Текст книги "S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I (СИ)"

Автор книги: Тимофей Перваков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

В служебном помещении не было света, но даже в темноте Оскар мог разглядеть свой силуэт в отражении разбитого стекла. Глаза воспалённые, губы потрескавшиеся.

Три дня.

Три дня в безумии.

В этом маленьком помещении.

Он приставлял пистолет к виску, проводил пальцем по спусковому крючку.

Но не доводил до конца.

Почему он позволил себе выжить, Оскар не сумел ответить бы и сейчас. Вероятно, он сделал это просто по привычке.

Оскар не знал, сколько времени просидел, уставившись в одну точку. Может, минуты, а может, часы. Мысли вязли, время тянулось бесконечно, пока что-то не вырвало его из оцепенения.

Рука.

Сильная, твёрдая, сжимающая плечо.

Он вздрогнул и резко поднял взгляд. Перед ним, склонившись в полутьме, стоял Горгон. Вторая его ладонь также крепко сжимала плечо Марка.

– Везучие вы мои, братья-солдаты! – прошептал старожил, улыбаясь в полной тишине.

Голос был глухим, но в нём звучало что-то тёплое, живое, несмотря на холодную, смертельную опасность, всё ещё окружающую их.

– Не робей, с вашим везением можно было бы и прогулочным шагом по Стиксу идти! Незачем было и по тоннелям плестись! – После чего тихо рассмеялся.

Прежде чем Оскар или Марк успели хоть что-то сказать, Горгон рывком прижал их к себе, сдавив до хруста в медвежьих объятиях. Его руки, грубые и сильные, хлопнули обоих по спинам, будто прогоняя оцепенение.

А затем, уже без шутливого тона, прошептал:

– Добре, сынки... гарно зробили.

Глава 35

Ina ḫuštim ḫarrānūtu epēšu

Kaššāpu ūmīnu ḫarrānūtu šumšu

На десятом поприще стал выход близок,

Но, как десять поприщ, поприще это.

Эпос о Гильгамеше – Таблица IX

Из-за плеча старожила выглянул грызун и тут же перебежал по руке к Оскару, начав тереться мордочкой о его лицо, отчего парень явно стал успокаиваться.

Сидеть в яме диаметром едва ли в полтора метра предстояло ещё довольно неопределённое время, поэтому все, как смогли, уселись, откинувшись на неровные стены. Много говорить не стали. Горгон вкратце объяснил план дальнейших действий, но приступать к нему, пока снаружи шарятся мутанты, было нельзя, поэтому было решено устроить привал прямо там. Организовали быстрый перекус, после чего каждый занялся своим делом: Оскар играл со своим питомцем, учил грызуна командам, Горгон делал пометки на видимой ему одному карте, а Марк, отряхивая с лица уже подсохшую плёнку биогеля, прислушивался к звукам наверху. Отдалённое, негромкое урчание и хлюпающее топанье – заражённые перебирались по остаткам свинарника, рыская в поисках добычи.

Он нахмурился, глядя в темноту, и, едва отдышавшись, активировал интерфейс нейросети.

– Эйка, – прошептал он, – что это было? Что ты думаешь о... нём?

Ответ ИИ пришёл через долю секунды, ровным, но почти сочувствующим голосом:

– Зафиксированное вами существо относится к категории Элитников высшего порядка. Предположительно – Колосс, класс A+. Рост – порядка 8 метров в холке, вес – от 13 до 15 тонн с учётом кератиновых пластин.

– Судя по изношенности биоброни и характеру многослойной травматической реконструкции, особь – ветеран боевых столкновений, проживший в Стиксе не менее шестидесяти трёх циклов тканевой регенерации. Это эквивалентно приблизительно 15—20 человеческим годам, – отозвалась Эйка с тем же спокойствием, будто сообщала температуру воздуха.

Марк нахмурился:

– Откуда ты это знаешь?

