Текст книги "Лорд Лондона (ЛП)"
Автор книги: Тилли Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Ронни убедилась, что Ческа смотрит прямо на нее, когда сказала:
– Найтсбридж.
– Но… что? – прошептала Ческа.
– Меня держали в клетке, в подвале в Найтсбридже. Меня насиловала и била пара, у которой был пунктик на боль. Долгие годы я служила им, давала все, что они хотели от меня. Пока они не уехали по делам, а человек, наблюдавший за их домом, не получил сердечный приступ и не умер у меня на глазах.
– Ты сбежала, – сказала Ческа с гордостью за Ронни в голосе.
Ронни кивнула.
– Я была из Ист-Энда. И знала только одну семью, которая могла мне помочь. Знала только одну группу людей, которые могли бы защитить меня и, возможно, помочь мне привлечь моих похитителей к ответственности. – Ронни ухмыльнулась и посмотрела прямо на меня. Я вспомнил тот день, когда она появилась на пороге нашего дома, вся в синяках, но сказала, что сделает для нас все, что угодно, если мы ей поможем. – Я знала, что полиция мне не поможет. – Она улыбнулась еще шире. – Итак, я попала к хорошим ребятам.
– Хорошим ребятам, – эхом отозвалась Ческа и встретилась со мной взглядом. Взгляд, который она бросила в мою сторону, заставил мои гребаные легкие гореть. Она знала. Моя девчонка понимала это, потому что сделала то же самое.
– И они помогли мне. Помогли найти эту парочку и позволили отомстить.
– Эта пара… они не сказали тебе, кто продал тебя им? Что за организация?
– Там все под прикрытием, – сказала Вера. – Чертов лабиринт прикрытий. Хорошо продуманные обманные маневры.
– Мой отец взял ее на работу в одно из наших предприятий, – сказал я, и краска медленно вернулась к лицу Ронни. – Подняв архивы о ней, мы узнали, что в детстве она была хакером. После этого отец Веры взял ее под свое крыло.
– Она сразу же привлекла мое внимание. – Вера поцеловала подругу в губы. – Тогда я ее и покорила.
Ческа тяжело вздохнула.
– Это то, что они сделали бы со мной? – спросила она, осознав реальность и серьезность своего положения. – То же, что и с этими девушками, если бы я не нашла тебя в твоем клубе... – Она повернулась ко мне, и выражение ее лица, этот гребаный взгляд вывернул мою душу наизнанку, снова превращая трещину в груди в гребаный каньон. – Хороших ребят, – сказала она, используя слова Ронни. Она придвинулась ближе и прижалась ко мне так, как будто могла объединить нас в одного гребаного человека.
– Они застрелили моего отца и Хьюго так же, как застрелили твоих родителей, – сказала Ческа Ронни. Потом прижала руку к моей щеке. – Но ты спас меня, Артур. Ты спас меня от этой ужасной жизни. Спас меня от того, что Ронни пришлось терпеть так много лет. – Ческа взяла Ронни за руку. – Ты мой герой.
Ронни поцеловала руку Чески, а затем откинулась на спинку сиденья. Ронни встретилась со мной взглядом.
– Они наращивают обороты, – устало сказала она, имея в виду торговцев. Ронни бросила быстрый взгляд на Ческу, а я так крепко обнял свою женщину, что, казалось, она не сможет дышать. Им нужна была Ческа.
Они знали, что она со мной.
Я не знал откуда, но они, черт возьми, знали, что она со мной.
Вера и Ронни, должно быть, подумали то же самое, потому что на их лицах застыло грозное выражение. Им нравилась Ческа. Черт, они любили ее, и не только потому, что она была моей.
Они ее не получат. Я поклялся себе, что они никогда не получат ее.
Ческа не отходила от меня, когда мы подъехали к церкви. Я не отпускал ее, пока мы не вошли внутрь и не сели в гостиной. Один за другим члены моей семьи возвращались домой вместе со своими сумками. Мы все останемся здесь до тех пор, пока ублюдки, которые связались с нами, не будут пойманы.
Никто не произнес ни слова, пока мы сидели в комнате. Ческа сидела у меня на коленях. Я смотрел на ножи в ее руках, пока она изучала подарок Ронни. Ее пальцы гладили сталь и замысловатые узоры на рукоятках.
