Текст книги "Мстислав Дерзкий часть 1 (СИ)"

Автор книги: Тимур Машуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Я вышел в коридор и быстрыми, беззвучными шагами направился к боковому выходу, ведущему в конюшни, а оттуда – на дальние дороги. Времени на раздумья не было. Каждая минута промедления могла стоить мне единственного шанса.

Я уже почти был у двери, когда из тени арки возникла Наталья. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на меня. В ее глазах не было удивления. Лишь усталое понимание.

– Я так и думала, – тихо сказала она.

– Они не готовы. А я не могу ждать, – ответил я, не останавливаясь.

– Это безрассудство.

– Это необходимость.

Наша встреча взглядов длилась всего секунду. Она видела решимость во мне. А я – молчаливое признание в ее глазах. Она понимала. И не стала останавливать. Лишь кивнула, коротко, почти невидимо.

Я толкнул тяжелую дубовую дверь, и в лицо ударил холодный, свежий ветер. Он пах свободой и опасностью. Я шагнул вперед, на порог, оставив позади тепло дома, запах кофе и страх нерешительных союзников.

Дверь захлопнулась за моей спиной с глухим, окончательным стуком. Путь был один. И я его выбрал. Сегодня я получу свои ответы. Или умру. Один в поле не воин – прописная истина. Но сейчас мне было лучше рассчитывать только на себя. И еще у меня была уверенность, что обратно я не вернусь. Поэтому я оставил в комнате записку для Лишки. Пусть подождет меня в безопасности. Придет время, и я ее заберу.

А пока – прочь все дурные мысли из головы. Пора показать мертвякам, чего стоит Мстислав по прозвищу Дерзкий…

Глава 27

Глава 27

Глухой удар двери за спиной отрезал меня от мира живых. Вернее, от мира условно живых – того, что остался в поместье Темирязьевых, с его интригами, страхами и полумерами.

Здесь же, снаружи, в холодном утреннем воздухе, пахнущем дымом и прелой листвой, начиналась другая реальность. Более простая, более честная в своей жестокости. Реальность, где был только я, моя цель и враг.

Черный, без опознавательных знаков, внедорожник из гвардейского парка стоял снаружи у ворот, его двигатель работал на холостых ходах, издавая ровное, нетерпеливое урчание. За рулем – один из людей Натальи. Каменное лицо, взгляд, устремленный вперед, в пространство перед капотом. Он получил приказ. Он его выполнит. Без вопросов, без эмоций.

Я рывком открыл заднюю дверь и забросил внутрь свой нехитрый скарб. Заплечный мешок с громким стуком приземлился на кожаное сиденье. Сам я грузно опустился рядом, хлопнув дверью. Салон наполнился запахом кожи, оружейной смазки и моего собственного напряжения.

– Поехали, – бросил я, не глядя на водителя.

Машина тронулась с места плавно, почти бесшумно, но с ощутимой сдерживаемой мощью, таящейся под капотом. Мы выехали за ворота поместья и нырнули в лабиринт узких, почти деревенских улочек Изборска. Водитель вел машину умело, избегая центральных проспектов, где уже начиналось утреннее движение. Мы петляли между покосившимися деревянными домами, мимо спящих складов и пустырей, заросших бурьяном. Он знал свою работу. Ехал быстро, незаметно, без лишних глаз.

Я смотрел в окно, не видя по-настоящему ничего. Мозг, отбросив все лишнее, работал с максимальной нагрузкой. Маршрут. Башня Молчания. Старое городское кладбище. Место, на которое городская управа, а по факту – все тот же Устинов, давно махнула рукой. Слишком сложно, слишком дорого, слишком опасно очищать его радикально. Проще было обнести высоким забором с колючкой, поставить вышки с вооруженной охраной и сделать вид, что проблемы не существует. Классическая имперская тактика – не решать, а изолировать.

Мертвяки, порожденные когда-то давно прорывом темной магии, гуляли там вольготно. Их убивали, расстреливали, уничтожали священными гранатами. Но почва была пропитана скверной насквозь, как промокший сахар кровью. Они восставали снова и снова. Вечный, бессмысленный карнавал смерти, на который было приказано не смотреть.

Охрана там, конечно, расслаблена. Десятилетия рутины, без единого намека на ЧП, сделали свое дело. Они несли службу, просиживая смены за картами и самогоном, лишь изредка лениво поглядывая на мониторы, чтобы отстрелять слишком уж близко подползшего к забору покойника. Они были сторожами при зоопарке, обитателей которого давно уже не боялись. Всякая мелочь не заслуживала внимания, а высшей нежити там отродясь не встречалось. Но если ее прежде не видели, то это не означало, что я с ней не столкнусь на своем пути.

Машина резко свернула на обочину какой-то глухой, забытой людьми дороги, заросшей по краям крапивой в человеческий рост, и мягко остановилась.

