Текст книги "Соблазнение в академии (СИ)"

Автор книги: Ти Шарэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Вера тут же вскинула руку и, получив разрешение, четко проговорила:

– Знание анатомии позволяет зельевару понять, как различные вещества воздействуют на организм. Например, чтобы создать зелье, повышающее выносливость, нужно знать, как работает сердечно-сосудистая система и как улучшить кровообращение. Или же, создавая зелье для улучшения памяти, необходимо учитывать работу нервной системы и мозга.

Я уважительно покачала головой и этим привлекла внимание наставника:

– Сударыня Вяземская, вы же иллюзионист. Для чего анатомия вам?

– Чтобы понимать как двигаются люди? – предположила я.

– И это тоже, – прошелестел наставник. – А приходилось ли вам изображать ранения?

– Да.

– Получилось?

– Не вдавалась в подробности, – призналась я, – просто кровь на одежде.

– Я считаю, что знание анатомии необходимо любому образованному человеку, – наставник прошел за кафедру, – но всем вам в особенности.

Мужчина говорил монотонно и тихо. Сначала я честно старалась слушать, но вскоре мои мысли потекли в другом направлении. Том самом, куда я им запрещала.

«Чем сейчас занимается Демьян? Наверняка, чем-то более интересным, чем я».

Класс погрузился в вялую дремоту, в которую хорошо вписывалась шуршащая речь наставника. Кажется, не только мне было тяжело на ней сосредоточиться. Есения рисовала цветочки в альбоме, Тихон о чем-то задумался, и лишь Вера слушала внимательно и даже иногда согласно качала головой. Восхищаюсь.

Еще два дня до выходных протянулись так же долго, как урок анатомии. Единственным ярким моментом стало общее занятие в пятницу, когда вместо истории магических учреждений мы начали изучать правовые и моральные аспекты магии.

Марийка вела себя так образцово, что вызывала смутное беспокойство. Не думаю, что сестра что-то затевала, скорее следовало переживать за ее душевное здоровье. Но я отмечала это отстраненно, словно погрузившись в дремоту.

Жизнь замедлилась и выцвела. Я училась по инерции, делала задания и проверяла новый отчет. И перестала гнать от себя мысли о Демьяне, ибо только они были яркими и красочными.

«Я люблю его».

Седьмица, проведенная с ним, и седьмица без него что-то изменили. Словно качели в моем яблоневом саду. Движение вперед, движение назад. И снова вперед, уже сильнее и выше.

Мне было страшно. Мне было до жути страшно, что движение назад, если оно случится, что-то убьет во мне. Что-то хрупкое, нежное и незнакомое. И одновременно глупое и дурное. Которому невозможно объяснить, что Вольский – бабник и интриган. Кажется, я все-таки начала понимать, о чем писали в тех дамских романах.

«Жду в мастерской».

Такое короткое сообщение, а вызвало целую бурю эмоций. Я скатилась по лестнице, быстро выпила малинового отвара, обожглась, тихо выругалась, чтобы не разбудить Марийку, и шустро оделась. Выскочила за дверь и, поскальзываясь на тонком насте, рванула к воротам. Чтобы практически врезаться в Яна.

– Не смог ждать, – просто сказал он, жадно разглядывая меня.

А для меня мир словно вновь обрел краски. Снег стал белее, небо синее. А мужчина, что стоял передо мной казался таким красивым, что на него было больно смотреть.

Мы качнулись друг к другу одновременно. Я спрятала пальцы в его меховом воротнике, успела вдохнуть дурманящий запах его одеколона. Демьян притянул меня к себе и без паузы поцеловал.

Несколько мгновений прежняя я пыталась достучаться до разума, но оказалась сметена и погребена под новыми ощущениями. Такими яркими и сильными, что у той прежней меня просто не было шанса. Я таяла. Нет, плавилась. Жаркое, почти болезненное чувство разворачивалось в теле, выжигая страхи и сомнения. Ноги стали слабыми, и я сползала бы на снег, если бы Ян не держал меня так крепко, что мне нечем было дышать. Поэтому я дышала им.

20-е Снеговея.

20-е Снеговея

– Тебе не кажется, что все происходит слишком стремительно?

– Нет, Вера, не кажется, – я чуть улыбнулась. – Мы знакомы с Яном больше трех месяцев.

