялась. Тем, кто мог обескровить своих врагов и при этом вести успешную жизнь в обществе, скрывая свои темные секреты от посторонних глаз. Я хотела быть похожей на него. Контролирующей. Невосприимчивой к жестокости времени. Могущественной. И я хотела дать Джеку то, что он дал мне: условия для процветания при отсутствии света.
Поэтому я с головой окунулась в учебу. Получила каждую степень за минимальное время, я училась бесконечно, пока не стала лучшей в своем классе. Записывалась в каждую полевую школу, использовала каждую возможность. Свои охотничьи навыки я направила на тех, кто этого заслуживал, очищая Эшгроув, а затем и Вествью от остатков цивилизации по одной бездарной душе за раз.
И когда я наконец добралась до Уэст Пейна, чтобы создать безопасное убежище для нас обоих, Джек отвергал меня на каждом шагу.
Мне необходимо найти способ заставить его страдать. Только так я смогу наконец освободиться. Может быть, тогда я восстановлю оазис, который создала в Уэст Пейне, и сама приму его солнце и тени.
Я достаю из кармана трофейную зажигалку Джека и открываю крышку, чиркая по кремневому колесику, чтобы оживить пламя. Кажется неправильным подносить край фотографии к огню, но я всё равно делаю это. Я позволяю пламени сжигать бумагу, пока оно не обожжет кончики моих пальцев, и только тогда я отпускаю её, бросая горящую фотографию на истертые доски у моих ног. Мой ботинок втирает огонь и пепел в пол, а затем я выхожу из хижины, чтобы доставить Корнетто в целости и сохранности домой, прежде чем ехать на Исследовательские Поля Басса.
Припарковавшись, я пишу доктору Кэннону, чтобы сообщить ему о своем прибытии, и он сразу же отвечает, хотя я знаю, что он не зайдет проверить меня. Поисковая группа уже почти закончила прочесывать территорию, когда они сообщили доктору Кэннону о животном, странно ведущем себя на фермах, прилегающих к исследовательским площадкам. Конечно, поиски ни к чему не привели, и большинство людей, похоже, уехали. На парковке стоит несколько машин, но никого не видно, пока я беру винтовку и рюкзак с заднего сиденья своего Land Rover. Я не вхожу в здание, не смотрю на окна лабораторий. Просто иду в сторону полей с опущенной головой, ища следы моей добычи.
Участок в пятьдесят акров, на котором расположены Исследовательские Поля Басса, не является огромным пространством для прогулок, но он полон лесистых участков, ручьев и полей, окруженных смещением сельскохозяйственных угодий и редкого леса. Здесь много места для того, чтобы существа могли прятаться и бродить, рыть норы и выводить потомство. При изобилии легкой пищи для падальщиков многие из этих существ держатся поблизости, и их нетрудно найти, если знать, где искать. И мне не требуется больше двадцати минут, чтобы обнаружить то, что мне нужно.
Я кладу одеяло на хрустящую, покрытую инеем траву, всё ещё находясь в пределах видимости исследовательских лабораторий, расположенных у меня за спиной. Я ложусь на живот и настраиваю прицел, но не стреляю. Просто смотрю некоторое время, позволяя холоду и тишине поглотить меня, позволяя узлу сожаления затянуться вокруг горла, пока я слежу в прицел за одиноким зверем.
– Вас не должно здесь быть, доктор Рос.
Я хихикаю, но не поднимаю глаз.
– Ты думаешь, я бы стала рисковать без разрешения? Средь бела дня? С гребаной винтовкой? Вы, должно быть, всё ещё невысокого мнения обо мне, доктор Соренсен.
Когда он говорит, я слышу улыбку в голосе Джека. Слабую, но всё же улыбку.
– Я имел в виду, что вероятный убийца на свободе. Тебе не следует оставаться здесь одной. Для большей убедительности.
– Винтовка, Джек.
Джек останавливается рядом со мной, его изношенные ботинки видны периферийным зрением на краю непромокаемого одеяла. На долгие мгновения между нами воцаряется тишина, слышны лишь звуки птиц и шелест трав. Уверена, Джек взвешивает потенциальную возможность от удара ногой мне по голове против возможности получить пулю в яйца. Но, что удивительно, он не двигается, чтобы рискнуть.
– Тебя не было с поисковой группой, – говорит Джек вместо этого.
– Неа.
– Почему?
Я пожимаю плечами, не отрывая глаз от прицела.
– У меня были более важные дела.
Наступает момент тишины, когда я думаю, что он собирается отчитать меня за то, что я не явилась на поиски, но молчание затягивается, и Джек не делает резких замечаний.
– Ты не в камуфляжной форме, – замечает он вместо этого.
– Нет. Сегодня она мне не понадобится, – отвечаю я, мой голос низкий, ровный и тихий, как торжественная молитва в пустой церкви. – И, надеюсь, я отпугну того, кто будет достаточно в себе, чтобы заметить.
