Текст книги "Хейтер из рода Стужевых, том 3 (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

Соавторы: Крафт Зигмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Приглушённый свет уличного фонаря пробивался сквозь щель в шторах, отбрасывая на стену длинные, расплывчатые тени. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием Ксюши, находившейся под боком. Я лежал на спине, уставившись в потолок, и в голове снова и снова прокручивал её слова.

«Он ей признался в любви. Просил стать его парой» Вот ведь хитрый гад! Знает, на что надо давить у девушек.

Ксюша, как верный и немного наивный щенок, радостно принесла мне эту новость. Она выложила всё, что услышала от Ксении, смакуя детали и возмущаясь «наглостью этого Рожинова». Я выслушал её, поблагодарил и даже похвалил за бдительность. Она сияла, радуясь, что принесла мне что-то важное.

Я лежал и уже который час переваривал эту информацию, гадая, что же задумал этот гад. Зачем ему предлагать перемирие в сотый раз? Ещё и так настойчиво? Разве он не должен по логике вещей, наоборот, пытаться отдалить Земскую от общения со мной?

Конец учебного года неумолимо приближался. Скоро экзамены, а потом – индивидуальная оценка магического ранга. Хотя я и был уверен в своих силах, но дар мой работал через одно место, и я всё же переживал, что прибор может показать неверные данные. Ещё стоило подготовиться к этому дню, набрать энергии перед тестом. Данные будут засекречены, но лично для меня слишком важен результат. Соответствующий значок ведь выдадут!

Так же всё это время в глубине души тлела одна старая, не закрытая рана. Дуэль, сломанная рука и унизительное поражение. Я жаждал реванша. Но Валентин, хитрый и расчетливый, никогда бы на него не пошёл. Зачем ему рисковать, когда он и так всех обвёл вокруг пальца? Особенно теперь, когда он втёрся в доверие к Ксении и признался в чувствах.

И всё же, несмотря на обстоятельства… Теперь у меня появился рычаг.

Он влюблен, или очень искусно изображает это. И он пытается закрепить свой успех, прося официального статуса отношений.

Мысль о том, чтобы просто рассказать Ксении всю правду о нём, даже не возникала. Я уже это сделал, и она не поверила. Посчитала, что я преувеличил и неправильно понял намерения Рожинова. Слишком уж искусно он играл роль раскаявшегося рыцаря. Нет, нужен был другой подход. Более прямой и жёсткий.

Я скосил взгляд на Ксюшу, которая лежала рядом и листала в ГИСовском магазине карточки с платьями, время от времени показывая мне то, что её заинтересовало. Никогда не понимал, зачем девушкам столько одежды.

Но не это сейчас важно. Я понял, что нужно делать.

– Ксюш…

Она тут же подняла на меня свой влюблённый взгляд:

– М-м-м? Ты что-то хотел, любимый?

– Спасибо, что рассказала мне про Ксению и Рожинова, – сказал я тихо. – Это… важная информация.

Она просияла в полумраке, её лицо расплылось в счастливой улыбке.

– Я же говорила! Он подлец!

– Да, – согласился я. – И знаешь… Я тут подумал. Надо ещё раз попробовать вывести его на чистую воду, чтобы Земская, наконец, всё поняла.

Она тут же обрадовалась и, отбросив телефон, обняла меня, положив голову на грудь. Мои пальцы тут же погрузились в её распущенные шелковистые волосы, от которых исходил тонкий аромат розы.

– Ты у меня лучший на свете! Так и знала, что не бросишь подругу на растерзание этому мерзавцу! Потому и сказала ей, что поговорю с тобой и обязательно убедю!

– Всё правильно, – хмыкнул я.

Я разрешил Цветаевой называть себя любимым и дорогим, но не намеревался использовать в её отношении подобные обращения. И запретил всяких там котиков и зайчиков, разумеется.

– Ты прекрасно меня понимаешь, – продолжал я. – Я просто не могу не попробовать ещё раз. Враг хитёр, но и я не так прост. В последнее время мне стало многое понятно.

– И что же? – она подняла голову и заинтересованно посмотрела на меня.

