Текст книги "S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ)"

Автор книги: Тимофей Перваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

Bēltu āli Anunnakīšu iddūšu.

Жилище Ануннаков тайное открыл он.

– Эпос о Гильгамеше – Таблица V

Резкая разгерметизация трубопровода привела к мгновенному расширению углекислоты, находившейся под высоченным давлением. Обратившись в пар в тесном помещении, она тут же начала конденсироваться, заволакивая всё вокруг плотным туманом. Это критически снизило видимость, и всё же являлось меньшей из проблем. В трубе всё равно не было освещения.

Температура мгновенно обрушилась до минус восьмидесяти. Иней сразу взял в белый плен стены туннеля, пол и потолок. Рассыпчатой корочкой покрылся автомобильный тоннель вместе с остовами машин, мусором и первыми заражёнными. Также стало затягивать порошей прочные стенки металлической трубы и верхнюю одежду троицы маленьких людей, спасавшихся от «кошки» во рту «собаки».

Марк почувствовал, как его пальцы, ещё несколько секунд назад подвижные и цепкие, начали деревенеть. Это была не привычная зимняя дрожь, а болезненный, до костей пробирающий холод, словно под ногтями возникали локальные северные полюса. Он поднял руку к лицу, но защитные очки, защищавшие глаза от холодного ожога, покрылись плотным морозным узором, замороженные так, что через них можно было видеть лишь размытые тени.

Одежда, пропитанная термостойкими покрытиями, хорошо сопротивлялась адским морозам, но, к сожалению, имела бреши: запястья, шея, лицо не были защищены герметично. Ледяной пар наждачной бумагой обтирал кожу, высушивая лоб и щёки. Марк чувствовал, как холод буквально выдавливает тепло из тела, а мышцы начинают терять гибкость.

Они шли, держась за руки, пробираясь через белёсый туман, окутывавший всё вокруг. Ледяной мороз проявлял себя в каждом шаге: он сковывал движения, стягивал одежду, проникая в самые мелкие зазоры, оставляя жгучие покалывания. Оскар с Марком, уже привыкшие к постоянной угрозе, и теперь полностью полагались на Горгона, который вёл их вперёд сквозь непроглядный ледяной мрак.

Внезапно тьму распорол мощный луч фонаря. Горгон взял его ещё давно, словно вечность назад, у спелеотуристов, погибших в кластере с каменоломней. Широкий фонарь на сто тысяч люмен выдавал ослепительно яркий свет, который прорезал непроглядную темень, и густой туман, как холод космоса пронзает солнечный протуберанец. Однако даже этот свет терял свою силу уже через несколько метров, утопая в плотной завесе, превращаясь в размытые обводы.

Марк двигался осторожно, сканируя пространство перед собой. Видеть в тумане оказалось ничем не проще, чем в абсолютной темноте. Особенно через заиндевевшие стёкла очков. Луч фонаря лишь добавлял призрачные блики на стены, создавая обманчивые переливы тьмы и света. Однако это всё же было лучше, чем ориентироваться исключительно на звук шагов, который гулко отдавался от стен, эхом заполняя пространство. Фонарный свет, по крайней мере, указывал, в каком направлении держать путь.

Марку и Оскару приходилось полагаться на этот луч, как на единственную нить, связывающую их с реальностью. Они шли плотной кучкой, как стая ослепших пингвинов, боясь отстать от старой арктической птицы, знавшей правильный маршрут, а свет фонаря расплывался и угасал в тумане, превращая окружающее в зыбкую, бесформенную пустоту.

Каждый вдох чистого кислорода казался тяжёлым и каким-то неправильным. Сжатие в груди становилось сильнее, и ощущение недостатка воздуха вызывало покалывание и мелкую дрожь. Марк чувствовал, как голова начинала кружиться, словно кислород, спасавший от углекислого газа, теперь сам становился врагом. Его дыхание стало резким и зыбким. Оскар шёл рядом, шипя и отрывисто дыша через трубку, выглядел так, словно боролся за каждую порцию воздуха, который попадал в его лёгкие, но не мог заполнить их до конца.