– Дальше придётся пешком. Триста метров прямо, потом направо. Увидите стену, – голос водителя был безжизненным, как у автомата.

Я кивнул, вылез из машины, закинул мешок на плечо. Дверца захлопнулась, и внедорожник, взвыв двигателем и взметая тучи пыли, развернулся и умчался прочь, не прощаясь.

Я остался в полной тишине, нарушаемой лишь шелестом сухой травы на ветру и далеким карканьем вороны. Ждать он меня не стал, что косвенно говорило о том, что и Наталья не ждет моего возвращения в поместье.

Одиночество накрыло меня с головой. Густое, физически ощутимое. Но оно не было страшным. Оно было… правильным. Таким, каким и должно было быть.

Я двинулся вперед, продираясь сквозь колючие заросли. Вскоре сквозь чащу проглянула серая, бетонная громада стены. Она была высоченной, метров пять, увенчанная витками поржавевшей колючей проволоки. Где-то вдалеке виднелись силуэты вышек.

Я прислонился спиной к шершавому, холодному бетону, затаив дыхание. Прислушался. Ничего. Ни шагов, ни окриков. Только ветер. Охрана и правда дремала.

План был прост и безумен. Перебраться через стену. Мой магический источник, мой внутренний резервуар все еще был слаб, он едва теплился, как угасающий уголек после большого пожара. Но на малое его пока хватало. На очень малое.

Я отбросил мрачные мысли. Все предчувствия, все сомнения остались по ту сторону стены, вместе с нерешительными союзниками. Здесь и сейчас существовал только прыжок.

Я сосредоточился. Внутри, в глубине сознания, я нашел тот самый тлеющий уголек. Вдохнул глубоко. И потянул из него тонкую, едва заметную нить силы. Не грубую энергию для удара, а нечто иное – упругую, пружинящую силу эфира. Я направил ее в ноги, в каждую мышцу, в каждое сухожилие.

И они наполнились странной, непривычной тяжестью, словно их налили ртутью. Мир вокруг замедлился. Я оттолкнулся от земли.

Разбег был коротким, всего три шага. Прыжок – мощным, неестественным. Эфир, сконцентрированный в мышцах, выбросил меня вверх, как катапульта.

Я взмыл вдоль мрачной бетонной поверхности, рука автоматически оттолкнулась от небольшой неровности, подкорректировав траекторию. Колючая проволока промелькнула в сантиметре от лица. И вот я уже наверху, на узком, не более ладони шириной, карнизе стены.

Я не задерживался ни на секунду. Не глядя вниз, кубарем свалился вниз, с внутренней стороны, сгруппировавшись в полете. Приземление было мягким, на подогнутые ноги, с перекатом через плечо, чтобы погасить инерцию. Потом я замер в густой, колючей траве, прислушиваясь.

Тишина. Меня не заметили.

Я поднял голову и окинул взглядом то, что стало моим новым миром.

Старое кладбище. Оно было огромным, бескрайним полем смерти, уходящим за горизонт. Воздух здесь был другим – тяжелым, спертым, сладковато-гнилостным. Он вязким одеялом ложился на легкие, противный на вкус.

Деревья, те немногие, что еще росли, были корявыми, чахлыми, с черными, обугленными ветвями, тянущимися к серому небу, как когти утопающего зверя. Надгробия, когда-то, наверное, богатые и красивые, теперь были повалены, расколоты, покрыты толстым слоем мха и лишайника. Склепы зияли черными, слепыми входами, из которых, казалось, вот-вот послышится шепот.

И они были здесь. Мертвяки.

Трупы не спеша бродили между могил, бесцельно, понуро, словно слепые старики в своем саду. Их было не так много, как я опасался, но достаточно. Одни – относительно свежие, еще сохранившие черты лиц и лохмотья одежды, с неестественно вывернутыми суставами и пустыми глазницами. Другие – давно разложившиеся, почти скелеты, обтянутые высохшей, почерневшей кожей, ковыляющие на костлявых ногах. Они издавали тихий, противный скрежет – скрип кости о кость, хлюпанье гниющей плоти.

Это был жуткий, сюрреалистический танец, лишенный смысла и ритма. Они не искали добычи. Они просто были. Часть пейзажа. Часть этого проклятого места.

Сердце заколотилось чаще, но не от страха, а от адреналина. Охота начиналась.

Пригнувшись почти к земле, я начал движение, используя каждое надгробие, каждый склеп, каждый холмик как укрытие. Я был тенью, скользящей между мирами. Дыхание я свел к минимуму, шаги делал бесшумными, отработанными до автоматизма. Мой взгляд выхватывал маршрут на несколько «укрытий» вперед, просчитывая перемещения бродящих мертвецов.

