Текст книги "100% Андерс - моя жизнь: правда о Modern Talking, Норе и Дитере Болене"

Автор книги: Томас Андерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

идеи,  что  бы  это  всё значило?»  Она  взглянула  на  меня,  и  сказала,  как  будто  это  самое

нормальное явление в мире: «А-ах, про этот пакет я совсем и забыла. Пару месяцев назад я

что-то разозлилась на тебя, сняла 30 000 марок со счёта и хотела поехать по магазинам, но

ничего  не  нашла,  кроме  каких-то  мелочей.  Поэтому,  я  спрятала  оставшиеся  28  тысяч  в

сумку под передним сидением». Меня чуть удар не хватил: оказывается, Нора месяцами

возила в машине небольшое состояние по округе, и даже забыла про него!

Спустя добрых полгода я дал ещё 10 концертов в ЮАР и отправился в мировое

турне. Нора, наша подруга Ютта и наши музыканты были везде с нами: Сантьяго-де-Чили,

Кейптаун,  Гонг-Конг,  Тайпей,  Сингапур,  Куала-Лумпур,  Бангкок,  Будапешт,  Москва,

Санкт-Петербург, Киев, Минск, Прага… Что за чумовое время

 Глава 18
1990: ТУРНЕ ПО НОВОЙ, ГОРБАЧЁВСКОЙ РОССИИ.

 В конце февраля 1990 г, вскоре после перестройки, я поехал в большое турне по

России: 38 концертов в течение шести с половиной недель, это был эксперимент. Если бы

знал, как всё обернётся на самом деле, я бы не стал этого делать. Наша команда состояла

из 40 человек: музыканты, телохранители, техники, рабочие сцены, повара, организаторы

и сопровождающие из русской секретной службы КГБ. Мы с Норой путешествовали с 28

чемоданами  или  400  кг  багажа.  Мы  продумали  всё:  от  консервированного  супа  до

туалетной бумаги, от корма для собак до шампуня, а также акрилового лака для нориных

искусственных ногтей – и даже маленького солярия.

Вот  это  да!  Полагаю,  наши  сопровождающие  подумали,  что  мы  уже  совсем

чокнулись, но меня это не смутило. Нам предстояло прожить в России 45 дней и первыми

городами были Москва и Санкт-Петербург. Условия для жизни там ещё были более-менее

приличные, не такие, как дома, в Германии, но пойдёт. Наши отели были уже на полпути

к чистоте. Все билеты были раскуплены: 5 выступлений в Москве, 5 в Петербурге, и затем

наш караван отправился дальше.

Чем  дальше  мы  отъезжали  от  городов-миллионников,  тем  хуже  становились

условия. Сантехника вся была ржавая; когда набираешь воду в ванной, она оказывается

бурой  от  ржавчины.  Ковры  прилипали  к  подошвам  обуви.  Если  открыть  холодильник

мини-бара,  оттуда  разбегались  тараканы.  Постельное  бельё  было  поедено  молью,  и

повсюду страшно воняло фекалиями.

Так прошло 3 недели, половина пути была пройдена. Оказалось всё не так просто!

После  нашего  первого  концерта  в  Киеве  мы  все  собрались  в  номере  одного  из

музыкантов, чтобы отметить это дело. Мы хотели эмоционально расслабиться после шоу,

и  лучше  всего  в  таких  случаях  помогает  бессмысленная  болтовня.  Я  быстро  утомился,

сказал  всем  «пока»  и  пошёл  спать.  Нора  осталась  с  ребятами,  но  скоро  должна  была

придти. Придя в «номер» я почистил зубы с минеральной водой, и лѐг в кровать. Но, хотя

я был смертельно уставшим, уснуть я не мог, потому что что-то постоянно шуршало.

