Текст книги "В пути (СИ)"

Автор книги: Тимур Кучаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Конечно. – Ответила девушка, глотая неприкрытое оскорбление. Впившись давно нестриженными ногтями в запястье, она напряженно засопела. В отцовском замке рискнувшего заявить подобное в ее адрес ждали добрые розги. Здесь правила отличались.

– Ну вот. – Пояснил Клодд. – Утки даже летают по-глупому. Выстроятся клином и мешают друг другу. Нет бы одна повыше, другая пониже. Вразнобой в общем… Им же не вражье войско разбивать…

– Давай, поучи уток летать. – Не выдержала дочь графа. – Им без тебя не понятно, какой порядок нужен.

– Я тебя ща поучу, курица! – Рявкнул парень, подойдя так близко, словно собирался поцеловать любимую. – В рыло схватишь, будешь за языком следить, коза тощая!

– Так вот, – видя страх пленницы, продолжил он спокойнее, – какой толк от здоровости? У меня еще и руки короче. Возьмут топорик и куку. А мастер вообще магией может. Чего бы ему до поножовшины опускаться? Ну какие у меня шансы?

– То есть чисто в теории ты…

– Чисто в теории, – перебил похититель, – я мог королем стать и каждое утро хватать за жирный зад королеву. А потом жрать заморское вино весь день, закусывать дичью и этим… как его… шуфраном. А на деле ловлю одиноких девок на пустых улицах и тяжести таскаю.

– И все-таки… – Попыталась зайти с другого бока Лина, но Клодд вновь прервал ее, не дав закончить предложение.

– И все-таки язык за зубами держи. – Посоветовал он, расставляя точки над и. – Я тебе их не повыбиваю за такое, а другие могут. Знаешь, как я жил, пока с учителем не встретился? Погано! Поганее некуда. Ни дома, ни денег, ни семьи. Ночевать старался в псарне какого-нибудь богача, в обнимку с собаками. У меня приятель решил как-то в хлеву поспать, но его свиньи харчить начали. Он разорался, вышел хозяин, насадил на вилы. Еще одному раскололи череп о мостовую, когда он хлеб крал. Понимаешь, дура? Либо воровать, либо крыс и голубей ловить, наперегонки с кошками. Тебе, приходилось крысу жрать сырую? Мне – да. Такое себе: мало мяса, костей и жил много… Быстро бегают, больно кусают маленькими острыми зубками… Обычно мы хватали палку и сначала лупили их по черепушке. Как-то я и братец старшой отправились к мусорным ямам. Там почти всегда чем поживиться имелось, но приходилось драться. В тот день брат проиграл. Какой-то урод избил его, и брат так и не оклемался… Я часов семь тащил его холодное воняющее тело до кладбища, думал сам отойду. Доволок, получил в рожу от церковника, бросил труп в канаву… И у прочих житуха не лучше была. А ты жалуешься. У нас с тобой есть крыша, еда, зимой даже камин топят! Хочешь, что б хуже стало? Голодать хочешь? На кой тебе эта свобода далась, если и без нее все огого?

– Дура ты все-таки. – Добавил он в сердцах и, схватив девушку за руку, грубо вытолкнул в коридор.

Чудом избежав столкновения с косяком, Лина вылетела в едва освещенный боковой проход. В отличии от главных комнат, посещаемых хозяином дома, здесь свечи горели лишь изредка, и даже в эти минуты их яркости хватало лишь на колыхание теней, а не настоящий свет. Угодив в плен, Линнет пыталась воспользоваться жадностью тюремщиков и ускользнуть под прикрытием тьмы, но задела прикрепленный над окном неприметный колокольчик. Следы полученных в наказание тумаков до сих пор желтели под слоями грязи и копоти, а остаток ночи беглянка провела в компании старого деревянного ведра и приступов тошноты.

