Текст книги "100% Андерс - моя жизнь: правда о Modern Talking, Норе и Дитере Болене"

Автор книги: Томас Андерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

дрожжах,  всѐ  больше  и  больше,  и  никак  не  останавливались.  Когда  это  тесто

вываливалось  из  кастрюли,  было  уже  непонятно,  что  делать  сначала  –  подсчитывать

ущерб или начинать ремонтировать.

Чем популярнее становился Modern Talking, тем больше набухало «тесто Дитера и

Норы». Чем больше мы продавали альбомов, тем больше Дитер убеждался в собственной

гениальности. Он часто словно отказывался признавать, что мы, как дуэт, ответственны за

успех. Modern Talking должен был быть только его ребѐнком. Нора этого, конечно же, не

осознавала. Она хотела уберечь меня и обеспечить мне место на этой кухне. Чем меньше

денег  мне  хотел  дать  Дитер,  чем  больше  он  всѐ  склонял  к  своей  пользе,  тем  яростнее

сражалась Нора за то, чтобы он делился. Так они и стояли как на дуэли, а я между ними на

поле боя. Конечно, тогда я был на стороне своей жены. Но на самом деле я никогда не

хотел, чтобы всѐ зашло так далеко. Я находил это опустошающим и изнурительным.

Конечно, можно было бы сегодня сказать, что Нора в известной мере виновата в

распаде  Modern  Talking.  Но  и  Дитера  можно  было  бы  сделать  ответственным  за  это  в

равной  степени,  т.к.  он  постоянно  подливал  масла  в  огонь  и  своим  неуклюжим

поведением провоцировал Нору всѐ больше и больше. Для меня они одинаково виноваты

в разрыве Modern Talking. Ошибка, в которой я должен сегодня признаться, был тот факт,

что я удобно устроился. Я всегда находился вне этих споров Дитера и Норы. Если мне

что-то  не  нравилось  и  я  не  хотел  что-либо  делать,  я  возвращался  в  «домик  улитки»,  и

позволял Норе улаживать это.

За что я до сих пор в обиде на Дитера,  – это то, что он никогда не воспринимал

Modern Talking как группу. Мы вдвоѐм сделали нечто великое. Мы построили совершенно

фантастические карьеры. Миллионы людей были нам преданны, боготворили нас и нашу

музыку, и с Modern Talking отлично проводили время.

Для Дитера это никогда по-настоящему не имело ценности. Мы никогда не были

настоящей командой. Единственным другом, который есть у Дитера, вероятно, остаѐтся

его  банковский  счѐт.  Для  него  в  первую  очередь  считалось  то,  что  Modern  Talking

приносил  ему  миллионы.  Если  у  него  пропадало  желание  делать  что-либо,  он

вышвыривал это тут же. Для него, судя по всему, было совершенно всѐ равно, что думает

фирма грамзаписи или наши поклонники. У него также никогда не хватало великодушия

сказать: У меня отличные помощники, у меня отличные со-продюсеры и звукоинженеры.

У меня отличные музыканты. От него этого никто никогда не слышал. Нет. Для него это

было так: Я – лучший продюсер, я – лучший в студии, я – лучший композитор, и в любом

случае, самый главный. Самый большой враг Дитера – это его эго.

Я устроен по-другому. У меня нет таких проблем с эго. Я зарабатывал безумное

количество денег и продолжаю их зарабатывать. Но мне для этого не надо быть «больше,

чем сама жизнь». Дитер просто не понимает, что человек тем круче, чем больше хорошего

он делает другим, и тогда приходит успех. В одном интервью он однажды сказал, что он

меня  «принудительно  сделал  миллионером»,  я  на  это  ответил:  «Да,  правда,  но  и  я  его

тоже». Мы оба были в равной степени ответственны за успех Modern Talking, почему он

не  может  этого  признать?  Дитер  выжимает  людей  как  губку,  он  забирает  у  других

энергию, только чтобы самому ярче светиться. Только главное созвездие должно и само

излучать энергию. Я не могу ожидать, что буду любимым другими, только потому, что я

получаю  эту  любовь  –  я  также  должен  ее  и  отдавать  взамен.  Я  не  удивлюсь,  если  его

отношение ко мне и к другим людям однажды оставит его покинутым, старым и одиноким

человеком.

После исчезновения из Парижа, фирма грамзаписи мне серьезно сказала, что если

еще  раз  это  повторится,  я  буду  должен  выплатить  весь  огромный  ущерб  от  этого,  и,

конечно, я должен был строго придерживаться условий своего контракта.

