Текст книги "Мстислав Дерзкий часть 1 (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Я сполз по стене на каменный пол. Ноги отказывались служить.

– Лишка?

– Я… я тут, князь… – тихий, испуганный голосок донесся из темноты.

– Молодец, мышонок. Все молодцы. Добрались.

Я закрыл глаза, пытаясь заглушить стук собственного сердца и грохот снаружи. Это был не отдых. Это была передышка. Короткая, кровавая передышка в каменном мешке, где пахло пылью веков и… чем-то еще. Чем-то спящим. Я вспомнил про саркофаги. Сколько их тут? И кто в них?

Лишка, кажется, думала о том же. Ее шаги осторожно зашуршали по полу в темноте.

– Тут… несколько. Больших. Мстислав… ты уверен, что они… пустые? И что никто из них не вылезет?

Я не был уверен. Ни в чем. Кроме одного. За этой дверью – ад. А здесь… здесь пока просто мрак. И две девочки, которых я должен был оберегать до утра. Хотя бы до утра.

– Абсолютно уверен, мышонок, – соврал я во второй раз за минуту, нащупывая в темноте рукоять меча. – Спят мертвецы крепко. Особенно древние. Расслабься. Отдыхай.

Вру, конечно. Отдыхать здесь нельзя. Ни минуты. Но пусть хоть Лишка попытается не дрожать от страха. Скребущий звук, доносящийся снаружи, как нож по стеклу, напоминал – передышка подходит к концу. Склеп был спасением. Но ненадолго. И следующая битва, чувствовал я, начнется не снаружи, а изнутри.

– Нет тут никаких мертвяков, – Вероника уверенно прошагала куда-то вглубь, а после дернула за рычаг. Незаметная дверь распахнулась, открывая вид на вполне себе светлое помещение.

– Это все бутафория. Отец считал, что держать мертвых рядом с домом не стоит. Но приличия надо было соблюсти. Поэтому всех, кто тут лежал раньше, перезахоронили, оставив внешне все как было, а склеп решили использовать для последнего шанса, когда придет беда. Пошли, я все покажу…

Глава 5

Глава 5

– М-да, а жить-то тут можно, – задумчиво сказал я, рассматривая помещение.

Оно оказалось длинным и широким. У стен стояли кровати – я насчитал пять штук. Еще тут обнаружились столы, стулья и прочая рухлядь. В комнате было еще три двери.

– Там кухня, – махнула рукой Вероника, поймав мой вопросительный взгляд, – и склад с продуктами, за той дверью – душ и туалет, а за последней запасной выход. Тоннель идет глубоко под землей и выходит где-то в полукилометре от поместья.

– Полкилометра – это сколько? – спросил я.

– Пятьсот метров.

– Не тупи, я не понимаю, в чем вы расстояние меряете. Метр – это сколько?

– Эм, как тебе объяснить? Ну, вот у меня, например, рост один метр и пятьдесят сантиметров.

– Сорок, – хрипло хихикнула Лишка.

– Служанке слова не давали, – огрызнулась Вероника. – А в одном метре сто сантиметров, в сантиметре – десять миллиметров, в километре сто метров и так далее…

– Тысячу метров в километре, неуч, – опять вмешалась Лишка, но поймав злобный взгляд Вероники, сделал вид, что ее тут вообще нет.

– Так, ага. Значит, ваш метр – это где-то наши полтора аршина, – прикинул я, сразу решив переходить на современные способы измерения. Не думаю, что тут наши помнят, а значит, может случиться недопонимание в ответственный момент. А сантиметр – это полперста. Глупым я никогда не был и тут же в голове перестроил всю систему, несколько раз повторив для себя их названия и применив их на практике. – Значит, пятьсот метров… Это хорошо. А выходит он куда?

– Наружу, чуть в стороне от поместья. Там парк с деревьями, со стороны ничего не видно. Народа в нем почти не бывает – лет десять назад там одну баронессу маньяк зарезал, так с тех пор люди стороной этот парк и обходят.

– Еще лучше, – расслабился я. – Так, а что у нас с водой?

– Все никак не напьешься? С водой все хорошо, много ее. Берем напрямую. Вон кран, можешь глушить сколько хочешь.

– Вероника, я всегда считал, что бить детей неправильно. Но я готов отступить от своих принципов. Что значит «кран» и как из него пить? Колодца и ведер я тут не наблюдаю.