Мороз не просто витал рядом – он был везде, как живая всеразрушающая сила, забирался в ткани одежды, делая их несгибаемо жёсткими, пронизывал перчатки, превращая пальцы в онемевшие куски льда. Ремни кислородного оборудования замерзали, покрываясь инеем, и при каждом движении издавали хруст, будто вот-вот разорвутся. Туман пытался пробиться через волю людей, и только тонкий шипящий звук баллона оставался упрямым напоминанием о том, что у них есть ещё немного времени, прежде чем это белое безмолвие окончательно поглотит их.

Так, они шли несколько минут, пока не упёрлись в очередную замороженную стену. Марк сразу понял, что это – конец кластера.

Горгон использовал инсоматоз и продавил биогель наружу. Один за другим люди пробрались через проход, оказавшись в просторном помещении.

Фонарь Горгона осветил пространство: множество хороших автомобилей, ровными рядами стоявших повсюду, шлагбаумы, перила, знаки, – всё напоминало подземную парковку. Скорее всего, второй или третий подпольный этаж, потому что снаружи не проникало света.

Горгон хотел выплюнуть трубку с кислородом на пол, но шланг примёрз к замороженным губам. С хрустом осыпающихся на осколки перчаток, Горгон сжал и разжал руки. Потом поднёс их ко рту и аккуратно разомкнул губы. Остальные последовали его примеру и стали скидывать с себя ломающуюся при касании одежду. По сравнению с трубопроводом стылый воздух парковки казался тропическим раем.

Углекислый газ, конечно, продолжал стелиться из газопровода, но поток был незначителен. Обычные, медленно растекающиеся по полу клубы холода. Если не вдыхать и отойти подальше, то всё будет хорошо. Наибольшая часть содержимого вышла при вскрытии автомобильного тоннеля. Опасности труба больше не представляла, и можно было сосредоточиться на обогреве и потенциальных угроз неизведанной территории.

– Заражённых здесь быть не должно, – первым начал свою речь Горгон, и давалась она ему с великим трудом. – Все, кто был на этом кластере, либо выбежали, либо толпятся где-то наверху. Нам надо спуститься на этаж ниже и снова пробить стену. Не издаём ни звука. Будем осторожны, глядишь, Стикс убережёт.

Марк и Оскар остались в одних шапках и кофтах, напоминая трупы исследователей Эвереста, которых альпинисты встречают при подъёме на вершину мира. Мужчины стояли, глубоко дыша настоящим воздухом, их движения были скованными и осторожными, как у людей на грани истощения.

Марк медленно стягивал зубами перчатку, наблюдая за тем, как замёрзшая ткань с трудом отлипает от его кожи. Пальцы были обездвижены, словно чужие. Их поверхность, некогда покрытая тонкими живыми узорчатыми линиями, теперь выглядела как безжизненная керамика: белёсая, блестящая, сухая. На некоторых участках ногти уже начали отслаиваться, а кожа у основания фаланг вздулась небольшими пузырями, наполненными мутной жидкостью. «Гипотермические буллы», – подумал он, вспомнив, как в больницу к его матери в Новогоднюю Ночь привозили десятки «подснежников» – бездомных пьяниц с критическим обморожением.

Рана от отсутствия мизинца на правой руке уже почти затянулась, с ней было всё в порядке. Но кончики пальцев, казалось, были решительно потеряны: они были чёрными, с чёткими демаркационными линиями, отделявшими мёртвую ткань от ещё живой. Марк посмотрел на них с мрачным равнодушием. Судьба готовила его к очередной потере. Теперь было понятно, почему Горгон так спокойно относился к отсутствию ног. Стикс подобно Харону брал за проход по кластерам кровавую дань.

Оскар, стоя рядом, медленно присел, закатывая штанину. Пола штанов осыпалась крошками льда, и под ней обнаружились ноги, покрытые сероватой кожей с глубокими трещинами. Носки, пропитанные потом и замёрзшими остатками воды, слиплись с плотью. При попытке поддеть верх носка, Оскар едва не закричал: натяжение вызвало небольшие разрывы кожи, из которых начала сочиться густая, почти чёрная кровь.

– Чёрт, – промычал он отмороженными губами, и бросая отчаянный взгляд на Марка. – Я больше не смогу убежать от тварей...

Марк смотрел на своё лицо в боковом стекле чёрной иномарки. Контраст был почти пугающим: область под очками, защищённая герметичными линзами, сохранила натуральный цвет. Остальная часть лица выглядела так, будто её покрыли слоем соли: потрескавшейся и местами облезшей. Губы превратились в кровоточащие ленты, а кончик носа приобрёл тёмный оттенок – первые признаки гангрены.