Какое-то  время  спустя  произошло  следующее:  мы  получили  запрос  на  одно  ТВ-

шоу  в  Париже,  которое  должно  было  состоятся  спустя  всего  два  дня,  чтобы  на  нем

представить наш новый сингл. Кроме квартиры в Кобленце, у меня еще была квартира в

Берлине, в которой я, как раз, и был уже неделю с нашей афганской овчаркой Принцессой

и  нашим  персидским  котом  Неро.  Я  согласился  на  телепередачу  и  сказал  фирме

грамзаписи,  что  сначала  поеду  на  машине  в  Кобленц,  чтобы  отдать  своих  животных

домработнице.

Фирма грамзаписи насторожилась, потому как они уже отлично знали о печально

известной непунктуальности Норы, они не хотели, чтобы я ехал на машине. Но что же мне

было делать со своими зверями? Я не мог их оставить одних в Берлине.

Звукозаписывающая  компания  предложила  нанять  для  меня  Learjet,  чтобы  я  мог

привести животных оттуда в Кобленц, а затем дальше лететь в Париж.

Всегда  случаются  такие  ситуации  у  артистов  в  самые  плохие  фазы  их  карьеры,

которые  становятся  скандально  известными.  Фирма  заказала  самолет,  а  потом  это

выглядит как «он требует лететь только на частном самолете».

Я принял предложение и мы с Норой и Петрой Шуманн, кошкой и собакой поехали

в аэропорт.

Пилот не пришел в восторг: животные не полетят в самолете. О, Боже, теперь-то

что случилось? Я стал нервничать.

Мы  поговорили  с  пилотом  и  он  рассказал  нам,  что  за  неделю  до  этого  он  вез

йоркширского терьера американской певицы Эрты Кит, который облевал весь самолет, и

поэтому он никаких животных больше везти не хочет. Петра успокоила его и мы смогли

улететь.

Мы  прилетели  в  Кобленц,  сдали  животных  и  хотели  лететь  дальше,  но  тем

временем  опустился  туман  и  наш  вылет  задержали.  Плохая  погода  –  это  всего  лишь

плохая  погода,  и непунктуальная  Нора  тут  уже  не  при  чем.  Мы  смогли  улететь  только

через два часа.

После  приземления  в  аэропорту  Шарля  де  Голля  в  Париже  мы  сразу  поехали  в

направлении телестудии.

Когда  мы  туда  приехали,  настроение  там  у  всех  было  на  нуле:  «Что  случилось?

Почему так долго?» Режиссер уже ждет целый час репетицию! – «Простите», – сказал я, -

«но из-за тумана мы не могли вылететь вовремя». Режиссер не поленился осведомиться,

являлось ли то, что я сказал правдой или нет. Да, я сказал правду, и туман есть туман.

Дитер и я отправились на репетицию, но тут – новый повод для злости.

Дитер забыл свою гитару в отеле и репетировал с каким-то инструментом, который

ему дали взамен, но он хотел играть только на своей во время телешоу (хотя все равно

планировалась  фонограмма)  и  сказал  ассистенту  после  репетиции,  что  теперь  поедет  в

отель и заберет свою гитару.

«Как это? – закричал режиссер, – Сейчас уже половина шестого, а дорога в отель и

обратно,  включая  пробки,  займет  по  меньшей  мере  три  часа,  тогда  передача  в  прямом

эфире уже давно закончится». Это не помогло. Дитер чертовски хотел поехать в отель и

забрать свою гитару, или хотя бы попытаться. И он уехал!

Короче говоря, когда началась телепередача, Дитера, конечно, не было в студии, и

режиссер  вышвырнул  нас  из  передачи.  Мы  с  Норой  поехали  в  центр  Парижа,  вкусно

поужинали и в 23 часа вылетели на частном самолете обратно в Кобленц.

Такие  неприятности  могут  случиться  с  любой  телепередачей,  можно  сколько

угодно на них злиться, но они все равно случаются. На следующее  утро я позвонил на

фирму, чтобы обговорить ситуацию. Я лишь хотел дать понять, что не только Нора и я

могут доставить трудности, но еще и их любимый Дитер.

Я рассчитывал на то, что ему устроят разборки, но шеф ответил мне:  «Да ничего

страшного, такое случается, таков уж он, этот Дитер».

Я был ошарашен.