– У заражённых высшего порядка наблюдается фазовая смена структуры биоброни каждые 3–5 месяцев, в зависимости от уровня мутагенной активности, питания и степени повреждений. При этом происходит частичное отшелушивание внешнего панциря и наращивание новых сегментов поверх старых – своего рода мутагенез – кератиновый аналог годичных колец у деревьев. Эйка продолжала:

– При анализе захваченного сегмента биоброни я смогла определить:

Количество композитных слоёв, где каждый слой отражает очередной цикл адаптации организма к повреждениям.

Градиент минерализации: старые слои обладают пониженной плотностью и высоким содержанием органических остатков, в то время как свежие – более плотные, с выраженными зонами кальцита и фосфата.

Микротрещины и очаги реминерализации указывают на прежние повреждения и регенеративные процессы. Броня ветеранов демонстрирует так называемый «каркас усталостной перестройки» – аналог костной мозоли у человека, но с куда более агрессивной морфогенезной активностью.

Наконец, наличие инородных включений, таких как фрагменты арматуры, обломки асфальта или даже органика жертв, указывает на длительное пребывание особи в агрессивной среде и множественные боевые эпизоды.

– Иными словами, – подвела нейро-компаньонка, – каждый миллиметр брони – это архив его жизни. А в случае с этим Колоссом архив был, мягко говоря, обширен.

Марк на мгновение замолчал, пытаясь осмыслить услышанное, и затем спросил:

– Эйка… а какие вообще бывают типы высших заражённых? Ты можешь объяснить их классификацию?

– Разумеется, – отозвалась нейросеть. – Высшие заражённые подразделяются по морфофизиологическим признакам на два доминирующих эволюционных направления: «Колосс» и «Гончая».

– Колоссы – это массивные особи, преимущественно бипедальные или обладающие ярко выраженной передне-задней диспропорцией с доминирующим передним поясом конечностей. Их передние конечности – основное орудие воздействия с окружающей средой: гипертрофированные, с гиперплазией мышечных волокон и крайне развитым плечевым поясом, они служат как для передвижения, так и для захвата, разрыва, пробития и манипуляций с объектами. По сути, эти конечности – биомеханические гидравлические прессы, обладающие невероятной силой и захватом.

Задние конечности у Колоссов укорочены, но обладают специализированной структурой сухожилий и костных сочленений, позволяющей им мгновенно сорваться с места и совершить сокрушительный стартовый прыжок. Однако они уступают второму типу в манёвренности: узкий радиус поворота, инерционность и сложность координации делают их менее эффективными в тесных пространствах. Центр тяжести у них смещён вперёд, ближе к грудной клетке, что дополнительно усиливает их «таранную» стратегию лобового наступления. Однако эти слова не должны тебя обманывать, так как сравнение применимо лишь с элитниками второго типа. В сравнении с иммунными и другими заражёнными колоссы всё равно невообразимо быстры.

Скелет сохраняет сходство с гориллоидными структурами: массивные лопатки, расширенная грудина, укороченные бедренные кости. Биоброня состоит из остеокератиновых пластин. Колоссы выдерживают экстремальные механические и термические нагрузки, что делает их живыми штурмовыми платформами.

– Гончие, напротив, представляют собой элитников с равномерно развитыми четырьмя конечностями. Их передние и задние лапы практически симметричны по массе, длине и функциональности, что обеспечивает совершенный баланс между скоростью, устойчивостью и управлением движением. Они, как правило, уступают Колоссам в стартовой мощности и грубой силе, но превосходят их в манёвренности, реакции и адаптивности к сложному рельефу.

Их конечности имеют вытянутые локтевые и берцовые кости с суставами обратного изгиба, что увеличивает амплитуду движения и позволяет использовать задние лапы не только для опоры, но и для точных захватов или ударов – особенно в прыжке или при карабканье. Они могут перемещаться с равной эффективностью как в горизонтальной, так и вертикальной плоскости.

