Текст книги "Соблазнение в академии (СИ)"

Автор книги: Ти Шарэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

15-е Медовика.

– Я все понимаю, Дёма, но откуда такая спешка? – Ада так резко дёрнула плечом, что тонкая шаль соскользнула, светлой пеной улеглась у ног.

Усмехнулся про себя, но немедля шагнул к девушке, поднял накидку и накинул обратно на смуглые плечи.

– Какая спешка? – постарался вложить в голос столько мягкости, сколько смог в себе откопать. – У меня есть как минимум пара лет. Но помолвку государь велел заключить до конца зимы. Помолвка – не свадьба, ты же понимаешь?

Ада тряхнула чёрными кудрями, нахмурилась. Я невольно поднял руку, разгладил морщинку между бровей. Потом склонился и заменил пальцы прикосновением губ. Прижал девушку к себе.

– Не отдам, – упрямо заявила Ада, заставив меня улыбнуться.

Я отстранился, любуясь строптивицей.

Напористая, сильная, красивая. Древняя кровь, которую невозможно скрыть – большие карие глаза, кудрявые волосы, нос с легкой горбинкой и пухлые губы. Кожа немного смуглая и словно бархатная. И крошечная родинка под внешним уголком правого глаза.

– Если спешки нет, – Ада не умела долго молчать, – то зачем тебе уезжать сейчас?

– Не сейчас, – зачем-то поправил девушку, – а в конце лета. У нас ещё будет пара недель.

– Дёма, – с нажимом произнесла Ада, чуть прищурившись. – Не уходи от темы.

– Хм, – мне не хотелось лишний раз ранить девушку словами о будущей невесте, но и избежать разговора Ада бы не дала. Вздохнул и признался. – Я остановил выбор на княгине Уваровой.

– И что сказал государь? – помедлив, спросила Ада. – Она ведь его племянница, верно?

– Внучатая.

– Дёма!

– Ничего государь не сказал. Он не знает.

– Вот как? – Ада вдруг успокоилась, расслабилась. – То есть у тебя нет никаких договорённостей? Зачем тогда ты едешь в Белогорск?

– Василиса учится там, – я отвечал коротко, неохотно, хотя и понимал, что Ада не успокоится, пока не выяснит все подробности.

– Почему именно она?

– Дело в артефакте старого князя, – сказал еще менее охотно. – Том самом, которого мне не хватает для прорыва. Зеркало Офара.

– Вы хотя бы знакомы? – продолжала допытываться девушка. – Ты видел ее?

– Мельком. Четыре года назад, когда не стало ее отца.

– Она красивая? – голос Ады дрогнул, выдав волнение.

А в моей памяти возникло бледное лицо со сжатыми в тонкую полоску губами. Чёрный платок, скрывающий не только волосы, но и лоб. И строгие синие глаза.

– Не знаю, – вполне искренне сказал я, – но это не важно.

– А что важно? Какая-то побрякушка?

– Это не побрякушка, – вздохнув, сказал я. – Если я пойму, как работает зеркало, то смогу создавать порталы. Это станет невероятным прорывом. Представь, что любое место будет доступно также, как эта комната за спиной.

Ада снова нахмурилась. Так, словно ждала иного ответа.

– Если ты не договорился с государем, – сказала она, – и не знаком с княгиней, то как ты планируешь заключить помолвку?

– Думаешь, она окажется от брака со мной? – хмыкнул я.

– У нее может быть жених. Насколько помню, княгине уже больше двадцати.

Ада произнесла это с такой очаровательной небрежностью, что я расхохотался:

– Это что, много? Тебе самой двадцать три.

Девушка без улыбки дождалась окончания приступа смеха.

– Прости, – повинился я. Не знаю зачем, оскорбленной Ада не выглядела.

– Княгиня не потерпит любовницы, – произнесла она. – И потребует обряда.

– Предоставь это мне, – сказал я, решив закончить этот неудобный разговор. – Увидишь, уже через месяц она будет преданно заглядывать мне в глаза и даже не вспомнит об обряде.

– Обещаешь? – требовательно и серьёзно спросила Ада.