Через год и через еще двадцать миллионов проданных пластинок мир вокруг нас

выглядел  уже  по-другому  –  уже  не  было  девичьего  восторга  и  безграничной

дружелюбности весны 85-го, было только бизнес. Дитер начал продюсировать C.C. Catch,

как открытый им проект.

Нора  и  Дитер  спорили  при  любой  возможности.  Дитер  старался  везде  и  всюду

сорвать любую выгоду касательно Modern Talking, и она знала это. Речь в его сознании

уже шла не о Modern Talking, а, в первую очередь, о предпринимателе Дитере Болене, и,

конечно, Нора со своей ревностью обостряла все ситуации.

Я предполагаю, что Дитер не переносит сильных женщин – он этакий настоящий

мачо.  Я  считаю,  что  в  его  глазах  женщины,  прежде  всего,  должны  быть  красивыми,

стройными,  но  безвольными.  Я  имел  удовольствие  (и  иногда  несчастье)  знакомиться  с

некоторыми из его подружек (конечно, не со всеми, просто потому, что их было слишком

много), и каждый раз у него была одна и та же схема как все должно быть: сначала он

заставлял девушку сузить ее круг общения с родителями и друзьями, затем настоятельно

советовал  избавиться  от  старого  телефона,  а  потом  давал  ей  новый  номер,  который  он

контролировал.  К  этому  моменту  девушка  уже  оказывалась  полностью  в  его  власти.

Возможно,  в  этой  цепочке  было  еще  что-то.  Говорить  эти  девушки  могли  в  основном

только тогда, когда Дитер им это разрешал.

А тут была энергичная, уверенная в себе Нора, которая постоянно с ним спорила.

Довольно  скоро  Нора  поняла,  что  Дитер  Болен  слишком  язвителен  –  его  манеры,  его

наглое поведение она находила ужасными. Первый настоящий скандал между ними двумя

случился  во  время  одного  телевыступления  Modern  Talking  –  мы  с  Норой  пришли  к

Дитеру в гримерку, он лежал на диване, мы вошли и сказали: «Привет, Дитер! Как дела?»,

на  что  он  (я  не  уверен,  шутя  или  нет)  ответил:  «Что  еще  за  «Привет,  Дитер»?  С  этого

момента  я  хочу,  чтобы  меня  называли  Самым  успешным  музыкальным  продюсером

мира». Я только закатил глаза и не счел нужным отвечать на очередную глупость, но Нора

молчать  не  могла  и  совершенно  спокойно  ответила  ему:  «Послушай-ка,  Дитер,  мне

совершенно все равно, как ты хочешь, чтобы тебя называли, для меня ты есть и остаешься

жопой».  Затем  она  развернулась  и  ушла.  Дитер  в  тот  момент  потерял  дар  речи,  что

случалось с ним крайне редко.

Разумеется,  обида  не  рассосалась  само  собой,  но  Нора  не  особо  раскидывалась

подобными фразами, она была умной и быстро раскусила Дитера. Каждый раз, когда они

оба оказывались в одном и тоже помещении нужно было подождать только две минуты,

пока  ситуация  не  раскалится.  Нора  была  слишком  сильной  для  Дитера.  С  ее

самоуверенностью, казалось, она превращала его жизнь в ад. Только спустя много лет, я

понял, почему эти двое так не могли ужиться  – Нора и Дитер имели невероятно много

общего в их характерах, и кто же захочет постоянно бороться со своим зеркалом?

Кроме того, у них обоих был скрытый страх, что другой будет оказывать больше

влияния на меня. Они оба хотели полностью завладеть мной. Дитер Болен хочет работать

только с теми людьми, которыми он в известной степени владеет, и как только эти люди

начинают  показывать  свой  собственный  характер  и  делать  что-то  вопреки  ему,  может

случится такое, что они вылетят в окно. И это тоже характерно для Норы.

Следующая большая история случилась с золотой цепочкой с подвеской «NORA»,

которую  я  носил  во  времена  Modern  Talking.  Даже  сегодня,  спустя  более  25  лет,  меня

постоянно о ней спрашивают. Все это задумывалось всего лишь как шутка, чтобы позлить

Дитера.  На  цепочку  нас  вдохновил  Удо  Линденберг,  который  когда-то  произвел  фурор

своим  непропорционально  огромным  ремнем  из  черной  кожи,  на  пряжке  которого

большими  серебряными  буквами  было  написано  «PANIK».  Мы  хотели  сделать  NORA-

ремень.  В  то  время  мы  с  друзьями  были  на  юге  Франции  и  лежали  у  бассейна.  Мой

товарищ сказал: «Ремень – это глупо, сделайте лучше цепочку, на которой будет написано

«NORA». Идея пришлась нам по вкусу, и мы позвонили нашему ювелиру в Кобленце и

дали ему задание сделать такую цепочку. Это должно было быть сенсацией, а не какая-

нибудь маленькая золотая подвеска, которые  носят девочки, а по-настоящему огромная

цепь – таковой ее и сделали.

