Текст книги "Снимаем порно"

Автор книги: Терри Сазерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

13

В тот день в час пополудни Липс Мэлоун вернулся из двухдневной поездки в Париж с миссией чрезвычайной важности. В его задачу входило прочесать улицы, клубы и публичные дома на Монмартре и Елисейских полях в поисках девушки, чьи ноги и зад соответствовали определенным частям тела Арабеллы – по крайней мере, были достаточно похожи, чтобы в крупном плане дядиного проникновения не была заметна подмена другой девушкой. Липс хорошо преуспел в этом деле, учитывая то короткое время, за которое он все провернул. Ей было двадцать – как она утверждала, и она действительно не выглядела намного старше – темные глаза и правильный цвет кожи. После усердной работы Дю Кувьера, включая стрижку волос, сходство стало совершенно удивительным. Самое важное, что у нее была такая же стройная и гибкая талия, как у Арабеллы, те же длинные, немного округленные ноги танцовщицы и тот же великолепный зад – знаменательная часть, предназначенная для серебристого экрана.

Ее звали Иветта, и ее цена была сотня франков, приблизительно 35 долларов, за то, что она называла «acte normal» [16]16
  Нормальным актом ( франц.).


[Закрыть]– все отклонения от этого могли быть обсуждены. Узнав о сути работы, и что это может занять у нее около двух дней, она произвела некоторые подсчеты и объявила, что ее цена будет 4800 франков.

Липс, привыкший покупать все оптом, или, по крайней мере, со скидкой при покупке в больших объемах, никак не мог врубиться.

– Сорок восемь сотен франков? Это пятнадцать сотен долларов, черт возьми! Как ты это скумекала?

– Я думаю, один час на клиента, – сказала она, – это будет одна сотня франков в час, умноженная на сорок восемь часов, как раз составит сорок восемь сотен франков.

– Но как насчет сна? – поинтересовался Липс, – ты что, никогда не спишь?

Она пожала плечами.

– Иногда я работаю по сорок восемь часов без сна. – Затем добавила: – Кроме того, Арабелла богата, то же относится и к кинокомпаниям.

– О'кей, – сказал Липс, – какого черта. – На самом деле он был готов выложить более высокую сумму за нужную девушку, а Иветта была нужной… как признали Борис и Сид, встретившись с ней в студии.

Перед ланчем внезапно пошел дождь, на целый день положив конец съемкам у озера, поэтому съемочной группе пришлось возвращаться в студию, что было, вероятно, не так уж плохо, поскольку Памела дважды достигала высшей точки и была очень близка к изнеможению.

При первом дубле она больше расслабилась вначале – лежала с закрытыми глазами, ее руки были закинуты за голову, как будто связанные за запястья, тело ее медленно извивалось, симулируя отклик… в то время как Арабелла, стоя на коленях между ее ног, ласкала ее груди и ритмично проводила языком вверх и вниз по губам влагалища, каждый второй или третий раз делая паузу, чтобы энергично поиграть с ее клитором.

Затем, когда камера передвинулась очень близко, она перевела руки от грудей на губы влагалища и медленно их раздвинула.

– Ты снимаешь это? – спросил шепотом Борис у Ласло, имея в виду блестящий жемчужно-розовый клитор, обнаженный раскрытыми губками, в то время как Арабелла на мгновение замерла, задумчиво глядя на него, как бы в предвкушении, прежде чем потянуться к нему таким же розовым языком.

– Снял, – зашептал Ласло в ответ, – освещение было прекрасным.

Целью съемки было именно это – уловить момент мерцания света на кончике клитора, и Арабеллу проинструктировали на мгновение остановиться, прежде чем высунуть подобно ящерице язык и затем медленно загородить это чудо своим прекрасным ртом.

После этого она просунула руки под ягодицы Памелы (которые ранее описывала как «подобные двум губчатым мускусным дыням») и губами и языком с возобновившимся рвением взялась за дело, заставляя несчастную Памелу вздыхать и стонать, закрыв глаза, откинув назад голову и поворачивая ее из стороны в сторону.

– Теперь, Пам, – сказал Борис, – когда ты более возбуждена, подними его ей навстречу – подними свое местечко навстречу ее рту. И подними ноги чуть повыше.