– У него своя игра, а ещё он считает себя неуязвимым. Рожинов никак не ожидает, что кто-то воспользуется его же правилами против него.

Я видел, как она переваривает эту мысль. Ксюша не была глупа, просто её мир был устроен проще. В её голове не укладывались все эти ходы и контрходы. Как и у меня когда-то. Но я повзрослел.

– Ладно… – наконец, нехотя, согласилась она. – Как скажешь. Я знаю, что у тебя всё получится. Расскажешь просто потом?

– Угу.

Она опустила голову и вновь обняла меня чуть крепче.

Я лежал, глядя в потолок, и ощущал, как холодная уверенность наполняет меня. Теперь у меня был план. Валентин хотел играть в чувства? Хорошо. Я использую их против него. Его «любовь» к Ксении станет тем крючком, на который он сам же и попадётся. Я выманю его на дуэль. И на этот раз всё закончится иначе. Пора было заканчивать старые счёты. Холодов намекнул, что есть все шансы вернуться в Тулу следующим летом.

* * *

Кафе в центре Тамбова было выбрано Ксенией – нейтральная территория, стильное, но не пафосное место с приглушённым светом и запахом свежего кофе. Я пришёл первым, занял угловой столик и заказал капучино, наблюдая за входом.

Вскоре появились они. Ксения – с нервной, но полной надежды улыбкой. И он – Валентин. Его лицо было маской идеального, почти святого спокойствия. Возвышенный аристократ, как с картинки.

– Алексей, спасибо, что пришёл, – Ксения села напротив, её глаза метались между нами.

– Рад тебя видеть, – сказал Валентин, занимая место рядом с ней. Его голос был тёплым и искренним. Чёрт, а он хорош! – Честно говоря, я не думал, что ты согласишься на эту встречу. Я очень ценю этот шанс.

– Всё когда-нибудь бывает впервые, – отпил я свой кофе.

– Я давно хотел извиниться лично, – продолжил Валентин, складывая руки на столе. Искреннее раскаяние буквально излучалось от него. – За всё. За ту дуэль, за ту вражду… Я был ослеплён, одурманен эмоциями. Но сейчас я вижу всё ясно. И я искренне хочу положить этому конец.

Я сделал вид, что задумался, затем кивнул.

– Возможно, и я перегибал палку. Держал обиду слишком долго. Верил Анне, неправильно воспринимал твоё отношение к ней. Да и сам был обманут её коварством.

Ксения буквально расцвела на наших глазах. Её плечи расслабились, а улыбка стала по-настоящему счастливой.

– Я так рада! Я знала, что вы оба разумные люди и сможете понять друг друга!

Мы продолжили беседу на этой сладковато-фальшивой ноте. Обсуждали учёбу, планы на новый год. Валентин сыпал любезностями, я отвечал сдержанно, но вежливо. Картина идиллического примирения была совершенна.

– Простите, мне нужно на минутку отлучиться, – наконец, сказала Ксения и направилась в сторону дамской комнаты.

Только её силуэт скрылся за углом, как и идиллия испарилась в мгновение ока.

Меня посетило чувство вполне осязаемой тревоги, но вместе с ней потянулся и тонкий ручеёк энергии – Рожинов давал волю чувствам. Это не то вялое раздражение, что было до этого. Казалось, будто сам воздух за столом мгновенно изменился. Он стал гуще и насыщеннее.

Хм, а это, случайно, не как в тот раз, когда я сам выпустил сырую ману в людном месте? Благо, кафе в это раннее субботнее утро было пустым.

Я следил за лицом Валентина. Маска раскаяния сползла с его лица, как плохой грим, обнажив холодное, отполированное высокомерие.

– Выслушай меня, Стужев, – его голос стал тихим и плоским, без намёка на прежнюю теплоту. – Хватит путаться у меня под ногами. Оставь Ксению в покое. Ты получил своё внимание, поигрался в благородство. Теперь исчезни из её жизни. Навсегда.

Я не сдержал короткого, хриплого смешка.

– Ты серьёзно? Это ты сейчас поучаешь меня, кто и как должен общаться с Земской? Она, на минуточку, сама ко мне лезет. А тебе, я смотрю, это не по нутру. Решил, что она твоя собственность?

