Текст книги "Снимаем порно"

Автор книги: Терри Сазерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

5

Влагалище Анжи, «сухое как кость», если и было таким, начало заметно увлажняться под воздействием среднего пальца Бориса, и девушка, по-прежнему глядя на него с гримасой безумного веселья, отвечала ему, сокращая мышцы сфинктера с возрастающей скоростью и ожесточением.

– Скажи, – произнес Борис в некотором замешательстве от столь непредвиденных событий на съемочной площадке, – этот, м-м, ну, этот контроль, который у тебя там есть…

Не меняя выражения лица, застывшего в каком-то пике маниакальной истерии, она сказала:

– Знаешь, как это называют в далеком Техасе?

Она говорила с чистым юго-западным акцентом, и на мгновение он предположил, что она дурачится. Борис улыбнулся.

– Нет, – сказал он, – как они это называют?

– Зажималочка.

Он кивнул, показывая, что понял.

– Считается, что это высший сорт, – добавила она совершенно простодушно.

– Охотно этому верю.

Дважды им приходилось прекращать свое занятие, потому что Ники и Фред I приходили о чем-то узнавать.

– Почему мы не пойдем в мою комнату для переодевания? – предложила она, когда они прервались во второй раз.

– Хм-м, – сознание Бориса отхронометрировало этот неожиданный поворот подобно тому, как это делает бегун на очень короткие дистанции с низкими барьерами: (1) еще оставался час съемочного времени до перерыва на ланч, (2) до сих пор он не почувствовал и намека на обещание эрекции. Нежелание расточительно относиться к съемочному времени при любых обстоятельствах, пусть это даже перспектива трахнуть Анжелу, при этом с риском нанести оскорбление своей основной актрисе отказом – выявило в нем нерешительность, некоторые колебания.

– Я знаю кое-что, – внезапно сказала Анжи, пытаясь выглядеть озорной, но преуспев, скорее, в том, чтобы выглядеть крайне странно, поднимая брови и бросая театрально-эксцентричный взгляд на его ширинку, – спорю, что твой дружочек уже сейчас жесткий и твердый как чертова старая ветка орешника! – И ее влагалище так сильно сжало его средний палец, что в сочетании с обильной скользкой смазкой практически вытолкнуло его на мгновение, точно как при посткоитальном сжимающем спазме.

– О-опс, – вскрикнула она, ее улыбка пародировала рекламу зубной пасты, – озорник, озорник!

Именно тогда он понял, что она на стимуляторах, не на одном амфетамине, но на каком-то любопытном сочетании, которым объяснялось такое полное возвращение к языку ее детства – не только этот акцент, но и сущность разговора, употребление слов типа «чертова старая ветка орешника». Борис ухватился за открытие, и если это необходимо, чтобы получить от нее хорошую игру… ну что ж, отлично.

– Давай прежде снимем другую сцену, – мягко попросил он, – не хочется терять то, что с тобой сейчас происходит – это слишком ценно.

– Ты ведь доктор – я имею в виду, режиссер, – сказала она, сияя безумной улыбкой.

6

– Фу-у, – сказал он Тони за ланчем, – она сегодня по-настоящему в ударе. Две прекрасные сцены. Красота.

Тони посмотрел туда, где Анжи сидела за столом сНики и Элен Вробель, которые вели оживленный диалог, в то время как Анжела наблюдала за ними, словно зачарованная, переводя взгляд с одного на другого, как будто следила за полетом между ними невидимого физического объекта.

– Она вмазана, черт возьми, – сказал Тони наполовину удивленно, наполовину раздраженно, словно завидовал, возвращаясь к своему бифштексу и кладя себе в рот огромный кусок. – Любопытно, на чем она сидит?

– Не знаю, – сказал Борис, – но обкурена она основательно. – Он тихо засмеялся, качая головой.

– Никогда не думал, что стану этому свидетелем.

– Ну, Б., ты пробуждаешь в людях все самое лучшее, как-то раз я уже говорил тебе об этом.

– Послушай, попробуй выяснить, на чем она сидит, и держи ее на этом. Это что-то стимулирующее.

Тони снова взглянул на Анжелу, задумчиво жуя.

– Боже, это что-то большее, чем просто стимулятор – она в полной прострации.

