Текст книги "S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ)"

Автор книги: Тимофей Перваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Глава 1

Šumma mītû ana šamê šamši īmur?

Можно ль мёртвому видеть сияние Солнца?

– Эпос о Гильгамеше – Таблица VIII

Исполинская пощёчина бронебойно-фугасного взрыва боднула фюзеляж и была так горяча, что обшивка лопнула, как перекачанный серозной жидкостью волдырь. Раскалённая клокочущая рана едко дымила испаряющейся жестью, оставляя за собой грязный след. Самолёт взревел раненым зверем. Очередной алый цветок распустился под корпусом, отчего рёбра жёсткости хрустнули, а осколки бичом карающего бога прошлись по обшивке, оставляя сотни росчерков.

Вся земля далеко внизу полыхала, словно Енномова равнина. Небеса же освещало пламя тысяч огненных взрывов. Очередной залп отзвучал где-то неподалёку. Даже в антибликовой маске и противошумных наушниках глаза слепило, а уши резало свистом и грохотом. Маленький военный транспортник пчелой пробирался через рой осиных жал, ужом вертелся посреди озера хищных пираний. Терял чешую, но не сдавался, потому что внутри него неустанно стучало живое сердце – пилот военно-транспортной машины.

Внутренности самолёта охватил пожар. Стёкла разлетелись по салону, как снежный ветер, терзая незакрытое лицо и кожу рук. Системы сбоили, но топливный бак оставался не повреждён. Иначе взрыв бы уже забрал душу, сопротивлявшуюся смерти внутри кучи рваного металла, чудом продолжавшей лететь по воздуху.

Он был давно готов к такой участи. Редкие пилоты погибают ниже пары километров над уровнем моря, и он не станет исключением. Вот только напоследок заберёт с собой несколько вражеских жизней. Жизней тех, кто отнял всю его семью. Ради этого он и полетел на войну во второй раз. В последний раз.

Руки пилота мёртвой хваткой сжимают штурвал, мышцы каменеют от напряжения. Рывок вперёд – и многотонная махина проваливается в дикое пике, нос самолёта устремляется к земле, обшивка заходится глухим стоном от перегрузки. Левая рука сбрасывает рычаги управления тягой в малый газ, затем резким движением в полную отсечку топлива, гася работу двигателей – но правая уже активирует аварийный контур гидросистемы, чтобы в последние секунды удержать машину в боевом управлении. Закрылки сложены, спойлеры убраны – теперь это несущийся на жертву стальной сокол.

Скорость неумолимо растёт, стрелка на приборной доске ползёт в красную зону, алюминиевая обшивка заходится протяжным рёвом, заклёпки скрипят, корпус содрогается в вибрации, будто пытается вырваться из-под власти гравитации. В последний миг – максимальный наклон руля высоты вниз, отключение автопилота, и многотонный гигант, подчиняясь неумолимой воле пилота, устремляется в самое сердце вражеского укрепления. До земли ещё далеко но, глаза не мигают – впереди только цель, впереди только пламя.

Марк едва успел разглядеть, что его маршрут преградил столб белёсого тумана, тянувшегося от земли, куда-то в стратосферу, как очередной залп на секунду выбил сознание из тела. В этот момент самолёт влетел прямиком в мутную марь и исчез, словно его никогда не существовало.

Падающий самолёт пытался разбудить пилота скрежетом изрешечённых сегментов. Земная твердь приближалась, но вязкий сон не выпускал дичь из цепких когтей. Визг сирены вонзился в мозг раскалённым прутом, и человек воспротивился давлению свинцовых век.

Прошло едва ли больше секунды с момента провала в туманную неведь, но тренированные руки уже заиграли по тумблерам и регуляторам. Выпуск шасси и калибровка пикирующего тела возродили контроль ситуации, но до успешного приземления было ещё далеко. Сетчатка отторгала свет и выдавала барахлящую картинку.