На его скулах выступили желваки, меня же накрыло больше тепла, исходящего от него.

– Ты ничего в ней не понимаешь. И не смей говорить о ней таким тоном, – прорычал он, сжимая кулаки.

– А каким тоном мне говорить о свободной девушке? – я склонил голову чуть вбок, мои слова стали тише, но острее. – Она что хочет, то и делает. Или ты уже успел надеть на неё намордник? Кстати, о двуличности… Я её уже предупреждал насчёт тебя. Жаль, она не послушала. Но, как видишь, я своё мнение не изменил. Не всех твоя актёрская игра может очаровать.

Его глаза сузились, в них вспыхнула та самая ярость, которую он так тщательно скрывал.

– Ты пожалеешь, что не послушался меня, Стужев. Очень пожалеешь. Переломом одной руки не обойдётся в этот раз.

Я откинулся на спинку стула, насмешливо улыбаясь.

– Попробуй.

В этот момент мы оба уловили лёгкий шорох и, как по команде, наши лица снова расплылись в успокаивающие, дружелюбные маски. Ксения вернулась к столу, её взгляд был ясным и счастливым.

– Вы тут не поссорились без меня? – спросила она с лёгкой игривостью.

– Ни в коем случае, – Валентин снова засиял своей поддельной улыбкой. – Как раз обсуждали, как здорово, что нам удалось всё выяснить.

– Да, – поддержал я его, поднимая свою остывшую чашку. – Очень… продуктивный разговор. Как хорошо, что ты собрала нас здесь.

Мы просидели ещё минут десять, обмениваясь ничего не значащими фразами.

– Знаешь, – Валентин сделал глоток латте, – раз уж мы всё выяснили, почему бы нам не проводить совместные тренировки? Я могу показать тебе пару приёмов, которые могут пригодиться.

Идея была, конечно, прозрачной до смешного. Держать меня поближе, под контролем, делать больно в ситуации, когда я не могу показывать эмоции открыто. Ага, бегу и спотыкаюсь. Делать мне нечего, играть на его территории под его неусыпным вниманием.

Я сделал вид, что размышляю над предложением, затем мягко улыбнулся.

– Тренировки – это отлично. Но я подумал о кое-чём… более интересном. Как насчёт небольшого пари?

Ксения с интересом наклонила голову. Валентин насторожился, но его улыбка не дрогнула.

– Пари? Какое?

– В конце учебного года, – сказал я непринуждённо, – мы с тобой проводим ещё одну дуэль. Но на этот раз – не как враги, а как друзья. Чтобы окончательно похоронить всё старое. Символически, так сказать.

Воздух снова застыл. Валентин медленно поставил свою чашку.

– Алексей… – его голос стал снисходительным, словно он объяснял что-то ребёнку. – Мне кажется, в этом нет необходимости. Если мы друзья, зачем нам драться? Это выглядит так, будто ты всё ещё злишься на меня.

«Попался, ублюдок», – пронеслось у меня в голове.

– Злость? Нет, – я рассмеялся, как будто он сказал нечто абсурдное. – Как раз наоборот. Настоящие друзья могут и подраться – чтобы выпустить пар, проверить друг друга. Это же здоровая конкуренция! Вот с Василием мы периодически сходимся по-настоящему. И с Ксенией, – я кивнул в её сторону, – раньше тоже спарринговали не на шутку. По всем правилам дуэли, будто генеральная репетиция. Разве нет?

Ксения, пойманная врасплох, тут же оживилась и кивнула, её глаза загорелись:

– Конечно! Это же весело! И правда, это совсем не то же самое, что драться со злости, или как на обычной тренировке. Это как… игра. Проверка сил.

Я видел, как Валентин внутренне скривился. Он попал в ловушку и понял это, но уже поздно. Отказаться – значит, показать Ксении, что он либо боится, либо его слова о дружбе пусты. Согласиться – значит, дать мне то, чего я хотел с самого начала.

Он замер на секунду, его взгляд скользнул по лицу Ксении, читая её искренний энтузиазм, и затем он снова натянул на себя маску добродушного примирителя.