Гончие не лишены тяжёлой экзоброни, но зачастую она обладает высокой эластичностью, плотностью и подвижностью, что делает её устойчивой к порезам и укусам, но менее устойчивой к запреградному урону и проникающим эффектам. Они идеальны для охоты, преследования и разведки. Было зафиксировано, что некоторые особи способны развивать скорость до двухсот км/ч без использования даров и двигаться даже по отвесным поверхностям с уклоном до девяноста градусов.

– Развитие заражённых по тому или иному пути, – продолжила Эйка, – определяется множеством факторов: от физиологии исходного носителя и степени мутагенной нагрузки до особенностей окружающей среды и морфологической специфики самого паразита. Это не шаблонный процесс, не жёсткая формула, а скорее – биомеханическая эволюционная импровизация, направленная на достижение максимальной эффективности выживания.

Но, естественно, нужно понимать, что сама типизация высших заражённых как «Колоссов» и «Гончих» появилась не потому, что существуют лишь два возможных пути их развития. Это всего лишь репрезентативные формы, прошедшие своего рода естественный отбор. Тут работает Эффект чёрной статистики: из всего многообразия возникающих морфотипов лишь единицы демонстрируют достаточную устойчивость, доминирующее поведение и боевую жизнеспособность, чтобы оставаться в Стиксе дольше нескольких дней или недель после перехода на высшую стадию.

Иные формы – зачастую куда более экзотические, асимметричные и даже на первый взгляд перспективные – попросту не выдерживают конкуренции. Некоторые слишком энергоёмкие, другие – нестабильны в когнитивной сфере, теряют управление над телом или страдают от деструктивных мутаций. Паразит не стремится создать совершенное существо – он просто пытается оптимизировать выживание в рамках доступной биомассы. Гибридные формы, обратные метаморфозы, паразитические синергии – всё это встречается, но крайне редко приводит к стабильно воспроизводимым морфотипам.

– В итоге, – продолжила Эйка, – мы наблюдаем преимущественное доминирование двух так называемых стабильных морфоэволюционных векторов:

«Колосс» – он же макросоматический тип – развивается у организмов с высоким мышечным потенциалом или при наличии факторов, стимулирующих гипертрофию: чаще всего – у крупных руберов с большим доступом к пищевым ресурсам. Это путь грубой силы, лобового давления, усиленного остеогенеза и кожной минерализации.

«Гончая» – он же квадропедальный тип – характерен для носителей с более развитой координацией, быстрым обменом веществ, выраженной невромускульной связью и сенсорной пластичностью. Здесь ставка делается не на силу, а на подвижность, реакцию и пространственное доминирование. Замечено, что чаще развиваются из руберов меньшего размера и при дефиците пищи.

– Эти два пути оказались наиболее адаптивными к условиям Стикса. Поэтому мы и говорим о двух типах – не потому, что других нет, а потому что остальные, как правило, не выживают. Или не могут достигнуть, стабилизироваться. Это не классификация, а эпитафия для всех, кто не стал Колоссом или Гончей.

Эйка на миг замолчала, словно давая переварить услышанное, а потом добавила:

– Есть, конечно, и атипичные особи. Так называемые «арбитральные элитники». Мы о них ещё поговорим. Но поверь, если ты встретил Колосса или Гончую – это значит, что ты столкнулся не с уродством мутации, а с её триумфом.

Марк в изумлении молчал, уставившись в пространство. Страх, едва схлынувший с лица, снова заполз в сердце – теперь подкреплённый знанием. Он не знал, что хуже: столкнуться с этим чудовищем… или осознать, сколько ещё их может быть.

В этот момент Горгон закончил наносить на интерактивную карту все необходимые пометки и шёпотом обратился к сидящем во тьме мужчинам.

Итак, друзья, наш лучший путь – докопаться до «аксона» в восьми метрах от нас – там нас встретит глухой подвал многоэтажки, – тихо произнёс Горгон – это просто каменный мешок без окон, без сигнальных систем и хорошей звуконепроницаемостью.

