Текст книги "Логово серого волка (СИ)"
Автор книги: Тина Фолсом
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Каждый занял свои места и приготовился, ожидая, когда начнется схватка.
Скоро все решится. И я, глядя на тоненькие ножки, молилась про себя, надеясь, что Бог не покинет нас в такой момент. Одно неосторожное движение, и хрупкие детские шейные позвонки могут сломаться, словно рыбные косточки. Выдержала бы измученная Полин. Не была бы пуповина слишком коротка. Не началось бы кровотечение. Сделал бы ребенок вздох. Столько всего может случиться или произойти.
На лбу у роженицы выступили капельки пота, бледность растеклась по щекам, и судорожный вздох ознаменовал приход очередной потуги.
Началось.
Глава 34
Глаза Полин распахнулись в ожидании очередной волны боли. Пальцы впились в деревянное основание кровати. Все стоящие рядом непроизвольно сделали первый вздох вместе с ней. Руфь, придерживая ее под плечи, что-то тихо нашептывала ей на ухо. Роза навалилась на живот, помогая протолкнуть плод к выходу. Я мягко придерживала ножки, слегка разворачивая в сторону, чтобы ребенок в самом конце развернулся боком.
– Ну же, Полин, толкни его сильнее, – как можно спокойней попросила я, зная, что если я напугаю ее беспокойством в голосе, все только усложнится.
А беспокоиться было о чем. Кровотечение при потуге только усилилось. Но кровь была какой-то темной и очень отличалась от обычного маточного кровотечения. Плохо. Очень плохо. Это значит, что есть дополнительные причины кровопотери, и это еще больше усугубляет и без того сложную ситуацию. Нужно срочно найти причину, иначе Полин погибнет. Но это невозможно, пока плод остается в ней.
– Еще вздох и задержи его, – скомандовала я, как только первый выдох не принес результатов.
Полин всхлипнула.
– Ну же! – прикрикнула я, стараясь перебить ее истерику.
Она послушно набрала полные легкие воздуха и замерла в напряжении.
– Подтолкни же его. Помоги ему протиснуться.
Но и на этот раз результата не было. Лишь третий вздох и более сильный толчок пододвинул ребенка ближе к выходу, но как только схватка прекратилась, его тотчас же втянуло назад. Я уже видела подобное, так случается, если пуповина обмотана вокруг тельца, она не дает ему сдвинуться.
– Полин, его держит пуповина, тебе придется при следующей потуге стараться сильнее, вытолкни его как можно ближе, чтобы я попробовала нащупать петлю и снять ее.
Я уже не церемонилась с ней и не обращала внимания на ее усталость. Я знаю, что ей очень плохо сейчас, но в данной ситуации помочь себе и своему ребенку может только она. Ее бледный вид все больше пугал меня, заставляя действовать жестче. Время утекало как песок сквозь пальцы.
Минуты шли, а очередной потуги все не было. Холодный пот тек по позвоночнику и по лбу, застилая глаза. Грудь стягивало, словно стальным канатом, а в животе образовались тяжесть и холод, как будто я наглоталась речных камней. Минуты беспощадным потоком проходили, не принося и намека на то, что все обойдется.
– Больше нельзя ждать, – сказала я скорее себе, чем остальным, и принялась резко и очень ощутимо щипать кожу под животом, заставляя мышцы сжиматься, в надежде, что спазмы вызовут новую схватку.
Девушки, все как одна, молча наблюдали за моими действиями, боясь даже дышать. А я все больше отчаивалась, видя всю бесполезность того, что делала.
– Роза и ты, – указала я на вторую неизвестную мне помощницу. – Встаньте по бокам и поставьте колени на кровати, так чтобы она уперлась в них пятками. Руфь обними ее за плечи, и будешь наклонять ее корпус вперед каждый раз, когда она будет тужиться.
Ни слова против, ни единого вопроса. Все четко выполняли мои приказы, и даже Руфь перестала плакать, только ее губы слегка шевелились в молитве.
– Полин, постарайся потужиться без схватки, мне нужно, чтобы ты сдвинула ребенка с места и тогда, сняв петлю, я постараюсь вытянуть его.
