Текст книги "До мозга костей (ЛП)"
Автор книги: Триша Вульф
Соавторы: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
24. КЛЯТВА
Джек
– В доме были найдены останки Эрика Хейса, – говорит офицер Чендлер. Он переворачивает страницу своего отчета. – По крайней мере, из того, что удалось обнаружить после пожара, судмедэксперт указал причину смерти как самоубийство. Я бы предпочел получить ваше экспертное заключение о причине смерти, – он поднимает глаза от стола, – но, учитывая обстоятельства, это было бы…
– Неэтично, – добавляю я.
Он одаривает меня сочувственной улыбкой.
– Я собирался сказать, что это может причинить Вам дискомформ, учитывая Ваши отношения с жертвой.
Я медленно киваю.
– Я ценю это.
– Конечно, – он закрывает отчет. – Мне жаль, что мне вообще пришлось притащить Вас сюда, Джек.
– Это не проблема, – заверяю я офицера. – Худшее позади.
Местное полицейское управление поддерживает тесные отношения с программой фермы тел. Я проводил экскурсии, обучал ряд сотрудников правоохранительных органов распознаванию признаков преступления на фоне разложения, идентификации пола, возраста и многим другим необходимым для департамента аспектам.
– Ваше сотрудничество в изложении событий поможет положить конец этому делу. О, и вот это, – он кивает в сторону ноутбука на столе, того самого, который я конфисковал из номера мотеля Хейса и из которого я загрузил цифровое содержимое на USB-накопитель. – Уверен, федералам не терпится провести тщательное расследование.
Устройство было упаковано в качестве вещественного доказательства и содержит множество компрометирующих улик, позволяющих связать Хейса с убийствами Райана Янга и Себастьяна Модео, а также указывает на план Хейса повесить эти убийства на доктора Брэда Томпсона. Есть предположения, что два пропавших студента, Мейсон Дюмонт и Колби Кэмерон, являются ещё двумя потенциальными жертвами. Однако никаких телесных доказательств на них пока не было обнаружено.
Как только я вернусь в хижину Кири, я избавлюсь от их останков должным образом, чтобы убедиться, что никаких улик никогда не будет найдено.
Есть также множество доказательств одержимости Хейса доктором Кири Рос, подчеркивающих его одержимость единственной выжившей жертвой Молчаливого Убийцы.
– Я никогда и подумать не мог, что один из наших может быть способен на что-то настолько отвратительное, – говорит офицер. – Черт возьми, он был из ФБР. Невероятно.
Я снова киваю, придавая своему лицу мрачное выражение.
Представленные доказательства рассказывают историю одержимого специального агента, который внезапно сорвался, когда его уволили из агентства, и стал настолько невменяемым, что начал подражать тому самому серийному убийце, за которым он навязчиво охотился, которого он сам окрестил Призраком Три-Сити.
Мой рассказ о событиях довольно прямолинеен. За несколько дней до похищения, Кири высказала мне о своём растущем беспокойстве о её безопасности из-за агента Хейса. Именно поэтому она жила у меня дома, и именно поэтому, когда никто из университетского отдела не смог связаться с ней по телефону, после того, как Кири перенесла рабочую встречу из-за плохого самочувствия, моё беспокойство побудило меня проведать её, там я и нашел ноутбук, что дало мне основания полагать, что Хейс был у меня дома.
Я позвонил в полицию, где мне сказали, что доктор Рос может быть объявлена в розыск только через двадцать четыре часа. Тогда я взял на себя смелость поискать файлы в компьютере Хейса, которые привели меня к тому, что он купил дом семьи Кири.
Приехав в дом, я обнаружил Кири раненую снаружи дома, где, как оказалось, она только что выбралась из пожара, прежде чем упасть в обморок. После этого я позвонил в 9-1-1.
Подозрительная обстановка в гостевой комнате моего дома была частью плана Хейса по похищению Кири, как подробно описано в полицейском отчете, после того как был выдан ордер на обыск моего дома. Власти предполагают, что это была попытка дать бывшему агенту достаточно времени, прежде чем Кири объявят в розыск.
