Текст книги "100% Андерс - моя жизнь: правда о Modern Talking, Норе и Дитере Болене"

Автор книги: Томас Андерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
Моё детство

 День 1 марта 1963 года был воскресным. Было чуть позже 18 часов, когда я появился на

свет в Мюнстермайнфельде недалеко от Кобленца по имени Бернд Вайдунг. Насколько я

теперь  знаю,  американский  певец  Гарри  Белафонте,  польский  композитор  Фредерик

Шопен  и  лидер  американского  джаз-бэнда  Гленн  Миллер  тоже  родились  1  марта.  Знак

судьбы?  Или  просто  счастливый  случай?  Я  родился  и  изо  всех  сил  по  жизни  шел

«припеваючи».  Моя  мама  Хельга  была  твердо  убеждена  в  том,  что  мой  голос  уже  был

привит мне с того момента рождения.

    Меня снова и снова спрашивают, от кого я унаследовал свой талант. Я этого не знаю.

Отец моей матери, должно быть, был очень музыкальным и жизнерадостным человеком.

К сожалению, я никогда с ним не был знаком, так как он погиб во время Второй Мировой

войны. Моя мама часто рассказывала, что ее отец в то время был своего рода эстрадным

исполнителем. Он бывал где-то в окрестностях на народных гуляниях, стоял в палатке на

столе,  распевал  народные  песни,  и  все  люди,  находившиеся  в  сувенирной  палатке,

подпевали ему и танцевали вместе с ним. Также и дядя моего отца пел в церковном хоре в

качестве ведущего вокалиста, а также исполнял большинство сольных партий. Возможно,

по велению самой судьбы эти два таланта нашли отражение во мне.

    Мои  родители  жили  в  Мѐрц.  Как,  Мѐрц?  Ладно,  я  могу  Вас  понять!  Мѐрц,  по  сути,

конечно,  не  является  пупом  земли,  хотя  это  неприятное  высказывание.  Пупок  человека

(или, соответственно, пуповина) это ведь то самое, при помощи чего человек питается и

впоследствии чувствует себя в безопасном месте. Поэтому Мѐрц был для меня в течение

многих лет пупом земли. Баста!

    Наша  маленькая  деревенька  находится  в  районе  Передний  Эйфель  (северо-западная

часть  Рейнских  Сланцевых  гор).  Два  километра  от  Мюнстермайнфельда,  одного  из

крошечных  районных  центров,  и  20  километров  от  Кобленца.  Оглядываясь  назад,

признаю,  что  у  меня  было  прекрасное  детство.  Даже  если  не  каждый  день  приносит

исключительно  радость  (кто  же  этого  не  знает!),  я  все  же  еще  до  сего  дня  с  радостью

вспоминаю свое детство.

    Когда моя мама через несколько дней пришла со мной домой из больницы, меня уже

нетерпеливо поджидал мой брат Ахим, который старше меня на шесть лет. Ахим считал

верхом удовольствия то, что у него наконец-то появился партнер для игр. Первое, о чем

Ахим спросил нашу маму, был вопрос: « Когда же я смогу поиграть с ним в футбол?». До

сего  дня  на  семейных  торжествах  мы  все  еще  смеемся  над  этим  вопросом.  Ахим  ведь

тогда не мог знать, что этот вопрос был забавным, имея двойной смысл: во-первых, моя

мама должна была ему осторожно объяснить, что продлится несколько лет, пока я буду

достаточно  взрослым,  чтобы  играть  в футбол.  Во-вторых,  он  еще  не  мог  знать,  что  его

маленький  браг  НИКОГДА  с  ним  не  сможет  играть  в  футбол.  Я  ненавижу  футбол  и,

будучи ребенком, уже на дух не переносил этой игры. Если бы я, будучи младенцем, умел

говорить,  то  я  бы  выкрикнул  ответ  на  вопрос  Ахима:  «Никогда!  Никогда  я  не  буду

настолько взрослым, чтобы с тобой или с кем-нибудь еще играть в футбол!».

    Мѐрц это деревенька, в которой проживают 130 душ населения, где каждый знает друг

друга. Также как в первой половине дня люди знают, что у соседей есть из еды. Просто

это можно почувствовать. Мѐрц точно такая же уютная деревенька, если представить себе

деревеньку,  расположенную  районе  Передний  Эйфель  (северо-западная  часть  Рейнских

Сланцевых  гор):  поля,  повсюду  фруктовые  деревья,  и  настолько  часто  описываемый

петух, который кукарекал на навозном дворе, в то время все это было.