Она безразличным мутным взглядом смотрела в потолок и не реагировала на мои слова. Ну, уж нет! Не на ту нарвалась. Она решила, что я дам ей сдаться? Что позволю умереть ей и ее ребенку? Обогнув кровать и нависнув над ней, я, размахнувшись, отвесила ей сильную пощечину. Злой взгляд в мою сторону еще никогда меня так не радовал, как сейчас. Злость это хорошее чувство, оно всегда добавляет стимула.
– Что уставилась? – еще больше заводила я ее.
Она стиснула зубы.
– Вот родишь, ответишь, а пока ты валяешься здесь, как мясная туша, и ничего не можешь.
Женщина вся подобралась и, проводив меня злым взглядом на мое прежнее место, крепко взялась за края кровати. Все-таки очень хорошо, что она из оборотней, обычная человеческая женщина вряд ли нашла бы еще силы после такой кровопотери, а эта еще и беситься может. Успеть бы потом ноги унести, с черным юмором подумала я.
– Вздох, и тужишься, насколько хватит дыхания. Дай мне время.
После трех безрезультатных попыток я с дикой внутренней радостью ощутила под рукой, как сократился живот, и самая настоящая потуга накрыла роженицу.
– Толкай! – крикнула я ей и с восторгом наблюдала, как маленькое тельце скользнуло в мои руки почти до плечиков.
– Стоп!!! Выдохни и не тужься, знаю, что сложно сдержаться, но очень постарайся.
Полин задышала отрывисто и костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Я, тем временем, аккуратно, боясь навредить и ребенку и матери, просунула пальцы в напряженный вход и нащупала плотную петлю на шее ребенка. Очень тугое обвитие, с которым я провозилась долго, стараясь поддеть его пальцами под горлышком ребенка. Кровь, задние воды и естественная детская смазка усложняли работу, заставляя, стискивать зубы, и пробовать снова и снова.
– Что там? – подалась вперед Роза.
– Тугое обвитие на шее, снять не могу.
– Если обрезать?
– Нельзя. Мы не знаем, как долго еще все продлиться, а дышит он только через пуповину.
Боже, какая ирония судьбы. Единственный источник жизни, связывающий ребенка с матерью все это время, может сейчас оборвать эту самую жизнь, не позволив младенцу сделать ни единого вздоха.
Полин боролась с очередной потугой, стараясь не тужиться, пока я, пользовалась тем, что природа подталкивает ближе не только ребенка, но и все детское место. Петля ослабла всего на несколько секунд, но я, готовая к этому, потянула ее вверх, высвобождая голову ребенка от удавки.
Мой медленный облегченный выдох поддержали все.
– Ну, Полин, осталось совсем чуть-чуть и ты сможешь сказать мне все, что обо мне думаешь.
Нервный смех в комнате немного разрядил обстановку, хоть я знала, что впереди еще много проблем, ведь в отличие от остальных я отчетливо видела поток темной крови, так и не прекращающий сочиться вдоль тела ребенка.
– Там твой муж совсем извелся, ты же не хочешь, чтобы он явился сюда проверять как у нас тут дела?
– Нет, – шепнула она устало.
– И дети уже по маме соскучились.
На этот раз она кивнула, с трудом сдерживая слезы.
Мне очень нужно, чтобы она боролась и дальше. Рождение ребенка может заставить ее посчитать себя выполнившей свое предназначение. У нее семья, которой она нужна, и я не дам ей об этом забыть. Только тот, у кого есть достаточно сильный якорь, будет бороться до конца. И сейчас очень важно, чтобы она помнила о своих близких. Чтобы желала всей душой увидеть и обнять их.
Тем временем новая волна потуги скрутила Полин. Вздохнув вместе с ней, я просунула пальцы вдоль шеи ребенка и очень осторожно подцепила ими его нижнюю челюсть. Пальцы соприкоснулись с гладкими беззубыми деснами, и я потянула их вниз, наклоняя голову вперед, чтобы она вышла под правильным углом, и шейные позвонки не переломились, проходя через тазовые кости.