Рвотные массы покрыли приборную панель, смешавшись с кровью из рассечённого лба. Развитая интуиция и выработанные за годы полётов рефлексы помогли откорректировать военный транспортник за мгновение до его превращения в самый дорогой в мире плуг. Жадная земля слизала ножки металлического скарабея и сыграла финальный аккорд в безумном полёте.

Глоток едкого дыма сдавил грудь, но подарил мотивацию скорее выбраться наружу. Пилот поспешно отодрал спину, прилипшую к креслу. Боль пока что проигрывала гонку бурлящим гормонам, и потому Марк со всей доступной скоростью поплёлся по чадящему салону к выходу наружу.

Выбитая дверь обнажила взлохмаченного и обгорелого мужчину, глаза которого сияли жаждой жизни. Упав на свежескошенный луг, Марк без сил уткнулся в дурманящую зелень, доверив ей своё лицо и душу.

Проснувшись, любимец удачи глянул на покорёженный остов самолёта и подивился тому, что остался жив. Усилием воли он приподнял голову с тёплой земли и сосредоточил гуляющий взор. Около него на покрытой мятликом дерновине готовится к полёту жук-усач. Растопырил жёсткие элитры, начал трепетно выпрастывать тонкие слюдяные крылышки. Не отводя взгляда от красивого насекомого, Марк приподнялся и сел. Жук сразу загудел и, оттолкнув ножками плотный дёрн, тяжело полетел вперёд через душистое поле череды и медуницы. Перед мужчиной тихо волновалось травяное море. Молодая зелень разлилась на всю окрестную ширь.

Бросив взгляд на самолёт, Марк понял, что железная машина не подлежит ремонту. Жёсткая посадка перебила шпангоут – хребет самолёта. Мощное двухлонжеронное крыло сумело принять на себя колоссальные нагрузки, не сломавшись, а вот элероны не выдержали, – свисали с задней кромки, как сухие осенние листья. Турбовинтовые двигатели совершили большой покос, прежде чем лопасти разбил вдребезги удар о почву – позади тянулись две длинные жнивы. Сами двигатели глубоко зарылись в грунт. Фюзеляж небесного жеребца всё ещё белел новой антикоррозионной эмалью, но это не придавало ему красоты. Напротив, вспученная обшивка выглядела, как раздутое брюхо мёртвого кита, выброшенного жутким штормом на побережье, устланное морской травой.

– Бедная пташка, – произнёс Марк, сглатывая комок горьких слёз.

В теле самолёта тихонько чадила обгорелая проводка. Языки пламени, лизавшие корпус к этому времени уже исчезли. Левый бок разворотило взрывом, и почти всё внутреннее убранство было покрыто вонючей копотью. Полчаса ушло на проверку систем связи и сбор вещей первой необходимости. Копошение в развороченном брюхе стального гиганта похоронило надежду на то, что он передаст мольбу о помощи собратьям – радиосистемы, как и спутник, были фатально повреждены. Даже компас и тот сходил с ума, – стрелка всё время показывала разные направления.

Приложив к глазам найденный в самолёте бинокль, Марк принялся оглядывать округу. Там, куда указывал красный обтекатель на носу самолёта, просматривалась еловая щетина. Однако вся остальная поверхность за пределами посадочного поля была словно выжжена до самого горизонта. Куда ни глянь – пустыня вечного оникса, пожирающего солнечный свет. Ни домов, ни деревьев, ни перспектив. Безжизненная пустошь на три из четырёх сторон света будто вглядывалась в человека, отчего Марк невольно поёжился.

Мужчина уверенно зашагал к бору, решив, что еда, вода и безопасность сейчас стоят чуть дороже информации. Там, по крайней мере, он не будет как на открытой ладони. Раны ощутимо поистрепали его здоровье, и потому нужно было найти укрытие и всё обдумать.

Глава 2

Takāš mišilāti ša šamūti iššū,

u erēb Eanna, bīt Ištar.

Прикоснись к порогам, что там издревле,

И вступи в Эанну, жилище Иштар.