    Возможно,  это  ирония  судьбы,  что  я  несколько  лет  спустя  получил  творческий

псевдоним  Томас  Андерс,  но  «другим»  я  был  всегда.  Я  никогда  не  был  непослушным

ребенком,  который  испачкается  в  грязи,  играя  с  другими  мальчишками.  Я  никогда  не

искал удовольствия в том, как если я бы бросал в деревенских кошек (они так назывались

у  нас,  так  как  кошки  были  общими  для  всех)  высушенные  горошины  или  бы  надувал

лягушек  при  помощи  соломинки,  чтобы  они  лопнули.  Конечно,  я  запускал  в  небо

воздушного  змея,  я  играл  в  преступников  и  полицейских  со  своими  приятелями  или

катался  зимой  на  санках.  Во  время  Пасхальной  недели  я  тоже  ходил  от  дома  к  дому  с

«трещоткой» (игрушкой из древесины, которая издает треск при вращении) или в начале

ноября собирал хворост для очага на день святого Мартина. Все эти факты относятся к

моему детству. Но настоящее наслаждение я нашел только в своей музыке.

 Глава 3
МОЯ ПЕРВАЯ СЦЕНА: МАМИН
«МАГАЗИНЧИК ТЕТУШКИ ЭММЫ»

 Сегодня я точно не знаю, когда все это началось. Возможно, когда мне было три или

четыре  года.  Но  с  того  момента,  как  я  научился  думать,  я  всегда  хотел  заниматься

музыкой. Я едва ли умел разговаривать, так тут же начинал подпевать песням, звучащим

на радио. Моему брату даже регулярно приходилось записывать песни на аудиокассету.

Передача «Райнер Хольбе и звездный хит-парад» звучала в конце 60-х годов постоянно.

   Меня увлек мир музыки и «звезд». Музыка была для меня чувством из иного измерения.

Мои родители поддержали это стремление к счастью.

    Мой папа также был за то, он это с определенными усилиями нам, детям, передал, что

мы,  по  меньшей  мере,  должны  научиться  играть  на  музыкальных  инструментах.  Что  я

вообще  считал  правильным  решением.  Находясь  в  своей  почтенной  должности

бургомистра  Мѐрца,  в  день  святого  Мартина  он  играл  на  аккордеоне.  Мой  брат,  моя

сестра и я занимались игрой на фортепиано у госпожи Пис, живущей в соседней деревне.

Но по-настоящему хорошо петь в нашей семье умею только я. Итак, я учился играть на

фортепиано,  пел  в  своей  комнате  и  уже  готовился  как  одержимый,  в  уме  к  покорению

сцены, которая означала для меня весь мир.

    Мой  папа  и  моя  мама  смотрели  с  удивлением  на  мою  одержимость  музыкой  с  этой

полной понимания улыбкой любящих родителей. Однако с самого начала они мне дали

понять, что они воспринимают меня серьезно. Они разрешали нам, детям, быть такими,

какие мы есть, и позволяли нам заниматься тем, что нам приносило удовольствие. В то

время как Ахим был членом нашего Союза стрелков, я «приклеивался» с раннего утра до

поздней ночи к любому излюбленному радиоприемнику, из которого раздавалась музыка.

    Я  вырос  в  либеральном,  открытом  для  общения,  родительском  доме.  Мои  родители

воспитывали нас, детей, честно и порядочно обходиться друг с другом. Конечно, раньше

мы тоже ссорились. Но когда возникали проблемы, до сего дня их всегда решаю я, при

этом  я  прямо  рассматриваю  конфликтные  моменты  и  разрабатываю  пути  решения

проблемы. Я основательно размышляю о гармонии. Каждый день, в течение которого я

поссорюсь с кем-то, для меня становится потерянным днем. Прежде всего, это касается

людей, которых я люблю, что касается всех остальных, мне совершенно все равно.

    Будучи  учеником,  семь  лет  подряд  я  был  старостой  класса.  Из-за  моей  спокойной,

рассудительной  линии  поведения  мне,  по-видимому,  были  присущи  лидерские  задатки

для своих одноклассников. Я был для них палочкой-выручалочкой при решении проблем.