Крошечный мальчик скользнул в мои руки. Сморщенный, с кожей голубоватого оттенка и недвижимый. Мне хватило мгновения, чтобы понять, что ребенок не дышит. Быстрым движением рассекла пуповину, и, зажав ее обрывком чистой ткани, подняла младенца за ножки и шлепнула его по попке.
– Что с ним? Что с моим мальчиком? – зарыдала измученная мать. – Господи, сделайте что-нибудь.
Еще шлепок, который, как и первый, не возымел действия.
– Ну же маленький, давай! – не обращала я внимание на причитания женщин, которые все как одна зарыдали, поняв, что ребенок не дышит.
– Роза, займись детским местом, – бросила я своей помощнице, как самой вменяемой в этот момент.
Сама же я отошла к столу, приготовленному для пеленания ребенка и, уложив тельце на него, решила воспользоваться единственным известным мне методом. Я, прижавшись губами к его ротику, вдохнула в него воздух, надеясь, что под этим давлением легкие развернутся.
За моей спиной плач становился все более отчаянным и рвал душу так, словно стальные крючки вонзили в мое тело и дернули в разные стороны.
– Давай же парень, мы с тобой через столько уже прошли, не сдавайся, – шептала я между вздохами, выдохи от которых отдавала ему.
Слезы градом потекли по щекам, когда грудная клетка под руками впервые вздрогнула без моего участия. Метнувшись к двери, я зачерпнула пригоршню снега и высыпала ее на спинку перевернутого мной ребенка, заставляя разреветься. Его громкий, обиженный плач стал лучшим звуком за всю эту длинную ночь.
Роза, не веря своим ушам, подошла, чтобы взглянуть через мое плечо на плачущего младенца.
– Что с Полин? – вытирая рукавом мокрое лицо, спросила я.
– Кровотечение. Сильное.
– Пусть твоя сестра займется мальчиком.
Шорох юбок ознаменовал появление еще одной пары рук. Оставив младенца на попечение второй акушерки, ушла к Полин, уже зная, что очередной бой только начинается.
Хоть послед и вышел в срок, это не улучшало положения. Кровь не останавливалась.
– Роза, ты знаешь, что делать?
– Да, мне приходилось массировать живот роженицы.
– Тогда приступай, а я постараюсь найти еще источник кровотечения.
Роза замерла в полушаге.
– Еще что-то?
– Да. Сама взгляни, цвет слишком темный.
Роза внимательно осмотрела промежность и побледнела.
– Боже мой!
– Не стой, займись делом, – подтолкнула я ее.
– Плохо дело, да? – сипло спросила Полин, не отводя взгляда от своего ребенка, которого обмывали и укутывали в теплые пеленки.
– Все будет хорошо! – сказала я ей, про себя добавляя, что по-другому я не позволю.
Я не оставлю еще одну потерянную мать на своей совести, я этого не перенесу.
– Даже если не будет, все равно спасибо, – перевела взгляд Полин на меня. – Ничто не может быть важнее для матери, чем знать, что с ее ребенком все в порядке.
Я не ответила, продолжая сосредоточенно мыть руки, перед тем как приняться за дело.
– Они важнее. Их жизнь важнее всего. Я готова вечно гореть в аду, но знать, что мои дети живы. И никогда не думайте иначе.
Я подняла голову, посмотрев в бледное лицо, и видела правду в ее глазах. Она действительно готова на все.
– Ты нужна им не меньше, – сказала я ей.
Она улыбнулась.
– Конечно. Но они мне нужны гораздо больше.
Вот она материнская правда. Все на алтарь, ради своей плоти и крови. Ради своего ребенка.
Лея тоже это знала и, делая свой выбор, делала его осознано. Только я все не могла осознать, что случившееся тогда в лесной избушке не моя ошибка, а выбор женщины, которая понимала гораздо больше меня.
Из размышлений меня вывела Роза, случайно толкнув локтем. Не время сейчас для размышлений.
Источник кровопотери был найден относительно быстро, и, нащупав разрыв тканей, который кровоточил достаточно сильно, чтобы убить даже женщину из семьи оборотней, я добрым словом вспомнила Ли Бэя. Еще месяц назад я бы выла в голос от безысходности, но теперь, имея наставника, владеющего многими недоступными мне прежде знаниями, я могу помочь.