– Ох, какой же ты все-таки примитивный! Элементарных вещей не знаешь. Лишка, покажи ему, а я плакать буду. И не вздумайте мне мешать!.. Убили, всех убили. Одна я осталась, сиротинушка, – заревела она.

Лишка посмотрела на нее, потом повела меня к странной, но удобной конструкции, крутанула ручку – полилась вода. Дала мне кружку и пошла реветь вместе с графиней.

А я что? С детства знаю, что бабе надо выплакаться, иначе чернеть начнет от обиды внутренней и злости. И вымещать ее на близких своих. Ну, или не совсем близких, что еще лучше. Поэтому и внимания на них не обращал, пока не выпил не меньше двух ведер. И куда только вошло, спрашивается? Однако результат был налицо – я и почувствовал себя сразу еще лучше, и кожа опять же мягче стала. Да и мышцы, что скрывать, силы прибавили. Не мои прежние возможности, но все же лучше, чем было.

Увидел зеркало, посмотрел на свое отражение и чуть не сплюнул с досады на чистый пол. Вынул меч, проверил пальцем его остроту и начал им сбривать эту мерзость. Порезался пару раз, не без того. Но зато подбородок и лицо вновь стали чистыми. Потом так же обрезал и волосы, сделав их привычной длины, чуть до плеч.

Морда, конечно, у меня пока еще стариковская, но уже не такая противная. Если я на вот это, что отражается в зеркале, стану похожим в старости, то всяко лучше помереть молодым.

– Что? – обернулся я, почувствовав на себе два скрещенных взгляда.

– Все-таки ты очень примитивный, -заявила мелкая графиня. – Не мог у меня попросить лезвие? Тогда бы твоя морда не была бы вся в крови.

– Это ничего, сейчас зарастет. К тому же ты ревела и просила тебя не отвлекать. Я ж не зверь какой и все понимаю. Тяжело лишиться родных. Как ты вообще спаслась?

– С отцом поругалась, он меня в чулане и запер. Потом услышала крики. Вот и сидела, даже не шевелясь, боялась себя шорохом выдать. А там Лишка пришла, я голос ее услышала. Ну и побежала с ней.

– Голос, значит, – грозно посмотрел я на мелкую.

– Ну не бросать же ее⁈ За столом я ее не видела, а что наказана была, я знала. Вот и посмотрела, жива она или нет. Но мы тихонько прошли – мертвяки нас не заметили.

– Заметили, – мрачно отозвался я. – Просто проследили, куда вы пойдете. Духа смерти вы на своих плечах притащили.

– Духа? – ахнула Лишка, схватившись ладошками за щеки. – Да как же ты выжил-то? И мы тоже?

– Меня не так просто убить, – надулся я от гордости.

Впрочем, я тут же мысленно отвесил себе подзатыльник. Так вот и погибают гордецы, с задранным носом вверх. Потому что забывают при этом посмотреть вниз. Да и было бы перед кем хвост распушать – эти малявки мне, как минимум, еще года четыре не интересны будут как женщины.

– Эй, ты чего так смотришь, будто оцениваешь? – возмутилась Вероника. – Мы девушки скромные и до свадьбы ни-ни. Лет через шесть приходи, если рожу исправишь.

– Чего через шесть?

– Лет, балбес! У нас раньше восемнадцати лет замуж нельзя.

– А у нас в шестнадцать выходили, – не сильно расстроился я. – Но это все мелочи. Давайте-ка чего-нить поедим и подумаем, как жить дальше будем. Ну, с планами определимся.

– Лишка, кухня там, – повелительно махнула графиня рукой.

– Стоять. Мы тут все временные боевые братья и сестры, поэтому у нас равноправие. Ты идешь ей помогать, а я осуществляю общее руководство. Кто против, того я познакомлю со своим лучшим другом – ремнем.

– Ты не смеешь мне приказывать!!! Я графиня Вероника Васильевна Темирязева!

– Не знаю, что значит этот титул, но я князь, сын Великого князя Новгородского, Московского, Суздальского, Псковского, Черниговского и прочее, и прочее, Мстислав Олегович Инлинг. Наследник правящего рода. Витязь-волхв, сотник Первой дружины. Тебе и дальше перечислять, или ты уже поклонишься и побежишь готовить еду?