Борис осушил свой бокал с вином, приложил салфетку к губам и встал из-за стола.

– Я готов поспорить, что ты прав, Тони, – он улыбнулся и подмигнул ему, прежде чем уйти на съемочную площадку, бросив через плечо, нелепо растягивая слова:

– Все, о чем я тебя прошу, это выяснить, что это такое, слышишь?

Из-за того, что она так хорошо работала, в прострации или нет, Борис решил снимать так называемый «Круговой» эпизод этим днем. Это была сцена, в которой с ней занимались любовью четверо мужчин одновременно – один с полным проникновением во влагалище, а трое других поочередно разнообразными способами ее ласкали.

С великой нежностью и терпением он объяснял ей, как в этом эпизоде, или по крайней мере, части его, а именно, в середине, в чудо-кадре, который должен будет изображать всю группу – будет необходимо некоторым партнерам иметь эрекцию, он тут же заверил ее, что это не будет относиться к тому, что произойдет между ее ногами, ни один из них – те, кто с эрекцией – на самом деле до нее не дотронется.

– Просто игнорируй их, – посоветовал он, – не смотри, тогда это не заденет тебя. О'кей?

Она кивнула и закрыла глаза.

– Я люблю тебя, – тихо и поспешно сказала Анжи.

Помимо уже отобранного Ферала, четверка сенегальцев – ее будущих партнеров – включала в себя гигантского мужчину по имени Хадж – 6 фунтов 7 дюймов, с телосложением мистера Вселенная.

Сцена начиналась с полного проникновения: это поручили Фералу. Хадж в это время будет находиться по левому борту, образно говоря, или, вернее, у левой груди, готовый переместиться на позицию Ферала.

– Итак, ты вникаешь, – объяснял Тони, – камера задерживается на Хадже, прежде чем он ее трахнет, в то время как он только того и ждет, чтобы ее трахнуть. – Таким образом мы передадим ощущение того, что для нее припасено, того, что надвигается… этот невероятный племенной жеребец с его чудовищным, черным, пульсирующим, животным органом! Полный безумной черной похоти, вожделеющий прекрасную блондинку и с заготовленным галлоном черной малофьи!

– Тони, тебя совсем занесло, – сказал Борис.

– Я знаю, – должен был признать тот, – это просто слишком не – не-хер-реально!

– У меня почти вскочил.

– У меня тоже. Ты знаешь, как бы мне хотелось трахнуть ее сейчас? Я только что понял, если бы я мог стать одним из этой черной команды… мог вообразить, что я черномазый… да, вот она, команда черных насильников. Ты думаешь, она бы полежала спокойно для кого-нибудь, вымазанного жженной пробкой, Б.?

– Я постараюсь выяснить для тебя ее мнение, Тони. А вот как насчет того, чтобы прознать, на чем она сидит, как я тебя просил?

7

В связи со съемками этого эпизода возникло любопытное и незапланированное осложнение. Если Фералу опять требовалось опускать свой не подчиняющийся член в ледяную воду и распылять на него новокаин, то ни Хадж, ни один из других квази-любовников («действующих ртом»), увы, не могли добиться эрекции.

– Я не верю этому, черт возьми, – сказал Тони.

Борис пожал плечами.

– Они просто не могут замещать друг друга в этом деле. В каком-то смысле я специально для этого их подбирал.

Тони начинал испытывать все возрастающую тревогу.

– Но как насчет сцены? Нам надо, чтобы ее трахал один парень в окружении трех больших напряженных членов! Стоящих торчком как… цветы! Войди в образ – ее трахают в клумбе из членов!

– Я вошел в образ, Тони, но как мы добьемся этого от них?

– Почему ты не попросишь Анжи потрогать их… просто потрогать.

– Ах-ах, она устроит нам нагоняй в любую минуту, если это случится.

– О'кей, а как насчет тех шлюшек из похоронной колымаги, помнишь тех двух потаскушек, которые встречали меня у взлетной полосы?

– Потрясающе, – сказал Борис. Он подозвал Фреди, поспал его разыскать Морта или Липса и объяснить им ситуацию.

– Это необязательно должны быть те же девушки, – сказал он ему вслед, – но они нужны нам прямо сейчас. И если увидите мистера Крейссмана, передайте ему, что производство приостановлено.