Они знали, если я о чем-то заботился, то это большей частью получалось. До сего дня я не

говорю громко, не устраиваю истерик, если что-то выйдет из-под контроля. Да и зачем?

Кто лишь срывает голос, тот не решит проблему. Это всегда оказывает влияние на тон

голоса  и  жестикуляцию,  когда  люди  воспринимают  критику  своей  личности.  Этому  я

научился у своих родителей. Они никогда не были с нами строгими, а скорее, как сегодня

говорят, были «любезно настойчивыми». Это тоже необходимо, если имеешь троих детей.

Так  еще  и  большое  количество  друзей,  которые  постоянно  бывали  у  нас  в  гостях.

Отсутствие точной тактики воспитания бы образовало у нас какой-то проходной двор.

    Моя мама это совершенно спокойный, уравновешенный человек. Но будет больно, если

кто-то скажет что-что плохое о тех людях, которых она любит, тогда она превратится в

львицу. Мама  училась на специалиста по декорированию помещений. От нее я перенял

любовь к деталям и всему красивому. Насколько я могу судить, она переставляла мебель в

нашем дома и с любовью украшала его ко всем возможным временам года и по любому

поводу.  Мой  отец  свил  своей  семье  гнездышко,  моя  мама  обставила  его  и  сделала

уютным. По характеру я  – будучи ребенком, совершенно точно  – многое подсмотрел  у

своих родителей. Папа и я полностью дополняем друг друга прагматизмом. Если бы на

что-то решаемся, то это уже должно быть осуществлено. Согласно девизу: «Взялся за гуж,

не говори, что не дюж», а потом мы смотрим, что получится.

    Девиз папы звучит так, с тех пор как я научился думать: пустыми разговорами о делах

еще  никто  не  продвинулся  на  шаг  вперед,  зато  справился,  приступив  к  делу.  Это  наш

менталитет. Всегда говорить то, что думаешь, и при этом быть честным человеком. Мне

уже  в  подростковом  возрасте  сказали,  что  я  буду  владеть  ярко  выраженной  формой

дипломатии.  Я  могу  сказать  людям  в  лицо,  что  они  идиоты,  тем  не  менее,  они  будут

считать меня милым. Только этого не получилось применить к Дитеру Болену. Я сказал

ему в лицо, что я о нем думаю, и смех и грех, до сего дня он не разговаривает со мной.

Однако об этом позже.

    Этой прямой, искренней линии поведения я научился у своих родителей. Прежде всего,

у моей мамы, которая для нас, детей, была главным примером для подражания.

****

    Из-за моей южной внешности меня снова и снова спрашивают, не имеет ли моя семья

французские корни по материнской линии. Я предлагаю перенестись в 17 век. Разумеется,

у нас не удалось установить наличие ветви семейного древа, которая является родом из

Южной  Европы.  Но  кто  знает.  У  моего  отца  были  братья  и  сестры,  шесть  человек,

которые были разбросаны по разным странам света. Также и у моей мамы были старшие

братья  и  сестры,  три  человека,  причем  ее  самый  старший  брат  погиб  во  время  Второй

мировой войны. Ее любимая сестра живет во Франции. Ведь после войны Кобленц был во

французской зоне оккупации. Моя тетя Марианна влюбилась в 1943 году во французского

солдата и уехала с ним в Париж в 1947 году. Из имени «Марианна» образовалось нежное

имя  «Марьян»,  как  говорят  французы.  Только  моя  мама  продолжает  называть  ее

Марианной.  «Я не буду  творить вместе с ними подобную глупость», имеет в виду она.

Собственно  говоря,  моя  тетя  говорит  на  классическом  немецком  языке  с  французским

акцентом. Однако,  увы, если она на что-то сердится, то  у нее прорывается  ее рейнский

певучий  диалект.  Можно  умереть  со  смеху.  Совсем  недавно  она  была  у  нас  в  гостях  в

Кобленце.