Спустя несколько минут, пока Руфь ворковала над колыбелью, обе помощницы заглядывали через мое плечо, пока я, основываясь на том, что мне показывал Ли Бэй, накладывала швы на разрыв. Процесс шел медленно из-за обилия крови и очень неудобного места расположения раны.
– Это невероятно, – прокомментировала Роза. – Никогда такого раньше не видела.
– Лекарь из замка научил.
– Этот старикашка? – подала голос вторая помощница.
– Он лекарь, владеющий множеством знаний, – одернула я ее. – И только благодаря ему я могу помочь в этой ситуации.
Она стыдливо замолчала и дальше наблюдала, не произнося ни звука.
Уже светало, когда мы обмыли Полин и, заменив простыни, устроили ее удобнее. Она все это время жадно рассматривала ребенка, спящего в люльке, и все не переставала улыбаться, хоть в лице не было ни кровинки.
– Вам нужно отдохнуть, – шепнула я ей, погладив по спутанным волосам.
– Спасибо, – со слезами на глазах сказала она, ловя мою руку и целуя мне ладонь.
– На все воля Божья, я лишь помогаю, – чувствуя себя неловко, отступила я.
– Не думаю. Вы само благословение.
Она в очередной раз метнула взгляд на ребенка, словно все время проверяя на месте ли он, не сон ли все это.
– Я слышала, что вы спасли племянника милорда.
Я не ответила.
– Руфь говорила, что вы вините себя.
Я принялась поспешно собирать инструменты и травы, которые не пригодились сегодня.
– Зря, – тем временем продолжала Полин. – Уверена, что Лея благодарна вам.
– За смерть? – почти грубо спросила я.
– За жизнь! – исправила она меня.
Глава 35
Полин не хотела расставаться с сыном, и вконец вымотанная, она все равно не могла уснуть, если ребенка забирали из ее рук. Стоило только высвободить маленькое тельце из рук уснувшей женщины, как та мгновенно распахивала глаза и принималась требовать его обратно. Сил спорить с ней ни у кого уже не было, и потому решили оставить его Полин, при этом Руфь вызвалась страховать. Устало махнув рукой на все это, ушла к очагу и, тяжело усевшись туда, где несколькими часами ранее сидел Питер, без сил привалилась спиной к стене. Помощницы, быстро убрав следы случившегося чуда, тихо попрощавшись, ушли домой отдыхать.
Мои глаза неотрывно следили за последними искрами затухающего огня, когда дверь распахнулась, и в комнату ввалились Гай и Питер. Тишина в доме напугала хозяина не на шутку и он, бледнея с каждой секундой, на негнущихся ногах, медленно двинулся к шторе, отделяющей угол с Полин.
– Ромочка, ты как? – голос Гая был таким осторожным, словно он боялся, что я рассыплюсь, если воздух шелохнется чуть сильнее.
Я лишь пожала плечами, так как сама толком не могла определить, что чувствую. Усталость, смертельная усталость, но не физическая – моральная. Подавленная прежде паника вылилась в апатию.
– Мне так жаль…
– Чего жаль? – все так же безразлично спросила я.
– Что тебе вновь пришлось пройти через все это.
И тут до меня дошло, видимо они, увидев тихо уходящих женщин, решили, что спасти никого не удалось. Проверяя свою теорию, я обернулась на Питера, который так и стоял пред шторой, опустив голову и не решаясь отдернуть ее в сторону. Он, как будто, тянул время, решив, что пока не знает наверняка, то еще какое-то время сможет жить в блаженном неведении. Неужели он не чувствует, что там три живых человека? Или они не видели помощниц и пришли, потому что не могли больше ждать? Тогда, вполне вероятно, он считает, что там акушерки и Руфь. А, возможно, он боится подключать свои возможности, чтобы выяснить правду. Наверняка для него эти часы были не менее тяжелыми, чем для каждого из нас, а скорее всего, и сложнее.
– Ваша жена и ваш сын спят, – сказала я ему в спину и отвернулась к огню.
