Текст книги "Соблазнение в академии (СИ)"

Автор книги: Ти Шарэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Потом он отстраняется и наступает моя очередь потянутся к мужчине, чтобы спрятать лицо на его груди. И я безумно рада этой передышке. Руки Яна смыкаются на моей спине, но он не делает попытки прижать ближе. Замирает, давая мне возможность прийти в себя. Я знаю, что артефакт уже исчерпал ресурс и запись закончена, но ещё некоторое время сижу, успокаивая сердцебиение.

– Спасибо, – едва слышно прошептала я, отодвигаясь. Поднялась и сказала уже громче, чтобы услышала Ждана. – Перерыв на пятнадцать минут. Дождёмся ребят и запишем сцену ревности.

Каждая свадебная иллюзия включает одни и те же этапы – зарождение чувств, их развитие и укрепление, первый поцелуй и первая ревность. Сценарий был написан профессиональным психологом, а мне оставалось только верить, что подобные испытания действительно укрепляют чувства.

– Ян вёл себя безупречно, – я с некоторой опаской села рядом с Тео. – Верно?

– Действительно хочешь услышать мое мнение? – вздохнул Тео и перевел взгляд с Градского на меня.

Я неуверенно кивнула.

– Мне все равно как он себя ведёт, если держится подальше от тебя, а не обнимает у меня на глазах.

– Таких отрывков не так много…

– Что за сцена ревности? – с несвойственной ему резкостью перебил меня Теодор.

– Я бы не стала ставить ее в один день с поцелуем, – пространно начала я, – но если Ян вдруг уйдёт, то лучше записать как можно больше сцен с его участием…

– Не веришь, что он останется после объявления о помолвке? – Теодор отвел глаза от моего лица и теперь рассматривал что-то на сцене.

"Вернее, кого-то".

– Не знаю, – честно ответила я и тоже посмотрела на Яна. Тот разговаривал с моей помощницей. Ждана отвечала охотно, улыбалась, но работу не прекращала – раздавала доски постепенно подтягивающимся для массовки ученикам.

– И все же? Что за сцена? Хочу морально подготовиться.

Последние слова Теодор произнес с мрачным смешком.

– Будет бал, – начала рассказывать я. – Меня пригласит на танец один из присутствующих кавалеров. Руслану покажется, что мужчина допускает вольности, и он вмешается, – я пожала плечами и закончила, морщась от непрошенных извиняющихся интонаций в собственном голосе. – Это есть в сценарии. Автор считает, что ревность – это проявление любви.

– Хм, – прищурил синие глаза Тео. – И кто будет этим кавалером?

– Петр, – я кивнула в сторону светловолосого парня. – Он единственный из присутствующих в списке постоянных актёров.

– А ты не возражаешь, если я попробую сыграть его роль?

– Возражаю, – твердо сказала я. – Мало нам одной недоактрисы?

– Ты ведь не в курсе моих возможностей, – Тео не выглядел обиженным отказом, но, кажется, намеревался настаивать.

– Конечно, не в курсе. Ты ни разу не приходил на пробы. Не знаешь реплик.

– Дай мне шанс. Если ничего не выйдет, я уйду после первой же репетиции.

"Мой проект превращается в балаган", – тоскливо подумала я, но вслух сказала:

– Не понимаю, зачем это нужно, но если для тебя это важно, хорошо. Сиди, я принесу доску с репликами. Их немного.

– Небольшая просьба, – сказал Теодор, ухватив меня за руку. Пальцы утонули в огромной мужской ладони. – Запиши эту сцену. Я оплачу новый артефакт, если тебе не понравится записанное.

Звучало это как-то зловеще. И, если бы я не знала Тео, решила бы, что сцена может закончиться безобразной дракой. Но я верила в благоразумие своего будущего мужа, поэтому отдала ему доску с текстом и попросила Петра посидеть в партере.

– Вы как всегда блистательны, – Ян начинает сцену сразу, как я касаюсь артефакта записи.

– Спасибо, – я легко приседаю в положенном на балу приветствии.

– Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами? – Ян тепло улыбается. Он расслаблен и уверен в себе. Но выражение его лица каменеет, когда я, запинаясь, говорю:

– Простите, но я уже обещала…

– Вы обещали свой первый танец? – удивлённо и напряжённо спрашивает он.

– Мне сказали, вы опоздаете, – едва слышно шепчу я, потупив глаза.

Ждана включает музыку, девушки и парни из массовки выходят на сцену, начинают кружиться в несложном танце. Ян не отходит, он насторожен и сердит. Синие глаза сощурены, красивые губы искривлены в нехорошей усмешке.

Я успеваю восхититься его игрой, особенно когда в глазах мужчины загорается откровенная неприязнь. Одновременно с этим раздаётся голос Тео:

– Прошу вас, Ольга.

Теодор предлагает мне руку, и я кладу на нее свою ладонь. Оборачиваюсь через пару шагов. Этого нет в сценарии, но взгляд Яна прожигает спину, и я действую инстинктивно.

Теодор прижимает меня к себе. Безобидное расстояние для людей, встречающихся больше года, но непозволительное для случайного танца. Я не отстраняюсь. На иллюзии разница не будет заметна, а портить запись из-за мелочи я не хочу.

Поднимаю взгляд на Тео. Он серьёзен и сосредоточен, но в глазах привычная теплота. Я слабо улыбаюсь и, согласно сценарию, перевожу взгляд на Яна. Тот уже шагает к нам, ледоколом прокладывая путь сквозь танцующие пары.

Теодор тоже его замечает и притягивает меня ещё ближе, его рука соскальзывает со спины куда-то неприлично ниже талии. Я стоически молчу. Этого нет в сценарии, подозреваю, что Тео делает это неосознанно. Или хочет позлить Яна еще сильнее.

Хотя тот и так в ярости. Настолько натуральной, что мне внезапно отчаянно хочется прекратить запись и позорно спрятаться в кабинете. За спиной Яна Ждана показывает табличку с двумя минутами.

– Ваш танец затянулся, – говорит Ян трескучим от холода голоса.

– Не вам решать, – спокойно отвечает Теодор.

Мы останавливаемся, Тео опускает руку, что держала мои пальцы, но его вторая ладонь ложится на мою талию, приковывая взгляд Яна. Через секунду Градский снова смотрит на Тео.

– Вы изволите танцевать с моей невестой, – холодно роняет слова Ян.

На мгновение мне кажется, что Теодор отойдет от сценария и ответит что-то личное, но мой будущий муж меня не подводит.

– Это не запрещено, – говорит он все также ровно.

Ждана показывает последнюю табличку, но я знаю, что мы пока укладываемся во время.

– Ольга, – Ян обращается ко мне, холод в синих глазах тает, сменяясь ласковым теплом. – Мы можем поговорить?

– Сейчас? – растерянно говорю я, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

– Найдите в себе силы и дайте нам закончить танец, – с легкой насмешкой говорит Тео, но Ян на него не смотрит.

– Пожалуйста, – говорит он, и я киваю, заворожённая огнем в синих глазах. Выкручиваюсь из объятий Тео и делаю шаг к Яну.

"Очнись!"

Наваждение спало. Я подняла руку и сняла ободок с артефактом. Пошла к Ждане, не глядя ни на одного из мужчин.

– На сегодня все, – объявила громко, передавая запись помощнице. – Давайте доски для подписи, всем спасибо.

Демьян

Что-то идёт не так, выходит из-под контроля. Иначе как объяснить ту злость, совершенно ненаигранную, которая поднялась во мне, затопив разум? Лапа блондина на хм… филейной части моей будущей жены!

Я не могу позволить ей объявить о помолвке. К сожалению, помолвка – это не просто слова. Это обещание, данное у обрядного камня, своего рода магическая клятва. Если государь даст разрешение, мне останется только похитить Василису перед храмом.

"Боги, какие глупости лезут в голову!"

Это все громила викинг и выражение торжества на его лице. Блондин уверен, что осталась последняя запись до отъезда Василисы, а потом она уедет, чтобы вернуться с разрешением на помолвку.

Придётся поговорить с государем первым.

12-е Листопада.

