Текст книги "Ванго. Между небом и землей"

Автор книги: Тимоте де Фомбель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Париж, в ту же ночь

Это было в кафе у подножия Монмартра, незадолго до рассвета. Посетители много пили и уже порядком захмелели. Одна Кротиха предпочитала гренадин[50]50
  Гренадин – густой гранатовый сироп, разведенный водой.


[Закрыть].

Сидевший рядом с ней Борис Петрович Антонов снял очки в тонкой железной оправе. Он провел рукой по своему восково-бледному лицу и протер маленькие желтые глазки. Другая его рука нежно придерживала руку Кротихи.

Он не хотел ее отпускать.

Все началось двумя часами раньше, на Льежской улице.

Кротиха ждала на крыше русского кабаре. Шел снег, рядом с ней сидели две кошки и тоже терпеливо чего-то ждали. Сияющая вывеска «Шахерезады» только что погасла. Было четыре часа утра. Ее «объект» до сих пор не вышел.

Кротиха следила за Борисом Петровичем в надежде, что он выведет ее на Андрея или Ванго.

Несколько недель назад она потеряла след Андрея по вине внезапно нагрянувших родителей. Они приехали на несколько часов и помешали ее слежке.

Кротиха заметила, что отец изменился, стал каким-то нервным. Он сел напротив нее, даже снял пальто и шляпу. Заговорил о том, что хочет продать предприятие и уехать в Америку. Рассказал, что вернулся из Германии – из Франкфурта. Там его имя убрали с кирпичных стен принадлежащих ему заводов и написали на них другое, более благозвучное.

В этой стране для него все было потеряно.

– У тебя всегда останется Франция! И заводы в Бельгии! – кричала из ванной жена.

Отец скептически поморщился: во Франции все тоже совсем непросто.

Однако, вопреки обыкновению, он посвятил несколько минут разговору с дочерью. Он смотрел на нее так удивленно, будто видел впервые.

– А как у тебя дела, Эмили? Все в порядке?

Кротиха не проронила ни словечка. Он воображает, что достаточно назвать ее по имени, раза три участливо заглянуть в глаза и задать пару вопросов, чтобы вернуть ее доверие!

– Если они всё у меня отнимут, – говорил отец, – мы уедем втроем.

Его жена, стоя перед зеркалом, громко смеялась и называла его трусом. Из ванной она вышла, благоухая розой и жасмином. Она даже не сняла шерстяной шапочки, объяснив, что их пригласили пообедать в городе.

Она только и успела, что потрепать дочь по щеке рукой в перчатке, испачканной в пудре.

– Ну, пока, мой ангел!

Час спустя Кротиха узнала, что Андрей так и не вернулся к себе в пансион на улице Валь-де-Грас.

Рядом с ней замяукала одна из кошек. Из кабаре «Шахерезада» больше никто не выходил. Куда же делся этот мерзкий коротышка Борис Петрович? Она ведь видела, как он вошел туда сразу после полуночи.

Кротиха помнила то время, когда она даже не знала такого слова – «одиночество», – когда жила над городом, в стороне от людей и не чувствовала себя несчастной. Это время осталось далеко в прошлом.

Исчезновение Ванго, отъезд Этель в Шотландию и, особенно, долгое отсутствие красавца Андрея сделали из Кротихи специалистку по одиночеству, можно сказать, чемпионку мира. Это ощущение ее больше не покидало.

Но Кротиха крепко держалась за воспоминания. Даже будучи разорванными, узы дружбы не ослабевают. Она все еще чувствовала их на своих лодыжках и запястьях. И это было приятно. Ей казалось, будто она проснулась после долгого сна.

Кротиха любила Этель, Ванго. Но теперь она больше всего любила Андрея, пусть даже он не знал о ее существовании.

Она пожелала обеим кошкам спокойной ночи и съехала вниз по оцинкованной водосточной трубе.

Нужно подобраться поближе.

Улица была безлюдна. Кротиха коснулась ногами земли и сделала несколько шагов по снегу, направляясь к кабаре. Не успела она подойти к входной двери, как та резко распахнулась.

Они столкнулись нос к носу.

Борис Петрович вышел с каким-то мужчиной.

Увидев ее, они сразу замолчали.

