Текст книги "Взгляд Медузы"

Автор книги: Торкиль Дамхауг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

39

Нина Йенсен открыла оперативный сайт полиции, чтобы посмотреть, нет ли записей, которые могли бы иметь отношение к двум их делам об убийстве. За выходные было зарегистрировано тридцать пять обращений, и некоторым из них она уделила более пристальное внимание. Точных данных о числе людей, объявленных в розыск после того, как газеты начали писать об убийствах, у нее не было. Речь шла главным образом о женщинах, которые после нескольких часов отсутствия объявлялись дома сами.

Из все еще актуальных сообщений на сайте об ушедших из дому и не вернувшихся одно показалось Нине интересным, стоило выслать туда патруль для более подробного сбора информации. Адрес в районе Руделёкка. Женщина тридцати шести лет, которую не видели со второй половины дня в пятницу. Бывшая наркоманка, сидевшая на игле. Первое, что приходит в голову, – это что она сорвалась, вновь пустилась во все тяжкие и через несколько дней окажется на больничной койке, в лучшем случае – в хосписе. Но соседка, которая и сообщила об исчезновении, похоже, не верила в такое развитие событий. Вернувшись с загородной прогулки вечером в воскресенье, она обнаружила дверь в квартиру потерпевшей полуоткрытой, телевизор был включен. Нина записала данные женщины и стала читать сообщения дальше.

Она просмотрела их почти все, когда зазвонил телефон. На центральный пост позвонил человек – они удерживали его на линии, – который настаивал на разговоре с Викеном, а тот на совещании. Нина напомнила о том, что, прежде чем переключать звонки на сектор насильственных преступлений, необходимо отсеивать всякую ерунду. После того как Викена несколько раз проинтервьюировали в газетах и даже по телевидению, и жук, и жаба жаждали разговаривать только с ним самим. «А что тогда делать с теми, кто категорически отказывается хоть что-нибудь сказать другим? – желал знать оперативный дежурный. – С теми, кто утверждают, будто обладают важной информацией об этих убийствах?» Нина со вздохом сдалась и попросила дежурного переключить разговор на нее.

– Викен? – гаркнул женский голос прямо ей в ухо.

– Викен на совещании, – сообщила Нина. – С кем имею честь?

– Вы должны сделать что-нибудь! – продолжала женщина, и Нина уже пожалела о собственной уступчивости.

– Мы все время что-нибудь делаем, – успокоила она звонившую. – Можете не сомневаться.

– Вы не делаете того, что от вас требуется, – настаивала женщина, и Нина посмотрела на часы.

Она даст этой женщине тридцать секунд, а потом повесит трубку.

– Это ведь снова случится, а вы ничего не делаете. – Внезапно голос изменился – он стал глубже, звонившая заговорила медленнее: – Вы не можете ничего сделать. Это все равно случится.

– Может быть, вы бы пояснили, что вы имеете в виду? – предложила Нина.

– Да уж поясню, коза ты бергенская, не сомневайся. Имеющий очи да увидит. По мне, так, право, можете все как один отправляться в ад. Туда вам и дорога. Вам его не спасти.

– Кого нам не спасти?

– Один только есть праведник в этом городе, и почти никто не знает, кто он на самом деле. И вовеки святится имя его. Запиши себе, козочка: просвет в лесу, по-норвежски гленне, просветление in the wilderness [14]14
  В дремучести (англ.).


[Закрыть]. Но это за ним они охотятся, убивцы и тати презренные, ибо, коли схватят они его, будут вам Содом и Гоморра, и Ерусалим падет, и если есть чего у вас в башке, то вы будете охранять его день и ночь и twenty four seven [15]15
  Двадцать четыре часа семь дней в неделю (англ.).


[Закрыть]. Но избранные последуют за ним. Я и раньше за ним следовала, прям к конечной станции путь-то шел, конечной станции, и Господь знает, что я и дальше за ним последую. Просвет – Гленне – в лесу. Но его время скоро истекает, а вы этого не понимаете.

Говорившая повесила трубку. Нина Йенсен какое-то время сидела на стуле, глядя на экран компьютера, потом открыла новый документ и записала несколько строк об этом разговоре. И почему это всяких чокнутых так притягивают нераскрытые дела об убийствах? Точь-в-точь как свет притягивает мотыльков.

