Текст книги "До мозга костей (ЛП)"
Автор книги: Триша Вульф
Соавторы: Бринн Уивер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Хейс делает ещё один шаг в мою сторону. В его глазах появляется стальная решимость, которой раньше не было. Хищный взгляд.
Я делаю шаг назад.
– То, через что тебе пришлось пройти в Эшгроуве, было крайне тяжёлым, Кири. Должно быть, это оказало значительное и долговременное влияние на твое психологическое состояние.
– Вам ли не знать, не так ли. Вы же читали, какие обследования мне пришлось пройти, пока я не вышла из-под опеки государства.
– Конечно, читал. Это была моя работа.
Была.
Я прикусываю язык зубами, чтобы не выплеснуть свои мысли. Кровь струится по вкусовым рецепторам.
– Ты можешь рассказать мне, Кири.
– Мистер Хейс, это опасный прыжок в ложных заявлениях…
– Ты, должно быть, чувствуешь себя очень одинокой и растерянной, – говорит он, придвигаясь ближе. – Если ты просто скажешь мне правду, я смогу найти способ помочь тебе. Мы можем…
– Добрый день, агент Хейс, – раздается у двери голос с глубоким и ровным тембром.
Это чистая угроза, замаскированная под тонкой вуалью вежливости.
Мы с Хейсом оба смотрим в сторону задней части зала, где из тени появляется Джек, его руки засунуты глубоко в карманы, он медленно спускается по первым нескольким ступенькам прохода между ярусами сидений.
– Я очень надеюсь, что Вы не загоняете мою девушку в угол в лекционном зале, пока она здесь одна, – говорит он.
Джек одаривает меня обворожительной ухмылкой, и мое сердце выпрыгивает из груди.
Он прекрасен, как грех. Смертоносен, как меч.
И иногда появляется не вовремя.
По тому, как взгляд Джека скользит между мной и Хейсом, я могу сказать, что он уловил только часть разговора, ту часть, которая звучит так, будто Хейс пытается заставить меня признаться в убийстве. Он выглядит готовым выпотрошить Хейса и размазать его внутренности по всему лекционному залу.
Бывший агент прочищает горло и выпрямляется.
– Доктор Соренсен. Рад снова видеть тебя. Я бы никогда не сделал ничего такого, что заставило бы Кири почувствовать угрозу.
– И правда… – Джек продолжает смотреть на меня, как бы задавая вопрос, но это не для подтверждения слов Хейса.
Он как будто спрашивает у меня разрешения на убийство.
И в этот момент я знаю с абсолютной уверенностью, что он сделал бы это.
Он бы наслаждался этим. Он никогда бы не отвел от меня своих глаз, пока резал плоть и проливал кровь на пол. Он бы трахнул меня в липкой крови. Он не остановился бы, пока я не начала выкрикивать его имя.
Власть над одним из самых смертоносных хищников на планете покоится в моей покрытой шрамами ладони. И искушение опьяняет.
Я сильнее вдавливаю ногти в кожу и почти незаметно качаю Джеку головой.
Глаза Джека сужаются, когда они устремляются на Хейса и остаются там.
– Вы спросили у Кири, чувствует ли она то же самое? Или Вы просто решили, что ей будет комфортно находиться наедине с незнакомым мужчиной в звукоизолированной комнате?
Хейс бросает на меня взгляд, когда я убираю сумку с ноутбуком со стола и делаю еще один шаг назад.
– Если тебе нужно напоминание, доктор Соренсен, я агент правоохранительных органов. Я выполнял свою работу, расспрашивая ее о деталях, связанных с недавним расследованием убийства, – отвечает Хейс, полностью избегая вопроса о моем комфорте. Когда Джек спускается по последним ступенькам, он обходит подиум, чтобы остановиться рядом со мной, Хейс упирает руки в бока, отодвигая подол своего коричневого пиджака, целенаправленно демонстрируя пистолет в кобуре. – Она сказала мне, что была с тобой в позапрошлые выходные, это так?
– Да. Это так.
– Все выходные?
– Почти.
– За исключением того времени, когда ты пересек границу штата в воскресенье утром.
– Верно.
– По какой причине ты это сделал?