У  Modern  Talking  намечалось  выступление  в  передаче  «Auf  los  geht‘s  los»  с

Йоахимом Фуксбергером – мы и подумать не могли, что эта золотая цепочка (стоимостью

около пяти тысяч марок) так взорвет СМИ. С того момента в каждой газетной статье о

Modern Talking или обо мне цепь была центром обсуждений. Каждый журналист пытался

выдумать какую-нибудь историю, связанную с цепью: чаще всего попадались варианты,

что Нора настояла на этом и повесила ее на меня. Мы почти лопнули от смеха. Конечно,

мы  не  намеревались  делать  цепочку  центром  внимания,  я  носил  эту  замечательную

вещицу до 1990-го года, и с тех пор она лежит в моем банковском сейфе. Дитер полагал,

что Нора манипулировала мной одним взглядом на него и на фирму грамзаписи, но фирме

было  все  равно,  какой  промоушн  я  делаю  себе  сам.  Я  думаю,  что  Дитер  просто  хотел

большего, он хотел полностью меня контролировать, и, наверное, он также хотел, чтобы я

бесконечно восхищался им, но я этого никогда не делал.

Прости,  Дитер,  но  тогда  с  Норой,  или  сейчас  без  нее,  ты  очень  далек  от  того

человека,  которым  бы  я  мог  восхищаться,  или  которым  вообще  кто-либо  мог  бы

восхищаться.

***

Фирме  грамзаписи  удобно  расплачиваться  раз  в  полгода.  Нашими  «днями

зарплаты»  были  всегда  март  и  октябрь.  Надо  это  себе  представить  так,  что,  например,

деньги  за  сингл,  проданный  в  феврале  в  Португалии,  к  30  июня  будут  перечислены  в

Германию, в свою очередь к 31 декабря они достигнут фирмы, и в марте следующего года

я получу деньги. Пожалуйста, не надо сейчас включать логику, это происходит именно

так.

Итак, я ожидал свой большой чек в марте 1986 года.

Когда я обнаружил его в почтовом ящике, я открыл его влажными от пота руками.

Конечно,  я  знал,  что  я  заработал  кое-что,  и  что  проданные  за  рубежом  пластинки,

наконец, должны принести свои плоды.

Я открыл конверт с фирмы грамзаписи, вынул чек и офигел: 250 000 марок.

Многие из вас помнят рождественский фильм «Прекрасный пункт» с Шеви Чейз,

которая ожидает вознаграждения, а вместо этого получает членство в клубе. Так же было

и  у  меня,  когда  я  держал  в  руках  тот  чек.  Этого  просто  не  могло  быть.  Я  14  месяцев

колесил  по  всей  Европе,  каждую  секунду  находился  под  пристальным  наблюдением,

боролся с эгоцентристом и ревнивой женой и получил за это всего 250 000 марок! Мне

нужно было сперва присесть.

Так, хорошо, с ревностью моей жены фирма грамзаписи ничего поделать не могла.

Но я позвонил бухгалтеру и рассказал о своѐм недоумении.  «Господин Андерс, нет-нет-

нет,  Боже  упаси,  ещѐ  столько  денег  на  подходе,  мы  тут  всѐ  ещѐ  раз  посчитаем  и

пересчитаем, не беспокойтесь» – были его слова.

Но я беспокоился, и как! Я был в замешательстве и хотел это всѐ исправить.

По вечерам мы с Норой сидели вместе и обдумывали, что тут можно поделать. Мы

задавались вопросом: Будет ли прямо сейчас разрыв Modern Talking неверным решением

или  мудрым  поступком?  С  каким  новым  продюсером  я  бы  хотел  работать,  если  мы  с

Дитером разойдѐмся?

Мы  обдумывали  это,  и  я  рассказал  Норе,  что  я  давно  хотел  бы  поработать  с

Джеком Уайтом. Нора посчитала эту идеей классной и сказала: «Давай-ка я утром кое-что

придумаю».

