![](/files/books/160/oblozhka-knigi-evangelie-lyucifera-186725.jpg)
Текст книги "Евангелие Люцифера"
Автор книги: Том Эгеланн
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
X
РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО (3)
ЮВДАЛ
3–4 июня 2009 года
1
Мари-Элиза Монье была найдена мертвой в развалинах церкви в Каркассоне, в 770 километрах к югу от Парижа, поздно вечером во вторник, второго июня. По разным причинам сообщение поступило в полицию только рано утром следующего дня. Тело обнаружили в полуразрушенной часовенке, которая простояла все послевоенное время заброшенной среди густого леса. И вот кто-то проник туда, закрыл алтарь покрывалом из белого шелка и, по сообщению полиции, зажег не менее шестидесяти шести восковых свечей.
На шелковую поверхность они положили тело Мари-Элизы. Она была обнаженной, с венком из цветов на голове. Местная полиция сначала решила, что речь идет о ритуальном сексуальном убийстве. Но судебные медики не нашли никаких признаков изнасилования.
– Даже мертвая она была прекрасна. Она лежала так мирно. Как ангел.
Голос в телефоне дрожал. Отец Мари-Элизы Монье долго молчал, потом продолжил:
– Я видел несколько фотографий у полицейских. Ее волосы рассыпались по шелковой поверхности и напоминали сияние. Руки сложены на груди. Неземная красота. Как у богини. Но они не закрыли ей глаза. Правда, странно? Они могли бы, по меньшей мере, закрыть ей глаза. В ее глазах была огромная скорбь, Белтэ. Огромная скорбь.
Я думал, что никогда больше не услышу о нем. И все-таки он позвонил. Потому что я просил его позвонить. Если она объявится. И она объявилась. В каком-то смысле.
Вероятно, ему надо было с кем-то поговорить. Возможно, было не очень много людей, кому он мог позвонить.
– Кто мог такое сотворить? – продолжил он. – Кто мог сделать такое с молодой женщиной?
– Ужасно.
– Мари-Элиза всегда интересовалась потусторонним миром. И теперь попала туда. Трагическая ирония. Ей исполнилось двадцать четыре.
– Примите мои соболезнования. Я не знаю, что сказать.
– С самого раннего возраста она была ищущим человеком. Я думаю, именно по этой причине она стала изучать теологию. Она была верующей. Но не по четко обрисованному церковному образцу. Ее не занимали правила, предписания, запреты и догмы и подобные вещи. Мари-Элиза считала, что Церковь – как институт – была жалкой попыткой человека привести веру в систему. Она полагала, что на свете есть более высокая истина. Истина, которую ни Церковь, ни Библия – или какая-то другая религия или другое вероисповедание – не смогла установить. Сам я добрый католик. Вполне традиционный. Признаю это. У нас было много увлекательных дискуссий, у нас с Мари-Элизой. Но я всегда уважал ее. Так же как она уважала меня:
– А какая же вера была у нее?
Он задумался, потом ответил:
– Мари-Элиза была христианкой, но совсем в другом смысле, чем мы привыкли. Она увлекалась гностиками, [28]28
Гностики– приверженцы гностицизма. Гностицизм (от др. – греч. Gnostikos– «познающий») – общее обозначение ряда позднеантичных религиозных течений, использовавших мотивы восточной мифологии, и ряда раннехристианских учений и сект.
[Закрыть]катарами, [29]29
Катары– приверженцы ереси XI–XIII вв., получившей распространение в Западной Европе. Осуждение всего земного, плотского вело к крайнему аскетизму. Катары отвергали брак, запрещали употребление животной пищи, допускали самоубийство. Катары не признавали церковных таинств, поклонения святым, индульгенций. Католическая церковь вела против катаров ожесточенную борьбу.
[Закрыть]манихеями. [30]30
Манихеи– последователи манихейства – религиозного учения, возникшего на Ближнем Востоке в III в. и представлявшего собой синтез халдейско-вавилонских, персидских (зороастризм, маздеизм, парсизм) и христианских мифов и ритуалов. Название учения происходит от имени его основателя – полулегендарного Мани (ок. 216–273/276). Основное содержание манихейства составило пессимистическое учение об изначальности зла. Полемизируя с христианством, манихейство учит, что зло – начало столь же самостоятельное, как и добро. В манихействе царство тьмы как равное противостоит царству света.