Временные метки звонков занесены в журнал. Улики подтверждают мой рассказ о событиях. Поскольку Эрика Хейса уже нет в живых, он сначала попытался убить доктора Рос, затем поджег дом, а потом направил собственное огнестрельное оружие на себя, единственный человек, который может подтвердить или оспорить эти события, в настоящее время выздоравливает в отделении интенсивной терапии больницы.
Офицер Чендлер вздыхает.
– Я просто рад, что с доктором Рос всё в порядке. Как она себя чувствует после всего случившегося?
Я прочищаю горло, поправляю галстук.
– Всё было… сложно для неё. Она полностью восстановит здоровье, но психологический аспект, вероятно, займет некоторое время.
– Вполне логично. Учитывая то, что случилось с её семьей, я могу только представить, – он качает головой. – Столько лет назад стать жертвой одного убийцы только для того, чтобы потом столкнуться с другим. Она достаточно сильный человек, раз пережила не одно, а целых два нападения.
Я киваю и поднимаюсь на ноги, застегивая пиджак.
– Доктор Рос – исключительный человек. Я не сомневаюсь, что она выйдет из этого испытания ещё более сильной.
Офицер Чендлер встает и протягивает руку через стол.
– Ещё раз спасибо, что пришли, Джек.
Я принимаю его рукопожатие.
– Просто дайте мне знать, если я могу ещё чем-то помочь.
Я выхожу из здания полиции, делая одну остановку в Уэст Пейне, прежде чем отправиться в больницу.
За прошедшую неделю я потратил большую часть времени на проработку деталей, чтобы быть готовым к этому моменту прямо сейчас.
Когда я вхожу в палату интенсивной терапии, то нахожу Кири спящей. Зная, как тяжело она переносит больницы, я решаю не будить её, а сажусь на стул рядом с кроватью и жду. Я снимаю кожаную перчатку и протягиваю руку, чтобы взять её за запястье. Потираю его, чувствуя отметины на коже от стяжек, стараясь не обращать внимания на трубки в её руках и животе.
После операции по устранению повреждений, причиненных одной пулей, за Кири внимательно следили в отделении интенсивной терапии, а позже перевели в палату, где она проходила реабилитацию. У меня был небольшой конфликт с травматологом, который хотел оставить её на аппарате искусственной вентиляции легких. Я требовал, чтобы его убрали, настаивая на том, что Кири достаточно сильна, чтобы дышать самостоятельно, и на самом деле нуждалась в этой борьбе.
Лежать здесь, позволяя машине дышать за неё… Это не только могло привести к инфекции, дав её телу ещё одно препятствие, которое нужно будет преодолеть, но она бы зачахла в этом месте. Её хрупкое психическое состояние сработало бы наоборот и помешало бы ее выздоровлению. Она сильная – всегда была такой. Ей нужно бороться.
– Никаких цветов?
Её хрипловатый голос врывается в мои мысли, и я осторожно сжимаю её запястье. Улыбка появляется на моем лице, когда я смотрю в её бледно-голубые глаза, цвет которых становится всё более ярким с каждым часом, пока она выздоравливает.
– Я решил, что это было бы слишком банально, – говорю я.
Ее улыбка слабая.
– Ты правильно решил.
Я смотрю на приспособление для контролируемой пациентом анальгезии, которое распределяет обезболивающие препараты. Пульт управления лежит у неё на талии. Свободной рукой я тянусь к нему, чтобы нажать на кнопку.
– Сейчас я в порядке, – говорит Кири, останавливая меня. – От них меня слишком клонит в сон.
– Тебе нужен сон, – настаиваю я, так как вижу, что она пытается скрыть свою боль, а я не хочу, чтобы она страдала.
– Мне просто нужно выбраться отсюда, – говорит она, а затем меняет тему. – Итак… – она поворачивает голову, чтобы взглянуть на конверт, который я положил рядом с собой на поднос. – Что ты мне принес?
Я держу её руку еще мгновение, поглаживая большим пальцем по поцарапанной коже её запястья, прежде чем отпустить её, чтобы взять конверт.
– Ответ на письмо, которое ты оставила мне в своей хижине.