– У меня еще есть ножны для тебя, – сказала Вера, кивая на клинки в руках Чески.
– Ножны? – спросила Ческа.
– Чтобы прятать их, – Вера показала на рукава и низ брюк. – Они лежат ровно, так что никто не узнает, что они у тебя. Это даст тебе время спланировать побег.
Ческа кивнула, но ее глаза расширились. Потом я увидел, как что-то промелькнуло на ее лице. Что-то, чего я никогда не видел в ней раньше – чертова тень, вспышки тьмы.
Тьмы, которая соответствовала моей собственной.
Телефон зазвенел у меня в кармане. Я вытащил его, ожидая увидеть сообщение от Майки о том, что полиция подкуплена и док чист. Вместо него было сообщение, отправленное с зашифрованного номера.
Я открыл его, пока Эрик и Чарли рассказывали о том, что Майки уже нашел, а остальные слушали. Ческа была занята тем, что снова и снова вертела в руках свои клинки, а я сосредоточился на присланном видео.
Видео было темным, а качество зернистым. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, на что я смотрю. Но когда камера развернулась, и я увидел знакомую крышу и ухоженный сад с деревянным забором, все понял.
Я напрягся, каждая клетка в моем теле была готова взорваться. Ческа резко повернула ко мне голову, очевидно, почувствовав, что во мне что-то изменилось. Мое дыхание стало быстрым и тяжелым, когда я смотрел, как какой-то ублюдок во всем черном идет к дому, который хранил все хорошие детские воспоминания, которые у меня когда-либо были. И я смотрел, как эта мразь кружит вокруг дома и поливает бензином стены.
И я, черт возьми, смотрел, как вышла моя мама, проверяя какой-то шум, который она услышала. Я не пошевелил ни единым гребаным мускулом, наблюдая, как ублюдок бросился на нее из своего укрытия и затолкал обратно в дом. Запер внутри, забаррикадировав дверь металлическим засовом. Мама стучала по стеклу в двери. Затем она подбежала к окну гостиной как раз в тот момент, когда пламя вспыхнуло, поймав ее в ловушку внутри.
– Малыш? – сказала Ческа ласковым голосом, но все, что я слышал – это белый шум в голове, когда на видео наш дом начинал гореть. Я видел, как мама отбегает от окна, когда жар становится невыносимым. Видел ее чертовски испуганное лицо, когда она попятилась, а пламя поглощало дом, будто челюсти самого ада.
Камера выключилась, и комната погрузилась в тишину. Но голоса мамы и Перл все еще звучали у меня в голове. Крича о помощи, которая так и не пришла. Когда горел дом, а моя младшая сестра, которая, наверное, была в постели, нашла маму в густом черном дыму и крепко обнимала ее, пока все вокруг рушилось в огне. Как жизнь покидала их.
Это был не несчастный случай.
Поджог.
Это был чертов поджог.
Их убили. Мама… Перл... они были убиты. Я даже не почувствовал, как столкнул Ческу с колен. Я ни о чем не думал, когда отдался ярости и начал крушить комнату. Бутылки из бара разбивались, когда я опрокидывал столы и стулья. И все, что находил вокруг.
Их убили. Мою маму... мою сестру… Какой-то ублюдок...
Я поискал свой телефон и нашел его на полу. Промотав видео, я увидел...
Я снова выронил чертов телефон, когда увидел его. Когда ублюдок, держащий камеру, стал отключать видео… Этот круг. Этот ублюдочный круг со странной, как дерьмо, V-образной фигурой посередине. Клеймо.
Меня трясло. Трясло от чистой ярости, поглощающей меня, топящей меня в огне. От гребаной трещины, которую Ческа пробила во мне, когда ворвалась в дверь клуба. Трещины, которая позволила чувствам просочиться в мою кровь и отравить меня эмоциями, слишком многими гребаными эмоциями, которые я не должен был чувствовать. Которые никогда не хотел чувствовать.