Кротиха находилась в том переходном возрасте, когда одна половина встречавшихся ей мужчин спрашивала: «Ты потеряла маму с папой, детка?», а вторая предлагала: «Угостить тебя стаканчиком, цыпочка?» Для этого ей было достаточно чуть изменить повадки, чуть иначе улыбнуться.

Она подбоченилась и взглянула на этих двоих так, чтобы они оказались во второй категории.

Слегка пошатываясь, Борис Петрович смотрел на девушку.

Снег на мостовой был испещрен черными следами.

Борис уже не понимал, отчего у него дрожат плечи – от холода или от страха. Сопровождавший его человек держал в кармане заряженный пистолет. Его звали Влад. Борис хорошо его знал. В отношениях с людьми тот был мил и благовоспитан не более, чем стервятник, рвущий когтями добычу.

Его послали к Борису, чтобы заставить того выполнить наконец свою миссию.

За многие месяцы Борис Петрович Антонов так и не продвинулся в розыске Ванго. Влад-стервятник наверняка должен был пристрелить его на углу улицы и сам выполнить задание.

До этого Влад битых два часа просидел с Борисом в укромном углу кабаре «Шахерезада», пытаясь вытянуть из него подробности этого дела. Он хотел получить все результаты слежек прежде, чем избавиться от Бориса. Но тот был немногословен. Он знал, что его ждет в конце этого разговора.

В зале уже потушили свет, последние танцовщицы надели пальто прямо на красные болеро, сверкающие стразами, и ушли; посетителей тоже попросили покинуть кабаре.

Теперь они стояли под уличным фонарем, все трое. Что это за девица?

– Не хотите выпить с нами по стаканчику, мадемуазель?

Для Бориса это был единственный шанс продлить себе жизнь. Влад-стервятник не сможет убить его при свидетеле. От него, конечно же, требовали, чтобы все делалось «чисто». Если эта девица примет предложение, она, сама того не подозревая, будет телохранительницей Бориса до самого рассвета.

– Отвяжись от нее, – сказал стервятник.

Он говорил только по-русски.

– Мы все-таки в Париже, – ответил Борис. – Здесь не оставляют красивую девушку одну на улице.

– Заткнись. Скажи ей, чтоб проваливала!

Но девушку как будто порадовало приглашение выпить.

– Ну, разве только стаканчик, – ответила она. – Я устала, но не люблю гулять одна по ночам.

Влад не успел вмешаться. Она протянула Борису руку, и он отчаянно ухватился за нее.

– И вы правы, – продолжил он, – ночью на улице небезопасно.

Им пришлось довольно долго искать открытое бистро. В конце концов они нашли такое в начале одной из крутых улочек, взбегавших к собору Сакре-Кёр.

Кротиха села за столик, и у нее сразу закружилась голова. В маленьком зальчике было невыносимо накурено. Люди слишком громко разговаривали. Она почувствовала, что у нее опять разыгрывается клаустрофобия.

– Мне нужно отлучиться, – сказала она, вставая.

– Что?

Она посмотрела на обоих мужчин, увидела разом страх в глазах Бориса и удовлетворение на лице Влада. Прикрыв веки, она старалась медленно дышать ртом.

– Мне двойной гренадин, – наконец сказала она.

И решительно села.

Вид повеселевшей физиономии стервятника – вот что заставило ее передумать.

Взбешенный Влад попытался выудить последние нужные ему сведения. Потом надо будет разыскать Андрея – парень был бесполезен и слишком много знал.

Влад получил приказ ликвидировать обоих.

– А куда делся тот малыш, которого ты завербовал? Скрипач, кажется… Мне поручено поговорить и с ним тоже.

– Андрей?

Мужчины разговаривали по-русски, но Кротиха различила имя «Андрей». Она опустила стакан с гренадином. Забыла про свою клаустрофобию. При воспоминании о серых глазах Андрея перед ней как будто зажегся свет.

Борис произнес несколько слов, и она услышала среди них «рандеву».

Он наверняка сказал, где и когда у него встреча с мальчиком-скрипачом. Ради этого Кротиха с ними и пошла. Теперь она догадалась, какая опасность нависла над Андреем.

Стервятник понял, что из Бориса больше ничего не вытянешь. Он встал из-за стола и жестами объяснил хозяину, что хочет позвонить. Ему указали на маленькую винтовую лестницу, ведущую в подвал.

Через несколько минут Кротиха заметила, что бледное лицо Бориса Петровича покрылось капельками пота.

– Я отлучусь ненадолго.