Он повернулся к мужчинам, их глаза внимательно слушали его речь:

– А дальше мы сами будем создавать себе путь. Буду прокладывать нам дорогу от одного подвала к другому. Жилой сектор старой застройки – идеальное место. Все дома стоят как клетки в сотах, вплотную друг к другу. Системы подвалов почти касаются. Местами разделены только несущими стенами и старыми опорами. Главное – не шуметь. И держаться рядом.

Эйка добавила:

– Вероятность встречи с заражёнными в этих слоях – минимальна. Нижние этажи не представляют интереса для патрулирующих особей. Температура ниже нормы, влажность нестабильна, и запахи будут сокрыты. Стратегия оправдана.

– А по времени? – спросил Марк.

Горгон пожал плечами:

– Медленно. Пару часов на каждый переход. Но в любом случае более безопасного варианта у нас нет.

Марк решил сам оглядеть окрестности и молча зафиксировал взгляд на интерфейсе с интерактивной картой – приглушённая сине-серая, мерцающая во тьме перед ним одним голограмма. Он прищурился, всматриваясь в полупрозрачные обозначения.

Он вгляделся в протяжённую область в пятидесяти метрах к северо-востоку, помеченную зелёным цветом – канализационный тоннель. Под ним значилась приписка: «металлическая герметичная магистраль. Вскрытие без спецоборудования невозможно.»

Марк вздохнул.

– Без гидроинструмента или подходящего дара туда не попасть, – подтвердила Эйка слова приписки путеводов.

Он повёл взглядом назад, по маршруту, которым они сюда пришли.

– Можно было бы попробовать вернуться, но… – он помедлил, – с тем, что творилось у свинарника, – возвращаться туда – самоубийство.

Эйка подтвердила:

– Согласно моим расчётам, область резни активировала минимум шестнадцать кластеров по соседству. Вероятность миграции заражённых в радиусе до шести кластеров – критически высокая. Медляки с дальнего периметра, даже без прямой наводки, будут двигаться по феромонному следу более быстрых сородичей и остаточных белковых испарений ещё четыре-пять суток.

– Значит, шахты отпадают, – буркнул Марк.

Она замолчала на мгновение и добавила, почти машинально:

– Вариант Горгона самый перспективный.

Горгон, наблюдавший за их обменом реплик, пожал плечами и выпрямился:

– Я уже рассматривал альтернативы, но ничего лучше подвалов тоже придумать не смог.

Марк вздохнул, осмотрел потолок низкого коридора и кивнул.

Горгон, не говоря больше ни слова, прислонил ладонь к стене, и первый проход начал вырисовываться прямо в камне.

Мужчины стали привычно выгребать биогель. Это было рутинное занятие, требующее не столько сил, сколько терпения. Стены вокруг них оставались непроницаемо молчаливыми, как и сама окружающая пустота. Каждый раз, когда они завершали выгрузку и ждали перезарядку дара Горгона, то получали время на отдых – столь необходимый, чтобы сохранять ясность ума и силы тела в этих бесконечных скитаниях под землёй.

«Как же давно я не видел белого света...» – пронеслась мысль в голове Марка, и он осознал, что в действительности не так уж и давно. Вот как раз, когда Колосс пробил каменный мешок своей лапой, на лицо Марка лишь на секунду упал тонкий лучик солнца.

Через пять часов, когда очередная перезарядка завершилась, они, наконец, достигли подвального помещения. Оно было, как и все предыдущие – низкий, угрюмый потолок, кирпичные стены и бледный свет, едва проникающий через узкие окна, затянутые мраком. Запах сухости и пыли наполнял воздух. Отдавались тихим эхом шаги трёх пар ног. Атмосфера была угнетающей, словно с момента постройки дома здесь никогда не было людей, а, впрочем, скорей всего так это и было.

Они продолжили двигаться, обходя каждый угол, проверяя каждое помещение. Примерно через полсотни метров пути они снова упёрлись в бетонную преграду. Горгон, привычно ощупывая поверхность, нашёл нужное место и снова применил дар. В следующий момент перед ними открылся второй подвал.

Здесь было так же пусто и тихо, как и в предыдущем. Заражённых видно не было. Таким образом, они двигались от подвала к подвалу в течение целых суток и, в конце концов, остановились на привал.