– Эпос о Гильгамеше – Таблица I

Прямо перед входом в пролесок перед Марком возник самодельный знак. Сколоченный из палок и досок, он благоухал терпкой смолью. Мужчина мгновение рассматривал его, но потом увидел надпись: «Марк, следуй указателям, остальное узнаешь позже». Интервалы, стиль, выравнивание – это был его собственный почерк!

Он ещё раз окинул взором то место, где сейчас находился. Интуиция шептала мужчине, что в ландшафте есть какая-то фальшь. Вот оно!

Тянувшееся всё это время луговое разноцветье резко упиралось в дремучий еловый сухостой. Нагло растущая молодая зелень остановилась как вкопанная перед высокой крапивой, пыльным вереском, бледными стволами иссохших от времени елей и сосен. Они были словно две армии перед боем: старая, закалённая в боях и молодая, состоящая из новобранцев.

Кажется, дай им шанс и они начнут врываться в стройные ряды друг друга, разрастаться, захватывать корнями позиции, питаясь плодородным соком почв, перекинули бы друг на друга свои ветви. Но будто сам дамоклов меч спустился с небес и рассёк затевавшийся конфликт. Все листья и стебли, все ветки и еловые иголки – всё было аккуратно отсечено в месте стыка луга и леса, и ничего не упало с одной половины на другую. Будто стояли эти армии в невидимых клетках и испуганно смотрели друг на друга, боясь ступить и шага.

Особо выделялась небольшая сосенка, филигранно рассечённая по вертикали. И нигде не видать её второй половины, будто никогда её и не было, и такое случилось со всем природным богатством этого странного, неправильного края.

Загадок всё прибавлялось, но решить их мгновенно было невозможно, а потому Марк встал на широкую тропу и побрёл, провожаемый табличками и оглушительной тишиной. Идя по краю просеки, он едва мог удерживать хрупкую бдительность. Голова гудела, зрение работало плохо, мысль нехотя перекатывалась от нейрона к нейрону. Марк то и дело хватался за грудь, пытаясь отдышаться. Органы словно перевязали между собой колючей проволокой.

Протяжённое пустополье посреди леса упёрлось в прочное асфальтовое полотно. Выцветшая разметка взлётно-посадочной полосы на секунду захватила его внимание, но искра интереса тут же погасла, сметённая очередным приступом боли. Марк продолжил торить путь вдоль белёсых линий, пока его глазам не открылся вид на тело аэродромного комплекса.

От взлётно-посадочной артерии разбегались капилляры рулёжных дорожек. Их периметр туго обтягивала сеть самодельных знаков. Арочный железобетон покрывал инженерно-технические внутренности, поднимаясь над макушками деревьев подобно грудине великана. Главный терминал, облупленный и обрушившийся набок, напоминал старое сердце, пустое, в котором бьётся лишь эхо авиационных воспоминаний. Рядом – диспетчерская вышка, её стеклянные окна потрескались, как старушечьи зубы. Ушами старых ослов свисали ржавые антенны – молчаливые свидетели долгих лет унылого запустения.

Вблизи строение оказалось гораздо запущенней, чем виделось изначально. Мох разъерепенил бетонные блоки. Стены и крыша кое-где подёрнулись лишайником и шёлком седой паутины. Ангар напоминал небритое лицо бродяги, бывшего когда-то светилом наук. Марк погладил рукой стену и осознал, что не только ангар, абсолютно всё вокруг выглядело пыльным, забытым, придушенным.

Массивные ворота были надёжно заперты, но дверь для персонала после нехитрых манипуляций оказалась отворена. Марк решился зайти внутрь, чтобы уложить настрадавшееся тело в безопасный уголок.

В помещении было относительно чисто, однако вместо самолётов там высились горы самых разных вещей: разобранное оружие, станки, моторы, стальные листы, мастерские, ящики с инструментами, кучи корпусов каких-то самодельных малолитражек, фургонов, пепелацев, кабели толщиной с руку, разобранные генераторы, стойки шасси, рулевые колонки, обшарпанные шкафы с запчастями, бочки с маслами и многое другое. Видимость была на грани, и лишь тонкие спицы света, проникавшие сквозь одряхлевшую крышу, рассеивали сгущённую тьму. Марк направил фонарь на одну из машин и обомлел, увидев на боку имя «Ириша». Это было имя его любимого самолёта, с которым прошёл огонь и воду. Как бы туго Марк ни соображал, он сумел сопоставить необычные факты. Всё происходящее в этом загадочном лесу посреди кристально-чёрного моря тесно связано с ним.