– Чтобы навестить маму в Медицинском Институте Хоуп Спрингс.
– И Кири не поехала с тобой?
– Нет, – глаза Джека на мгновение темнеют, но он знает, что лучше не лгать, даже если он ненавидит эту правду. – Я позвонил ей по дороге домой. На тот момент она только вернулась с пробежки со своей собакой.
На самом деле я только вернулась домой, взяв Корнетто, чтобы проведать Колби в хижине, но я не собираюсь его поправлять.
Наступает момент напряженной тишины, натянутой до того, что я отчаянно хочу заполнить пустоту голосами. Я не настолько глупа, чтобы давать такому человеку, как Хейс, больше ответов, чем он просил, но тишина все равно цепляется и вгрызается в мой мозг, как паразит.
– В следующий раз я постараюсь взять с собой Кири, если Вас это устроит, – говорит Джек своим холодным, уверенным тоном, как будто знает, что я не смогу долго выносить тишину. Я сопротивляюсь желанию застонать от того, как Хейс мог бы воспринять его слова.
Бывший агент делает шаг вперед, и я вкладываю свою ладонь в ладонь Джека, этим движением привлекая внимание Хейса.
– Если Вы нас извините, через десять минут у нас совещание по бюджету в исследовательском корпусе Басса, – говорю я, когда Джек забирает у меня из рук сумку, а его вторая рука сжимает мою. – Хорошего дня, мистер Хейс.
Хейс сдержанно кивает, но больше ничего не говорит, пока мы уходим.
Я не оглядываюсь, но знаю, что он смотрит.
Мы с Джеком молчим, пока выходим из здания, наши руки по-прежнему сцеплены, даже когда мы выходим на улицу, и порыв ледяного воздуха обдает нашу кожу. Все притворство могло быть унесено ветром. Но я держусь, по крайней мере, до тех пор, пока вновь не смогу обмотать вокруг себя свои формирующиеся планы, пучки и нити прядущихся мыслей, тонких и прочных, как паутинный шелк.
Я поднимаю глаза на Джека, пока мы идем, и смотрю достаточно долго, чтобы он встретил мой взгляд. Его глаза сужаются от моей лучезарной улыбки.
– Я твоя девушка?
Его взгляд становится ещё острее.
– Серьезно? Это то, что ты вынесла из разговора?
Я пожимаю плечами, и моя улыбка расцветает еще ярче.
– Это единственная неожиданность из всего этого, на самом деле. Я надеялась, что идея с Себастьяном сработает, но это было рисковое предположение, – я сосредотачиваюсь на дороге, прежде чем Джек сможет слишком глубоко вникнуть в детали моего выражения лица. – Не идеальный результат конечно, но и не последняя наша надежда.
– Не идеальный… Твоя способность видеть положительную сторону некоторых ситуаций… не утешает, – Джек отпускает мою руку, но только для того, чтобы обнять меня и притянуть к себе. – Он думает, что ты душевнобольная, – говорит он мне на ухо, понизив голос, когда мы проходим мимо группы незнакомых студентов.
Я фыркаю от смеха.
– Он не ошибается.
– Он явно беспокоится о нас обоих, если спрашивает о моей поездке.
– И ты проделал такую хорошую работу, изображая из себя воплощение невинности, сказав, что возьмешь меня с собой в следующий раз. Это совсем не звучало угрожающе.
– Мне нужно отвлечь его внимание от тебя, elskede.
Я поднимаю голову и встречаю взгляд Джека. Момент, когда я это делаю, подтверждает, что мне нужно действовать сейчас, пока у меня есть преимущество перед Хейсом. Потому что ярость – не единственный огонь, освещающий ртуть вокруг расширенных зрачков Джека.
Волнение. Смертельная жажда. Для нашего вида убийство – не просто желание, а потребность, и если она овладеет нами, то уже не отпустит.
Джек собирается охотиться на него. И мой инстинкт подсказывает мне, что Хейс будет готов, если он это сделает.
Челюсть Джека дергается, когда его взгляд пробегает по моему лицу. Ему удается усмирить свою хищную жажду, но недостаточно быстро.