– Ну, если ты так считаешь… И Ксения не против… – он развёл руками с театральным смирением. – Кто я такой, чтобы отказываться от такого… дружеского жеста? Хорошо, Алексей. Договорились. В конце года – дружеская дуэль.

– Отлично! – я широко улыбнулся, поднимая свою чашку как для тоста. – Будет достаточно времени подготовиться нам обоим. А Ксения всё проконтролирует, верно?

Девушка активно закивала.

Я сделал последний глоток своего капучино, скрывая за краем чашки торжествующую ухмылку. Он проглотил наживку. Целиком. Теперь у меня был официальный, одобренный «друзьями» и самой Ксенией повод свести с ним счёты. И на этот раз я был готов. Не прямо сейчас, разумеется. Но несколько месяцев в запасе есть, а я уже развиваюсь семимильными шагами, как говорит Холодов. А этому старику предпочитаю верить. Так что я был на голову впереди.

План сработал. Оставалось только дождаться конца года и показать этому актёру, какова на вкус настоящая, не сыгранная боль.

* * *

Кабинет Максимилиана всё так же пах роскошью и властью, но сегодня в воздухе витало что-то более приземлённое – запах быстрой и лёгкой наживы. Я сидел в том же кресле, но на сей раз не чувствовал ни напряжения, ни подвоха. Макс искренне считал, что я оказался лишь пешкой в руках взрослого дяди Плетнёва, а потому не держал обиды. Он совершенно не догадывался, что это именно я был инициатором подставы, как и планировал основную часть. И понимание этого тешило моё эго. Но в разумных пределах, разумеется.

Макс протянул мне конверт. Он был тонким, почти невесомым.

– За вчерашнее. Клиент остался доволен. Твоя… солидная внешность произвела впечатление.

Я приоткрыл конверт и заглянул внутрь. Пять купюр по сто – пятьсот рублей. Мои губы расползлись в довольной ухмылке. Я простоял два часа у двери, как дорогая ваза, изображая «охранника», пока заказчик вёл переговоры с каким-то нервным типом в дорогом костюме. Всё, что от меня требовалось – не зевать громко и выглядеть внушительно. Что было несложно за снудом с принтом демонической улыбки. И за это – полтысячи. Недурно, очень недурно.

– Спасибо, – сухо сказал я, убирая конверт во внутренний карман пиджака. – Рад, что мои услуги стоят не копейки.

Макс усмехнулся, откидываясь в кресле.

– Поступил новый заказ. На сей раз – более деликатный.

Я насторожился. «Деликатный» в устах Водянова вряд ли сулил что-то хорошее.

– И? – надавил я, так как пауза затянулась.

– Персональное обучение основам самообороны для одной юной особы из весьма… состоятельного аристократического рода.

Я недовольно поморщился.

– Макс, я боец, не педагог. Я не знаю, чему я могу её научить. Как правильно бить кулаком? Так её папаша, наверное, меня самого прибьёт, если я его дочурку с синяком оставлю после первого занятия.

– Не переживай, – Макс поднял руку, успокаивающе жестикулируя. – Никто не ждёт от тебя чудес педагогики. Девочке скучно, она хочет почувствовать себя «крутой». Ей нужен не столько тренер, сколько… эффектный спутник для занятий. Ты покажешь ей пару базовых стоек, пару движений, чтобы она почувствовала себя увереннее. Всё. Она несовершеннолетняя, дар ещё не пробудился.

Он достал из ящика стола визитку и протянул её мне. На белом картоне был написан лишь номер телефона.

– Это инструктор, который работает с такими… клиентами. Позвони ему. Он тебе всё объяснит – что показывать, чего не показывать, как себя вести. Твоя задача – быть обаятельным, безопасным и создать иллюзию, что она постигает великие боевые искусства.

Я взял визитку, покрутил её в пальцах. Всё это было странно. Но пятьсот рублей за два часа стояния у стены перевешивали любые сомнения.

– Спасибо, – кивнул я. – Обязательно позвоню.

– Отлично, – Макс снова улыбнулся, и в его глазах читалось удовлетворение от того, что я всё больше втягиваюсь в его сети. – Деньги, как обычно, после выполнения. И на сей раз сумма будет… ещё приятнее. Ты останешься доволен, обещаю.