Громкий судорожный вздох – единственное свидетельство того, что он меня услышал.
– Рома? – боясь поверить в мои слова, спросил Гай.
– Домой хочу, – я встала на ноги и положила руку на локоть своего отца. – Оставим семью наедине, им нужно.
Из избы я вышла не оглядываясь. Благодарность мне была не нужна, не для того меня учили помогать. Сказать самой тоже было нечего. Зато у меня есть важное дело, которое нужно было сделать уже давно.
Обратный путь оказался во стократ короче, словно не было этих наметенных сугробов и встречного ветра, который так и не унимался. Гай больше не задавал вопросов, видя, что беседовать я не настроена. Что тут скажешь? Все хорошо, что хорошо кончается, а остальное подождет. Молчать в компании седого оборотня всегда было комфортно, а теперь, когда чувствуешь в нем не только понимание, но и близкую родную душу, ощущаешь себя еще лучше. Покой, волнами исходящий от него, и крепкая рука, надежно удерживающая меня при ходьбе по глубокому снегу, все это часть моего нового дома.
– Устала? – все же спросил меня Гай, как только мы преодолели центральные двери.
– Нет, – честно ответила я.
Удивительно, но это было именно так. Словно не было часов напряженной борьбы, как будто не было всей этой ночи.
– Уверена? – сомнение было написано на его лице крупными буквами.
Сам же он выглядел на редкость помято и измотано. Синие круги под глазами, четко проявившиеся морщинки, которые прежде я не замечала, опущенные плечи, как под влиянием тяжелой ноши.
– Иди, отдохни, – положила я ладонь ему на небритую щеку. – А у меня еще дела.
Ждать его ответа я не стала и напрямик пошла в свою комнату, намереваясь привести себя в порядок. Вид у меня, должно быть, плачевный. Рукава испачканного кровью платья по-прежнему закатаны, волосы растрепаны, кожа лоснится от пота, который катил с меня градом несколько напряженных часов. Сейчас я, как никогда, похожа на ведьму из детских сказок.
Немного погодя, отмокая в большой лохани, от которой шел обильный пар, я прокручивала в голове последние события и слова, сказанные Полин. Видимо, меня нужно было хорошенько встряхнуть, чтобы я заметила и осознала многие вещи, которые прежде упускала из-за своей зацикленности на ложном чувстве вины. Мне и раньше говорили, что я не виновна в смерти Леи, но слышать от других и понимать самой – это разные вещи. Мне понадобилось много времени, чтобы прийти к выводам, которые сейчас казались такими логичными. Но это был трудный для меня путь.
Еще час спустя, я медленно шла по коридору, отсчитывая шаги, перед тем как открыть дверь, которую прежде миновала быстрыми шагами. Навстречу мне шел сморщенный низкий старичок.
– Ли Бэй, – привлекла я его внимание к себе.
– Я слушать.
А говорить-то и нечего. Поэтому я, просто приблизившись вплотную, поцеловала его в морщинистую щеку.
– Спасибо за все!
Мудрый старик не стал спрашивать, за что благодарю, он просто кивнул и продолжил свой путь.
Благодарность – странная вещь. Она не всегда бывает логичной, и приходится к месту. Вот и мне она сегодня была не нужна и Ли Бею не нужна. Просто мы делаем то, что можем, а остальное, не наш выбор, и не зависит от нас.
А вот и комната, которую я избегала все время, проведенное в замке Вульфа. Но все решено. Я толкнула дверь, и она бесшумно отворилась.
Большое пространство казалось насмешкой над маленьким мальчиком, лежащим на огромной кровати, не подходящей ему по размеру. К моему удивлению, здесь никого не оказалось. И только парящий таз с теплой водой и стопка чистых пеленок говорили о том, что совсем недавно его проведывали и позаботились обо всех его нуждах, пока Руфь отсутствовала. Я медленно приближалась, словно нашкодивший мальчишка к строгому отцу, и боролась с желанием сбежать. Шаг, другой, а потом ноги сами понесли меня быстрее. Появилось странное нетерпение и желание увидеть, узнать, познакомится с человеком.