Впервые с момента в шахтах разбили небольшой лагерь.

Когда все уселись, потягивая живчик, Горгон немного помолчал. В его глазах была задумчивость, но и строгая решимость.

– Близится момент нашего выхода из лабиринта Приграничья, – сказал он, глядя на каждого из них. – Дальше безопасный и тепличный маршрут закончится. Мы будем должны выйти на поверхность. Этот подвал, скорее всего, послужит нам последним привалом на долгое время последующего бегства. Отсюда путь будет проходить по недостроенной трубе метрополитена, и выход из неё ведёт уже на поверхность. И там не будет возможности спрятаться и найти укрытие, как сейчас.

Он сделал паузу, а затем добавил:

– Эйка не сможет подсказать, будет ли дальше безопасно, или мы влетим в стаю заражённых. Мы будем сами по себе. Только наши силы, наша выдержка и наша удача.

Горгон обвёл взглядом группу, после чего продолжил:

– Поэтому готовьтесь, друзья. Ешьте до отвала, сколько сможете. Завтрашний поход станет для нас ключевой точкой, которая определит наше будущее. Не знаю, что нас ждёт, но отступать нам некуда. Дальше путь идёт только вперёд.

Глава 36

Ellil iqbi: “Lūtu Enkīdu mūtim,

Ul Giligāmeš mūtim līmut!"

Эллиль промолвил: "Пусть умрёт Энкиду,

Но Гильгамеш умереть не должен!"

Эпос о Гильгамеше – Таблица VII

C самого начала пути Марк чувствовал, что что-то пошло не так. Нет, не выбор маршрута или тактики передвижения настораживал его. Неуловимое чувство беспокойства поселилось внутри сердце. Грызун то и дело тоже проявлял признаки нервозности, и шёрстка на его спине то и дело топорщилась. Горгон тоже заметил признаки беспокойства, но прямо сейчас поделать с этим ничего не мог. Даром предвиденья он не обладал, и сказать наверняка, связано ли предчувствие опасности спутников с реальной угрозой, или это закономерная реакция на скорый выход из подземелья, было трудно.

Выйдя через проделанный в стене ход, мужчины быстро осмотрелись. Тоннель окаменелым червём тянулся в обе стороны на сотни метров. Местами его стены были полностью залиты в гладкий серый бетон с кольцевым армированием, опирающийся на тяжёлые железобетонные тюбинги с компенсаторами осадочных нагрузок. Но подавляющая часть прохода находилась в стадии незавершённой укладки: несформированная облицовка зияла пустотами, где сквозь контур главного тоннеля обнажалась ржавая сетка арматуры – скелет несущей обоймы, местами уже искривлённый из-за просадок породы. В некоторых секциях виднелись ригели монтажных опалубок, а в других – фрагменты временного крепления: распорные клинья, швеллерные стойки и сварные контурные обручи.

Под ногами рассыпались остатки строительного мусора: мешки с цементно-песчаной смесью, затвердевшие и покрытые белёсым налётом гидратации в связи с отсутствием надлежащей вытяжки, куски напорных шлангов, извивающихся по земле, как обрубленные змеи, брошенные каски, обломки кабельных лотков. На некоторых участках встречались уже частично смонтированные инженерные трассы – кабель-каналы, крепящиеся к своду на перфорированных стальных консолях. Торчащие из стен пластиковые дюбели и элементы анкерного крепления под потолком создавали впечатление спешно брошенной работы.

Тоннель был проложен с перспективой на электрификацию, о чём говорили проходящие вдоль пути монтажные короба и оставленные катушки с проводами, раскатанные по всей длине. Местами встречались разобранные сегменты ходовых путей – только установленные бетонные шпалы, ещё не получившие своих стальных рельсов, а где-то – уже уложенные, но не выровненные и не закреплённые анкерами на ложе из щебня, образуя сплошную череду препятствий.