     Тем  временем,  тете  Марианне  85  лет,  но  она  шикарно  и  бодро  выглядит  и  придает

большое  значение  ухоженному  внешнему  виду.  Она  в  самом  прямом  смысле  слова

является  единственной  в  своей  роде,  представляя  собой  удивительную  смесь  из

французского  тонкого  ума  и  немецких  достоинств.  Она  носит  мало  ювелирных

украшений,  но каждая  деталь  это  нечто  особенное.  К каждой  сумочке  от  «Гермес»  она

подбирает подходящий шейный платок. Совсем как настоящая француженка. Мне очень

близок ее стиль одежды. Возможно, будучи ребенком, я многое перенял у нее для себя.

    Каникулы у тети Марианны и дяди Роберта каждый раз были чем-то особенным. У них

была  сказочная  квартира,  принадлежащая  лицу  на  правах  собственности,  в  Париже,

расположенная на нижнем этаже дома, с прекрасным садом. Там я впервые увидел нечто

исконно  французское  –  эти  оклеенные  обоями  двери,  о  которых  в  Германии  мы  и  не

знали.  Также,  будучи  ребенком,  я  пребывал  в  небывалом  восторге  от  французской

туалетной  бумаги.  У  нас  дома  были  рулоны  туалетной  бумаги,  предпочтительно  еще  с

нанесенными  на  нее  сильно  пестрыми  цветочками.  У  моей  тети  в  туалете  стоял

элегантный  ящичек,  из  которого  можно  было  вынуть  красивый  сложенный  листочек

бумаги. Эта эстетика в ванной комнате необычайно поразила меня, когда я был маленьким

мальчиком.

    Когда  моя  двоюродная  сестра  Катерина  вышла  замуж  в  1969  году,  мои  родители

поехали  с  нами,  детьми,  на  ее  свадьбу.  500  километров  с  двумя  маленькими  детьми  в

автомобиле.  Это  было  ужасно.  Но  при  этом  торжество  было  еще  прекраснее.  Есть

фотографии со мной, на которых я изображен в коротких белых брюках и темно-синем

пиджаке. Мой брат Ахим так бы никогда не оделся. Я ужу, будучи маленьким мальчиком,

любил шикарно выглядеть.

    Моя мама и ее сестра уже более пятидесяти лет созваниваются друг с другом в то же

самое время. По воскресениям звонки дешевле, думают они обе. Десятки раз я пытался

«выбить из колеи»  свою маму, но она на это не поддавалась. Сначала на одной неделе

позвонит тетя Марианна, на другой звонит моя мама. Моя дядя умер в 2008 году, с тех пор

моя тетя живет одна на французском побережье Атлантического океана.

    Я постоянно предлагал своей маме полететь к тете Марианне в отпуск со мной и моим

папой.  Однако  мои  родители  не  очень  любят  летать  на  самолетах.  И  поездка  на

автомобиле из Кобленца до северо-запада Франции им, само собой разумеется, слишком

опасная. Поэтому моя мама довольствуется еженедельными телефонными разговорами со

своей любимой сестрой.

    До сего дня я остаюсь любимым ребенком мамы. Мы созваниваемся, по меньшей мере,

каждые  два  дня.  В  прошлом  году  ей  исполнилось  75  лет.  Немногим  после  своего  дня

рождения  она  позвонила  мне  и  гордо  рассказала:  «Я  была  у  врача.  Он  сообщил  мне:

«Итак,  госпожа  Вайдунг,  у  Вас  такие  показатели  анализа  крови,  которые  не  имеет  и

рядовая  пятидесятилетняя  женщина».  По  сравнению  с  моим  импульсивным  папой  она

само спокойствие. Прежде всего, она глава в нашей семье. Со стороны покажется, что мой

отец является главой семьи в доме, однако, собственно говоря, моя мама тоже имеет свое

слово. Пожалуй, классическое распределение ролей. Они оба потрясающе дополняют друг

друга и в этом году отметят 55 годовщину со дня свадьбы. Оба выросли в окрестностях

Мюнстермайнфельда  и,  будучи  детьми,  они  жили  в  шести  километрах  друг  от  друга.

Логично, что их пути когда-нибудь должны были пересечься.

    В пятидесятые годы люди так просто не садились в машину и не ехали на дискотеку. В

стране раз в год  точно проходили народные гуляния и ярмарка  и праздник стрелков в

качестве способа общения людей. Мои родители познакомились на танцах на празднике

стрелков  в  1954  году.  В  мае  1956  года  они  сыграли  свадьбу,  в  мае  1957  года  на  свет

появился Ахим. Это была не свадьба «для галочки», а настоящая любовь.