– Сможем, вместе мы всё сможем, – ответил Марк, с усилием протягивая руку Оскару, чтобы помочь тому подняться.

Горгон же словно был не человеком, а экстремофильной бактерией. У него не было никаких признаков обморожения, кроме красноты. Старожил делал разминку, вертясь, словно вьюга, осыпаясь хрусткой наморозью, как Новогодняя Ёлка. Верхняя одежда на нём полностью раскрошилась, а дряхлые остатки он стряхнул с себя парой движений. Под осколками куртки оказался добротный чёрный свитер из ангорской шерсти. Когда старожил закончил, то спокойно сказал:

– Не страшись, брат-солдат, гангреной иммунного не взять. Скоро будет у нас передышка, подлатаем вас, не развалитесь.

Ловкими движениями оттаявших конечностей, он соорудил для всех по живунцу и стал заниматься осмотром их распадающихся на осколки рюкзаков. Всё-таки они находились не в простом углекислом тумане, а в углекислом конденсате, и даже отличный рюкзак Оскара, в котором находился баллон с кислородом, держался только благодаря металлическому перелёту между материей.

Несколько минут ушло на подпояс и сборы, после чего мужчины медленно двинулись вдоль рядов автомобилей – новых, блестящих, словно только что сошедших с конвейера. Свет фонаря Горгона пробегал по их гладким поверхностям, отражаясь и играя бликами, которые скользили, как призраки, по стенам и потолку. Всё вокруг было безмолвно, каждая деталь парковки казалась застывшей во времени.

Впереди замаячил уклон вниз – гладкий, безупречно ровный бетонный пандус. Они спустились, шагая осторожно, и тихий стук поступи раздавался эхом, словно заскучавшая парковка подражала их движениям. Воздух был плотным, но чистым, не было ни привычного затхлого запаха, ни следов крови, ни признаков разложения.

На нижнем этаже царила такая же безмятежность. Машины стояли ровными рядами, их лаковые поверхности выглядели ухоженно и опрятно. Никаких пятен, ни единой горстки пыли – всё было идеально. Это место не знало ни грязи, ни следов суеты людей и заражённых.

Марк снова подумал, что ему повезло оказаться здесь с Горгоном. Опытный проводник не просто вёл их вперёд, но и выбирал маршрут, где риск встречи с заражёнными был минимален. Нижний этаж оказался похож на предыдущий, но тишина здесь ощущалась ещё острее. Только слабое эхо их шагов нарушало безмолвие.

Фонарь выхватывал бетонные колонны, поддерживавшие массивный потолок. Каждая из них была покрыта сеткой едва заметных трещин, но сохраняла железобетонную устойчивость. Сероватый свод, гладкий и ровный, давил на людей своей массивностью, а геометрически идеальное пространство внушало странное чувство беспокойства. Марк вдруг осознал, что за время злоключения стал опасаться подобных открытых зон.

Горгон остановился, подняв руку, чтобы остальные замерли.

– Чисто, – тихо бросил он, внимательно осматривая очередной ряд машин. – И не стучите зубами. Рукой челюсти держите, но будьте тише. Один заражённый – и снова придётся пускаться в бега. Они уж нас не оставят. Опять сбегутся отовсюду.

Марк изо всех сил сжал зубы, а Оскар закусил рукав своей кофты.

Добравшись до неприметной стены, Горгон остановился.

– Наша цель за бетонной толщей. Подождём, пока перезарядится дар, поэтому смотрите в оба, рассасывайте живунцы и дышите глубоко. Споровый сок – лучший доктор.

Через полчаса Горгон прицелился и стал прокладывать путь. Марк и Оскар медленно и болезненно принялись выгребать биополимерную массу одеревенелыми руками.

Когда в стене образовался сквозной путь, Горгон кивнул на него, призывая мужчин ползти вперёд. Сдерживая боль в обмороженных конечностях, они медленно стали проползать в довольно узкий тоннель. В прошлый раз Горгон вырабатывал проход, по которому можно было идти, и странно, что сейчас он решил сделать пробой, по которому в полный рост может пройти лишь годовалый младенец.