– Граф – это высокий аристократический цикл, невежа. И почему это ты Инлинг? Ты родственник императрицы Анастасии Федоровны?

– Не знаю, будем смотреть. Времени-то много прошло.

– Точно родственник – сколько-то юродный дедушка. На тебе знаки правящего рода. А их одевать никому не позволено под страхом смертной казни. А ты их даже не одевал, тебя в них откопали.

– Ты мне зубы-то не заговаривай – марш на кухню и еду готовьте. Тысячу лет не ел.

– Ладно. Так и быть, накормлю тебя. Старость надо уважать, – махнула косой хамка.

– Эй, мне двадцать лет всего!!! –обиделся я.

– И больше тысячи, – последнее слово осталось за ней, твердо убедив меня, что мир может измениться, а вот женщины никогда. Разницы между тем, что было тогда и что сейчас, я не почувствовал.

Уселся, поерзал – удобно. Прислушался к звукам за дверью склепа – есть, но тихие. Кажется, разумных тварей среди них не осталось. А эти, потеряв наш запах, разбрелись. Это проблема, но ее можно решить и позже. Сейчас надо восстановить силы и набрать вес. А то, кажется, меня и ветер унести может. Меч, вон, вроде и не тяжелый, а плечи оттягивает. В лучшее время я им мог бы сутками махать, а тут устаю после десятка ударов.

– Ты бы в душ сходил, что ли? – опять появилась Ника.

Вот точно, делает все, чтобы не работать!

– Что это за место, название которого похоже на шипение змеи? И зачем мне туда ходить? – удивился я.

– Ну, душ, ванна и все такое.

– Сейчас мне прямо сразу стало понятней.

– Боги, какой же ты примитивный! Душ – в нем моются. А от тебя смердит.

– В баню, что ли? Так бы сразу и сказала. А то придумала тоже мне – душ, ванна. И где она у вас тут поместилась?

– Нет, я этого не выдержу. Пошли со мной, – ничуть не сомневаясь, она схватила меня за руку и потащила к одной из дверей.

– Вот это унитаз – сел на него, сделал свои дела, а потом нажимаешь вот на эту серебристую кнопочку. Тогда польется вода и все смоет. Пить из него не надо. Хотя, вы там в своем средневековье, наверное, откуда только не пили. А вот это туалетная бумага. Так в ваше время ее, наверное, не было – это вроде пергамента, вот. Им вытираешь свой зад – так понятно?

– Пергаментом зад? Да ты сдурела, малявка⁈ Он же жесткий. Да и стоит целое состояние. Ты мне еще берестой зад вытирать предложи.

– Нет, болван. Это в ваше отсталое время так и было. А теперь все по-иному. Вот пощупай, мягкая же? А вы-то небось лопухами подтирались, да крапивой всякой, – хихикнула она.

– Не, лопухами – это в походе, – я пощупал – действительно мягкая. Значит, дорогая, надо экономить. – А так просто мылись.

– Да представляю как. Небось грязными ходили.

– Эй, ты нас с печенегами-то не путай, которые гадили, не слезая с лошади. Или лыцарями всякими.

– Рыцарями?

– Лыцарями. Они по-нашему и лыка не вязали, потому лыцари. Нажрутся всякой дряни и ходят, падают. А уж говорят, так вообще с трудом. Мы вообще были очень чистоплотными, чтобы ты знала. С любого воина кольчугу-то сними, а под ней белое исподнее и тело чистое. А Лыкари эти – когда они шли, над ним мухи вились, а запах такой стоял, что за три версты… за три километра слышно было. Мы так на них засады и устраивали – по запаху находили.

– Ладно, чистоплюй ты наш. С этим разобрались – теперь смотри и восхищайся современным миром дальше.Вот это и есть душ, наверху, видишь – лейка. Из нее течет вода. Крутишь вот этот кран с синенькой вставкой – потечет холодная, а из вот этого с красной – горячая. Смешиваешь их и получаешь такую, какая нравится. Это вот мыло, мочалка. А это шампунь – он для головы. Смотри не перепутай. Полотенце на стене. Все, развлекайся, – махнув косой, эта нахалка испарилась.

– Ладно. Новый мир, новые возможности. Попробуем.

Я разделся, вещи аккуратно сложил. В них встроено плетение самоочищения, но за минувшие века сила в нем иссякла. Сейчас оно уже взяло эфир из источника – самую малость, и все стало чистым. В отличии от тела.