Что это? Я включил ночной светильник и вздрогнул от ужаса: за нашей кроватью,

как  оказалось,  была  целая  тараканья  улица.  Около  20  тараканов  бегали  туда-сюда  и

скрывались под ковровым покрытием. Вот дерьмо – подумал я. Когда это увидела Нора,

еѐ обуял страх. Что делать? Хорошим средством против тараканов является свет: они его

ненавидят  и  сразу  же  прячутся  по  своим  углам.  Поэтому,  я  включил  свет,  завернулся

потуже в одеяло, и попытался, наконец, заснуть.

Потом  пришла  Нора,  и  вскоре  я  услышал  грохот  в  ванной.  «Что  случилось?»  -

спросил я спросонья. «О, ничего, у меня просто туфля упала», крикнула она из ванной в

ответ.  «А  почему  ты  спишь  с  включенным  светом?»,  хотела  она  узнать.  «Я  забыл  его

выключить, потому что читал и уснул». Такую маленькую неправду я придумал.

На  следующее  утро  Нора  мне  рассказала,  что  раздавила  в  ванной  таракана,  а  я

рассказал ей свою историю. С нас было довольно! Хватит! Я не хочу жить, окруженный

паразитами! После трёх недель в этой стране, я хотел только поскорее домой. Я пошёл к

нашей  помощнице  Алле,  и  попросил  её  организовать  нам  самолёт  в  Германию.  «Как?»

переспросила она,  «обратный вылет?» Оказалось, что из Киева нет рейсов в Германию.

«Плевать», сказал я, «мы закажем чартерный рейс. Я не желаю больше никаких тараканов,

ржавой воды, сала, жирного мяса и мучного на гарнир». «Здесь нет чартерных рейсов»,

заявила мне Алла, «надо сперва подать заявку, но это надолго».

Я был вне себя от возмущения! Что за наглость! Я гражданин Германии, и меня

удерживают против моей воли в чужой стране! Невероятно! Я этого так не оставлю, я вам

устрою  – кричал я. Но кому? Мне что, теперь позвонить Горбачёву и пожаловаться? Я

чувствовал  себя  совершенно  беспомощным.  В  таких,  казалось  бы,  безнадёжных

ситуациях,  я  всегда  делаю  шаг  назад  и  вспоминаю  о  своём  происхождении  и  о

воспитанности.

Что создаёт жизнь? Что по-настоящему важно, а что нет? – эти вопросы я задавал

себе  и  пришёл  к  заключению,  что,  хотя  мне  тут  и  хреново,  но  миллионы  русских

вынуждены жить в таких же условиях день за днём. А я? Потрепал нервы за эти 3 недели?

Зато я каждый вечер делал около 10000 человек счастливее своей музыкой, и при этом,

ещё  и  зарабатывал  деньги.  Было  ли  у  меня  право  корчить  из  себя  капризную  диву?  Я

спрашивал себя: ты что, совсем спятил, Томас??

Этот аутотренинг помог; к тому же, люди учатся. Я больше не открывал никаких

холодильников – поэтому я не видел тараканов. Сочетание ржавой воды и синего геля для

душа  создавало  удивительный  «карибский»  пейзаж  в  ванне.  И  я  объяснил  поварам  в

отеле, что куриную грудку можно жарить и без топлёного сала.

Нора готовила для всех нас лапшу: тесто из муки, яиц и соли, кухонное полотенце,

в  котором  делают  небольшие  дырочки,  подсоленная  вода  –  и  через  3  минуты  лапша

готова.  Где  же  тут  проблемы?  Однажды  у  нас  в  гримёрке,  как  нам  сказали,  сломался

холодильник, и все напитки стали тёплыми. Что же сделал мой друг Гидо, который нас

сопровождал? Он принёс с улицы снег, накидал его в ванну и положил туда все напитки.

Русские посмотрели на это, и у них пропал дар речи. Но ведь нормально, не так ли?

Как  часто  бывает  в  турне,  последняя  неделя  пролетела  как  миг,  так  что  даже

трудно было представить себе, что я уже 5 недель был в пути.