Осень, почти достигшая своего апогея, забросала наш маленький сад мелкими желтыми листьями. Красные поздние яблоки все ещё висели на почти голых ветках, как забытые игрушки на осыпавшейся ёлке. Я стояла у окна своей спальни и глядела во двор, отвлекаясь только чтобы дать очередное указание Любаве.

– Подарки убери отдельно, пожалуйста. Нет, лучше в тот сундук, там стенки помягче, больше шансов довезти в целости и сохранности.

– Нет, много не нужно. Во дворце есть с десяток моих платьев.

– Бумаги соберу сама, хочу поработать в дороге.

– Еда? Если только немного и то, что можно есть на ходу.

– С остальным разберёшься? Спасибо, пойду попрощаюсь с Машей.

Коротко постучалась в соседнюю дверь, дождалась разрешения и вошла. Марийка сидела на кровати с ногами и явно ждала моего прихода. Ни книги, ни доски поблизости видно не было.

– Меня не будет пять дней, может быть шесть, – сказала я, присаживаясь в изножье. – Справишься?

– Все будет хорошо, – дёрнула плечом сестра.

– Если что, обращайся к Любаве. Она будет ночевать на диване в гостиной, пока я не вернусь.

– Я бы и сама справилась.

– Мне так будет спокойнее.

– Хорошо, как скажешь.

Мы помолчали. Потом я спросила, чтобы занять паузу:

– Что пишет мама?

Вчера мы получили письма от Аглаи, я передала в ответ свое, Маша сказала, что напишет позже.

– Ничего такого. Спасибо, что не стала жаловаться.

Я подавила усмешку, вспомнив мамино письмо. Жаловаться Аглае бессмысленно, это мне пришлось принять к сведению кучу мелких сложностей, с которыми она не стала обращаться к Степану, а решила поведать мне.

– Зачем? У нас же все налаживается.

– Да, – согласилась Марийка, отводя взгляд к окну.

"Я принимаю желаемое за действительное"

Наши отношения и в самом деле стали спокойнее. Мы не ругались и не кричали, но ближе друг другу не стали. Два очень вежливых незнакомца. Но я радовалась даже этому хрупкому миру.

– Уже ввела новый адрес?

– Да, – терпеливо подтвердила сестра. – Контора сообщений Кузьмина.

– Хорошо.

Доски не работали на большие расстояния, но до Белозерска доставали. Умные люди придумали, как передавать сообщения дальше, копируя их на свои доски и пересылая адресатам в соседних городах. Иногда записка проходила через пять-шесть досок, чтобы добраться до цели. Ничего личного не напишешь, но для срочных сообщений подходит вполне.

Раздался далекий стук в дверь. Я услышала, как Любава поспешила вниз, и неловко обняла сестру.

– Мне пора. Нужно ещё собрать бумаги и проверить дорожные сундуки.

– Хорошей дороги.

– Привезу тебе подарок.

– Спасибо, – Марийка улыбнулась одними губами.

Через час, загрузив самоходку Тео моими чемоданами и попрощавшись с подругами, мы отъехали от ворот академии.

– Когда ты встречаешься с государем?

– Завтра. С понедельника начнутся заседания, времени не будет. Ни для доклада, ни для разговора.

– Государь может отказать?

– Нет, – я уверенно качнула головой. – Причин для отказа нет, дядя обещал, что одобрит мой выбор.

На станции мы почти двадцать минут стояли, обнявшись. Сундуки давно погрузили, но садиться в вагон не хотелось. Я прижималась к Тео, вдыхала знакомый запах и чувствовала себя тепло и уютно в кольце сильных рук.

– Пора, – грустно улыбнулась, когда раздался второй гудок.

Тео помог мне подняться, проводил до моего отделения. Мы долго целовались, не услышав даже третьего гудка, и разорвали объятия только тогда, когда кондуктор деликатно постучал в дверцу.

– Я встречу тебя в пятницу, – Тео быстро поцеловал меня и вышел, не оглядываясь.

До темноты я работала, внося последние правки в доклад государю. Поужинала тем, что принес кондуктор, и снова села за работу, уже при свете ночника. Потом аккуратно собрала бумаги, сняла верхнее платье и забралась в приготовленную постель.