Встал я под лейку, крутанул этот… кран, ага. Промахнулся – хлынул кипяток. Смог не заорать. Быстро закрыл, крутанул другой – теперь ледяная!!! Смог не заорать опять. Но матом разразился – вот зачем такие сложности⁈

Покрутил-повертел – ох, как же хорошо!!! Тугие струи воды приятно массировали тело, и я решил, что останусь тут жить. Только пусть еду приносят, да девки румяные спину трут. Со скрипом признал это изобретение годным и достойным существования. Но баня все равно лучше – она и лечит, и греет, и чистит не только тело.

В общем, натерся я мочалкой так, что тело захрустело, а уж пар-то от него валил – просто на загляденье. Вышел и едва не упал, поскользнувшись на мокром камне, котором был пол вымощен – нет, современные люди себя вообще не берегут.

Я вытерся, переоделся, подвязал волосы, посмотрелся в зеркало – нет, конечно, далеко еще не красавчик. Но с нежитью меня уже точно не спутают. И пошел в народ, потому как надо тут стать своим. А без знаний это точно не получится.

Кстати, надо бы узнать у них насчет этой, как ее там… Паутины. Точно. Вроде там все есть – осталось понять, как с этим работать.

– Ешь.

Передо мной появилась миска, полная разваренной, исходящей паром картошки. В углу посудины скромно притаилась бледная куриная ножка и пара квашеных огурцов.

– Все, что смогли приготовить по-быстрому, – сказала Лишка. – Ночь уже. Завтра постараемся сделать побольше.

– Не отравлюсь? – спросил я, пробуя на вкус свою первую еду за много лет.

Она в ответ посмотрела на меня так, будто я ей в душу плюнул. Но на удивление все оказалось очень даже неплохо, и я быстро умял всю предложенную снедь. Девчонки, в отличие от меня, вяло ковырялись в своих тарелках, и кажется, опять собирались реветь. Ну что ты с ними сделаешь, дети же. Надо как-то отвлечь.

– Так, девицы-красавицы. Сейчас начнется самая важная часть нашего с вами общения. Поведайте мне в подробностях, кто, куда и зачем. Ну, и заодно расскажите мне, что вообще происходит и куда смотрит ваш князь.

– Куда смотрит князь, не знаю, -пожала плечами Ника, отставив в сторону тарелку. – Сообщение о нападении уже должно было уйти в Приказ Тайных дел, но я что-то не вижу тут войска или охотников на нежить и нечисть. Чтобы мертвые вот так появились в самом центре города, в хорошо охраняемом поместье – я о таком и не слышала. Но я ведь… – она замялась, но все же призналась, – … маленькая еще, может, мне просто о таком не говорили. Вернулась вот на каникулы из закрытой школы для девочек имени генерала Апраксина, и на тебе. Горе-то какое!.. – губы ее задрожали, а в глазах мелькнули слезы. – Теперь мне надо к родне ехать, в столицу, в Новгород. Там у меня тетка живет, она поможет. Я позвонила бы уже ей, так сигнала нет, – показала она мне свой… Ну, не знаю, что это. Какая-то маленькая светящаяся коробочка. Но на всякий случай я кивнул, а то опять отсталым назовет. – А Лишка со мной пойдет… Наверное.

– Нет, Лишка пойдет со мной, – сказал, как отрезал я.

– Это почему еще? – неприятно удивилась та. – Она моя служанка.

– Она вольная, а не холопка. И единственный человек, кто отнесся ко мне по-человечески и верил, что я жив. Поэтому я в ответе за ее судьбу и сделаю все, чтобы она жила долго и счастливо. И по возможности богато. Лишка, ты как?

– Пойду с тобой. Не хочу больше чужие постели стелить, да полы драить. И получать за это лишь пинки. А ты, князь, верю, не обидишь.

– Предательница, – зло сверкнула на нее глазами Ника. – Ну и вали тогда с ним. Больно надо еще и о тебе беспокоиться. Я как была графиней, так и останусь. А ты выше служанки все равно не поднимешься. Каждый должен знать свое место. К тому же я маг сильный, а ты вообще никто.

– Сильный? – заинтересовался я.

– Двенадцатый ранг, чтоб ты знал!!!