40

Аксель поспешно поднимался по покосившейся лестнице. Желто-коричневая дорожка в центре была протерта до дыр, а ступеньки клонились на сторону, отчего у него возникло странное ощущение, будто он падает. Она прислала ему сообщение: «Необходимо поговорить». Ему тоже было необходимо с ней поговорить в последний раз.

Она открыла дверь и впустила его в квартиру. Остановилась в полутемной прихожей и посмотрела ему в глаза:

– Спасибо, что пришел.

Он купил по пути две бутылки вина. Когда он ставил пакет на пол, они звякнули.

– Я боюсь, Аксель.

Он притянул ее к себе и засомневался в том, что сможет сказать ей то, зачем пришел.

– Как бы я хотела, чтобы ты мог остаться у меня и больше никогда не уходил!

– Чего ты боишься? – пробормотал он ей на ухо.

– Анита пропала.

– Анита?

– Это она живет в квартире подо мной.

– У которой дочь отдали в приемную семью?

Мириам кивнула:

– Когда я вчера вернулась домой, дверь к ней была распахнута настежь, телевизор был включен, свет везде горел. Я сразу поняла, что что-то неладно. Я позвонила в полицию. Они уже приезжали.

Она взяла его за руку, потянула за собой в гостиную.

– Вчера вечером она собиралась забрать Викторию, но у приемных родителей дочери она так и не появилась.

– А не могла она уехать куда-нибудь?

– Не предупредив? Когда Виктории наконец позволили у нее переночевать? Для Аниты ничего на свете нет важнее. Она так радовалась!

Аксель не стал говорить, о чем он подумал. О том, что когда бывшая наркоманка внезапно куда-то пропадает…

– Я знаю, что с ней приключилось что-то плохое. После всего, что произошло раньше…

Мириам села на диван, закуталась в плед.

– Ты думаешь о тех двух убитых женщинах, – сказал Аксель. – О том, что пишут в газетах, о рекомендациях не выходить из дому с наступлением сумерек.

Она закусила губу:

– Мне кажется, что все это имеет отношение ко мне.

– Так нам всегда кажется, когда нам страшно, – успокоил он ее. – Нет в городе человека, который бы безучастно к этому относился.

– Тут еще другое…

Мириам протянула к нему руку. Он склонился над ней.

– Я хочу, чтобы ты лег рядом со мной, – прошептала она. – Я хочу, чтобы ты меня обнял крепко-крепко.

Лежать на ее диване, в этой крохотной квартирке… И это чувство, что не нужно ничего говорить, что она в тишине пристроилась у него под боком. «Мне нравится тот человек, каким я становлюсь рядом с ней, – подумал он. – Тот, каков я вместе с ней, мне нравится больше, чем все иные ипостаси Акселя Гленне. И вот теперь я должен отказаться от этого. Должен ли?»

Он отправил сообщение о том, что не придет домой. Без каких-либо объяснений. Он не желал опять сочинять какое-нибудь вранье.

Было уже половина восьмого. Одну бутылку они почти опустошили. Бия пыталась дозвониться до него, но он отключил звук. Она прислала сообщение: «Что происходит, Аксель?» Этот вопрос принес ему облегчение. Теперь ему хочешь не хочешь придется с ней объясниться. «Завтра расскажу», – ответил он.

– Твой отец был героем войны, – вдруг сказала Мириам.

Аксель разлил по бокалам остатки вина. Он не удивился тому, что она знала о его отце.

– Настоящий норвежский герой войны, – подтвердил он. – У нас же есть даже такое понятие – «парни из леса». Ему пришлось целую зиму прятаться в маленькой избушке, одному как перст, в сотнях километров от человеческого жилья.

– Я много слышала о войне в Норвегии, – сказала она. – С тех пор как я приехала сюда, я от многих слышала, что Германия была побеждена благодаря отважным норвежцам. Я даже побывала в такой избушке, о которой ты рассказываешь, глубоко-глубоко в лесу. В потайном подвале у них был оперативный центр. Дедушка хозяина избушки был тем, кого потом называли… как это… проводником?

– Правильно.

– Он помогал людям переправляться в Швецию. В конце концов его схватили и отправили в концентрационный лагерь.

Аксель откупорил вторую бутылку.

– Это было смертельно опасное занятие, – кивнул он. – Когда мы были маленькими, отец нам начертил целую сеть таких избушек и маршрутов пересечения границы. По карте он всеми этими путями прошел вместе с нами. Он много рассказывал о том случае, когда он чудом спасся от гестапо. Мы каждый раз страшно переживали. Даже Бреде сидел не шевелясь и слушал. А как его звали, ты сказала, того дедушку, который был проводником?