Я  хотел  доработать  тур  до  последнего  дня,  потому  что,  в  конце  концов,  мои

поклонники  не  были  виноваты  в  печальных  условиях  для  жизни  в  их  стране.  Они

смирились со своей судьбой, и надеялись разнообразить свою тоскливую повседневную

жизнь при помощи моих концертов. Такое заслуживало уважения!

 В четверг пасхальной недели мы вернулись  домой, а  уже в понедельник должно

было  начаться  следующее  турне  в  Польше.  Я  был  уставшим  и  опустошённым,  я  хотел

наслаждаться  жизнью,  а  не  считать  часы  до  следующего  самолёта.  Это  было  начало

апреля, и на пятницу, субботу и воскресенье выпала отличная весенняя погода: солнечно,

17  градусов,  просто  прелесть.  В  субботу  мы  с  Норой  поехали  в  Кобленцский  City  за

покупками.

В  витрине  автосалона  мы  увидели  новую  Alfa  Spider:  небольшой  кабриолет  за

38000 марок. Я обязательно должен был его заполучить. После всех лишений прошедших

недель я хотел компенсации для нас с Норой. Я закрыл глаза и начал мечтать, как мы с

моей женой будем ехать в открытой машине вдоль Мозеля и любоваться видами родного

края.

К  сожалению,  автосалон  уже  закрылся.  Но  если  есть  желание  –  будет  и

возможность. Я знал управляющего, раздобыл его домашний номер, и позвонил. «Алло,

господин Шнайдер, это Томас Андерс». «Здравствуйте, господин Андерс, как ваши дела?

Хорошо, что Вы позвонили». «Господин Шнайдер, я тут стою как раз у Вашей витрины, и

вижу этот прекрасный кабриолет Alfa Spider». «Да, он действительно крутой. Отделка из

настоящей кожи, это нечто совершенно особенное». – «Да-да, я в курсе», сказал я, «я бы

охотно  купил  эту  машину».  «Классно.  Приезжайте  на  следующей  неделе,  я  всѐ

подготовлю». «Нет, Херр Шнайдер, вы меня неправильно поняли», ответил я, «я бы хотел

этот  Spider  купить  сейчас.  Не  во  вторник! Я  уже  к  тому  моменту  уеду  в  турне».  «Оу»,

донеслось из трубки, «это проблематично. Мы уже закрылись». – «Я знаю, Херр Шнайдер.

Но если вы хотите продать машину, придумайте что-нибудь. Я через 2 часа снова заеду в

автосалон. Или Вы будете там, и я получу авто, или покупка не состоится». – «Я сделаю

всѐ возможное», ответил он.

Спустя два часа я был счастливым владельцем новенького кабриолета, который я

через полгода и 900 км пробега продал снова.

Турне  в  Польше  прошло  также  успешно,  как  и  в  России:  везде  аншлаги  и

счастливые  люди.  Это  было  хорошее,  но  одновременно  напряжённое  время  для  нас  с

Норой. В паузах между турне мы были в Кобленце или летели в Лос-Анджелес.

 Глава 19
НАША ДОМОХОЗЯЙКА: ВРУЧЕНИЕ ОСКАРА. ЧАСТЬ 1.

 У нас уже пару лет была одна и та же домохозяйка, которую мы наняли для нашего

спокойствия. Хотя, возможно, это может показаться смешным, что молодая парочка без

детей держит домохозяйку, по-другому не получалось.

После  внезапного  успеха  Modern  Talking  и  связанных  с  этим  путешествий  нам

нужен был человек, который бы постоянно заботился о нашем доме, ведь бывало так, что

мы  приезжали  домой,  а  уже  на  следующий  день  уезжали  снова.  Нужно  было  делать

совершенно банальные вещи: стирать бельё, забирать почту, присматривать за рабочими,

или просто ходить за продуктами.