Я вышел из кабинета, сжимая в кармане конверт и визитку.

«Кошмар, до чего я скатился? Развлекать скучающих аристократок!» – с усмешкой подумал я. Более лёгких денег я ещё не видел. Похоже, продажа своего времени и имиджа Демона становилась для меня новым, весьма доходным бизнесом. Не хуже дуэлей, и уж тем более боёв в клубе. Пока платят столь щедро за такую ерунду, я готов изображать кого угодно – хоть телохранителя, хоть гуру самообороны для богатых клиенток.

Интересно, может, уже стоит присмотреться к артефактам? Или подождать, пока накопится хотя бы пара миллионов?

Глава 26

Интерлюдия

Лучи заходящего солнца резали стеклянный купол, заливая дубовые панели цветом старой крови. В воздухе, густом от запаха воска и лака, стоял гул тревожных шёпотов. Полсотни преподавателей, магов различных школ и специализаций, заполнили помещение. Их голоса гудели, словно прибой у скал, а общее напряжение можно было ощутить кожей.

Но перешёптывания быстро закончились и зашелестели одежды, когда в зал уверенной походкой вошёл Молниевский. Тяжёлые дубовые двери с грохотом закрылись, защелкнувшись на магические замки. Теперь никто не мог прервать заседание, либо подслушать обсуждения.

Все преподаватели мигом расселись по своим местам вокруг большого кольцеобразного стола. Ректор Молниевский занял кресло с самой высокой спинкой, все взгляды были обращены к нему.

Ему был век, но выглядел он на шестьдесят – высокий, прямой, с седыми висками и пронзительным взглядом холодных стальных глаз. Его пальцы, длинные и узловатые, тихо постукивали по деревянной столешнице, и с каждым ударом звук будто становился громче. Эффект чем-то напоминал тиканье часов.

– Коллеги, – его голос был низким и ровным, без малейшей дрожи, но он резал напряжённый воздух словно нож торт. – Как вы все знаете, мы собрались не для восхваления наших успехов. А потому что стены академии начали трещать. И трещины эти идут от фундамента.

Он обвёл зал взглядом, и никто не осмелился отвести глаза. Воздух зарядился статикой предгрозья.

– Не думал, что это произойдёт при мне, но решением вопроса займусь я. Последнее громкое дело перед отставкой. Итак, – он прочистил горло и его помощник, стоявший за спинкой стула, протянул небольшую стопку бумаг, – на стол ко мне легла тридцать первая официальная претензия на имя студента третьего курса, Огнева Михаила Викторовича. Вандализм в библиотеке, срыв лекций, оскорбления наставников и сокурсников, драки. Список длинен и отвратителен.

Молниевский сделал паузу, отложив листки на стол. Его пальцы сплелись в замок, а сам мужчина окинул грозным взглядом присутствующих. Остановился он на нахмурившемся профессоре Огневе.

– Но сегодня мы обсудим не только это. Вишенкой на торте будет та грязь, в которой плодятся подобные поступки. Я говорю о том, о чём все мы знали, но предпочитали не говорить. О торговле незаконными веществами в стенах академии.

Он произнёс это с таким ледяным презрением, что у нескольких профессоров передёрнулись плечи. Именно тех, кто курировал внутреннюю безопасность.

– Фёдор Петрович, – к одному из них обратился Молниевский, – не вы ли мне каждый семестр отчитывались о своих успехах в расследовании? И где же они, не постесняюсь спросить? Почему уже даже не только простолюдины, но даже дети дворян и, как это ни прискорбно, аристократов, забивают свои каналы синей пыльцой? Разумеется, химического происхождения.

По залу разнеслись возмущённые перешёптывания, но ректор постучал по столу и попросил всех соблюдать тишину.

– Синяя пыльца… – продолжил он, окидывая присутствующих тяжёлым взглядом. – Тому, кто её производит, не может быть неизвестно, что настоящая роза растет только в Разломах. Это или краденные запасы, что пахнет госизменой, либо подпольная химическая лаборатория где-то у нас под носом. Ни первое, ни второе не является приемлемым вариантом. Но мы сейчас не об этом. Это лишь подводка.