На следующий день она разузнала, где сейчас околачивается Джек Уайт и как к

нему подкатить.

Джек тогда жил в Лос-Анджелесе и Мюнхене и как раз тогда у него был хит №1 с

Пиа Задора и Джермейном Джексоном «When The Rain Begins To Fall». Тогда же у него

был ещѐ один мировой хит «Self Control» с Лорой Брэниган, а ещѐ он продюсировал Барри

Манилоу. Джек был успешнейшим немецким продюсером.

Таким  образом,  Нора  позвонила  в  мюнхенскую  студию  Джека  и  спросила:

«Добрый день, это Нора Андерс, могу я поговорить с господином Уайтом?»

«Нет, г-н Уайт как раз сейчас продюсирует», – ответили там.  «Хорошо, но когда

будет  перерыв,  передайте  ему,  пожалуйста,  что  Нора  Андерс  хотела  бы  сделать  ему

деловое предложение». «Извините, пожалуйста», – нервно ответили оттуда,  «я  Вам  уже

сказал, что Джек Уайт продюсирует, и этот процесс может длится днями и ночами». «А

теперь Вы извините», не унималась Нора, «я тут не автограф у него прошу. Скажите ему,

пожалуйста, что я жду». Прошло несколько минут, пока в трубке не зазвучал голос: «Да,

привет?!»  –  «Здравствуйте,  господин Уайт,  меня  зовут  Нора  Андерс,  и  мы  хотели  бы  с

Вами поговорить. Мой муж хотел бы, чтобы Вы были его продюсером». – «Этого многие

хотят», был ответ, «как вас зовут, ещѐ раз?» – «Нора Андерс». – «Та самая Нора Андерс?

Жена  Томаса  Андерса?»  –  «Да,  именно  та  самая».  –  «Когда  мы  сможем  встретиться?»,

спросил Джек.

Два дня спустя мы с Норой полетели в Берлин и встретились с Джеком Уайтом в

его элегантном белоснежном бюро.

Мне  это  очень  понравилось.  Когда  год  спустя  я  сам  сделал  себе  бюро  в  белых

тонах, я вспоминал о той встрече с Джеком.

Джек выслушал мою проблему, вставив в мой рассказ пару вопросов. После того,

как я закончил с рассказом, он поразмышлял пару минут и сказал: «Дорогой Томас, у тебя

золотой голос, но и я не могу тебе обещать, что как отдельный артист ты будешь иметь

такую  же  успешную  карьеру.  Твоя  проблема  в  другом.  Тебе  нужен  сильный  адвокат,

который организует тебе выплату всего того, что тебе причитается».

И  что  теперь  делать?  Я  прихожу  к  Джеку  Уайту,  продюсеру  моей  мечты,  а  он

говорит об адвокате, который уладит все неприятности?

«Да, но у меня нет таких адвокатов», коротко ответил я.

«Позволь мне», сказал Джек и потянулся к телефону.

«Привет, Аксель, дружище, как поживаешь?» После небольшого разговора Джек

перешѐл к делу. «Аксель, у меня тут сидит Томас Андерс из Modern Talking, и я думаю,

что его надувают. Ты не мог бы взглянуть на его контракт? Я думаю, это важно».

Джек посмотрел на меня и спросил: «Завтра, 14 часов, Мюнхен?».

Я кивнул.

Мы с Норой на следующее утро полетели из Берлина в Мюнхен и встретились с

Доктором Акселем Мейер-Вѐльденом.

Мне  было  известно  только  его  имя,  и  что  он  являлся  адвокатом,  среди  прочих,

Бориса Беккера и Петера Маффэя. Ассистентка проводила нас к нему в кабинет. То, каким

он  выглядел  внешне  мне  понравилось,  динамичный,  ослепительно  позитивный.  После

небольшого  приветствия  мы  перешли  к  делу.  «Господин  Андерс»,  спросил  он,  «Ваш

контракт при вас?» Я подтвердил и отдал ему бумаги.

«Дайте мне четверть часа, чтобы я мог пробежать его глазами», заявил он и уселся

за своим письменным столом.

У  нас  с  Норой  было  время  рассмотреть  его  кабинет,  т.к.  мы  не  хотели

разговаривать,  чтобы  не  отвлекать  его.  Это  был  большущий  кабинет,  продуманный,

сделанный качественно. Антиквариат соседствовал с современной классикой.