Вагон ритмично раскачивался, колеса глухо и убаюкивающе стучали, а я никак не могла заснуть. Меня тревожил предстоящий разговор и оставшаяся без присмотра Марийка. Чем больше я размышляла, тем сильнее беспокоилась за сестру.

Марийка всегда была доверчивой и ранимой. Обижалась даже на невинные шутки, и в детстве мне хватало ума не задевать сестру. А ещё она была ласковой, смешливой и безрассудно смелой. Мы замечательно ладили, были друг другу самыми близкими людьми.

А потом я уехала. Наверное, все сложилось бы иначе, если бы осталась. Но тогда меня все чаще и больнее терзала мысль, что я погрузилась в дела отца так глубоко и крепко, что если не вырвусь сейчас, то не сделаю этого уже никогда.

Аглая тогда меня поддержала:

– Езжай, милая. Ты и так взвалила на себя то, что не каждый взрослый мужчина вытянет. Мы справимся.

А Маша плакала. Кричала, что я ее бросаю. И сейчас, положа руку на сердце, признаю, что так и было. Тогда я была душевно истощена и думала не о сестре, а лишь о том, чтобы вырваться из тяжелых будней. И была вполне счастлива эти два года.

"Ты ей не мать", – голос в моей голове звучит с рассудительными интонациями Веры, – "И имела право на собственную мечту".

"Ей, наверное, было тоскливо и одиноко", – возражает голос Еси.

Я понимала, что засыпаю и этот странный спор мне почти снится, но не пыталась его прервать.

"Ее баловали и целовали в носик всю жизнь", – Вера говорит жёстко, даже сердито. – "И вырастили эгоистку".

"Маша добрая и наивная", – защищает сестру Еся. – "Все дети эгоисты, это проходит".

"Вот только Маша уже не ребенок".

"Так может пора вести себя с ней как со взрослой?", – серьезно говорит новый голос, и перед тем как окончательно уснуть, я успеваю удивиться, что это голос Яна.

13-е Листопада

Вчера из Белозерска выехала ученица академии Василиса Вяземская, а сегодня в столицу прибыла княгиня Уварова. И встречали меня соответственно – четверо солдат из государевой дружины и граф Черняхов – доверенный дяди.

– Снова путешествуете в одиночестве, – неодобрительно заметил он, внимательно осматривая отделение.

– Пользуюсь возможностью, – сухо ответила я, проходя мимо графа.

На улице шел дождь. Не сильный, но из-за него вокзальное здание, брусчатая платформа и даже встречающие меня дружинники казались серыми и унылыми. Двое мужчин грузили мои вещи в экипаж с затемнёнными стёклами, один солдат стоял, положив пальцы на ручку дверцы, еще один ждал около вагона с раскрытым зонтом.

И ни одного встречающего. Я поджала губы и поспешила к самоходке, не став дожидаться графа, по воле которого весь состав был вынужден ждать в вагонах до тех пор, пока меня не увезут со станции.

Но высказывать свой протест я не торопилась. Знала по нескольким прошлым встречам, что не поможет. Черняхов был подозрителен, осторожен и умён как старый лесной ворон. И выглядел соответственно – сухопарый, высокий и чуть сутулый. С черными как уголь волосами и строгими чертами чуть вытянутого лица. Лишь светлая кожа и яркие синие глаза выбивались из образа.

– Ваша встреча с государем назначена на час после полудня, – произнес Черняхов монотонным голосом сразу, как экипаж покинул здание вокзала.

Эта самоходка была больше и длиннее, чем у Тео. Мы с графом расположились друг напротив друга, дружинники сели по двое впереди и сзади. Рядом с водителем сидел еще один солдат, не выпускающий из рук пистоль.

– Сколько мне отведено времени?

– Государь распорядился оставить час, – откликнулся граф, и я уловила легкие удивлённые нотки в его обычно равнодушном голосе.

Свое удивление я постаралась скрыть, уставившись в окно. Я рассчитывала на тридцать, в лучшем случае сорок минут. Означало это лишь то, что кроме доклада, у государя есть ко мне дополнительные вопросы.