– Малыш, пожалуйста, ты меня пугаешь, – голос Чески прорвался через шум в моей голове. Через гребаные крики, стук сердца, звуки крови, несущейся по венам с бешеной скоростью… Но я мог слышать ее, Ческу… Ческа… Ческа…
Я запрокинул голову и заорал, черт возьми, пытаясь избавиться от этой тяжести, этих чертовых слез в моей крови, которые высасывали из меня жизнь. Мне нужно было все это выяснить. Мне нужно было избавиться от этих эмоций и чувств, чтобы, черт возьми, я мог убрать этих ублюдков. Чтобы мог делать свою чертову работу, а не быть поглощенным болью, чувством вины и ощущениями, будто душа разрывается на куски.
Руки на моем лице вернули меня в настоящее, в комнату, в которой все было разгромлено, и моя семья смотрела на меня с беспокойством. Затем...
– Малыш, ш-ш-ш, все в порядке. – Ческа. Ческа стояла передо мной, положив руки мне на щеки. – Я здесь, все в порядке. Позволь мне помочь…
Но ничего не было в порядке. Она сделала это. Она ворвалась в мою жизнь и все испортила. Она прорвалась сквозь тьму, поселившуюся во мне, и попыталась вывести меня на свет. Мне, черт возьми, не нужен был свет. Я не хотел ни света, ни гребаных улыбок, ни поцелуев, ни занятий любовью.
Все это сделало меня слабым.
Она сделала меня слишком слабым.
Я откинул голову назад и увидел, как Чарли поднял с пола мой телефон и уставился на экран. Руки Чески остались в воздухе, там, где они только что были на моем лице. Как будто я обжег ее.
– Отвали от меня, – прорычал я, и лицо Чески побледнело. – Ты, – сказал я, указывая на нее. Я ударил себя кулаком в грудь. Мне нужно было закрыть эту трещину в груди. Нужно было остановить боль, которая просачивалась через нее, отравляя мой мозг, мое сердце. – Ты.
– Что? Пожалуйста... – она попыталась подойти ближе, но остановилась, когда я покачал головой. – Что я сделала? Артур…
Я хлопнул себя по голове, пытаясь заставить пульсирующий мозг успокоиться. Этот голос, ее надломленный гребаный голос заставлял меня чувствовать то, что я, черт побери, не хотел чувствовать, не мог чувствовать, чтобы делать свою работу правильно.
– Ты морочишь мне голову, – прорычал я и поднял бутылку водки, которая упала на пол, но осталась целой. Я бросил крышку в огонь и одним глотком опустошил половину бутылки. Ческа скрестила руки на груди, защищаясь, и отошла к Бетси. – Ты, черт возьми, залезла в мою гребаную голову, гребаное сердце и сломала меня! – рявкнул я. Позади нее я увидел, как Эрик передает телефон Фредди. Лица Чарли и Эрика пылали гневом, когда они встретились со мной взглядом.
Фредди передал телефон Винни.
– Арти, – сказал он, и я увидел гребаное недоверие на его лице в тот момент, когда мы все узнали, что моя мама и сестра не погибли в результате несчастного случая. Что они на самом деле были убиты. Убиты теми же ублюдками, которые забрали Ронни, которые убили всю семью Чески и пытались забрать ее тоже.
Те же, кто подбросил в мой гребаный док контейнер с девушками, ставшими жертвами торговли людьми! Это были они... это были заклейменные ублюдки, которые пытались добраться до меня, несмотря на все, что мы создали.
Им нужна была Ческа. Они, черт возьми, хотели забрать ее!
Я оглядел комнату в поисках Чески, но ее уже не было. Чертова тяжесть давила на мои легкие, как орудие пытки. Мое темное сердце дразнило меня, приказывая найти ее. Вернуть. Мою чертову королеву. Ту, кто контролировал гребаную шахматную партию, которая была моей жизнью.
Самую важную часть моей жизни.
Но я сопротивлялся. Боролся со всем этим, пытаясь вернуть себя в оцепенение, с которым жил раньше, во тьму, в гребаную пустоту, которая не давала мне чувствовать ничего из этого дерьма. Прямо сейчас, черт возьми, я не мог думать!
– Ты чертов придурок, – выплюнула Бетси, глядя мне прямо в лицо. Моя челюсть сжалась, когда моя кузина столкнулась со мной нос к носу. – Не смей вымещать это на Ческе.
– Она сделала это, – прорычал я, ярость все еще волнами текла по моим венам, сжигая каждую клетку моего тела. – Она, черт возьми, заставила меня чувствовать! Сделала меня таким!