Я на миг замялся. В памяти вновь возникла стройная, затянутая в черное фигурка. Прямая до неестественности спина, суровый взгляд. Сложно было представить, что эти глаза могут быть восторженными. Или хотя бы теплыми.

– Обещаю, – шепнул я и сам скинул шаль со смуглых плеч.

28-31-е Медовика.

– Мама, только не в мою академию! – взмолилась я. – У меня просто не будет возможности за ней присмотреть!

– Маша повзрослела, милая. С ней ничего не случится.

– Правда? – сквозь зубы удивилась я. – Вчера она упала с дерева!

– Правда? – повторила за мной госпожа Уварова.

Прозвучало неискренне.

– Мама! – прорычала я.

– Ну Лисса, – тут же сменила тон мачеха. – Она слушается только тебя!

Иногда мне кажется, что я в этой семье самая взрослая. Уже лет десять как кажется.

– Мама, – я вздохнула, беспомощно пожала плечами.

Мы сидели в саду, в белой беседке, по решётке которой расползалась зеленые лианы с крошечными розовыми цветочками. Пахло приторно и довольно навязчиво.

– В этом году у меня специализация. Это означает ещё больше работы. Я два дня пропадаю в театре, а в выходной не вылезаю из отчётов от управляющих!

– Милая, ты знаешь, что я скажу, – мачеха вздохнула, погладила меня по руке. Ее затянутые в кружевную перчатку пальцы царапнули по коже.

– Что это моя блажь, – кивнула я. – Что я должна была выбрать совершенно другую академию. И факультет экономики. Или дипломатии.

– Дипломатия никому не помешает, Лисса.

– Вот и отправь Марийку туда!

– Она не послушает, – мачеха вздохнула. – Она все уши прожужжала про твою академию. Ты же слышала ее.

– Ты её поощряешь, – я укоризненно качнула головой. – За два года Марийка совсем отбилась от рук.

– Я слишком мягкая, – беззаботно призналась мачеха.

– Ну да, – фыркнула я, – а мною ты ее пугаешь. Что-то не сильно напугала, раз она рвется в академию.

– Маша всегда тянулась к тебе, милая. Не отталкивай ее. У нее нет никого кроме меня и тебя.

Ну вот. Когда мама начинала говорить таким убитым голосом с дрожащими интонациями, значит, других аргументов у нее не осталось.

– Ладно, – проворчала я, сдаваясь, – но если ее отчислят – я не виновата, договорились?

– Спасибо, – мачеха тут же заулыбалась. Я знала, что она не притворяется, действительно, рада и за Марийку, и за меня.

Мне повезло с семьёй. Наверное. По крайней мере, я любила их, а они любили меня. Моя родная мать умерла при моём рождении, а спустя пару лет отец женился на Аглае. Марийка младше меня на четыре года, но мы были очень близки в детстве. Охлаждение произошло лишь два года назад, когда я решила поступить в академию, а шестнадцатилетняя сестра осталась дома. И вот теперь она надумала присоединиться ко мне.

Я была против. Не могла представить свою сестру в академии. Она – словно цветок – одновременно дикий и хрупкий. Иногда вздорная, иногда резкая, но ранимая и нежная. Ее могут обидеть, или она заденет кого-то не подумав. А у меня заказы, проект и ещё два года учебы.

Но отказать Аглае я не смогла. Мачеха любила меня, и никогда я не чувствовала, что к Марийке она относится иначе, чем ко мне. Мы были одинаково одарены нежностью, лаской и добрым словом.

Отец нашим воспитанием не занимался. Я вообще едва видела этого строгого, даже сурового мужчину в детстве. Он не замечал ни жену, ни меня, ни сестру. И в какой-то момент я поняла, что если продолжу жить в том же беззаботном русле, то и не заметит. Мне было двенадцать, когда пришло это озарение. И каким-то неведомым образом я стала главой семьи.

Командовать восьмилетней сестрой было несложно, но и Аглая с радостью переложила на меня все домашние хлопоты. А когда не стало отца, только благодаря этому опыту руководства домом и семьей, я выдержала груз ответственности за целое княжество.