Конечно, это были посторонние звуки в записи, но при монтаже эти слова вырежут – и Памела повиновалась, подавшись вверх.

– Вот так, – сказал Борис, – теперь положи одну руку – твою левую руку – ей на голову и потяни ее на себя, а свою правую руку перемести на грудь и поддержи ее. Прекрасно. Теперь только постарайся так и держаться. Пам. Пожалуйста.

– Я стараюсь, стараюсь, – пробормотала она почти с болью в голосе, – о, Боже… – и ее дыхание стало прерывистым, а затем она стонала, кусала нижнюю губу, крутила головой из стороны в сторону, прежде чем ее тело охватила сильная дрожь, голова запрокинулась назад, а рот открылся с тихим стенанием, – … о, пожалуйста, пожалуйста, оохххх… – Она судорожно глотнула воздух и начала всхлипывать, отстраняясь от Арабеллы и прикрывая рукой влагалище, как бы защищаясь.

– О'кей, стоп, – тихо сказал Борис и подошел, чтобы успокоить девушку, плакавшую навзрыд.

– Это было прекрасно, Пам, – мягко сказал он, – абсолютно прекрасно. Ты настоящая великая актриса.

– Что может быть общего у актерского мастерства с этим? – спросила она полным слез голосом, но было очевидно, что этот комплимент, по крайней мере, хоть чуточку утолил ее горе, и она начала вытирать слезы.

Элен Вробель заметила это, когда появилась, неся халаты, и закричала через плечо:

– Гример, салфетки, пожалуйста!

– Я это и имел в виду, Пам, – продолжал Борис, – это было потрясающе – ты тоже, Арабелла, – добавил он, обхватывая рукой свою супер-звезду, которая, казалось, была чем-то смутно раздражена.

– Но почему мы остановились? – пожелала она узнать.

Борис посмотрел на Памелу.

– Да, это было так великолепно… я думал, ты вот-вот кончишь.

– Но я и кончила, – воскликнула Пам, с удивлением глядя то на одного, то на другого. – Силы небесные, разве вы не поняли?

Обиженное и угрюмое выражение на лице Арабеллы не изменилось.

– Но это не причина, чтобы останавливаться, – сказала она, – и отталкивать меня от себя так, как будто тебе это не понравилось. – Она повернулась к Борису. – Разве я не права, Борис?

– Ну…

Памела не могла поверить своим ушам.

– Но я чувствовала, что того и гляди потеряю сознание или что-нибудь еще. Вы, наверное, не верите, что я еще могла продолжать так держаться?

– Дело в том, – сказал Борис, – что нам надо закончить сцену на твоем повиновении ей – я имею в виду, что мы не можем закончить на том, что ты ее отвергаешь, не правда ли? – Он подумал об этом несколько секунд. – Ты знаешь, потерять сознание, может, и не плохая идея.

– Ну, – горестно сказала Памела, – я же не могу потерять сознание, если она не остановится, не так ли?

– Ну, может быть, не в точности потерять сознание, но просто выглядеть… знаешь ли, удовлетворенной.

– Но я об этом и говорю – я не могу ничего сделать, если она будет продолжать это…

– Ты имеешь в виду после того, как ты кончила?

Она вздохнула и скромно посмотрела в сторону.

– Да.

– Ну… а что если ты кончишь дважды?

Это предположение заставило ее опять разразиться слезами.

– О, я просто не смогу, я не смогу, не смогу…

– О'кей, – сказал Борис, – мы это утрясем. – И он улыбнулся самому себе. Великолепно, по крайней мере, теперь она на самом деле признала наличие оргазма как составную часть этой сцены.

Третий дубль был снят в соответствии с планом, конечно, за исключением того, что Арабелла не остановилась, как обещала, и Памела кончила дважды, во второй раз почти истерично, когда Арабелла ввела два пальца, продолжая в то же время сосать и покусывать ее клитор, а затем она безвольно упала как сломанная кукла.

14

Запасным вариантом, то есть эпизодом, внесенным в расписание как альтернатива эпизоду на озере в случае дождя – была любовная сцена между Арабеллой и ее дядей… дядю должен был сыграть некий вульгарный тип Сид Крейссман.