Она моргает, её мягкий взгляд удерживает мой суровый, пока я его открываю. Я вынимаю сложенный лист бумаги.
– Учитывая всё, что произошло, – я разворачиваю страницу, – учитывая, как ты рисковала и подвергла себя опасности…
– Джек…
– Мне не было дано шанса ответить, Кири. Так что позволь мне сказать, – мой тон становится таким же грубым, как и острая боль в горле. Я понижаю голос на децибел. – Ты отправилась за Хейсом без меня, даже не включила меня в свой план.
Она прерывисто выдыхает, и я пытаюсь почувствовать хоть какую-то долю вины, но это не входит в мой химический состав. Она должна знать, чего произошедшее могло стоить нам – могло мне стоить.
– Если у нас всё получится, то больше никогда мы не будем порознь, – говорю я непреклонно. – Теперь всегда будем только – мы. Вместе. Дуэт. Настоящее партнерство.
Она с трудом сглатывает.
– Я не… Что ты хочешь сказать?
Моя челюсть сжимается.
– Что касается твоего письма, где ты явно вынюхивала и обнаружила документы о моем предстоящем переводе в Канаду… – я встречаюсь с ней взглядом. – Да. Я планировал покинуть Уэст Пейн. Таков всегда был план. Такие люди, как я, как ты, не могут долго оставаться на одном месте, а я пробыл здесь слишком долго, Кири.
Она глубокомысленно кивает.
– Я знаю, Джек. Вот почему я написал то, что написала…
– Но пока я был в процессе поиска нового места работы, я также тщательно организовывал для тебя возможность карьерного роста на кафедре судебной антропологии Университета Альберта, – я смотрю прямо в её мерцающие глаза. – Куда перевожусь и я.
Я вкладываю письмо в её протянутую руку, и она берется за край, её взгляд опускается на первую строчку письма, где говорится о запланированном собеседовании с директором судебно-медицинского факультета Университета Альберта.
– Конечно, с моим характером у меня было слишком сильное искушение просто связать тебя и украсть. Я думал об этом, – признаюсь я, – много раз. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы начать ускоренный процесс получения твоей канадской рабочей визы до назначенной даты, подготовив всё необходимое.
Её губы дрожат, когда она спрашивает: – Так что же тогда мешает тебе взять меня, Джек?
– Я только что пришел со встречи с доктором Кэнноном, – говорю я. – Где я показал ему это письмо. Он предложил увеличить тебе зарплату, чтобы ты осталась и продлила контракт в Уэст Пейн.
В смятении она сводит темные брови вместе.
– Я ничего не понимаю.
Я беру её за руку, сокращая расстояние между нами, когда придвигаюсь к ней ближе.
– Я не могу ругать тебя или даже сердиться – хотя, как только ты встанешь с этой больничной каталки, ты сразу же вернешься в мою постель, чтобы получить наказание, – при этой мысли темная дрожь сотрясает мою кровь. – Но я не могу так поступить с тобой, когда так же виноват в том, что думал и действовал в одиночку. Я так поступал всю свою жизнь. Поэтому я действительно понимаю, что ты сделала, что ты пыталась по-своему защитить меня. Но теперь всё это закончится.
В её глазах появляется страх, и я поддаюсь вперед.
– В конце концов, я не могу украсть тебя. Не могу заставить тебя поехать со мной. Потому что я не могу лишить тебя выбора, Кири. У тебя и так отняли слишком много вещей, и я не могу нести ответственность за то, что заберу ещё что-то.
– Все, что здесь есть, – это всё, что у меня есть от тебя, – я крепче сжимаю ее руку, перечитывая ей первую строчку ее письма. – Но я не могу пожертвовать тобой. Я отказываюсь это делать. Ты часть меня, припаянная к моим гребаным костям. Поэтому я хочу, чтобы ты последовала за мной. Следуй за мной вечно. Я хочу этого больше всего на свете, и клянусь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы показать тебе всю глубину того, как много ты для меня значишь, Кири, – я подношу её прохладную руку к своим губам. – Но если ты счастлива здесь, в Уэст Пейне, то я останусь здесь с тобой. Мы найдем способ сделать так, чтобы всё получилось.