Пошатываясь, он добрался до ангарного кабинета и, закрыв дверь, повалился спать.

Глава 3

Ul īnu Enkidu, walid šadî,

ina mātim kalûm qātušu dannū,

īma abni šamê, dannū qātūšu.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки.

– Эпос о Гильгамеше – Таблица II

Утро обрадовало Марка немного поутихшей болью, и потому он чувствовал себя лучше. События минувших часов стали проплывать перед внутренним взором, выстраиваясь в стройные ряды. Очевидно, что теперь нужно искать припасы и начать разбираться в ситуации.

Нашарив под рукой фонарь, он огляделся и обнаружил выключатель. Свет ободрил зрачки щедрой жменью фотонов, и посвежевшие глаза подсказали, что на месте сонного пристанища раньше кто-то довольно долго жил. Грамотно укомплектованная комната была обставлена со вкусом человека, привыкшего иметь всё самое необходимое под рукой.

Рабочее место устлано тетрадями для бухучёта, дневниками, записками и чертежами, которые незнакомец бы принял за беспорядок. Однако Марк сразу ощутил себя на своём месте. Слева услужливо расположился кульман, на котором висел недоработанный чертёж какого-то болида. Рядом с ним лежал дневник под номером семь. Марк открыл его и уже не удивился, обнаружив свой собственный почерк. Там описывалось испытание устройства, позволяющего скользить по тёмному песку и, пролистав дневник до самого начала, он нашёл приветственные строки: «Марк, ты попал в другой мир, иди в диспетчерскую вышку, там все ответы».

Холодный страх напупырил кожу. Марк стоял, обдумывая новую информацию, водя глазами по столу в поисках зацепок. Сложно было проводить все эти так нужные параллели и осознавать информацию с раскалывающейся головой, но с древних времён не существовало лучшей мотивации, чем необходимость, а потому, напрягая ум и превозмогая ломоту в теле, Марк продолжал блуждать взором по столу и комнате.

Этажерка справа была готова подать любые письменные принадлежности. Там же стояла непочатая консерва с чистой водой, которую Марк сразу же вскрыл и опрокинул во славу утоления кусачей жажды. Горло перестало саднить и, прокашлившись, Марк решил отправиться по наводке автора журнала.

Внезапно в окно офиса пробилась когтистая чудовищная лапа, изборождённая серыми варикозными прожильями. Мужчина закрылся руками, но его обдало брызгами звенящего стекла. Лапа начала беспорядочно шарить по столу, скидывая предметы и ломая рабочий стол, а в пасти её владельца возбудился плотоядный клёкот. Лапа резко исчезла, и на её месте появилось мутновато-чёрное глазище и так напугало Марка, что он был не в силах отвести взгляд. Предательские ноги не хотели слушать мудрую голову, и ещё одну длинную секунду мужчина потратил на созерцание хищного буркала.

В следующее мгновение Марк сдетонировал в направлении двери. Ошалев от адреналина, до белых костяшек сжав банку и дневник, вылетел наружу и понёсся к спасительному выходу из ангара, превратившегося в филиал ада. Забыв, как дышать, он олимпийским порывом преодолел расстояние до выхода и выскочил в объятья солнечного света.

Обернувшись назад, он увидел, что в дверях застряла огромная гадина и тянула свою коршунячью пятерню, клацая пастью и облизывая ссохшиеся губы. Скелет образины был тучен, при этом почти не имел мышц, и потому монстр не мог ни пролезть, ни проломить проём. Тонкие жилистые руки были увенчаны крюковатыми когтями. Иссизо-пепельная кожа в синюшных растяжках нелепо облегала толстокостный скелет, будто мутант купил её на вырост.