Вот один, почесывая обнаженными костяшками ребра, медленно побрел в сторону от моего пути. Вот другой застрял, уткнувшись лицом в ствол мертвого дерева, и бессмысленно тыкался в него лбом. Я ждал, замирая, пока он не отойдет.

Прогресс был медленным, мучительно медленным. Каждая кочка, каждый шорох под ногой казались оглушительными. Пальцы сами собой сжимали рукоять пистолета за поясом, но стрелять было нельзя. Не должно быть ни единого постороннего звука. Выстрел поднимет на ноги все кладбище и привлечет внимание стражников на вышках.

Я полз, перебегал, затаивался. Запах тления становился все гуще, пропитывая одежду, волосы, кожу. Казалось, я уже никогда не отмоюсь от него.

И вот, спустя, возможно, всего минуту, или час, или, возможно, целую вечность, я увидел ее. Ту, ради чего все это затевалось.

Башня Молчания выросла передо мной внезапно, когда я обогнул большой, полуразрушенный склеп в виде часовенки. Почему до этого я не видел ее? Ответа не было. Она стояла на небольшом возвышении, в стороне от основных могил, как бы отвернувшись от суеты смерти, погруженная в свое собственное, вечное молчание.

Древняя, сложенная из потемневшего от времени и влаги камня, она вонзалась в небо своей зубчатой короной. Высокая, худая, словно кость великана, торчащая из земли. Ни окон, ни дверей в ее нижней части – лишь гладкие, отполированные ветрами стены. И только на самом верху угадывались узкие бойницы. От нее веяло таким леденящим душу холодом и забвением, что даже мертвяки обходили ее стороной, формируя своеобразную пустующую зону вокруг.

Это было место силы. Темной, старой как мир, силы. Место, где время текло иначе, где сама реальность истончалась, как гнилая ткань.

Я прижался спиной к холодному камню склепа, стараясь перевести дух. Первая часть пути была пройдена. Самая простая.

Впереди было самое страшное. Войти внутрь.

Тишина за спиной, на кладбище, с его тихим скрежетом и хлюпаньем, вдруг показалась почти уютной по сравнению с тем, что встретило меня внутри. Я стоял в узком, каменном проеме, который даже язык не поворачивался назвать дверью – это была просто брешь в теле Башни, черная, зияющая, словно вход в глотку гигантского каменного червя.

Воздух, выходящий оттуда, был сухим, пыльным и мертвым. Он не двигался, не колыхался, а висел неподвижной, удушающей пеленой. Он вобрал в себя запахи вековой пыли, тления костей и чего-то еще… чего-то металлического, острого, знакомого до боли. Запах страха и отчаяния, впитавшийся в камень навсегда.

Я сделал шаг внутрь. И сразу же почувствовал давление. Не физическое, а ментальное. Густое, тяжелое, как вода на большой глубине. Оно давило на виски, нашептывая на языке, понятном лишь подсознанию: «Уходи. Беги. Здесь нет места живому. Здесь только конец. Здесь только тишина, из которой нет возврата».

Стены, сложенные из грубого, темного камня, казалось, сжимались вокруг меня, дыша ненавистью ко всему, что имело сердцебиение. Они не были просто холодными – они были вымороженными до абсолютного нуля, и этот лед проникал сквозь одежду, кожу, прямо в кости. Я чувствовал, как по спине бегут мурашки, древний инстинкт кричал о смертельной опасности.

Я стиснул зубы до хруста. Пальцы с такой силой сжали рукоять меча, что узоры отпечатались на ладони.

«Нет, – мысленно рыкнул я в ответ навязчивому шепоту. – Я не уйду. Я пришел за ответами».

Я двинулся вперед, заставляя ноги подчиняться. Они были ватными, непослушными, будто пытались укорениться в каменном полу, лишь бы не идти дальше в эту тьму. Но я упрямо шел, скользя вдоль стены, как призрак, сам становясь частью этого молчания. Звук моих шагов поглощался ненасытной акустикой Башни, они были глухими, приглушенными, словно я ступал по ковру из пепла.

Коридор был бесконечным. Он извивался, петлял, то сужаясь до такой степени, что я с трудом протискивался вперед, то неожиданно расширяясь в маленькие, абсолютно пустые каморки-кельи. В них не было ничего. Ни мебели, ни остатков утвари. Лишь голый камень и пыль. И всепроникающее чувство чужого горя.

Время внутри Башни текло иначе. Минуты растягивались в часы, часы – в вечность. Я потерял счет шагам, потерял ощущение направления. Меня вел лишь внутренний компас, та самая невидимая нить, что тянула меня к эпицентру скверны, к источнику того зова, что я чувствовал кожей.