Сначала было невыносимо сложно. Управляющие отца смотрели на восемнадцатилетнюю растерянную девчонку и прятали ухмылки в кулаках. Только Степан молчал. Он-то точно знал, кто был настоящей хозяйкой в основном поместье. Вскоре узнали и остальные. Самых упёртых пришлось уволить, слишком сговорчивых – тоже.

На то, чтобы найти и починить тонкие нити управления огромным княжеством, ушло два года. И только потом я позволила себе расслабиться и осуществить свою мечту – поступить на факультет иллюзий в столичную академию.

Марийка ждала нас в столовой, откуда полчаса назад Аглая увела меня под предлогом прогулки. Настроена сестра была воинственно, явно собиралась добиваться своего любыми способами. Щеки алели лихорадочным румянцем, и хотя пальцы нервно мяли кружева рукавов, подбородок был высоко задран, а синие глаза – гордость Уваровых – сверкали решимостью.

– Остынь, – махнула я рукой. – И можешь собирать вещи.

Марийка тут же расцвела и, прихватив Ниту, убежала собираться.

– Она слишком открытая, – пожаловалась я Аглае. – Ей будет сложно.

– Маше пора взрослеть, – тихо и серьезно ответила мачеха. – И рядом с тобой это пройдёт наименее болезненно.

– Спасибо, что веришь в меня, – хмыкнула я.

– Я знала, что ты не откажешь сестре, Лисса.

– И поэтому оставила самые важные слова напоследок? Ладно, мама. Я тоже пойду собираться. Поможешь?

Оставшиеся до отъезда дни прошли мирно. Марийка собирала вещи с таким азартом, что срочно пришлось докупить несколько дорожных сундуков. Я сначала пробовала как-то уменьшить количество вещей, которые сестра планировала брать с собой, но, натолкнувшись на хмурый взгляд и поджатые губы, махнула рукой.

– Мы совершенно точно переругаемся, – в очередной раз пожаловалась мачехе во время вечерней прогулки по саду. – Я не стану с ней нянчиться. У меня нет на это ни времени, ни желания.

– Все наладится, – Аглая была безмятежна. – Зато вы, наконец, сможете проводить вместе почти все время!

– Это меня и пугает, – проворчала я себе под нос.

Аглая, если и услышала, предпочла сделать вид, что увлечена вьющимимся розами. Да и смысл жаловаться? Я уже согласилась взять Марийку с собой и не собиралась отказываться от собственных слов.

1-е Златолиста.

С оформлением Марийки в академию проблем не возникло. Все отпрыски дворянских домов не просто могли, а были обязаны пройти обучение. Другое дело, что Митя и Павка, мои двоюродные братья и заодно государевы внуки, обучались во дворце. Впрочем, как и мы с Марийкой до смерти отца и первое время после неё.

– Жаль, что распределение только после первого года, – сказала сестра как только мы вышли из канцелярии.

– Очень надеюсь, что на боевую артефакторику тебя не направят, – с чувством высказалась я.

– Почему? – тут же ощетинилась Марийка и замедлила шаг. – Думаешь, у меня не хватит дара?

– Ты не можешь быть слабой, Маш, – я взяла ее под руку и повела в сторону лестницы. – Род Уваровых один из самых сильных. Просто мне не нравится то, сколько сил и умов тратится на создание орудий убийства.

– Но Тео учится именно там…

– Интересно, когда это ты начала звать графа Фон Конуга по имени? – рассеянно спросила я, думая о том, чтобы не забыть отправить послание Аглае.

– Когда он гостил у нас весной. Мне нравится Тео. Когда вы поженитесь?

– Я же говорила. И не раз. Когда я закончу академию.

– Не боишься, что его уведёт кто-нибудь пошустрее?

– Мужчина – не скотина, чтобы его можно было увезти без желания, – пожала я плечами. – Я уверена в Тео.

– Насколько уверена? – не унималась сестра. – Смогла бы выйти замуж без обряда?

– Зачем? – искренне удивилась я. – Обряд – это дар обоим супругам.

– Один человек сказал, что обряд – это зачарованная цепь.

– Что за человек? – насторожилась я.

– Это образное выражение, – тут же отступила Марийка. – Я где-то прочитала.