– Леди Вивьен. – Поздоровался традиционно одетый в женское Паскаль, восседающий за маленьким, рассчитанным на одну персону столом. Слегка скривившись, едва рабыня появилась в зале, он небрежно махнул рукой, веля той занять место в углу комнаты, гармонировавшей с колдуном так же, как свинья гармонирует с лужей помоев. Стеклянные побрякушки искрились в пламени камина, стены украшали десятки не стоящих холста безвкусных картин, пол устилал знаменитый южный ковер, вернее его дешевая копия, утоптанная до состояния тряпки и грубо приколоченная в нескольких местах гвоздями. Оценить подобное убранство мог разве что дремучий крестьянин, но человеку, видевшему что-то приличнее харчевни, аляповатая обстановка безжалостно давила на глаза, вызывая не благородный трепет, а желание покинуть обитель безвкусицы.

Увы, не все желания не совпадали с возможностями.

– Выглядите… – замялся на мгновение хозяин, – честно говоря, преотвратно… Что с вами, милая Вивьен?

– Жизнь взаперти не добавляет красоты, милорд. – Опустила глаза девушка, приседая в низком реверансе. К ее несказанной радости мерзкий извращенец и сам заметно потускнел за неделю. Круглые румяные щеки ввалились, кожа посерела, под желтыми глазами набухли синюшные мешки. Даже гордо поднятый ранее подбородок опустился к груди, будто неведомая, но справедливая и могучая сила вырвала из шеи урода несколько мышц, и позвоночник перестал справляться с весом головы. И Лина готова была поставить золотую монету против ста, что на этой самой голове стало вдвое меньше волос.

– Божечки… – Картинно схватился за сердце волшебник. – Ну разве можно так заблуждаться, дитя? Вы здесь для вашего же блага, и не понимаете моей доброты!

– Простите, милорд.

– Рад, что вы осознаете собственную неправоту. А теперь налейте мне розового вина. Да, да, из этой пиалы. – Довольно промурлыкал посвященный, наблюдая, как пленница неуверенным движением пытается выбрать бутылку.

– Сей чудесный напиток – подарок одного крайне влиятельного эгерийца. – Заявил колдун, окидывая надменным взглядом охотно поглощающих брехню воспитанников. – Крайне влиятельного! Я, конечно же, не назову имени, птички мои, вы сами понимаете, люди подобного масштаба не любят огласки как нечестивых поступков, так и благих. Но! Поверьте, этот человек способен влиять на политику нагорья как никто другой!

– Так ведь того… – Вклинился гнилозубый Дидье. – На рынке такая же продается же.

– Кто бы мог подумать, что этот молодой человек – младший сын дворянского рода? Его отец платит немалую сумму, дабы лишенный всяких способностей отпрыск продолжал искать в себе несуществующие таланты… Ну что мешало не разбивать сотканную из эфира и нужных слов легенду на мириады осколков презренной реальности? – Тяжело вздохнул хозяин дома и, очередным театральным жестом приложив тыльную сторону ладони ко лбу, не выдержал должной паузы, взрываясь по-женски тонким криком:

– Мразь! Мразь! Мразь! Если ты еще хоть раз оспоришь мои слова, я прикажу содрать кожу с тебя, твоего слабоумного папаши, жирной матери и всех прочих родственников! Мразь…

С силой бросив в стену пустой фужер, он откинулся на спинку кресла и некоторое время тяжело дышал, яростно глядя на ученика.

– Простите. – Прошептал насупившийся Дидье. – Я тут вспомнил. Бутылка того… Другой была на рынке. Ваша, она подороже. Намного, ага.

– Ох, юноша, – сменил посвященный гнев на милость, – мудрость заключается не в безгрешности, а в умении вовремя признать ошибки. И вы, отмечу, замечательно справляетесь. Благородный батюшка будет невероятно счастлив такому сыну. Если бы он еще изменил выданное вам при рождении имя на подобранное мной, то вошел бы в летописи не иначе как “мудрец”.

– Не можно, милорд. – Осмелился поднять голову сынок дворянина. – В честь деда имя. А евойные родители в честь героя местного назвали.

– Он точно благородный? – Тихонько спросила Лина стоящего рядом Клодда, пока вновь сорвавшийся главарь похитителей рассуждал о возможных предках гнилозубого Дидье, включая идиотов, баранов, ослов, вырезанных из дерева чурбанов и даже самых тяжелых в мире булыжников.