И он тоже направился к лестнице. Спускаясь вниз и проходя мимо кухни, он схватил разделочный нож.

Кротиха старалась дышать ровно.

У стойки бара смеялись люди. Они приходили из окрестных ночных заведений – из погребка «Черный шар» или из «Красного Ангела» – дансинга с аккордеонистом, который недавно открылся на улице Фонтен. Кротиха знала в этих местах только крыши, оттуда она следила за драками бандитов с соседних улиц. Так, два года назад она стала свидетельницей побоища между «корсиканцами» и «парижанами».

В зале постепенно распространялся аромат кофе. В углу сидел трубочист, еще совсем чистенький в такой ранний час, и разговаривал с продавщицей из магазина тканей. Все казалось обыденным в это раннее парижское утро.

Может, она задремала и просто видит сон?

Внезапно на лестнице появился стервятник Влад с перекошенным лицом. Он держался за живот, как будто его ранили. Даже не взглянув на Кротиху, он поспешно выбрался на улицу.

Минуту спустя вокруг нее поднялся крик.

В подвале обнаружили труп мужчины.

Зал охватила паника.

Кротиха уже бежала по улице, не отрывая взгляда от кровавой дорожки на снегу, оставленной стервятником.

32
Охота в Шотландии

Шотландское нагорье, канун Рождества

Голые плоскогорья сменились лесами, но дождь, туман и грязь смазали окружающий пейзаж. Собаки отчаянно лаяли. Рожки трубили то с одной стороны, то с другой, отдавая противоречивые сигналы.

Охота началась семь часов назад. И все эти семь часов свора преследовала одного-единственного зверя – дьявольское, неуловимое животное, которое уже почти довело до безумия тридцать всадников и пятьдесят гончих псов.

Этель оказалась в центре этой псовой охоты совершенно случайно, она просто искала заблудившуюся овцу, чей бедный ягненок жалобно блеял уже три дня.

В то утра Мэри вошла в спальню хозяйки с упитанным трехмесячным ягненком на руках и жалобно, сама блея, как овца, стала умолять Этель найти его мать.

В тумане Этель гнала свою лошадь к самым границам Эверленда. Никто из охотников не обращал на нее внимания.

Иногда среди деревьев вдруг возникала наездница в амазонке[51]51
  Амазонка – женский костюм для верховой езды.


[Закрыть], взлетали перепуганные птицы, выскакивала из ручья свора собак. Но казалось, никто из них не видит и не слышит ее.

В какой-то момент она поравнялась с человеком, который уже не мог сидеть на лошади… Он вскрикивал всякий раз, как опускался на седло.

– Вам тут не встречалась овца? – спросила Этель.

Мужчина посмотрел на нее, как на помешанную. Но все-таки удостоил ответом.

– Здесь нет никаких овец, мисс! – завопил он. – Я вам это гарантирую… Если только эта овца не летает, не лазает по деревьям… не играет у нас на нервах, как на гитаре или на волынке… ох… или на моей заднице!

Этель вежливо распрощалась с мучеником и поскакала дальше. Немного погодя она ослабила поводья, и лошадь повернула в сторону. Они пересекли небольшой лесок. Справа был слышен лай приближавшихся собак. Слева из чащи выехали два охотника, но они не заметили девушку. Ее лошадь с испуганным ржанием перескочила через несколько поваленных деревьев. Она не привыкла к суматохе, поднятой собаками и охотничьими рожками.

Лошадь и всадница чувствовали, что их сердца бьются в унисон, словно это они были преследуемой дичью. Но Этель больше не хотелось уезжать отсюда.

Она пересекла болотистую равнину и поскакала туда, где лаяли собаки. Куда же подевался этот зверь? Этель восхищало дикое животное, которое с раннего утра изводило целую команду охотников.

Собачье тявканье заставило ее придержать лошадь. Перед ней, прямо посреди леса, громоздились скалы. Это место называли Хаосом. Этель всю жизнь слышала разговоры о том, что по ночам здесь творится нечто странное.

Там действительно оказалась собака. Из ее пасти свисал обрывок черной ткани. Она беспокойно бегала взад-вперед, лихорадочно нюхала землю, задирала морду и выла. Этель сошла с лошади.

– Иди сюда. Дай-ка мне это, – сказала она, подходя к собаке.

Держа лошадь за повод, она вынула лоскут из пасти пса.