[Закрыть]Ее занимала грань между добром и злом, светом и тьмой. Она полагала, что эфир вокруг нас заполнен добрыми духами – светлыми существами, как она их называла, лишенными плоти. И еще верила в темные силы. В злых духов тьмы. Называйте их демонами, если хотите. Дьяволятами. Подручными Сатаны.
Он замолк. Я слышал только его дыхание.
– Мари-Элиза стала теперь светлым духом. Когда я смотрю на фотографии в полиции, мне кажется, что она сияет. Даже мертвая. Она сияет.
– Где она обрела свою веру?
– У нее было два наставника. Учителя. Собственно, вам надо бы поговорить с ними. Один – старик, насколько мне известно. И его жена – моложе. Мари-Элиза в восторге от них. Была.
– Они живут в Париже?
– Нет, в Амстердаме.
Я подумал о Моник, у которой был нидерландский электронный адрес. И еще о паре в Амстердаме, о которой попытался узнать Кристиан Кайзер.
– Как вы думаете, они могут иметь отношение к… к тому, что произошло?
– Никакого. Мари-Элиза очень хорошо разбиралась в людях. Она много раз бывала в Амстердаме и навещала их. Эти встречи вдохновляли ее.
– Что вы знаете об этих людях?
– Не много. Они жили уединенно. Окруженные тайной. Мари-Элиза помогала им.
– Чем?
– Хороший вопрос. Помощь имела отношение к тому, что они изучали. Это все, что мне известно. А занимались они чем-то странным.
– В каком смысле странным?
– Я не разбираюсь в таких вещах. Но насколько я понимаю, они были экспертами по сатанизму. Только не думайте плохо ни о Мари-Элизе, ни об этих исследователях. Их интерес был исключительно академическим.
– Какую роль в их исследованиях играла Мари-Элиза?
– Она была их контактом с внешним миром. Через Интернет большей частью. В Интернете она была ас.
– Вы можете мне помочь связаться с ними?
– К сожалению, нет. Мари-Элиза стерла в мобильном телефоне список контактов. Ноутбук со всеми электронными адресами конфисковала полиция.
Мы поговорили еще несколько минут. Перед прощанием я попросил его позвонить мне, если у него появятся новые сведения.
2
Он позвонил на следующий день утром. Его едва было слышно. Как будто он вот-вот потеряет голос.
– Кое-что случилось. Совершенно неожиданное.
– Что случилось, Монье?
– Речь идет о Мари-Элизе.
– Вот как?
– И о вас.
– Обо мне?!
– Я получил письмо.
– От… убийц?
– От Мари-Элизы. Ее подруга переслала его мне.
– Надо передать его полиции!
– Они его получат.
– Что она пишет?
– Вам надо прочитать его.
– Почему?
– Вы там упомянуты.
– Я? И что там написано?
– Не по телефону. Нет-нет.
– Как мне его получить?
– Вы можете приехать в Париж?
За окном я увидел большую птицу – орел? Коршун? – которая парила большими кругами, на фоне неба был виден только силуэт. И вдруг она ринулась вниз и исчезла.
Вы можете приехать в Париж?
– Белтэ?
Амстердам… Париж… Каркассон… Рим…
Я искал хищную птицу и думал. Я не могу прятаться здесь, на горном пастбище, всю свою жизнь. Быть в бегах – значит издеваться над собой. Ты становишься добычей. Прячешься и ждешь, что тебя поймают.
– Я только предлагаю, – сказал он. – Я могу отдать письмо полиции.
– Нет-нет! Мне нужно было подумать.
Я опять увидел птицу. Теперь у нее в когтях была добыча. Отсюда не видно какая.
А что я? Конечно, я могу прожить здесь все лето, рядом с пастбищем. В Ювдале. Кристин вряд ли будет против. А они меня здесь никогда не найдут.
Или…
Или же я могу что-то сделать.
Что-то сделать.
Я могу сам напасть на них. Хватит бегать. Пора переходить в контрнаступление.
– Белтэ? Алло?
Я проследил за большой птицей, пока она не пропала из виду. Где-то на скале у нее было гнездо. Совершенно неприступное. Если поеду в Париж, думал я, то сначала заеду в Амстердам, а потом двинусь в Каркассон и Рим. Я могу прийти к тем людям, чьи жизненные судьбы оказались связанными с моей. Я могу что-то сделать. Вместо того чтобы прятаться. Бегство – это состояние души. Рано или поздно из этого состояния надо выходить.