– А слабей его нет, – хихикнула Лишка. – Самый сильный – первый, самое дно – двенадцатый.

– Да ты!.. Что бы ты в этом понимала! В моем возрасте это отличный показатель!!! Я к совершеннолетию точно десятый возьму или даже девятый, если буду хорошо учиться.

– Да-да. Только с этим у вас и проблемы. Или напомнить, за что вас наказали?

– Все. Я тебя знать не знаю и ведать не ведаю. Пригрела на груди змеюку.

Вероника обиженно засопела, скрестив руки на груди.

– А у тебя какой ранг, князь? – не обращая внимания на оскорбленную в лучших чувствах графиню, посмотрела на меня Лишка.

– Да если бы я знал. У нас такого деления не было. Отец, вот, князем великим был. Три образа имел да с богами мог на равных разговаривать. А я намного слабей его, хотя до тысячника должен был дослужиться, потому как четвертый образ получил. Но после него боярин шел, воевода – но там образа ничего не значили – только личная сила. Не с чем сравнить и не на ком показать.

– Почему?

– Потому что как мага меня сейчас нет. Источник мой только начал восстанавливаться, да каналы высохшие распрямлять. А это процесс не быстрый. И образы применять нельзя, пока в силу прежнюю не войду.

– А образы что такое?

– Ну, я могу превратиться в водяную змею, огненного волка, медведя земли и воздушного орла. Насчет последнего надо проверять, потому как я его после смерти получил. Но это позже, пока тело не восстановлю, использовать их нельзя.

– В общем, защитник из тебя так себе, – фыркнув, заключила Ника таким тоном, что мне сразу захотелось ее выпороть. Поймав мой взгляд, она нервно сглотнула и чуть сдала назад, сменив тему. – Что конкретно ты хочешь знать?

– Да все. Кто правит и как. С кем дружим и кому морды бьем? Что у вас с богами и мертвяками? Давай мне кратко общую обстановку в мире и тут в частности.

– Оу, так князь хочет послушать интересную историю и начать еще больше удивляться и восторгаться современным миром? Ну тогда слушай и внимай, мой отсталый ученик.

– За отсталого и по жопе можно получить.

– Ну, примитивный – разницы-то нет. И вообще, не отвлекай. Так вот…

Глава 6

Глава 6

Вероника, уставившись в стену, говорила. Ее голос, обычно такой звонкий и командный, сейчас, в этом большом помещении, почему-то звучал глухо, прерываемый только хриплым дыханием Лишки у меня под боком и иногда мерзким скрежетом когтей по камню снаружи.

Я слушал ее, полуприкрыв глаза и откинувшись на удобном диване. Меч лежал на коленях – знакомая, успокаивающая тяжесть. Размеренно звучала история. Важная, нужная, но актуальная ли в тот момент, когда за дверью воет сама Навь?

– … Начиналось с волхвов, Мстислав, – утверждала Вероника, будто вбивая гвоздь в мою уставшую голову. – Не с мечей и щитов, а с заговоров у дубов, с защиты земли от того, что лезет из разрывов мира…

– Разрывы… – глухо пробормотал я, вспоминая вонючую пасть разлома под Киевом, откуда полезли те твари, что сожрали мою дружину. – Знакомо. Только у волхвов тогда хорошие обереги были, не чета вашим. И стояли крепко, брат за брата, и воли нежити не давали. Ты ври, да не завирайся – я там был и все помню.

Вероника фыркнула, но не сдавалась. Она рисовала перед нами картины – сначала Рюрик-ведун, затем Владимир, вплетающий гром Перуна в колокола…

– Звонят красиво, а толку? – пренебрежительно сплюнув, процедил я. – Вон, в Новгороде колокол треснул – и полгорода мертвецы сожрали.

Но она упрямо продолжала, добравшись до Ярослава с его охранными скрижалями.

– Скрижали… – усмехнулся я. – Хорошо ему было, за каменными стенами-то сидеть. А мы на границе из-за этих скрижалей так один раз нарвались, что едва ноги унесли. Не отпугивали они нежить, а наоборот, притягивали. А Рюрик – тот вообще слабый колдун был, дождик только и мог вызвать. Враки всё эта ваша история.

Недовольно нахмурив брови, Вероника продолжала – заговорила про Ледовое Побоище.