Глядя на мокрое, задыхающееся животное с пеной на морде, она мысленно взмолилась, чтобы ее лань Лилли не вышла за пределы безопасной замковой рощицы.

Собака вдруг насторожилась.

Далекий свист звал ее обратно в свору.

Она тут же исчезла.

Этель сунула лоскуток в карман. Над ней пролетела стая птиц. Она села на лошадь и покинула Хаос.

Охота безнадежно заглохла. Следы никуда не вели. Собаки разбежались. Этель случайно оказалась рядом с охотником, который скакал на черной кобыле. Они поехали бок о бок вдоль терновой изгороди.

– Ничего не понимаю, – признался он Этель. – Я никогда такого не видел. Охочусь уже сорок пять лет, а такого не припомню.

– Иногда и оленю должно везти, – пробормотала Этель.

На плече у всадника висел охотничий рог. Сам он сидел в седле уверенно, как жокей.

– Это не олень, – сказал он.

– А кто?

– Вот это я и хотел бы узнать.

Он стегнул хлыстом лошадь, перескочил через изгородь и оставил Этель одну.

Она решила сделать напоследок еще один круг. Любопытство гнало ее дальше, но лошадь уже начала уставать. Она не привыкла к таким гонкам. Никто в Эверленде не садился на лошадь регулярно, с тех пор как уехал Эндрю, а это было в декабре, в День святителя Николая.

Тогда он сказал, что вернется в апреле. Пол неосмотрительно отпустил его, хотя Этель объясняла, что конюх очень нужен зимой. С приходом весны лошадей выводили из конюшни на свежий воздух. Этель не доверяла этому слишком доброму, слишком красивому русскому бродяге, который отсутствовал пять месяцев в году и играл на скрипке в гараже, как виртуоз.

Перемахнув через канаву, она внезапно оказалась на лесной просеке. Раздались резкие звуки клаксона. Лошадь встала на дыбы. Их чуть не сбил автомобиль на полном ходу. Машина резко затормозила, и водитель начал яростно чертыхаться.

Дождь лил как из ведра. У машины был открытый верх.

Этель успокоила лошадь, потрепав ее по шее. Это была пешеходная дорожка. Непонятно, почему сюда заехал автомобиль.

Женщина, сидевшая сзади, тоже начала браниться.

Этель пустила лошадь рысцой и приблизилась к автомобилю.

Водитель, держа над собой зонтик, пристально разглядывал царапину на кузове.

– Это черт знает что…

– Ненормальная! – голосила женщина. – Она ненормальная!

– Ваша лошадь оцарапала мою машину.

– Господи боже мой, – воскликнула женщина. – Смотри, Рональд, это же Этель!

Теперь и Этель узнала семейство Кэмеронов в полном составе. Они вымокли с головы до ног. Прическа леди Кэмерон слиплась под легкой косыночкой. Ботинки главы семейства при каждом шаге издавали подозрительное хлюпанье.

Том, сидевший рядом с матерью, так побледнел, что его лицо почти сливалось со светло-бежевым сиденьем. Это был его любимый способ камуфляжа.

– Добрый день, – сказала Этель. – Катаетесь на природе?

– Нет, моя милая, – возразил Рональд Кэмерон. – Мы охотимся.

– Охотитесь? – удивилась Этель, с улыбкой глядя на две корзины для пикника, плавающие в луже под задним сиденьем.

– Да, нас пригласил граф де Гэлих, наш друг. Я даже предоставил ему на сегодняшний вечер выгон для его лошадей.

– Поскольку он наш близкий друг, – уточнила леди Кэмерон.

– Мы охотимся на машине. Это как-то спортивнее, – объяснил Кэмерон.

Жена прервала его:

– Я рада вас видеть, Этель! Мне как раз хотелось обсудить с вами планы на будущее. Эта история слишком долго тянется.

– Здесь неподходящее место, – заметил муж.

– Помолчи, жалкий трус! – оборвала его леди Кэмерон.

До сих пор Том молчал. Внезапно он встал во весь рост.

– И ты тоже помолчи! – закричала мать прежде, чем Том открыл рот. Но Том все-таки успел пробормотать:

– Смотрите! Вон там!

Он указывал пальцем на горизонт.

Этель обернулась и увидела позади грязно-серое облако. Прямо на них неслись галопом тридцать всадников и пятьдесят собак.

– Господи боже мой! – пролепетала леди Кэмерон.