– Если Сид на самом деле попытается войти в нее, – говорил Борис Тони, – она может действительно прийти в ярость, я имею в виду, она начнет вести себя по-настоящему жестоко… ты знаешь, расцарапает ему лицо, попытается изуродовать его или что-нибудь еще.

Тони заговорил своим рутинным голосом бесстрастного менестреля:

– Изуродует его лицо или изуродует его член? Хи-хи-хи! – И он сделал быстрые легкие движения в ритме тустепа.

– Дело в том, – объяснил Борис, – что мы должны снять один кадр его лица, когда он кончает, верно? Естественно, единственный способ, чтобы наверняка достичь этого, – снять с другой девицей… Иветт – мы не можем рассчитывать, что Арабелла позволит такого рода вещи, не так ли? И прежде всего мы не можем рисковать тем, что она сожжет свои стога и уйдет из картины. Уж лучше снимем сначала все это с Сидом и этой шлюшкой – ты знаешь, все это дело с проникновением.

15

Сид, понятно, немного мандражировал, совершая свой экранный дебют таким сомнительно благоприятным способом.

– Ты выглядишь великолепно, Сид, – сказал ему Борис, когда тот вышел из гардеробной.

Сид изучил себя – грязный полинявший рабочий комбинезон, серая рабочая рубашка и большие ботинки – в длинном зеркале.

– Боже, я, должно быть, свихнулся, позволив вам, ребята, втянуть себя в подобную авантюру!

Тони изобразил удивленное восхищение.

– Теперь я могу это видеть, Сид, твою истинную и подлинную сущность! Парень от сохи! Из самого великого сердца Америки! …«проворно вспахивающий свои обширные акры… а ветер уносит с собой через поля запах сосен и навоза, и ритм старой, древней работы входит в твою душу». Под привычным внешним налетом циничного морального разложения, Сид Крейссман, ты простой честный фермер! Спинной хребет нашей великой земли! Как насчет легкого перепихнона?! – И он бросился на огромный зад Сида с выпяченным тазом.

Борис расхохотался, но Сида это не развлекло.

– Вы можете быть серьезными, черт возьми! Я здесь собираюсь сделать из себя настоящего шмака [17]17
  Шмак – непристойный и смешной человек, от евр. «шмок», пенис.


[Закрыть], а вы все дурака валяете…

– Теперь успокойся, Сид, – заверил его Борис, – ты знаешь, я бы не попросил тебя сделать что-либо подобное. Не забывай, что ты собираешься нацелиться на легендарный зад Арабеллы – вся ее лавка, приятель, прямо перед тобой, открыта для тебя! И, кроме того, ты страдаешь во имя искусства.

– Искусство, вот что это такое, – подтвердил Тони.

– Жопа не искусство, – отрезал Сид. – Это грязный фильм, вот что это такое! Ну, хватит, давайте же разделаемся с этим.

16

Ники изобразил и построил декорации в точности так же, как их вспомнила и описала Арабелла: провансальская комната с темными стенами – маленькая, с высоким потолком и одним широким окном с белыми занавесками, большая кровать с четырьмя ножками и пуховым стеганым одеялом, маленьким камином из камня, темным полом из широких досок, умывальник с мраморным верхом, глиняным кувшином и керосиновой лампой с треснувшим стеклом.

Когда прибыли Борис. Сид и Тони, пуховое одеяло лежало скомканным на полу в ногах кровати вместе с нижней частью пижамы Иветт – пока их привлекательную владелицу, лежащую на кровати лишь в одной незастегнутой верхней половине, освещал Ласло и брал в фокус оператор.

Тони подтолкнул Сида локтем в бок.

– Фу, – прошептал он, – посмотри туда. Готовы нырнуть в нее, Сид?

Эти кадры должны были начаться с момента, где обрывались другие, еще не отснятые, – то есть прямо в миг проникновения, другими словами, все предшествующее проникновению (расстегивание верха пижамы, ласкание грудей, стягивание низа пижамы и т. д.) будет снято позже, с Арабеллой.