Антропоморфная тварь шипела, клокотала, но с каждой секундой силы покидали её, словно лава – затухающий вулкан, и вот жуткая конечность безвольно опустилась вниз, а туша начала сползать, не в силах удержаться на ногах. Жуткая рожа всё ещё тянулась к Марку, но было видно, что монстр потратил последние силы на погоню и вряд ли сдвинется без посторонней помощи. «Выкуси, уродец», – зачем-то выкрикнул Марк, истерически рассмеявшись, после чего со всей дури захлопнул дверь, припечатав злую морду.

В его душе всё перепуталось, всё перевернулось. Всё пошло колесом. Он только недавно был в бою. И всё было определено и понятно, так что же происходит. Монстр, настоящий, невыдуманный, чудесное выживание. А главное зачем это всё? Почему ему вообще нужно жить, когда у него ничего нет. От этих мыслей, от абсурда, творящегося в его судьбе, от не дающем сосредоточиться головокружении, он стал зарычал и заплакал, но плач тут же перешёл в дикий, безудержный истерический смех. Смех сквозь слёзы. Смех непонимания танцевал на его лице со слезами горя.

Глава 4

Ana rūqim alāk, ullil u išḫup,

tēmu ša dullu ina abni iṣbat.

В дальний путь ходил, но устал и смирился,

Рассказ о трудах на камне высек.

– Эпос о Гильгамеше – Таблица I

Пока Марк шёл к диспетчерской вышке, прилив гормона сражений постепенно отступал. Он проклинал себя за непонятную рассеянность, которой никак не могло быть у военного пилота. Ну как он мог забыть табельное оружие в самолёте, и почему рука даже не дёрнулась к бедру при появлении страшной лапы? Но это были штатные, дежурные мысли военного, а не человека. Марк скорее следил за потоком речи в голове, чем формировал его намеренно.

Может, он так приложился головой, что превратился в дегенерата? Потрогав рукой затылок, он почувствовал, как пальцы ощутили тёплое и липкое желе. Марк побелел от открывшейся правды. Затылочная кость была раздроблена и небольшой фрагмент её верхней части болтался на полоске кожи, словно крышка у банки, всё ещё зажатой в правой руке, а судя по ощущению, это было наименьшим поводом для беспокойства. Выругавшись про себя, Марк осознал, что дела его идут не просто хреново, а ужасно хреново – у него отсутствует часть черепа.

Он не догадался осмотреть себя и носился всё это время не просто с открытым переломом, а с открытым мозгом с насквозь пробитой головой! Немудрено, что она так болела. Но делать было нечего, и путь его по-прежнему лежал к диспетчерской вышке.

Марк добрался до рубки, покрывая расстояние короткими перебежками, когда светило уже клонилось к закату. Больше ему не встретилось ни единой живой души, и как он ни вслушивался монстров или хотя бы ёжиков он не услышал.

– А ведь ёжики топают очень громко, их за сотню метров услышишь, – неожиданно для себя вслух произнёс мужчина. С удивлением он понял, что уже много дней не слышал свой спокойный голос – мягкий шоколадный баритон, который очень ценили в хоре кадетского училища.

– Принял же я как-то ежа за вора... Так, снова эти подарки черепно-мозговой травмы. Какие, к чёрту ежи, когда ты находишься в непойми где?

Поднявшись по лестнице, Марк с удовлетворением обнаружил отлично обставленную квартиру, где, владелец дневников, вероятно, и проводил большую часть времени.

Отметив, что пора бы выяснить степень своих ранений, Марк стянул одежду и, встав напротив зеркала, принялся ощупывать голову. Разглядев запёкшуюся рану, он решил продолжить осмотр в душе. Тёплая вода блаженно стекала вниз, унося за собой грязно-багровые тяготы пережитого дня. Голову он не мочил, но постарался отмыть лицо от копоти и грязи. Марк с удовлетворением заметил, что мелкие царапины уже затянулись младенчески-розовым эпителием. «Ещё одна странность», – подумал он, после чего обтёрся и, переодевшись в чистое, занялся осмотром травмы. Пользуясь карманным и настенным зеркалами, он понял, что рана не загноилась. Наоборот, она выглядела так, словно была тщательно обработана и совсем не источала вонь, как ожидал Марк. Пользуясь набором первой медпомощи, он удалил оторванную часть и замотал голову бинтом. Мозг не чувствовал боли и потому перебинтовка прошла успешно. Было больно касаться лишь краёв разрыва. Однако мигрень охватила его с новой силой.