– Говорят. – Пожал плечами крепыш. – Но я думаю, его папаня ограбил кого или убил, а после нажился на продаже краденого. Он настолько тупой, что женат на кузине, и это у них в семье навроде традиции. Сама посуди, стал бы благородный сестру в кровать тащить, когда вокруг других девок полно? А вот приврать про происхождение – это запросто.

– Вам есть что добавить? – Цыкнул Паскаль, обратив внимание на шепчущихся.

– Нет…

– В таком случае, леди, возьмите новый бокал и налейте еще вина, а не охмуряйте моего и без того не самого прилежного ученика.

– Я не охмуряла! – Решительно возразила девушка, но колдун, прерывая ее, с силой хлопнул ладонью по столу.

– Вина! Живо! – Заорал он, и Линнет, закусив губу, бросилась к здоровенному комоду. Кто-то достаточно здравомыслящий и знакомый с привычкой сумасшедшего бить по несколько предметов в неделю закупал посуду с запасом.

Вернувшись к столу, пленница честно попыталась исполнить обязанности прислуги, но с ужасом осознала, что бутыль пуста.

– Милорд, – скромно обратилась она к похитителю, – вино кончилось. Нужно посетить рынок…

– Будешь мне приказывать, сучка? – Зашипел Паскаль, до скрежета зубов сжимая челюсти. – Может я пропустил тот чудный миг, когда ты стала главной в этом доме?

– Нет, милорд…

– А знаешь что, – сверкнул маг холодным взглядом, – ты мне не нужна. Надоела. И теперь принадлежишь Стефану. Мальчик мой, сделайте так, чтобы я ничего не слышал. Нижняя комната в вашем распоряжении. – Добавил он, повернувшись к очкарику.

Линнет рванулась к выходу, но сын палача оказался быстрее. Схватив жертву за волосы, он жадно облизнулся.

– Могу я приступить? – Поинтересовался юноша, пожирая взглядом новую игрушку.

– Как угодно. – Махнул посвященный. – При необходимости я пошлю за тобой.

Слегка поклонившись, Стефан с силой дернул девушку на себя. Не обращая внимания на сопротивление, он протащил ее по длинному коридору к неприметной скрипучей двери, за которой обнаружилась вырубленная прямо в каменном основании острова лестница, ведущая в сырую и мрачную пещеру. Пересчитав вяло брыкающимся телом дочери графа ступеньки, очкарик бросил несчастную в высокое кресло, установленное в самом центре помещения и нанес внезапный удар в живот, а пока бедняжка глотала ртом воздух, ловко пристегнул ее руки к подлокотникам ремнями из толстой кожи.

– Не надо… – Прошептала Лина, но парень лишь оскалился и, присев, отточенными движениями зафиксировал лодыжки.

– Как же долго я ждал… – Забормотал он, сглатывая слюну. Бросившись к камину, маньяк огнивом высек несколько искр, и спустя полминуты напряженного сопения комнату озарило холодное покачивающееся пламя.

– Не тебя, конечно. – Поправился Стефан, направившись к трем небольшим шкафчикам у стены. – Любое мясо. Не знаешь, куда я дел зевник? Нельзя позволять подопытной кусаться…

– Зачем? – Тихо спросила узница, борясь с желанием разреветься. Слезы бы лишь распалили безумца, но не вызвали жалость. А вот обычный разговор по душам…

Но для разговора по душам требовались души. Любое же обращение к этому зверю лишь оттягивало неизбежную участь. Только в детских книжках герой находил правильные слова, обращая врагов в союзников или заставляя негодяев сдаться, отступить и уехать в родные края выращивать репу на поле тети Доры, регулярно замаливая былые грехи.

– Зачем ты делаешь это?

– Такова моя суть. – Нервно дерганулся очкарик. Плотно закрыв дверь, отделяющую пыточную от остального дома, он затрясся всем телом. – Кто-то любит пасти коров, кто-то цветы и милые веночки, кто-то шлюх и выпивку. Мастер любит изображать из себя дамочку средних лет, Клодд – набить брюхо, Дидье – жрать сырую землю… Тот еще баран, верит, что уподобится прочности камня… Но я выше этих ничтожеств! Я – ученый, раскрывающий секреты человека! Быть может, именно мне суждено разгадать тайну вечной жизни? Ты можешь хотя бы представить такое?!