– Этого я не помню, Аксель. Не могу же я всего помнить, что-то приходится и забывать.

Ему показалось, что она как-то исподволь пытается разговорить его, что ей хочется, чтобы он еще порасспрашивал ее о том, что же это приходится забывать, хочется посвятить его в истории, которые связаны с ее прошлым, завести его в них как в лабиринт. Под конец будет невозможно выбраться оттуда.

Он спросил:

– А ты умеешь забывать?

Ее брови взметнулись кверху и дрогнули пару раз. Она не ответила.

– Если бы я попросил тебя об этом, смогла бы ты забыть то, что у нас с тобой было?

Она прильнула к нему:

– Ты говоришь так, будто все это уже в прошлом.

Он близко подошел к тому, что собирался сказать, но смалодушничал. Ухватился за другую мысль, вроде бы пустяковую:

– Ты забыла конверт в кабинете, который мы отвели тебе для работы в клинике.

Он не стал говорить, что чуть было не открыл его, не сунул нос в ее жизнь, о которой он меньше всего хотел бы знать.

– Забери его с собой в следующий раз, когда придешь, – сказала она задумчиво. – Если ты придешь.

Она снова предоставила ему возможность сказать то, что он собирался сказать, идя к ней.

Где-то далеко звонит телефон. Это ему звонят, но он не может понять, откуда раздается звук. Он лежит на каменном полу, ему холодно. По лестнице к нему спускается Бреде. Это не Бреде. Это Том спускается, ступенька за ступенькой, и никак не может добраться до него.

Аксель открыл глаза в темноте, сел в постели, услышал размеренное дыхание Мириам. Глаз едва различал ее волосы, раскинувшиеся по подушке. Книги на полке и фотография офицера в морской форме обрели очертания. Это было единственное фото, которое он у нее видел. Должно быть, ее отец. Он не стал спрашивать. Ему вдруг вспомнилось последнее, что он ей сказал перед тем, как она уснула: «Как-нибудь я расскажу тебе кое-что о моем брате-близнеце». – «Как-нибудь?» – пробормотала она в полусне. «Когда я приду в следующий раз, – сказал он. – Ты будешь первой, кто про это узнает. Про то, что случилось тем летом, когда его отослали из дому».

Было без двух минут пять. Он тихонечко оделся. В прихожей он подобрал с полу туфли. Повеяло каким-то гнилостным запахом, и ему вдруг показалось, что это от него самого так пахнет. Он приоткрыл дверь квартиры – запах усилился. Он попробовал открыть дверь пошире – что-то мешало. Он поднажал, дверь открылась наполовину. И Аксель сразу понял, что же напоминал ему этот запах: анатомичку, вонь при вскрытии. Он зажег свет в прихожей. Лампа отбросила желтоватый конус света на площадку лестницы. Там лежала человеческая рука, изодранная в клочья и окровавленная. Он кинулся к двери и, спотыкаясь, вышел в одних носках, встал во что-то мокрое и липкое. Лежавшее там и не дававшее открыться двери тело было обнажено. Это была женщина, без ног. Волосы превратились в комок запекшейся крови, лицо было разодрано. Глаз он не смог разглядеть. Он осторожно вернулся назад в прихожую, защелкнул дверь.

Из алькова послышался голос Мириам. Она позвала его по имени. Он, шатаясь, пошел к ней.

– Где ты был? Чем это пахнет? Аксель, почему ты ничего не говоришь?

Он прокашлялся:

– Там… опять это случилось.

Она выскочила из алькова:

– Что случилось?

Тело не слушалось его, ноги подгибались, он вцепился в спинку стула:

– За твоей дверью.

Она тут же направилась туда, он удержал ее:

– Там кто-то лежит, Мириам. Женщина.

– Да ты что!

– Она… Только не выходи туда.

– Анита, – прошептала Мириам.

Он выпустил ее, попытался собраться с мыслями. Сумел сформулировать одну:

– Выжди пять минут после того, как я уйду. Потом позвони в полицию. Запри дверь и никуда не выходи до их приезда, не открывай больше никому.

Она смотрела на него с недоумением:

– Ты уходишь?

