Текст книги "Соблазнение в академии (СИ)"

Автор книги: Ти Шарэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Я не верю, что Демьян знал, – наконец выдавила из себя.

– Василиса… я не большой специалист в сердечных делах, но… если вы таким образом хотели навести подозрение на невесту возлюбленного…

– Нет! – я уставилась на Черняхова. Злые слезы застыли в глазах. – Браслет действительно отреагировал на Демьяна! Но вы правы, у него не было ни повода, ни возможности!

– Вы рассказали сестре то, что узнали? – зачем-то спросил граф.

– Нет. Только то, что артефакт сработал.

– Мне напрямую запретили лезть к сударыне Охана. Я, конечно, поговорю с Вольским…

– Я хочу встретиться с дядей.

Черняхов не стал спрашивать причину. Знал ее и так.

– Попробую устроить как можно быстрее.

Но быстро не получилось. Государя я увидела только вечером. Меня он выслушал спокойно. Хмурился, постукивал жесткими ногтями по деревянным подлокотникам, но терпеливо ждал, пока я выскажусь до конца. И только потом сказал:

– Ада Охана – племянница царя Давида.

Я сглотнула. Становилось понятна предвзятость государя. Правитель Земли Обетованной был сильным союзником, подозревать девушку – значит, обидеть царя.

– Постойте, – в растерянности потерла переносицу, – она же не одаренная!

– Редкий случай, – дядя кивнул, – но такое бывает. Ада была здесь инкогнито. Девушка страдает от ущербности, но не хочет жалости.

Я пыталась уложить новые данные в голове. Но головоломка по-прежнему не складывалась. Даже не так, как если бы в ней не доставало кусочка. А так, словно был лишний.

– Но я не могу закрыть глаза на то, что ты рассказала, детка. Если Демьян причастен к отравлению моей невестки…

– Не он! – быстро сказала я и с досадой прикусила язык, потому что государь смотрел на меня со всей внимательностью. Но объяснять ничего не стала, опустила глаза.

– Для меня нет ничего важнее безопасности семьи, ты знаешь это, – продолжил дядя. – И хотя Давид просил держать происхождение Ады в секрете, я счел нужным довериться тебе, Василиса. Но за пределы комнаты это выйти не должно.

– Я понимаю, – вставила быстро.

– И Юре, пожалуй, тоже расскажу, а то смотрит как старый пес, которого с теплого дивана отправили в холодную будку.

– У Ады была возможность, – тихо напомнила я. – И мотив.

– Могла бы и раньше рассказать о свой сердечной привязанности, – дядя посмотрел с упреком. – А то я уже думал тебе на теплые курорты пора, не по плечикам ноша.

– Дядя… Если бы была возможность проверить Аду… Ну, если бы я могла где-нибудь спрятаться с артефактом…

– Под столом? – хмыкнул государь.

Я смутилась, но упрямо продолжила:

– Пусть под столом. Но если бы вы точно знали, что Ада замешана, разве не дали бы возможность Юрию Михайловичу провести расследование? Тайно…

– Лисица, – понятливо протянул дядя. – Ну что же. Возможность есть. Мой дворцовый артефактор пока еще не представлял невесту на аудиенции. У него будет такая возможность.

16-е Студеня.

16

Так и знала, что во дворце непременно найдется место, где можно спрятаться и незаметно наблюдать за присутствующими. Не удивлюсь, что такие тайники устроены в каждом кабинете, но именно в этом мне бывать не приходилось.

Государь выбрал для встречи один из малых залов. Со своего места я прекрасно видела огромное кресло-трон и правую руку дяди, лежащую на подлокотнике. Черняхова скрывало кресло, зато диван для Демьяна и Ады был виден как на ладони.

Граф и дядя обсуждали предстоящую встречу, и благодаря улавливающему звук артефакту я слышала каждое слово.

Слуга объявил о гостях, и я поддалась вперед, стараясь разглядеть Демьяна сквозь тонкие рейки дверцы. Браслет нагрелся, но пока это ни о чем не говорило. Артефакт мог реагировать на Демьяна, а не Аду.