– Больной… – Прошептала Линнет. Впившись обломанными ногтями в покрытые сеткой многочисленных порезов ладони, она, чувствуя катящиеся по щекам слезы, зашептала молитву Двуликому.

– Владыка, ты создал добро и зло, создал баланс и гармонию мира. Обрушь смерть на врагов моих, дай силы друзьям моим… Помоги… Неужели я заслужила помощи?

– Забыла как дальше? – Ухмыльнулся Стефан. – Не переживай, время есть, мне еще долго готовиться. Вспоминай. Только будь бог на твоей стороне, оказалась бы ты здесь?

Со скрежетом отворив нижнюю створку одного из шкафов, палач опустился на корточки. Полностью погрузившись в выбор крючковатых игл, щипцов и пил пугающего предназначение, он не обратил внимание на разгорающийся все сильнее огонь в камине. Пламя плясало точно живое, и очень скоро в особо ярком всполохе почудилось движение свернувшегося в клубок чудовища.

Боясь вздохнуть, девушка уставилась на поднимающееся облако пепла. Неспешно собравшись в нечто, отдаленно напоминающее змею, облако поплыло к похитителю, оставляя в воздухе след подрагивающих раскаленные пылинок. Не мигая, дочь графа следила за подбирающимся к врагу големом, но все равно пропустила момент атаки. Секунду назад монстр был аккурат за спиной Стефана, а в следующее мгновение пламя просочилось в тело человека. Пошатнувшись точно пьяный, тот сделал несколько шагов и, беспомощно ища руками дополнительную точку опоры, завалился вперед. Хрипя словно загнанная лошадь, Стефан с огромным трудом перевернулся на спину. Ноги в тяжелых кожаных башмаках несколько раз судорожно дернулись и застыли навеки.

Несостоявшийся убийца был мертв.

Несколько мгновений глядя на черные разводы вокруг рта, носа и ушей покойника, Линнет пыталась справиться с собой, но не выдержала и разревелась как ребенок. Копившиеся в душе усталость, боль и страх выплеснулись наружу полноводной рекой, прорвавшей плотину и сметающей любые преграды на своем пути.

Ведущая из подвала дверь тихо скрипнула, и сверху пролились робкие лучи дневного света.

– Она здесь. – Донеслось оттуда, и по лестнице осторожно спустились незнакомый мужчина, а следом – пыхтящая Эриберта.

– Девочка моя… – Охнула бабка. Рухнув на колени, она принялась дрожащими руками расстегивать ремни пыточного кресла, едва слышно бормоча под нос проклятия в адрес живодеров.

– Сколь было похитителей? – Поинтересовался незнакомец, перешагнув через тело Стефана. Оценив рабочие инструменты мертвеца, он присвистнул и, развернувшись, с силой пнул неподвижные останки в бок.

– Четверо. – Неуверенно ответила Лина, глядя, как лупят монстра, в чьей власти еще совсем недавно находилась ее жизнь. – Я видела четырех: мага и трех учеников.

Коротко кивнув, мужчина молча вышел, и девушка осталась наедине с наставницей.

– Все позади… – Прошептала Эриберта, прижимая ученицу к себе.

– Больше никаких…

– Никаких. – Кивнула старая ведьма. – Никаких и никогда. Они сдохли, и больше никому не причинят зла.

– Если бы я была сильнее… – Пробормотала Линнет, неуверенно поднимаясь на ноги. – Если бы могла ответить им…

– Сможешь. – Заверила колдунья, подхватывая пленницу под руку. – Сможешь, милая. Обещаю.

Ирвин 4

Каждый уважающий себя оруженосец обязан иметь мечту. В перерывах между чисткой лат, полировкой мечей, стиркой замаранной дешевым вином и придорожной грязью одежды очередного третьесортного рыцаря, нет ничего лучше сладких надежд о блистательном будущем. Щите с красивым гербом в руке, породистом жеребце под задом и прекрасной деве в далеком замке. Дева, разумеется, должна томиться в плену. В идеале – у дракона, но на крайний случай подойдет и унылый смертный злодей, без весомых оснований отправляющий холопов на рудники или плаху. Пожалуй, смертный даже лучше – сеча с таким окажется заметно проще, а народная молва все равно разнесется по округе. Главное – вовремя пустить правильный слух и немного подождать, а то и помочь менестрелю справиться с финансовыми трудностями, ненавязчиво намекнув, что хвалебная песнь – лучшая благодарность настоящему герою, едва отошедшему от битвы с силами тьмы.

