Текст книги "S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ)"

Автор книги: Тимофей Перваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 11

Ilu ša ṣēru Ḫumbābā,

nūnūma ḫarrānu amnāku mātim.

Живет в том лесу свирепый Хумбаба,

Давай его вместе убьем мы с тобою,

– Эпос о Гильгамеше – Таблица II

Марк осознал, что это обвал, но на прочистку глаз от пыли не имелось времени. Он, жмуря веки и не разбирая дороги, продолжал тащить потерявшего сознание Оскара. Ему как умел, помогал Горгон, и так через пару минут они выбрались в более просторную пещеру, где при необходимости получилось бы встать в полный рост. Горгон протянул Марку флягу с водой и тот споро промыл глаза.

Бородач в это время сделал несколько больших глотков живца и полез обратно в лаз, из которого они пришли. Марк не знал, с какой целью, но доверился Горгону. Тот явно был в курсе, что делает. Ему же надо было осмотреть рану паренька. Включив налобный фонарь, он глянул на разорванный ботинок и вишнёвую лужу крови. «С венозной шансы выше», – пронеслась мысль в его голове.

Мужчина достал аптечку и принялся за дело. Облил руки живчиком, продел нить в кривую иглу, стянул ботинок и щедро плеснул в рану остатки алкоголя. Пара бинтов, вложенных в рассечённую стопу, тут же впитали горячую кровь. Марк убрал их, явив свету поразительно ровный десятисантиметровый разрез. Затолкал в него дренаж из куска полиэтилена, по которому будет стекать гной, и принялся ушивать края. Оскар был смертельно бледен. На его юношеском лице проступили болезненные острые скулы. Марк накладывал шов так быстро, как мог, нещадно пронзая кожу, а кровь стремительно заливала трясущиеся руки.

В это время Горгон достиг вырытого элитой тоннеля. Известняк был стар и подточен эрозией. Многовековые штреки, выкопанные шахтёрами для строительства белокаменных церквей, не обрушились, а вот раскопок многометровой туши порода не выдержала. Однако обвалилась только часть вырытого бестией тоннеля, и Горгону открылся вид на полупогребённого элитника.

– Сколько ж в тебе глистов! – не веря своим глазам, шепнул себе под нос Горгон, заметив, что чудище не было раздавлено сотнями тонн белокаменной породы. Голова и левая лапа не попали под завал и понемногу освобождали тело. Оглушая пространство злобным клёкотом, тварь, рвалась из коварной ловушки, отбрасывая известняковую ломь ковшеподобной лапищей. Элитник рычал и скрежетал зубами, видно, что ему было тяжело под весом пары танковых взводов.

Старожил хорошо знал способности своего врага: продвинутый экзоскелет с высокой структурной изотропностью обладал поразительной микроархитектурой волокон. Бедренная кость человека, способная выдержать вес автомобиля, и рядом не стоит с инженерными решениями паразита, меняющего под себя заражённых. Пластины элитника чрезвычайно прочные на изгиб, а потому дают высокую свободу подвижности во всех плоскостях. Словно вторая кожа, они выполняют множество побочных функций, играя важную роль в терморегуляции, передачи тактильных ощущений и ориентации в пространстве. Так, они помогают отводить лишнее тепло или, наоборот, скрыться из инфракрасного спектра. При движении пластины филигранно перекрывают уязвимые зоны, а также амортизируют нагрузки на тело. Не так, как панцирь насекомых, а скорее как чешуя панголина.

Шея у элитника не видна, и потому кажется, что голова находится на уровне плеч, но при необходимости, он был способен развернуть её чуть ли в пол-оборота. В такой момент чешуйки в области груди и шеи расходятся максимально далеко, обнажая толстый слой ороговелого эпителия. Достаточно плотного, чтобы остановить пули, но при этом достаточно иннервированного, чтобы монстр ощутил дискомфорт. Такое строение напоминало шейный кожух яичной змеи, способной заглотить огромное яйцо целиком. Поэтому шейные позвонки элитника были хоть и прочные, но подвижные. Многие элитники могли подвинуть шейный столб если это помогало уменьшить входящий урон.