– Я… я, наверное, отъеду в сторону… – сказал глава семейства.

– Д-да, наверное, – повторила его жена.

Они уже слышали громовой топот копыт на мокрой дороге.

Рональд Кэмерон сел за руль, завел мотор и нажал на акселератор. Но колеса вращались вхолостую, взметая фонтаны песка и грязи.

– Господи боже мой! – опять воскликнула леди Кэмерон.

Кавалькада и свора гончих стремительно приближались к ним.

Кэмерон снова нажал на педаль. Его жена нервно ерзала на заднем сиденье.

– Рональд, ты этого не допустишь… Ты этого не допустишь!

– Если позволите, – осмелилась вмешаться Этель, – советую вам выйти из машины на обочину. Я вам помогу.

– Ни за что! – закричал Кэмерон. – Я не сдамся!

– Ни за что! – повторила за ним насквозь промокшая жена, дрожа, как раскисшее желе.

– Том, прошу тебя, – сказала Этель. – Давай отойдем в сторонку.

Том бросил взгляд на родителей.

– Том, если ты выйдешь, я больше с тобой не разговариваю, – предупредила мать.

– Леди Кэмерон! – закричала Этель. – Они приближаются, они уже здесь!

– У нас, Кэмеронов, так не принято.

– К тому же она вот-вот заведется. Это совсем новая машина.

Том не шевелился.

В последнюю секунду Этель пришпорила лошадь и рванулась вперед. Пятьдесят псов и тридцать всадников вихрем налетели на новенький автомобиль Кэмеронов.

Это длилось всего несколько мгновений, но машина сильно пострадала. Впрочем, само упрямое семейство довольно легко отделалось и продолжило охоту пешком.

Через час, когда охотничья команда уже отчаялась, пронесся слух, что зверя наконец нашли.

Охотники и собаки собрались вокруг болотца, где барахталось нечто серого цвета. Том с матерью стояли на берегу, вид у них был жалкий.

– Вот он! Он его поймал! – закричала леди Кэмерон, спеша навстречу охотнику, который только что сошел с лошади.

В мужчине, окруженном сейчас тявкающей сворой, Этель узнала всадника на черной кобыле – того, кто разговаривал с ней около терновой изгороди.

– Граф, дорогой граф! – кричала леди Кэмерон.

– Кто вы? – спросил тот.

– Я леди Кэмерон.

– Не думаю, что мы знакомы, – сказал граф де Гэлих без особого сожаления.

Он был уверен, что никогда не встречался с этой замызганной особой.

– Ну как же… Это ведь я предложила вам выгон для ваших лошадей.

– Выгон… Ах да, конечно. Мне об этом сказали. Премного вам благодарен.

– Смотрите! Это мой муж. Он поймал оленя голыми руками. Прикажите трубить конец охоты!

И она указала на странную фигуру, барахтавшуюся в болотце.

Через минуту фигура с торжествующим видом поднялась, и под проливным дождем Этель разглядела, что Кэмерон держит на руках какое-то живое существо.

– Баран, – спокойно сказал граф, прищурив глаза.

– Господи боже мой! – воскликнула леди Кэмерон. – Это баран!

«Моя овечка!» – подумала Этель.

У овцы была сломана нога. Она угодила в топь еще два дня назад. Увы, охотники так долго гонялись по лесу вовсе не за ней.

– Странный сегодня день, – заметил граф.

Из милосердия он отвернулся от Кэмеронов. Даже собаки почувствовали к ним жалость и перестали лаять.

Блеющей овце связали веревкой ноги. Этель уложила ее на спину лошади перед собой и поскакала домой.

Охотничья команда сразу же рассеялась в тумане.

Тому Кэмерону еще никогда не было так стыдно.

Впервые в жизни Пол не вернулся домой на Рождество. Его летный отряд был командирован в Индию вплоть до сезона дождей.

Вечером Этель все же сдалась на уговоры Мэри и пошла в местную церковь. К тому же ей хотелось сделать приятное пастору, которого она очень любила, с тех пор как застала его в лесу Кэмеронов за сбором грибов. Он прятал их в мешок под сутаной.

В церкви негде было яблоку упасть. Стояла духота. Рождественские гимны разносились до деревенской окраины.

Пастор заметил Этель, сидевшую на дальней скамье. И произнес с кафедры несколько слов о заблудших овцах.