Не всем мечтам суждено сбыться. Кто-то отдает жизнь в сражении, как и подобает бравому воину. Кто-то подхватывает смертельную заразу, нажравшись дешевой похлебки из давно немытого котла, и загибается в кустах со спущенными штанами. Кто-то страдает от норовистого боевого коня, получает жуткие повреждения и до конца дней лишается способности ходить без костылей. А кого-то забивает кулаками любезный сюзерен, нажравшись дешевого вина и возмутившись недостаточным блеском тщательно отполированных лат. Впрочем, отдельные счастливчики таки избегают брюшного тифа, лошадиных копыт, тяжелых зуботычин и острых клинков и исхитряются дожить до совершеннолетия, превращаясь в самых настоящих рыцарей.

Сир Ирвин, вышедший именно из таких, рыцарем стал давно, но до грез так и не дотянулся. Нельзя даже сказать, что он не пытался. Пытался, еще как, но каждый раз на пути оказывалось нечто, полностью убивающее пылкое желание продолжать борьбу. Следовало ли винить в том критичность мышления и отсутствие веры в малейшее робкое чудо, достойный древнего уставшего от жизни деда, а не крепкого мужчину “чуть за тридцать” характер, или внешние обстоятельства – результат не менялся. Заветных желаний у капитана стражи не имелось. Даже восстать против лорда его подтолкнули не гордость или жажда наживы, не клятвы на крови, а холодный расчет и неопровержимые аргументы.

Формально занимавший должность управляющего, а по факту вертящийся аки белка в колесе Морган жаловался на незаинтересованность брата в правлении всем и каждому, позицию не скрывал и, по сути, был абсолютно прав. Провинция, не успев встать на ноги, загнивала на глазах. Дарованный почти полвека назад отважному телохранителю его величества Клайду Валадэру феод оставался бескрайними зарослями, чьи коренные обитатели не рвались делить жизненное пространство с чужаками. Территории надела напоминали банку с ядовитыми гадами, каждый из которых норовил сожрать соседа. Впервые услышав о неслыханной щедрости в адрес едва отдалившегося от статуса мужичья воина, дворяне из окружения короля даже заподозрили того в желании столь изощренным способом наказать подданного, но монарх последовательно выделил новоиспеченному графу три сотни солдат, тысячу простолюдинов, вместительный парусник и значительную денежную ссуду. Армия огнем и мечом прошлась по не ждавшим вторжения вудвосам, лодка, груженая известняком с ближайшей каменоломни, круглые сутки сновала по волнам, челядь от рассвета до заката не выпускала инструмент из мозолистых рук, и спустя два с небольшим года на берегу Вельи выросла крепость, нареченная Цаплиным Холмом.

Лично удостоверившись в завершении стройки, Ронан II устроил грандиозный пир, облагородил парочку крестьянок и, прихватив половину войск, отбыл в столицу, а лорд Клайд остался обустраивать замок. Сперва он заложил под стенами небольшую деревеньку, предлагая каждой решившей обосноваться там семье с двумя или более детьми бесплатный дом, затем закупил неприхотливых свиней и молочных коров, обеспечивая подданных продовольствием, и, наконец, выписал из столицы с десяток опытных ремесленников, включая кузнеца-оружейника.

Золото исчезало быстрее зерна из полного крыс хранилища, но непомерные траты лишь начали нескончаемую череду бед – в покинутых армией чащах появились вудвосы. Поначалу осторожно и нерешительно, но с каждым годом все активнее и смелее стаи лесовиков возвращали исконные земли, тесня колонистов. Они не понимали и не принимали саму концепцию животноводства, отвергая возможность еще живой добычи принадлежать кому-то. Они игнорировали ограждения, установленные вокруг засаженных полей, пробираясь под покровом ночи на пашни и вырывая не успевшие прорасти корнеплоды. И, конечно же, они не имели никакого желания мириться с захватчиками, помня, как те безжалостно вырезали целые племена, оставляя за спиной груды мертвецов.