Морда облачена в чешую. Глаза имеют тройное веко, а при желании заражённого могут быть полностью накрыты массивной надбровной складкой. Носовые каналы расположены друг над другом и скрыты хитроумной бронёй. При близком рассмотрении в носогубной области можно заметить пару длинных и тонких просвета между чешуёй. Верхний обонятельный канал устлан густым реснитчатым слоем. Он является фильтром и позволяет чувствовать запахи. Нижняя, более широкая щель, служит исключительно для выдоха. Изнутри она выстлана ороговелой коркой.

Во время опасности и боя дыхание развитого монстра больше похоже на пылесос. Позволяет одновременно делать вдох и выдох. Однако при "полусонном блуждании" или скрытной засаде респираторный цикл нормализуется, становясь похожим на человеческий.

Широкая пасть, в которую может пролезть телёнок состоит из нескольких подвижных костей, оснащена рядами бритвенно острых зубов, часть которых, словно рыболовные крюки загнута внутрь. И хотя челюсть элитника способна перекусить автомобиль, её основная функция, – удержание на весу и проталкивание. Глубоко утопленные в толстом челюстном хряще клыки служат в этом большой порукой. Элитник способен тащить в пасти вес, в несколько раз превышающий его собственный, даже если этот вес брыкается и пытается вырваться на свободу.

Разрывать своих жертв развитому заражённому помогают когти и костяные наросты на тыльных сторонах лап, а мощные горловые и шейные мышцы помогают пропихивают в пищевод огромные куски плоти. Жевательные мускулы у элитников не играют особой роли. Ими обладают, как правило, неразвитые заражённые, и чем сильнее и больше становятся мутанты, тем удобнее им заглатывать тело целиком, а не отрывать по кусочку. По той же причине наборы зубов меняются на каждой стадии, и по ним можно почти всегда определить степень развития монстра.

В пищеварительном цикле самую большую роль играют мышечные тяжи, закреплённые у сухожильных пластин по всем сторонам желудка. Поверхность этого пищеварительного отдела устлана наждачной радулой. Мускульная сила желудочных мышц твари столь велика, что может перетереть в порошок даже кусок легированной стали. После того как пища перетёрлась, она попадает во второй отдел желудка, где и распадается в море желудочного сока, столь едкого, что может потягаться с сильнейшим окислителем – петафторидом сурьмы.

Паразит менял заражённых, словно вечно недовольный краснодеревщик. Он стремился делать их сильнее, быстрее, ловче, умнее, и его труд никогда не останавливался. И чем больше мутант бродил по полям и лесам Стикса, тем лучше он подстраивался под его законы, тем больше он уподоблялся этому миру, тем больше он мог поглотить и переварить провалившихся в этот мир несчастных душ.

Горгон прекрасно понимал, что неимоверно рискует, оставаясь так близко к ходячему кошмару, и все его дары, улучшенное Стиксом тело и годы тренировок не спасут его от трёх-четырёх летней марионетки спорового мешка. Однако на его стороне был опыт, и тот же опыт подсказывал Горгону, что щит твари неумолимо проседает каждую секунду, пока сдерживает завал из камней. И ни удивительный экзоскелет, ни сила мышц не удержали бы той горы, которая постоянно давит на тварь. Только её дар, её силовое поле не позволяет сотням тонн раздавить упёртую гадину. И Горгон ждал разрядки этого поля, ждал одновременно с восстановлением своего дара. Ему нужен был только один выстрел, только один малюсенький шанс и победа будет в его руках.

Петрификация не была полноценно боевым даром, но Горгон постоянно изучал свою способность, искал новые пути её применения, обхода существующих ограничений. Так же как он искал способы развития своих органов чувств, не просто оттачивая их, но, находя самые неочевидные применения. Способность дожидалась своего часа, и Горгон прикрыл глаза, сосредоточившись на звуках. Мелкие камешки падали на голову твари, и Горгон слушал их стук.