– О'кей. – сказал Борис, кивнув Сиду с приглашением последовать за собой к кровати, – ты не хочешь снять его сейчас? – Он говорил о комбинезоне, поскольку во имя добротной кинематографической образности Борис и Тони решили позволить поэтическую вольность, слегка переделав версию Арабеллы, и снимать дядю обнаженным.

– Боже, – воскликнул Сид, – я сомневаюсь, что смогу добиться отвержения, черт возьми!

– О, она знает, как с этим справиться, все в порядке, – заверил его Борис, – за что она получит полторы тысячи долларов? А теперь смелее, Сид, ты задерживаешь кадр.

– А если ты задерживаешь кадр, – саркастически заметил Тони, – то ты задерживаешь всю картину. Верно, Сид?

– Ну, потерпите минутку, – забеспокоился Сид, – по крайней мере, дайте мне хоть немного его расшевелить! – Он остановился, потянулся вниз и начал сжимать свой пенис под комбинезоном.

– О'кей. Сид, – закричал Тони от края декорации. – Ну-ка извлеки этот грубый животный член! Давайте посмотрим немного на его поведение!

– Ты только посмотри на нее, Сид, – скачан Борис, когда они приблизились к кровати. – Она выглядит как Арабелла, черт возьми! Ты можешь вообразить, что трахаешь Арабеллу. – И обращаясь к девушке:

– Бэби, ты выглядишь изумительно – поглядим, удастся ли тебе устроить нашему другу здесь прекрасное большое полуторатысячедолларовое отвердение, о'кей?

– Отвердение? – спросила Иветт, – что это значит «отвердение»?

– Отвердение, – раздельно сказал Борис, как будто для читающего по губам, и указал на то место, где Сид по-прежнему тискал рукой.

– О, да, отвердение, – сказала она, ее лицо осветилось пониманием, – да я понимаю, отвердение! Иди … – и она протянула руку к Сиду, – иди в постель, Иветт сделает тебе большое прекрасное отвердение.

– Да, иди, Сид, – сказал Борис.

Сид покорно начал снимать свой комбинезон.

– Ты знаешь, – бормотал он, – мне никогда не нравилось залезать в постель с девкой, не подняв его немного, мне не нравится иметь полную эрекцию, когда забираешься в постель с девкой, но мне все же нравится, когда он немного приподнят.

Пока Сид залезал в постель, Борис расположил комбинезон на полу так, чтобы этот грубый грязный предмет одежды слегка переплетался с изящно-роскошными, по-девичьи невинными пижамными штанишками. Он подозвал Ласло и указал на них.

– Мы попадем этим в самую точку, о'кей? Мы будем создавать всей этой сценой ощущение «красавицы и чудовища».

– Потрясающе.

Борис задумчиво смотрел вниз на два предмета одежды.

– Возможно, ее надо слегка порвать, – сказал он вполголоса, затем подозвал Тони и спросил его мнение.

Тони пожал плечами.

– Я не думаю, что он ее изнасиловал, я думаю, он ее обманул.

– Да, ты прав.

Она направились обратно к камере.

– Но подожди минутку, – сказал Борис, останавливаясь. – Предположим, он порвал их прежде, чем обманул ее – то есть он мог начать стягивать их, она инстинктивно сопротивляется, он тянет сильнее, и именно тогда они рвутся – затем он обманывает ее, ты знаешь, говорит, что он только хочет прижаться к ней, и все это прочее дерьмо. Верно? Я имею в виду, это такой великолепный образ – разорванные пижамные штанишки девочки.

– Уверен, это сработает.

Они вернулись к кровати, где Иветт одновременно массировала и сосала орган Сида. Загримированная под Арабеллу, она заставила Бориса проиграть в уме главное событие предыдущего дня.

– Фу, – сказал он, – она определенно очень похожа на Арабеллу, не так ли?

Тони обдумал это.

– Хм-м. Только, если бы она делала что-нибудь другое, а не сосала член. Не могу представить себе Арабеллу, сосущую член.

– Не можешь, а? Но предполагается, что у тебя есть воображение. – Он наклонился, подобрал пижамные штанишки. – И где, черт возьми, их следует разорвать?

– Прямо сверху.

Он взялся обеими руками за верх, там где были завязки, и потянул.