Мы вышли из главного корпуса и направились к жилой территории. По пути встретили несколько знакомых, но я только бегло здоровалась, прикрываясь необходимостью устроить сестру. Ни Тео, ни Веры, ни Есении в академии ещё не было, а больше я ни с кем дружбы не водила.

– Они все так смотрят на тебя, – негромко сказала Марийка, теряя остатки веселости, которой была переполнена когда мы входили в канцелярию.

– Как? – я даже оглянулась, пытаясь понять, что так нервирует сестру, но ничего не заметила. Все те же приветливые лица и приветственные жесты.

– Примерно как дома прислуга, – Марийка отстранилась, словно вдруг решив всем показать, что нас с ней ничего не связывает. – Ловят каждый жест. Разве что в рот не заглядывают.

Я растерялась.

– О чем ты говоришь, Маш?

– Ни о чем, – буркнула сестра. – Забудь.

– Маша, нам вместе жить два года. Давай не будем начинать со ссоры в первый же день. Можешь нормально сказать, что случилось?

– Ты ведь этого даже не замечаешь, да? – Марийка как-то горестно хмыкнула.

– Что именно? – я начала терять терпение. Бордовая крыша моего дома сияла отраженным солнцем совсем рядом, а мне не хотелось продолжать этот странный разговор при служанке.

– Ты – княгиня. В свои-то двадцать два года. Кто ещё может этим похвастаться?

– А ты – княжна.

– И ты не чувствуешь разницы, Лисса? Не удивлюсь, если у тебя тут свита человек в двадцать. И очередь на совместные обеды расписана на год вперёд.

Я не нашлась с ответом. Откуда эта горечь в голосе сестры? Ревность? Зависть? Обида?

Мы молча дошли до дома. Жилая территория академии занимала раза в три больше места, чем учебные корпуса. Слева возвышалось несколько рядов трёхэтажных общежитий, а справа – тридцать шесть домов для преподавателей и учеников из высшего дворянства.

К каждому дому прилагался небольшой сад и беседка. Я выбрала этот дом не случайно. В нем единственном вместо беседки среди яблонь стояла большая деревянная качель.

– Твоя комната справа, – я открыла рот только на втором этаже дома. Потом едко добавила. – Или я здесь тоже использую свой статус? Не оставила тебе выбора?

Не нужно было этого говорить. Но слова сестры оказались неожиданно болезненны, и я не удержалась.

Марийка молча прошла в предложенную ей комнату. Она абсолютно ничем не отличалась от моей, даже шелковые обои в обеих спальнях были одинакового оттенка вареных сливок. Белая с патиной дверь захлопнулась за спиной сестры с таким грохотом, словно была сделана из железа, а не дерева.

– Получи ей форму, пожалуйста, – обратилась я к Любаве. – И зачаруй расписание первого курса. Хочу взглянуть.

– Будет сделано, – девушка тут же исчезла, а я ещё несколько минут смотрела на закрытую дверь.

"Что и говорить, воссоединение семьи прошло не гладко".

На обед Марийка не вышла. Любава отнесла поднос с едой в спальню, но вернулась с нетронутыми тарелками.

"Вот же мелкая шишига! А ведь я говорила Аглае, что так и будет!"

Стиснула зубы, забрала у Любавы поднос и, громко топая от злости, рванула на второй этаж. Ручку пришлось нажимать локтем, я задела нервную косточку, выругалась от души и, наконец, ворвалась в комнату сестры.

Марийка лежала на кровати поверх покрывала. Маленькая скорченная фигурка в дорожном платье. Крошечная ступня в светлом гольфе с вышитыми пчёлками – такими детскими и трогательными – не поместилась под подолом и тоже казалась съёжившейся.

"Просто памятник вселенской скорби!"

Я постаралась подавить и раздражение, и жалость. Упрёки сестры по-прежнему казались мне несправедливыми, а капризы неуместными. Но ведь это Марийка. Мой вечный "хвостик", моя маленькая сестрёнка, которую я практически вырастила, несмотря на незначительную разницу в возрасте.

Пристроила поднос на столик и села в ногах.