Слезы наполняют её глаза, и она с трудом делает вдох. Звуковой сигнал монитора усиливается вместе с учащением пульса. Свободной рукой она смахивает скатывающуюся слезу.
– Я слышала, что Университету Альберта не помешала бы программа по исследованию фермы тел, – её улыбка дрожит, но свет в её глазах сияет так ярко, что часть моего черного сердца трескается. – Возможно, это покажется неожиданностью, но не так давно я пыталась вычеркнуть тебя из своей жизни с максимально возможным количеством твоих страданий.
– Я потрясен. Правда.
Улыбка Кири становится немного ярче, немного увереннее.
– Но отчасти это было потому, что я хотела найти свой собственный путь, свою собственную тропинку. Так что да, я хочу поехать с тобой, Джек. Я хочу использовать новые возможности для себя так же сильно, как и для тебя, и для нас.
Я целую костяшки её пальцев. Затем одариваю мрачной улыбкой, полной голода и обещаний.
– Альберта даже не представляет, что её ждет, мой маленький жнец.
Такие существа, как мы, не созданы для того, чтобы долго греться на свету. Там, где мы таимся, тьма всегда находит нас. Такова истина. Но в случае с Кири есть исключения из правил. Она – моё исключение. Она – мой свет.
И я всегда буду защищать её свет от тьмы.
ЭПИЛОГ
Оттепель
– Три Года Спустя ~
– Куда ты идёшь?
– За шампанским, – просто говорит Джек, вставая и поправляя свой черный пиджак, проводя рукой по галстуку. Я оглядываюсь через плечо на бар, где небольшая очередь тянется к трем перегруженным барменам, а затем на свой телефон, наклоняя его, чтобы проверить время.
– Джек…
– Не волнуйся, lille mejer, – его дыхание согревает мой висок, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. – Я не опоздаю. Шампанского, Сидни?
– Конечно, спасибо.
Мы с Сидни поворачиваемся, чтобы посмотреть, как Джек удаляется в направлении бара, прежде чем я делаю большой глоток из своего недопитого бокала в тщетной попытке заглушить крошечную вспышку раздражения.
– Вы двое отвратительны, – говорит Сидни.
– Спасибо.
– Слишком горячие. Слишком умные. Слишком сильно влюблены. Это мерзко.
– Именно на такую реакцию мы и рассчитываем.
– А я всё ещё одинока и вынуждена мириться с вашим вопиющим пренебрежением моего статуса отношений почти ежедневно. Это пытка.
– Я фанат пыток, так что… ай да я, – я осматриваю комнату, теребя концы высокого хвоста, который спадает мне на плечо. – Что насчет парня, стоящего у колонн? Серебряный лис44. Он горяч.
Сидни прослеживает за моим взглядом до мужчины с короткими седыми волосами и аккуратно подстриженной бородой. Он широко улыбается чему-то, что говорит его спутница, и смещает свой вес с уверенностью и легкостью.
– Да, он довольно горяч, – говорит Сидни, ее голос становится отстраненным, пока она наблюдает за ним. Звучит сигнал об окончании короткого антракта, и взгляд мужчины устремляется в нашу сторону. Я отвожу взгляд, но Сидни не так быстра, она машет ему рукой и одаривает его застенчивой улыбкой, которая, кажется, быстро исчезает, прежде чем она опускает взгляд на скатерть. – Черт, почему я такая неловкая.
– Ты не неловкая, ты очаровательная, – я отворачиваюсь и вытягиваю шею, пытаясь разглядеть высокую фигуру Джека среди толпы людей, возвращающихся из бара. Его нигде не видно. – Что неловко, так это то, что я публично убью своего гребаного мужа за его чертово исчезновение. Почему с ним постоянно такое происходит.
– Джека нет в баре?
Я приподнимаюсь на полпути к тому, чтобы встать, осматриваю взглядом толпу, чтобы увидеть, не втянул ли кто-то его в разговор, но нигде его не нахожу. В глубине моей груди разгорается расплавленное ядро гнева.
– Очевидно, нет.