Как бы ему сейчас ни хотелось отдохнуть, но необходимо заняться делом спасения своей жизни. Может, если он выживет, то сумеет ещё отомстить. А кому? Да мало ли кому. Марк подошёл к окну, оценивая обстановку, да так и замер, увидев на месте Солнца чёрную дыру, втягивающую в глубину бездонного чрева пугливый свет. Это вызвало древний хтонический ужас и окончательно убедило Марка в том, что он попал в другой мир. Но больше испугало то, что за лесом вокруг аэродромного комплекса, куда ни глянь, во все стороны тянулась бесконечная обгорелая земля. Даже определить ландшафт толком не выходило, потому что у чёрной земли было чудовищное светопоглощение.

Под диваном нашлись обёрнутый промасленной власяницей автомат и цинки патронов к нему, кое-какие полезные вещи и боеприпасы. Подумав о пути отхода, Марк понял, что башня – самое неудобное здание для подобных манёвров, но решил остаться в ней на ночь, за которую планировал выяснить как можно больше обстоятельств. На лестницу он поставил простые растяжки на случай проникновения чудовищ. В металлических ящиках обнаружились искомые дневники, пронумерованные от одного до пятидесяти. Выбрав для себя первый, Марк стал читать, и, чем больше перед глазами пробегало страниц, тем тяжелее виделась ему ситуация.

Оказалось, клочок леса вместе с самолётом и Марком обновляется раз в четверть года, и у него есть от пары недель до двух месяцев, чтобы выбраться отсюда, поскольку в ином случае его ждёт неизбежная смерть.

Кусок его родного мира вместе с самолётом переносится сюда, стыкуясь с другим куском, на котором расположен старый аэродром. Ни ангар, ни полосы, ни деревья рядом с ним не обновляются – всё выглядит запущенным. Получалось, что всё то поле, на котором сейчас покоился самолёт, через три месяца сменится на такое же, каким было до момента вчерашнего падения. Сложно такое принять, особенно когда не знаешь природы этих явлений, а этого, как оказалось, не знал никто. Возможно, этот кусок пространства находился во временной петле и спустя три месяца откатывался ко дню падения самолёта, а, возможно, могущественный демиург выполнял на своём демиуржьем компьютере команду «копировать-вставить». Ответа не было, но факт того, что через пару месяцев обломки его любимой Ириши исчезнут, а в воздухе появится её идентичная копия с копией его самого за штурвалом, был очевиден.

Марк №5 упоминал, что поселиться на островке посреди черноты не выйдет. Каждый, кто пытался – обезумел. Пятый Марк нашёл своего обезумевшего предшественника, решившего, видимо, ждать какой-нибудь помощи. Большинство попаданцев сходили с ума через две недели, но если всё же оставались живы, то могли протянуть ещё примерно пару месяцев, однако исход был аналогичным. Почему были именно такие сроки, тоже оставалось загадкой. Все, кто не умирал в попытке перебраться через черноту, сходили с ума, и сменщики находили их шатающимися по комплексу в поисках пищи. Они нападали без раздумий и жаждали свежего мяса, словно зомби. Правда, умирали они, как обычные люди.

Многие версии Марка пытались соорудить аппарат из обломков самолётов, на котором будет возможно уехать из этого проклятого места. Марк №7 даже обнаружил путь к спасению. Взяв бинокль, Марк посмотрел в указанное направление, помеченное на оконном стекле рубки. Вдалеке на краю видимости, можно было различить полоску зелёного леса. По расчётам предшественников, эта земля была гораздо шире их острова. В других сторонах была только чернь, хоть глаз выколи. Именно в тот зелёный край, названный Марком №7 Оазисом, были устремлены усилия предыдущих попаданцев.