– Садитесь, гости дорогие, – предложил государь после нескольких минут положенных приветствий, – сейчас накроют на стол.

Демьян дождался, пока сядет Ада, и устроился рядом. Я почувствовала, как мои пальцы немеют и заставила себя расслабиться.

Ада украдкой оглядывалась по сторонам. На ее лице блуждала легкая улыбка, поза не выдавала никакого беспокойства. Ян казался отрешенным, задумчивым и напряженным.

Пока слуги накрывали на невысокий овальный стол между креслами, Юрий Михайлович расспрашивал Демьяна о работе и, кажется, был обескуражен ответами. Я слышала его преувеличено удивленный голос:

– Ни разу? Вы ни разу не появились в мастерской после помолвки?

– Да, – мне показалось, что Ян сам озадачен. Мастерская была его страстью настолько же, насколько моей был театр. – Не могу сосредоточиться на работе.

«Видимо, все силы уходят на Аду», – промелькнула горькая мысль. Глаза наполнились непрошеной влагой, которую я не стала промокать. В комнате повисла тишина, разбавленная тонким звяканьем фарфора, шорохом ткани и тихим покашливанием графа.

– Ада, вы очаровательны, – дядя дождался, пока пройдут положенные для обеда минуты тишины и гости утолят первый голод. – Давно хотел познакомиться ближе.

– Я мечтала об этом моменте, – тут же отозвалась Ада. И даже моей предвзятости не хватило, чтобы уловить фальшь в красивом грудном голосе.

Полчаса, во время которых дядя и Черняхов задавали Аде и Демьяну пространные вежливые вопросы, тянулись бесконечно. Сиденье, поначалу мягкое и комфортное, начало казаться жестким и неудобным. Я поерзала, переместила вес на бедро, но и оно вскоре затекло. Браслет был все таким же горячим – не обжигающим, но снять его хотелось немедля.

– Государь, – дождавшись паузы, наконец сказал Черняхов, – графа Вольского вызывает князь Пермский. Мне перенаправили сообщение на доску. Что-то срочное.

– Ну, если срочное, – добродушно прогудел дядя, – пусть идет. Но вы, дитя, побудьте еще немного со стариками.

Ада занервничала. Проводила Демьяна беспокойным взглядом, села так, словно готовясь выскочить следом за Вольским, и с опаской уставилась на дядю.

Браслет оставался все таким же горячим. Я медленно наклонилась и подняла с пола свою доску.

«Горячий!»

«Выждем немного», – пришел ответ от Черняхова, и почти немедленно я услышала его вопрос:

– Как вам Держава? После Земли Обетованной, наверное, холодно?

Ада бросила быстрый взгляд на дядю, но тут же отвела его. Уставилась на стол, на котором остались только фрукты.

– Мне здесь нравится.

– Приятно слышать. Хотя и немного странно, что особа вашего положения путешествовала по стране инкогнито.

Ада, как и я, явно расслышала в голосе упрек, но ответила с достоинством, возвращая укоризну:

– Думаю, вы понимаете причины моей скрытности, Юрий Михайлович? Мне не хотелось ничьей жалости.

Черняхов молчал, и со своего места мне не было видно выражение его лица.

– Отстань от нашей гости, Юра, – произнес государь с некоторым опозданием.

Ада улыбнулась, видимо, отвечая на улыбку дяди, и немного расслабилась.

– Возьмите, милая.

Государь протянул Аде раскрытую ладонь, и мы обе поддались вперед, разглядывая подарок. Кажется, перстень.

Ада осторожно взяла дар. На ее красивым лице приступило едва ли благоговение. Несколько секунд девушка любовалась перстнем, а затем надела его на правую руку поверх тонкой перчатки.

– Ох, нет, дитя, это не простое кольцо, это ценный артефакт. Его носят без перчатки.

Ада побледнела, и даже смуглая кожа не смогла скрыть это. Она сняла перстень и медленно стянула перчатку. Потом молниеносным движением надела кольцо на палец и стиснула пальцы кулак.

Я нахмурилась, не понимая. Но, кажется, происходящее сообщило что-то важное мужчинам.