– Люди присматриваются друг к другу годами.

– А мы не люди, – влезла в разговор Есения, – у нас есть обряд.

– Это не панацея, – Вера нахмурилась.

Я вздохнула. С тех пор, как сказала подругам, что дала согласие на помолвку, прошла седьмица, и такой разговор заводится по несколько раз на день. А Вера все еще настроена скептично. Как и Марийка. Та вообще воспринимает Яна в штыки.

– Не панацея, – легко согласилась Еся, – гарантия.

– Чего? – скривилась Вера, прекрасно зная ответ.

– Счастливой совместной жизни, – не обманула наши ожидания подруга.

– Ну подумай сама, – тоже не в первый раз, сказала я. – Что мне терять? Я люблю Демьяна, он любит меня. Государь с радостью одобрит нашу помолвку. А порталы станут гарантией мира.

– Звучит слишком гладко, – непримиримо заявила Вера.

– Ну хоть что-то у меня должно быть гладко? – мягко сказала я.

– Прости, – тут же сбавила тон подруга, – я знаю, что у тебя было не самое легкое детство. И вся это ответственность…

– Тебе не за что просить прощения. Я знаю, ты волнуешься за меня. И ценю это.

– Поговорим после занятия, – ткнула меня в бок Есения.

Вера тоже заметила нового наставника, открыла альбом и приготовилась записывать все, что бы он ни сказал.

Мужчина был пожилым и необычайно тучным. Среди одаренных такие встречаются редко. Среди учеников, например, ни одного. Хотя тут могут быть виноваты занятия Долохова.

– Меня зовут Антон Гореев, я наставник всего третьего года на зимний триместр. Буду проливать свет на один очень важный аспект ваших способностей – ответственность за их использование.

Мужчина говорил быстро, но с короткими паузами, во время которых шумно вдыхал воздух. От того казалось, что он задыхается.

– Конечно, базовые правила вам известны. Назовите их. Да, вы сударыня.

Анфиса легко поднялась и бойко произнесла:

– Запрещается применение магии для нанесения вреда. Запрещается самостоятельное создание боевых артефактов. Запрещается изготовление некоторых зелий.

– Это все?

– Ну, – Анфиса качнула головой в мою сторону, – что-то насчет иллюзий тоже было. Не помню.

– Садитесь сударыня, вы правы. Каждый из одаренных ограничен в своих действиях. И иллюзионисты могут принести не меньше вреда, чем боевики.

Я вспомнила принцессу Изабеллу, когда та в беспамятстве лежала на кровати – бледная и хрупкая, как увядающий цветок. Да, мой дар тоже может быть опасным, хотя я и не была виновата в случившемся.

– Давайте запишем основные источники, к которым мы будем обращаться на занятиях, – несмотря на то, что с начала урока прошло минут десять, наставник говорил все так же странно. Словно только что оббежал академию по кругу. – Во-первых, Международный этический кодекс. Он принят во всех крупных странах, кроме разве что, Земли Обетованной. Во-вторых, Державные статуты. Его мы будем разбирать подробнее всего. И в-третьих, Хроники. Туда, как вы знаете, вошли самых громкие и спорные дела. Например, дело Жаркова. Помните такое?

Занятие оказалось интереснее, чем можно было судить по названию. Сбивчивое и шумное дыхание наставника стало неважным, когда он начал красочно и подробно рассказывать про памятные преступления одаренных прошлого.

– Так что даже бытовой артефакт может стать смертельным орудием в умелых руках, – время занятия подошло к концу, и наставник принялся собирать со стола бумаги. – Без четкого регулирования тут не обойтись, как видите. Именно поэтому самые сильные артефакты становятся собственностью державы. Спасибо за занятие. Увидимся в пятницу.

– Может мне в наставники пойти? – задумчиво сказала Вера, глядя в спину наставника, который, тяжело перенося вес с ноги на ногу, выходил из класса.

– У тебя получится, – тут же согласилась Еся. – Ты любишь учиться и учить.

Вера подозрительно взглянула на подругу, но кроме приторного тона, которым Есения пропела эти слова, придраться было не к чему.

Я улыбнулась. Я вообще очень часто улыбалась в эту седьмицу. Губы сами растягивались по делу и без.