Я смотрю на Джека. Его глаза прикованы к горизонту, куда направлен мой прицел, взгляд блуждает по ландшафту в поисках моей добычи. Когда я следую за линией прицела, я вижу её вдалеке. Голова опущена. Рыжий мех. Неровный шаг.
– CBF-14, – говорю я, перекатившись влево на одеяле, затем отрываю ладони от винтовки и смотрю вверх, чтобы встретить вопросительный взгляд Джека. – Взгляни.
Джек не подходит ближе и не вынимает руки из карманов куртки. Он просто поворачивает голову и смотрит на меня оценивающим, сомневающимся взглядом.
– Хотите отдать мне своё оружие, доктор Рос?
– Стрелять мне в голову на территории кампуса вряд ли в твоем стиле. Если бы ты хотел убить меня, в чем я не сомневаюсь, ты бы предпочел что-то более уединенное и… интимное… чем это, – я закусываю нижнюю губу, в то время как взгляд Джека опускается на мою соблазнительную, понимающую ухмылку. Зловещий смешок зарождается в моем горле, когда его глаза сужаются, зрачки поглощают серебристые радужки, пока не остается только тонкая полоска цвета. Моя улыбка становится ещё более озорной. – Как ты думаешь, почему я зачесываю волосы наверх и надеваю эту рубашку сливового цвета с воротником-бантом в те дни, когда больше всего хочу тебя разозлить, а? – спрашиваю я, поворачивая голову, подставляя горло холодному осеннему воздуху, и провожу пальцами по коже.
– Я терпеть не могу эту рубашку.
– Я знаю. Это встроенная лигатура. Так близко к удушению, и в то же время так далеко. Такая дразнилка, – я заставляю смешок звучать более язвительно, чем есть на самом деле, когда перемещаюсь на пару сантиметров влево и снова предлагаю винтовку. – Ну же. Я не буду кусаться… в этот раз.
Между бровями Джека появляется складка. На мгновение я думаю, что он просто уйдет, оставив после себя несколько холодных и режущих слов. Но вместо этого он подходит ближе, его глаза не отрываются от моих, в то время как он встает на колени рядом со мной, холодный, металлический блеск его глаз проникает в мою душу, пока винтовка не оказывается в его руке. Моя улыбка исчезает, когда аромат ветивера поднимается над запахом примятой, прохладной травы и влажной земли. Джек ложится на живот рядом со мной, опираясь на локти, и выглядит с винтовкой в руках так же естественно, как с фужером шампанского в безупречном черном костюме на торжественном мероприятии.
– Куда мне смотреть? – спрашивает Джек, его внимание переключается на мои губы, прежде чем он прижимает винтовку к плечу и сосредотачивается на горизонте.
– На холме, справа от сосен, – отвечаю я, собирая обрывки своих разбегающихся мыслей. Волна сожаления – это всё, что остается, когда я следую взглядом за дулом ружья. – Койот.
Джек кивает, его правый глаз смотрит в прицел, левый зажмурен.
– Он у меня на прицеле.
– Она, а не он, – поправляю я, но мягко. – Что ты видишь?
– Койота.
Я закатываю глаза.
– Ты упрямый ублюдок. Что ты…
– Кажется, она дезориентирована, – я чуть ли не давлюсь собственной слюной от намека на веселье в голосе Джека. Оглядываюсь, чтобы успеть поймать исчезающую ухмылку, но он не отрывает взгляда от прицела. Улыбка переходит в нечто более серьезное, когда он наблюдает за животным вдали. – Она просто споткнулась. Она ранена… нет, она больна.
– Ты кажешься уверенным. Почему? – спрашиваю я, хотя уже знаю, что он прав.
– Язык её тела. Её голова и уши опущены. Кажется, что она… реагирует на что-то. Не на нас? Не на наш запах?
– Нет. Ветер на нашей стороне. Даже если он донесется до неё, сомневаюсь, что она побежит.
Джек переключает внимание с койота. Его пронзительный интеллект обрушивается на меня с тяжестью клинка. Я пытаюсь воздвигнуть стену между нами, но чувствую его пристальный взгляд каждой клеточкой своего тела. Джек не просто смотрит на меня, он проникает внутрь меня.
– В твоей семье были охотники? – спрашивает он, изучая мое лицо.
– Да. Мой отец. Он начал брать меня с собой, когда мне было десять лет, – уголек горит в моей груди, языки пламени обдают старые шрамы жаром. Джек смотрит на меня так, словно я буду вдаваться в подробности, словно простой вопрос или два заставят меня выложить все детали, которых он не заслужил. И всё же прошлое словно ползет по моему горлу, умоляя выпустить его наружу. – Папа брал меня на охоту, потому что я сама этого хотела. У меня не было дерьмового детства, если ты об этом, – говорю я, отводя взгляд, хотя всё ещё чувствую, что он наблюдает за мной. – Оно было идеальным.