– Человеком? – парировала Бетси. – Гребаным живым существом, дышащим, преуспевающим, а не ходячим демоном, в душе которого нет ничего, кроме тьмы и ненависти?
– ОНИ УБИЛИ МОЮ МАМУ И СЕСТРУ! – прорычал я в лицо Бетси и посмотрел на остальных членов моей семьи. Я поймал взгляд Винни. Он был прикован к полу, и его тело сотрясала дрожь. От ярости.
– Они убили ее, – Винни поднял голову и встретился со мной взглядом. – Они убили ее, Арти. Она не сказала мне, что ее убили.
– Не думаю, что она знала, – сказал Чарли, успокаивая взбесившегося Винни, и его веру в то, что он все еще видел и говорил с моей сестрой. – Когда дом загорелся, она не знала, как начался пожар.
Винни кивнул, ухватившись за эту мысль как за спасательный круг. Он посмотрел на свои сжатые кулаки и сказал:
– Мы должны убить их, Арти. – Он кивнул, словно убеждая себя, что именно это и должно было произойти, чтобы все дерьмо встало на свои места. – Они все должны сдохнуть. Все до одного.
– Просто помни, – сказала Бетси, снова встав передо мной, игнорируя всех остальных, – что Ческа тоже потеряла всю свою семью. Не только ты. Она потеряла их всех. – Бетси невесело рассмеялась. – И она любит тебя. Прямо сейчас я понятия не имею почему. – Бетси направилась к двери, но остановилась и, не оглядываясь, сказала: – А Перл была моей лучшей подругой, моей гребаной сестрой. Ты сам выбрал, как справиться с этим. У тебя есть люди, которые любят и поддерживают тебя, но ты предпочел остаться бесчувственным, когда умерли наши отцы. Ты решил оттолкнуть нас всех и закрыться, никого не впуская. И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы. Потому что я, например, чертовски этого не хочу.
Бетси ушла, а ее слова кружились у меня в голове, пока я допивал водку, опустошая бутылку. Я поднял глаза. Большинство моих братьев все еще были рядом со мной. Джин и Винни были единственными, кто куда-то ушли, Ронни и Вера тоже.
– Мне нужно, чтобы их нашли, – сказал я Эрику, Чарли и Фредди, когда они сидели, потягивая свои напитки. – Мне нужно их уничтожить.
Мое зрение затуманилось, и я слышал свой голос. Он был надломлен и невнятен. Водка не заглушила боль в моем теле, как я планировал. Она заставила ее пульсировать еще глубже, сильнее, настолько, что я почти не мог этого вынести.
– Мы их достанем, – сказал Чарли, и Эрик с Фредди кивнули. Я смотрел на огонь, снова вспоминая пожар. Видел, как какой-то ублюдок заталкивает мою маму обратно в дом, запирая ее внутри.
Я сел, когда почувствовал, что боль в груди вот-вот прикончит меня.
– Что, черт возьми, с нами происходит? – сказал я им. – Никто не может с нами связываться. Я позабочусь об этом, – я уставился на догорающее пламя, которое гасло под обгоревшими поленьями. – Мы – Адли. Мы, черт побери, управляем этим городом. – Я ударил кулаком по столу, стоящему рядом. – Я должен помешать этому дерьму случиться с нами. Но кто-то все равно пробивается. Кто-то, черт возьми, пробирается сюда. Я слеп. Я чертовски слеп по отношению к ним. – Я взял наполовину полную бутылку виски и открутил крышку. Выпил почти до дна. – Я их не вижу, – посмотрел на Фредди, Эрика и Чарли. – Я их не вижу. Они прячутся практически в моем гребаном доме, и я, черт возьми, не могу их найти!
– Мы это сделаем. – Чарли поднялся на ноги. Но я не хотел, чтобы они шли со мной. Не хотел, чтобы кто-то был рядом. Я был словно яд. И отравлял все вокруг.
Я ударился плечом о стену, пока, спотыкаясь, шел по коридору. Моя комната. Мне нужно было попасть в свою гребаную комнату. Нет, в кабинет. Мне нужно было попасть в кабинет. Никаких окон. Никакого света. Только темнота. Мне нужно было шагнуть в темноту и позволить ей поглотить меня целиком.