    Мой  папа  Петер  работал  в  качестве  ведущего  налогового  инспектора  в  Кобленце  и,

кроме  того,  по  совместительству,  в  течение  28  лет  был  бургомистром

Мюнстермайнфельда и Мѐрца. В свое свободное время он связал себя обязательствами в

качестве Первого Заместителя местного Союза стрелков и является, между тем, почетным

жителем  Мюнстермайнфельда.  В  общем,  как  говорят,  очень-очень  солидный  человек,

настолько  далекий  от  шоу-бизнеса,  как  Земля  до  Луны.  Его  самым  прекрасным  хобби

было ремесленное дело. Ему никогда бы не пришло в голову купить нам, детям, какие-то

игрушки из пластмассы.

    На мой пятые день рождения я точно загадал себе магазинчик. Так как мой папа был

человеком,  склонным  к  кропотливой  работе,  он  до  поздней  ночи  пропадал  в  своей

маленькой мастерской и смастерил мне самый замечательный, самый большой и  самый

потрясающий  магазинчик,  который  я  когда-либо  видел.  Каждую  крошечную  колбасу,

каждый  помидор,  каждую  маленькую  булочку  он  сам  вырезал  из  дерева.  Но  самым

лучшим было то, что магазинчик можно было превратить в почту. Я получил в подарок

набор  почтовых  открыток,  почтовые  марки  и  маленькие  блокнотики  и  был  страшно

доволен! Его ремесленные способности закончились тем, что он с большой инициативой и

силой построил второй дом для семьи. К моему личному сожалению, об этом я расскажу

еще немного позже.

    Также и Рождественские праздники постоянно проходили у нас по одному и тому же

ритуалу, во время которого папа был беспрекословным авторитетом (по меньшей мере,

годами он ошибочно считал именно так). Каждый год происходила та же самая история:

как только мы впятером выходили из дома, чтобы пойти на Рождественскую церковную

службу, моя мама вскрикивала: «Ах ты, Боже мой, я забыла свои перчатки. Они остались

на  кухне».  Мой  папа  делал  так,  как  будто  он  сердился  на  ее  неловкость:  «Боже  мой,

Хельга, где же твои мысли?».

   Папа устремлялся обратно домой и отговаривался, что он принесет мамины перчатки.

Но  на  самом  деле  он  с  быстротой  молнии  клал  подарки  под  Рождественскую  елку  и

включал все светильники в доме. Когда мы после мессы в церкви возвращались домой,

гостиная светилась своей пышностью. Когда мы были маленькими, мы, дети, конечно же,

были убеждены в том, что младенец Христос преобразил наш дом. Но как-то раз мы стали

озадаченными, так как папа каждый раз возвращался без маминых перчаток. Конечно, он

просто забывал про них во всей этой суматохе. Когда мне было восемь лет, и мы во время

Сочельника  снова  должны  были  дожидаться  папу,  стоя  у  дома,  я  сказал  совсем  сухо:

«Папа, ты снова забыл перчатки». С этого времени мои родителям стало понятно, что мы,

дети, в курсе дела.

    Кстати,  в  прошлом  году  на  Рождество  мой  восьмилетний  сын  Александр  дал  тот  же

самый комментарий, когда я в Сочельник забыл перчатки своей жены…

***

    Моя мама по наследству, доставшемуся от моих бабушки и дедушки, держала в нашем

доме  кафе  и  «магазинчик  тетушки  Эммы».  Кафе  больше  не  сохранилось  в  моих

воспоминаниях,  так  как  оно  достаточно  быстро  закрылось  после  моего  рождения.  Моя

мама  позже  рассказывала  мне,  что  я,  к  счастью,  не  был  трудным  ребенком.  Однако

случалось  так,  что  моя  мама  снизу  на  первом  этаже  нашего  дома  принимала  гостей,

которые сидели в пивной, наливала им пива, в то время как я на втором этаже лежал в

своей кроватке и кричал. Она бегала туда-сюда, вверх по лестнице, вниз по лестнице. Как-

то у нее пропало желание заниматься этим. Вместо этого моя мама сконцентрировалась на

бабушкином «магазинчике тетушки Эммы».