С потолка свисали незаделанные воздуховоды и кабельные жгуты – крупные витки термостойкой изоляции, похожие на инопланетные щупальца. Слева – череда технических ниш, предназначенных под шкафы распределительных станций и насосных модулей. Тут и там стояли аварийные прожекторы на телескопических штативах – давно обесточенные, но всё ещё направленные в пустоту, как бессмысленные реликты строительного оптимизма.

Где-то в отдалении капала вода, по звуку – в провал глиняной породы за неутрамбованным сегментом обратной засыпки. И всё же, несмотря на видимое отсутствие угрозы, тревога не отпускала.

Мужчины продвигались медленно, почти беззвучно, словно тени. Каждый шаг тщательно выверен, каждый переход с ноги на ногу – предельно аккуратен. Горгон шёл первым, выбирая маршрут среди строительного рельефа: обходил провалившиеся опалубки, пересекал пролёты между временными опорами, указывал на места, где лучше перешагнуть, а где – проползти. Марк и Оскар двигались след в след, не допуская ни скрежета, ни щелчка подошвы по рассыпанным остаткам арматуры. Тишина была такой плотной, что, казалось, сама вместе с путниками задерживала дыхание.

На конце тоннеля мерцал крошечная бусина света, обозначавшая выход. До него оставалось не менее трёх сотен метров, но он уже маячил как символ освобождения.

И вдруг – глухой хруст, шорох брезента, и следом раздался раздирающий уши клёкот. Один – отрывистый, рваный, словно выдох, будто вырывающийся сквозь распоротое горло. Он ударил по воздуху и, отразившись от стен, начал жить собственной жизнью, множась и рассыпаясь эхом в обе стороны. Но затем его подхватили другие. Клёкот передавался с акустической точностью, по единой схеме, резонируя по тоннелю, создавая звуковую волну, от которой заложило уши.

Горгон замер. Его зрачки расширились, и дыхание прервалось. Предположение, возникшее в умудрённой опытом голове, тут же переросло в уверенность. Это был не просто зов на охоту, не возбуждённый лай одиночек. Это была передача. Координированное предупреждение, когда заражённые не просто откликаются, а доводят информацию в оба конца. Слишком отчётливо, слишком организованно. Он знал о подобном, хотя сам никогда не слышал.

– Передача… – прошептал он одними губами.

Следом последовал новый звук – далёкое взрыкивание, которым обладали уже более развитые заражённые. Воздух стал вибрировать, стены дрожать, и невозможно было определить, сколько именно заражённых разом активизировались в тоннеле. Но ясно одно – их было не меньше двух десятков.

Света не было, и это – единственное, что давало людям хоть какое-то преимущество. Заражённые видели в темноте лучше, чем человек, но неабсолютно – без минимального светового шума они теряли часть пространственной ориентации. А люди видели мир с помощью линз и Эйки.

Марк оглянулся – их прежний вход в тоннель, всего несколько минут назад казавшийся безопасным, теперь наполнялся всполохами и урчанием. Путь назад отрезан. Оставалось двигаться только вперёд. И времени почти не осталось.

Белая бусина света вдалеке – тот самый спасительный выход в конце тоннеля – внезапно дрогнул. Её ровное свечение стало пульсировать с тревожной ритмикой, словно сердце человека, умирающего от инфаркта. Свет то гас, то вспыхивал, рвался, захлёбывался в себе. Не требовалось объяснений – в проём, один за другим, уже врывались заражённые. Их силуэты раз за разом бегущие внутрь колебали перспективу остаться в живых.

Мужчины поняли это одновременно.

Горгон, стиснув рукояти клювов, резко мотнул головой. Он не произнёс ни слова – лишь рванул вперёд с хищной решимостью. Марк и Оскар устремились следом, разгоняясь со всей скоростью, на которую были способны в замкнутом пространстве, забитом ржавыми откосами, свисающими проводами и кучками бетона. Их шаги слились в ритмичный дробный топот, усиленный акустикой тоннеля.