– Лёд оживили? – я скептически хмыкнул, потирая ноющее плечо. – Сказки. Повторяешься. Еще мой дед на это лыкарей подловил. Пол-озера замёрзло, да, но больше от мороза, чем от их друидов. А саксонские лыкари в латах… Они и без магии здорово железом машут. Их броня – проклятие наше. Не пробить, как ни колдуй…

Я вспомнил холодный блеск саксонской стали, легко рубящей наши кольчуги.

– Потом был Иван Грозный. Опричная Тень, – и тут в ее голосе прозвучала горечь. – теперь и Шуйский своих таких завёл. Не измену они ищут, а тех, кто против его регентства. Выжигают магическим огнём целые деревни, если заподозрят в симпатиях к настоящей Императрице. Говорят, библиотека Грозного – сила несусветная. Только где она? Шуйский, поди, уже продал саксонцам или циньцам.

Лишка вздрогнула при слове «циньцы». Вероника же продолжила:

– Их терракотовые армии… Гиганты из глины, оживлённые волей императоров-драконов. Я читала хронику тех лет. Под Иркутском дело было. Шли они по степи, как каменная туча. Земля стонала и дрожала. Наши шаманы будили духов, насылали бураны… – она замолчала, будто вспоминая ледяной ветер, завывавший, как стоны тысяч душ, вспоминая, как замерзали в небе циньские драконы-штурмовики, падая вниз огромными ледяными глыбами. – И их остановили. Страшной ценой. Пол-Сибири потом год оттаивало. И шаманов половины не досчитались. Их сила… Она же из земли, из крови. Увы, она не бесконечна.

Потом Вероника заговорила о Петре.

– Окно в Европу-то прорубил, а щели в Навь расширил, – мрачно констатировала она. – Строил свою столицу на костях, да на разломах. Саксонские инженеры-маги коверкали наши обережные узоры, презрительно называли их «деревенщиной». И вот теперь Питер – главная дыра, откуда мертвецы прут, как тараканы из щели. Реформы, – с презрением скривила она губы. – А по сути – забыли корни. Ослабили то, что держало.

Вероника замолчала. Снаружи на мгновение стихло. Стало слишком тихо, подозрительно тихо. Я насторожился, пальцы сжали рукоять меча. Лишка, словно что-то почувствовав, притихла, затаив дыхание.

– А теперь… – вновь заговорила Вероника, и голос её дрогнул. – Теперь у нас Анастасия Федоровна Инлинг. Последняя кровь. Ей тринадцать лет. Её род правил с самого начала, Мстислав! От вас! Её сила… Она берет свое начало с древнего рода. Твоего рода, Мстислав, воинов-волхвов! Она может закончить то, что вы не смогли.

– Может, – согласился я грубо. – Но не делает.

– Отец говорил, что не просто во дворце все. Если бы не этот… регент, – она с ненавистью выговорила это слово. – Василий Андреевич Шуйский. Кровосос. Держит императрицу как в клетке, контролируя каждый шаг, правит её именем, а сам страну распродаёт. Артефакты предков – на запад. Магов-пограничников снимает с разломов – своих костоломов кормить, да столицу охранять. Знаю я этих костоломов. Не люди. Что-то иное, склеенное из костей, да тёмной магии. Страшно даже смотреть на них. В кольчуги с ног до головы закованные, и лиц их никто и никогда не видал. Такова личная охрана регента. А мертвецы? Мертвецы так и идут. Неотвратимо. Как прилив. Границы рушатся. Деревни горят. А он? Он только укрепляет свою власть. Выжигает неугодных. Как Грозный, да? Только тот хоть Империю строил, а этот – могилу копает.

Вероника, задохнувшись от нахлынувших чувств, вскочила.

– И теперь вот пришел ты – ее дальний родич, предок, которому она обязана подчиняться по Праву Древней Крови!

– Тогда, ваше сиятельство, – перебил я её, поднимаясь, – нам сначала надо до утра дожить. И вытащить тебя и Лишку из этого каменного мешка. Потому что пока мы тут историю разбираем…

БА-БАХ!

Оглушительный удар сотряс дверь. Не кулак – что-то тяжеленное, словно таран из векового дуба. Сверху посыпалась пыль и мелкие камешки. Трещина змеей побежала по старому камню.