Виктор Огнев – мужчина с гордой осанкой и резкими, жёсткими чертами лица, был погружен в размышления, на основании которых хотел задать вопрос ректору. Сейчас он сидел, откинувшись на спинку кресла, с привычной маской уверенности на лице. Услышав имя сына, его губы сжались в тонкую ниточку раздражения. Очередной скандал, очередная головная боль. Этот ребёнок ничему не учится!

Но когда Молниевский произнёс сочетание «торговля незаконными веществами», эта маска вдруг дрогнула. Виктор медленно выпрямился. Его пальцы, лежавшие на столе, сжались в белые от напряжения кулаки.

– Я требую ответов, – продолжал ректор, не дождавшись ответа от безопасника, и его голос приобрёл металлический отзвук. – И я начну с самого очевидного. Профессор Огнев. Ваш сын. Что вы можете сказать в его защиту? И известно ли вам, что его имя фигурирует не только в рапортах о хулиганстве, но и в расследовании о распространении наркотиков?

Удар был нанесён без предупреждения, прямо и жестко.

Лицо Виктора Огнева побелело. Не просто побледнело, а стало мертвенно-белым, как мел. Его плечи слегка ссутулились, будто под невидимой тяжестью. Он даже не попытался что-то сказать, лишь на лице застыла каменная маска. Шок был настолько всепоглощающим, что на мгновение он забыл, где находится.

Стимуляторы? Наркотики? У Михаила? Он впервые слышал о подобном, но в его мозгу незамедлительно сложился паззл. Странное поведение сына, которое он списывал на малодушие, скрытность жены, которой он действительно доверял, не ожидая подвоха. Те больничные счета и улучшение состояния Миши – почему он сразу не связал все эти факты?

Никому нельзя доверять в этом мире. Даже самым близким людям. Осознание этого обжигало душу, и мужчине стоило титанических усилий не взорваться прямо сейчас стихийной магией от гнева, переполняющего его.

– Мне… нечего сказать, – наконец, раздался в тишине его блёклый голос.

Эти три слова повисли в воздухе. Признание собственного поражения, собственной слепоты на виду у всех.

И тут же, как коршун, учуявший добычу, поднялся барон Алексей Петрович Оземский. Лучший друг и вассал Озёрского, извечного противника Виктора Огнева, глава озёрской фракции в академии. Худощавый, подтянутый мужчина, его движения были плавными, почти гипнотическими. И полными превосходства.

– Нечего сказать, Виктор Петрович? – мягко, почти сочувственно произнёс Оземский, но в его голубых, холодных, как глубины океана, глазах плескалась откровенная насмешка. – Удивительная избирательность восприятия. Весь факультет ходит по струнке перед вашим чудо-чадом, закрывает глаза на его выходки, а вы – не знали. Удобная позиция.

Оземский повернулся к беспристрастному ректору, его голос зазвучал громче, обращаясь к собравшимся.

– Коллеги! Проблема не в одном нерадивом студенте! Проблема в системе вседозволенности, которую культивируют некоторые, – он многозначительно посмотрел на Огнева, – оправдывая «особой одарённостью». Происхождение – не индульгенция на преступления! И пока мы закрываем глаза на собственный устав, стены нашей академии превращаются в балаган! Который вредит не только низкопробным студентам, но и нашим детям! Мы должны действовать жёстко! Отчисление Огнева-младшего должно стать лишь первым шагом! Нужна тотальная проверка, чистка! Нам жизненно необходимы изменения! Иначе академия превратится в посмешище!

Сторонники Озёрского зашумели в знак согласия, а Огнев молчал. Он смотрел в столешницу, но не видел её. Перед глазами стоял бледный, дёрганый Михаил. Как он, отец, смог пропустить такие очевиднейшие сигналы? А мать, Элеонора, чем она занималась? Покрывала его! Он, Виктор Огнев, чья несгибаемая воля десятилетиями крушила врагов рода, не смог разглядеть, как его собственный сын тонет в грязи у него под носом. Как его, по сути, предали самые близкие люди. Которые боялись его гораздо сильнее, чем любили. А любили ли вообще?..