Обложенный подушками и одеялами, он размахивал крошечными кулачками и кряхтел, жалуясь на то, что остался один. Маленький мальчик был одет в свободную распашонку, которая не мешала двигаться, а снизу закутан в пеленку для сохранения тепла. Забавная шапочка закрывала голову, но из-под нее виднелись светлые волоски, точно такого же цвета как были у его матери. Серые глаза серьезно рассматривали высокий потолок и бровки складывались домиком от неизвестной мне думы. Маленький, беззащитный, и совсем один.
Я вмиг забыла, что собиралась сказать или сделать. Глупо, наверное, но я, собираясь сюда, мысленно подбирала слова. Он же не поймет. А как мне объяснить, что случилось тогда, в тот злополучный вечер среди болот? Как рассказать, что мне безумно жаль, что он потерял родителей, и о своей роли в этом? Зачем я собиралась об этом говорить с младенцем, которому нет и двух месяцев? Но мне казалось это таким важным… А сейчас я стою и молчу.
– Ну, здравствуй, – шепнула я почти неслышно.
Может, он уловил этот неясный звук, а возможно просто заметил, что уже не один, но он посмотрел прямо на меня. Глаза блеснули сталью, маленький носик насупился, и Богдан громко задышал. А потом…
А потом он мне улыбнулся. Беззубой, кривой, дрожащей улыбкой. Ему было сложно контролировать свою мимику, и потому улыбка то пропадала, то вновь появлялась. Ножки стали активно сгибаться в коленях, а пятки ударяться о кровать. Ручки еще более живо замелькали в воздухе. Я не ожидала. Не думала, что меня будут так рады видеть. Словно он ждал, а я все не приходила.
– Маленький, ты прости меня, что я так долго, – сказала я ему, медленно опускаясь на колени перед кроватью.
Край как раз оказался на уровне груди, и было удобно, сложив руки перед собой, склониться над ребенком.
– Прости, что меня не было рядом. Прости…
Одинокая соленая капелька сползла по щеке, бесшумно падая на простыню. Холодная решимость, раскололась на осколки, и каждый болезненно впился в душу. Стоило лишь понять, что этот человечек совсем не чувствует ко мне презрения или ненависти. Он еще многого не знает, но я верила, что оценит самопожертвование родителей и поймет мой выбор. А сейчас он просто рад мне, а я тому, что провидение сохранило ему жизнь. Этот мир становился гораздо светлее от каждой его неумелой улыбки. Кровоточащая душа словно омылась от темных пятен боли и вины, которые я сама на себя примерила. И мне в эту минуту стало безумно жаль времени, которое я потратила попусту, а ведь могла провести его с ним. С этим человечком, которому нужна родная душа, и мне очень хотелось стать таким человеком для этого малыша.
Я аккуратно протянула руку вперед, боясь напугать его резким движением, но он в ответ очень проворно перехватил мой палец, крепко сжав его в кулачке. Теплая ручка, мягкая как упругое тесто. Короткие пальчики, цепкие, словно колючки репейника, и уже такие сильные.
– Здравствуй, Богдан.
В ответ мне раздался довольный писк и бульканье. А потом мой завоеванный палец потянули в рот.
– Эй, проказник, он же невкусный, – улыбнулась я.
Но он так не думал, так как со смаком принялся обмусоливать палец голыми деснами.
– Проголодался, – раздался голос у меня за спиной.
Я дернулась от неожиданности, так как совсем не слышала, что кто-то вошел.
– Пора кормить, – кивнула на кувшинчик с молоком Ивон.
Она проворно разложила на столе принесенное, среди которого, помимо кувшина, оказался хлебный мякиш и тонкая ткань. А я все так и сидела на полу, как изваяние, пока мою руку облизывали и посасывали.
– Ну, что сидишь? Помогай, – позвала она меня. – Уже совсем старая стала. Нет в руках прежней твердости, боюсь, не справлюсь сама.
Ивон совсем не старческими, быстрыми, четкими движениями смяла шарик из хлеба и, укутав его в ткань, окунула в молоко.
– Напитается, дашь мальцу.
Сунув мне в руки кувшин, кормилица ушла не оглядываясь.