Иногда Этель катала пастора по дорогам в своем «рэйлтоне». Она задавала ему необычные вопросы, переходя от частного к общему на скорости 130 километров в час:

– Вам никогда не хотелось надеть брюки?

В ответ пастор весело хохотал. Этель с улыбкой глядела на него: ей никак не удавалось его смутить.

– А вы не задумывались, что будете говорить прихожанам, если окажется, что все это сказки?

– Что именно? – кричал молодой пастор, приставив ладонь рожком к уху.

– Ну, все эти ваши истории. Всё, во что вы верите. Загробная жизнь и прочее… Вдруг этого всего не существует?

Пастор опять со смехом пожимал плечами.

– Никому не говорите, но я бы не особенно переживал.

– А почему? – кричала Этель, не заботясь о том, что пастор вот-вот вылетит из машины на крутом повороте.

– Я бы сначала подумал: а нужно ли мне самому это неверие?

Она вопросительно смотрела на него.

– Самое главное, – кричал он между двумя толчками, – главное, чтобы я смог ответить на этот вопрос: был бы я счастливее, если бы не верил?

Этель хмурилась. Какое-то время она вела машину молча, чтобы осмыслить услышанное. Потом, возмутившись, кричала, стараясь перекрыть рев мотора:

– А как же мои родители? Мои родители?

Пастор молчал. Этель настаивала.

– Отвечайте! Отвечайте мне!

Он смотрел в зеркало заднего вида. Шоферские очки Этель были подняты на лоб, и пастор видел, как по ее щекам катятся слезы, сдуваемые встречным ветром на сумасшедшей скорости. Он знал, что стереть эти слезы может только этот бешеный ветер, а слова здесь бессильны.

Пока прихожане обменивались приветствиями на холоде, перед церковью, Мэри успела коротко переговорить с матерью девушки, которую взяла в Эверленд на место третьей прачки. Затем она подошла к Этель и сказала ей, что собирается пойти на рождественский ужин к своей подопечной.

– Вы не расстроитесь, если будете одна? – спросила Мэри, уже предвкушая пиршество.

Этель улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Вы ведь можете праздновать вместе с Джастином, правда? – сказала Мэри. – С ним вся его родня.

– Не беспокойтесь обо мне.

– Вы уверены? Вы правда уверены? – спрашивала Мэри, пританцовывая от нетерпения.

– Веселого Рождества, – ответила ей Этель.

В замок она возвращалась пешком.

В кухне горел свет, там уже вовсю галдели и распевали песни.

Семья повара Джастина Скотта приехала из Глазго в полном составе, и он попросил у Этель разрешения отпраздновать Рождество в замке вместе с родственниками. Их было сорок два человека.

Этель не пошла к гостям. Она поднялась в свою комнату, разделась и легла в постель. Дождь стучал в оконное стекло. Из дальнего крыла замка доносился смех.

Этель долго лежала, глядя на полотняный полог кровати.

Она осталась одна. Никогда в жизни ей не было так одиноко. Она легла на бок и уткнулась лицом в подушку Накрахмаленное полотно поскрипывало под ее лбом.

Этель ждала в эту ночь рождественского чуда. Она молча с тайным стыдом молила о нем, глядя на горящие свечи в церкви. Рождественского чуда. Больше ничего. Она прекрасно знала, что это нелепо. Одна ее часть смеялась здоровым, скептическим смехом, другая же обливала горькими слезами стиснутые руки и подушку.

Даже заблудившаяся овца вернулась в хлев к сородичам. А Этель была по-прежнему одна.

Наконец она заснула, но ее тут же начали одолевать кошмары. Сердце колотилось испуганно, как у затравленной дичи. Вокруг раздавались чьи-то невнятные крики. Ей чудилось, будто она продирается сквозь колючий кустарник, слышит ржание лошади и стук железных подков в конюшне. Потом Этель вдруг привиделась собака, которая, тяжело дыша, тащила к ее ногам труп мужчины.

Этель открыла глаза, она задыхалась.

Встав с кровати, она подошла к своей куртке, висевшей в углу.

Вынула из кармана лоскуток черной ткани, оторванный собакой, внимательно осмотрела его, понюхала. Потом открыла платяной шкаф и достала охотничье ружье. Пять минут спустя, надев амазонку прямо на ночную рубашку, Этель села на лошадь. Она уже сама не сознавала, что делает. На пустоши лошадь перешла в галоп. Дождь утих.