«Тук, тук, тук», – стучала каменная крошка о бронированную голову заражённого, пока тот выбирался наружу. «Тук, тук, тук» – слышалось вперемешку с лязгом зубов, плотоядным урчанием и остервенелым горловым клёкотом. Отбросив мешавшие восприятию шумы, Горгон сложил руки в молитвенном жесте, обнажая единственный звук, до которого сузился весь окружающий мир.

Элитник, словно разозлённый спокойствием жертвы, принялся втрое усердней грести лапой и через мгновение освободил вторую конечность, а на его макушку продолжал сыпаться мелкий щебень. Легко разбивая лапами глыбы весом в сотни килограмм, элитник выкапывал замурованный торс, понимая, что крепость тела скоро спадёт и ему нужно успеть выбраться, до того как это случится. Извиваясь подвижной спиной и с хрустом смещая кости, дробя чешую и выворачивая свои суставы, он брыкался как бешеный тур, сантиметр за сантиметром протискивал заднюю половину тела вперёд. К передним лапам прилила кровь, и они напряглись так сильно, что мышцы вздулись в полтора раза. В капающей на пол слюне появились кровавые разводы. Видно, сколь высокую цену тварь платила за свою неразумную игру с людьми. И она это отчётливо понимала, но инстинкт был силён и противостоять ему стоило огромных усилий. Даже в таком критическом состоянии монстр жадно сглатывал, глядя на застывшего в медитации человека. Горгон не видел, как чудище по колено освободило заднюю лапу и теперь рвалось вперёд, предвкушая сытный ужин, не думал, что огромный мутант становится всё более свободным, что если умрёт, погибнут и остальные, что его жизнь висит на волоске, а только сидел и слушал, как по костяной броне стучит каменная галька.

Внезапно он услышал то, чего так долго ждал. Глухой, утопающий стук сменился на более резкий, звонкий. Разница была почти незаметна, но Горгон отчётливо понял, что момент настал. Дар элиты делал броню гораздо плотнее, и потому стук от удара камней казался глухим. Без дара плотность возвращалась к исходной. А поскольку плотные материалы хуже амортизируют звуки, то зная, что слушать, можно было заметить крохотную разницу амплитуд. Горгон понял, что дар пропал.

Человек открыл глаза, и время будто замедлилось. Элитник, не мигая, глядит на Горгона, подобрав лапы под себя и готовясь к прыжку в десятке метров от него. Задняя лапа раздавлена в кашу, и кое-где из брони точат обломанные кости. Густая кровь мерно струится по лапе, скапливаясь в лоскутах пропоротой костями чешуи. Монстру больно, но он уверен, что восстановит силы, съев жалкого человека. Съест, не глотая вкусное мясо, и залижет свои раны. Проклятые камни всё же раздавили заднюю лапу. Жаль, их нельзя за это съесть. А ведь монстр ею так дорожил. «Но нет места горю, когда мясо пред тобою», – видимо, решил тот про себя и перестал думать о переломах, полностью сосредоточившись на изначальной цели своего пребывания в этой пещере.

Толкая землю здоровой ногой, массивная туша с урчанием начала отрываться от поверхности. Расстояние между монстром и мясом было так мало. Пасть уже растянулась в плотоядной улыбке.

Горгон, зарычав не хуже твари, вытянул руки вперёд и выдал самый мощный залп, на который оказался способен, целя прямо по мозгам. Глазомер его не подвёл, и удар достиг своей цели. Недавно ставшее на путь развитие сознание гиганта померкло, а широко раскрытые глаза, ещё мгновение назад полные жизни и жадного голода, остекленели. Монстра повело в коротком пике, и он рухнул наземь, лишившись центров координаций и вообще всех своих полушарий, сколько бы их там ни было.

Горгон откинулся назад, терзаемый головной болью. Тут же его окатило волной известковой пыли и смрадом опорожнённого тварью кишечника. Но не обращая внимание ни на предсмертные судороги твари, ни на вонь, победитель забрался на загривок и одним мощным ударом тесака пробил костяной капюшон. «Биобулат» мёртвых монстров терял добрую часть своих защитных свойств. В другой ситуации Горгон, может быть, активировал дар ещё раз, дождался, пока тварь не затихнет, но сейчас их отряд располагал критически малым запасом времени.