– Мне нужно поговорить с Бией. Она должна узнать об этом от меня… О том, что я провел эту ночь здесь. Ты понимаешь, Мириам, ты должна сказать полицейским, что ты была здесь одна. Что тебе не удавалось открыть дверь. Что ты увидела окровавленную руку и побоялась выходить, пока они не приедут.

Она все так же не сводила с него глаз – похоже, не понимала ничего из того, что он ей говорит.

– Мириам.

Он взял ее лицо в ладони, заглянул в глаза. Они будто застыли.

– Не забудешь? Не забудешь позвонить?

Он крепко обнял ее и поцеловал в щеку. Ее руки безвольно висели вдоль тела.

– Не уходи сейчас, Аксель, – прошептала она.

Он протиснулся в дверь, стараясь не дышать, не смотреть вниз – на то, что там лежало. Неуклюже спустился по шаткой лестнице, вышел на задний двор. Он не успел отворить дверь на улицу – она открылась снаружи. Он отскочил на шаг назад, затаился в полутьме. В подворотню зашел мужчина в вязаной шапочке, низко натянутой на лоб; за собой он тащил тележку с газетами. На какое-то мгновение Аксель встретился с ним взглядом.

– Добри утра, – поздоровался мужчина на ломаном норвежском.

Аксель проскочил мимо него.

С восточной стороны на небе появилась бледная полоса серебристого света. Он посмотрел на часы. Десять минут шестого. Он быстрым шагом двинулся к площади Карла Бернера, потом вдруг понял, что идет не в ту сторону, и повернул назад. «На такси нельзя, – подумал он, – меня никто не должен здесь видеть. Не знаю даже, куда пойти».

Через полчаса он нажал кнопку звонка в доме на улице Тосен-вейен.

41
Вторник, 23 октября, утро

Стоя на верхней ступеньке лестницы, Викен дышал с трудом. Не потому, что он был в такой плохой форме, что запыхался бы, поднявшись на несколько ступенек; но то, на что он смотрел, чего он ожидал, все-таки оказалось гораздо хуже, так что дыхание у него перехватило; к тому же исходивший от мертвого тела смрад было практически невыносимо вдыхать.

Нина Йенсен остановилась на ступеньке позади него. Он заехал за ней по пути сюда, хотя у него и мелькнула мысль оградить ее от этого зрелища. Мертвая женщина – то, что от нее оставалось, – лежала с вывернутой в сторону головой, уставившись глазами в сторону лестницы, по которой они только что поднялись, хотя глаза были почти скрыты коркой запекшейся крови. Вся нижняя часть лица, плечи и спина были покрыты глубокими бороздами, как от когтей. Рот был порван с одного бока, и из рваной раны в щеке вываливался язык.

Викен бросил взгляд на констебля, стоявшего возле двери:

– В диспетчерскую вот эта соседка звонила?

На табличке рядом со звонком было написано:

«Мириам Гайзаускас».

– Да, она позвонила по номеру экстренного вызова, – констебль посмотрел на часы, – примерно пятьдесят пять минут тому назад.

– Техники-криминалисты?

– Еще не появлялись.

Викен спустился на этаж ниже.

– Йенсен! – крикнул он оттуда.

Нина медленно шла по шаткой лестнице; она была бледна и цеплялась за перила, будто боялась, что деревянная конструкция вот-вот рухнет.

Викен показал на табличку: «Здесь живут Анита и Виктория Эльвестранн».

– Женщина, объявленная в розыск, – подтвердила она.

Викен снова поспешил наверх, он уже справился с собой; одолжив у констебля фонарик, он осмотрел пол вокруг изуродованного тела. Крови натекло немного, – очевидно, убийство было совершено не здесь. Та кровь, что собралась на полу, сочилась из культей ног. В луже крови он увидел четкий отпечаток ступни.

Кто-то разговаривал, поднимаясь по лестнице. Викен узнал голос одного из коллег из технического отдела. Он присел на корточки и осветил фонариком дверь. Широкое углубление в деревянном полотнище, пять глубоких вертикальных борозд.

– Скажи первое, что тебе придет в голову при виде вот этого, Йенсен.

Она подошла к нему и наклонилась поближе.

– Когти, – сказала она, ни минуты не колеблясь. – Следы огромной лапы с когтями.

Мириам Гайзаускас, поджав под себя ноги, сидела на диване. На ней были спортивные брюки и толстый свитер. Она раскачивалась из стороны в сторону и смотрела прямо перед собой.

– Так ты, значит, ничего не слышала, перед тем как попыталась открыть дверь? – повторил Викен.