Он не один из немногих посетителей, ожидающих свои напитки в баре. Он не занял случайное место за столиком с незнакомцами. Он не стоит у дверей, наблюдая из тени.
Джек ушел.
– Какого, блять, хрен…
– Спасибо Вам всем за то, что вернулись на свои места, – говорит со сцены вышедшая на пенсию ведущая новостей, окутывая аудиторию своим теплым, насыщенным голосом. – Молчаливый Аукцион закрыт, и победители будут объявлены в конце церемонии. Спасибо Вам всем за Ваши щедрые пожертвования.
По украшенному залу для приемов разносятся вежливые аплодисменты, но я слишком занята тем, что набираю на телефоне короткое сообщение Джеку, чтобы хлопать. В нем говорится:
ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ ОБРАТНО СЮДА, ПОКА Я НЕ ОТДЕЛИЛА ТВОИ КОСТИ ОТ ПЛОТИ И НЕ СКОРМИЛА ИХ КОРНЕТТО.
Я со стуком откладываю телефон и натянуто улыбаюсь Сидни в ответ на ее вопросительный взгляд.
– А теперь, вручая ежегодную премию «Педагог года», мы отмечаем вклад одного преподавателя, который прилагает экстраординарные усилия, чтобы поднять настроение и воодушевить учеников, создавая среду для отличного обучения.
Я оглядываю комнату в последний раз и проверяю телефон в ожидании ответа. Естественно, Джека нигде не видно. Мои пальцы скручиваются на коленях до тех пор, пока они не хрустят в знак протеста, я пытаюсь придать своему лицу выражение, которое надеюсь, выглядит пристойно, а не убийственно.
Ведущая улыбается аудитории, и на экране за ее спиной появляются фотографии кампуса и меня со студентами.
– В дополнение к своим обязанностям преподавателя и исследователя, лауреат премии этого года неустанно работает над расширением кафедры судебной антропологии Университета Альберта, реализуя новую инициативу по полевым исследованиям на Центральной Ферме Тел в Паркленде, и в течение последних трех лет возглавляет программу наставничества для девушек «Северное сияние», чтобы вдохновить следующее поколение канадских женщин в науке. Сегодня награду доктору Кири Рос вручает её муж, доктор Джек Соренсен.
– Какого хрена, – шиплю я, Сидни хихикает рядом со мной, перекрывая звуки аплодисментов, а я смотрю на высокую фигуру, шагающую по полированной сцене со всей уверенностью волка, прогуливающегося по полю с овечками.
– Твоё лицо. Это было великолепно.
– Ты знала об этом?
Сидни усмехается, когда я бросаю быстрый взгляд в её сторону.
– Конечно, знала. Я поклялась хранить тайну.
– Но ты дерьмово хранишь секреты, – шепчу я, с сомнением глядя на неё.
– Нет, не когда на кону бутылка Moët, – отвечает она, чокаясь своим бокалом с моим. Я бросаю на неё недоверчивый взгляд, в то время как она пихает меня локтем и кивает в сторону сцены.
Когда я поднимаю взгляд, стальные глаза Джека прикованы к моим.
– Привет, лепесток, – говорит Джек, наклоняясь к микрофону. Его хитрая ухмылка уничтожает мою ярость, и я задыхаюсь от смеха, а аудитория хихикает. – Я получил твоё сообщение с вопросом, куда я пропал, но не думаю, что тебе стоит пока скармливать мои кости своей собаке. Может быть, сначала посмотрим, как пройдет награждение?
Я смеюсь вместе со зрителями, утыкаясь лбом в ладони, пока пунцовый румянец заливает мои щеки.
Когда я снова поднимаю глаза на сцену, Джек ждет, его пристальный взгляд сталкивается с моим, в то время как остальная часть зала словно растворяется в воздухе.
– Я должен сказать слова благодарности комитету по присуждению наград за то, что они позволили мне вручить это признание моей жене, но, по правде говоря, я не оставил им выбора, – Джек смотрит вниз на черно-золотую табличку в своих руках. Наступает долгая и задумчивая пауза, когда его слабая улыбка исчезает, прежде чем он возвращает свое внимание ко мне. – Чуть больше трех лет назад я должен был вручить Кири филантропическую награду Аллистера Брентвуда, но опоздал на церемонию. Хотя это и положило начало цепи событий, которые в конечном итоге связали нас вместе, я, тем не менее, не смог отметить достижения Кири в тот вечер, который так много для неё значил. Я благодарен за возможность сделать это правильно в этот раз.