– Боже, они никак не рвутся – вот обида.

Тони протянул руку за ними.

– Дай мне попробовать… хм-м, ты прав.

– Подожди минутку, они разорвутся в конце разреза. – Борис взял штанишки назад и слегка разорвал их по ширинке. – Это тоже будет чудесный кадр, когда все произойдет – крупным планом, как они рвутся, постепенно обнажая ее юный бутончик.

– Юный бутончик? Как ты собираешься сделать его юным?

– Хм-м. Нам придется привести его в порядок. – Он кивнул в сторону ассистента Дю Кувьера. – Эй, гример! Принесите-ка свои ножницы!

– Потрясающе.

Борис переменил предметы одежды и расположил их по своему вдохновению – пока Тони клонился вперед, чтобы вглядеться в то, что делали Сид и Иветт, или скорее, чтобы увидеть голову Иветт и член Сида. Она подняла на него глаза, не останавливаясь, что создало довольно странный эффект пятилетнего ребенка, смотрящего вверх широко открытыми пытливыми глазками, держа во рту эскимо, в то время как нависнув над ней в стиле хирурга из фильма ужасов, ассистент гримера искусно и избирательно уменьшал ее пушок.

Тони протянул руку и дотронулся до ее головы, улыбаясь.

– Послушай, приходи ко мне, когда будет перерыв, я хочу поговорить с тобой о твоей роли.

Сид прервал их маленький тет-а-тет грубым криком:

– Ты уберешься отсюда, к чертовой матери! Я только что настроился на хорошее отвердение!

Тони подмигнул Иветт, отворачиваясь, и вполголоса пропел с придыханием:

– Ты создана для кино.

Борис, стоя на коленях и поглощенный деталями расположения разорванных пижамных штанишек, наконец встал, по-прежнему глядя на них, положив руки на бедра.

– Нам надо будет подойти совсем близко, – сказал он вполголоса, – очень близко… или в этом не будет смысла… мы должны дать возможность увидеть волокна, волокна и нитки, прямо в том месте, где они разорвались… – И он повернулся, идя к камере. Тони следовал за ним – но вскоре они остановились от крика сзади:

– Эй, вы, парни, – полюбуйтесь на него! Какая громадина, а? – И они повернулись, чтобы увидеть красующегося Сида, выставившего себя напоказ – совершенно серьезная эрекция, которую он представлял в самом выгодном свете. – Как насчет этого, а? Хотелось бы посмотреть, что вы, ребята, смогли бы противопоставить этой сверхмощной фугасной бомбе!

Борис, думая о другом, едва бросил взгляд в ответ на весь этот шум.

– Это великолепно, Сид, – сказал он без особого энтузиазма. Затем, остановившись и более серьезно оглянувшись на Иветт, он медленным речитативом закричал:

– Не давай ему кончить! Не сейчас! – И для большей уверенности повторил это по-французски. Затем они с Тони продолжили свою прогулку к камере. – Я думаю, что это может быть фантастической сценой, Тони, – сказал он настолько серьезно, что это прозвучало почти мрачно. Позади них Сид все еще вопил:

– Эй, вы, мужики, Иветт говорит, что он безупречен! «Parfait», – лопочет она! Ты слышишь это, Тони? «Parfait», черт возьми!

Кадр, предшествующий нынешнему, должен был запечатлеть снимаемые и падающие на пол пижамные штанишки, смятые и порванные. Камера, задержавшись на этом пикантном образе, даст панораму и перейдет на крупный план там, где дядя пытается силой осуществить проникновение.

– О'кей, Сид, – сказал Борис, – примости его на самый край ее гнездышка, как будто ты пытаешься втолкнуть его, а он не идет… так, верно. Как там, Лас?

– Он весь мокрый – видно много блестящих мест… он все еще мокрый после ее рта.

– О, Боже, – сказал Борис, затем закричал Сиду. – О'кей, Сид, вытри его.

– А?

– Твой член – ему еще не следует быть мокрым, черт возьми. – Борис повернулся к ассистенту Дю Кувьера. – Гример, салфетки, пожалуйста. – И юный чудак бросился вперед с пригоршней салфеток.