– Спасибо за платья, – сказала Вера, когда мы шли ко мне, – они как всегда прекрасны.

– И вам спасибо за подарки, – с нажимом сказала я, открывая дверь, – знаю, сколько для этого требуется сил и времени.

Я и в прошлом году заказывала подругам платья. Они не могли позволить себе такие излишества, а я не могла оставить девушек без достойных нарядов.

– Жаль, что тебя не будет, – вздохнула Есения, пристраивая шубку на вешалку.

– И мне, – чуть покривила душой я.

Снег быстро таял на полу, оставляя неопрятные лужицы. Я переступила через них и мимо Любавы, которая уже стояла наготове с тряпкой в руках, направилась первой мыть руки. Вернее сбежала, стараясь урвать хоть несколько мгновений передышки.

Умом я понимала, что и Вера, и Марийка хотят добра, но их сомнения насчет Яна и нашей поспешной помолвки раздражали до зуда. Есения была на моей стороне, но наличие такого легкомысленного союзника не особенно помогало.

Как же я скучала по Демьяну! Короткие выходные пролетели стремительно. Сумасшедшие бесконечные поцелуи до головокружения и стонов, судорожные и несвязные признания, и снова поцелуи. Я не верила, что ощущения могут быть такими ослепительно яркими. Когда мы останавливались, чтобы отдышаться, мне казалось, что я, напротив, начинаю задыхаться.

Но когда Яна не было рядом, ко мне возвращались крошечные зерна здравомыслия. А сомнения и неуверенность сестры и подруги заставляли их прорастать и терзать меня. Не удивительно, что я всячески стремилась этого избежать.

Осталось пережить этот обед и пару совместных занятий после него. А потом мы с Марийкой уедем, и уже завтра я увижу Демьяна. Он отправился во дворец заранее, чтобы договориться о помолвочном обряде. Мы решили, что это очень символично – пройти обряд завтра ночью – самой длинной ночью в году.

Я даже не могла себе представить, как изменится мое отношение к Демьяну после обряда. Если я так люблю его сейчас, то после обряда не смогу без него жить? Учеба, Дума и даже княжество вдруг перестали казаться такими важными. Запертая где-то в глубине сознания прежняя я вопила от ужаса. Но слишком тихо, чтобы быть услышанной.

21-е Снеговея.

21-е Снеговея.

– Ты не сможешь разглядеть его отсюда.

Я быстро отвернулась от окна. Словно ребенок, пойманный на подсматривании. Марийка грустно покачала головой, один из встречающих нас солдат вопросительно вскинул подбородок.

– Не обращайте внимания, – пробормотала я.

За окном экипажа еще было темно. Но Марийка права, мы только въезжали на территорию дворца, даже днем я никого бы не увидела.

– Минут пять всего осталось, – зачем-то сказал водитель.

– Спасибо, – поблагодарила сестра и зевнула.

Я спать не хотела. Не спала даже в поезде. Слишком будоражащими были мысли о предстоящей встрече и обряде.

Последнюю минуту пути я провела, едва не прижимаясь к стеклу. Не важно, что подумает сестра и сопровождающие нас мужчины. Мне жизненно необходимо увидеть Яна, прижаться, обнять, вдохнуть родной запах…

Но крыльцо было пустым. Яркие артефакты освещали широкие каменные ступени, успевшие за ночь покрыться ровным снежным налетом. Чистым и нетронутым.

Из экипажа мы выбирались в тишине. Марийка смотрела с сочувствием, и на миг меня охватила жгучая досада:

«Когда это я успела поменяться с сестрой местами?»

Я словно превратилась в глупую девицу из любовного романа, а Марийка в умудренную жизнью дуэнью. Пришлось сделать усилие, чтобы собрать остатки гордости и изобразить равнодушие.

Расписные высокие двери на миг растворились, выпуская четверых мужчин. Двое шустро расстелили широкую ковровую дорожку прямо по снежному насту, остальные закрыли створки и взялись за ручки, готовые распахнуть двери сразу, как мы подойдем.

В прихожей нас ждали. Уже знакомая мне Богдана и молодая девушка, предназначенная в служанки Марийке. Граф Черняхов на этот раз не удостоил меня вниманием, оставив охрану на совести дворцовой стражи. Не то, чтобы это меня беспокоило, но невозможность задать вопрос о Яне огорчала.