– Конечно, я приеду.
– Прекрасно.
– Я не могу точно сказать, когда это будет, может быть через пару дней, но я приеду!
– Они были здесь вчера.
– Кто?
– Полиция.
– Ну, это же нормально.
– Тогда я еще не получил письма. Оно лежало в почтовом ящике сегодня утром. Я… – Он больше не мог говорить. Накануне он производил впечатление спокойного человека. Как будто то, что его мертвую дочь нашли, успокоило его наконец. Теперь до него полностью дошел весь ужас происходящего. – Полицейские сказали…
Еще раз правда оказалась слишком тяжелой ношей. Он не смог закончить.
– У меня теперь есть их телефон, – сказал он вместо этого.
– Чей?
– Тех, про кого вы спрашивали. В Амстердаме. Я могу послать его эсэмэской, как только мы закончим разговаривать. Имя и номер телефона.
– Спасибо. Это очень поможет.
– Белтэ?
– Да?
Пауза.
– Монье? Вы здесь?
– Белтэ, знаете, почему я хочу показать вам письмо?
– Потому что я в нем упомянут?
– Потому что я надеюсь, что вы сможете содействовать тому, чтобы убийцы Мари-Элизы понесли наказание.
«Вы слишком многого от меня хотите», – подумал я.
По какой-то причине Мари-Элиза напомнила мне о Сусанне. Она тоже умерла очень рано. Я случайно увидел объявление о смерти несколько лет назад. «Равно хороши цветы и дар Союзу по борьбе с раком».
Сусанна была первой девушкой, которую я поцеловал. Мне было шестнадцать. Она была слепой.
РИМ
май 1970
– Джованни?
Ее голос не сумел проникнуть в пелену, отделявшую сон от сознания. В сновидении он стоял, как и в других случаях, лицом к лицу с Вельзевулом – повелителем мух, магистром демонов, помощником Люцифера и властителем ада. Изо рта демона несло гнилым мясом и тухлой рыбой. Он закутался в покрытые кожей крылья, словно ему было холодно, и издевательски смотрел на Джованни.
– Чего ты хочешь? – закричал Джованни, он ребенок, голосок тонкий, нежный, пугливый. – Чего ты от меня хочешь? Почему ты меня преследуешь?
Вельзевул расправил свои огромные крылья, сразу же бросившие ледяную тень на Джованни.
– Идем со мной, дитя! – прорычал демон, и голос его был именно таким, каким Джованни представлял его себе: грубым, сиплым, скрипучим.
– Джованни? Ты проснулся?
За Вельзевулом в желто-сером тумане он различал целую армию уродливых тел и демонов; серафимы и шедимы; некоторые голые, другие волосатые, некоторые крылатые, другие бескрылые. Звериный рев, жуткие крики исходили из туманных глубин, отдававших серой. Интуитивно Джованни чувствовал присутствие царя Ваала, графа Фурфура, маркиза Шакса и других могучих демонов. Но он их не видел, сейчас не видел. Вельзевул издевательски произнес:
– Ты кого-то высматриваешь, Джованни? Свою маму, может быть? Она здесь, как ты знаешь, она вместе с нами. И папа твой тоже здесь. Позвать его?
Демоны низшего ранга, подобно изголодавшимся грифам, сидели на ветках без листьев и бесстрастным взором внимательно смотрели на бесцветный ландшафт.
– Джованни! Сколько можно! Уже половина десятого!
Он открыл глаза. Рассвет проникал через тонкие занавески. Лучана стояла у его кровати, изящная, пахнущая душем. На мокрых волосах полотенце.
– Вставай!
– Доброе утро.
– Ты – соня!
Он оперся на локти. Белла, их разжиревшая гончая, спавшая на его кровати в ногах, вскочила тоже. Из душа раздалось пение Сильваны.
– Послушай, – сказала Лучана.
– Мм?
– У меня сегодня дело в Л’Акуиле. [31]31
Л’Акуила– главный город в центральной итальянской провинции Абруццо.
[Закрыть]
– Ты об этом ничего не говорила.
– Я узнала только вчера.
– Что там будет?
– Ну как ты думаешь?
Он сел, почесал живот, потом волосатую грудь. Белла зевнула.
– Домой приеду поздно, – сказала Лучана.
– Во сколько?
– Трудно сказать. Поздно. Сам знаешь. Но позавтракать мы можем вместе.