«Господин  Андерс»,  сказал  он,  взглянув  через  свои  очки  для  чтения,  и  держа

контракт в руке, «то, что я тут вижу – это нормальный контракт для новичка. Таковым Вы

больше  не  являетесь.  Существует  такая  процедура  как  пересмотр  контракта,

учитывающий уровень продаж. Я Вам скажу прямо, что могу гарантированно добыть для

Вас много денег. Сколько точно  – я не могу сказать. Мой гонорар будет выплачен мне

после утверждения суммы Вашего нового контракта. И теперь Вам решать, доверите ли

Вы мне представлять Ваши интересы».

Тысячи мыслей вертелись у меня в голове. Что делать? Я не знал этого человека.

Его  рекомендовал  Джек  Уайт,  у  него  были  клиенты  из  числа  сильных  мира  сего,  и  он

производил  абсолютно  серьѐзное  впечатление.  Но  как  это  всѐ  должно  выглядеть?  Он

добудет мне деньги! Я должен ему довериться! Человеку, которого я знаю всего 35 минут.

С  другой  стороны,  какие  у  меня  были  альтернативы?  Надо  было  думать  раньше.  Ведь

человек не будет меня звать в Мюнхен, и после чашечки чая говорить, что всѐ в порядке, и

желать  мне  удачи  на  прощание.  Мне  была  неприятна  эта  ситуация  и  надо  было  что-то

менять.  Итак,  Томас,  теперь  не  облажайся  –  сказал  я  себе.  «О‘кей,  я  доверюсь  Вам»,

сказал я спокойным голосом, «пожалуйста, измените условия моего контракта».

Я не мог поверить своим глазам: Др. Аксель Мейер-Вѐльден порвал мой контракт и

сказал : «Спасибо, господин Андерс, с этого момента у Вас больше нет контракта с Hansa.

Вы больше не говорите с Вашим шефом и с господином Боленом, и Вы больше не будете

записывать  без  моего  согласия  ни  одной  песни.  Я  свяжусь  с  вами  в  ближайшие  дни,

пожалуйста,  дайте  моей  секретарше  Ваши  координаты  и  поставьте  свою  подписьв

доверенности. Желаю Вам счастливо долететь домой».

Я был шокирован и потерял дар речи!

Мы с Норой, запинаясь, промолвили только  «Большое  спасибо, господин доктор

Мейер-Вѐльден», и оказались на свежем воздухе.

На это я никак не рассчитывал. Что это вообще было?

В  самых  смелых  моих  мечтах  я  не  мог  представить,  что  лишь  одним  действием

обеспечу себе стабильное финансовое будущее. Я только думал: «Теперь всѐ кончено».

Через  пару  дней  позвонил  мой  новый  адвокат.  Он  рассказал  мне,  что  на  фирме

грамзаписи  были  в  достаточной  степени  шокированы,  что  теперь  он  представляет  мои

интересы,  и  что,  само  собой  разумеется,  они  теперь  изменят  мой  контракт  в  лучшую

сторону. Я ещѐ не знал, что конкретно это должно было означать, но его звонок дал мне

хорошее предчувствие.

Ещѐ через пару дней позвонил Дитер и спросил, что случилось. Я рассказал ему о

своей ситуации, и как я познакомился с доктором Мейер-Вѐльденом, что он произвѐл на

меня  приятное  впечатление,  и  что  проценты  с  зарубежных  продаж  будут  для  меня

значительно увеличены. Это было приятной музыкой для боленских ушей. Если для меня

речь шла о больших деньгах, значит, и для него тоже.  «Значит ли это, что и я могу так

же?»  –  сразу  спросил  он.  «Почему  нет»,  ответил  я,  «я  с  радостью  позвоню  для  тебя  и

назначу встречу». «Супер, давай», ответил он.

Я позвонил доктору Мейер-Вѐльдену, объяснил ему всѐ и он назначил нам встречу

на следующей неделе.

Итак, я сидел в том самом кабинете, что и 3 недели до того, с той разницей, что

Мейер-Вѐльден теперь изучал контракт Дитера.

Всѐ  это  время  происходил  разговор,  Дитер  хотел  знать  у  адвоката  и  то  и  это,

например,  можно  ли  взыскать  деньги  задним  числом,  можно  ли  включить  в  контракт

оплату  за  его  деятельность  в  качестве  продюсера,  и  можно  ли  контролировать  тот

контракт, который он подписал с музыкальным издательством. Мейер-Вѐльден отвечал на

все его вопросы с высоты своих знаний, что заняло немало времени.