В комнатах я впервую очередь достала доску, предоставив сестре распоряжаться служанками.

«Я во дворце. Как ты?»

Выждала пару минут и написала новое сообщение:

«Ответь, я волнуюсь».

– Скоро вернусь, – я так резко подскочила с постели, что пришлось постоять несколько секунд, пережидая головокружение.

– Барыня, завтрак несут, – всполошилась Богдана.

– Ты куда? – одновременно с ней спросила сестра.

– Мне нужно увидеть Юрия Михайловича.

– Пожалей графа, он, наверное, спит.

– Ладно, – я без сил опустилась на кровать. Взяла доску и написала одно слово:

«Пожалуйста!»

– Напиши ему, – посоветовала Марийка.

– Уже три раза, – с легким раздражением отозвалась я.

– Я имею ввиду Графа Черняхова.

– О!

«Юрий Михайлович, прошу уделить мне внимание при первой возможности».

Ответ не заставил себя ждать.

«Вас проводят».

– Шубу оставь! – крикнула Марийка, когда я уже была на пороге. Одежда полетела на пол, а я – в рабочее крыло.

– Вы не видели графа Вольского? – выпалила, забыв о приличиях.

– Сегодня? – сухо уточнил граф.

– В последнее время.

– Видел. Два дня назад, – коротко ответил Черняхов и тут же выразительно посмотрел на часы. Потом – выжидающе – на меня.

«Интересно, он когда-нибудь спит?»

Или не интересно?

– Юрий Михайлович, – решилась я, – Демьян предложил мне пройти обряд, и я дала согласие. Он должен был получить разрешение, взять бумаги и договориться об обряде.

«И встречать меня на пороге».

Черняхов вдруг обрадовался. Даже изобразил скупую улыбку. И голос прозвучал необычно бодро:

– Не переживайте, Василиса Саввовна. Демьян действительно получил разрешение. Счастлив, что все так вышло, а то я…

Он оборвал себя на полуслове и продолжил уже нормальным тоном:

– Рад, что вы прислушались к голосу разума. Когда планируете обряд?

– Сегодня, – у меня словно груз с плечей сняли. Не знаю, что задержало Яна, но от своих слов он не отказался.

– А свадебный?

– Весной.

– Торопитесь, – Черняхов беззлобно усмехнулся. – Пусть у вас все сложится.

После завтрака и небольшого отдыха, во время которого я умудрилась задремать в обнимку с доской, к нам пожаловали гости.

– Марийка! Лисса! – Павка обнял Машу, протиснулся мимо нее и прижался ко мне. Потом сделал шаг назад, за мгновение превратившись из восторженного ребенка в воспитанного юношу.

Митя перебросился парой слов с сестрой и подошел к мне. Изабелла цеплялась за его предплечье и смотрела на меня все с той же странной смесью признательности и неприязни.

Богдана с помощницей накрыли стол для полдника.

– Вряд ли удастся поесть до вечера, – с набитым ртом заявил Павка.

– Павел, – строго одернул его Митя.

– Молчу, – согласился тот весело.

– Ой, – спохватилась я, – мы привезли подарки! Маш?

Сестра сделала знак служанке, и понятливая девушка принесла три нарядных свертка.

– На французском! – первой воскликнула Изабелла, с явным удовольствием разглядывая сборник приключенческих историй. – Спасибо!

– Спасибо, Василиса, Мария, – чинно поблагодарил Митя и отложил подарок в сторону.

– Это артефакт, – подсказала я, и брат вновь взял ручку в руки.

– Что она умеет?

– Стирать написанное, – я широко улыбнулась, – твоя каллиграфия станет идеальной.

– А это что? – Павка держал в руках небольшую коробочку.

– Иллюзия, – призналась я.

Изабелла с Митей встревоженно переглянулись, и я постаралась их успокоить:

– Ее записывали в присутствии солдат Черняхова. И болванку прислал он. Делала не я, мой хороший знакомый.

– Спасибо! – обрадовался мальчик. – Жаль, что не твоя, но это все равно здорово! О чем она?

– Увидишь, – я не удержалась и потрепала брата по коротким волосам.