– Позвольте вашу руку, сударыня? – после продолжительной паузы попросил граф. И холодные нотки в голосе заставили девушку вздрогнуть.

Но Ада быстро взяла себя в руки. Вскинула подбородок и царственным жестом протянула руку графу.

Вы одаренная?

«Что?!»

– Нет! – одновременно с моим беззвучным воплем воскликнула Ада.

Камень вспыхнул красной вспышкой, заставив девушку отпрянуть.

– Это действительно ценный артефакт, девочка, – в голосе дядям слышалось искреннее сожаление. – Он отзывается на ложь.

– А теперь давайте поговорим начистоту, – граф придвинулся ближе к Аде, так что теперь я могла видеть его хищный профиль. – Вы приезжали в Белозерскую академию?

Ада вздохнула, обвела помутневшим взглядом комнату, посмотрела на кольцо и обмякла. Безвольная рука упала на колени, тело повалилось набок, голова упала ровно на мягкий подлокотник дивана.

– Притворяется? – с легкой тревогой спросил дядя.

– Уже вызвал лекаря. Сейчас проверим.

Мне не дали узнать, что случится дальше. Черняхов выпроводил меня из кабинета потайным ходом – тем же, каким и привел. А еще через пару дней нас с сестрой отправили обратно в академию.

21-е Студеня.

– Ну рассказывай, – нетерпеливо потребовала Еся, с легкой опаской косясь на пока закрытую дверь класса, – зачем тебя вызывали?

Я еще в поезде решила, что могу поведать подругам, а на что не имею права:

– Это из-за того случая… с моим заказом.

– После которого в академии дежурила охранка? – уточнила Вера, развязывая тугой узел на коробке с готовым артефактом.

– Ну да. Насколько я знаю, виновника нашли. Ну или пособника. Не могу сказать точно – нас с Марийкой отправили в академию, забыв поделиться сведениями.

– А маскарад? – Есению, к счастью, интересовали другие вещи. – Какой у тебя был костюм?

– Какой выдали. Я же не взяла свой, – ответила отстраненно, мысли мои вот уже несколько дней вертелись вокруг одной загадки, без которой головоломка складываться не желала. – Вера, а ты не слышала про одаренных, у которых цвет глаз не синий?

– Нет, – тут же отозвалась Вера, но не успела я обдумать ее ответ, как подруга добавила, – но я про них читала.

– Что? – Еся удивилась так громко, что Тихон с другого конца класса поинтересовался, все ли у нас в порядке.

– И вы бы могли. Когда готовились к анатомии и психологии одаренных.

– А там про это было?! – на едином выдохе прошептали мы с Есенией.

– Тридцать второй вопрос, – скучным голосом проговорила Вера, любовным жестом обводя контуры своего артефакта и не глядя на нас, – редкие анатомические аномалии.

Мы переглянулись с Есенией. Я к осенним экзаменам практически не готовилась, не оставалось ни сил, ни возможности. И мне тогда исключительно повезло, когда достался вопрос с общеизвестными истинами.

– А, это когда я начала встречаться с Егором, – виновато промямлила Еся, – наверное, что-то упустила…

– Или все? – беззлобно хмыкнула Вера.

– Расскажи, – попросила я, – как это может быть? Разве глаза – это не показатель силы?

– Не всегда, – начала рассказывать Вера, но умолкла при виде входящего в класс наставника.

– У вас осталось три седьмицы на то, чтобы закончить работу, – напомнил Греков, задержавшись на мне взглядом. Оно и понятно, мой артефакт оставался грудой железок, в то время как Вера планировала сдать наставнику выполненную работу.

Но к моему удивлению сегодня дело сдвинулось с мертвой точки. Я вдруг вспомнила как работала с камнями в старой мастерской, где меня каждое утро встречало привидение. Нити – четкие, явные, послушные – проступили перед внутренним взором, покорно сплетаясь в изображенные на картинках учебника схемы.