Кряхтя и беззвучно матеря старожила за порцию бессмысленных издевательств, Марк выбрался наружу и, скрипя зубами, опираясь на руки, встал в полный рост. Отошёл от отверстия, чтобы дать пролезть Оскару. Фонаря у него не было, и поэтому он ждал Горгона, трясясь от холода и усталости, полностью полагаясь на слух. В тёмном помещении было тепло и тихо.

Оскару было ещё тяжелее, и потому он даже не стал вставать. Отполз и, кажется, сразу провалился в сон.

В это время из лаза выбрался и сам старожил, после чего стал расталкивать Оскара, выводя того из коматозного состояния.

– Позже отлежишься, надо дыру закрыть. Марк, помогай, будешь держать, – произнёс Горгон.

– Чего надо? – раздражённо проговорил Оскар, оттого что уже начал проваливаться в сон.

– Ложись головой к лазу, потом можешь засыпать.

Скрипя от болей в обмороженном теле, Оскар, ничего не спрашивая, развернулся головой к лазу, через который они проникли внутрь.

Положив фонарь так, чтобы удобно осветить стену, Горгон снял шапку с головы парня и, взяв его волосы, стал примеривать их к отверстию в стене.

– Что происходит? – превозмогая боль, вымолвил Оскар

– Хватает! – с радостью произнёс Горгон, после чего попросил Марка прижать часть волос к стене, и пояснил:

– Твоей шевелюрой проход закроем. Лежи спокойно, не шевелись, чтобы я тебе полголовы случайно в камень не обратил.

Оскар ничего не ответил и как был, так и остался на месте.

Минут двадцать ждали, когда можно будет активировать дар, после чего Горгон и Марк приладили волосы к стене, и Бородач стал действовать. Вся шевелюра молодого человека окаменела. Тонкие нити каменных волос продолжали утолщаться, сливаясь между собой. Молекулы камня беспрепятственно проникали друг в друга, образуя крепчайшую массу. Когда Горгон перестал, то сел, чтобы отдышаться.

– Здоровенная вышла заплатка, надёжная. Только лотерейщик и мутанты выше сумеют проломить, но поди с аршином в плечах по узкому тоннелю доберись до неё!

Через минуту, взяв острый нож, он сноровисто отрезал волосы Оскара, уходящие в камень, схватил фонарь и пошёл куда-то во тьму.

Горгон поднялся на свои культи, после чего двинулся во мглу. Марк хотел было спросить его... Хотя нет, не хотел. Сейчас он сопротивлялся усталости и желал лишь отдохнуть, но держался, понимая, что надо понять, где они и как действовать дальше.

Спустя несколько секунд, Горгон, словно прожектором, подсветил своё лицо и торжественным шёпотом, будто стал театральным конферансье, объявил:

– Господа, встречайте единственный и неповторимый на ближайшие полсотни Приграничных кластеров, великий и прекрасный стаб-тройник, – после чего щёлкнул настенным переключателем, и лицо теряющего концентрацию Марка озарило уютным, ласковым светом.

Глава 19

Ina pūši illūšu, ina ṭēmû ilūtšu.

С грязным он разлучился, чистым он облачился.

– Эпос о Гильгамеше – Таблица VI

Пробудившись, мужчина не сразу вспомнил, где находится, а потому попытался резко принять сидячее положение. В ответ мышцы тела заныли, нехотя пробуждаясь от непривычной подвижности. Слегка кружилась голова, по капельничным трубкам, прикреплённым к его руке, мутно-жёлтый и зелёный растворы тянулись, медленно заполняя вены. Один из проводов, соединённых с капельницей, вёл к монитору, отслеживающему пульс, а другой – к сенсору, фиксирующему уровень кислорода в крови. Многочисленные трубочки с тонкими иглами были соединены с катетерами, вогнанными под кожу, и, кажется, фиксировали малейшее изменение в самочувствии пациента.

Он понял, что был накрыт больничным одеялом: лёгким и почти невесомым. От материи распространялся слабый запах дезинфицирующих средств, который смешивался с едким ароматом горьких лекарств. На руках и ногах ниже колен были намотаны бинты, плотно охватывающие травмированные участки, а сами конечности, ввиду продолжительной неактивности, даже не сгибались.

Прищурив глаза, Марк заметил, что кое-где на коже были заметны серьёзные обморожения – пятна с тёмно-синим оттенком, а также гематомы, синяки и порезы, которые только начинали заживать и ещё сильно выделялись на усталом обескровленном теле. Однако, несмотря на боль и слабость, в целом он чувствовал себя лучше.