Мой шепот словно повисает в воздухе, прежде чем ветер уносит его прочь. Койот вдалеке наклоняет голову, словно прислушиваясь, но я знаю, что она нас не слышит. Она трясет головой и оскаливает зубы на призрачного врага.
– Как её зовут? – спрашивает Джек.
Я хочу сказать CBF-14, но знаю, что он назовет это бредом.
– Солнечный Зайчик.
Я почти чувствую, как Джек собирает своё ограниченное самообладание, и на мгновение мне кажется, что он может бросить винтовку через поле.
– Солнечный… Зайчик…?
– Ага. Для краткости можно просто Зайчик. Или Зая. Но я знала, что ты ещё больше возненавидишь её полное имя.
– Не знаю, Зая звучит довольно ужасно.
Слабая улыбка мелькает на моих губах, когда я замечаю отвращение в выражении лица Джека, пока бросаю взгляд в его сторону. Глубокое удовлетворение доставляет то, как он сморщил нос, словно проглотил что-то горькое. Он передает винтовку обратно, и я нахожу Зайчика через прицел, успокаиваясь под тяжестью оружия, спусковой крючок холоден в осеннем воздухе.
Он так и не положил на него палец.
Я бросаю взгляд в сторону Джека и вижу, что он наблюдает за мной с большим интересом, чем я ожидала.
– Впервые я увидела её ярким летним днем. Она поймала молодого зайца, – говорю я, возвращая своё внимание к животному вдалеке, а затем пожимаю плечами. – Дело было не только в погоде или в добыче. Чем дольше я наблюдала, тем больше понимала, что в ней есть какая-то искра. Своеобразная метафора. Отсюда и Солнечный Зайчик.
– Я думал, что биологи дикой природы должны беспристрастно относиться к своим подопытным.
Я закатываю глаза и вздыхаю.
– Конечно, ты бы так подумал. Это нормально, когда прославленный доктор Джек Соренсен увлечен кучей холодных костей, но Боже упаси, если кто-то ещё будет испытывать хоть отдаленное рвение к своей работе, – ворчу я.
Тишина повисает на долгое время, пока Зайчик делает круг, и понимаю, что я больше ничего не узнаю в ней, ничего не осталось от души, лишь мех, плоть и костный мозг. Острая боль горит глубоко в груди. Я моргаю, не сводя взгляда с койота.
– Нет. Я изучала Зайчика три года. Она мне совсем не безразлична, Джек.
Мы замолчали, в то время как Зайчик посмотрела вниз на траву. Она пробегает несколько шагов, прежде чем, спотыкаясь, останавливается и качает головой, ее челюсть отвисает, а язык шевелится в открытом рту, когда она пытается сглотнуть. Джек наклоняет голову, наблюдая за происходящим. Поведение Зайчика очень странное, даже с такого расстояния и без оптического прицела.
– Бешенство? – спрашивает он.
Мой палец ласкает изгиб спускового крючка, а сердце, кажется, падает в пятки, его вес слишком тяжел для моих костей.
– Да. Мне сообщили об агрессивном койоте, который был убит на улице Митчелл несколько недель назад. Его проверили, и он оказался заражен бешенством. Я разложила на полях приманку с вакциной, но, похоже, опоздала. Может быть, я положила недостаточно. Мне следовало провести ещё один обход, но я позволила себе увлечься другими… вещами, – признаю я, сопротивляясь внезапному желанию взглянуть на Джека.
Тишина окружает нас, затягивает узлы в моем горле. Молчание никогда не беспокоит меня, когда я одна в поле наблюдаю за поведением диких животных. Но когда нахожусь с другими людьми, оно часто грызет меня, скребет мой разум, зудит в моих мыслях. Оно как сущность, как живая дыра, которая просит, чтобы её заполнили, прежде чем моё воображение утащит меня туда, куда мне не хочется идти.
– Никаких замечаний, Джек? – спрашиваю я, подпитывая пустоту, когда она начинает поглощать меня. Но, по правде говоря, я также удивлена, что он не воспользовался возможностью укорить меня за мою самопризнанную ошибку. – Я наблюдала за Зайчиком почти столько же времени, сколько я здесь, в Уэст Пейне. Из всех здешних жизней здесь – она моя самая любимая, и я только что сказала тебе, что ее страдания – моя вина. Тебе нечего добавить?
Молчание. Зайчик спотыкается вдалеке.
Я сглатываю, в то время как мой палец вздрагивает на спусковом крючке.
– Ну же, – шепчу я, преодолевая узел, сжимающий мои голосовые связки. – Ты же знаешь, что ничто не сделает тебя счастливее, чем ещё один вонзенный нож.
Молчание Джека кристаллизуется под кожей, обжигая плоть, как прикосновение льда. Мой взгляд останавливается на Зайчике, пока её язык болтается в открытой челюсти.
– Еб твою мать, Джек, давай же, поставь меня на место…
– Кири…
Мой выстрел останавливает его, сила звука эхом отражается в долине. Зайчик падает в траву и не шевелится.