Но дело не только в членах семьи. Никто из его собственной фракции не сообщил ему о проблемах Михаила, лишь отмазывали. Неужели и тут Элеонора вмешалась? Виктор не мог оставить всё это просто так.

Он уже понял, что проиграл. Ещё несколько месяцев назад, когда Михаила смогли подсадить на эту дрянь. И Виктор сам себе связал руки отступными для Стужева – жалкой пешки в руках врагов.

Да, ректорского кресла ему больше не видать. Ему теперь банально не хватит ресурсов на откупы всем связующим звеньям системы. Придётся отступить и терпеть унижения. Сдать позиции, завоёванные потом и кровью на протяжении десятилетий. Виктор не позволит роду кануть в небытие, но и все повинные не уйдут от расплаты.

Виктор сомневался, что его давний противник Валерий мог пойти на такую низость. Больше вероятность, что где-то в цепочке исполнителей завелась крыса. Но Виктор обязательно всё выяснит. И покарает.

Молниевский наблюдал за этой сценой с каменным лицом. Он видел бледность Огнева, его дрожащие руки, его подлинный шок. И в его стальных глазах на мгновение мелькнуло нечто, похожее на разочарование. Неужели битва так просто закончится, не успев разрастись в пожар? Победитель таким образом получит слишком сильные позиции после его ухода, отчего многие планы могут пойти крахом. Молниевскому это было не выгодно.

– Довольно, – тихо сказал ректор, и тишина вернулась мгновенно. Он поднялся во весь свой рост, и его тень будто легла на всё собрание, огромная и неумолимая. – Спекуляции оставим. Факты таковы: наша академия больна. Болезнь запущена. И лечить её мы будем калёным железом.

Он ударил кулаком по столу.

– С этого момента объявляется чрезвычайное положение. Все внеурочные занятия отменены. Комендантский час. Допуск в общежития – только для проверенных сотрудников службы безопасности, которым я лично дам указания.

Его взгляд скользнул по Огневу, а затем по Оземскому.

– Что касается студента Огнева… Он будет отстранён от занятий. До выяснения всех обстоятельств. А выяснять их будут компетентные органы. Очень тщательно. Чтобы подобное больше не повторилось.

Молниевский закончил, и в зале не было слышно даже дыхания. Он ушёл, ознаменовав завершение обсуждений.

Ректор давно и внимательно наблюдал за конфликтом Огнева и Оземского. Он был разочарован не только в том, что битва затухла, но и в том, что баланс не нарушен. «Слишком легко Огнев сдался. Значит, Озёрский в итоге получит слишком много власти, если изберётся на пост. Этого допустить нельзя. Нужно их сталкивать лбами сильнее, добиться, чтобы они взаимно уничтожили друг друга».

* * *

Академическая столовая была похожа на растревоженный улей. Я уже который раз ловил себя на подобном сравнении. Гул десятков голосов, грохот подносов и стук посуды сливались в оглушительный гомон, но сквозь него явственно прорезалось одна фамилия – Огнев. Она витала в воздухе, пропитанном запахом тушёной капусты и жареного мяса, перелетала из угла в угол, обрастая чудовищными подробностями.

Я и моя компания разместились на прежних местах, почти по центру. И обсуждали мы то же самое, что и все. То, инициатором чего я стал целенаправленно, следуя четкому плану своей фракции.

– Никто не ожидал такого наплыва, – говорил я, перемешивая свою гречку по-купечески. От волнения аппетита почти не было. – Я думал, наберётся с десяток самых смелых, это максимум. Аристократов. А пришли все, кому этот зазнавшийся высокотитульный студент успел перейти дорогу за два годы обучения в академии. Очередь к секретарю ректора – как за билетами на концерт какой-то звезды.

Я отложил вилку, и мои пальцы постучали по столешнице.

– Меня уже вызывали давать показания. Не к Молниевскому, – я сделал многозначительную паузу, заставляя своих приятелей замереть с поднесёнными ко рту ложками, – а в полицию. В центральный отдел. Похоже, они завели полноценное дело, и так просто всё это не закончится.