Позади уже слышались слаженные удары когтей и обшаркивающих конечностей – заражённые сползались со всех концов тоннеля, будто вода под уклон. Впереди оставался единственный шанс: прорваться насквозь, прежде чем вход окончательно захлопнется телами и клыками.

Горгон ещё не мог выбивать из строя самых ретивых тварей, расстояние между ними было пока слишком велико.

Тем временем Эйка, анализируя окружающую обстановку, выводила Марку и Оскару маршрут – линию движения, рассчитанную с точностью до миллиметра. Тоннель, хоть и казался беспорядочным, на деле был решёткой паттернов: там, где арматурные стержни создавали ловушки, где своды давали акустическое преимущество, где остатки пластика могли зацепиться за ногу Эйка заранее предупреждала о том, куда лучше всего двигаться каждому из них.

На их линзах вспыхивали стрелки, прорисованные контуры теней, замедленные траектории движения противника, словно сама Эйка стала невидимым командиром, ведя их сквозь хаос.

– Быстрее, иначе не успеем – прохрипел Горгон, больше себе, чем остальным.

И они побежали быстрее, чем когда-либо прежде.

Первыми людей достигли несколько бегунов.

Они неслись, протягивая к людям свои руки с утолщёнными ногтями, порой спотыкаясь, падая, но не теряя плотоядного настроя, а, напротив, ещё больше возбуждаясь от запаха собственной крови. Но Горгон, как и в поезде, был остриём – наступающего на заражённых человеческого «копья». Он врезался в первых мутантов с нечеловеческой скоростью и мощью, не давая им срезать даже за волос его бороды. Он разил набегающих тварей короткими и точными ударами, подсекая суставы, ломая кости под коленями, выворачивая позвоночные дуги резкими скрутами клювов. Хруст сопровождал каждое его движение. Не убивал – но сбивал с ног, замедлял, превращал нападающих в затор, через который вынуждены будут перешагивать те, кто мчится сзади.

Это и было нужно – создавать заторы из тел в «узких горлышках» их пути.

Марк и Оскар шли за ним, выступая как заточенные кромки. Быстрые, почти незаметные в тенях, они добивали тех, кто подползал, кого лишь задело краем удара Горгона. Один метил в глаза, другой – в основание шеи, в споровые мешки. Порой достаточно было одного точного удара, чтобы обездвижить заражённого навсегда. По возможности они опрокидывали за собой всё, что было возможно опрокинуть, чиня препятствия и формируя временные баррикады, замедлявшие движение наиболее ретивых тварей. Также двойка не забывала про арбалеты, расстреливая по бегущим сзади бегунам оставшиеся магазины.

Поток не утихал. Казалось, твари не замечали павших сородичей, продирались вперёд, переламывая их, наступая на искалеченные тела. Лишь медляки сбивались, опускаясь к тем, кто валялся не в силах продолжать свой путь. Они рычали, рвали зубами заживо, с увлечением пожирая собратьев, стоявших ещё секунду назад на ступень выше их на пути развития.

Но бегуны были умнее – шли только на людей. Только на тепло, на ритм сердец. На людей.

И каждая секунда в таком темпе ощущалась целым веком.

За бегунами в тоннель ворвались лотерейщики.

Это нарушало обычную картину поведения заражённых. Обычно такие особи, массивные и быстрые, первыми добирались до цели – проталкиваясь сквозь толпу слабых и не координирующих движение собратьев. Но сейчас они вошли только тогда, когда волна бегунов иссякала, а передовая уже была усеяна телами. Значит, ими кто-то управлял. Кто-то, кто держал всю стаю под контролем.

Горгон понял это мгновенно.

Если это элитник – значит ситуация ужасна. Если заражёнными командует иммунный, с даром управления стаей… то это лишь иной оттенок катастрофы. И в данный момент он даже не знал, что хуже.

Но гадать об этом не было смысла.

Горгон всадил дар в ближайшего лотерейщика. Направление было точным – прямо в область спорового мешка, защищённого рёберным щитом и плотной биобронёй. Но дар применялся на конкретную область, а умозрительный прицел старожила был отлажен с точностью атомных часов: волокна окаменели, мгновенно разорвав связь паразита с телом носителя.