Она покачала головой.

– Послушай, Мириам, ты позвонила на центральный пост в семнадцать минут шестого. Не могла бы ты нам пояснить, куда это и зачем ты так рано собралась?

Она покосилась на него, потом на Нину. Зрачки у нее были сильно расширены. «Подсела на что или это просто шок?» – подумал Викен.

– Я… рано проснулась. Не спалось. Потом я услышала, что кто-то возится в подворотне, подумала, это пришел почтальон с газетами. Я встала и пошла за газетой.

– И ты не слышала и не видела больше ничего необычного с тех пор, как легла спать около половины двенадцатого, и до тех пор, пока в подворотню не вошел кто-то?

Мириам смотрела в пол.

– Не торопись с ответом, – подбодрил ее Викен, – мы в любом случае вернемся к этому.

– Я никого не видела, ничего не слышала.

Через полчаса инспектор кивнул Нине Йенсен: пора закругляться.

– Мы не знаем еще, кто это там, за дверью, лежит, – сказала Нина, – но мы не можем исключить, что это ваша соседка.

Мириам вздрогнула.

– Это она, – произнесла она еле слышно.

– Вы так думаете?

– Что-то ужасное происходит, я все время это чувствовала.

– Ты ее довольно хорошо знала, как я понял, – сказал Викен. – Я тебя попрошу об одной услуге. Это будет тяжело. Это и для нас тяжело, если это может служить хоть каким-то утешением. И ты можешь отказаться, если ты категорически не в состоянии этого сделать.

Мириам убрала руки с коленей, спустила ноги на пол. Зазвонил ее телефон, лежавший на столе в гостиной. Она взяла его в руку, кинула быстрый взгляд на дисплей и выключила телефон.

– Я попробую, – сказала она. – Я пойду с вами и посмотрю, она ли это.

Нина повела ее на лестницу, а Викен, оставшись один, осмотрелся в квартире. Когда женщины вернулись, Нина уточнила:

– Ты уверена?

– Я узнала татуировку, – пробормотала девушка. – На плече. Изображение обнаженного мужчины.

– У тебя вчера были гости? – спросил Викен.

Мириам не ответила.

– Я вижу, на кухне стоят два бокала из-под красного вина и две бутылки – одна пустая, другая наполовину полная.

– Гостей у меня не было, это я пила вино. Такое у меня настроение в последнее время.

– Иными словами, ты любительница вина, – решил Викен. – А вчера вечером ты много выпила?

Она закрыла глаза:

– Да, перебрала, пожалуй. Я, видимо, просто отрубилась.

Уходя из гостиной, Викен заглянул в спальный альков и приподнял одеяло и два пледа, лежавшие на постели.

42

В час дня во вторник следственная бригада собралась в помещении для совещаний. Группу усилили еще четырьмя оперативниками. Присутствовали начальница сектора Агнес Паянен и старший полицейский юрист Ярле Фрёэн, который формально, хотя на деле никоим образом, руководил ходом расследования. Помещение было разделено раздвижными перегородками, и в той части, где сидели они, не было окон. Воздух уже стал спертым и тяжелым.

Инспектор Викен сообщил о том, что удалось выяснить:

– Результатов анализа ДНК мы сегодня не получим, но мы можем исходить из того, что убитая – это Анита Эльвестранн, тридцати шести лет, которая была объявлена в розыск как исчезнувшая из своей квартиры во второй половине дня воскресенья по заявлению соседки, живущей этажом выше. Та же самая соседка с уверенностью опознала личность убитой.

– А с родными что? – спросила Паянен.

Викен кивнул Арве Нурбакку.

– Родителей нет в живых, – сообщил младший инспектор. – У нее есть сестра, проживающая в Испании, и брат, который работает на нефтепромысле «Гюлльфакс». Они оповещены, но никто из них не сможет приехать сюда в ближайшие дни.

Викен снова взял слово:

– Соседку, кстати, зовут Мириам Гайзаускас, она гражданка Литвы, а в Осло изучает медицину. Мы к ней еще вернемся. А сначала давайте-ка посмотрим на фото, которые нам переслали из Института судебно-медицинской экспертизы. – Он вывел изображение на экран компьютера. – Йенсен и я там были и видели этот кошмар. Так что предупреждаю, впечатления вас ожидают сильные… Но у вас имеется существенное преимущество: фотографии не пахнут.