Мы подъехали к дворцу не с основного входа, остановившись у заднего торца правого крыла, где находились закреплённые за мной комнаты. Черняхов проводил меня до самой двери, вошел первым, бесцеремонно отодвинув пожилую служанку, обошел помещение, не забыв заглянуть в купальню и стенные шкафы. Потом коротко кивнул и молча ушел.

– Меня зовут Богдана, барыня, – проговорила женщина, провожая взглядом вносимые в комнату сундуки. – Какие прикажите разобрать?

– Синие, кроме самого маленького, – рассеянно ответила я, размышляя о том, достаточно ли у меня времени, чтобы посетить купальню или стоит обойтись умыванием.

– Надежда поможет с прической, – Богдана перехватила мой взгляд на дверь купальни. – А я могу помочь помыться.

– Я справлюсь, – чуть улыбнулась женщине. – Подготовьте мне платье для встречи с государем.

Ничего не стала уточнять. Если Богдану назначили мне в помощь, значит, она сама сможет подобрать подходящий наряд.

Через полчаса отдохнувшая и чуть разморенная я сидела перед зеркалом, набирая сообщения на доске, а совсем юная девушка в форме высшей прислуги колдовала с прической. Мои светлые волосы высушили, чуть распрямили и уложили на макушке с помощью множества серебряных заколок. Надежда даже не стала оставлять по закрученной прядке с двух сторон от лица, как это делали другие мастера.

– Я подумала, что вы хотите выглядеть строже и значимее, – сказала девушка, заметив мой задумчивый взгляд.

– Все верно, – кивнула я, проникаясь уважением к талантливой девушке. – Теперь понимаю, почему вы входите в те единицы, что носит подобный наряд.

Надежда улыбнулась скупой улыбкой человека, знающего себе цену, и сделала пару шагов назад, оценивая свою работу и уступая место Богдане.

Платье, которое та выбрала, было одновременно строгим и роскошным. Светло-голубая ткань с плотной вышивкой серебряной нитью и вкраплениями мелких, но точно подобранных под свет глаз одарённых, яхонтов. Чем выше, тем гуще ложились камни, на груди смыкаясь так плотно, что под ними не было видно ткани.

Прекрасный выбор, чуть смущающий тем, что платье было новым. Либо подарок государя, либо пошито из средств, выделяемых Уваровским княжеством на содержание этих комнат.

"Лучше бы второе".

К государю меня привел все тот же граф Черняхов, естественно не один, а в сопровождении двух дружинников. Уже одно это заставляло скучать по академии – во дворце я не останусь одна даже в своих комнатах. Все эти несколько дней в комнате для прислуги будет ночевать Богдана. На тот призрачный случай, если мне что-нибудь понадобится.

Государь встречал меня в малой приёмной. Пальцы на доске чуть ослабли, я тихо выдохнула. Выбор места означал, что при докладе не будут присутствовать посторонние.

– Садись, девочка, – голос у государя был густым и гулким, слова словно продолжали висеть в воздухе, даже когда дядя замолкал.

Я выпрямилась и сделала несколько шагов, отделяющих меня от кресел. Села слева от массивного мягкого трона, правое кресло занял Черняхов.

– Прекрасно выглядишь, – государь дождался, пока я поправлю подол, устрою на коленях доску и выпрямлю спину. – Редко навещаешь старика.

– Не говорите так, дядя, вы далеко не стары, – я улыбнулась, окончательно расслабившись. Тон государя, улыбка, спрятанная в бороде, но вызывавшая лучики морщин в уголках глаз, говорили о том, что на меня не гневаются.

"Да и с чего бы?"

– Лисица, – покачал головой мужчина.

Но я не лукавила. Государю не было и шестидесяти, он был невысок, но широкоплеч и крепок.

– Я привезла подарки, – сказала, кивнув на свёртки, которые один из солдат устроил на небольшом столе у двери. – Вам, государыне, Мите и Павке. Можно будет с ними увидеться?

– Увидишь. Во вторник отпрошу их у наставника Радищина. Погуляете по теплицам.

– Спасибо.

– Докладывай, что подготовила, девочка. Хочу успеть поговорить с тобой.