Не в первый раз она появляется в сложный для меня момент и несколькими фразами перемешивает мысли в моей голове. Вот и сейчас я глядела ей вслед со смесью недоумения и благодарности. Я ни на секунду не поверила, что она не в состоянии сама справиться с мальчиком. Но была очень признательна ей за то, что она нашла для меня предлог задержаться здесь подольше и не чувствовать себя лишней.
Богдан нетерпеливо завозился и закряхтел, напоминая о том, что он все еще голоден.
– Сейчас, маленький. Я мигом.
Проверив температуру молока, я присела на край кровати, чтобы было удобно дотягиваться до кувшина с молоком, и аккуратно, с благоговением, подняла на руки ребенка. Он оказался тяжелей, чем я думала, теплым и очень вертким для своего возраста. Чуть сжав руки вокруг него, чтобы случайно не уронить, я помогла ему взять в рот хлебно-молочный узелок, который он с удовольствием принял. Богдан вытягивал из него молоко жадными глотками, не забывая при этом теребить хвостик ткани, свисающей у меня из рук. Забавная манера делать сразу несколько дел вызывала улыбку.
Аппетит у мальчика оказался воистину волчьим, и мы потратили не менее часа, прежде чем он, наевшись, устало зевнул и стал сонно щурить глазки. К моему удивлению, он словно сопротивлялся сну, и все время испуганно поднимал едва опустившиеся веки.
– Что, маленький? – склонилась я чуть ближе, как будто он действительно мог нашептать мне свое желание.
А он, тем временем, схватил меня за кончик перевалившейся через плечо косы и удовлетворенно вздохнул. Меня как током ударило – он боится, что я уйду. Я сидела, не шелохнувшись, наблюдая, как Богдан засыпает, а сама боролась со сбившимся дыханием и резью в глазах. Он помнил меня и ждал!
– Дождался, наконец, мамку-то, – вновь появление Ивон осталось мной незамеченным.
– Но ведь я не…
– Ты можешь думать, что хочешь, а вот он тебя мамой считает.
Я ослышалась? Мамой? Почему? Прочитав на моем лице всю гамму вопросов, кормилица снизошла до объяснения.
– Ты первое живое существо, которое было рядом при его рождении. Ты приняла его в этот мир. Вы провели первые несколько часов вместе. Для него с того момента, когда ты впервые прижала его к себе, все было определено. Он волк, а значит, его главный инстинкт нюх. Твой запах для него всегда будет ассоциироваться с матерью. Всегда, независимо от возраста.
Я опустила взгляд на ребенка и в немом благоговении смотрела на спящего младенца.
– Никто не говорил мне этого.
– Потому что не собирались навязывать тебе что-то против твоей воли, – спокойно пояснила Ивон.
– Но ведь если бы…
– Если бы знала, все было бы иначе? – изогнула она бровь.
«Да» хотелось сказать мне, но я не знала наверняка. Может быть болото вины стало бы еще глубже.
– Не знаю, – призналась я.
– Поэтому и молчали.
Ивон присела рядом, погладив меня по склоненной голове.
– Все происходит в свое время, вот и ваше пришло.
Ивон давно ушла, Богдан спал сладким сном. Я все сидела и держала его на руках.
Мама. Так, странно. Я мама. Волнующе, пугающе, невероятно. Даже осмыслить сложно, вот так сразу.
– У нас много времени. Правда, маленький?
Устроив его в гнезде из одеял, легла рядом, лицом к нему, и еще долго любовалась носиком, дугами тоненьких бровей и пухлыми щечками. Так и уснула рядом, зная, что он будет ждать моего пробуждения. А там, во сне, меня ждет оборотень с сильными теплыми руками и ласковыми серыми глазами.