Откинувшись назад, Марк понял, что силы покидают его. Организм требовал больше времени на восстановление. Он снова закрыл глаза, чувствуя, как сон блаженно уносит его в свою безмятежную тишь.

Марк пришёл в себя от манящего запаха, который, словно невидимая рука, обвил его и заставил открыть глаза. Аромат был изысканным и насыщенным: лёгкий, душистый, пряный, сбрызнутый оливковым маслом и чуть подгоревшим запахом трав. Нос щекотали острые нотки чеснока и смолистая сладость лука, поджаренного до золотистой карамельной корочки. В воздухе витал непередаваемый дух мексиканского супа-чили. Этот запах буквально заставлял слюнки течь, пробуждая аппетит, о котором Марк давно забыл.

Он попытался сесть на кровати, мышцы ещё немного побаливали, но желание утолить свой голод оказалось сильнее. Проморгав глаза, Марк принялся осматривать округу. Кровать, на которой он лежал, была до абсурда большой. С учётом эффективности, с которой талантливый архитектор организовал окружающее пространство, было странно видеть, что кровать достигала чуть ли не трёх метров в длину.

Медоборудование не издавало никаких сигналов, лишь перемигиваясь разноцветными лампочками, а потому не нарушало приятную тишину. Капельницу кто-то заменил. Новые пакеты с растворами продолжали медленно обогащать кровоток.

Стараясь не делать резких движений, Марк осмотрел свои конечности, обмотанные бинтами. На руках пальцы стали короче на полфаланги. Кончик носа тоже отсутствовал. Лёгкое покалывание в области обморожений и синяков говорило о том, что тело ещё не пришло в полную норму, но сильных болей не было. Всё чувствовалось немного отстранённо, как для человека, проснувшегося после полуденной дрёмы и не вполне владеющего своим телом.

Однако с каждым вдохом Марк всё сильнее ощущал, как возвращается к жизни.

Попробовав двинуть ступнями, он обнаружил, что не чувствует пальцев, однако ноги двигались, и это внушало надежду на полное восстановление в ближайшем будущем. Согнув ногу в колене, Марк попробовал нагрузить стопу. Боли не было, но чувствительность казалась гораздо выше. Словно после интенсивной обработки ступней в косметической клинике крупнозернистым абразивом. Очень интенсивной обработки.

Кое-как привыкнув к новым ощущениям, Марк спустил ноги на холодный посеребрённый пол. Казалось, все поверхности вокруг были облицованы разного рода антимикробными покрытиями. Куда ни глянь – углерод с серебром. Также нигде не было видно пыли и грязи, словно само пространство не терпело беспорядка, и вездесущая сорная взвесь не могла найти себе места в этой биоцидной гармонии.

Стены имели странный рельеф, в котором Марк различил рябь шумоподавительного поролона. Однако, дотронувшись до них, он ощутил только прочный металл.

Рядом с кроватью возвышался столик, на котором находились несколько прозрачных бутылочек с жидкостью, запаянные шприцы и перевязочные материалы. Там же лежал аккуратно сложенный милитари – камуфляжный костюм. На стене сонной поганкой висела хирургическая лампа на длинной, гибкой ножке.

В углу палаты возвышался большой шкаф с множеством ящиков и медицинскими инструментами. Марк понял, что его удобная кровать также представляла собой мобильный операционный стол со встроенными креплениями для фиксации конечностей. Рядом примостился столик на колёсах с несколькими прозрачными полками, заполненными подносами с инструментами: зажимами, скальпелями, пинцетами и многим другим.

У стены стоял компактный аппарат искусственной вентиляции лёгких со спиральными трубками, аккуратно свёрнутыми на держателе, и несколько других предметов, о назначении которых Марку приходилось только догадываться.

Возле двери был закреплён умывальник из нержавеющей стали, а на стене висел дозатор антисептика. Вся палата была выдержана в холодных стерильно-серебристых тонах: белые эмалированные панели и матовые металлические поверхности. Это была высокоорганизованная больничная комната, совмещённая с операционной и реанимацией.