– … Наши «гости» заскучали и решили, что лекция затянулась, – закончил я, вскидывая меч и заслоняя девочек своим телом. Вся усталость слетела, сменилась ледяной, знакомой яростью. – Лишка, Вероника! Бегом на кухню. Запритесь там и сидите тихо. История пока подождет! Сейчас будем писать свою – кровью и сталью!

Я выскочил наружу, закрыв дверь в тайную комнату. Теперь повоюем.

Еще удар! Трещина расширилась. Сквозь нее, слабо освещая пыльную тьму склепа, пробился тусклый, больной свет луны. И вместе с ним – протяжный, полный ненасытного голода стон. Не один. Много.

Мертвецы теснились, пытаясь прорваться внутрь. Великая история Магической России, рассказанная мне юной графиней, обрывалась на самом важном моменте – на хриплом дыхании живых, готовых отбить еще одну атаку тьмы.

Я уперся ногами в каменный пол, чувствуя холод рукояти меча. Прошлое – прах. Будущее – туман. Есть только сейчас, есть этот склеп, эти двое за моей спиной и волна гниения, ломящаяся в дверь. История? Она здесь. Она пахнет кровью, потом и гнилью. И пишется она сейчас.

БА-БАХ!

Камень двери вздрогнул, как живой, застонал. Расширившаяся трещина зияла, как мерзкая пасть упыря. Тусклый лунный свет, грязный и больной, лизал пыльный пол склепа. И запах… Боже, этот запах! Гнилая плоть, разложение, та самая Навь, что рвалась к нам, к теплу, к жизни.

Все проблемы, что были до этого, ушли на задний план. Весь мир сузился до этой треснувшей плиты, до воя снаружи и до меча в моей руке.

Он действительно дрожал. Не от страха. От ярости. От древней, заговоренной стали, что чуяла врага и рвалась в бой.

«Жаждешь?» – прошипел я клинку, и он будто ответил ледяным жаром, разлившимся по руке. «Ну что ж… получишь».

БА-БАХ!

Камень выкрошился. В щель, что была шириной уже в ладонь, протиснулась серая, облезлая рука с длинными, как шипы, когтями. Она шарила по воздуху, царапая камень.

Время замедлилось. Адреналин, горький и знакомый, как старое вино, ударил в голову. Страх? Он был. Но он сгорал дотла в пламени ярости и одной простой мысли – девчонки сзади. Им некуда бежать. Значит, мне некуда отступать.

Я не стал ждать следующего удара. Шаг вперед. Меч взвился короткой, страшной молнией. Не рубка – точный, сокрушительный удар в запястье. Кость хрустнула, как сухая ветка. Кисть с когтями отлетела, заковыляла по полу, как слепая паук. Снаружи взревело от боли и ярости.

Щель расширялась. Там, в лунном свете, копошились тени. Не одна. Не две. Много. Глазницы, рты, когти.

– Мстислав! – крикнула Вероника.

– Млять, откуда вы взялись⁈ Я же сказал, спрятаться и сидеть тихо!!!

– Это мой дом и я буду его защищать!!! – грозно взмахнула графиня своим маленьким мечом.

Лишка тряслась от страха, но крепко сжимала в руке топорик для рубки мяса. Против слабого мертвяка тоже сойдет, если, конечно, повезет.

– Держитесь за спиной и вперед не лезьте!!!

Первая тварь, лишившись руки, просунула в щель голову. Бывший слуга, судя по остаткам одежды. Половина лица съедена, на кости челюсти болтались клочья мяса. Он зашипел, пытаясь втиснуться.

Теснота склепа стала моим союзником. Они не могли лезть толпой. Только поодиночке. Или почти.

Я встретил его ударом ноги в грудь. Он захрипел, откатился, мешая следующему. Но второй был уже тут – низкий, юркий, ползущий на трех конечностях. Его когти царапали камень у моих ног.

Меч пел. Короткие, яростные удары в тесноте. Не размахивать – колоть, рубить по суставам, отсекать тянущиеся конечности. Сталь вонзалась в гнилую плоть, крошила кость, отскакивала с противным чавканьем. Кровь? Нет. Черная, липкая жижа, воняющая могильным холодом.

Один. Удар в колено – хруст, падение. Удар в шею – голова отлетает, тело дергается. Двое. Лезет через тело первого. Меч в глазницу – глубоко, до мозга. Тварь замирает. Третий, сзади, тянет за плащ. Я развернулся, рубанул по руке, отсек кисть. Пинок – и он падает на своих.