Сигге Хельгарссон, казалось, собрался уже прокомментировать это замечание, но отшатнулся и промолчал.

Викен растянул фото во весь экран.

– Как собравшиеся сразу же смогут заметить, жертве нанесены характерные повреждения – на лице, затылке и по всей спине.

Щелкая мышью, он продемонстрировал серию снимков изуродованного тела.

– Как вы также можете видеть, эти повреждения схожи с теми, которые мы видели на двух других жертвах убийств в последнее время. А вот здесь то, что осталось от нижней части тела. Обе ноги отделены, прямо под бедренным суставом.

– Жуть какая! – вырвалось у Хельгарссона.

– Именно, Сигге, – бросил Викен, – я именно это и хотел сказать.

Он показал увеличенное фото одной культи.

– Похоже разве на ногу, от которой часть откушена животным?

– Вроде бы она отпилена, – предположил Нурбакк.

– То же самое говорит и доктор Плотерюд. Таким образом, мы имеем дело с преступником, который с каждым разом все сильнее калечит свои жертвы. Это известный феномен в такого рода преступлениях.

Викен показал фото руки, приблизил изображение. Стала видна татуировка – обнаженный мускулистый мужчина.

– Именно эту татуировку узнала соседка.

Он еще увеличил разрешение.

– А это вот что? – спросил он, показывая на четыре крохотные точечки у самого плеча.

Всем стало видно небольшое вздутие под каждой из точек.

– След от укола, – уверенно заявил Нурбакк.

– Вне всяких сомнений. Что вы об этом думаете?

– Она баловалась с наркотиками, – предположил один из новеньких, молодой прыщавый парень.

Его прислали на подмогу из районного отделения Майурстюа, непохоже было, чтобы такой молокосос мог сдвинуть расследование с мертвой точки. Когда Викен просил выделить им ресурсы, то надеялся, что его группу пополнят опытными специалистами, а не зелеными юнцами, которым не нашлось применения в районе. И вот теперь инспектор стоял, усмехаясь, и походил на учителя, который собирается осадить сплоховавшего ученика.

– Вроде бы бросила это дело много лет тому назад, – сообщил Викен. – К тому же дырки-то на внешней стороне руки, далеко от крупных артерий, да и в крови у нее никаких следов самых распространенных веществ.

Он показал следующие фото.

– А вот правая рука Сесилии Давидсен, три такие же точки и пять на бедре. Хильда Паульсен: четыре точки на левой руке, по четыре на бедрах.

– Снотворное, – поправился парень, прикомандированный от Майурстюа.

– Именно, – подтвердил Викен; он ничего не имел против новичков, лишь бы молоко у них на губах слегка обсохло. – Доктор Плотерюд обнаружила то же наркотическое средство, что и у других жертв.

– Спорим, что с ней и обошлись таким же образом, – бросил Нурбакк, – пару раз усыпили, пока не перебрали с дозой.

– Так и было.

Викен показал очередной снимок.

– Кто-то для нас оставил след ноги на запачканном полу. На том, кто это сделал, был надет черный носок из стопроцентного хлопка. Размер ноги сорок седьмой. Эксперты исследуют волокна хлопка, – может, удастся что-то уточнить.

– И сколько черных мужских носков у нас есть в этом городе? – поинтересовался Сигге Хельгарссон.

– А вот ты и выясни, – парировал Викен, – вот и тебе дело нашлось. Вообще-то, под ногтями погибшей обнаружено приличное количество частиц кожи. Надеюсь, она не саму себя царапала.

Демонстрируя следующую фотографию, он продолжал:

– Вот дверь, к которой она была прислонена, когда ее нашли.

Он приблизил изображение и показал.

– Пять глубоких борозд по дереву, они тянутся сверху вниз, почти до самого порога.

Вмешался новенький из Майурстюа:

– Будто когтями процарапаны.

– Да что ты говоришь! Арве, может это быть сделано медвежьей лапой?

– Похоже на то. Дикость какая-то…

– Согласен, – сказал Викен спокойно. – Куда большая дикость, чем то, с чем приходилось раньше сталкиваться любому из нас.

Он выключил компьютер.

– Я готов биться об заклад, что у этой соседки, Мириам Гайзаускас, вчера побывал гость, хоть она и утверждает, что никого у нее не было. Не могла она весь вечер просидеть над двумя бокалами вина, из которых один со следами губной помады, а второй без них! Я хочу получить всю информацию о ее прошлом, какую только удастся раздобыть.