Я пытался идти. Пытался идти, но все, что видел – это моя мама, выходящая на улицу, завернувшись в свой кардиган, чтобы защититься от ночного холода. Потом он толкнул ее. Эта мразь набросилась на мою маму и поймала ее в ловушку внутри дома. Чертов дом, который она любила. Дом, в котором она чувствовала себя в безопасности. Она все время возила нас туда, чтобы мы отвлеклись от фирмы и от моего отца, который жил только ради этой семьи, этой гребаной жизни.
«И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы… – Голос Бетси эхом отдавался в моей голове. – И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…»
Я остановился у двери слева. Дверь, в которую я никогда не позволял себе войти. Я повернул ручку и, спотыкаясь, вошел. Свет был выключен, его сиделка ушла домой на ночь. Мои ноги были будто гребаные цементные блоки, приросшие к полу. Но я заставил их двигаться. Я сделал глоток виски и позволил ему обжечь мое горло, когда приблизился к отцу. К человеку, к которому я не позволял себе приближаться больше года.
Все пахло антисептиком. Аппараты, окружавшие его, запищали и пронзили мой череп. Я ухватился за изножье кровати и крепко держался. Мой взгляд был сосредоточен на одеяле, которое скрывало его от меня.
– Посмотри вверх, слабак, – сказал я себе, затем заставил себя поднять глаза. Я отвернулся, когда мой взгляд упал на его лицо. На его слишком худое тело, которое ни хрена не двигалось. Даже палец не шевельнулся. Моя рука дрожала на горлышке бутылки виски, но я заставил себя снова обернуться.
– Убей его, – услышал я голос отца, и воспоминание ворвалось в мою голову. Я видел мужчину в своих глазах. Видел его на полу на арене. Видел, как отец встал у меня за спиной и сунул мне в руку нож…
– Убей его, – сказал он. Я уставился на нож в своей руке. Мне было тринадцать. Мне только что исполнилось тринадцать. Чарли, Эрик и Фредди наблюдали за мной сверху. Нож казался чертовски тяжелым.
– Пожалуйста, парень, не надо, – сказал мужчина на полу. Я посмотрел ему в лицо. Он был весь в крови, избит и стоял на коленях.
– Смотри ему в глаза, когда будешь это делать, – сказал папа, прижавшись губами к моему уху. – Сделай так, чтобы он умер, глядя в твои глаза — будущее нашей фирмы.
– И что же он сделал? – я шагнул вперед, ближе к мужчине.
– Он облажался. Сдал нас врагу. Некоторые из наших людей погибли. – Тогда я это почувствовал. Почувствовал, как начинает нарастать гнев. Папа сказал, что никто никогда не связывался с нами, с нашей семьей. И если они это сделают, то должны будут умереть.
– Артур, – повторил папа. – Убей его.
Я прошел вперед и остановился перед мужчиной. Я чувствовал запах пота и мочи на его одежде. Кровь. Я поднял нож, когда один из наших солдат разорвал рубашку мужчины. Я не сводил с него глаз и вонзил нож ему в грудь, прямо в сердце. И я не сводил с него глаз. Я не сводил с него глаз, когда он открыл рот и начал задыхаться. Когда нож остановился, скрывая лезвие до самой рукоятки.
Когда он упал, отец положил руки мне на плечи.
– Хорошо, Арти. Чертовски хорошо, парень.
Я моргнул, и воспоминание исчезло из моей головы. Потом вспомнил, как чувствовал это тогда. Чувствовал, как тьма начала подкрадываться, открылась дверь к чему-то злому, чему-то, что вонзило свои когти в мою душу.
Это была та самая ночь. Это была та чертова ночь, когда мама и Перл сгорели. Когда я убил этого человека, этого предателя, они уже были пеплом вместе с домом.
И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…
Лицо отца было серым и осунувшимся, совсем не похожим на человека, которого я только что представил. Застрелен гребаными русскими. Живой только потому, что я заплатил чертову кучу денег, чтобы он оставался таким.
Никто никогда не приходил к нему.
Кроме нас у него никого не было. Его товарищи давно умерли. Мама и Перл умерли. А я? Я никогда не заходил в эту комнату.
...ты умрешь в одиночестве…
Я допил остатки виски, и у меня закружилась голова от воспоминаний. О Перл.