Опираясь на заботливо оставленные для него ходунки, Марк принял вертикальное положение. Несколько минут привыкал к ощущению веса, глядя на свои ноги. Снова сел на кровать и стал одевать костюм. Решил осмотреться и медленно сделал шаг, потом другой, третий, пока не зашёл за стоявшую рядом ширму. На такой же кровати, оснащённой памятью формы, в окружении большого количества медицинских приблуд лежал Оскар. Забинтованный, словно египетская мумия, молодой человек находился без сознания, и Марк не стал его будить. Последним, что он запомнил, была ободряющая речь Горгона, и сейчас, по всей видимости, они находились в безопасном месте, о котором говорил старожил, и можно дать себе и другим отдохнуть.

В углу лазарета располагалась красивая полупрозрачная дверь, герметично утопленная в проём. Она хитро просвечивалась сине-зелёным кварцем. Поддалась легко, в контраст всем встреченным до этого дверям, которые приходилось то выкручивать, то вываривать, то вышибать. Бесшумно въехала в стену и так хорошо встала на место, что не было никакой возможности различить её контур в дверном косяке. Марк с удовлетворением отметил, что пространство вокруг сделано с великим вниманием к мелочам, и двинулся по коридору, ведущему прямиком в помещение, откуда разносился запах.

Пройдя вдоль такой же серебристо-стерильной анфилады дверных проёмов, Марк достиг своей цели.

Перед его взором предстала самая удивительная кухня-гостиная, которую он когда-либо видел. Это пространство было выполнено в виде многозональной структуры. Каждая деталь, каждый элемент здесь был идеально вписан в общую канву, подчинён принципам минималистичного дизайна и интегрированной эргономики.

Стены были покрыты скомбинированными панелями, которые выполняли несколько функций: служили мощнейшей шумоизоляцией и вместительными шкафами. Но было бы кощунственно называть эти диковины столь пыльным и древним словом. Это были не шкафы, а интерактивные экраны, скрывающие за собой системы хранения и устройства, доступ к которым открывался касанием. Ящики и встроенные в стены гермобоксы имели интерфейсы с электронной системой контроля, позволяющей открывать и закрывать их по команде, что обеспечивало удобный доступ к содержимому, не нарушая эстетику. Не было видно ни единой ручки: ни скоб, ни кнопок, ни торцов, ни капель, ни колец – только нажимные механизмы и врезные, слившиеся с плоскостью фасада, почти невидимые углубления.

Полки из керамического композита с антипылевым покрытием регулировались с помощью системы противовесов. Ящики, расположенные по углам, плавно открывались и закрывались благодаря пневматическим направляющим. Внутри находились модульные разделители, которые можно было легко переставлять для оптимального использования пространства.

Столешница, покрытая прочным антимикробным слоем, была устойчива к царапинам и повреждениям. В её поверхности скрывались ящики, отворявшиеся при лёгком нажатии благодаря доводчикам. Тонкие кружочки, будто нарисованные на столешнице, на деле являлись утопленными в ней конфорками индукционной плиты.

Под ней находились выдвижные корзины, плавно движущиеся по алюминиевым направляющим. Вдоль стены тянулась система откидывающихся полок, на которых аккуратно стояли консервные банки с приправами и сушёными травами. Между рабочими поверхностями скрывались шкафы с раздвижными дверцами, в которых хранились крупы, чистящие средства и прочие разумно укомплектованные предметы кухонного обихода.

Компактные стеллажи вдоль одной из стен были ловко оборудованы для горшочков с растениями – помидоры-черри, лавровый куст и перья зелёного лука придавали пространству домашний уют. Вместо полотенец и прихваток использовались одноразовые покрытия и салфетки.

Однако самым удивительным и продуманным было освещение. Над головой Марка развернулась замысловатая и необычная оптоволоконная паутина, где вместо привычных светильников использовался лишь один-единственный источник света, связанный с сетью прозрачных, как хрусталь, нитей. Это ощущалось как разлитое по тонким кулуарам жидкое Солнце.

В нише, скрытой под потолком, располагалось сердце этой системы, передающее энергию по незримым путям. Внутри скрывалась сложнейшая оптика: линзы из закалённого стекла и отражатели, и множественные направляющие. Здесь не было никаких электрических проводов – только мистическая работа оптоволоконного гуру.