Откуда-то в голову просочилась мысль, что мое неприятие артефакторики могло быть связано не с самим предметом и даже не с Яном. А с тем, что Вольский сам оказался отрезан от любимого дела. Что если сейчас его разум очищается, возвращаются способности, поэтому и я вижу связи так, как видела их только работая с ним? Но признать это означало подписаться под тем, что мы связаны. Так как говорила наставница психологии. К этому я не была готова. Единственное, что следовало принять – это то, что у меня не получилось ни забыть Демьяна, ни научиться его ненавидеть.

Я едва дождалась окончания занятий, чтобы попасть в библиотеку.

– Давай я все расскажу за обедом? – предложила Вера, но я отказалась.

Мне не хотелось идти с подругами в общую столовую. Не хотелось тревожить своим появлением Теодора. Или ту же Марийку, которая по моей просьбе возобновила общение с подругами и сегодня планировала обедать с ними. Не хотелось смотреть как Егор с Есенией целуются, забыв о еде и зрителях. Не хотелось ловить полные застарелой тоски взгляды Веры на Стаса. В общем, уединение библиотеки казалось лучшим местом для меня с моими смятенными мыслями и хаотично скачущими эмоциями.

Ответ на свой вопрос я нашла почти сразу – во второй книге из предложенных библиотекарем.

«Данное явление происходит из-за аномально сильной концентрации меланина в мезодермальном слое».

Пришлось перечитать небольшую статью три раза, прежде чем разобраться полностью. Глаза всех одаренных, впрочем, как и людей, состоят из двух слоев. Внутренний – дает цвет радужке, а у нас еще и показывает потенциал энергии. А вот внешний слой у одаренных всегда прозрачный, это заложено генетически. Но крайне редко, едва ли не раз в поколение, происходит сбой, и во внешнем слое концентрируется меланин, который перекрывает собой голубой цвет радужки.

Головоломка сложилась. Остались шероховатости, но в основных деталях я была уверена. Ада Охана. Она не просто одаренная, она иллюзионист. Сильный. По меньшей мере ее способности не хуже моих, раз артефакторы Черняхова не смогли разделить наши энергии. Только у Ады был и мотив, и возможность.

Она пришла по моему приглашению, отданному в момент внезапного порыва. В любую из суббот, когда в театре проходит отбор актеров. Я на пробах не появлялась давно, но ребята проводят их регулярно, составив список дежурств.

Что ей стоило добраться до заготовки, когда вокруг полно незнакомых людей? И она с легкостью нашла мои работы – любой иллюзионист отличает почерк другого. Как она смогла испортить заказ? На этот вопрос у меня ответа не было, но кто знает какие умения дают школы и академии Земли Обетованной? Единственного развитого государства, которое не подписало документы о наказании одаренных, совершивших преступления против людей.

Причины тоже ясны – Аде нужен Демьян. Когда она все задумала? Тогда, когда он решил порвать с ней? Или еще раньше, когда делился мыслями о моем соблазнении? Вольский не постеснялся говорить об этом на празднике солнцестояния, значит, девушка все знала. Возможно, что и с самого начала. Ее взгляды, когда Ада смотрела на меня при редких встречах в прошлом, вспоминались насмешливыми и жалостливыми.

Интересно, она любит Демьяна? Или он просто нужен ей? Черняхов все выяснит, конечно, и разницы нет никакой, но…

Я поежилась, отложила книгу. Впереди еще несколько занятий, нужно собраться с мыслями.

Пусть я почти уверена, что влюбленность Вольского в Аду ненастоящая, но есть вещи, которые я не готова простить.

Подлость. Да, Ян признался сам, но само намерение, сама мысль о том, чтобы соблазнить девушку… Просто потому, что посчитал ее хорошей партией… Можно ли любить человека, который оказался на это способен? Можно ли верить, что это был разовый порыв, а не свойство натуры?

Ложь. О, тут Демьяну нет равных. Притворство, обман, недоговорки. Наследник князя Пермского? Малость, о которой не стоило и упоминать? А как же рассказ о том, что он самостоятельно добился всего? Что он сирота без рода и семьи? Еще одна ложь? Впрочем, я могла бы догадаться сама – ведь видела скарабея на лацкане Демьяна и не узнала один из четырех великих артефактов, что привез мой дед Офар. Но разве могла я представить, что актер может быть наследником великого рода?!