– Скажи, – размышлял Тони, – мне просто интересно, а Элен Вробель могла бы немного их погладить – она очень компанейская девушка.

Борис загоготал.

– Боже, она не могла бы поднять его и у «Бостонского душителя» [32]32
  Бостонский душитель – знаменитый маньяк-убийца из Бостона, герой одноименного фильма.


[Закрыть]!

– У меня есть идея, – сказал Тони вполне серьезно, – а что эти парни предпочли бы трахнуть ее вместо Анжи?

– Ты рехнулся? Почему бы они предпочли трахнуть ее вместо Анжи?

Тони сделал небольшой ту-степ, закатил глаза и перешел на свои менестрельские интонации:

– Потому что она была белой женщиной… дольше! Да-да-да!

Прежде чем Борис успел треснуть его свернутым в трубку сценарием, к ним присоединился улыбающийся Ферал, все время кивавший как китайский болванчик, чтобы выразить свои извинения за непрошенное вторжение.

– Извините, извините. Я могу сказать, да?

– Конечно, Ферал, – ответил Борис, – ты можешь сказать.

– У вас проблемы, да? У вас проблемы с Хаджем и Ахмедом. Здесь, да? – Он указал вниз на свою набедренную повязку.

– Верно, – согласился Борис с осторожностью, – и сейчас мы собираемся пригласить двух хорошеньких девушек и посмотреть, поможет ли это. Понимаешь?

– Понимаю, да. Хорошенькая девушка – это очень хорошо для Ахмеда, – затем он затряс головой, восторженно сияя улыбкой – но для Хаджа, – нет. Девушка не будет хороша для Хаджа.

Борис застонал, положив руку на лоб:

– Боже мой!

– Едрена мать, я не верю этому, – сказал Тони, – гомик!

Ферал возобновил свои радостные кивания.

– Хаджу не нравятся девушки, да?

– Да, – устало сказал Борис, – Хаджу нравятся мужчины, верно?

– Да, Хаджу нравятся мужчины.

– Ну-ну, – Борис не мог вспомнить подобного затруднительного положения за весь свой съемочный опыт, – это большая проблема. Скажи мне, Ферал, а какой, м-м, какой тип мужчин ему нравится? Как насчет кого-нибудь из остальных занятых в картине сенегальцев – ему нравится кто-то из них?

– Нет, нет, Хаджу не нравится, Хаджу нравится белый мужчина.

– Сильный белый мужчина, да?

– Нет, нет, слабый белый мужчина… как женщина, но мужчина, да?

– Хм-м, – Борис был неподдельно обеспокоен. – Боже, Тони, я думаю, что у нас та еще проблема.

Но Тони щелкнул пальцами, его лицо внезапно осветилось радостью.

– Я нашел! Хо-хо, Б. бэби, можешь теперь называть меня мистер долбаный сводник! Ты готов к этому?

– Положись на меня в этом, – терпеливо сказал Борис.

– Тогда держись… Ники Санчес!

8

Когда продюсер Сид Крейссман в полдень появился на съемочной площадке, он был ошеломлен целой серией непонятных событий. Первое из них произошло в тот момент, когда в поисках Бориса он остановился у трейлера, иногда используемого в качестве офиса. Открыв дверь, он обнаружил в нем Тони Сандерса, лежащим на кушетке, в то время как его член целовала и ласкала незнакомая девушка в черных трусиках и лифчике. Сид быстро захлопнул дверь и двинулся дальше к площадке, оглядываясь на трейлер, пока чуть не споткнулся о другую парочку, совокупляющуюся таким же образом – на этот раз девушка в черных трусиках и лифчике довольно откровенно делала минет гигантскому Ахмеду. Обойдя их кругом и бормоча что-то бессвязное, он случайно посмотрел в дальний конец площадки, где в тени самой камеры смог явственно увидеть своего художественного директора, стоявшего на четвереньках и жадно сосавшего орган еще одного черного великана, огромного Хаджа.

– Что, во имя Бога, здесь происходит?! – зарычал он на Фреди I.