Глава 36
Метель так и не улеглась к утру, но ждать дольше я не мог. Слишком тесно сжимается кольцо вокруг нас и нельзя терять ни минуты. Викарий долго еще увещевал подождать более подходящую погоду для такого длинного путешествия, но безрезультатно. Меня сейчас никто не сможет заставить остановиться. Бессонница, терзавшая меня всю ночь, приносила смутные тревожные образы, и я нутром чувствовал напряжение и беспокойство Ромашки. Волк скреб изнутри, требуя действий и было сложно удержать себя на месте. Лишь то, что зверь не чувствовал ее страха и боли, позволило сохранить рассудок и дождаться утра. Не более. Лишь к восходу метания зверя улеглись, и казалось, даже, что волк успокоился и затих. Но это уже ничего не меняло, ведь помимо волчьего желания оберегать, была еще и человеческая половина, которая тосковала по девушке. Мне очень хотелось домой, нестерпимо тянул туда, где под крышей моего замка была она. Мне не нужен был дополнительный стимул, чтобы рваться назад к той, что была центром моей вселенной. Внутренний покой это хорошо, но гораздо лучше будет, когда я смогу лично убедиться что у нее все в порядке. Когда я смогу обнять ее и прижав к себе, шепнуть на ухо, что скучал. Когда смогу зарыться пальцами в шелк волос и вновь попробовать вкус ее губ, чтобы убедиться что они действительно такие вкусные какими я их помню.
Жестом подозвав одного из стражей, тихо приказал.
– Возьми троих, и останьтесь здесь. Но только тихо. Главным образом я хочу знать все передвижения и встречи старосты. Любую информацию немедленно переправлять в замок. Докладывать лично мне. Ясно?
Короткий кивок. Но я и так знал, что мое распоряжение будет выполнено неукоснительно. У любого оборотня масса преимущества перед человеком, но для них я непререкаемый авторитет. Сила в нашем мире решает все. «Почти все» – пронеслось в моей голове, слоило только вспомнить, как мой волк превращается в щенка в руках Ромы.
Трое воинов приняли на своих лошадей девочек и, привязав к себе веревками, чтобы случайно не соскользнули, если уснут, накрыли их своими плащами для сохранения тепла.
– В путь! – скомандовал я, напоследок поблагодарив викария за гостеприимство.
Занесенные снегом тропы, ветер, бросающий в лицо целые пригоршни ледяной крошки. Время тянулось беспощадно медленно. Мили между деревней и замком превратились в бесконечный путь, который казался нереальным. Глаза резал яркий солнечный свет, отраженный от белоснежного покрова. Но я не чувствовал усталости, стремясь домой. Всего два привала за бесконечно длинный день были сделаны исключительно ради детей, которым было не понять, почему я безжалостно гоню лошадей по глубоким сугробам.
Уже смеркалось, когда мы добрались до ворот замка. Копыта глухо стучали по деревянному настилу, и громкие приветственные окрики часовых заполнили просторный двор. Вот уже совсем скоро я смогу согреться в тепле моей девочки. Увидеть блеск глаз, смущенную улыбку. Усталости как будто и не было никогда, нетерпение вытеснило все ощущения.
Я пробегал глазами по лицам встречающих нас людей и не находил то единственное которое мечтал увидеть. Уже поздно и она спит? Обиделась, что уехал не прощаясь? Придумала новые страхи? А может, решила, что все же оборотень ей не нужен?
Волк зарычал, добавляя хаоса в разбегающиеся мысли. Страх, злость, тоска, обида. Одни эмоции сменялись другими, а я так и сидел на лошади, не замечая активных действий вокруг меня. Все спешивались, передавали спящих детей в заботливые руки замковых слуг, делились впечатлениями и новостями. И только я сидел как изваяние, всматриваясь в толпу и внутрь себя.
– Грей? – вывел меня из задумчивости Гай. – Что-то стряслось?
– Я не знаю, – почти зло и в то же время растеряно ответил я.
Но с лошади спрыгнул и вручил поводья подоспевшему ко мне конюху.
– Я… – как же не хотелось показывать свою слабость.
Но скрыть волнение мне не удалось. Мои невольные поиски черных глаз в толпе не ускользнули от моего друга.
– Раз не пришла, значит, спит еще, – спокойно сказал он мне и понимающе улыбнулся.
– Еще? – ему удалось привлечь мое внимание.
– Мы только утром вернулись в замок…
– Вы… покидали… стены… замка?! – я сам не ожидал от себя такого злобного окрика.