Нашей  «Жемчужиной»,  как  мы  её  называли,  которая  должна  была  заботиться  о

доме, была Фрау Хорнеманн. У неё были свои определённые обязанности, и она быстро

вошла  в  наше  доверие.  Она  была  совершенно  особенной:  ей  было  к  60  годам,  судя  по

внешности  и  диалекту,  она  была  родом  из  Северной  Германии,  и  была  очень  предана

работе.  Фрау  Хорнеманн  была  настоящей  «Жемчужиной»  и  со  временем  она  завоевала

наше полное расположение. Также вскоре выяснилось, что у Фрау Хорнеманн была своя

собственная мораль и представления о своих работодателях (то есть о Норе и мне), что

она и применяла.

В  главной  жилой  комнате  у  нас  было  3  окна  с  6  одинаковыми  шторами.

Соответственно, время от времени их надо было чистить. Поэтому, перед отправлением в

очередную  поездку,  Нора  дала  нашей  домработнице  задание  отнести  шторы  в  чистку,

потому  что  они  были сделаны  из  высококачественной  ткани и  должны  были  чиститься

только  химическим  способом.  Когда  мы  через  несколько  дней  вернулись,  неладное  мы

заметили  не  сразу.  Ведь  ты  же  не  бежишь  контролировать  состояние  штор  как  только

приходишь домой.

Только  на  следующее  утро  Нора  заметила,  что  шторы,  которые  должны  быть

длиной  до  пола,  теперь  заканчивались  по  крайней  мере  в  15  см  от  края  окна.  «Фрау

Хоооорррнееемааанн»,  завопила  Нора,  «что  вы  натворили  со  шторами?»  «Я  их

выстирала» – раздался еѐ ответ.  «Надо было не стирать, а сдать в химчистку. Я же Вам

сказала  конкретно»,  нервно  ответила  Нора.  «Но,  Нора,  я  клянусь,  я  относила  их  в

химчистку»,  заявила  Фрау  Хорнеманн.  «Нда?  Тогда  эта  контора  должна  возместить

ущерб, ведь шторы пришли в негодность. Завтра принесите мне квитанцию оттуда».

На следующее утро Нора спросила Фрау Хорнеманн о квитанции, но та забыла его.

Ещё  через  день  Фрау  Хорнеманн  сказала,  что  её  мать  так  заболтала  её,  что  она  снова

забыла о чеке. На третий день это была уже катастрофа: Фрау Хорнеманн стояла перед

Норой и со слезами на глазах уверяла, что накануне вечером она оставила квитанцию на

столе, чтобы не забыть, но её попугай взял да слопал бумажку. Но у неё уже было готово

решение:  «Возможно,  в  прачечной  нужно  снова  постирать  эти  шторы!»  –  заявила  Фрау

Хорнеманн. «Как это?», вопрошала Нора. «Ну да, знаете ли, Нора, возможно, у них есть

специальные  химикаты,  чтобы  сделать  ткань  снова  длинной».  Нора  окончательно

взбесилась: «Что это ещё за идиотизм! Шторы сели от Вашей стирки. Баста!» Норин тон

сигнализировал, что разговор пора заканчивать. Это дошло и до самой Фрау Хорнеманн,

которая хотела иметь за собой последнее слово.

Когда мы вернулись домой из нашей следующей поездки, мы не поверили своим

глазам: шторы снова  «удлинились». Мы стояли у окна и только диву давались: как это

так? Как в химчистке смогли «нарастить» 15 см длины? Этого не могло быть, мы с Норой

были в недоумении.

Некоторое время спустя, когда мы переезжали из пентхауса родителей Норы, тайна

«чуда» раскрылась. Фрау Хорнеманн просто перевесила шторы из другой комнаты в зал.

Те были почищены химически и не потеряли в длине, а подмену мы не заметили потому,

что перед окном стоял буфет, скрывавший шторы.