– Нам нужно поскорее убрать Хейса из игры, пока он не наткнулся на что-нибудь стоящее. Чем дольше он остается здесь, тем больше риск.
Конечно, он прав. Хейс не так уж сильно отличается от нас. Неистовый. Непредсказуемый. Хейс не подчиняется никакому процессу, никакому хозяину, кроме своей одержимости.
Я одариваю Джека сияющей улыбкой, позволяя ей коснуться моих глаз, прежде чем обратить внимание на здание вдалеке.
– Не волнуйся, лепесток, – отвечаю я, похлопывая Джека по руке. – У меня есть план.
Наступает долгая пауза, пока мы продолжаем идти по извилистой тропинке.
– Не хочешь поделиться?
– Пока нет.
Джек ворчит что-то по-датски, но не отпускает меня, даже когда мы погружаемся в тишину, или когда мы проходим мимо трех студентов-криминалистов, которые приветствуют нас ухмылками, предвкушая сплетни. Только когда мы оказываемся в исследовательской лаборатории, между нами появляется хоть какое-то пространство, и впервые это расстояние приносит облегчение.
Глоток воздуха перед погружением в бездну.
19. СИЯЮЩАЯ
Кири
Мы с Джеком обмениваемся лишь несколькими взглядами, поскольку совещание по бюджету тянется почти два часа, и мы покидаем кампус, как только оно заканчивается. Мы едем прямо к Джеку домой, и хотя мне не хочется, я болтаю о всякой ерунде во время короткой поездки, сохраняя свою маленькую счастливую маску, несмотря на то, что мой мозг измотан до предела. К тому времени, как мы входим в дверь под звуки восторженного скуления Корнетто и жужжания моторчика нового робота-пылесоса, я чувствую, что готова выпить с горла остаток бутылки текилы, которую не допила прошлой ночью.
Но я не пью текилу. Мне нужно сохранить голову ясной, хотя я отчаянно пытаюсь заглушить это неумолимое, растущее беспокойство, которое расползается по моему нутру.
В конце дня я стою перед зеркалом в ванной, просто любуюсь своими глазами, их цвет так похож на цвет глаз моего отца, их форма так похожа на мамину. Все, что за скрыто ними, отличается от того, какой бы меня ожидали видеть родители. То, чего бы они хотели. Может быть, я должна чувствовать себя виноватой за это. В конце концов, я – их живое наследие. Но я не чувствую этого.
Все, что я чувствую, это потребность.
Потребность вонзить нож в горло Хейса. Потребность почувствовать, как его последний вздох испускается от моей руки.
Потребность защитить Джека.
Я сжимаю край квадратной раковины так, что побелели костяшки пальцев, когда он останавливается в дверях, как будто мои мысли призвали его.
– Думаешь о Хейсе? – спрашивает он, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на голой груди, спортивные штаны с низкой посадкой облегают его бедра. Я отрываю взгляд от восхитительной демонстрации мускулов, внезапная боль появляется в сердце в знак протеста, когда я переключаю внимание на свою бледную кожу, натянутую на изгибы костей.
– Может быть, немного.
– Ты волнуешься.
– Конечно. Наверное.
– Этот твой план, ты собираешься поделиться им со мной?
Я встречаю взгляд Джека через отражение в зеркале. Хотя я улыбаюсь, у меня осталось мало энергии, чтобы сиять очень ярко.
– После того, как я сначала улажу несколько вещей, да. Конечно.
– И сколько времени это займет?
Мои плечи поднимаются и опускаются в уклончивом пожатии.
– Максимум пару дней.
Я отпускаю раковину и поворачиваюсь лицом к Джеку. Это единственная ложь, которую я хотела бы не говорить. Сожаление распускается в моей груди, как цветок, тянущийся к далекому свету. Интересно, не забыла ли я, как его чувствовать? Оно необузданное и незнакомое.
Джек не двигается, не настаивает на большем. Если он и знает, что я лгу, то не говорит мне. Может быть, он просто думает, что Хейс выводит меня из себя, и это правда. Так и есть. Он просто поднимает брови, безмолвно вопрошая.
Что тебе нужно?