Эта сцена и сейчас  у  меня перед глазами: я не должен многого рассказывать, но

когда  Дитер  спросил,  является  ли  даже  этот  разговор  с  адвокатом  платным,  Мейер-

Вѐльден аж подпрыгнул и резко закончил нашу встречу. Стили работы Болена и Мейер-

Вѐльдена  были  несовместимы.  Я  не  слышал,  чтобы  этот  «успешный»  бизнес-союз

продолжал иметь место.

В случае со мной, наоборот, Аксель делал всю работу. Hansa/BMG должна была

выплатить  мне  бесчисленные  миллионы,  а  также  сборы  и  проценты  от  продажи  хитов

тоже.

 Когда я вспоминаю о том времени с Дитером Боленом, всегда в памяти всплывают

маленькие  эпизоды,  например,  этот:  Мы  с  Дитером  как  раз  занимались  подготовкой

рекламы нашего альбома. Мы встретились в Кёльне, где должны были дать совместное

интервью  в  большой  передаче.  Журналисты  задавали  привычные  вопросы:  Что

особенного в новом альбоме? Почему альбом называется именно так? Когда можно будет

увидеть видео к нему? Когда будет тур? И так далее.

Я  приехал  со  своим  шофером  из  Кобленца  и  встретил  Дитера  за  кулисами

телепередачи.  О  да,  ещѐ  издали  я  увидел,  что  у  Дитера  дурное  настроение.  Заранее  не

узнаешь  что  у  него  на  уме.  Да  и  даже  в  те  редкие  случаи,  когда  у  Дитера  было  по-

настоящему  хорошее  настроение,  малейший  эмоционально  негативный  всплеск  мог

мгновенно испортить ему настрой.

Дитер как раз тогда решил бросить курить, и для него само собой разумеющимся

было то, что спутница его жизни тоже не должна была курить. (Когда он хотел выпить

шампанского,  его  девочки  тоже  должны  были  пить  шампанское).  Итак,  тем  вечером  в

Кѐльне Дитер был не в духе, и у него не было никакого настроения для телепередачи и

никакого желания отвечать на одни и те же вопросы.

Часто бывает так, что фирмы, делающие телепередачи, не упускают шанс, когда у

них перед камерой знаменитости. Они задают различные вопросы на актуальные темы, а

потом  продают  эти  кадры  телепередачам.  Ответы  знаменитых  людей  появляются  в

различных тележурналах, и речь в них часто идѐт о разводах, новых романах, темах для

бульварной прессы и новостях. И нас таким же образом спрашивали, есть ли у нас пара

свободных  минут.  Ответ  Дитера  был  полон  негатива,  а  продюсеры  порезали  его  на

несколько  коротких  заявлений.  Таким  образом  было  смонтировано,  что  Дитер  нервно

хотел знать, кому он должен давать интервью, ему ответили – Францу Беккенбауэру. На

что Дитер, якобы, ответил: «Кому? Первый раз слышу!»

 Дитер известен своими легкомысленными высказываниями.

Должен признать, это выглядело очень смешно. Как и у каждого человека, у него

есть и хорошие, и плохие стороны. Когда у него были «хорошие» фазы, он был «вкусным»

и умел развлечь – жаль, что случалось это нечасто.

Однажды мы сидели с ним в зале, где вручали одну награду. Профессиональный

боксѐр  Генри  Маске  вышел  на  сцену  для  произнесения  своих  хвалебных  речей.  Я  не

помню, какого именно артиста тогда чествовали, в любом случае, в речи благодарности

содержалась  история  из  «Маленького  Принца»  всемирно  известного  автора  Антуана  де

Сен-Экзюпери. Именно это сложное имя никак не хотело даваться Маске. Он просто не

мог  его  произнести  без  ошибок,  у  него  постоянно  получалось  что-то  вроде  «Андоан

Зэндубери». Публика посмеивалась. И Дитер, в своей известной манере, выдал достаточно

громко, чтобы слышно было всем: «Если столько раз получить по кумполу, на лучшее вы

тоже не будете способны!»

 Modern Talking было не остановить. Наш успех не знал границ. Во всей Европе и

во многих странах мира мы были на вершине. Только Великобритания сопротивлялась.

Хотя «You‘re My Heart, You‘re My Soul» и был в местных чартах, но лишь как случайный

успех. Дальше дело не шло.