Миновав лес, ручьи, холмы, она оказалась на подступах к скалам Хаоса.

Тьма была почти непроницаемой, и только изредка в просветах листвы слабо мерцало небо. Этель спешилась и привязала лошадь к ветке дерева. Шелест птичьих крыльев сливался с другими шорохами ночного леса.

Она начала пробираться сквозь чащу.

Ее руки нащупывали стволы, один за другим. Ружье висело за спиной. Скалы были уже близко. Ветки над ее головой слегка закачались, словно от ветра, хотя Этель не чувствовала на лице ни малейшего дуновения.

Теперь она была уверена, что здесь кто-то есть. В расщелине между скалами мелькали отблески огня. Она сняла с плеча ружье. Держа его наперевес, она шаг за шагом продвигалась вперед.

Ветки над ней продолжали шевелиться.

Она подошла к костру вплотную. Никого.

Он был где-то рядом. Он ее видел.

Этель не ошиблась. Животное, которое охотники преследовали целый день, было человеком. Она видела его в кошмарном сне.

Этель обошла кругом нагромождение скал, продираясь между деревьями. Но, почувствовав, что ее сапоги вязнут в грязи, остановилась и вернулась. Ее охватил озноб, ноги как будто налились свинцом.

И тут раздался громкий треск сучьев.

Она подняла глаза. Какая-то тень стремительно метнулась на дереве, прямо над ее головой.

Этель бросилась бежать. Тень последовала за ней.

Лес стал совсем непроходимым. Этель бежала, не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на поваленные деревья.

В конце концов она упала.

Ее дрожащая рука сжала ружье. Она подняла его дулом кверху и сделала первый выстрел. Тень замерла прямо над ее головой и ринулась вниз, в пустоту.

– Нет! – закричала Этель.

И выстрелила второй раз, наудачу.

Тень вскрикнула и рухнула на нее, наполовину придавив собой.

Задыхаясь и с трудом сдерживая стон, Этель попыталась сдвинуть тяжелое тело, давившее на грудь. Ее руки онемели. Она услышала слабый голос, который произнес ей прямо в ухо:

– Этель…

Ей почудилось, что она уже умерла, перенеслась в иной мир, потому что голос принадлежал Ванго.

– Этель, они здесь?

– Кто, Ванго?

– Они здесь?

– Здесь только я, Ванго.

Она обвила его руками, поцеловала в лоб и в глаза.

– Кто стрелял? – спросил Ванго.

– Это я. Я одна.

Этель рыдала и улыбалась одновременно, крепко сжимая его в объятиях.

– Откуда ты свалился, мой Ванго? Ведь не с луны же – ее сегодня нет.

– Они скоро вернутся.

– Нет. Я буду с тобой.

– Они меня ищут. Они не остановятся, пока не найдут.

– Здесь тебя не найдут.

– У них даже собаки есть. Я устал.

– Не бойся.

– Ты меня ранила, – сказал Ванго.

– Это ты меня ранил. Я тебя уже шесть лет жду.

– Я шел к тебе, Этель. Я пришел пешком из Лондона. А до этого я был еще дальше…

– Обними меня.

– Они не оставят меня в покое. Их много. У них собаки.

– Останься со мной.

– Я не сумасшедший, Этель. Они преследуют меня повсюду.

– Я знаю, что ты не сумасшедший. Знаю, что тебя хотят убить.

– Этель…

– Ты обещал мне, Ванго. В дирижабле ты обещал мне…

– Ты ранила меня, Этель.

– Да, но больно-то мне. Я люблю тебя. Я здесь. Я люблю тебя.

– Ты прострелила мне руку, – еле слышно сказал Ванго.

Этель вскрикнула: ее ладони были липкими от крови.

– Ванго!

Первая пуля вошла в плечо, прямо над раной, полученной им в Лондоне. Вторая, он это почувствовал, скользнула по волосам.

Ей пришлось переложить его на землю, чтобы сходить за лошадью, и даже это минутное расставание для обоих было мучительным.

Но теперь уже ничто не могло их разлучить – ни ночной мрак, ни глухая чаща. После того как Этель осторожно помогла ему взобраться в седло и ударила каблуками по крупу лошади, ей показалось, что она видит сон и в этом сне Ванго сидит у нее за спиной, а его рука обнимает ее за талию.