– Я не просила ни титула, ни богатств. Ты ведь знаешь это, Маша. Мы же вместе мечтали об академии, помнишь, как я хотела сюда попасть. Здесь моё место. Я обожаю занятия, а когда могу – целыми днями пропадаю в театре. Здесь никто не называет меня княгиней. Многие, наверное, даже не знают. Никаких свит, никаких балов или клубов по интересам. Я общаюсь только с Верой и Есей – ты их прекрасно знаешь. Ну и с Теодором. Если бы не управление княжеством, я бы проводила на занятиях и в театре ещё больше времени.

– И все же ты – княгиня, – тихо произнесла сестра. – Ты даже замуж можешь выйти по собственному желанию.

– Как и ты, Маш.

– Я только с твоего одобрения, а тебе даже разрешение государя не нужно.

– Я никогда не сделаю тебе больно, Маш. Ты выйдешь замуж по любви. Денег Уваровых хватит на несколько десятков поколений.

– Я знаю, что ты не хотела меня брать с собой. Слышала ваши разговоры с мамой.

– Так я и не скрывала, Машунь. Это не так просто, как кажется. Ты привыкла… – как бы так сказать, чтобы не обидеть, – к определённому к себе отношению. А в академии не делают различий по статусу. могут даже обозвать. Не представляешь, как меня ругали на первом году.

– Тебя? Не верю, – Марийка, наконец, распрямилась, показывая припухшее от слез лицо.

– Ты вот говоришь про свиту. Как бы не так. Первое время меня задевали все, кто только мог. Если знала много – называли задавакой, если что-то не знала – дурочкой. А когда узнали про возраст, то переростком. Но не потому, что я какая-то особенная. Так относились почти ко всем.

Я не стала говорить, что поступила под именем боярыни Василисы Вязьменской. Маленькая Вязьма входила в состав княжества, поэтому имя было официальным и не вызвало возражений у великого наставника. Все насмешки прекратились, когда до моих одногруппников дошло мое настоящее имя. Не от меня.

– И ко мне будут? – напряглась Марийка.

– Пусть попробуют обидеть мою сестру, – с притворной строгостью рыкнула я. – Как никак за два года определённый вес я заработала.

Постепенно Марийка расслабилась, начала улыбаться. Потом поела, с удовольствием примерила светло-голубую форму первого года. Длинная юбка оказалась немного большеватой, поэтому Любава отправилась все менять, а мы с сестрой склонились над расписанием первого года.

– Базовая артефакторика каждый день, основы зельеварения, история, теория дара и гимнастика. А у тебя какие предметы?

Я сходила за своей дощечкой.

– Артефакторика? – удивилась Марийка. – Тоже? Даже на третьем году?

– Осталось только одно занятие в неделю, – рассеянно проговорила я, изучая расписание. – И гимнастика никуда не делась, куда же без нее. Остальное – новое.

– Сценическое мастерство, – вслух начала перечислять Марийка, – психология, теория воздействия, медитация, история, изобразительное искусство.

– И театр, – улыбнулась я. – Целых два дня на специализацию.

– Покажешь?

– Обязательно.

Мы проговорили с Марийкой до самого вечера. И если сначала меня терзали мысли, что провожу время в бесполезной беседе, а могла бы поработать, то потом расслабилась и начала получать от общения с сестрой настоящее удовольствие. Совсем как в детстве.

2-е Златолиста.

Классы в академии были просторными и прекрасно оснащенными. Длинные скамьи с мягкими сиденьями и спинками стояли полукругом и в несколько рядов, напоминая портер в моём любимом театре, а перед ними располагалась площадка для наставника с кафедрой и огромной доской.

Первогодков было человек сорок, но шанса затеряться среди них не было. Моя бордовая форма третьего года выделялась на их нежно-голубом фоне, как клякса на скатерти. Однако я не боялась, что меня выгонят – наставник Греков всегда был рад вольнослушателям.

Этот высокий худощавый мужчина с хорошо поставленным красивым голосом, всегда вызывал во мне восхищение. И умением увлечь, и глубокими знаниями, и чисто человеческими качествами.

– Тебя точно не накажут? – заерзала сестра, когда наставник начал записывать присутствующих. – Наверное, я зря попросила.

Мои занятия начинались с завтрашнего дня. Сегодня по расписанию стоял театр, но его еще не успели подготовить после лета. Поэтому я решила провести этот день с сестрой. И сразу показать всем интересующимся, что Марийка находится под моей защитой.