Из-за соседнего стола донёсся взрыв хохота, кто-то громко сказал: «…а он, представляешь, заклинание скомкал и в мусорку!» – и снова смех. Все здесь были на взводе.

– А я слышала, – тихо, но чётко, вставила Цветаева, наклоняясь к центру стола, – что отдельно возбудили что-то по статье о незаконном обороте. Стимуляторов и… – она оглянулась и прошептала, – кое-чего похуже. Говорят, нашли тайник с наркотиками.

Молодец девочка. Это я ей велел вбросить такую фразу.

Мой взгляд метнулся к Татьяне, сидевшей напротив. Она изящно откусывала кусок хлеба, но её движения резко потеряли свою отточенность, став дёргаными. Глаза Рожиновой, поднятые на Ксюшу, были не просто злыми, в них плескалась всепоглощающая ненависть, которую я уже ощущал, впитывая в себя.

Я усмехнулся, уголок рта дрогнул. Эта стерва знала больше, чем показывала. И это ей грозило разоблачение в первую очередь. Разумеется, подобное не могло не злить ту, что привыкла сама дёргать за ниточки и вести всех согласно своему плану. Но кто ей виноват, если решила играть по-крупному, переоценив свои силы?

– Ну, что до «кое-чего похлеще»… – я громко вздохнул, откидываясь на спинку стула, и мой голос вновь приобрёл поучительные, слегка утомлённые интонации. – Я же не раз говорил. От него воняло, в прямом смысле. Жжёным сахаром.

Фраза прозвучала как пощёчина. Несколько человек за соседним столом резко обернулись, а Татьяна замерла, уже меня сверля убийственным взглядом.

«Жжёный сахар» – это знали все. Это было маркером самого дешёвого стимулятора – синей пыльцы.

– Все это знают, – продолжил я. – Многие это принимали, так что неудивительно, что полиция будет копать глубоко. И серьёзно, – я сделал паузу, давая словам впитаться в общий гул, и закончил с наигранным сочувствием, глядя в свою тарелку: – Бедный Виктор Петрович. Он, наверное, сейчас землю носом роет, чтобы выяснить, кто же его наследника на эту дрянь подсадил. Представляю, каково это – осознать, что твой сын не просто зазнайка, а… почти что наркоман.

– Это ужасно, – вздохнула Земская, покачав головой. – Не хочу даже думать о таком. Но, надеюсь, академию очистят от этой гадости. Я слышала, что пыльца забивает каналы, из-за чего потом становится сложнее развивать свой дар, а талант – тем более.

Я покивал с умным видом, краем глаза следя за Татьяной, которая, сама того не замечая, начала грызть ногти. Виктория, увидев это, остановила её.

Вот ведь верная собачка! Как долго она собиралась следовать за госпожой? Наверняка скоро ей придётся делать очень непростой выбор – или её свобода, или Рожиновой. Но даже так, Татьяна так просто не отделается. Она перешла дорогу не только мне, но и многим другим, решив играть по-грязному. И расплата будет неминуема.

* * *

Ключ застрял в замочной скважине, будто кто-то изнутри намеренно его зажал. Я сильнее надавил, с неприятным скрежетом провернул – и щелчок прозвучал особенно громко в тишине подъезда.

Я вошел, не снимая ботинки, и сразу почувствовал запах – затхлый, душный. С флёром немытого тела и грязных носков. Тут явно давно не проветривали.

Крохотная студия – мы с Васей снимали примерно такую же. Оставив Снежнова, который пришёл вместе со мной, в прихожей, я вошёл в основную комнату.

Глеб сидел на краю стула, нервно дёргая ногой. Судя по всему, он смотрел по телевизору новостной репортаж.

Парень поднял на меня взгляд, явно ожидая увидеть другого человека. Его лицо… Оно было серым, землистым, под глазами – фиолетовые, будто синяки, полумесяцы. Глаза – два огромных, выцветших от ужаса пятна.

Он вскочил, стул с грохотом упал на пол. Его взгляд метнулся по сторонам, выискивая оружие, и наткнулся на столовый прибор, оставленный с обеда в этом бардаке. Он схватил вилку. Рука при этом сильно дрожала.