    Для нас, детей, он, конечно же, был райским местечком. Сладости и мороженое всегда

были  в  наличии  в  доме  Вайдунгов.  Однако  мы  должны  были  спрашивать  разрешения,

если мы хотели снять для себя с полки  «Милки Вэй» или мармеладных медвежат. Наш

магазинчик не был магазином самообслуживания, поэтому моя мама была очень строгой.

    В  полных  двенадцати  квадратных  метрах  было  все,  что  душа  пожелает.  Фрукты,

колбаса и сыр. Моющие средства, канцтовары и консервы вплоть до шоколада и чипсов.

Каждый  вторник  приходил  наш  компетентный  торговый  представитель,  чтобы  у  моей

мамы  принять  заказы  на  осуществление  поставки  товаров  в  выходные.  Тогда  это  был

совершенно иной мир. Не так как сегодня, когда люди совершают покупки, стоя на кассах

в супермаркетах, и подключенный к сети компьютер путем нажатия на кнопку показывает

товары, отсутствующие на центральном складе, чтобы их поставка была осуществлена в

первой  половине  следующего  дня.  Нет,  торговый  представитель  проходил  со  своим

бланком заказа к нам в столовую, и собственноручно отмечал галочкой в своем списке

желаемые  товары  за  чашечкой  кофе,  отведав  семейный  пирог,  а  по  пятницам

осуществлялся привоз товаров.

    При каждом приходе торгового представителя я использовал возможность, изо всех сил

и возможностей спеть мой самый новый репертуар. Все без исключения песни Хайнтхе

или Гуса Бакуса. Позже еще пенсии Вики Леандрос, Кати Эбштайн и Линн Андерсон с

«Садом роз».

    Наша  столовая,  так  сказать,  была  моей  первой  сценой.  Развлекательная  программа  в

нашей  маленькой  деревеньке  была  сильно  ограничена.  В  ней  был  Союз  стрелков  и

проводились ежегодные народные гуляния. Никаких гламурных вечеринок, но немногие

зрелищные мероприятия, которые проходили в течение года, для меня, будучи ребенком,

всегда были чем-то особенным. Мне было шесть лет, когда в нашей новой деревенской

пивной  снова  состоялся  «деревенский  праздник,  посвященный  Рождеству»  и  меня

спросили, не хотел ли бы я спеть несколько Рождественских песен. Уже говорили о том,

что малыш из семьи Вайдунгов любит петь. Конечно! Насколько волнующе! Наконец-то

спеть не перед тетей или перед дядей – или перед приходящим каждую неделю торговым

представителем. Нет, наконец-то настоящая публика!

    Чтобы  люди,  которые  пришли,  по  моей памяти  максимально  50 человек,  могли  меня

еще  и  увидеть,  я  стоял  на  стуле.  Меня  объявили  со  словами:  «Теперь  споет  маленький

Бернд»  и  я  пролепетал  старинную  немецкую  Рождественскую  песню  «Heidschi

Bumbeidschi»  и  еще  две  Рождественских  песни  а  капелла,  в  общем,  исполнил  хоровые

произведения  без  музыкального  сопровождения.  Когда  я  спел  свои  песни,  раздались

аплодисменты крики «Браво», и я получил плитку шоколада и пакетик чипсов.

    Вау! Вирус подхвачен! Что за почва для юной, чистой души исполнителя! Я сделал то,

что доставило мне удовольствие, и за это получил вознаграждение, которое было мне по

вкусу.

     Привет, сцены мира, я иду!

***

    В феврале 1970 года моя семейная жизнь изменилась. Родилась моя сестра Таня и в то

время я, по меньшей мере, был также взволнован, как и мой старший брат, когда родился

я.

    Я всегда хотел иметь маленькую сестренку. С тех пор как мне исполнилось пять лет, я с

усердием  клал  пакетик  с  сахаром  для  аиста,  приносящего  детей,  на  подоконник  нашей

кухни. В нашей большой семье Вайдунгов наряду множества дядь и теть было 16 внуков,

но из них только три девочки. С тех пор как я научился думать, у нас дома звучала фраза:

«У Вайдунгов получаются только мальчики. У них не выходит родить девочку». Но хотел

иметь  маленькую  сестренку.  Когда  Таня  родилась,  конечно  же,  для  меня  это  было

потрясающим событием. Наряду с этим я также считал совершенно нормальным тот факт,

что аист, приносящий детей, обрадовался моему сахару и поэтому исполнил мое желание.