Сестра ошибалась, наделяя меня воображаемой свитой, но была права в одном – никто не станет связываться с княгиней Уваровой. Когда в академии стало известно мое имя, количество людей вдруг воспылавших ко мне симпатией за пару дней выросло из тоненького ручейка в бескрайнее море. Именно поэтому моими друзьями остались только те, кто принял меня именно как Вязьменскую. Есения, Вера и Тео.

– Итак, вы собрались здесь, потому что наделены даром, – начал урок наставник. – Я бы сказал "владеете", но, по сути, это дар владеет вами. Вы – невольники, заложники и слуги собственных чар.

По залу прокатился шепоток. Я тихо хмыкнула, вспоминая гораздо более бурную реакцию своего года на подобное заявление. Этот набор оказался куда более сдержанным.

Наставник выдержал паузу, дождался абсолютной тишины и продолжил:

– Любой одарённый обязан зачаровывать. Если он не выплеснет свой дар, то утонет в нем. Захлебнется, сойдет с ума от переизбытка энергии. Потому что, по сути, дар – это и есть энергия, которую могут вырабатывать только определённые люди. Вы. Понятно? Вы – источники, накопители и хранители. Батарейки.

И снова я спрятала улыбку, прислушиваясь к недовольному, но сдержанному ропоту. Греков всегда начинал так свои уроки. Наставник терпеть не мог, когда одарённые кичились своей исключительностью, и свою точку зрения обозначал с самого начала.

– Вы сбрасываете излишек своей энергии и за счет этого сохраняете здравый ум и отменное здоровье. У кого-то дара больше, у кого-то меньше, но вас собрали здесь, чтобы научить правильно им распоряжаться.

Наставник не стал упоминать о том, что одарённых детей обучают едва ли не с самого рождения. Если дожили до академии, значит, их ещё в раннем детстве научили пользоваться накопителями.

Греков подошёл к доске, написал слово "дар" и обвел его. Затем, по кругу появились слова "предмет", "явление", "жидкость", "растение" и "человек".

– Начнем с простого, – наставник внимательно всмотрелся в лица и указал на парня в первом ряду. – Вот сударь Прокофьев расскажет нам, могут ли одарённые воздействовать на предметы.

Парень – долговязый, рыжий и стремительно краснеющий – быстро поднялся, неловко задев свою сумку. Вещи упали с глухим шумом, кто-то тихо прыснул в кулак.

– Могут, – сказал рыжий с вопросительной интонацией. Потом кашлянул и продолжил гораздо увереннее. – Одарённые могут воздействовать на предметы, растения и жидкости.

– Садитесь, сударь. Все верно. Именно поэтому мы в основном учимся на артефакторов и зельеваров. Наш дар наполняет предметы энергией, заставляет их работать. Усиливает свойства растений, делает воду проводником энергии. А что касается остального? Явления, человек, животные? Сударыня Ланская?

Девушка легко поднялась с места и бодро отрапортовала:

– Мы не можем влиять ни на что из вышеперечисленного. Разве что иллюзионисты.

– Вы правы, сударыня, садитесь. Небольшой процент одаренных, – наставник бросил короткий взгляд в мою сторону, но привлекать к уроку не стал, – обладает особым даром. Они в какой-то мере могут воздействовать на человека. На его разум. Но об этом мы поговорим на следующих занятиях. А пока вернёмся к первым признакам дара. Сударь Остапов, поможете нам?

Дальше я не слушала, погрузилась в свои мысли. В основном о предстоящем проекте. Заказ, хоть и как всегда анонимный, пришел с пометкой "важно". Сценарий я уже видела, ничего по сути сложного – легкая, немного авантюрная иллюзия о знакомстве с будущим мужем и последующих ухаживаниях. Такое иногда заказывают для дочерей или сестёр. Чтобы хоть как-то романтизировать вынужденное замужество.

Проблема заключалась в том, что у меня не было кандидатов на главные роли. И если на ближайших пробах не появятся подходящие, то полетят все сроки. А подводить заказчика из дворца мне очень не хотелось. Я была практически уверена, что им был мой двоюродный дядя – князь Успенский, а готовилась иллюзия, как подарок моей троюродной сестре Катерине.