Они разлили чай, на завтрак были яйца всмятку, варенье и сыр. Белла лежала под столом и кусала резиновую кость, которая пищала при каждом ее укусе. Лучана была молчаливой и неприступной. Сильвана размазала мягкий яичный желток по поджаренной белой булке. Как и мама, она была нелюдимой и закрытой. «А ведь, между прочим, и я такой же», – подумал Джованни, помешивая чайной ложкой сахар.
– Так что же будет в Л’Акуиле? – спросил он.
– Покупка недвижимости.
– И что-то интересное?
– Всего лишь промышленное здание.
– Поедешь на поезде?
– Меня повезет Энрико.
Сильвана посмотрела на родителей. Джованни улыбнулся ей. Она ответила улыбкой. У нее всегда был взрослый взгляд. Ей только десять, и возраст выдавало тщедушное тельце, но по уму Сильвана была старше своего возраста. Порой ее высказывания поражали его. Словно они принадлежали взрослой женщине. Иногда он ловил себя на мысли, что дочь одержима. Это был глупый и иррациональный страх, возникший из-за тематики его занятий и постоянных кошмаров, он понимал это, но никак не мог отделаться. Сильвана жила в собственном мире. У нее был воображаемый друг по имени Ло-Ло, с которым она подолгу разговаривала. Эти разговоры были взрослыми. Если рассуждать трезво, то у девочки могло бы быть легкое психическое отклонение. Но нет. С Сильваной все было в порядке в этом отношении. И все же что-то угнетало Джованни. Чего он не мог понять. За несколько секунд она могла полностью перемениться. Взгляд маленькой девочки мог наполниться чем-то, что нельзя определить и что пугало его. Словно она видела все, оценивала все, знала все. И все же. Если она одержима, то чем? Или кем? Одним из тех демонов, которые были в его ночных кошмарах? Не будь смешным, Джованни.Может быть, ему сменить сферу деятельности? Специальность стала его собственной одержимостью.
По улице прогрохотал мопед без глушителя.
– А ты чем займешься сегодня? – спросила Лучана. Не глядя на него. Ее взгляд был прикован к кругам, образуемым ложкой в чашке чая.
Он подумал: «Зачем она изображает интерес ко мне?»
– У тебя сегодня много лекций? – продолжила она, когда он не ответил.
– Только две.
– В холодильнике бараньи котлеты.
– Приятная новость. Тебя ждать?
– Нет. Ешьте сами. Я приеду поздно.
– Да. Ты уже говорила.
Когда Джованни было восемь лет, он заразился брюшным тифом. Почти неделю он провел в состоянии комы в сельской больнице. Врачи говорили родителям, что болезнь очень опасна и в самом худшем случае Джованни может умереть. Родители не отходили от его постели вплоть до самого выздоровления. Папа и мама были верующими католиками и призвали церковную общину деревни молиться за его выздоровление. Когда молитвы не помогли и они стали думать, что сына заберет Бог, которому они всегда молились, они вызвали местного священника, который окропил его святой водой и прочитал молитву. Это не помогло Джованни. Измученный жаром мозг увлек мальчика в первые ряды представления в аду, где армия демонов и дьяволят издевалась над ним, соблазняла его, угрожала, издевалась, третировала. С криками, ревом, шипением, лестью вертелись они в болезненных фантазиях Джованни. Сегодня, более тридцати лет спустя, его навещали те же самые картины и звуки, запахи и предчувствие гибели. Он мог проснуться среди ночи, весь покрытый потом, от кошмара, который казался ему таким же реальным, как вид спящей Лучаны и овал луны за занавеской. Эти сны часто поднимали его с постели, он шел на кухню, где согревался теплым молоком с медом и пытался выгнать из головы жуткие видения. Безумие, Джованни, настоящее, ярко выраженное безумие.Даже средь бела дня, когда светило солнце, он мог вообразить, что видит демона – на улице, в коридоре университета, за деревом в парке или плывущего в воде фонтана, находившегося рядом с пиццерией, полной туристов. Он начинал думать, не пора ли ему сходить на консультацию к психиатру. Визит не состоялся. Хотя он и верил в демонов в духовном смысле, он никогда не верил в них как в физические объекты. И тем не менее они имели над ним мрачную власть, похожую на фобию или фетиш, от которой он стремился избавиться полностью или хотя бы на некоторое время. Детские фантазии закрепились в нем, как будто его болезнь оставила приоткрытой дверь в другой мир.