Легонько куснуло чувство вины. В этих подарках не было моей заслуги. Книгу для Изабеллы выбрала Марийка, ручку принес Ян, а небольшую иллюзию сделал Тихон.

Митя, Павка и Изабелла ушли готовиться к празднику, а Богдана и Дарина набросились на меня с сестрой с такой поспешностью, словно должны были уложиться в час.

Мое платье было синим. На праздник зимнего солнцестояния всегда подбиралась одежда холодных тонов, так же как для летнего – теплых.

– Роскошно, – восхищенно выдохнула Дарина. Девушка была слишком бесхитростна, чтобы скрывать эмоции.

– Вот именно, что роскошно, – вздохнула я, на себе ощущая эту самую роскошь – несколько килограммов крошечных, остро ограненных камешков христолита.

– Они так сверкают! – не унималась Дарина. – Как льдинки!

Потом девушка несколько виновато добавила, обращаясь к Марийке:

– Ваше платье тоже прекрасно, барыня.

Платье сестры шили в спешке, в то время как мое было заказано почти сразу после летнего праздника. Но мне нравился Машин наряд – серебристо-белый и легкий даже на вид.

– Благодарю, – сестра покружилась перед зеркалом. – Богдана, Дарина, вы свободны, можете отдыхать.

Я приподняла подол и осторожно забралась на специальный высокий стул без спинки, расправила платье и вопросительно уставилась на Марийку.

– Что? – нахмурилась она.

– Я думала, ты хочешь поговорить и потому избавилась от прислуги.

– Нет, – сестра поморщилась, – просто их как-то слишком много.

В этом мы были похожи. Я знала людей, которые даже в академии держали целый штат слуг. У той же Анфисы был дворецкий, повар и две горничные: одна для уборки и вторая – личная. Анфиса любила упоминать об этом, а я каждый раз испытывала недоумение. Лишние расходы и отсутствие уединенности в собственном доме. Зачем? Мне Любавы хватало за глаза.

– А где обрядное платье? Его не было в вещах, – вдруг вспомнила Марийка.

– Оно у Демьяна. Я выбрала платье в Белозерске, но оставила подогнать по фигуре. Ян должен был забрать перед отъездом.

– Волнуешься?

– Переживаю, – призналась я.

Мы помолчали. За две седьмицы, что Марийка жила со мной, мы почти не разговаривали. Моя настороженность притупилась примерным поведением сестры и моими собственными переживаниями. Общались мы в основном в присутствии Веры и Есении, но и тогда Маша почти не разговаривала. Лишь изредка вставляла что-то в поддержку Вериной осторожности.

– Почему тебе не нравится Демьян? – спросила я. Не знаю зачем.

– Мне не нравится другое, – Маша смотрела прямо и говорила уверенно, словно готовилась к вопросу. – То, как ты себя ведешь. Я тебя не узнаю. И… это пугает.

– Я так сильно изменилась? – недоверчиво хмыкнула.

– Сильно, – серьезно сказала Маша. – Стала рассеянной и одновременно задумчивой. Я думала… ты не способна на такие чувства. Вижу, что ошибалась, но не рада этому.

– Почему?

– Я знаю, что ты говорила про меня маме. Подслушивала. О, не смотри так удивленно. Ты всегда держала меня за ребенка. Как и мама. А мне хотелось узнать больше.

– И что я говорила? – сдержанно спросила я.

– Что я не гибкая. Что сломаюсь, если что-то меня ранит. А я не сломалась, как видишь. Так вот. Теперь я тоже самое думаю про тебя. Что ты сейчас на крыльях – где-то в небе. А что если твой Демьян окажется таким же как Петр? Что если крылья не настоящие? Ты сможешь вернуться на землю и не разбиться?

– Я не… – я беспомощно замолчала. Набрала воздух и на выдохе произнесла. – Такого не будет. Я верю Яну.

– Пообещай мне, – Марийка сделала ко мне быстрый шаг, оказавшись вровень с сидящей на стуле мной, – пообещай, что не сломаешься. Что бы не случилось. Пообещай!

– Ты что-то знаешь? – я нахмурилась. Сердце застучало быстро-быстро.

– Нет. Но меня тоже тревожит молчание твоего графа.

– Юрий Михайлович сказал, что Ян получил разрешение, – я чуть успокоилась, – не знаю, что могло его задержать, но Ян не отказался от меня.