"Так и думала".

Я начала рассказывать, иногда подглядывая в доску. Все, что произошло в княжестве за последние полгода. Размер налогов и отчислений, новая больница в Вязьме, укрепление моста в Зеленогорске, километры проложенных дорог, начало строительства школы в Митееве.

К концу доклада горло пересохло, и государь лично наполнил деревянный кубок тёплой водой.

Вопросы мне задавал Черняхов, он же делал для себя пометки во время моего рассказа. Вернее это были не вопросы, а утверждения.

– Налоги с Груднева упали на три с четвертью процента.

– Да. Сильная засуха, погибли посевы. Мы уже отправили в город зерно. А налог компенсировали с Росткова.

– Слышал, в Каменске тоже было сухо, пожары.

– Да, Михаил Юрьевич, было. Мы заранее отправили в города подводы с зачарованным для тушения огня раствором. Пожары были, но никто не погиб.

И ещё с десяток подобных расспросов. Я замялась лишь раз, когда речь зашла о прошлогоднем указе, согласно которому всех юношей старше четырнадцати было велено обучать стрельбе из пистолей.

– Мы закупили учебные артефакты, – осторожно ответила я на вопрос, как исполняется государева воля. – И ищем наставников. Мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь мальчишка отстрелил себе ногу.

– Поторопись с этим, девочка, – вмешался государь. – На границах неспокойно. Горожане должны уметь защитить свой дом.

– Хорошо, дядя, – склонила голову.

– Ну, если у Михаила Юрьевича вопросов больше нет, давай поговорим о личном, – государь склонился ко мне через мягкий подлокотник малого трона. – Мне поступило больше десятка предложений о союзе с родом Уваровых. И это только за последние пару месяцев.

Я застыла. Нахмурилась, пытаясь понять мотив этого разговора. Потом осторожно спросила:

– Почему именно сейчас? Какова причина такого всплеска интереса?

– Время идет, ты взрослеешь. Раз не объявила о помолвке, значит, не определилась с кандидатом.

– Вообще-то… – я набрала в лёгкие воздух, собираясь рассказать про Тео, но меня перебил граф Черняхов.

– Ситуация изменилась, Василиса Саввовна, поэтому мы отказали почти всем просителям, – проскрипел он. – Балтийское королевство готовится к войне, и нам нужны новые союзы.

– На празднике солнцеворота объявим невесту Дмитрия, – вмешался государь. – Вальская принцесса Изабелла приедет в начале зимы.

"И при чем здесь я?!"

– Ему только четырнадцать, – глухо сказала, стараясь подавить панику и глупое "вы обещали!"

– А принцессе двенадцать, – отмахнулся Черняхов. – Отложенный брак. Изабелла будет жить здесь до следующего лета, как раз познакомятся ближе. Потом пройдут обряд помолвки, и вернем девчонку родителям.

– Кстати, – снова заговорил дядя, – приготовь для неё иллюзию. Что-нибудь такое, что поможет малышке свыкнуться с новой страной и предстоящей свадьбой.

– Л-ладно.

– Не нервничай, девочка, – сказал государь, заметив, что я стискиваю подол. С усилием разжала пальцы, оставив на ткани мятые заломы. – Я не хочу тебя неволить.

"Не хочу, но должен", – звучало в его голосе.

– Да, – в противовес этому слову, Черняхов отрицательно покачал головой, – но мы вынуждены изменить требования к кандидатам.

– Пойми, девочка, – дядя грустно усмехнулся, откинулся на мягкую спинку, – нам нужна поддержка. Твой брак должен этому поспособствовать. Павка ещё слишком мал, да и нет у нас на примете подходящих принцесс. А вот ты – другое дело.

– Какие требования? – хрипло проговорила я, глядя на графа.

– Зимой войну не начнет никто, – сказал граф. – Наши разведчики докладывают о месяце Капели. Если до конца зимы мы не найдём способ предотвратить войну, то вам придётся выбирать из совсем немногих вариантов.

– Король Валлес, – негромко назвал первое имя дядя.

– Он старше вас, – ещё тише произнесла я.

– Мирза Аффаят…

– И гарем из сорока жён… – снова стиснула подол, не замечая, как камни впиваются в ладони.