– Тебе надо подстричь бороду, – сказала Лучана.
– Думаешь, надо?
– И подстричься.
Он провел пальцами по волосам у висков. Как и его отец, он начал рано седеть.
– А тебе, мой очаровательный ангел, ничего не надо менять, ты и без того само совершенство. – Он хотел, чтобы получилась шутка, преувеличенное объяснение в любви, но сам услышал, как глупо и фальшиво это прозвучало.
Она улыбнулась. Или же ему показалось, что она улыбнулась.
Он встретил Лучану, когда ей было восемнадцать, а ему на десять лет больше. Чем-то она напоминала Джованни ангела с картины Боттичелли. [32]32
Боттичелли Сандро(наст. имя Алессандро Филиппепи, 1445–1510) – итальянский живописец, представитель Раннего Возрождения.
[Закрыть]Он был стар для нее, а она слишком хороша для него; и тем не менее они полюбили друг друга и через год поженились на Капри, церемония бракосочетания была очень романтичной. Ощущение, что он недостоин ее, никогда не покидало Джованни. Лучана слишком хороша, слишком благородна; она создана для богатых мужчин, владеющих быстрыми яхтами и собственными винными погребами. Его давно уже мучило чувство, что он ее утомляет. У нее было так много желаний, у его Лучаны, а он не в состоянии осуществить даже часть из них. Она хотела путешествовать по миру, писать картины, пить утренний кофе на террасе с видом на Лазурный Берег и заниматься любовью на краю бассейна, скрытого за стеной фиговых деревьев.
После завтрака они убрали со стола, но не стали мыть посуду. Сильвана переоделась в своей комнате, обсуждая с Ло-Ло предстоящий день. Джованни быстро прогулялся по кварталу с Беллой. Когда он вернулся домой, обе его красавицы, мать и дочь, были уже в дверях. Лучана обычно провожала Сильвану до школы, а потом садилась на трамвай и ехала в агентство по недвижимости.
– Не забудь, я вернусь поздно, – сказала она и побежала вместе с дочерью.
– Знаю, знаю, – ответил Джованни. – Л’Акуила.
Каждое утро он ехал на велосипеде в университет, расположенный неподалеку от Пьяцца ди Венеция. Лучана называла эту езду на велосипеде унизительной и считала попыткой самоубийства. Лавирование по утреннему потоку транспорта давало ему, как ни парадоксально, ощущение покоя и безопасности. Поездка в Григорианский университет отнимала у него семнадцать минут, что примерно соответствовало тому времени, которое коллеги-автомобилисты тратили на поиски места парковки для своего автомобиля поблизости от факультетов, кафедр и библиотеки. Теологический факультет, на котором работал Джованни Нобиле, был одним из самых больших в мире, а коллеги принадлежали к числу самых лучших специалистов по узким и зачастую странным дисциплинам. Сам он по причинам, которые казались ему до противности банальными, увлекся одним странным побочным ответвлением теологии – демонологией. Посторонним людям он представлялся теологом. Тогда на него, как правило, не обращали внимания. Когда же он по ошибке называл свою узкую специальность, люди реагировали с безграничным любопытством. И ужасом.
Мимо него на расстоянии всего нескольких сантиметров проехал автобус. Он выкрикнул проклятия, потонувшие в шуме дизеля автобуса и сирены полицейского автомобиля, который пытался проскочить мимо.
Демонология была наукой о демонах, классической и иногда подвергавшейся сомнениям специализацией внутри теологии. А есть ли вообще демоны? И что такое демон? Злой дух? Падший ангел? Самое простое определение, обычно говорил Джованни, такое: это сверхъестественные существа, которые не являются ни богами, ни ангелами. Но такая дефиниция была до бессмысленности поверхностной. Иерархия демонов включает большое количество типов – и человекоподобных, в физическом облике, и отвратительных духов. Уже много лет он, наряду с чтением лекций, отнимавших много времени, работал над собственным проектом, который предполагал составление каталога демонов, систематизацию их по именам, особенностям и религиозной принадлежности. На протяжении веков были сделаны многочисленные попытки классифицировать и каталогизировать демонов в зависимости от типа, характера, времени года, способностей – но Джованни считал, что вполне возможно собрать все особенности в одном общем систематическом каталоге. Некоторые коллеги протестовали против демонологии. Они считали, что вредным духам не место в Царстве Божьем, что демоны – это только метафоры и лишь разные проявления Сатаны. Другие же, фундаменталисты и православные христиане, всерьез думали, что демоны существуют как осязаемые создания в эфире между физической действительностью и потусторонним миром. Сам Джованни Нобиле считал, что голуби на дороге могут изображать демонов так же хорошо, как и что угодно другое.