Я подхожу ближе, каждый шаг медленный и размеренный, и когда я оказываюсь в пределах досягаемости, Джек разжимает руки и выпрямляется. Мои пальцы скользят по его ребрам, когда я обнимаю его, очерчивая выступы мышц и костей на спине, его кожа мягкая и гладкая под моим легким прикосновением. Мои глаза закрываются, в то время как я прижимаюсь щекой к ровному биению сердца Джека и вздыхаю. У меня перехватывает дыхание, как будто к некоторым нежным моментам всё ещё нужно привыкнуть, но затем его руки обхватывают меня и крепко прижимают к себе.
Я долго наслаждаюсь ровным ритмом дыхания и сердцебиения, прежде чем делаю шаг назад в ванную, увлекая за собой Джека. Потом ещё один, и ещё, пока мы не останавливаемся на краю душа, и я отпускаю его.
Между нами не произносится ни слова, пока я стягиваю футболку через голову, бросаю ее на пол, а затем сбрасываю пижамные шорты. Выпрямившись, я захожу в душ и включаю его, не разрывая взгляд. Холодная вода окатывает мою кожу, вызывая дрожь, она покалывает кожу головы и стекает по плечам, превращая соски в болезненные бугорки, когда она каскадом стекает по моей коже. Но я не повышаю температуру. Вместо этого я протягиваю руку Джеку.
Он не берет её. Пока нет.
Прикосновение его взгляда начинается с кончиков пальцев ног и воды, которая стекает по лодыжкам. Оно движется против течения каждого ручейка, который словно змея спускается по моим голеням, проходя через старые вмятины, следам давно забытых несчастных случаев. Его взгляд прокладывает жаркую дорожку вверх по моим бедрам, задерживаясь на киске и узком участке волос, который блестит от холодной воды. Проходит долгое мгновение, и он поднимается по мурашкам на моем животе, моя кожа бледнеет, когда кровь приливает к моему сердцу, чтобы согреть жизненно важные органы. Взгляд Джека снова задерживается на двух моих шрамах и темнеет. С того момента, как мы впервые встретились, наша история была вшита в мою кожу, некоторые нити заканчиваются там, где переплетаются новые.
Джек сглатывает, прежде чем переместить свое внимание выше, сначала на одну грудь, затем на другую, наблюдая за тем, как они вздымаются и опадают с каждым вдохом. Он останавливается там, где мое сердце с учащенным биением скрывается во тьме. Его глаза следят за струйкой воды, которая течет между моими ключицами, проходит по шее, задерживается на моих губах, останавливается на щеке, где он иногда любит нежным поцелуем пощекотать мои ресницы. Когда он, наконец, встречается со мной взглядом, я чувствую себя обожаемой. Драгоценной и уникальной.
Сияющей.
Джек снимает штаны, отбрасывая их в сторону двери. Титан в верхней части его эрекции отливает оттенком темно-серого оружейного металла в мягком свете бра из дымчатого стекла. Он берет меня за руку, не отрывая взгляда до того момента, пока его губы не касаются моих.
Это медленное движение языков. Благоговейное прикосновение. Наслаждение общим дыханием и теплом под холодными струями воды. Духи и ветивер, зубная паста, последняя капля красного вина, которое Джек пил за ужином. Все это смывается.
Я теряюсь в каждом прикосновении губ Джека и ласке его рук на моей коже. Он целует меня так, будто таких моментов может быть миллион, и они лежат у наших ног, готовые быть сорванными из холодного потока, как нежные цветы.
Джек прерывает поцелуй и прижимается губами к моей челюсти, откидывая намокшие волосы с плеч, чтобы усыпать дорожкой поцелуев мою шею там, где ощущается мой пульс. Он прижимает меня к себе, обхватив одной рукой за поясницу, а другой проводит большим пальцем по набухшему соску. Мои пальцы обводят каждый сантимент плоти, который они могут поглотить, от мягкой кожи в ложбинке на его шее до широких бугров мышц, охватывающих его плечи, от изгибов позвоночника до упругого подъема задницы.
Джек вздрагивает, когда я обхватываю рукой его член, позволяя пальцам провести по гвоздикам, их круглым шарообразным концам и изогнутому пирсингу принца Альберта на головке.