Тьма склепа ожила кошмарной пляской теней. Лунный свет из пролома выхватывал жуткие моменты – летящие обломки тел, блеск стали, мою тень, гигантскую и яростную на стене. Дыхание хрипело в горле. Мышцы горели. Рукоять меча стала скользкой от пота и черной жижи.

Их было больше. Все больше. Они лезли через пролом, через разлом в стене, который они сами же и расширяли. Теснота перестала быть преимуществом. Они заполняли пространство передо мной, давя массой. Когти рвали кожу на руке. Холодная мертвецкая хватка схватила за лодыжку. Я вырвался, рубанул наугад.

– Огонь! – вдруг крикнула Вероника.

Что? Откуда?

Сзади что-то просвистело. Маленький огненный шар, тусклый, но яростный, метко влетел в пролом, прямо в скучившуюся массу нежити. Раздался сухой хлопок, вспыхнули тлеющие лохмотья. Вой усилился – теперь в нем была боль.

Ника? Ее магия? Или Лишка вытащила какой-то артефакт? Неважно. Мгновение замешательства врага – это шанс.

Я рванулся вперед, не раздумывая. Используя их же скученность. Меч работал как молотилка. Колол, рубил, отбрасывал. Кости трещали под ударами. Черная жижа летела брызгами. Я не защищался – я атаковал. Выталкивал их обратно, в лунный свет, в узкий пролом. Каждый шаг вперед – это пространство для размаха. Каждый упавший труп – баррикада для следующих.

Один особенно крупный, в истлевшей кольчуге, встал у меня на пути. Он замахнулся ржавой секирой. Я прыгнул навстречу, под удар, проскользнул под его рукой, всадил меч под ребра и с яростью провернул. Он рухнул, увлекая за собой еще пару тварей. Пролом был почти чист. За ним, в лунном свете, метались еще тени, но они не решались лезть в эту мясорубку.

Я отступил на шаг, прислонившись к холодной стене. Дышал как кузнечные мехи. Все тело ныло. Рука с мечом дрожала уже от усталости. Передо мной лежала груда шевелящегося хлама: отрубленные конечности, дергающиеся туловища, отлетевшие головы, все еще щелкающие челюстями. Вонь стояла невообразимая.

– Мстислав? – тихий, испуганный голосок Лишки.

– Живой, мышонок, – хрипло ответил я. – Сидите тихо. Еще не закончили.

Но основная волна была сломлена. Те, что снаружи, ревели, скребли когтями по камню, но внутрь не лезли. Видели, что их ждет в этой каменной ловушке.

Передышка. Короткая. Я оглядел поле боя. Эти твари… они еще двигались. Медленно, беспомощно, но двигались. И щель в двери зияла, как открытая рана.

Нельзя было ждать. Нельзя было надеяться, что они уйдут. Надо было запечатать. Намертво.

– Вероника! – позвал я, откашлявшись. – Ищи что-нибудь тяжелое! Камни! Осколки! Все! Лишка, свети!

Маленькое пламя свечи (откуда она только ее достала⁈) дрогнуло в руке Лишки, осветив ужас вокруг. Вероника, бледная, но собранная, уже оттаскивала от стены тяжелый, плоский обломок надгробия.

Работа закипела. Я пинал, оттаскивал, сбрасывал в кучу еще теплые (холодные?) тела нежити. Они хрустели, булькали, пытались уцепиться. Я рубил отбивающиеся руки, давил ногой щелкающие головы. Без эмоций. Как мясник. Это был мусор. Опасный мусор. Материал для баррикады.

Вероника и Лишка, напрягая все силы, подкатывали камни, обломки, все, что могло послужить весом. Я брал самое крупное – тот обломок надгробия, тяжеленный кусок стены. Рана на щеке горела, спина ныла, но ярость и необходимость гнали вперед.

Мы заваливали пролом. Сперва телами нежити – мерзко, но эффективно. Плотная, шевелящаяся подушка. Потом камни. Большие, тяжелые. Я ставил их, подпирал, забивал щели мелкими осколками. Вероника, стиснув зубы, толкала огромный плоский камень, который мы нашли в углу – возможно, крышку от другого саркофага.

– Еще! – командовал я, чувствуя, как плита встает на место. – Дави! Всей тяжестью!