В другой раз, после нашего возвращения из очередной поездки, у Фрау Хорнеманн

оказалась перебинтована рука. Я сказал: «О Боже, что случилось?» «Ах», сказала она, «не

стоит  и  говорить,  ничего  серьёзного».  «Но  я  всё  же  хотел  бы  знать»,  ответил  я.  После

долгих  пререканий,  она,  наконец,  призналась:  «Я  расчёсывала  персидского  кота,  и  он

вцепился  когтями  в  мою  руку.  Раны  воспалились,  и  мне  пришлось  перелить  кровь».  Я

покачал головой: «И Вы говорите, что это ничего серьёзного?! Мне очень жаль, что кот

Вас исцарапал, я бы хотел оплатить Ваше лечение». «Это не нужно, страховка покрыла

расходы. Кроме того, это моя вина, потому что я неправильно взяла кота и он лишь хотел

защититься».

Мы дискутировали  и дискутировали, но Фрау Хорнеманн не хотела брать денег.

Через  2  дня  Нора  сказала:  «Мы  не  можем  этого  просто  так  оставить.  У  бедной  Фрау

Хорнеманн  наверняка  были  дикие  боли.  Давай  поедем  к  ювелиру  и  купим  еѐ  пару

жемчужных серёжек». Мне идея понравилась; мы поехали к нашему знакомому ювелиру

и  выбрали  прелестные  жемчужные  клипсы.  Так  как  нам  всѐ  равно  было  по  пути,  мы

оттуда  сразу  заехали  домой  к  Фрау  Хорнеманн.  Она  открыла  дверь  и  впустила  нас.

Серёжки ей очень сильно понравились. Пока мы сидели на диване и ждали, когда наша

Жемчужина  организует  на  кухне  напитки,  Нора  мне  внезапно  сказала:  «Пепельница  из

свинцового хрусталя выглядит точно также, как и та, которую мы когда-то покупали». Я:

«Возможно. Они же у многих есть». Нора кивнула. Через секунду она уже хотела знать:

«Куда  мы,  собственно  говоря,  дома  подевали  наши  шёлковые  подушки?  Вот  эти  тут

выглядят точно как наши». Я снова не придал этому значения. «Верно, наши выглядят так

же.  Но  ведь  таких  подушек  сделали  тысячи»,  пояснил  я  ей.  А  Нора  снова:  «А  картин,

написанных  Таней  Вайдунг,  наверняка  сотни,  да?»  Теперь  и  мне  это  показалось

подозрительным.  Я  встал  и  подошѐл  к  картине  на  стене.  Фактически,  это  была  работа,

написанная  моей  сестрой  Таней  к  нашей  свадьбе.  Как  известно,  Нора  была  очень

импульсивной, поэтому она закричала: «Фрау Хорнеманн! Быстро подойдите сюда!!!»

Мы с Норой начали бегать по всей квартире и находили дюжины наших вещей. В

ванной стояли мои старые флаконы с парфюмом, на стенах висели мои фото в рамках.

Меня осенило: Фрау Хорнеманн была моей большущей фанаткой. По всей квартире были

расставлены  вещи,  принадлежавшие  мне.  Она  их  просто  брала  из  нашей  квартиры  и

приносила к себе домой. Мы с Норой были в недоумении от такой дерзости. Конечно, вы

теперь спросите, как же мы раньше не заметили, что у нас крали вещи. Но у нас было 3

дома,  постоянно  декорируемых  всем  новым,  и  многое  было  упаковано  в  коробки.

Поэтому, если что-то мы не могли найти, мы думали, что это что-то лежит в другом месте

или в другой квартире.

Мы собрали нашу собственность и покинули квартиру Фрау Хорнеманн.

Дома я первым делом позвонил нашему адвокату. Мы с Норой были сыты по горло

и хотели немедленно уволить Фрау Хорнеманн. Конечно, это была огромная драма: она

плакала и умоляла и клялась, что этого больше никогда не повторится. Мы прониклись

сочувствием и решили дать еѐ ещѐ один шанс. Наш адвокат подготовил бумагу, которую

она  должна  была  подписать.  В  ней  говорилось,  что  если  что-то  подобное  ещѐ  раз

произойдёт, она будет немедленно уволена безо всяких компенсаций и что она в отместку

не имеет права никому рассказывать о работе в качестве нашей домохозяйки.