Когда я вздрагиваю от холода, он отстраняется, чтобы встретиться с моими глазами.
– Ты собираешься быть милым со мной, Джек? – шепчу я.
Ладонь Джека ложится на мою щеку, и он заглядывает под каждый разорванный слой моей души.
– Jeg vil være alt for dig, elskede38, – говорит он, а затем прижимается губами к моим.
Когда я закидываю одну ногу на его спину, Джек обхватывает моё бедро ладонью, его большой палец поглаживает мою кожу. Он прижимает меня к стене, и моя спина скользит по холодной плитке, когда он поднимает меня. Я закидываю вторую ногу ему за спину, одной рукой хватаюсь за его плечо, а другой направляю эрекцию к своему входу.
Наш поцелуй прерывается. Но наш пристальный взгляд нет.
– Min lysende stjerne39, – говорит он, медленно опуская меня на член, не сводя с меня глаз. Я чувствую каждое скольжение металла, когда он входит в меня. Он наблюдает за мной, словно фиксируя нюансы моей растущей потребности своими серебристыми глазами. – Min elskede40.
– Скажи мне что-нибудь, что я смогу понять.
Слабая улыбка приподнимает уголок губ Джека.
– Ты понимаешь.
– Всё равно скажи мне что-нибудь. Что-то настоящее.
– Ты моя.
Это и есть настоящее.
Ритм медленно нарастает, каждое скольжение члена – плавный толчок наслаждения. Я обвиваю руками его шею, прижимаюсь своим лбом к его. Смотрю ему в глаза. Теплое дыхание, разгоряченная кожа и ледяные капли сталкиваются между нами. И я бы ничего не меняла в этом моменте.
Я разрываю наши взгляды и обхватываю руками шею Джека, наслаждаясь теплом его груди на моей холодной коже. Он скользит руками дальше по моим ногам, пока не обхватывает мою задницу, задавая ритм каждому глубокому толчку. Я дрожу, когда металлические шарики и штанги, проходящие по всей длине эрекции Джека, скользят по моей плоти, возбуждая меня. Он сильнее прижимает мою спину к плитке и целует линию плеча. Когда он приподнимает меня немного выше и наклоняет бедра, чтобы глубже войти в меня, я стону его имя. После провожу пальцами по его влажным волосам. Мои стенки сжимают его член, пока он двигается во мне.
Наслаждение нарастает до предела. Но я чувствую, что он сдерживается. Когда я прикладываю руку к его прохладной щеке и привлекаю его внимание, я вижу это в его глазах, когда расширенные зрачки мелькают между моими.
Я знаю, что многие его страхи такие же, как и мои. Но также мне известно множество его секретов. И я не думаю, что могу спросить, страхи или секреты мелькают в его глазах. Потому что я должна придерживаться плана, и если он подпустит меня слишком близко сейчас, я, возможно, не смогу заставить себя довести его до конца.
– Кончи со мной, – шепчу я ему в губы, прежде чем прижать свою дрожащую плоть к его. Джек стонет мне в рот, и моя спина скользит по плитке, когда он входит сильнее, пока воздух не вырывается из моих легких с каждым толчком.
Я больше не чувствую холодной воды. Только удовольствие, которое поглощает меня, пронизывает мои нервы, пожирая чувства, оставляя меня равнодушной ко всему, кроме разрядки, которая волнами накатывает на мою кожу. Я чувствую себя созданной из света, тонущей в нем, моя голова гудит от ударов сердца, искры вспыхивают перед глазами, когда я закрываю их. С моих губ срывается сдавленный крик, когда Джек отстраняется, чтобы впиться зубами в нежную плоть на стыке между моей шеей и плечом. Он входит в меня с рыком, когда кончает, его член пульсирует, в то время как он изливается в меня.
Мы остаемся в объятиях до тех пор, пока наше дыхание не начинает замедляться. Джек, кажется, так же не хочет отпускать меня, как и я его. Мой разум был бы рад остаться здесь навсегда, но мое тело слишком быстро реагирует на холод, и когда мои зубы начинают стучать, Джек с улыбкой опускает меня, прежде чем поставить на слабые ноги. Он увеличивает температуру воды, и первая горячая струя приятно покалывает кожу.