– Лиска, – толкнула меня в бок Марийка, – пойдем.

Занятие закончилось, первогодки торопливо собирали вещи, наставник стирал с доски.

– Пойдём, – поднялась я. – Нас, наверное, уже ждут.

Теодор заходил утром, сразу по приезде, но короткая встреча с торопливым поцелуем в счет не шла. Я успела соскучиться за те несколько недель лета, когда не видела своего будущего мужа. Мне показалось, что Тео выглядел обеспокоенным, но на вопросы парень ответил еще одним поцелуем и словами "поговорим позже".

А вот с подругами я не успела повидаться, но обе отписались, что с радостью составят компанию мне с сестрой за обедом.

– Как тебе учеба, Маш? – спросила Вера, когда мы сели за стол.

– Пока не поняла, – сестра пожала плечами.

– С кем-нибудь успела познакомиться? – вступила Есения.

– Нет, – Марийка покосилась на меня, чуть подумала и сказала, – завтра Лисса уйдет на свои занятия, тогда и познакомлюсь.

– Ну хоть пригляделась к парням? – не оставала Еся.

Моя подруга была очень влюбчивой и не особенно разборчивой. К счастью, все ее влюблённости до сих пор были исключительно платоническими.

– Нет, – ответала Марийка, потупившись.

– А может у тебя уже кто-то есть на сердце?

– Нет! – как-то очень поспешно и нервно открестилась Марийка.

– Еся! – позвала я подругу. – Ешь уже, не то все остынет, и Любава расстроится.

Подруга переключилась на еду, как и сестра. Вот только последняя никак не желала встречаться со мною взглядом.

"Ладно, расспрошу позже".

Но день пролетел суматошно и быстро, и я забыла узнать у сестры, почему она так резко отреагировала на невинный вопрос.

3-е Златолиста.

Первое занятие стояло общим у всех зельеваров и иллюзионистов третьего года, и вел его тот же наставник Греков, что и вчера у Марийки. Это не могло не радовать, ибо предмет я готова была терпеть только из-за толкового наставника и не чаще раза в неделю. У артефакторов – как бытовых, так и боевых – артефакторика была каждый день.

– Обедаем у меня? – на всякий случай уточнила у сидевших рядом подруг. – Любава приготовит мясной рулет и яблочный пирог.

– Я бы сейчас уже поела, – протянула Есения.

– Ты вечно голодная, – фыркнула Вера.

– Кто бы говорил, – тут же насупилась Еся. – Сама ешь как не в себя. Правду говорят, твоя бабка – ведьма и ты такая же. Не в коня корм!

Вера весело рассмеялась, нисколько не обидевшись. Во-первых, потому что на Есению невозможно было долго обижаться, во-вторых, потому что своей бабушкой Вера гордилась и сравнению только обрадовалась. Ну а в-третьих, Еся нисколько не лукавила про аппетит нашей общей подруги. И про внешний вид тоже.

Вера была худенькой и невероятно хорошенькой. Кудрявые рыжие волосы светящимся ореолом охватывали голову, нежная кожа словно светилась изнутри, почти незаметная россыпь веснушек только добавляла девушке очарования, а синие глаза одарённой делали образ совершенным. Я не знала ни одной другой девушки, кому бы шли короткие волосы, а Веру не представляла с другой причёской.

– В общем, мы с удовольствием пообедаем у тебя, – быстро подвела итог нашей беседе Есения, глядя на наставника Грекова, закрывающего за собой дверь класса.

– Тео придёт со Стасом, – успела шепнуть я, и лицо Веры сразу приняло замкнутое мрачное выражение. Даже веснушки выцвели, а рыжие волосы потускнели. Но она упрямо стиснула зубы и не стала отказываться от обеда.

Я вздохнула. Знала, что мою подругу и лучшего друга Тео связывает какая-то грустная история, но все началось и закончилось раньше, чем мы все оказались в академии.

Хотя, учитывая репутацию Станислава, можно было смело предположить, что Вере не повезло оказаться в длинной череде его возлюбленных. Даже думать не хочу, как далеко зашло дело, лишь надеюсь, что Вера оказалась достаточно благоразумна, чтобы не отдавать невинность до обряда.