– Похоже, это задание как раз для меня, – вызвался Арве Нурбакк. – Лишь бы только не пришлось ехать в… куда там, в Литву? – добавил он, широко улыбнувшись.

– Ну а какой у нас будет план оперативных мероприятий? – поинтересовался Ярле Фрёэн.

– Не надо волноваться, господин юрист, – снисходительно отозвался Викен, – доберемся и до плана, in this very moment [16]16
  Вот прямо сию минуту (англ.).


[Закрыть]. Йенсен, тебе начинать.

Нина заглянула в свои записи:

– Я только что беседовала с разносчиком газет. Мехмед Фарук, пятьдесят три года, по происхождению курд, документы на первый взгляд в порядке. Прилично говорит по-норвежски. У меня записано все, что он смог вспомнить о своем утреннем маршруте, от площади Карла Бернера и дальше. Три, возможно, четыре автомобиля; на улице Хельгесенс-гате – пара, заходившая в подъезд. Человек, высадившийся из такси возле Софиенбергского парка, – это совсем рядом с местом преступления. Я разыскала таксиста, и он подтвердил время. Он проезжал мимо этого места за час до того и заметил велосипедиста с детским прицепом. Мы с этим еще разберемся, но самое главное – почтальону, когда он входил в подворотню дома, где жила покойная, встретился какой-то мужчина.

– Неплохо сработано, Нина. Какие приметы?

– Возраст между тридцатью и сорока годами, рост значительно выше среднего, крепкого телосложения, одет в темное то ли пальто, то ли длинную куртку, волосы темные, длинноватые. Времени было примерно десять минут шестого. В подворотне горела лампочка, и разносчик утверждает, что хорошо рассмотрел этого человека.

– Время совпадает с тем, что говорит медичка, мол, около пяти она слышала, что кто-то возился в подворотне. Проверьте-ка потщательнее этого разносчика газет, есть ли у него алиби на все те временные промежутки, которые важны для этого дела.

– Он якобы только что вернулся из двухнедельной поездки в Германию, где у него живут родственники. Это подтвердили и в аэропорту Гардермуэне.

– Отлично.

– Может, кто-нибудь обратил внимание на то, – продолжала Нина, – что в свидетельских показаниях относительно Паульсен и того, с чем мы сейчас имеем дело, имеется очевидный общий знаменатель?

– Детский велосипедный прицеп? – предположил Нурбакк. – Ты упомянула, что велосипед с таким прицепом видели и сегодня утром тоже.

Нина подмигнула ему:

– А ты, я вижу, ворон не ловил! Мне потребовалось побольше времени, чтобы прийти к этому. Мы же подумали, что Паульсен увезли из леса, а потом снова привезли туда и оставили на том месте, где ее нашли. Автомобиль на лесной дороге, где ездить машинам запрещено, привлекал бы внимание. А вот детский велосипедный прицеп, наоборот…

Викен отметил для себя, что она совсем не против того, что Арве Нурбакк не сводит с нее глаз.

– Но ведь эти прицепы для совсем маленьких детей, – перебил он ее.

– В самых больших из них достаточно места для двух крупных ребят, – пояснила Нина. – И еще заметьте, что этот велосипед с прицепом, который я упомянула, видели совсем рядом с местом преступления без четверти четыре утра. Кто будет по ночам разъезжать на велосипеде с маленькими детьми?

– Не все же отцепляют прицеп каждый раз, как им надо куда-нибудь съездить на велосипеде, – вставил Сигге Хельгарссон. – Я, например, всегда с ним езжу, беру я с собой детей или нет.

Нурбакк пришел Нине на выручку:

– Хильда Паульсен была ростом сто пятьдесят семь сантиметров и, мягко говоря, совсем не тучной. Обнаружена она была с поджатыми под себя ногами. А Анита Эльвестранн была частично расчленена.

– Мой велик стоит здесь, в гараже, – сказал Сигге, – так что поместится не поместится, мы могли бы проверить прямо на месте.

Нина улыбнулась:

– Да я уже осмотрела твой прицеп и позволила себе влезть в него и посмотреть, что получится. Невысокая и худенькая женщина там, безусловно, поместилась бы.

– Ты времени даром не теряла, Йенсен, – сказал Викен и едва удержался от того, чтобы не погладить ее по головке. – Приметы человека из подворотни будут опубликованы в средствах массовой информации, если он не объявится сам не позднее чем через пять часов.