Впрочем, люди не сломались под напором качнувшегося маятника неприятностей. Потеряв значимую долю скота и сельскохозяйственных угодий, раскинувшихся дальше получаса пешего хода от замка, жители нового света, назвавшиеся к тому времени велийцами, дали аборигенам жесткий отпор. Фермеры взялись за топоры, их жены навострились плести крепкие рыболовные сети, а дети – прятаться в высоких травах, едва покинув безопасную территорию деревни. Пусть с огромными потерями, но обитатели графства не сдались дикой природе, закалившись точно клинок в ледяной воде.

К сожалению, перенесенный удар был сильнейшим, но не последним. На рубеже тысячелетия Годрик Покоритель возжелал вновь расширить границы государства. Крайне амбициозный, прекрасно обученный военному делу, он абсолютно не понимал тонкостей политики и, стремясь заручиться поддержкой герцога Ригера, не размышлял ни секунды, передавая тому неокрепшую провинцию в полное вассальное подчинение. Налоги стремительно выросли, подати увеличились, а взамен утекающему из карманов золоту местное население получило лишь гору свежих обязательств.

Светлое будущее стремительно тонуло в убогом настоящем.

Мог ли убитый месяц назад лорд Марвин преломить бесконечный цикл нищеты и беспросветности? Возможно, но предпочитая беспробудное пьянство, он лишь втаптывал надел глубже в болото реальности. Дни лениво ползли вперед, сезоны сменяли друг друга, люди рождались и умирали, а Цаплин Холм намертво вмерз в холодную толщу времени. И только один человек пытался изменить сложившуюся ситуацию.

Мог ли граф Морган прийти к власти бескровно, не опускаясь до братоубийства, кровавой резни и преследований выжившего племянника? Маловероятно. Прошлый хозяин цитадели отличался изрядным честолюбием. Родившись на несколько минут раньше близнеца, он считал себя владыкой благословленным господом, и думать не желая об отречении. Первый наследник Ариан не отличался умом и верил в способность батюшки победить зеленого змия, а обитавший в мире грез Касиан никогда бы не принял возможность предательства.

Мог ли Ирвин поступить иначе? Отказать мятежникам в поддержке, принять сторону законного обладателя титула, спасая его жизнь и власть? Несомненно. Но зачем? Сохранившийся статус кво сохранял и окружающую убогость. В проигрыше оставался каждый подданный злосчастного феода. Свержение же вцепившегося в трон алкоголика открывало новую дорогу. Возможно – в светлое будущее. Возможно – в никуда.

– Пошло оно… – Пробормотал капитан. Залпом осушив чашку воды, мужчина с силой запустил ее в стену. Последнее время он использовал только наспех вырезанные из клена посуду, подходящую не гордому носителю дворянского титула, а какому-нибудь оборванцу. Стеклянные или, упаси Двуликий, хрустальные кубки были слишком дороги, а мелкие неизменно появляющиеся после бросков осколки и вовсе не имели привычки делить людей на сословия, с удовольствием разрезая и нежную кожу придворных дам и грубую шкуру работяг.

Опрокидывая тяжелый стул, рыцарь резко выпрямился. Кровь кипела, ноги рвались унести вспыхнувшее тело за горизонт, разум молил о способном вымести тяжелые думы урагане.

– …к троллям, вудвосам, норнам…

Толчком открыв дверь в коридор, Ирвин вырвался из комнаты. Обычно для подобного состояния ему требовалось основательно налакаться, но мысли, поселившиеся в душе после известий о смерти последнего законного претендента, так некстати рвались наружу, тряся сознание сильнее алкоголя.

– …да хоть королю в его величественный зад…

Отвесив самому себе увесистую пощечину, опрокинувшую бы иного на землю, воин направился к выходу на улицу. Стены шатались, пытаясь боднуть в плечо, потолок давил могильной плитой, пол покачивался подобно пришвартованной к берегу лодке. Даже мягкие солнечные лучи, созданные нести тепло в людские души, норовили больно ужалить слезящиеся глаза, заставляя прикрываться ладонью.