Хорошо, что Стас и Вера пересекались не часто, иначе, наверное, одна из таких встреч закончилась бы плачевно. Но Тео еще с вечера уточнил может ли он прийти с другом, и я не нашла причины отказать.

После артефакторики мы с подругами разошлись по своим занятиям. А еще через два часа я зашла за Марийкой и вместе с сестрой отправилась домой.

Подруги пришли почти сразу после нас, а вот Тео со Стасом задержались. Но не настолько, чтобы обед успел остыть.

– Наставник Долохов сегодня лютует, – с порога объявил Станислав. – Гонял нас как бесов!

– Нам пришлось заскочить к себе, чтобы принять душ и переодеться, – добавил Теодор, целуя меня в висок. Я с удовольствием вдохнула запах свежести и не успевшего остыть мужского тела.

– Здравствуйте, сударыни, – Стас уже прошел в гостиную, и мы с Тео поспешили за ним.

Я боялась, что присутствие Веры и Стаса за одним столом превратит обед либо в поминки, либо в поле боя, как это не раз бывало раньше, но, на удивление, ошиблась. Марийка и Есения своей непосредственностью сумели создать атмосферу непринуждённости. И на фоне их легкой болтовни молчание Веры не было столь заметным.

– Боевая артефакторика – это так здорово, – мечтательно вздохнула сестра, когда речь зашла о занятиях. Потом Марийка взглянула на меня и с некоторым ехидством продолжила. – Правда, старшая сестра недолюбливает учеников боевого факультета.

– Правда? – развеселился Стас, который, как и Тео, учился именно там.

– Неправда, – отрезала я, укоризненно взглянув на сестру. – Мне просто не нравится идея создавать оружие.

– Мы же не только этому учимся, – примирительно сказал Теодор. – Сегодня разбирали новый артефакт для записи информации.

– Планшет Вольского, – подключился Стас. – Этот мужик – гений.

– Мы и так можем записывать сообщения. – не поняла я. – В чем тут гениальность?

– Вот именно, – с ноткой снисходительности сказал Стас. – Только сообщения. Вольский придумал способ записывать небольшой отрезок видимого. Как ты записываешь иллюзию. Вот только видит его не один человек, а все, кто смотрит в планшет.

– Ничего не поняла, – потрясла головой Есения. – Зачем кому-то записывать реальность?

– В сражении можно записать кусок боя, чтобы разобрать тактику. Свою и противника.

– Все-таки сражение. Снова.

– Ты можешь использовать планшет в мирной жизни, – возразил Теодор. – Представь, что хочешь переслать Аглае ваше с Машей изображение. Показать академию, этот дом.

Я задумалась. Потом признала:

– Да, пожалуй, не отказалась бы.

– Я же говорил, – Стас довольно откинулся на спинку стула. – Вольский – гений. Мужику ещё и тридцати нет, а он уже королевский артефактор.

– Не слышала про такого, – я пожала плечами.

– Еще услышишь, – заверил меня Стас.

– Мы можем поговорить? – спросил Тео, когда пришла пора расходиться по занятиям. – Вечером?

– Приходи, конечно. Поужинаем вместе?

– Да. Я буду один.

– Девочки тоже не смогут. Так что ужин в узком кругу – ты, я и Маша. Идёт?

– Идет, – улыбнулся Тео. Но как-то устало и вымученно. Его явно что-то беспокоило, и вечером мне предстояло это узнать.

Последним занятием во вторник поставили гимнастику, вновь общую для зельеваров и иллюзионистов. Это разумное решением, ибо нас мало – всего двенадцать человек. Большинство учеников академии традиционно отдают предпочтение артефакторике.

Наставник Долохов раньше готовил армейцев, а к нам попал после ухода на пенсию. Сколько шуток ходило про наставника – не пересчитать. И все вокруг того, что методы обучения Долохова от смены работы не изменились.

– Может ему кто-нибудь всё-таки скажет, что зельеваров на войну не призывают? – стонала пухленькая Есения, ковыляя к раздевалкам последней. Впрочем, мы с Верой недалеко ушли – тащились прямо перед ней.