Парой новых разрезов Горгон расширил отверстие, в которое тут же запустил свои грязные пятерни. Накрутив на руку моток спутанных нитей, он вытащил его, мельком отметив приятный медовый блеск, и принялся запихивать его в рот, старательно работая челюстями, при этом не обращая внимание на остальное содержимое спорового мешка. Со стороны казалось, что янтарной паутины было много, но при жевании нити сминались так, что спустя несколько десятков секунд вся она скаталась на языке Горгона в горькое полужидкое тесто. Насколько позволяло отсутствие ног, он заспешил назад и подобрался к полумёртвому Оскару. В тот момент, когда он добрался до парня, Марк сделал последний стяжёк на залитой кровью опухшей ноге.

Не говоря ни слова, Горгон достал изо рта янтарную жвачку и сунул её Оскару чуть ли не в самое горло.

– Рефлекса нет, чтоб тебя! Марк, воду! – крикнул Горгон, протянув руку, и сразу почувствовал в ней флягу.

– Приподними голову, – продолжал руководить спасением старожил.

– Теперь разожми челюсти, – скомандовал Горгон и осторожно принялся капать воду пареньку на корень языка.

– Давай, малец, проглотить надо, давай, чтоб тебя все руберы Приграничья драли! – приговаривал он, смотря на коченеющее тело юноши.

Послышался глоток и бульканье от переизбытка воды. Марк тут же повернул голову юноши набок, дав уйти лишней жидкости.

– Сработало, – радостно улыбался вымотанный Горгон, опрокинувшись на холодный известняковый пол.

Марк не знал, что Горгон дал пареньку, но видя, как чуть порозовели щёки мальчишки, готовившегося преставиться секунду назад, и сам чуть подуспокоился.

– Не спек, конечно, но смерть ему теперь не грозит, – подвёл итог всей операции Горгон.

– Сейчас ему полежать надо. Жёванный янтарь не сразу войдёт в силу. Пока доберётся до желудка, пока переварится. Такая кустарная поделка ни дар, ни силу не прибавит, действует лишь на десятую долю от готового продукта, но жизнь сохранит, раны затянуть поможет. Я с ним посижу, а ты сходи, забери из мешка на затылке вонючего чудовища всё, что найдёшь. Я его уже вскрыл, так что сгреби остальное куда-нибудь.

Горгон, чуть качаясь из стороны в сторону, всё же нашёл в себе силы и, достав новый бинт, продолжил оказывать помощь Оскару, перевязывая ступню, думая в это время, где бы им найти спальный мешок, и, прикидывая, куда лучше двинуться дальше.

Марк хотел упасть и отдохнуть хоть несколько минут. За последние часы он пережил больше, чем за полгода земной жизни, хотя профессия у него была далеко не из мирных. Однако он знал, когда можно было пренебречь приказом, а когда нужно было разбиться в лепёшку, но сделать. И он пополз. Локти и колени были разбиты в кровь от неровностей траншеи. Несмотря на то что в старину здесь добывали белый камень и поверхности узких шахт стесались, в спешке все мужчины отбили себе здесь все бока.

Пока Марк тащил Горгона, пока рубил тушу толстяка, пока волочил за волосы Оскара, он не чувствовал боли, но сейчас, когда тварь мертва, а нависшую над Оскаром Костлявую они общими силами забороли, он ощутил, как болит всё его тело. Болит кожа, болят мышцы, болят кости, казалось невозможным, но болят даже волосы.

Вспомнив о своём первом ранении, которое словно произошло когда-то в другой жизни, Марк ощупал затылок. Когда сорвало бинты, Марк не знал, а, возможно, и не сорвало их вовсе. Было непонятно, ведь его голову и тело покрывала сантиметровая корка из всевозможных нечистот. Словно он, насмотревшись на заражённых, решил обзавестись какой-никакой захудалой, но биобронёй. Да, из подручных средств, да хлипкой, но зато сделанной своими руками, в которой будет не стыдно пройтись по свежему кластеру, покрасоваться перед другими заражёнными, не уронив чести рода людского.