– Может готовит сюрприз? – неуверенно предположила сестра. Несмело улыбнулась и вдруг качнулась ко мне.

Я с готовностью обняла ее. Тревога, рожденная отсутствием Демьяна чуть притупилась, и я вдруг осознала, что впервые за долгое время чувствую в Марийке по-настоящему родного человека.

– И все-таки пообещай, что будешь жить, что бы не случилось, – прошептала упрямая Марийка.

– Обещаю, – легко произнесла я. – Наверное, можно уже идти?

Члены государевой семьи всегда приезжали на праздник заранее, чтобы вместе с государем встречать гостей. Нам тоже следовало поспешить.

Солдаты проводили нас в бальный зал, занимающий два этажа центральной части дворца.

– Сюда, пожалуй, влезет все наше поместье, – заметила Марийка, озираясь с почти детским любопытством.

– Пожалуй, – рассеянно отозвалась я.

Тревога возвращалась. Я хотела просить государя о том, чтобы стоять рядом с Демьяном во время приветствия, а как быть теперь?

Государь с супругой уже заняли свои места. Большая часть родни тоже. Я издалека улыбнулась братьям и Изабелле, кивнула сопровождающей девочку маркизе. Чуть поодаль стаял дядя Григорий с женой Натальей. Именно для их дочери Катерины я создавала иллюзию. Девушка тоже присутствовала на празднике. И по тому, с какой теплотой она смотрела на стоящего рядом с ней мужчину, можно было надеяться, что свою работу я сделала хорошо.

Жених Катерины действительно был похож на Яна. Высокий, темноволосый, красивый. Но мне он казался бледной копией любимого.

Противно заныло в груди, но я запретила себе сомнения. Нацепила широкую улыбку и повела сестру приветствовать государя с супругой.

21 (2)

– Вижу вы взволнованы, – раздался мягкий голос совсем рядом. Я вздрогнула. Задумалась и не заметила, как ко мне подошли.

– Маркиза Матье, – улыбнулась женщине. – Совсем немного.

– Я тоже раньше волновалась, когда приходилась участвовать в столь значимых празднествах. Это пройдет.

Конечно, причины для тревоги у меня были иные. Я слабо улыбнулась женщине и несколько растерянно огляделась, пытаясь вспомнить в какой момент от меня отошла Марийка. Увидела, что сестра разговаривает с Павкой, и снова уставилась на дверь, откуда должны появиться гости.

– Выпейте успокоения, – предложила маркиза, качнув рукой с кубком в сторону одного из столиков. Прозрачные кубки на нем мягко святились янтарным. Напиток Синтии был иным – голубовато-перламутровым. Бодрящим.

– Благодарю, – пробормотала я и воспользовалась советом. Дорогой настой пощекотал нёбо и скользнул по горлу. Во рту остался ледяной привкус мяты. Чувства мгновенно притупились, дыхание выровнялось. Я глубоко вдохнула и допила кубок без остановки.

– Не переборщите, – встревожилась маркиза, когда я сменила пустой бокал на полный, но тут объявили первого гостя, и Синтия вернулась на отведенное ей место рядом с воспитанницей.

– Князь Пермский с супругой!

Первыми входили князья. Никто из старших родов не считался близким родственником государя. Мы с Марийкой оказались возле трона благодаря матери.

Я знала всех этих мужчин по Думе, но с любопытством разглядывала их сопровождающих. Супруга князя Пермского была явно моложе мужа, но выглядела потухшей и уставшей. Да и сам князь сильно сдал. Боги не дали им детей, и, насколько знаю, даже не было ни одного подходящего кандидата в наследники.

Зал наполнялся гостями, но среди них по-прежнему не было Демьяна. Все входящие сначала подходили к трону, а после, выразив почтение, к столикам с напитками. Большинство выбирали бодрящие, реже – просто прохладительные, и только несколько девушек стояли с янтарными кубками. Я даже не заметила, как допила свой напиток. Повертела кубок в руках и, немного посомневавшись, взяла третий.

– Наследник князя Пермского… – объявили следующего гостя, и я непроизвольно нашла князя в толпе. Лицо мужчины преобразилось, он улыбался, старческие голубые глаза сияли. Потом он, правда, недоуменно нахмурился, и до меня дошел смысл окончания представления, – граф Демьян Вольский с невестой – Адой Охана.