Первый Марк сумел приземлить самолёт без повреждений и потому попробовал поднять его в воздух, о чём и написал в своём журнале. Но уже второй Марк описал покрытый чёрной пылью остов самолёта в нескольких десятках метров от начала владений обсидиана. Он провёл серию экспериментов и понял, что причиной неудачи была чёрная крошка. Всё, что покидает границы острова, скоро ломается, превращаясь в ту же однородную пыль.

Его записи показались Марку особо любопытными, поскольку изобиловали экспериментальными подробностями:

«Первым делом я испытал влияние черной крошки на различные материалы. Взял несколько образцов: кусок стали, алюминия, керамическую пластину, деревянную рейку и полимерный контейнер. Оставил их на черном грунте.

Сталь стекленеет не сразу – сначала поверхность тускнеет, приобретая характерный матовый оттенок. Затем, через полчаса, металл становится ломким, словно сотканным из сотен слоев слюды. Легкий нажим пальца – и поверхность рассыпается в мелкую пыль, но не исчезает. Остатки остаются на черной земле.

Алюминий разрушается быстрее, буквально за четверть часа. На глазах появляются тонкие волокнистые структуры, после чего они легко размалываются в крошку.

Дерево ведёт себя иначе. Вместо немедленного разрушения оно медленно стеклянеет и трескается изнутри. Как только структура теряет целостность, древесина осыпается трухой и та стекляенеет аналогичным образом.

Полимер оказался более стойким – за полчаса он сначала покрылся толстой мутной пленкой, после чего черный слой стал постепенно проникать внутрь. Но стоило дунуть, как пленка осыпалась, а под ней материал выглядел так, будто стал рыхлым, пористым, похожим на старую резину, однако всё ещё не развалился в чёрную труху.

Следующим, что я хотел проверить, стало влияние обычной земли на саму крошку. Я зачерпнул немного черного крошева рукой и вынес её на обычный участок.

На первый взгляд ничего не изменилось, но через тридцать минут крошка начала исчезать. Достаточно было легкого движения ладони, и остатки улетали в воздух, развеявшись на атомы. Не осталось даже следа.

Даже в герметичном контейнере чёрная крошка, сколько бы я её туда не утромбовал испарялась, словно сон. Он оставался пустым и терял вес, равный весу крошки. Она будто полностью исчезала из нашей реальности.

После этого я попробовал взять щепотку крошки, выйти на свой остров, удержать её несколько секунд, а затем вернуться обратно. Результат удивил – крошка не разрушилась. Она всё еще существовала, как будто ничто не происходило. Значит, процесс разложения обратим. Нужно лишь вернуть крошку на черную землю.

Последним тестом стала проверка влияния экранирующих материалов. Взял несколько пластин – свинцовую, медную, углеродное волокно и простой пластик.

На свинце чернота почти не закреплялась – за полчаса на поверхности остались лишь небольшие матовые пятна. Похоже, плотность атомного ядра играет роль в сопротивлении.

Медь справлялась хуже – на ней образовывался темный осадок, который затем стекленел и крошился. Углеродное волокно повело себя интересней. Сопротивлялось влиянию черноты почти тридцать пять минут без особых изменений, но сразу после разрушилось за минуту.

Пластик же вёл себя, как и на черной земле – мутнел, становился ломким, но не исчезал сразу. Зависимость простая: чем выше атомный номер ядра материала, тем слабее эффект разложения.

Итак, чернота стабильно разлагает незащищенные материалы, но хуже воздействует на плотные металлы, материалы с высокой прочностью, плотностью, твёрдостью, с высоким номером атомного ядра. Однако, возможны индивидуальные реакции, как с точки зрения картины распространения остеклянений, так и с точки зрения динамики сопротивления различных материалов чёрной пустыне. Попадая на обычную землю, она быстро денатурируется, но если вернуть её вовремя – сохраняется.