Моё сердце болит так, как будто оно стало слишком большим для моей грудной клетки. Я не отрываю взгляда от Джека, пока он смотрит на аудиторию.
– Те, кто хорошо знакомы с Кири, знают, что судьба была жестока к ней. Но она выжила. Она нашла свой собственный путь к процветанию. Свои качества, заработанные тяжелым трудом, она переносит в каждый аспект своей работы. Как педагог, Кири служит примером лидерства, сопереживания и страсти. Но она также яростная, грозная и бесстрашная. И, имея честь знать её лучше, чем кто-либо другой, я могу с уверенностью сказать, что её самое главное качество, вплетенное во все, что она делает, – это стойкость.
– Мне посчастливилось работать с моей женой в течение шести лет. Первые три года были… не самыми яркими для меня. По крайней мере, когда дело касалось её. Но, как и подобает Кири, она заманила меня, несмотря на все мои старания оставаться невозмутимым. Даже когда она заявила, что отказалась от меня, она не сдалась. Она продолжила стойко стоять на ногах. И постепенно я начал видеть жизнь её глазами. Это было похоже на взгляд через замочную скважину. Чем больше я наблюдал, тем больше она открывала для меня тайный мир. Иногда там есть насилие и потери. Иногда – красота и радость. Иногда я вижу горе, иногда – восторг. Несмотря на всё это, Кири Рос словно стоит в эпицентре бури, стойкая и безупречная, как отполированный драгоценный камень. И разве не так поступают наши лучшие учителя. Они приоткрывают скрытые миры, иногда те, которые были прямо перед нашими невидящими глазами. Они разжигают наше любопытство. Они заставляют нас задаваться вопросом, что ещё ждет нас впереди, если только мы позволим себе оттаять.
Джек снова смотрит на меня, и я вижу в его глазах то, что принадлежит только мне. То, что он никогда не покажет никому другому.
– Я не знал, какой может быть жизнь, пока ты не озарила темноту своим светом. Ты неукротима, как солнце. Ты пробралась до мозга моих костей и стала неотъемлемой частью моего существования. И я люблю тебя, lille mejer.
Я встаю со своего места и пробираюсь через столики ещё до того, как Джек попросит меня выйти на сцену, путь к нему заволакивает водянистая пелена.
Но я всегда найду свой путь к Джеку.
Аплодисменты подобны дождю за вуалью. Сердце Джека ровно бьется у меня под ухом, когда я сжимаю его в объятиях, и это единственный звук, который я хочу слышать.
– Ты должна взять эту штуку, – шепчет Джек мне на ухо, тыча углом таблички в мою руку, а другой рукой крепко держит мою оголенную спину. Я киваю, но ему приходится отстраниться, прежде чем я отпускаю его. Тыльной стороной ладони я касаюсь влажных ресниц, в то время как Джек поворачивает меня за плечи к аудитории.
– Я… эм… не думаю, что смогу скормить его кости собаке, – говорю я дрожащим голосом, пока зрители смеются. – Это было прекрасно, Джек. Загладил вину за историю с Брентвудом. Я не очень сожалею о наказании, которое последовало после ситуации с Брентвудом, но, возможно, это история для другого раза.
Аудитория снова смеется, и я набираю обороты, используя детали, которые запомнила перед сегодняшним вечером. Я благодарю факультет за номинацию. Благодарю своих друзей и коллег, своих студентов. Возможно, мои родители остались в моем прошлом, но я тоже благодарю их за то, что они дали мне инструменты, чтобы проложить свой собственный путь.
И наконец, я смотрю на Джека.