Очень медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, я развернулась к входящей паре. Это действительно был Ян. В белом мундире с крупными яхонтовыми пуговицами и синим шейным платком. Красивый, улыбающийся, счастливый.

Мой взгляд он заметил не сразу. На секунду замер, сбиваясь с шага, но почти сразу выровнялся. Кажется, Ада даже не заметила заминки. Ян шел к государю, но смотрел на меня. Нахмурился. Потом его лицо исказила болезненная гримаса, и Ян чуть изменил направление, двинувшись в мою сторону. Но Ада, не сбавляя шага, приподнялась на цыпочки и шепнула мужчине что-то на ухо. Никто и не заметил. Кроме меня и, наверное, Марийки. Демьян расслабился и позволил увлечь себя дальше.

Когда он проходил мимо меня, я успела услышать короткое «прости» и разглядеть печаль и вину на любимом лице.

– Она в моем платье, – прошептала я.

– Что? – Марийка качнулась ко мне.

– Он отдал ей мое платье.

– Боги, Лиска!

– Кубок, – просипела я, и Марийка сунула мне свой напиток.

Это сон, всего лишь кошмарный сон. Они как раз такие, эти кошмары, тягучие, бессмысленные. Наверное, страшные, но это лучше осознаешь, когда просыпаешься.

Я следила за Яном. Вот он поприветствовал государя и наследника, вот подошел к старому князю, потом к молодой паре. Несколько раз Демьян оглядывался, ловил мой взгляд, хмурился, словно пытаясь что-то вспомнить, но каждый раз отворачивался.

– Как же так? – всхлипнула Марийка. Она смотрела на меня, и в синих глазах, ярких и чистых, как у всех Уваровых, плескался ужас.

– Он не помнит меня? – предположила я спокойно. – Зелье?

Ян в этот момент снова оглянулся.

– Таких вроде нет. Боги! Вам нужно поговорить!

– Поговорим, – я сонно улыбнулась. – Потом.

– А сколько можно выпить успокоения? – вдруг всполошилась Марийка. – Ты выпила два?

– Четыре, – я стиснула зубы, чтобы подавить зевок, – немного хочется спать.

– Ты в поезде не спала! Тебе плохо?

– Нормально, – неуверенно повела плечами.

Во рту все онемело, но не страшно, даже приятно. Хотелось спать. Кажется, это из-за кошмара. Какого?

Время скакало бешеным зайцем. Я закрывала глаза, а когда открывала снова – картинка менялась.

К нам кто-то подошел. Я подняла глаза, моргнула, на секунду прогоняя дурман. Воскликнула:

– Ян!

– Простите, Василиса, – Демьян говорил словно через силу. – Я повел себя по-настоящему жестоко. Мне нет оправданий, но я не мог не подойти.

Я ошеломленно перевела взгляд на Аду, что льнула к моему мужчине.

«Или не моему?»

Поморгала. Перед глазами все расплывалось.

– За что вы просите прощения? – резко спросила Марийка. Я вздрогнула. Качнулась. Сестра тут же ухватила меня за руку.

– Это дело касается меня и вашей сестры, – спокойно ответил Ян.

– Говори, – устало выдохнула я.

«Когда же закончится этот дурной сон?»

Демьян молчал, но у меня уже не было сил поднимать на него глаза. Я смотрела в одну точку – на тонкие пальцы в серебристой перчатке. Пальцы, что уверенно сжимали белую ткань мужского мундира.

– Говорите! – потребовала Марийка.

– Я повел себя неправильно и жестоко, – заговорил Ян. – Я пытался соблазнить вашу сестру.

– Соблазнить? – подавилась воздухом Марийка. – Вы так просто об этом говорите?!

– У вас получилось, – пробормотала я, с трудом ворочая языком.

– Мне жаль, – прозвучало последнее, что я запомнила. Потом стало темно и тихо.

28-е Снеговея.

29-е Снеговея.

– Может погуляем? – Марийка присела рядом, и я неохотно отвернулась от окна.

– Не хочу.

– Ты уже три часа здесь сидишь.

– Ну и что? – я равнодушно пожала плечами.