Ревность. По своему желанию или нет, но Демьян помолвлен с другой женщиной. И, зная подоплеку их прошлых отношений, глупо было бы закрывать глаза на очевидное – они были близки. Пусть Ада влезла в его сознание, вызвав нужные чувства, но они были закреплены обрядом и близостью. Что он чувствует к своей невесте? Меня выворачивало от подобных мыслей, но они не покидали меня ни на мгновение.

31-е Студеня.

Наставник Гордеев прохаживался перед первым рядом, тяжело и громко вдыхая перед каждым предложением. Стоило об этом задуматься, и я тут же отвлеклась от темы занятия. Несмотря на всю значимость последней. Постаралась не обращать внимания на трудное дыхание мужчины и вслушиваться только в слова.

– Крайняя мера наказания последний раз использовалась лет тридцать назад, – шумно выдохнул наставник, набрал новую порцию воздуха и продолжил, – оно и понятно, достаточно сложно доказать злой умысел в таких случаях. Хороший защитник спишет все жертвы на случайный выброс энергии, – мужчина отдышался и кивнул одному из боевиков. – Спрашивайте, Гротов.

– А как часто случаются… жертвы?

– К сожалению, случаются. Раз в год точно.

– А какое наказание не крайнее? Как наказывают провинившихся?

– Лешка, задумал кого-то убить? – рассмеялся один из товарищей парня.

– Молодой человек задает правильные вопросы, – Гордеев сделал несколько шагов и остановился посреди класса, – одаренного могут лишить дара. Согласитесь, это лучше, чем лишить жизни.

– Ну не знаю, – протянул кто-то с заднего ряда.

– Вы еще слишком молоды для правильных приоритетов, – хмыкнул наставник, – это проходит само собой.

«Это ждет Аду, если ее вину докажут?»

Хочется верить, что не «если», а «когда». Юрий Михайлович никак не глупее меня и сможет сам разобраться в ситуации. Да и к Аде он приязни не испытывает, не станет ее выгораживать.

Я чувствовала, что Демьян освобождается от зависимости. С каждым днем мне словно становилось легче дышать. В мир возвращались краски, запахи и звуки. Он обретал целостность, которую утерял незаметно, а я только сейчас начинала понимать ценность потери.

Но Ян не приезжал. Я ждала, что он явится повиниться или хотя бы объясниться, но Вольский забыл дорогу к академии. Так что несмотря на то, что дышать мне становилось легче, тоска регулярно накатывала удушливыми волнами.

За десять дней я десятки раз представляла как Демьян возвращается. И каждый раз наша встреча заканчивалась по разному.

«Василиса, я должен все объяснить», – говорит Ян в моем воображении.

«Я не хочу и не стану тебя слушать», – твердо заявляю я. – «Слишком много между нами лжи».

«Я виноват, позволь мне все исправить!» – Ян хватает меня за руку, но я вырываю пальцы и ухожу, ни разу не оглянувшись.

Он страдает, расплачиваясь за свои ошибки. Я, правда, тоже страдаю, но моя гордость не дает простить этого мужчину. Мы умираем бездетными и безумно одинокими…

На следующий день я уже готова была выслушать его объяснения, но не готова их принять, а к концу прошлой седьмицы размышляла о том, что нельзя губить две жизни, не попытавшись разобраться в причинах. Вчера я поняла, что не хочу жить без него. Могу, наверное. Но не хочу.

Пусть все будет иначе:

«Здравствуй, Лисса», – на красивом, но исхудавшем лице Яна явственно отражаются эмоции: радость от того, что мы встретились; печаль от готовности принять мое решение; сожаление и просьба о прощении.

«Поговорим?» – спрашиваю я, и Демьян кивает с видимым облегчением. – «Пройдешь в дом?»

Он заходит, усаживается в гостиной. Оглядывает мой дом отрешенным взглядом, вряд ли запоминая хоть что-то. Я сажусь рядом на диван, не хочу чтобы нас разделял даже столик. И мы говорим. Долго и, наконец-то, честно. Я плачу. Но это нормально, такие признания должны быть мокрыми и горячими. Я чувствую то, что испытывает он и разделяю его муку.