Едва оказавшись на свежем воздухе, рыцарь бросился к наполненной ночным дождем пожарной бочке и, задержав дыхание, погрузил пылающее лицо под воду. Сейчас его бы не смутила лохань для скота или грязная лужа, полная жирных лягушек и ядовитых змей вязкая трясина, но в бадье плескалась прозрачная, почти чистая жидкость, неспешно впитывающая терзающие сердце сомнения.

– Дурной ты… – Раздалось недовольное брюзжание, едва Ирвин вынырнул на свежий воздух. Шагах в пяти подбоченилась прислуживающая в замке тетка.

– Марта… – Пробормотал рыцарь, глубоко дыша.

– Я уже тридцать пять лет как Марта. – Закудахтала женщина. – Линочке помогала – Марта. Матушке ее Росалинде – снова Марта. На кухне стряпушничаю да чищу – опять Марта. Так что ты не мартай мне тут. Лучше пить бросай, а то помрешь как его светлость, помилуй Двуликий душу его окаянную…

– Его убили…

– Потому и убили, что пил и ни о чем не думал! – Нагло заявила служанка.

В висках вновь застучало и, взревев, капитан стражи внезапно для себя самого повалил бочонок, расплескав всю набравшуюся за прошедшие недели влагу.

– Шла б ты работать… – Заскрипел он зубами, глядя на застывшую холуйку. Почувствовав за спиной движение, мужчина повернулся, готовясь высказать, где он видел следующих советчиков, а то и начистить пару недовольных физиономий, но на месте потенциальной жертвы оказался вездесущий Кот.

– Странная погода, сеньор, вы не находите? – Непринужденно улыбнулся эгериец. – Ветра нет, а предметы падают… К чему бы оно?

– Шел бы ты…

– Как грубо! – Картинным жестом вскинул руки сир Рамон. – Что заставило вас пребывать в столь ужасном расположении столь чудесным утром?

– Да нажрался он, чего непонятного-то? – Влезла отошедшая от шока кухарка. – Накидался как свинья, а теперь барогозит. А я ведь еще графу каждый день говорила: “завязывай ты вино жрать, благодетель, помрешь же”. А он не слушал. И вот!

– Известно ли вам, дорогая, что подобные речи, произнесенные в обществе двух уважаемых донов, достойно служащих сюзерену, могут трактоваться изменой? – Поинтересовался Кот, насквозь пробивая женщину безжалостным взглядом темных глаз, никак не вяжущимся с легкой ухмылкой. – Быть может, вам неймется взойти на плаху, расплачиваясь за заявление? Или вы считаете, что ваша значимость перевесит на чаше весов любую кромолу?

– Нет… – Прошептала служанка, медленно пятясь. – Не велите… Я глупости несу… По дури бабей… Пойду я, милорды… Работать надобно…

Удалившись с несвойственной для ее возраста и комплекции скоростью, тетка торопливо нырнула в первую попавшуюся дверь, и следовало думать, в ближайшее время несчастная постарается не встречать заморского кабальеро.

– Сурово. – Прокомментировал Ирвин. Нелепая сцена разогнала лезущую в черепную коробку муть, оставив лишь мерзкое, но слабо ощутимое послевкусие.

– Самую малость. – Сверкнув зубами, Рамон жестом предложил присесть на ближайшую скамью. – Но признайте, друг мой, она сама навлекла подобную участь.

– Не каждый способен следить за языком. – Согласился капитан, устраиваясь поудобнее. – Как нога?

– Стараниями старика… – Пожал плечами эгериец. – Колдунишка не так бездарен, как уверяет граф, а травма не так страшна, как казалось. Разумеется, перелом не добавляет прыти, но я видел раны похуже. Лет пятнадцать назад прямо на моих глазах один уважаемый господин съел пирожное, напичканное серым трепетом…

– Жуткий яд, – пояснил Кот, заметив непонимание на лице собеседника, – изобретенный айбилами. Ходят слухи, для его создания чернокнижники высшего круга находят в дальних уголках пустыни безгрешных людей, травят их ртутью и обещают лекарство согласившимся голыми руками удавить младенца, а когда кто-то совершает тяжкий грех, его сковывают и сажают в еще живое тело семена лилии. Собрав урожай, алхимики сушат цветы, растирают в порошок, мешают с кровью тех самых младенцев и две недели заклинают получившуюся жидкость.