Рядом с теологическим факультетом он прикрепил переднее колесо велосипеда к отопительной трубе, о которой давным-давно забыли и охранники, и отопительная компания. Закрыл висячий зам ок. Все на факультете, и студенты, и профессора, знали, что это была личная велосипедная парковка Джованни. До кафедры он шел вместе с Роберто Фалетти, коллегой, которому Джованни помогал в работе над докторской диссертацией о месте Сатаны в теодиции – проблеме зла. Роберто создал особую теорию Сатаны и места зла в созидательной деятельности Бога и поэтому был в постоянном конфликте со своими консультантами, деканом и группой упрямых кардиналов в Ватикане.
Джованни отпер свой до смешного маленький кабинет, где книги, брошюры и диссертации образовывали грозящие рухнуть сталагмиты. Повесил вельветовую куртку на стул и закурил первую за день трубку. У него с Лучаной было заключено негласное соглашение, что она не будет призывать его бросить курить, если он будет курить только на работе и только в кабинете за закрытыми дверьми. По Пьяцца делла Пилота ходили первые в летнем сезоне туристы, легко узнаваемые по картам, путеводителям и фотоаппаратам. Он глубоко втянул дым и задержал его. Два туриста прошли сквозь стаю голубей, которая «открылась», а потом «закрылась» за ними, как это происходит с молнией на одежде. Рядом с пишущей машинкой лежала стопка бумаг – черновик статьи, которую он писал для «Гарвардского теологического обозрения» по поводу своих десяти тезисов о месте Сатаны в демонологии. Он пробежал глазами разделы, над которыми работал перед тем, как уйти вчера с работы:
По-видимому, есть какая-то неуверенность, какое-то сомнение,какие-то разногласия по вопросу о той, принадлежат ли имена Сатана, Люцифер и Вельзевул одному и тому же персонажу (с различным религиозным происхождением), или же это разные дьяволы. Ответ зависит от того, на какие источники опираются авторы. Уместным здесь будет сказать, что слово «сатана», которое значит «обвинитель» или «противник», долго было общим названием для любого дьявола, а вовсе не собственным именем. [33]33
Слово demon, со своей стороны, происходит от греческого daimon (лат. daemon), что значит «дух» или «божество».
[Закрыть]В «Завещании царя Соломона» – которое, как утверждается, было написано библейским царем Соломоном [34]34
Согласно иудейской, христианской и исламской традиции, царь Соломон имел кольцо – кольцо Соломона, которое давало ему власть над демонами. На кольце изображены магические символы, такие как гексаграмма и пентаграмма или аналогичные фигуры.
[Закрыть](что не было задокументировано и с большой долей вероятности является не более чем мифом) – читателю представлен ряд пугающихдемонов (в частности, один, лишенный головы, который смотрит через груди), обладающих различными (и, естественно, малосимпатичными) свойствами. «Завещание Соломона», апокрифическое произведение, написанное, по-видимому, между 100 и 400 годами после Рождества Христова (и которое, похоже, базируется на более старых, ныне утраченных источниках), описывает, каким образом царь Соломон умудрился пленить группу демонов, возглавляемую Вельзевулом, который, как ни парадоксально, получает задание помочь Соломону в строительстве храма в Иерусалиме. Из нескольких бесед с демонами царь Соломон узнает об их слабостях и о способах одолеть этих существ.Таким образом «Завещание Соломона» выступает своего рода инструкцией, как нам избежать гнева демонов.Этот труд считается древнейшим из известных произведений, называющих и описывающих демонов. Когда демонов просят описать,назвать их личных противников, то многие намекают на некоего будущего спасителя, что подтверждает теорию о том, что текст фактически написан после, а не до Христа (то есть они как бы предсказывают пришествие спасителя).