Тварь замерла и ударилась мордой о пол, бездушной марионеткой. Массивное тело сложилось с глухим шлепком. Летящие следом заражённые не успели затормозить – и первый из них, стучащий пятками топтун, запнулся о тушу и рухнул, не удержав равновесия, но сразу же вскочил на лапы, практически не потеряв в скорости.

Однако этой заминки вполне хватило, чтобы превратить в музейную окаменелость паразитический мешок трёхсот килограммового мутанта. Разряд, как и в прошлый раз, вызвал каскадное мышечное смыкание: заражённый затрясся в судороге, как будто кто-то сжал его изнутри и не отпускал. Он рухнул рядом с первым, и сверху на них навалилось ещё двое бегунов, не сумевших среагировать на изменение рельефа из подающих тел.

Дар Горгона работал с устрашающей надёжностью. Каждое применение – гарантированная ликвидация. Но каждый выброс оставлял его чуть более истощённым. Жар пробегал по позвоночнику, сердце вздрагивало от перегрузки, а зрение временами затягивалось поволокой. Он знал, что через несколько применений наступит предел – и тогда... Думать, что будет после этого, не хотелось.

Оскар в это время шёл рядом, след в след, и держал свой арбалет так, будто это был продолжением его руки. В любой момент он был готов пустить болт в ближайшее горло или глазную впадину, и Марк чувствовал это плечом – плотность взаимодействия в их троице была почти телесной. Ни шагу врозь, ни лишнего движения. Оскар знал: стоит допустить прорыв на короткую дистанцию, и арбалет ему уже не поможет. Поэтому он держал свой дар наготове, чувствуя, что сумеет сдержать любую угрозу и подарить отряду драгоценные секунды, но в глубине души надеялся, что дар ему не пригодится.

Они шли словно стрелки часов, выживая в гармоническом такте сработанности их отряда.

Марк уже слышал, как Горгон дышал – тяжелее чем обычно, но также ровно. Он всё ещё бил, всё ещё крушил тварей.

До выхода оставалось чуть больше десяти метров.

И старожил с горечью ощутил: ещё немного – и он будет выжат досуха. Энергии в резерве почти не осталось.

Горгон резко обернулся на бегу, поднял руку и коротко бросил:

– Спек.

Никаких объяснений не требовалось. Все трое знали: это был зов к мобилизации – мгновенной, полной, – мерой последнего шанса. Сигнал, что за этим мясом в тоннеле, за всей этой канонадой рвущихся криков и клёкота, скрывается настоящая опасность. Эйка уже подтвердила: она зафиксировала несколько массивных контуров – по форме и структуре это были явно не бегуны. Крупные заражённые, затаившиеся за искорёженной бетонной кромкой тоннельного устья, между обломков деревьев и руин заброшенной станции, которых ей удалось разглядеть.

– Топтун, два лотерейщика, и... – прошептала Эйка, но договорить она не успела – мужчины уже действовали.

Одним движением они извлекли из нагрудных карманов индивидуальные инжекторы. Тонкий корпус шприца мягко вошёл под кожу, щелчок – и два кубика янтарной жижи врываются в кровоток, расползаясь горячей, золотистой сетью. Мир на мгновение застыл, затих – и вспыхнул заново.

Марк ощущал, как реальность раскрывается букетами под давлением ясности. Звук, свет, запахи – всё складывалось в единый оркестр. Он мог бы различить по оттенку вибрации каждого заражённого в тоннеле. Он знал, что внимание – валюта в этом состоянии. И вкладывать её можно только в одно: выжить.

На тренировках Горгон учил их: «Спек не усиливает – он освобождает. Превращает тебя в микроскоп, направленный одновременно на весь окружающий мир. Но если ты не знаешь, что с этим делать – ты так и останешься стоять, наслаждаясь бесконечной невыразимостью скрытых деталей. Сложнейшее дело, находясь под спеком – направить всего себя на конкретную цель».