Наверное, я слабая, раз прощаю его, ведь обещала быть нерушимой твердыней. Но я знаю одно – именно знаю, нисколько не сомневаясь – я никогда об этом не пожалею.

Лишь бы он пришел.

Демьян

Туман уходит медленно. Я потерялся во времени и пространстве и не представляю сколько дней и ночей вглядываюсь в белый потолок лечебницы. Сознание постепенно восстанавливается, но болезненно и не быстро. Из меня словно клещами выдирают куски чужого вмешательства. Меня тошнит, мучает головокружение и дикая, просто немыслимая слабость.

Иногда кажется, что вместе с навязанными чувствами из меня пытаются вырвать душу.

Особенно больно когда всплывают воспоминания о Василисе. Ее потерянное бледное лицо, когда я признаюсь о своем диком плане. Боги, сейчас все кажется кошмарным сном. О чем я думал? Чем?

Черняхов приходит в палату часто. Рассказывает. Его слова безжалостны и даже мстительны. Он говорит, что Василиса была на грани смерти. Из-за меня.

Шаг за шагом последовательность событий восстанавливается. Куски стертой памяти возвращаются потускневшими и размытыми. Имя Ады вызывает в душе волну протеста и отторжения. А раны, нанесенные сознанию кровоточат, не останавливаясь. Лекари говорят, что я не смогу больше творить. Что вмешательство было настолько сильным, что задело глубинные чувства. Любовь к Василисе оказалась во мне такой прочной, переплелась с самой сутью, что уничтожая ее, Ада эту самую суть повредила. Мысли о собственной ущербности тоже ранят, но не так сильно как мысли о Василисе.

Меня выписали только тридцатого Студеня. Я выехал сразу. Мне нужно объяснить, оправдаться. Мне нужно просто увидеться.

Пропустили меня к самому ее дому, спасибо Юрию Михайловичу за то, что договорился с великим наставником. Василиса открыла дверь сама и застыла на крыльце, не замечая, как тепло вырывается из дома.

Отчаянно, невероятно красивая. И хрупкая. Словно хрустальная статуэтка. Меня пронзило острым, почти болезненным чувством, и только страх оттолкнуть девушку удержал от порыва ринуться к ней. Схватить, согреть, прикрыть от всего мира. И тут же накрыло напоминание, что спасать любимую стоило от меня.

– Здравствуй, Лисса, – сказал я негромко.

– Поговорим? – Василиса смотрела внимательно. Настороженно, но без неприязни или страха.

Я медленно кивнул, опасаясь радоваться раньше времени. Честно признаться, думал, что любимая выставит меня за калитку, не желая слушать. Сдаваться я не собирался, но и на такой быстрой исход не рассчитывал.

– Пройдешь в дом? – спросила девушка и посторонилась, впуская меня.

24-е Цветеня.

В этом году яблони зацвели рано, и часть лепестков уже усеевала свежую траву. Сад вновь стал белым, но уже не от снега, а от душистых маленьких цветочков. Любава побелила стволы и заодно обновила краску на качелях, и теперь они сливались с яблонями.

Мы долго выбирали день для обряда, и я рада что остановились на сегодняшнем – сразу после весенних экзаменов. Их я сдала с блеском, не то что осенние и зимние.

Конец зимы и весна прошли для нас непросто. Иногда обида прорывалась, выплескивалась на Демьяна, и я припоминала ему все. Плакала, кричала. Он принимал это стоически. Но каменел, застывали даже черты красивого лица.

Потом я приходила в себя и чаще всего находила силы попросить прощения. Демьян и так достаточно наказан – он больше не видит нити. Восстановление сознания прошло не так хорошо, как хотелось, Аде пришлось залезть очень глубоко, чтобы стереть мои следы. И лекарь не смог вычистить заразу, не повредив нечто важное и глубинное – саму суть дара.

Я бы восприняла такой удар как смертельный, но на удивление, Демьян считал иначе. И пусть он не мог больше работать с артефактами напрямую, я стала его руками. Он рисовал сотни чертяжей, наглядно показывая, где и какие связи должны быть. Направлял, подсказывал, учил.