– Мама волнуется.

Я вновь уставилась в окно. Кусты роз, укутанные в зиму садовником и припорошенные снегом, сугробами высились во дворе. Как надгробия.

– Скажи маме, что я выйду завтра.

– Ты говорила это вчера! – Марийка чуть повысила голос.

– Не помню.

Сестра замолчала, и несколько минут мы сидели в тишине.

– К тебе Степан приходил, – наконец произнесла Марийка. – И почти сразу ушел. Почему?

– Он справляется, я ему доверяю.

– Летом ты проводила с ним больше времени, чем со мной!

Я вздохнула и с сожалением оторвалась от снежного пейзажа – безмятежного и чистого.

– Чего ты хочешь, Маша?

Марийка поджала губы, потом выдохнула:

– Ты мне обещала! Обещала, что если Ян тебя предаст, ты не сломаешься! Ты же сильная, Лиска! Прийди наконец в себя! Ты же эту седьмицу провела как будто во сне!

Сестра все повышала голос и накал, но я ее почти не слышала. Сидела, пытаясь втолкнуть в легкие воздух и не могла.

– Лиска?! – Марийка все-таки заметила неладное. – Что с тобой?

Голова кружилась от нехватки воздуха. Паника разрасталась, ослепляя и обездвиживая.

– Бесы! – сестра подскочила, схватила меня за плечи и довольно жестко встряхнула. Мои зубы клацнули, чудом не прихватив кончик языка. Но сознание начало проясняться и паника отступила.

– Ну нельзя так реагировать на имя, – прошептала Марийка с явным отчаянием и еще раз встряхнула меня.

– Отпусти, – хрипло попросила я, и сестра сделала шаг назад.

– Как ты?

– Хорошо.

– Пожалуйста, поешь. Хотя бы фрукты.

– Позже.

Она постояла передо мной еще пару минут, потом ушла, почти убежала. Я развернулась к окну. За время нашего разговора тени немного удлинились. Когда кончик толстой тени от дальнего сугроба коснется основания беседки, начнет темнеть. Сознание вновь погрузилось в мягкую мутную дремоту.

Но спокойствие длилось недолго. Тень успела проползти до беседки только полпути, когда внизу послышались знакомые голоса. Я настороженно ждала. Голоса быстро приближались.

– Вот ты где, затворница! – воскликнула Есения, врываясь в комнату. Увидела меня и остановилась. Резко, словно уткнувшись в невидимую преграду.

– Краше в гроб кладут, – спокойно сообщила вошедшая следом за подругой Вера.

– Рада вас видеть, – сказала я. Попыталась встать и с удивлением поняла, что ноги меня почти не держат. Опустилась обратно на кресло, прикрыла колени пушистым пледом.

– Здесь дышать нечем. Обогреватели сломались? – Вера обошла комнату и остановилась напротив меня. Посмотрела строго и жестко. – Или мозги?

– Вера! – в один голос воскликнули Марийка и Есения.

– Что? – огрызнулась она зло. – Нужно ходить на цыпочках и позволить ей себя угробить?

– Зачем вы приехали? – спросила я. Голос был таким же слабым, как тело.

– Не за чем, а за кем, – все так же жестко сказала Вера, раздраженно тряхнув рыжими кудряшками. – За тобой.

– Я не вернусь в академию. Забирайте с собой Машу.

Мысль о том, что Марийка оставит меня в покое и не будет тревожить мой отдых, показалась весьма привлекательной.

– Я не поеду без тебя, – буркнула сестра.

Я вздохнула.

– Аглая позволила нам гостить сколько нужно, – дерзко заявила Вера. – И великой наставник подписал бумаги. Ты же нас не выгонишь?

Я нахмурилась. Поежилась. Воздух в комнате действительно был спертым от духоты, но я не давала открывать окна. Мне было холодно. Даже сейчас.

– Не поеду, – повторила уверенно. – У меня нет сил.

– О, – подключилась к беседе Есения, – я как раз привезла целый сундук лечебных снадобий. Поставлю тебя на ноги еще до вечера!

Я перевела укоризненный взгляд на Машу. Девушки стояли передо мной, поэтому приходилось смотреть снизу вверх.

– Я не справлялась, – правильно поняла она укоризну. – И поэтому написала письмо.