Что это значит? Эта субстанция не просто уничтожает, она реагирует с окружающей средой по четким законам. Значит, их можно понять. А значит, можно использовать...»

Сам он, шагнув на черноту, чуть не погиб от огромного количества афазий, начинивших его голову, о чём он писал следующим образом:

«Первое, что я испытал, – дезориентацию абсолютного порядка.

Когда ботинок коснулся чёрного грунта и голова пересекла границу территорий, мир сломался. Пространство исчезло. Тело осталось, но утратило систему координат, как и само понятие системы координат.

Горизонта не существовало. Ни верха, ни низа, ни расстояний, ни форм, на размеров. Казалось, если бы я шагнул вперёд, то, возможно, оказался бы позади себя одновременно и в то же время чувствовал, что стоял в том месте вечность.

Отключился слух.

Исчезло осязание – даже подошвы не чувствовали поверхность. Я сделал попытку сжать пальцы в кулак, но не нащупал руки и не смог вспомнить, что такое пальцы.

Тогда же пропало зрение.

Не в привычном смысле – я не ослеп, просто глазам больше нечего было фиксировать. Не тьма, не свет, не формы. Мир исчез, хотя был обозрим.

Я думаю, что мозг подстроился под жизнь на черноте так как сумел. Чтобы адаптироваться, он просто удалил всё, что перестало работать. Вверх, вниз, расстояния и прочие категория бытия не могли функционировать на черноте, не имели смысла.

Я существовал. Но где, как, зачем и сколько времени? Это длилось очень долго...

Безграничная паника, казалось, затопила весь мой мир.

Я не мог вдохнуть. Лёгкие расширялись, но воздуха не существовало, как не существовало и вдоха.

Тошнота скрутила нутро, будто организм хотел вытолкнуть из себя сам факт моего присутствия.

Больно было так, словно весь окружающий мир пытался забраться мне под череп.

Повезло, что я упал назад, на спину, на зелёную траву.

Сколько я пролежал – не помню, но местное светило клонилось к закату.

И как только я открыл глаза, мир снова вспыхнул.

Звук взорвался в ушах. Воздух ударил в лёгкие. Свет резанул по глазам.

Я сел, судорожно хватая ртом воздух.

Голова гудела, мышцы дрожали будто побывали в мясорубке. Самое страшное было позади.

Вывод один: чернота не просто разрушает. Она стирает саму возможность существовать в привычном человку виде»

И если задержаться там дольше, чем надо – возможно, возвращаться уже будет некому. Моё сознание до сих пор пронзают фантомные боли от чувства, что его не существует»

Фатальных повреждений это не нанесло, но все два месяца Марку №2 снились кошмары, и он так и не решился переступить через черноту, предпочтя работать в пользу следующих поколений. Его эксперименты на чёрной пустоши сильно облегчили жизнь последующим попаданцам.

Некоторые из Марков старались построить транспорт, который сумел бы довезти их до границы с Оазисом, и всякий раз эти попытки заканчивались неудачей. Некоторые долго не думали и просто пускали себе пулю в лоб. Страданий каждый из них перенёс колоссально много, а потому такие случаи были довольно часты. Однако, за это время общими усилиями был создан целый комплекс по разбору, строительству и ремонту разного рода техники, который и был размещён в ангаре.

Решив дать себе отдохнуть, он перевёл на стену впереди себя. Поначалу он не обратил на неё особого внимания, но в свете раскрывшейся информации, мужчина решил приглядеться к нему. Он заметил, что на висящей рядом пробковой доске блестят именные значки. Ровно тридцать два. Их собрат сейчас крепился на его обгорелой форме. Несмотря на то что значки были похожи, на некоторых вместо привычной фразы «Во имя Российской Федерации» было выгравировано «Во имя Русского Доминиона», «Во имя Славянского Архоната», «Во имя Патрициата». Мелких отличий тоже хватало: то символы голубя менялся на ястреба, то на ворона, то вообще исчезал, уступая место треугольнику с глазом. Марк задумался о множественности миров, и в эту догадку поразительно верно складывались все замеченные им странности.