От этих безумных мыслей Марку стало весело, и хотя каждое движение вперёд отдавалось лютой болью в его избитом, исхудалом, теле, он вдруг заливисто рассмеялся. Да, он каждый час на волоске от смерти, и каждый раз этот волосок разный, сулящий разную смерть то от перезагрузки, то от шальной пули, то от пещерных осыпей. Да и сам он с трудом верит, что их маленький отряд землероев сумеет продержаться ещё день в этой инфернальной свистопляске, пройтись в параде смерти, сыграть пятнашки со Сциллой и Харибдой, где игроками выступают осколки множества миров. Однако, прямо сейчас, в этот момент, он всё ещё жив, его сердце всё ещё бьётся, и он всё ещё может дышать полной грудью. А значит, он ещё сделает ход королевой.

Глава 12

Lū šumšu ḫarrānu ša šaḫāti ṣābû,

kīma ḫarrānu, pānšu šūṭi kīma.

Впереди идущий сотоварища спасает:

Кто ведал тропы, сохранил он друга;

– Эпос о Гильгамеше – Таблица III

Витая в подобных мыслях, Марк добрался до убитого Горгоном Элитника. Луч налобного фонаря осветил огромную тушу.

Обычно погибшее животное перестаёт казаться столь устрашающим, теряет свою ауру свирепости, но в случае с этим заражённым, Марк чувствовал себя напуганным, как если бы очутился в клетке с разъярённым тигром. Самоувещевания и попытки успокоиться не помогали. Возможно, это было вызвано пережитым стрессом, а, может быть, заражённые могли испускать в воздух гормоны страха. Этого Марк не знал, но по мере приближения к телу самого страшного хищника из тех, кого ему довелось лицезреть, у него начинало всё больше потряхивать руки.

Подойдя ближе, Марк тронул когтистую лапу. Сизая, бледная и едва тёплая. Труп лежал на боку, и потому Марк подошёл ещё немного, чтобы заглянуть в глаза.

Неподвижная пасть была нелепо разинута, словно тварь хотела чихнуть или криво зевала. Острые зубы угрожающе торчали, и не возникало сомнений, что любой из них может заменить станок для бритья. Фонарь Марка высветил сукровичные потёки на внутренней поверхности рта. Хоть тварь и не дышала, но из её глотки исходил резкий зловонный смрад. Не желая больше насиловать обоняние, Марк поспешил закончить дело. Хотя его любопытство и было сильно, удержаться в этой газовой камере ему долго не удалось.

Марк отбросил мысли о тварях и вони. Медленно, стараясь не наступить на острые шипы, росшие из некоторых бронепластин, он обошёл тушу сзади, где было удобней всего карабкаться на спину. Зацепившись за край костяного бугра на плече существа, подтянулся, нащупал опору ногой и в несколько рывков поднялся на загривок. Оказавшись на возвышенности, он снова поразился размеру чудовища. Монстр не ощущался трупом. Стоя на нём, Марк чувствовал, словно залез на гранитную глыбу.

Фонарь высветил изрезанную пластину, покрывавшую шейный отдел. Глянув повнимательней, он понял, под ней и находилось обиталище паразита. Внутреннее пространство нароста напоминало пустой арбуз. Только выстилала его тонкая сероватая мембрана, и проведя по ней ладонью, Марк ощутил плотную текстуру трутовика, которые обычно растут на берёзах. Упругая и одубелая, но если хорошенько надавить, то наверняка немного промнётся. Пористая и шероховатая, но вполне приятная. В обрывках янтарных нитей кое-где проблёскивали спораны, а также мутно-жёлтые кругляши, похожие на пули для старинных мушкетов. Их поверхность была матовой, словно каждый шарик заботливо отшлифовали. Протянув к ним руку, Марк ощутил, как здорово они перекатываются на пальцах. Такие твёрдые и красивые. Вспомнив совет Горгона анализировать мысли, Марк понял, что лежит на трупе гиганта и наслаждается текстурой внутренностей одного из его центральных органов. Может, старая рана снова дала о себе знать, и он поймал гиперфиксацию на конкретном ощущении, может, нескончаемая гонка со смертью подтачивала его и так накренившуюся крышу, а может, дело было в чём-то другом.