Интересной деталью в «Завещании Соломона» является упоминание о Вельзевуле (одно из многих имен Вельзебуба), принце ада, который выступает в роли начальника демонов в период царствования Соломона. Он говорит, что когда-то был самым высокопоставленным ангелом на небесах, что его имя связано с Геспером, «вечерней звездой», – греческим названием Венеры, которая по вечерам появляется на западе, а по утрам на востоке. В этом случае Вельзевул и Люцифер – один и тот же персонаж. Вельзевул в древней семитской традиции идентичен богу Ваалю. В более поздней христианской традиции Вельзевул приравнивается и к Люциферу, и к демонам более низкого ранга. Также Люцифера рассматривают как одного из представителей дуализма Сатаны, а некоторые считают, что несущий свет Люцифер, божий ангел, представляет более позитивные идеалы, чем Сатана, инкарнация дьявола зла. В XIII веке папа Иоанн XXI сосчитал, что Сатану поддержали 133 303 668 ангелов – и превратились в демонов, в то время как 266 613 336 ангелов остались верными Богу. Однако неясно, что послужило основанием для математических изысканий папы и последующих выводов.
Джованни посмотрел на стопку бумаги. На пишущую машинку. Н-да. Вздохнул. Выпустил из ноздрей табачный дым. «Над этим, – подумал он, – надо еще поработать, прежде чем показывать щепетильным редакторам „Гарвардского теологического обозрения“». Он хотел сесть, но тут зазвонил телефон. Дал ему прозвонить три раза – чтобы создалось впечатление, будто он занят чем-то важным, – потом ответил:
– Да, Нобиле!
– Профессор! Старина! Это я!
Он тут же узнал вкрадчивый грудной голос Луиджи Фиаччини. Луиджи – настоящее чучело. Горбатый кривой урод, который при соответствующем освещении мог сойти за одного из изучаемых Джованни демонов. И грандиозный пьяница. Луиджи владел антикварной лавкой в переулке около Виа дель Говерно Веккио.
– Луиджи! Старый бандит! Чем могу быть полезен?
– Многим, профессор, многим. Но сначала я могу кое-что сделать для тебя.
– Да?
Курительная трубка погасла, понадобилось две спички, чтобы зажечь ее снова.
– Манускрипт, профессор…
– Вот как?
– Ты не поверишь!
– Поподробней, Луиджи.
– Это снова случилось!
– Луиджи! Не играй со мной, будь так добр.
– В Египте. Точно так же, как с библиотекой Наг-Хаммади.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Козопас, Джованни, ты можешь в это поверить? Пастух коз нашел в пещере посреди пустыни древний манускрипт.
В боку закололо, как будто он вскочил слишком быстро, – Джованни ухватился за спинку стула.
– Ты там? Джованни?
– Я здесь, здесь. Продолжай!
– Манускрипт был плотно завернут в вощеное полотно и спрятан в запечатанный кувшин. Разве не фантастика? Сначала «Свитки Мертвого моря». Потом Наг-Хаммади. Теперь это. Что появится теперь? Евангелие от Иуды? – Луиджи громко рассмеялся над собственной шуткой.
– Какого рода найденный текст?
– Джованни, Джованни, не будь таким нетерпеливым, друг мой. Его еще не перевели, даже почти не прочитали. Мой египетский продавец, который, если честно, является специалистом скорее по верблюдам и женским попкам, чем по языкам, считает, что текст написан клинописью.
Джованни нахмурил брови. Клинопись? Он привык читать латинские и греческие манускрипты. Остальные были написаны на иврите и арамейском языке. Клинопись обычно связана с более древними культурами. И если только не какое-то невероятное везение, если только этот пастух не наткнулся на глиняные таблички, содержащие «Эпос о Гильгамеше» и «Энуму элиш», [35]35
«Эпос о Гильгамеше»(или поэма «О все видавшем») – одно из старейших сохранившихся литературных произведений в мире, созданное в XXII в. до н. э. в Древнем Шумере. «Энума элиш»– вавилоно-аккадский эпос о Сотворении мира.
[Закрыть]то чаще всего такие находки оказывались скучнейшими перечислениями товаров.
Луиджи угадал его мысли:
– Потерпи, мой друг, потерпи. Речь идет совсем не об унылой описи содержимого склада товаров или подсчете торговцем своей прибыли.
– Это точно? Ты только что сказал, что никто еще не прочитал его?
– Мой египетский друг описал мне два символа на первой странице.
– Да?
– Джованни…
– Я слушаю.
– Ты сидишь? Держись крепче.
Джованни сел, словно по приказу, за письменный стол:
– Ну же! Только не надо мелодрам. Говори! Что там было на первой странице?
– На самом верху страницы был нарисован символ.
– Какой?
– Трикветр.