Только про одну лишь Фрау Хорнеманн я бы мог написать целую книгу. На самом

деле с ней связаны сотни историй, некоторые безумно смешные, некоторые совсем дикие.

В какой-то момент эта Фрау уже перестала у нас работать.

 Позже мы с Норой купили старую, но полностью отремонтированную ферму близ

Кобленца. Это была крестьянская усадьба мечты. 6000 кв.м. земли и только в доме – 400

кв.м. жилой площади. Рядом с первоначальным зданием была пристроена ещѐ одна жилая

комната,  площадью  в  120  кв.м.,  и  через  окна,  размером  во  всю  стену,  можно  было

любоваться лугом со старыми деревьями и прудом. Один только внутренний двор занимал

700 кв.м., с ручьѐм и старым каштаном. Это было типичное старомодное здание в форме

подковы.  Напротив  главного  дома  были  ещѐ  лошадиные  стойла,  посреди  которых

находился сарай, в котором я организовал свою музыкальную студию.

Ванные  были  декорированы  Valentino,  а  наша  спальня,  бывшая  когда-то

курятником, была огромной – 50 кв.м. Там был открытый камин, и потолки, высотой в 6

метров, простиравшиеся до фронтона.

Это был дом-мечта, соответственно, за него тоже стала отвечать Фрау Хорнеманн.

Так  как  я  много  времени  проводил  в  Лос-Анджелесе  и  в  заграничных  турне,  Фрау

Хорнеманн чувствовала себя уже не как домработница, а больше как хозяйка. Возможно,

мне  было  слишком  удобно?  Надо  было  бы  ещѐ  раньше  взять  бразды  правления  в  свои

руки, однако в те редкие дни, когда я был дома, у меня просто не было никакого желания

бодаться с домохозяйкой.

Кроме фермы, уже много лет, у меня была квартира в Берлине, в Ваннзее. Она не

была  большой  –  около  150  кв.м.,  но  находилась  в  отличном  месте.  После  объединения

Германий  я  решил  отказаться  от  этой  квартиры,  у  меня  просто  больше  не  было  на неѐ

времени.  Мне  принадлежал  мой  дом-мечта  в  Фордерайфеле,  дом  в  Лос-Анджелесе,  но

большее время я, из-за работы, проводил не в них, а путешествуя по всему свету. Время от

времени  у  меня  были  встречи  в  Берлине,  но  чаще  всего  времени  было  так  мало,  что  я

просто оставался в отеле, нежели ехал в Ваннзее.

Таким образом, я нанял фирму, занимающуюся переездами, чтобы они перевезли

мои пожитки на ферму. Я не мог лично присутствовать, так как в то время работал в Лос-

Анджелесе над новым альбомом. К тому же, для этого есть работники. Я позвонил Фрау

Хорнеманн, чтобы убедиться, что переезд происходит правильно. Она мне сказала, что всѐ

отлично и нет вообще никаких проблем. Замечательно! Я успокоился.

Две недели спустя я вернулся в Германию. Когда я приехал на ферму, была уже

поздняя  ночь,  поэтому  я  прямиком  отправился  в  ванную,  и  затем  в  кровать.  После

длительного путешествия проснуться в своей кровати и наконец-то снова быть дома – это

спокойное  и  прекрасное  чувство.  Я  встал,  надел  домашнюю  одежду,  пошёл  в  кухню,

сделал себе чай и решил позвонить своей подруге Рози. С телефонной трубкой в одной

руке  и  чашкой  чая  в  другой,  я,  ещё  полусонный,  прошёл  в  зал  и  удобно  устроился  на

диване. Во время разговора, я медленно окинул взглядом комнату. Посреди предложения

я  сказал:  «Рози,  я  тебе  перезвоню  позже».  Я  повесил  трубку  и  сидел  на  диване,  не  в

состоянии пошевелиться от шока. Я не мог поверить своим глазам: бульшая часть мебели

была заменена на мебель из берлинской квартиры. Новые шкафы, новые лампы, новые

картины. Я пробежался по дому: зал, столовая и вестибюль было не узнать. И совершенно

точно: лучше не стало!