– Доктор Соренсен не знает этого, но однажды я сидела на задней парте его класса. Это было задолго до того, как мы стали коллегами, ещё когда он был аспирантом. Он вел занятия по остеологии, – я опускаю взгляд на табличку в руках. По моему лицу пробегает тоскливая улыбка, когда я вспоминаю, с каким трепетом я могла сидеть и наблюдать из тени, просто слушать его голос, этого человека, который дал мне шанс идти вперед, даже если я ещё не была уверена, как собрать осколки. – Это было время потерь и неопределенности в моей жизни. Наблюдать за тем, как он направляет и увлекает группу студентов своими обширными знаниями и страстью к работе, вдохновило меня. Он упомянул что-то о следах укусов падальщиков на костях, и это зародило в моей голове вопросы о животных, которые их оставили, и их поведении, вопросы, которые в конечном итоге привели меня сюда. Но тот момент стал будто ударом молнии. Он дал надежду, что я тоже могу стать чем-то большим, несмотря на то, что я столько потеряла, – когда я поворачиваюсь к нему, взгляд Джека на мгновение, кажется, прикован к полу из-за нахмуренных бровей, но я жду, чтобы поймать его с улыбкой, когда он поднимает глаза. – Так что спасибо тебе, Джек. Ты показал мне, что солнце всё ещё может светить, даже в самые холодные дни.
Мгновение времени замирает во вспышке фотоаппарата. Я запомню его навсегда. Выражение лица Джека, его улыбка – отражение моей собственной. Зрители, свет, который окутывает нас теплом. Но не только то, что я вижу, запечатлевается в памяти. А также то, что я чувствую. Я любима не только за мой свет, но и за темноту, а не вопреки ей. Благодарна не только за этот момент, но и за то, что пережила все трудности, которые привели меня сюда. Почитаемая. Светящаяся.
Мгновение проходит, когда вспышка сменяется тенью, но это чувство всё ещё сохраняется, как блик от падающей звезды в ночи.
Делается ещё несколько снимков, прежде чем Джек протягивает мне руку. Я кладу свою ладонь в изгиб его локтя, его другая рука ложится поверх моей, прохладная и уверенная. Мы спускаемся со сцены, где он возвращается ко столу, оставляя меня общаться с донорами и благотворителями, пока объявляется следующая награда. И когда я возвращаюсь на своё место рядом с Джеком, мы обмениваемся лишь короткой улыбкой, прежде чем я присоединяюсь к его разговору с нашими коллегами, наши пальцы переплетаются под столом.
Мы остаемся здесь только для того, чтобы очаровать нескольких доноров и влиятельных местных жителей, а затем отправляемся домой, в бревенчатую хижину в стиле шале с видом на реку Север Саскачеван на отдаленном участке пересеченной местности. После целого рабочего дня и вечера общения мы оба без сил падаем в постель, и я быстро засыпаю под ровный стук сердца Джека под моим ухом.
А когда я просыпаюсь на следующее утро, то вижу пустую кровать и чувствую аромат кофе.
Я потягиваюсь, моя рука скользит по матрасу со стороны Джека. Простыни холодные.
Корнетто сопит в изножье кровати, его хвост мотается по одеялу, когда он трется мордой о покрывало и придвигается ко мне.
– Правильно, Корндог, – говорю я, похлопывая по подушке Джека, на которую Корнетто плюхается спиной, чтобы я помассировала живот. – Пусть его подушка будет вся в твоей шерсти.
Когда Корнетто удовлетворен нашим утренним ритуалом и спрыгивает с кровати, чтобы спуститься вниз, я переворачиваюсь, перенося вес на локоть, чтобы взять дымящийся кофе с прикроватной тумбочки.
Рядом с ним лежит маленькая коробка, обернутая золотистой бумагой, складки на которой аккуратные и четкие.
Никакой записки. Никакой карточки. Только бант знакомого голубого оттенка.
Я кладу коробку на кровать рядом с собой, улыбаясь аккуратному оформлению обертки, прежде чем разорвать бумагу.
Внутри лежит потертая зажигалка Zippo.
Я внимательно рассматриваю её, зная, что она не похожа на тот ценный трофей, которым пожертвовал Джек, когда поджег мой старый дом. Инициалы Ш.Б. выгравированы на выцветшем цветочном рисунке. Я хмурюсь, когда переворачиваю зажигалку в руке, чтобы полюбоваться ею рядом со шрамом на большом пальце, прежде чем открыть крышку.