Сама система кабелей выглядела не менее впечатляюще. Их тонкие нити были спрятаны в стенах, в полу и даже в мебели. Каждый кабель представлял собой сверхпрочный проводник, выполненный из кварцевого стекла, которое практически полностью исключало потери при передаче.

Удивительным было то, как мастерски эти нити расходились по помещению. Они завершались в точках, скрытых за отражателями или линзами, которые мягко рассеивали свет. Некоторые кабели заканчивались миниатюрными диффузорами, превращающими свет в лучи, аккуратно подчёркивающие определённые зоны: кухонную стойку, рабочие поверхности, даже ящики, которые подсвечивались изнутри, как будто их освещала магия.

Система была полностью пассивной – никакой электроники, только выдрессированная до совершенства оптика. Поворотные разветвители позволяли управлять световым потоком, направляя его в разные зоны, а встроенные в различные линзы и отражатели, установленные в нужных местах, обеспечивали идеальное распределение света. Это была инженерная феерия, основанная на полной самоотдаче материала.

Свет был больше, чем просто утилитарной необходимостью. Это было искусство, оптический балет фотонов, который подчёркивал и углублял совершенство каждой детали этого уникального подземного бункера.

Посреди кухни за откидывающимся столом в таком же камуфляжном костюме сидел Горгон. Взгляд его был направлен словно куда-то за горизонт. Левой рукой он ел одуряюще вкусный суп, а правой постоянно водил в воздухе, словно выписывая магические знаки. На столе благоухали и другие чашки с супом.

– Добро пожаловать на «Глухарь», брат-солдат! – поприветствовал Марка старожил, не отвлекаясь от еды и странного священнодействия.

– Спасибо, что подлечил, в очередной раз нам с Оскаром жизни спас. Пожму руку сразу, как пальцы отрастут, – с улыбкой ответил ему Марк.

– Пустое, – добродушно отмахнулся бородач.

«А нехило у тебя отросла борода» – отметил про себя Марк, и, уловив его взгляд, Горгон заботливо пригладил её ладонью.

– Сколько мы уже здесь находимся?

– Изрядно по меркам Стикса. Пятый день. Ты вслед за Оскаром вырубился, ну а мне пришлось вас тащить до операционной, убирать гангрены. Чего время тянуть? Наркоз тут хороший: всегда есть кетамин, пропофол, барбитура – всё готово к таким вот инцидентам. Решил вас подержать без сознания, чтобы новая кожа наросла. Без неё вы бы только мучались несколько дней, а так хоть отоспались хорошенько. Крови, конечно, потеряли весьма немало, но да ничего. Капельница живчика любого доходягу в богатыря превратит. Гороха тоже не пожалел, так что не только вы, но и ваши дары должны были стать немного сильнее.

– Теперь понятно, почему сон был таким долгим... – задумчиво протянул Марк, – но я смотрю, не дружишь ты с врачебной этикой, вдруг я был бы против? – с надменной претензией произнёс перебинтованный мужчина.

– Этика мудрости не товарищ, – подмигивая, ответил старожил, всё ещё продолжая выписывать рукой непонятные жесты.

– Расскажи про этот «Глухарь», про то, почему здесь безопасно, про дальнейшие планы, про дары, и почему ты всё водишь рукой по воздуху? У меня сил сейчас больше, чем когда-либо с момента провала в этот мир, и я хочу всё знать, – заинтересованно глядя на бородача, произнёс Марк.

– Терпение, друг мой, терпение, – смиренно ответил Горгон, подвигая к Марку большую чашку с супом.

Живот заурчал, и Марк, вспомнив о диком голоде, решил приняться за еду.

За стуком ложки он не услышал, как приковылял и Оскар. Короткая стрижка шла ему гораздо больше предыдущей.

Горгон подвинул чашку и ему. Оскар, лишь кивнув мужчинам, принялся за дело. Супа была целая кастрюля – вкуснейшее, нажористое произведение кулинарного искусства. Горгон постарался на славу!

За первой порцией последовала вторая, потом третья, и так мужчины ели, покуда не показалось дно кастрюли. Но и тогда голод не уходил.

Горгон достал из духовки запеканку, которую съели также быстро и с наслаждением. После пили ароматный клубничный чай.

Как только всеобщий голод был удовлетворён и настало сытое блаженство, Горгон перестал водить рукой в воздухе, проморгался, сориентировав взор на сидящих перед ним людях, и начал свой рассказ.