– Давай, Арти. Поиграй со мной. В прятки.
О Маме.
– Иди сюда, – сказала она, протягивая руки. Я подошел к ней, она потянула меня на диван и поцеловала меня в макушку. – Давай посмотрим телевизор. Скоро ты перестанешь общаться со своей старой мамой.
Я, черт возьми, не мог этого вынести. Боль, вся эта чертова боль в груди. Я не мог смотреть на отца. Не мог вспомнить видео, которое только что видел. Я попятился из комнаты, пока не оказался в коридоре. Я не мог дышать.
Я не мог дышать, черт возьми!
Но мое сердце еще не перестало мучить меня. Вместо этого оно показывало мне лицо Чески, когда я велел ей отвалить от меня. Сказал ей, что стал таким из-за нее. Я видел боль в ее зелено-карих глазах. Дрожание ее нижней губы. Я закрыл глаза, ударившись спиной о стену коридора, и увидел ее над собой, верхом на мне, с откинутой назад головой и приоткрытыми губами. Видел, как она спускается на арену, в коже на ногах и с чертовым адским огнем во взгляде.
Видел, как она встала передо мной и провела королевой вниз по моей груди. Я твоя королева.
Твоя королева... твоя королева... твоя королева…
Моя чертова сломленная королева.
Я поднялся с пола, отбрасывая из головы все эти образы и придерживаясь за стену, ворвался в спальню. Ее там не было.
Мое сердце заколотилось от ужаса. Я должен был найти ее. Чертова боль в моей груди прекращалась только тогда, когда она была со мной. Когда она была рядом со мной, когда мои губы были на ее губах... когда я был внутри нее....
— Ческа! — прокричал я, хлопая дверями. Моя семья пялилась на меня, когда в комнатах я находил только их. Я помчался по коридору, виски затуманивало мне зрение, лишая равновесия.
— Ческа! — звал я, сбивая вазы и прочую дрянь с полок, отталкиваясь от стен. Мне нужно было найти ее.
Я люблю тебя…
Ее голос звучал в моей голове, от чего я едва не падал на колени. Ее лицо. Ее лицо, когда я сказал ей отвалить от меня, ее руки, когда она обхватила себя так, будто я ударил ее прямо в сердце.
С таким же успехом я мог бы это сделать на самом деле.
Я люблю тебя, Артур…
— ЧЕСКА! – я с грохотом распахнул дверь кабинета. Бетси вскочила на ноги. — Убирайся, — сказал я кузине, увидев, что Ческа сидит в кресле позади нее. – Ческа, — повторил я. Боль в груди немного отступила, когда я увидел ее макушку и каштановые волосы.
Она все еще была здесь.
Я протиснулся в комнату. Бетси прошла мимо меня. Я чувствовал на себе ее горящие, прищуренные глаза, но не смотрел на нее. Все это, черт возьми, из-за нее.
Огонь в камине разгорался все сильнее, когда я обошел кресло и увидел ее. Вот она... моя сломленная королева. Ее взгляд был прикован к шахматной доске между двумя креслами. Я уставился на нее и увидел, что она передвинула фигуры и играла в одиночку. Королева была вне доски, а король открыт для удара врагами.
Его самое дорогое сокровище было уничтожено.
Я упал на колени. Ческа не двигалась. Она словно была парализована, не замечала ничего, что ее окружало, кроме этой гребаной шахматной доски.
Я посмотрел в глаза Чески. Они были безжизненны, чертовски пусты. На этот раз мои внутренности скрутило не из-за трещины в груди, через которую проникала армия удушающих чувств, сыпавшихся на меня, как пули, а из-за опустошенного взгляда на лице Чески.
Я никогда не видел ее такой. Даже когда она рухнула на пол моего кабинета в ночном клубе. Даже когда она очнулась и правда о том, что произошло, снова обрушилась на нее.
Я уничтожил ее, как и всегда предполагал, что сделаю.
Погубил ее.
Перед моим мысленным взором она предстала ребенком на лестнице своего дома в Челси, когда я впервые встретил ее. Ее оливковая кожа и огромные глаза. Я видел ее в этом гребаном бикини на яхте в Марбелье, когда нам было всего по восемнадцать. Я видел ее лицо, когда она поняла, кто пришвартован рядом с ней, чертовски одержимый взгляд в ее глазах, который никогда не исчезал.