Щёлк. Щёлк, щёлк.
Она успокаивает меня, и я улыбаюсь, ощущая её вес на своей ладони, когда сжимаю пальцами холодную сталь.
– Спасибо, Джек.
Мое сердце стучит, пока я одеваюсь и засовываю зажигалку в карман походных штанов, чтобы спуститься вниз с кофе. Там меня не ждет упакованный ланч, что, как правило, является для меня признаком того, что Джек ставит передо мной задачу найти его. Как только кофе выпит, я выхожу навстречу яркому мартовскому солнцу, лучи которого, отражаясь от залежавшегося снега, обещают весну.
Корнетто ведет меня по тропинке, вьющейся к скалистому хребту на участке, плетясь в нескольких метрах передо мной, уткнувшись носом к земле. Я сразу же нахожу след Джека на тающем снегу и покрытом инеем гравии, отпечатки его Blundstones45 ещё достаточно свежие, чтобы разглядеть следы от подошвы. Когда мы приближаемся к хребту и проходим мимо сосен, Джек появляется в поле зрения, стоя на небольшой поляне у края скалистого выступа, засунув руки в карманы. Я улыбаюсь, когда в моих мыслях вспыхивает мимолетное воспоминание о его фотографии, которую я сделала в Уэст Пейне незадолго до моего поступления на факультет. Проходит мгновение, прежде чем я начинаю слишком много думать о том, чтобы сжечь ее, и я ценю тот вид, который у меня есть сейчас. Тот, где мой муж приветствует нашу собаку, прежде чем поднять свои серебристые глаза на меня с улыбкой.
– Сегодня найти тебя не составило особого труда. Это, наверное, рекорд. Что Вы задумали, доктор Соренсен? – спрашиваю я, хватаясь за его пальто и приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать в губы.
Джек убирает выбившуюся прядь моих волос из-за ветра, заправляя её за ухо.
– Думаю, Вы достаточно умны, чтобы понять, что это сюрприз, доктор Рос.
Я смеюсь, а Джек берет меня за руку и ведет вверх по оставшемуся пути. Мы поднимаемся на вершину холма, где внизу простирается знакомая местность. Яркое утреннее солнце заливает нетронутый снег, сверкая на притоках талой воды по всей равнине, которая спускается к широкой реке. Я едва могу различить шум течения вдалеке, когда Джек останавливает нас перед большой завернутой коробкой на непромокаемом одеяле, бумага, лента и бант – всё в золоте.
Я смотрю на Джека, в его глазах вспыхивает темный голод, но потом он переводит взгляд и кивает на коробку.
– Открывай, – говорит он.
Корнетто становится рядом со мной, когда я опускаюсь коленями на одеяло и отрываю бумагу и ленту от черного футляра. Я отстегиваю две защелки и открываю его, чтобы увидеть красивый блочный лук, основание и конечности которого выкрашены в оттенки голубого, и стрелы в тон ему.
– Это потрясающе, Джек, – говорю я, проводя кончиками пальцев по изгибу основания. – Большое спасибо. По какому случаю?
Он пожимает плечами, пытаясь выглядеть беспечным, но я улавливаю знакомый блеск в его глазах, который он не может скрыть от меня.
– Однажды ты сказала мне, что я должен пресмыкаться перед тобой. Ты не сказала, когда мне следует остановиться.
Я смеюсь, а он улыбается.
– Да… никогда не останавливайся.
Моя ухмылка становится задумчивой, когда я провожу пальцами по деталям ручной росписи, пестрым полоскам голубого цвета, сияющим на солнце.
– Достань его, – говорит Джек. – Если что-то не подходит, мы можем это изменить.
Я бросаю ему короткую улыбку, а затем вынимаю лук из футляра, рассматривая детали, привыкая к весу. Джек наклоняется рядом со мной и изучает стрелу, затем передает её мне, и мы поднимаемся, стрела уже наложена на тетиву, когда я выпрямляюсь, чтобы посмотреть через прицел лука на горизонт.