Поэтому  на  фирме  грамзаписи  особенно  обрадовались,  когда  нам  пришло

приглашение  на  пару  дней  для  промоушена  в  Лондоне.  Для  начала  у  нас  было

запланировано выступление на дискотеке в центре Лондона. Ни я, ни Дитер не пришли в

восторг,  потому  что  к  тому  времени  у  нас  за  плечами  было  уже  столько  ночных

выступлений  в  дискотеках.  Вместе  мы  пришли  к  решению,  что  Мodern  Тalking  должен

был быть успешным на танцплощадках и без наших выступлений там по ночам.

Целый день Modern Talking занимался саморекламой, а вечером нам сказали, что

мы должны поехать в один из клубов и спеть там 3 песни, потому что на следующее утро

об этом должны написать в газетах. В действительности это было так, что мы в 3-4 часа

ночи выступали бы в переполненном помещении, а хозяин положил бы много «капусты»

себе в карман.

Фирма  грамзаписи  нам  также  сказала,  что  на  этом  событии  будут  многие  из

важных  медиа-людей  Лондона,  и  что  это  выступление  гарантирует  нам  попадание  в

английский top-10. Итак, мы отправились в Лондон!

В первый же вечер была запланирована дискотека, а на следующие 2 дня интервью

для различных журналов, газет и радиостанций.

Дитер,  его  тогдашняя  пассия,  Нора  и  я  поселись  в  отеле,  а  затем  поехали  на

дискотеку.  Наши  костюмы  уже  ждали  нас  в  подвале  клуба,  и  у  нас  ещѐ  оставалось

немного времени до нашего выхода, и мы пошли наверх. Это не было проблемой, нас там

никто не знал и мы спокойно могли раствориться в толпе.

И вот, мы стояли там, пока не пришла Нора, уперев руки в бока: «Скажи-ка, Томас,

тебе ничего не бросается в глаза?» – «Что ты имеешь в виду?» – спросил я. «Ну, тут же

одни мужчины» – ответила она. Я огляделся и спросил свою жену: «Да, верно, но что с

того?».

«Эй, Дитер, тебе не кажется странным, что тут одни парни, и их тут около 1000?» -

спросил я Дитера. «В самом деле?» – сказал он, «да, и что нам теперь делать?» «Как что

делать? Надо спросить что тут происходит», ответил я.

В  этот  момент  на  сцену  вышел  престарелый  мужчина,  которого  очень  тепло

встретили,  и  начал  читать  книгу  вслух.  Modern  Talking  покинул  дискотеку  и  пошѐл  в

полном составе назад в подвал, в гримѐрку. Там я спросил нашего менеджера, не мог ли

он прояснить ситуацию, и вообще что там с нашей встречей с медиа-людьми? «Встречей с

медиа-людьми?» – спросил он и начал хохотать. «Эй, парни, вы же на самой большой гей-

вечеринке Лондона, и сейчас один известный гей читает со сцены свои мемуары. А потом

– ваш выход».

«Я  не  могу  в  это  поверить»,  сказал  я  Дитеру,  который  слегка  растерянно  теперь

стоял в углу. Конечно, я ничего не имею против гомосексуалов, даже среди моих друзей

они  есть,  и  это  прекрасные  люди,  но  когда  меня  хотят  продать  как  гея,  при  этом

заработать на этом деньги, я бы хотел по меньшей мере быть заранее предупреждѐн об

этом своей фирмой.

Взбешѐнный,  я  подошѐл  к  нашему  менеджеру,  и  сказал,  что  мы  тут  ни  в  коем

случае выступать не будем. Этот чудесный человек в одну секунду переменился в лице.

«You  have  to  go  there»,  заорал  он  и  начал  размахивать  руками  у  меня  перед  лицом.  «Я

тогда стану дьяволом», ответил я ему сухо. «Ты пойдѐшь туда и будешь петь свои сраные

песни»,  крикнул  он.  Такого  со  мной  ещѐ  не  случалось.  Экспрессивный  певец  Джордж

Майкл уже тогда был очень сложным, но мы к такому были непривыкшие. Тот тип впал в

настоящую  истерику  и  был  на  грани  нервного  коллапса.  Я  уже  слышал,  как  ведущий

объявлял  публике:  «Дорогие  джентльмены,  мы  рады  представить  вам  двух  геев  из

Германии: Modern Talking».

Это было уже слишком! Нас уже объявили гей-парой и теперь мы должны были

выйти и выглядеть перед публикой аппетитно.