Только несколькими годами позже я осторожно спросил, кто, собственно говоря, забирал

сахар с подоконника. Это была моя мама.

    В Мѐрце не было школы,

    Провел свои первые два школьных года, учась в начальной школе, расположенной по

соседству,  а  затем  я  проходил  начальное  обучение  в  Мюнстермайнфельде.  Между  тем,

между  учебой  и  семейными  обязанностями  я  выступал  на  различных  деревенских

праздниках,  проходящих  в  близлежащих  окрестностях  и  доме  престарелых,  и  пел

некоторые песни из своего репертуара. Все мое свободное время состояло из пения! В то

время, когда мои приятели из деревни носились по игровой площадке, я крутился дома в

своей  комнате  перед  зеркалом  и  пел.  Через  какое-то  время  я  как-то  раз  стал  дьячком  в

нашей местной деревенской церкви. Так как там можно было стоять, будто находясь под

светом рампы, и это было нечто особенным, я добровольно записался в дьячки. В качестве

служки как бы стоял на сцене и был обласкан восхищенной публикой. Правда, у нас не

было личного священника, но, так или иначе, каждые шесть недель в Мѐрце проходило

богослужение. И только иногда проводились те или иные похороны.

    Мои родители воспитывали нас, детей, согласно католическому вероисповеданию, но

особенно строгой атмосферы у нас дома никогда не было. Я думал, что это забавно – быть

дьячком.  По  меньшей  мере,  это  были  какие-то  переживания.  Самым  потешным  был

священник.  Когда  я  или  второй  дьячок  приносили  ему  графин  и  вино,  он  умышленно

держал свою чашу так, что нам нужно было наполнять ее до краев. Если мы, мальчишки,

хотели налить туда кипяченой воды, он шикал на нас: «Никакой воды, никакой воды» и

выпивал чашу вина одним жадным глотком. Будучи мальчиком, ты все воспринимаешь не

настолько  серьезно.  Кроме  того,  в  таком  возрасте  испытываешь  уважение  к  господину

священнику.  Только позже я прозрел и подумал: «Что за престарелый пьяница!».

        Все ребята, которых я знал, хотели стать пожарными или машинистами, я – певцом.

Альтернативного решения для меня просто не существовало.

    Однако прежде чем  я полностью смог сконцентрироваться на своей карьере будущей

«суперзвезды», сначала я должен был пройти свой жизненный путь немного иначе. Так

как  мой  папа  принял  решение,  что  он  должен  построить  нам  еще  один  дом.  Ахим

посчитал  идею  о  постройке  нового  дома  превосходной  и  каждую  свободную  минуту

помогал  процессу  строительства:  он  уже  умел  быстро  соображать  и  направлять  идеи  в

нужное  русло  и  всегда  еще  имел  удивительно  прагматичный  подход  к  делу.  Мой  папа

дела почти все собственными силами. Каждый вечер он приходил домой в пять часов. Мы

ужинали,  а  потом  он  надевал  свою  рабочую  одежду  и  пропадал  с  моим  братом  на

строительной  площадке.  С  финансами  трудностей  не  возникало.  Но,  тем  не  менее,  во

время  этого  процесса  строительства  деньги  должны  были  тратиться  разумно.  Также  не

было времени на отпуска, так как мой папа все выходные и весь свой отпуск тратил на

строительство дома.

    Первые недели мне  успешно  удавалось  улизнуть от  этой  утомительной работы. Пока

однажды  вечером  мой  папа  не  позвал  меня  к  себе  и  сказал  мне,  что  даже  я  в

двенадцатилетнем  возрасте  достаточно  взрослый,  чтобы  принять  на  себя  определенную

ответственность.  Итак,  меня  сразу  же  заставили  носить  камни  и  перемешивать

строительный цементный раствор.