– Слишком сложно… – Усомнился Ирвин. – Зачем такие проблемы, если можно использовать змей или волчью ягоду?

– То лишь легенда, – сдал позиции приятель, – но принявший серый трепет, истошно орал несколько часов, глядя на медленно рассыпающиеся прахом конечности…

– Жутко.

– Настолько, что хочется сдохнуть самому… В пекло яды, благородный дон обязан разделывать неприятеля точно свежий окорок собственным клинком. И вам, кстати, вскоре предстоит им поработать.

– С чего бы вдруг? – Поинтересовался рыцарь. – Вудвосы разбиты и до следующей зимы не рискнут выползти из берлоги, вассалы юной королевы не заявляют претензии на трон. А заяви, регент устроит дуракам несчастные случаи. Крестьянских восстаний нет… Вроде бы. – Добавил он, немного подумав.

– Увы, я не ведаю причин, но его светлость изволили видеть вашу смурную рожу.

– Стоило сказать раньше.

– Стоило. – Ухмыльнулся Рамон, довольно щурясь в лучах утреннего солнца. – Но будь реальная необходимость, и отправили бы кого-то шустрее хромого кабальеро.

– И ты считаешь, что придется пустить в ход меч?

– Будто мы годны на нечто иное. – Рассмеялся Кот. – Место винограду – лоза.

– Мудрость с родины? – Спросил Ирвин, поднимаясь на ноги.

– Вроде того.

Кивнув, капитан направился обратно в крепость. Друг и подчиненный был по обыкновению прав. Желай сюзерен говорить немедля – послал бы мальчишку-гонца, а то и попросту гаркнул с балкона, как он порой делал, экономя драгоценное время. Впрочем, и откладывать встречу не стоило. Сколь бы мелкой ни была причина вызова, она все же имелась.

Неспешно взойдя по лестнице, воин остановился перед дверью в рабочую комнату лорда.

– И куда делись утренние мысли?

Постучав для приличия, он, не дожидаясь ответа, вошел внутрь. Кабинет выглядел так, словно хозяин работал целую ночь, а то и несколько ночей подряд. Везде валялись книги, документы и даже несколько аккуратных, нарисованных уверенной рукой мастера карт.

– Ирвин Ольери прибыл. – Отрапортовал рыцарь, вытягиваясь в струнку.

– Не придуривайся. – Буркнул граф, откладывая бумаги в сторону. Злобно зыркнув на подчиненного, он закрыл глаза и принялся массировать пальцами набухшие веки. – Мне хватает проблем и без решившего показать выправку позера. Садись.

– Как прикажете, милорд. – Повиновался солдат. Опустившись в мягкое кресло для отдыха, он подобрал с пола какие-то записи и пробежался по ним взглядом. Даже ничего не понимающему в экономике человеку сухие цифры говорили о многом. Например, о падающих доходах и растущих расходах, о сокращении скота и подходящих для хозяйства земель, о населении, уменьшившимся за последние десять лет на добрую четверть. О третьем, пятом, десятом…

– Настолько плохо, как я думаю? – В лоб спросил рыцарь, протягивая ведомость лорду.

– Хуже. – Ответил тот, пряча документ в ящик стола. – Начистоту: мы в говне. Измазались так, что не понять, где заканчивается феод и начинаются фекалии…

– Звучит не очень. А я думал, у меня настроение не задалось…

– Если твое настроение будет нашей единственной проблемой, – Вздохнул Морган, продолжая тереть глаза, – то я буду весьма счастлив. Но сказать, что Цаплин Холм на грани – не сказать ничего…

– Безмозглый брат отдал половину золотых запасов ради обучения Линнет! – Рявкнул он, саданув кулаком по столу. – Половину, Ирвин! Ради еще одной шарлатанки! Прошлый недоумок не сумел поставить поганую печать с нужной стороны ворот! Внутри, Ирвин, он начертил ее внутри! Там, где не было врагов! Зачем нам еще одна такая же?! Что бы они организовали орден идиотов и соревновались в глупости?