– В постель? – его единственный вопрос. Я киваю, и он целует мои ресницы, прежде чем выйти из душа, чтобы вытереться и почистить зубы, бросив короткую улыбку через плечо, прежде чем уйти в спальню.
Когда он уходит, я сажусь в душе, подтянув колени к груди, пока вода не обжигает мою плоть до красных пятен.
Когда я высушиваю волосы и забираюсь под одеяло, Джек уже почти спит, проснувшись только для того, чтобы обнять меня за талию.
Но я не сплю.
Я жду.
Дыхание Джека становится глубже. Подергивания во сне проходят. Если ему и снятся кошмары, они его не будят. Когда он погружается в сон, я поднимаюсь и встаю с кровати, приглашая Корнетто последовать за мной.
Мы спускаемся вниз в тишине и тени. Я не включаю свет, пока не оказываюсь в кабинете Джека, сначала иду к шкафу, чтобы достать сумку, которую спрятала за коробкой с научными журналами. Я переодеваюсь. Черная футболка. Старый камуфляжный свитер, который отец купил мне перед нашей последней совместной охотой. Мои любимые зеленые походные штаны. Даже мои походные ботинки зашнурованы, а куртка застегнута до подбородка. К тому времени, как я сажусь за стол Джека, всё готово к работе.
Кроме меня.
Я достаю ручку из стоящего на столе стакана и открываю один из ящиков, чтобы достать бумагу. Кожаный этюдник лежит на толстой стопке безупречных листов личной канцелярии Джека, и я кладу его на стол перед собой. Мои пальцы надолго задерживаются на обложке, пока я пытаюсь убедить себя, что это слишком личный предмет, чтобы открывать его, но, в конце концов, любопытство побеждает, и я перелистываю толстые, кремовые листы бумаги.
Некоторые наброски – изображения рук. Нежные, но сильные. Выразительные и элегантные. Другие – людские силуэты, их черты женственны, но расплывчаты. Они сидят, как будто глубоко задумавшись, или жестикулируют кому-то, вне страницы. Они смотрят в окно на тенистый пейзаж, нарисованный грубыми мазками угля.
Я переворачиваю ещё одну страницу, и у меня перехватывает дыхание.
Это женщина, подпирающая подбородок рукой, с задумчивым выражением лица, наблюдающая за чем-то вдалеке. Детали прорисованы с тщательной точностью графитовыми карандашами различной жесткости.
Но глаза у нее ярко-голубые.
На следующей странице ещё один рисунок её лица, только гораздо ближе. Тот же стиль, растушевка настолько тонкая, что карандашные штрихи едва заметны. Голубые глаза с темным центром, который бледнеет к глубокому кольцу вокруг радужки, пестрые оттенки, расходящиеся от зрачка. Цвет точный, как на фотографиях.
Я переворачиваю еще несколько страниц. Разные позы. Разные эмоции. Одна и та же женщина с голубыми глазами.
Я.
Захлопываю блокнот и вздыхаю, игнорируя ком, который, кажется, застрял у меня в горле. Всего три вдоха. Я больше не могу медлить.
Когда проходит третий вдох, я беру лист чистой бумаги из блокнота на столе и пишу свое письмо, складывая его перед тем, как положить в карман.
На втором листе я пишу всего три слова:
Замерзший. Припаивать. Отвлекает.
Я держу вторую записку в руке, прежде чем повернуться к Корнетто, который сидит рядом со мной, его рыже-карие глаза следят за моим выражением лица. Он тихонько поскуливает, и я глажу его серебристую шерстку, прижимаясь головой к его.
– На этот раз ты не можешь пойти, – шепчу я, и он снова скулит. Почему-то он всегда знает, когда я иду на охоту без него. – Ты должен присматривать за Джеком. Возвращайся в постель, Корндог.
Пискнув в последний раз, Корнетто поворачивается и трусцой направляется обратно наверх.
Я выключаю свет и долгое время просто сижу в успокаивающей темноте.
Когда я, наконец. готова уйти, я кладу вторую записку на кухонный стол. Затем покидаю дом Джека Соренсена и устремляюсь в звездную ночь.