– Я позабочусь об этом, Кутила, – зарычал Сид, вырывая салфетки у него из рук, когда тот предложил личную помощь.

– Теперь все в порядке, – сказал Борис, когда съемка опять началась, – продолжай нажимать, Сид, пытаясь проникнуть туда. Как это, Лас?

– Великолепно.

– О'кей, сосредоточиться на этом. Продолжай, Сид, мы снимаем, Иветт, держи ноги внизу, внизу, внизу… постарайся держать их вместе… помни, что ты милая девушка, ты девственница, ты не знаешь, что происходит… тебе не нравится его присутствие между твоими ногами… о'кей, Сид, теперь медленно посмотри, войдет ли он… попытайся и в самом деле ввести его…

Чтобы не допустить слишком быстрого полного проникновения, не только было тщательным образом насухо вытерто махровой тканью влагалище Иветт, но его также обильно промыли сильным раствором квасцов – обладающих известным эффектом резкого всасывания или сморщивания, и которые сейчас подтвердили свои качества самым значительным образом, когда Сид с неподдельным рвением прилагал массу усилий, чтобы втолкнуть его.

– Боже, – воззвал он через плечо, – я слышал об узеньких щелочках, но это что-то невероятное!

– Не сдавайся, Сид, – наставлял его Борис, – помни, что это Арабелла… ты должен ей задвинуть… вот так, сейчас, уже входит… продолжай… сильнее… – и обращаясь к Ласло, – ты снимаешь это?

– Да, да, великолепно.

– О'кей. теперь немного наружу, Сид, затем опять внутрь… на всю длину… до конца, Сид, до конца! Вот так, вот так! Потрясающе! – Затем его лицо потемнело. – О, Боже, стоп, стоп, стоп! – Он повернулся к Тони. – Ты видел это: она приподнялась к нему! Она приподнялась к нему, как шлюха, черт возьми! Напуганная девственница, и она тут приподнимается как какая-то шлюха-нимфоманка!

Тони пожал плечами.

– Происхождение сказывается.

Борис подошел к кровати.

– Иветт. бэби… ты не должна вскидываться вверх таким образом… помни, что ты девственница… это причиняет тебе боль… Если уж на то пошло, попытайся даже отодвинуться от него, о'кей? – Затем он подозвал Тони.

– Как насчет капель крови? – спросил он. – Для усиления девственности? Не забывай, что все будет в ярких красках.

Тони состроил гримасу.

– Увольте меня.

– Да, к черту с этим, – сказал Борис, затем наклонился, чтобы взглянуть на само проникновение органа во влагалище. – Держи его, Сид, вытащи его примерно наполовину наружу… вот так. Нам нужно распылить здесь глицерин – выглядит совсем сухим, – и он дал его ассистенту Дю Кувьера. который устремился к ним и проделал необходимые манипуляции.

– Теперь держи его в таком положении, Сид, не засовывай его до конца, пока мы не снимем этот кадр. – Он поспешил назад к камере и посмотрел в объектив, который был нацелен прямо на проникновение – член блестел, казалось, от подлинного сока.

– Прекрасно, – сказал он, – сосредоточься на этом. Лас.

– Сосредоточился, – сказал Лас.

– О'кей. Сид, занимайся своим делом… и Иветт, лежи спокойно, опусти колени вниз… это причиняет боль, это причиняет боль… вот так, Сид, войди туда глубоко, это Арабелла… ты трахаешь Арабеллу… положи руки под ее задницу… не давай ей отодвинуться, притяни ее больше… о'кей, теперь попытайся поднять ее ноги вверх… глубже, Сид, войди туда глубже… держи так, держи так… стоп, стоп. Послушай, ты начал двигаться слишком быстро, Сид, это стало выглядеть так, как будто ты кончил… теперь давайте снимем еще раз, и просто двигайся медленно, ритмично… – Лицо Бориса опять потемнело: – Что, ты действительно кончил?! О, ради Бога. Сид!

Тони загоготал.

– Очень не профессионально, с моей точки зрения.

– О'кей, гример, – мрачно продолжал говорить Борис через плечо, – салфетки, пожалуйста, – затем добавил, – да, и принесите лубок.