Я набрал побольше воздуха и закричал: «Фрау Хооооорррнеемааанн!» Она вошла в

комнату с невинным выражением лица. Она мне пояснила, что ей так понравилось гораздо

больше. Рабочие были так милы, что за всю эту перестановку взяли всего на 2000 марок

больше.  «Дорогая Фрау  Хорнеманн», сказал  я, стараясь сохранять самообладание,  «мне

совершенно  насрать,  что  Вы  считаете  стало  лучше,  а  что  нет.  Это  МОЙ  дом  и  МОИ

деньги.  Организуйте  всё  так,  чтобы  когда  я  буду  в  следующий  раз  в  отъезде,  всё

вернулось на свои места, как было раньше!»

Фрау Хорнеманн никак не могла взять в толк. Она ведь хотела как лучше, ведь она

проводила в доме больше времени, чем его владелец. «Может оно и так, Фрау Хорнеманн,

но дом принадлежит нам, а не Вам».

Разговор окончен!

 Тем  временем,  Нора  бульшую  часть  года  проводила  в  нашем  доме  в  Лос-

Анджелесе,  и  приезжала  в  Германию  от  силы  на  недельку.  Я  же  разрывался  между

различными  деловыми  встречами;  к  тому  же  ферма  была  слишком  большой  для  меня

одного, и стоила целого состояния. Для Норы было немыслимым снова вернуться жить в

Германию, поэтому мы решили продать это имение.

Из-за огромного расстояния между нами, Нора и я стали отдаляться друг от друга.

Трудно сохранять нормальный брак, когда супруги не видятся по  два месяца подряд,  а

когда  всѐ  же  оказываются  вместе,  требуется  несколько  дней,  чтобы  привыкнуть  друг  к

другу  снова,  потому  что  каждый  уже  живѐт  своей  собственной  жизнью,  со  своими

привычками. Мы с Норой никогда не поднимали эту тему, но с продажей этого дома, наш

брак и покатился под гору. Мы оба начали, каждый, свои собственные новые жизни.

Я исходил из того, что хочу снять квартиру в Кобленце лишь временно, потому что

не знал, какие пути мне готовит жизнь. Мой успех в Германии был весьма ограничен: хотя

я и выступал на телевидении, коммерческого успеха у моих альбомов не было. Хотя я был

успешен за границей, Германия упорно отказывала мне в признании.

Я переехал в один из этажей двухэтажного 200-метрового пентхауса в Кобленце.

Впервые  в  жизни  меня  посетило  чувство,  что  это  целиком  моя  квартира,  целиком  мой

домашний очаг. Я никогда не жил в классическом студенческом общежитии; после того,

как я покинул родительский дом, я сразу переехал к Норе. Теперь, наконец-то у меня был

свой угол. Было интересно и очень показательно: Нора лишь однажды приезжала в эту

квартиру из Лос-Анджелеса. Она прожила в ней ровно десять дней, и мы спали в разных

комнатах. Это был решающий момент перерезания нитей между мной и моей женой на

пути к концу нашего брака.

За это время мы поменяли нашу квартиру в Лос-Анджелесе на дом, и Нора давно

чувствовала себя скорее американкой, нежели немкой. Она приезжала из Лос-Анджелеса в

Германию  лишь  на  пару  дней,  чтобы  навестить  своих  сестѐр,  визиты  эти  были  очень

короткими. Я был рад ей, но, с другой стороны, через два дня она уже «стояла в пальто».

В первый вечер мы рассказывали друг другу что-нибудь, во второй вечер мы шли ужинать

в ресторан. Там она снова доводила до моего сведения, что в Кобленце ничегошеньки не

изменилось, и всѐ выглядит таким же скучным, как и раньше. На третий вечер она уже

уезжала.  Наши  отношения  друг  к  другу  стали  называться  «хорошие  друзья»:  мы

радовались, когда встречались, но радовались и расставанию.