– Наследник Галиции молодой Артоген…

– Ему шестнадцать…

– Есть другой способ, девочка, – государь переглянулся с Черняховым, тот поморщился, но кивнул. – Родовой артефакт – зеркало Уварова.

– Офара, – неосознанно поправила я.

– Я помню, что твой далёкий предок был с Востока. Но позволь старику использовать привычное имя. В конце концов он взял его ещё при жизни.

– Как зеркало может помочь?

– Один очень талантливый мальчик, – медленно начал говорить государь, – обещал к весне создать порталы, если у него будет твоё зеркало.

В малой приёмной повисла тишина. Я пыталась осознать сказанное. Порталы. Если это правда возможно… Мгновенное перемещение войск и припасов. Уже одно это заставит Балтийское королевство отступить от своих планов.

– И сколько времени ему нужно на создание порталов?

– Время есть, – в голосе дяди сквозило сочувствие, – до начала зимы точно. А потом придётся решать. Познакомься с мальчиком, поговори. Он…

– Называйте вещи своими именами, государь, – жёстко сказал Черняхов, – ваш "мальчик" – избалованный повеса, который уже два месяца появляется в мастерской только на несколько дней в седьмицу.

– Он молод, – дядя лишь покачал головой, словно не заметив, что граф его перебил. Своему доверенному он прощал многое. – Горяч. Но ему пора остепениться. Так что… Поговори с мальчиком, Лисса.

Всю дорогу, что шла до своих покоев, я прокручивала в голове разговор с государем. Почти не заметила, как Богдана сняла с меня платье и помогла надеть длинный батистовый халат. Забралась на кровать с ногами, отказавшись от обеда и взяла в руки доску. Но рука не поднялась писать Тео сообщение, которое пройдет через нескольких людей прежде, чём он прочтёт его.

Потом мои мысли переключились на родовой артефакт. Зеркало Офара. Забавная безделушка, оставленная в поместье. В детстве я любила смотреть в него, потом надоело. Зеркало показывало вовсе не любое место в мире, как мне думалось сначала. Вовсе нет. Во-первых, увидеть можно было лишь места, где уже побывал владелец артефакта. Во-вторых, в этом месте тоже должно быть зеркало. Ну а в-третьих, следовало закрепить на зеркале один из двенадцати камней – точных копий тех, что были в оправе артефакта.

Последний камень закрепил ещё мой дед, но показывало зеркало только пять мест. Очевидно, семь других камней были утеряны. Из оставшихся зеркал лишь два были интересны.

Одно висело на потолке дворца в Галиции, и я не представляла, как можно было забраться на такую высоту и кто позволил подобное кощунство. Но смотреть на кипящую в чужом дворце жизнь было увлекательно.

Второй камень кто-то из предков закрепил над городской площадью. Никто не знал, что это за город и чем он оказался значим настолько, чтобы потратить один из камней. Однако я любила смотреть именно на эту картинку. На площади было всегда оживленно – здесь устраивали праздники и собрания, ярмарки и рынки.

"Если бы только можно было отдать артефакт…"

Но это невозможно. Работало зеркало только в руках Уваровых.

Через полчаса я буквально ворвалась в кабинет графа Черняхова, заставив дружинников бежать за мной через весь дворец.

– Михаил Юрьевич, простите за вторжение, – проговорила, пытаясь восстановить дыхание. – Но не обязательно выдавать меня замуж за вашего артефактора. Мы просто можем работать вместе!

– Василиса Саввовна, – недовольно скривился граф, откладывая доску. – Вы себе представляете, сколько времени уходит на работу? В хорошие дни Вольский ночует в мастерской! Седьмицами!

– Я возьму отпуск в академии.

– После свадебного обряда зеркало сочтёт графа членом рода. И, хотя я не особенно люблю мальчишку, в его руках вещи оживают. Если с зеркалом будете работать вы, на создание порталов уйдет намного больше, чем пара месяцев.

– Вы дали мне отсрочку до зимы, – напомнила я, все еще тяжело дыша. – Я могу хотя бы попробовать!