Джованни нахмурил брови и положил трубку в пепельницу. Задумчиво нарисовал три переплетенных дуги символа на странице блокнота, который всегда лежал раскрытым около телефона.
– Ну?..
– Я думаю…
– Ты должен меня извинить, в какой-то момент я решил было, что этот текст интересует тебя.
– Дальше!
– Второй символ – павлин.
В наступившей тишине было слышно только тихое шуршание в телефонной трубке.
– Ты решил надо мной подшутить, Луиджи?
– Малак-Тавус.
Джованни схватил трубку и сделал глубокую затяжку, отчего опять появился огонек.
– Джо-о-о-ва-а-ан-нни-и-и, – запел Луиджи.
– Трикветр… Павлин… ты хочешь сказать, что это может быть Евангелие Люцифера?
– Разве не фантастика?
– Оно не может быть подлинным.
– Почему?
– Наверняка фальшивка. Фальшивая версия. Невежда-монах когда-то насочинял что-то в Средние века и засунул в пещеру, чтобы сбить с толку таких идиотов, как мы.
– Говори только о себе, бестолковый ученый!
– Ты не читал статью, которую я написал в прошлом году? В «Ревиста Теологика».
– Читал, естественно. Ты думаешь, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Как правило, я оказываюсь прав.
– Так ты берешься за эту работу, Джованни?
– Какую работу?
– Для профессора ты соображаешь слишком медленно. Силы небесные, неужели можно быть таким несообразительным?
– Скажи попросту, чего ты хочешь, Луиджи?
– Ты можешь поехать в Луксор за мой счет, привезти сюда манускрипт и сделать предварительный анализ?
– Но…
– Джованни, послушай! Я не собираюсь выплачивать этому ослиному фаллосу то состояние, которое он затребовал. А вдруг манускрипт – подделка? Ты же сразу почувствуешь дыхание Сатаны, когда увидишь текст.
– А египетские власти установят, что манускрипт…
– Все формальности уже улажены.
– Кого ты подкупил, Луиджи?
– Шутить изволите, профессор! Ты знаешь не хуже меня, что к манускрипту будут относиться гораздо лучше здесь, в Риме, чем если мы оставим его в руках акул черного рынка и коррумпированных хранителей, которые будут его чистить наждачной бумагой и резать тупыми ножницами.
– Я не желаю связываться с контрабандой. Я не…
– Успокойся, крючкотвор! Все разрешения и лицензии в порядке.
– Мне, конечно, нужно получить согласие декана…
– Спасите меня! Даже бюрократы в муниципалитете не такие формалисты, как вы, ученые!
– На мой взгляд, нельзя обойтись без одобрения этой работы.
– Этого еще не хватало!
– Как бы то ни было, в интересах университета и факультета, чтобы…
– Все будет хорошо, я думаю. Спасибо, спасибо, спасибо. Когда ты можешь ехать?
– Как часто летают самолеты в Луксор?
– Я заказал тебе билет до Каира на вечерний рейс сегодня.
– Ты заказал билет?
– А в Луксор ты полетишь завтра рано утром.
– Луиджи…
– Ты думаешь, я не знал, что ты согласишься?
– Я тебе не ответил. Я сказал, что мне нужно получить разрешение от моего начальства. Мне нужно найти кого-нибудь, кто посидит с Сильваной. Кто-то должен выгуливать Беллу. Правда, можно договориться с соседкой.
– Я зайду к тебе в семнадцать ноль-ноль и отвезу в аэропорт.
– И тем самым сэкономишь деньги на такси?
– Сарказм тебе очень не идет.
– Ты знаешь, почему я заинтересовался этим манускриптом?
– Да! Ты хочешь доказать, что он не существует.
– Не говори глупости! Только потому, что у меня есть здоровый научный скептицизм…
– О, извини, я неправильно огласил официальную версию. Сейчас последует верная: твой интерес и интерес университета состоит в том, чтобы, исходя из бескорыстного профессионального идеализма, оградить памятник культуры от вандалов и коммерческого использования, – торжественно возвестил Луиджи.
– Григорианский университет сохранит за собой право участвовать в торгах, когда ты выставишь манускрипт на продажу.
– Бла-бла-бла…
– Луиджи!
– Он вам будет дорого стоить.
– Я ни одной секунды своей жизни не сомневался, что в тебе нет ни крупицы порядочности.
– Мне абсолютно все равно, попадет манускрипт в руки частного коллекционера или ученых. Все вы одинаковые, скряги, все-все.