    Кто знает Томаса Андерса, тот знает, что эта работа и я ни в каком виде не подходят

друг другу. Сегодня не подходят и тогда тоже не подходили.  В конце концов, работая на

строительной площадке, люди становятся грязными, потеют и ранят руки. Вся эта пыль и

известь  меня  сводили  с  ума.  Моим  личным  кошмаром  было  то,  когда  мой  папа  мне

говорил каждый вечер по пятницам:  «Завтра в шесть часов  утра ты будешь со мной на

строительной  площадке,  а  не  постоянно  только  твой  брат».  Ахим  и  я  просто  имели

совершенно разные гены, хотя у нас были одни и те же родители и мы имели одинаковое

воспитание. Существует фото со мной, как я везу тележку, наполненную камнями, и при

этом  на  мне  надет  светлый  пиджак  и  кожаный  галстук.  Как  только  я  вынес  двадцать

камней, я побежал к раковине, вымыл руки и смазал их кремом. Мой отец почти вышел из

себя, когда он это заметил. К счастью, он тогда уже быстро заметил, что это занятие не

для меня.

    «Я  больше  этого  не  могу  вынести.  Просто  сделай  так,  что  ты  исчезнешь  отсюда»,

крикнул он в какой-то вечер. Ничего более любезного, чем это. Затем я был привлечен для

выполнения мелких поручений, таких как: постричь газоны, подмести улицу или вынести

мусор. Я также был очень подходящей няней для Тани, что нравилось моей маме, и она с

радостью  пользовалась  этой  возможностью.  Мне  доставляло  удовольствие  играть  с

малышами. Она же была девочкой, однако требовала внимания, не для меня это было не

настолько  стрессовой  ситуацией,  чем  помощь  на  строительной  площадке.  Мы  были

воспитаны родителями таким образом, что нужно выполнять свои обязанности и помогать

другим настолько хорошо, насколько это возможно. Кроме того, занимаясь этой работой,

у меня оставалось достаточно свободного времени для моей музыки.

***

    В то время как я стоял дома перед зеркалом и занимался тем, как стать певцом, я всегда

представлял себе, что я выступаю на одной из самых крупных концертных сцен или перед

большим  количеством  телезрителей  и  заставляю  тысячи  людей  заплакать  при  помощи

своей музыки. Снова и снова мне нравилось это представлять на новом уровне. Часто я

даже  просто  не  мог  дождаться,  когда  я,  поиграв,  или  позже  после  школы  снова  приду

домой, чтобы наконец-то заняться музыкой. Это знали и мои приятели. Часто случалось

так, что они звонили нам домой, чтобы договориться со мной, а я их снова игнорировал,

так как мне больше хотелось заниматься музыкой.

    В  деревеньке,  в  которой  живут  всего  лишь  130  человек,  из  которых  самое  большее

четверо, пятеро детей одного возраста, каждый является потенциальным партнером для

игр,  а  тот,  у  кого  нет  желания  поиграть  в  футбол  или  преступников  и  полицейских,

конечно же, по отношению к другим был настоящим исключением из правил. Я до сих

пор удивляюсь, как у меня получилось не стать чудаковатым одиночкой. Прежде всего, я

убежден в том, что в те времена мой голос постоянно «тренировался» для моей карьеры и

будущего  высшего  образования.    Это  одно  из  моих  объяснений  в  качестве  ответа  на

вопрос, почему я так хорошо умею петь.

    Признаюсь, будучи еще ребенком, я был уверен в себе. Я всегда знал, кто я и что я хочу

и  об  этом  я  четко  дал  понять.  У  меня  также  никогда  не  возникало  страха  перед

незнакомыми  людьми.  Чем  больше  их  было  в  помещении  и  слушало,  как  я  пою,  тем

больше удовольствия я получал. Я и сегодня должен поблагодарить своих соседей. Они

ведь первые слышали мои «живые» вокальные партии. Прежде всего, летом, когда во всех

домах  окна  были  открыты,  меня,  пожалуй,  было  слышно  на  всю  деревню.  А  это

происходило каждый день.

    Когда наш местный Союз стрелков в 2003 году отметил свой 100-летний юбилей со дня

основания, я дал в Мѐрце большой концерт и поблагодарил всех жителей за то, что они

так бодро выносили годами мои «живые» вокальные партии. Один человек воскликнул:

«К счастью, это того стоило». Конечно, все сразу же начали громко смеяться.

***

    Я был достаточно милым и не требующим особого ухода ребенком. По меньшей мере,

так  всегда  рассказывала  моя  мама.  Я  никогда  не  причинял  своим  родителям  особых