До сих пор.
– Ческа, — сказал я хрипло, мой голос оборвался. Я опустил голову, чувствуя, как силы бороться покинули меня. Когда я поднял глаза, ее образ был размыт, слезы, черт возьми, закрывали ее от моего взгляда. – Их убили, — сказал я, и когда мои глаза прояснились, я увидел, как что-то похожее на боль промелькнуло на ее лице.
Ческа продолжала смотреть на шахматную доску, на уязвимого короля и его королеву, отставленную в сторону.
– Они убили их, — повторил я и перестал бороться с гребаными чувствами, которые и так добрались до меня, поглотив каждый дюйм моей плоти и костей. – Они сожгли их заживо, — сказал я. Ческа поморщилась. Мои плечи поникли. – Я не знаю, как с этим справиться, — сказал я, бессильный и чертовски измученный на полу, у ее ног.
И все же она молчала.
– Это… — сказал я и поднял глаза. Ческа наблюдала за мной печальным взглядом. — Чувство, — признался я и увидел, как лед в ее глазах тает. Лед, возникший там из-за меня. Я знал это, даже будучи чертовски пьян.
— Артур…
— Я его отключил. Я отключил все чувства после мамы и Перл, после папы... после того, как я оставил тебя в тот день в Оксфорде, — сказал я, выплескивая все это наружу. Всю гребаную боль, которую держал внутри, из-за которой моя плоть будто гнила. Которая была словно смертельный вирус, пока я не перестал чувствовать ничего, кроме ярости и желания убивать.
Ческа заерзала в кресле, но по-прежнему не прикасалась ко мне. Я знал, что ей нужно больше. Нужно, чтобы я рассказал ей больше. Я закрыл глаза и вспомнил, как она упала на полу моего клуба. Чертова боль, которая началась в ту минуту, когда она вернулась в мою жизнь. Тринадцать месяцев. Я не видел ее тринадцать месяцев, не чувствовал ничего, кроме ярости, жажды крови и тьмы после смерти наших отцов.
Потом я увидел ее лицо. Ее окровавленное, избитое лицо, и трещина в моей груди пробила защитные стены. Чем больше я был рядом с ней, тем больше чувства начинали пронзать меня, день за днем, минута за минутой.
— Ты… — я вспомнил, как сегодня вечером она вытащила из контейнера безжизненную девушку. Гребаный страх, глубокий и опустошающий страх, когда контейнер взорвался, и я подумал, что опоздал. Думал, что Ческа мертва. Что ее нет. Что я потерял ее.
Черт возьми, потерял.
Я сглотнул комок в горле, затем встретился взглядом с Ческой.
– Ты снова заставила меня чувствовать. После того, как прошло так много времени, и кровь, смерть, все темные мысли… – Я крепко зажмурился. — Ты заставила меня чувствовать.
Я услышал шорох и почувствовал запах духов Чески. Руки коснулись моего лица, мягкие руки держали мои щеки. Я не был уверен, что мне это не показалось. Что это не виски и водка вызвали такую же сильную галлюцинацию, как у Винни. Я не хотел открывать глаза, боясь, что все это исчезнет. Ческа унимала мою боль. Она прогоняла всю боль прочь.
А я все разрушал. Это все, что я делал. Разрушал.
— Открой глаза, – сказала она. Ее гребаный акцент глубоко проникал в мои кости. Успокаивая все мои разоренные нервы. Тепло ее ладоней согревало мое замерзшее тело. — Малыш, открой глаза.
Я сделал, как она сказала, и здесь, прямо передо мной, тоже на коленях стояла моя девчонка из Челси. Единственная, кого я когда-либо чертовски хотел. Единственная, кого я когда-либо впускал в свою жизнь и сердце.
— Я не знаю, как это сделать, — сказал я, и глаза Чески наполнились слезами. – Я не знаю, как позволить себе чувствовать все это. Как… — Я коснулся ее лица, ее нежной, словно шелк, кожи под моими мозолистыми пальцами. – Как, черт возьми, мне это сделать? — я ухватился за эту эмоцию, которую так боялся потерять сквозь надломленный тон моего голоса.