И создавали мы не порталы и не ловушки. Юрий Михайлович уверен, что войны не будет. Царь Земли Обетованный не пожелал ссориться с королем Галиции, ведь покушение случилось именно на дочь Стефана. Черняхов смог это доказать, и его устами дядя пригрозил сделать преступление Ады Охана достоянием мировой общественности. Исключительно в том случае, если Земля Обетованная откажет в поддержке Державе.

Поэтому вместо нелюбимых мною боевых артефактов, мы создавали бытовые – новую доску, которая передает сообщения на дальние расстояния, систему подсчета голосов для Думы, вход по отпечатку пальца для Черняхова.

Если я не училась и не работала с Демьяном, то занималась театром. Дни пролетали незаметно – яркие, насыщенные, полные бесконечных сообщений на доске и горячих поцелуев.

Про Аду мы не говорили. Даже когда на меня нападала хандра и я вспоминала начало нашего с Демьяном знакомства, я старалась не думать о девушке. Знаю только, что обошлись с ней максимально строго – лишили дара. Впрочем, как показал пример Демьяна – полноценная жизнь возможна и без магии.

А еще на Аду надели браслет, ограничивающий передвижение. Юрий Михайлович обещал, что Землю Обетованную девушка покинуть не сможет.

Я спрашивала Черняхова о мотивах. Мне важно было знать, почему Ада так поступила. Я была настойчива, и графу пришлось выложить мне часть правды. Иносказательно и завуалированно, но выводы я сделала. Ада не случайно встретила Демьяна, ее дяде нужен был свой человек в Державе. И государев артефактор, наследник князя Пермского для этой цели подошел идеально.

Так что судьба Демьяну отомстила за меня задатком. Соблазнитель сам оказался в роли соблазненного, пусть Аде и пришлось для этого использовать способности иллюзиониста… Не знаю, на что был рассчитан такой план, ведь потеря дара главным артефактором Державы очень скоро вызвала бы вопросы. Хотя бы у того же Юрия Михайловича. Возможно, Ада просто не осознавала, что чувства ко мне проросли так глубоко.

Но прочь мысли об Аде. Сегодня наш день, и я запомню его на всю жизнь, как самый теплый и трепетный. Как цветы яблони в моем саду.

Для обряда государь предоставил дворцовое святилище. Мы стояли за прозрачными занавесями вчетвером, ожидая появления жреца. Где-то с другой стороны в такой же нише ждал Демьян.

– Откуда столько людей? – внезапно на меня накатила паника.

Я, конечно, понимала, что желающих будет немало, но не думала, что просторное святилище окажется неспособно всех вместить!

– Тут только с академии человек пятнадцать, – тихо хмыкнула Вера за спиной.

Я быстро огляделась, вылавливая знакомые лица – иллюзионисты в полном составе, Мирон со Жданой, даже несколько наставников. Егор заметил выглядывающую из-за занавеси Есю и помахал рукой. Есения сдавленно хихикнула.

Нашла глазами маму. Аглая выглядела прекрасно, улыбалась, разговаривая с какой-то смутно знакомой женщиной. Кажется супругой одного из князей.

Повернулась к сестре. Марийка тоже сияла, и я подумала, что пережила бы все еще раз, лишь бы не потерять ту близость, что связывала нас. Как когда-то в детстве.

– Даже Степан приехал, – шепнула сестра, и я разглядела рядом с Аглаей своего верного управляющего.

Государева семья была в полном составе. Митя выглядел немного печальным, наверное переживал отъезд Изабеллы. Это было обговорено заранее, но брат все равно расстроился. Павка по секрету рассказал, что Митя успел передать Изабелле новую доску, изобретенную Демьяном, и влюбленная парочка пишет по сотне приторных посланий в день. На этих словах Павка скривился с непередаваемым пренебрежением, а я рассмеялась и расцеловала мальчишку.

Дядя Демьяна, конечно, тоже приехал. И он, и его жена выглядели посвежевшими и помолодевшими, словно груз наследования княжества ощутимо давил на их плечи, а теперь они перекинули ответственность на Демьяна и освободились от гнета.