Вылавливая рукой споры и горошины, Марк споро пересыпал их в сумку. Действуя осторожно, почти трепетно, он закрыл сумку и прижал её к себе, ощущая себя пиратом, откопавшим сундук с золотом. Начинающий потрошитель начал спускаться, но один из шипов больно прошёлся его по бедру. Устало выругавшись, Марк спрыгнул вниз, но, убедившись, что лишь оцарапался, устало выдохнул и полез по ненавистному лазу.

Оказавшись в просторной пещере, он увидел фигуру Горгона, склонившегося над Оскаром. Безногий калека подложил рюкзаки под голову и раненую ногу паренька и заботливо укрывал его лоб своей шершавой ладонью.

Стопа была добротно перебинтована, и о ране напоминали только проступающие кровавые пятна – всё же это была далеко не работа мастера и, вероятно, Марк где-то напортачил, но повязка держалась крепко, надёжно, и кровь была остановлена.

Горгон хотел было что-то сказать, но в этот момент сладко зевнул. Глаза его слипались, но он встряхнулся и произнёс:

– Это древняя сеть пещер, но в ней часто проводили спелеологические туры. Если ничего сильно не поменялось, то в паре сотен метров от нас есть подземный лагерь. Там спальники, еда и много полезных вещей. Перевалочный пункт для заблудших душ вроде нас.

– Дальше проходы будут лучше. Не чета «шкуродёру», по которому нам пришлось поползать, – невесело улыбнулся Горгон и подмигнул Марку, – сеть обширна и имеет выходы на каждый из соседних кластеров. Вряд ли мы тут кого-нибудь встретим, но будь начеку, так как известняк гасит шум. Что происходит в десяти метрах за поворотом, уже не слышно.

Марк только сейчас заметил, как звуки стали ощущаться по-другому. В метро даже у шёпота было своеобразное эхо, а тут будто ваты в уши натолкал.

– А как быть с Оскаром? – задал он своевременный вопрос. – Ведь у меня одного остались целые ноги.

Только сейчас мужчина заметил, что Горгон не морщась, вовсю расхаживает на своих культях. Дивясь такому чуду, Марк спросил, точно ли Бородач готов нести Оскара. Ведь прошло не многим больше суток с тех пор, как старожил валялся при смерти, не в силах поднять руку. Горгон тут же и пояснил:

– Кровь иммунных обладает зверским антимикробным подавлением. Вся вредоносная пакость распадается, лишь попав в неё. А быстрая остановка кровотока обеспечивается мощным гемостазом повреждённых тканей. Тромбоциты за считаные секунды купируют сосуды и капилляры, образуя плотные пробки. Со временем тромбы растворяются, сменяясь соединительной тканью, и нога отрастает. Всё как у саламандр. То есть слой за слоем сначала восстанавливается голень, потом голеностопный сустав, потом ступня и только потом пальцы.

Если в прошлой жизни Марка могло шокировать новое открытие, и после он целыми днями ходил восхищённый разгадкой очередной тайны, то со дня попадания в Стикс он всё время открывал для себя что-то новое. И в связи с нехваткой времени на анализ, его мозг превратился чуть ли не в выгребную яму, куда нещадно сваливались тонны редчайших чудес и фактов. «Обмозговать бы всё это хоть денёк...», – думал он, – «Но ни денька, ни даже часа на это нет...».

Кое-какую сменную одежду они захватили, да и на них были прочные куртки, и потому мужчина стал сооружать из них подобие носилок. Горгон в это время взялся за осмотр шариков, добытых из мешка заражённого.

– Страшная гадина была, верно? – усмешливо спросил он, глядя на Марка, удовлетворительно потряхивая узелок с внутренностями нароста.