И вот, наконец, коридор уперся в массивную, почерневшую от времени дубовую дверь. Она была приоткрыта. Из щели лился тусклый, мерцающий свет и тот самый запах – теперь уже не намек, а густая, удушающая волна. Запах свежей крови, смерти и могущественной, древней магии.

Я замер, прислушиваясь. Ни звука. Лишь тихий треск, похожий на горение свечей, да бешеный стук моего собственного сердца, которое, казалось, вот-вот вырвется из груди и улетит прочь, подальше от этого места.

Я толкнул дверь плечом. Она бесшумно поползла внутрь, открывая взору картину, от которой кровь застыла в жилах.

Это была круглая зала, уходящая ввысь, в невидимый с моей точки зрения купол. В центре пола, выложенного из отполированных до зеркального блеска черных плит, был вырезан сложнейший узор. Руны. Десятки, сотни их, переплетенные в гипнотический, безумный ковер. Они были глубокими, и по их желобам струилась и пульсировала алая, почти черная в этом свете кровь. Она не просто покоилась там – она текла, медленно, лениво, словно по венам самого камня, питая сердцевину узора, темную пустоту в самом центре.

По периметру залы, в массивных железных канделябрах горели толстые свечи из черного воска. Их пламя было не желтым, а зеленовато-лиловым, мертвенным, оно не светило, а скорее отсвечивало, отбрасывая прыгающие, уродливые тени, которые извивались по стенам, как существа из кошмара. Этот свет не рассеивал мрак, а лишь подчеркивал его, делая еще более густым и угрожающим.

Давление достигло пика. Воздух гудел от невысказанных заклятий, от боли, впитанной камнем. Казалось, сами стены вот-вот закричат от ужаса того, что здесь происходило.

Я сделал шаг внутрь. Потом еще один. Моя тень, искаженная свечами, легла на кровавые руны, на миг нарушив их идеальную симметрию.

И в этот миг массивная дверь за моей спиной с оглушительным грохотом закрылась. Звук был таким, словно захлопнулась крышка гроба. Я рванулся к ней, но уже знал, что это бесполезно. Древние засовы с щелчком встали на место, запирая меня в этой каменной гробнице.

Сердце упало куда-то в район сапог. Ловушка! Это была ловушка, и я, как самый последний дурак, в нее уверенно шагнул.

И тогда из самой гущи теней, из темной пустоты в центре кровавого круга, родился голос. Он был тихим, спокойным, почти ласковым, но в нем звучала такая леденящая душу мощь, что по коже побежали мурашки. Он был соткан из шепота тысяч голосов, из скрежета костей, из предсмертных хрипов.

– Ты, кажется, искал меня, Мстислав Инлинг, по прозвищу Дерзкий.

Тени в центре комнаты сгустились, приняли форму. Высокую, худую, закутанную в просторный балахон из ткани, что казалась сотканной из самой тьмы и звездной пыли. Капюшон скрывал лицо, оставляя лишь бездонную черноту, в которой, однако, я ощущал на себе тяжелый, изучающий взгляд.

Я замер, выхватывая меч. Руны на клинке вспыхнули тревожным синим светом, но его было катастрофически мало против сгустившейся тут тьмы.

Незнакомец не двинулся с места. Он просто стоял, являя собой воплощение того самого молчания, что дало имя этой Башне.

И тогда свечи, все до единой, разом, беззвучно погасли. Их мертвенные, лиловые язычки схлопнулись, как будто никогда и не существовали. Последнее, что я увидел, – это его рука, бледная, почти прозрачная, с длинными, тонкими пальцами, сделавшая легкое, повелительное движение.

И тьма выплеснулась.

Это не было просто отсутствием света. Это была физическая субстанция, живая, дышащая, враждебная. Она хлынула изо всех щелей, из-под плит, из самого камня стен, как черная, густая волна. Она накрыла меня с головой, обрушившись всей своей чудовищной тяжестью.

Я попытался вскрикнуть, но тьма влилась в рот, в нос, в уши, глуша звук, запечатывая чувства. Она давила на глаза, заставляя их слезиться от боли, она сковывала тело, как саван. Я рухнул на колени, потом навзничь, беспомощно барахтаясь в этом океане абсолютного мрака, теряя ориентацию, чувство времени, чувство себя.

Мир сузился до бесконечного, удушающего черного цвета и до того тихого, насмешливого голоса, который прозвучал прямо у меня в мозгу:

– Добро пожаловать, Ваше Величество. Я рад, что вы почтили меня свои визитом. Мы столько всего должны обсудить. Но это после. А пока…

Вот и закончилась первая и, я надеюсь, не последняя книга о Мстиславе Дерзком. Сколько всего ему еще предстоит пережить, пока не знаю даже я. Но уверен, он со всем справится… Не поленитесь, прежде чем перейти на новый том, поставить лайк Мстиславу. Он нуждается в вашей поддержке.