– Я подумаю, – после недолгого молчания решил граф. – И поговорю с Вольским. Хотя сомневаюсь, что он согласится отказаться от свадьбы. Кажется, он заинтересован не только в порталах, но и лично в вас.

15-е Листопада.

Зал заседаний Думы находился не в государевом дворце, а в получасе езды, в большом круглом здании, напоминавшем арену древнего театра. По воле одного из первых государей места для советников, располагающиеся в три яруса вокруг пустой круглой площадки, были выполнены из граба, известного своей твёрдостью.

Я как-то случайно услышала ворчание старого князя Пермского, что такая пытка придумана для того, чтобы советники не затягивали с решениями. И действительно – мало какое собрание Думы длилось дольше трёх часов.

Сегодняшнее не было исключением и уже подходило к концу. Я сидела на самом верхнем ярусе, хотя место главы одного из богатейших родов было на первом. Но я радовалась и этому. Слушала с интересом, сразу представляя, как те или иные указы скажутся на жизни моего княжества. Ни разу не высказалась, но голос отдавала, опираясь исключительно на собственные размышления.

Хотя я присутствовала на собраниях уже четвертый год, на меня все равно поглядывали. Кто-то с любопытством, кто-то недовольно, с кто-то задумчиво. Надежда вновь собрала мои волосы в простую высокую причёску без украшений, и платье я выбрала самое строгое – шерстяное, плотное, с высоким воротником, скрывающим шею, и длинными рукавами, под которыми не было видно даже пальцев. Но тем не менее некоторые взгляды словно оставляли на мне неприятные масляные пятна.

Но мне все равно будет этого не хватать. Этой свободы, своеобразного признания, собственной значимости. После свадьбы я останусь главой рода только формально, и на собраниях вместо меня будет сидеть Теодор.

Или, если чёрная полоса все-таки наступит, муж, которого мне подберет государь. Хотя может быть и хуже – мне придётся уехать в союзное государство, и тогда государь назначит собственного представителя от Уваровского княжества. Формально его выберет глава рода, а по факту я уже ничего не буду решать.

При мысли об этом стало так тоскливо, словно сердце сжали ледяными тисками. Не так я себе представляла своё будущее, не о том мечтала.

Оставалась лишь надежда, что граф Вольский согласится работать над артефактом вместе и при этом откажется от притязаний на меня. Но расспросить Черняхова никак не удавалось. Я надеялась сделать это сегодня – нам предстояло возвращаться в одной самоходке.

– Вы поговорили с графом Вольским, Михаил Юрьевич? – спросила я, проигнорировав тот факт, что помимо меня и графа в экипаже находилось ещё четверо дружинников и двое секретарей.

Граф нахмурился, обвёл глазами присутствующих, которые усиленно и поспешно сделали вид, что заняты своими делами, и неохотно сказал:

– Мне удалось это только сегодня утром. До заседания.

И замолчал. Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, понимая, что таким образом Черняхов "наказывает" меня за несдержанность.

– И какое решение он принял? – постаралась задать вопрос, собрав все имеющиеся запасы спокойствия.

– На удивление Вольский согласился.

– Правда? – день словно обрел краски, я даже на миг зажмурилась от не по-осеннему яркого солнца.

– С одним условием, – с видимым удовольствием добавил Черняхов. – Если наступит зима, и государев артефактор решит, что не успевает закончить с работой до конца Лютого, он будет вправе потребовать немедленного обряда.

– Справедливо, – пробормотала я.

– И я еще не обсуждал это с государем, – добавил Черняхов. – Он слишком верит в Вольского. Как по мне, то брак ради союзной поддержки надежнее и проще.

Я не ответила и молчала до самого дворца, думая о том, что день, когда мне придётся покинуть родное государство, станет самым чёрным в жизни. А ещё о том, что разговор с Тео откладывается на неопределённый срок – вчера пришло сообщение, что старший год вновь отправляют на сборы.

"Все готовятся к войне".

Черняхов и в этот раз проводил меня до комнат и ушёл, лишь лично убедившись в их безопасности.

"Что бы он сказал, если бы узнал, что я выезжаю в Белозерск без охраны, лишь с друзьями?"