– Не то слово, – согласился Марк и поёжился от пробежавшего по шее холодка. Спецовка помогала сохранять ему тепло, а без неё Марк остался лишь в потёртой флисовой толстовке и в пещере, где дай Бог было десять градусов. Ему начало становиться зябко.

Горгон, увидев это, обрадовал Марка наличием в спелеологическом биваке газовых горелок, спасательных одеял и гипотермических пакетов.

Услышав последнее, Марк мечтательно вообразил, как напихает их в свои промозглые, пропитанные слизью берцы и восстановит чувствительность онемевших пальцев.

– Запомни, парень, – проговорил Горгон, глядя Марку в глаза, – цель гадам в споровый мешок. Один прокол – один труп и размер неважен. Я своим даром могу бить им по мозгам, но ты, коль скоро будет нужда сражаться, сразу вскрывай нарост. Бей, руби, дави, рви зубами. Что хочешь делай, только проколи его. Сам видел, какие они живучие, а вот затылочные кукловоды – нет.

У Марка были догадки об этой уязвимости, но всё равно это было полезно узнать наверняка.

Ссыпав на платок всё, что было в наросте гиганта, Горгон принялся складывать в отельные кучки блестящие спораны, обрывки сердоликовых нитей и жёлтые гранулы.

– Сорок пять споранов, семнадцать горошин и пара грамм янтаря, – произнёс Горгон. При этих словах на его лицо набежала тень. Он несколько секунд молча глядел на добычу из-под бровей, напоминавших усы. Радостное предвкушение уступило место мрачной задумчивости. Покусав толстые губы, Горгон провёл по лицу заскорузлой мужицкой пятернёй, выдохнул. Чуть посидел, понурив голову. Потом вскинул тяжёлый чуб и, стряхивая с себя остатки разочарования, медленно заговорил:

– Спораны, Марк, – это выживание, хлеб иммунных. Они дают телу стойкость, сращивают раны, помогают не замёрзнуть, не заболеть и, в конце концов, поддерживают наше долголетие. Небольшой запас всегда нужно хранить под рукой.

Марк слушал внимательно, не перебивая. Ему всё было любопытно, а Горгон всегда говорил по существу и только то, что помогало им выжить. Коснувшись бледно-жёлтых шариков, Горгон покатал их и разгладил на ткани невидимые складки.

– А вот горошины... – тут его голос стал чуть тише и глубже – они развивают дар. Немного, и не сразу, но способность растёт, усиливается. Количество, качество, продолжительность применения, время отката и многое другое. На мой взгляд – это лучший способ усиления способностей, так как проходит обычно без негативных последствий. Помимо этого, у дара открывается гораздо больше граней.

Марк уважительно кивнул, оценив полезность кругляшей.

– А жемчуг, Марк... – тут он не сразу нашёл слова, словно подбирал самое точное. – Это как горошина, только во сто крат мощнее. Разом открывает дар и сильный мама не горюй. Очень полезная вещь. Да только рано радоваться. Настоящая сила дара в гранях, в многоаспектном развитии своей способности. На горохе дар восходит постепенно, размеренно, ты узнаёшь его, а он узнаёт тебя, проходит с тобой дни и месяцы, налагается на опыт и самочувствие. Сначала подобно стволу дерева растёт основа, потом начинает цвести крона, и уже когда дерево подошло к плодоносу, становится важно, удобрялась ли земля, орошалась ли свежей водой, освещалась ли лучами Солнца. И коли всё было сделано, плодов нарастёт изрядно. Плоды эти и есть грани дара.

Жемчужина, в свою очередь – это азотная гидропоника. Ствол быстро вымахивает до небес, но цветение подавляется. Грани, конечно, раскрываются, но их будет не так много, как если бы дар всегда развивался на горохе. Особо выражен такой эффект у новичков. Если жемчуг принят рано, то мощная способность гарантирована, да только развить её сильнее или раскрывать грани становится почти невозможно. Эффект действует слабее на тех, кто в Стиксе не первый год, но полностью убрать его нельзя. И это далеко не единственный недостаток...

– А почему в этом элитнике жемчуга мы не нашли? – задал резонный вопрос Марк.