– Артур, — Ческа поцеловала меня. Эти гребаные мягкие губы касались моих, и боль исчезала все больше и больше, как и огонь в моих венах, как и пульсация в моей голове. Все эти мысли в моей голове… Видео снова и снова... Воспоминание о Ческе на земле, в моих руках, неподвижная…
Я обнял ее за талию, притягивая ближе. Мне нужно было, чтобы она была ближе. Ее руки запутались в моих волосах.
— Впусти меня, — сказала она и поцеловала меня в шею. – Не отталкивай меня больше. Пожалуйста, просто впусти меня. Назад пути нет.
– Я не могу, — сказал я, инстинктивно пытаясь восстановить свои стены. Закрыть трещину в моей груди. — Я, черт возьми, не могу.
Ческа отстранилась и, встретившись со мной взглядом, сказала:
– Я люблю тебя, Артур Адли. Больше, чем кто-либо когда-либо кого-то любил. — Наполовину выстроенные стены снова рухнули, когда эти слова сорвались с ее губ. Трещина превратилась в черную бездну. – Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня, даже если не можешь произнести эти слова вслух.
Я застонал и схватился за голову, нуждаясь в том, чтобы чертова боль прекратилась. Остекленевшими глазами я снова посмотрел на нее.
— Они убили их. Заклейменные ублюдки, которые пытались забрать тебя. Они убили мою маму и сестру. Сожгли их заживо.
– Я знаю, — сказала она, и слезы потекли по моим гребаным щекам. Она вытерла мне лицо, и моя голова упала ей на плечо. Я вдыхал ее запах. Я, черт возьми, почувствовал, как она заполнила мои легкие. Почувствовал, как она пробежала по моему телу, как проклятое лекарство от яда, который слишком долго был в моей плоти и крови.
– Я здесь ради тебя. Позволь мне быть рядом с тобой. — Она прижимала мою голову к себе, обнимая и заставляя дышать. — Позволь мне любить тебя.
– Я не знаю как, — прошептал я. – Я ни хрена не знаю, как это сделать.
– Ты уже начал. — Она подняла мою голову. Ее рука легла мне на сердце. – Не отключай это больше. Если тебе грустно – грусти. Если чувствуешь боль – позволь своему телу принять эту боль. Радость, печаль, горе, вина, счастье... любовь. – Она улыбнулась, и это чуть не раздавило меня. — Никто не может вытеснить их навсегда. В конце концов, что-то или кто-то, — сказала она, целуя, — заставит вырваться наружу, а вместе с этим и все эмоции, которые ты загнал обратно в коробку, где им не место. — Ческа поцеловала меня в щеку, потом прижалась лбом к моему. – Я хочу узнать тебя, Артур. Всего тебя. Каждую частичку тьмы, каждую частичку печали, все это. Хорошее и плохое, жестокое и душевное.
— Прости меня, — сказал я, чувствуя, как слова застревают у меня на языке. — За то, что сделал. – Я стиснул зубы, не зная, как это сделать, как впустить ее, извиниться, чтобы она действительно была рядом. – Видео… — Я отрицательно покачал головой. – Я не знал, как с этим справиться. Я все еще не... – мой голос сорвался, и я опустил голову на плечо Чески. Она села на пол, и притянула мою голову к себе на колени. Я не сопротивлялся. Обнял ее за талию и позволил моему сердцу оставить стены в обломках, позволил ей снова занять мой разум.
Ческа обхватила мою голову руками. Оставляла поцелуй за поцелуем на моем лице, волосах, везде, куда могла дотянуться. Мы лежали так целую вечность, и пламя камина плясало в моих глазах. Но в нем я видел, как горит дом, как мама и сестра сидят внутри, не в силах убежать. Видел безжизненную Ческу на руках.
– Я не могу потерять тебя, — сказал я, и Ческа перестала дышать. — Я не могу потерять и тебя тоже.
Ческа выдохнула. Она крепче прижала меня к себе.
— Я тоже не могу потерять тебя.
Мало-помалу боль в груди покидала меня, оставляя только онемение. Это было похоже на действие наркотика. Как жар, который наполняет вены, когда алкоголь начинает действовать. Ческа продолжала гладить меня по волосам, и я чувствовал, как мои веки опускаются. Я так чертовски устал.