Другие старшие князья тоже были тут. Не каждый день объединяются два из четырех великих родов.

Теодор не пришел. Я встречала его несколько дней назад в академии. Тео выглядел спокойным, даже умиротворенным. Его помолвка состоялась в прошлом месяце, и Тео если не счастлив, то как минимум, доволен случившимся.

Гомон внезапно стих, словно в святилище включили артефакт, поглощающий звуки. К алтарному камню вышел жрец.

– Иди, – пихнула меня Вера, практически выталкивая за занавеси.

Несколько шагов до алтаря я сделала в абсолютном молчании, ощущая на себе множество взглядов, но видя только один. Демьян успел раньше и теперь стоял, не отрывая от меня глаз – ярких, синих и любящих.

– Испейте, – торжественно произнес жрец, строило нам развернуться к нему лицом.

Демьян взял чашу, осторожно поднес к моим губам. Я сделала пару глотков. Зелье, на вид неотличимое от воды, обожгло гортань. Следующий глоток, напротив, показался проглоченным снежком. Несколько капель крови, которые взяли у каждого из нас, не чувствовались совершенно. Острый, резкий, дурманящий вкус. Голова чуть закружилась, и Демьян, словно почувствовав это, придержал меня за локоть.

Свою порцию он допил в один глоток и, не глядя, поставил чашу на алтарь. Смотрел он мне в глаза.

– Капли вашей крови смешались в воде, теперь у вас одна кровь на двоих. Один дар, одна сила, одна жизнь.

Я сглотнула. Во рту все еще чувствовался резкий привкус зелья, оно словно обострило мои чувства, сосредоточив их на единственном важном в этот момент человеке.

– Соедините руки и возложите их на камень, – голос жреца звучал торжественно и громко, разносясь по святилищу и проникая в самую душу.

Ян бережно взял мою руку и положил на алтарь. Накрыл сверху своей ладонью. На черном камне искрились причудливые символы, его поверхность казалась горячей и гладкой. Я уставилась на наши соединенные руки, дрожа от непонятного предвкушения и почти не слыша слова священнослужителя:

– Вода соединила ваши тела, камень соединяет дар, а я божьей властью соединяю ваши помыслы.

Одну ладонь жрец положил на мою макушку, вторую на голову склонившегося Яна. Старческая рука была крепкой и жесткой. Через несколько секунд жрец убрал руки, позволяя выпрямиться.

– Закрепите обряд поцелуем, – велел он, и Демьян немедленно развернул меня к себе. Так, словно всю церемонию ждал этих слов.

Его поцелуй сегодня был немного другим. Такой же упоительный и сладкий, но я мне кажется, что этой нежности – такой щемящей, такой цепляющей – в нем раньше не было. В эти мгновения в святилище не было никого кроме нас. В целом мире никого больше не было.

– Я рада, что ты тогда решил меня соблазнить, – выдохнула в его ухо, когда горячие руки соскользнули с моей спины.

– Я еще и не начинал, – шепнул он в ответ.

Эпилог

«Когда все рушится, начинаешь цепляться за любое постоянство. Даже за врагов»

Луиза-Констанция Горская

Авгуров принято делать на три условных вида: прорицатели, провидцы и пророки. Об этом рассказывают на первом курсе, но в основном для неофитов, вроде Славы. Способности проявляются рано, так что к первому курсу каждый знает, сколько дара ему отсыпано.

Я – провидица со средними способностями и редкими вспышками пророческого дара. Это хорошие вводные, таких как я немного – процентов пятнадцать-двадцать. Если бы пророческий дар проявлялся регулярно, то попала бы в самую малочисленную категорию. Пророком рождается каждый пятидесятый, а то и сотый авгур. Я лично знаю пятерых: отца, Артемия, Матвея, Стеллу и Ирину Геннадьевну Иконникову.

Но в отличие от провидцев, которые видят, только развилки своего будущего – то есть моменты, когда ветка развития зависит от того или иного решения, пророки видят будущее других. И обычно данные от нескольких пророков сверяют, чтобы получить максимально достоверную картинку.