– Такое случается и довольно часто. В монстрах, которые досуха выжимают свои дары и силы находят меньше жемчужин чем в убитых мгновенно. Сам я свечку не держал, но по заверениям учёных, элитники могут использовать жемчуг для усиления даров в моменты смертельной опасности. Делают они это невсегда и с чем связан данный феномен для меня остаётся загадкой.

– А каковы предположения?

– Вероятно, накопление жемчужин в споровом мешке тоже помогает в их развитии, а потому они не любят переводить их по всякому поводу. Но это лишь моя догадка. Ответ здесь может быть совсем иным.

– Не повезло... – смог лишь заключить из этого мужчина.

Однако Горгон продолжил свой монолог, скорее рассуждая с самим собой чем с Марком.

Этот молодой элитник был недавно обращённым рубером. Жемчужина видать была всего одна. Ею видимо и запитал своё силовое поле в момент обвала горной породы. Потому и держался так долго. Горевать не очень, главное ноги унесли.

Марк старался уловить суть бормотаний, но тяжёлая усталость грозила свалить его с ног. Хмуря брови, он кивал, продолжая вязать узлы. Горгон, поняв, что зёрна мудрости с трудом пускают корни в истощённую кору головного мозга, решил продолжить рассказ в другой раз.

Расфасовав шарики по пакетам и карманам, он стал помогать Марку. Дело пошло быстрее, и через несколько минут простенькие бескаркасные носилки были готовы.

Уложив всё ещё бессознательного Оскара на самодельную переноску, они с Горгоном тащили парня по извилистой анфиладе. Их лица уже изрядно подморозило дыхание пещер. Волглые щёки Оскара побелели, как если бы их натёрли мелом, а лицо Горгона, напротив, зарделось, как морозная вишня. Вековая сырость жадно источила рублёные своды, и по ним, пробивая себе дорогу, струились тонкие древесные корни. Потолок, словно звёздное небо, усеивали тысячи капельных сталактитов. В свете фонаря они блестели застывшим каменным дождём. Всё в этой старой горной выработке манило своим геологическим богатством.

Фонарь Марка выцепил на стыке стен густые грозди «лунного молока». Своды штрека долго «выдаивали» известняк, чтобы получить столь крупное геологическое образование. Такие массивные карбонатные натёки, вероятно, росли на стенах галереи несколько сотен лет. Марк любил путешествия и порой ходил на «залазы» в составе тургрупп, а потому умел замечать пещерную красоту, хоть и не всегда мог дать ей название.

Пока Марк лишь смотрел, Горгон подошёл и, удерживая носилки одной рукой, зачерпнул «минерального желе», тут же и проглотив карбонатную супесь, словно то был не шмат пещерных отложений, а сочный пломбир.

Предвосхищая вопрос Марка, старожил пояснил:

– Это считай концентрированный кальций, мне сейчас для роста костей его больше всех надо. Но не боись. Есть его безопасно, потому что в каменоломне живёт колония бактерий, производящих антибиотик. Лунное молоко вбирает все вещества со стен, в том числе и тех бактерий. А если они попадут внутрь, наш иммунитет порвёт их как Тузик грелку.

Марк на этот раз уже не удивился. Он не понимал, откуда в безногом бородаче столько знаний о несвязанных между собой предметах, встречаемых на пути, и столько сил, чтобы это объяснять. Лишь кивнул головой в сторону тёмного штрека. Им ещё идти и идти, и сил говорить у Марка больше не оставалось. Однако всё же через минуту он спросил:

– Почему ты всё время что-то рассказываешь? Вряд ли нам сейчас может помочь болтовня, разве что разгонит скуку.

– Если молча посидишь в этом лабиринте пару часов, то начнёшь слышать звуки, которых тут нет, голоса людей, отсветы фонарей, далёкое эхо. Под землёй у многих крыша едет, а особенно тут, когда известь гасит звуки. Изоляция сенсорики как в бункере миллиардера. Тут надо говорить, чтобы мозг не обманулся в самый неподходящий момент.