Произойди эти инциденты на съемочной площадке – то есть перед камерой, это было бы понятно, но то, что они происходили за ее пределами, в три часа пополудни – это было необъяснимо. Оргия! Вакханалия! И для Сида это могло означать лишь одно – полное крушение организационной дисциплины, столь жизненно необходимой для эффективной работы.

– Где, черт возьми, ваш режиссер?! – заорал он. – Боже, я никогда не видел столько сосущих ртов одновременно.

Фреди I объяснил ему проблему и ее решение.

– О, да? – сказал Сид с подозрением. – А как насчет Тони Сандерса? Я знаю, у него не бывает проблем с эрекцией. Кроме того, он даже не участвует в картине!

– Да, – сказал Фреди, – ну, я думаю, что он и мистер Адриан решили, что поскольку она уже была здесь и ей заплатили, то нет смысла тратить деньги зря.

– Тратить! Ах, жопа! Это не должно быть записано за счет картины! И где же, черт возьми, Борис, тоже где-нибудь получает свою порцию?

– Нет, сэр, он пошел в сортир.

– Сколько эпизодов вы отсняли после ланча?

– Ну, м-м. мы по-прежнему бьемся над первым из-за этого неожиданного развития событий…

– Ты что, утверждаешь, что вы не сняли ни одного эпизода после ланча? – Сид гневно нахмурился и посмотрел на свои наручные часы. – Боже мой, предполагается, что вы снимаете фильм! И предполагается также, что лично ты отвечаешь за то, чтобы здесь все вертелось!

– Да, сэр, ну, мы все были готовы, но вдруг это неожиданное развитие событий…

– «Неожиданное развитие событий»! Ты называешь назначение гомика на роль… кого, черт возьми, он играет… ты называешь это «неожиданным развитием событий»?! – Он бросил взгляд туда, где Ники и Хадж по-прежнему пребывали в пылких объятиях, затем отвернулся с выражением острой неприязни. – Это отвратительно! Ники Санчес! Если бы я не видел это своими собственными глазами, я бы этому никогда не поверил.

Фреди I пожал плечами.

– Ну, я полагаю, кто-нибудь должен был это сделать.

– Должен был это сделать! Боже, ему это нравится! Только посмотри на него, черт возьми!

– Я имею в виду, что, возможно, нам повезло, что ему нравится, потому что перед этим у нас были настоящие проблемы.

– «Настоящие проблемы»! – взорвался Сид, с силой стуча по своим часам, а затем по груди первого ассистента, – 3–15, а вы еще не сделали и первого кадра! У тебя проблемы начались только сейчас, раздолбай!

Лишь появление Бориса сбавило пыл разыгравшейся сцены.

– Остынь, Сид, это не его вина.

– Хорошо, хорошо, пожалуйста, теперь мы можем начать первую съемку?

– Надо еще подождать несколько минут.

– Подождать? Чего?

– Хаджа, – он кивнул в нужном направлении, – того великана с Ники.

– Ты имеешь в виду, что ничего не получается?

– О, да, получалось великолепно, даже немного слишком великолепно, я полагаю.

Сид наморщил лоб.

– Ты имеешь в виду…

Борис кивнул.

– Не остановился вовремя… полагаю, Ника просто занесло.

– Почему этот… этот грязный маленький… уесос! – Сид свирепствовал, – изо всех… гадких… самовлюбленных… я убью этого маленького ублюдка! – И он развернулся, словно действительно собирался броситься к ним, но Борис удержал его.

– Относись к этому проще, Сид, – у него опять встанет через пару минут.

К ним присоединился Тони, выглядевший приветливым и отдохнувшим.

– Привет, Сидней, как парнишка?

Сид сердито посмотрел на него.

– Где, черт возьми, ты был?

– Что? О, я был в одном из трейлеров, м-м, пыхтел над сценарием.

– Как же, пыхтел ты там! Ты пыхтел над этой девкой – которая сосала твой член! Ха! Я тебя видел!

– Как это было, кстати? – спросил Борис.

– О… я оценил бы это между «хорошо» и «отлично».

Сида это не позабавило.

– А как бы ты оценил работу, которую ты сегодня провел над сценарием?

Тони бросил на Бориса недоуменный взгляд.

– Что с ним?

– Он слегка не в себе из-за срыва расписания съемок.

– Плюс, – добавил Сид, – плюс факт, что Лесс Хэррисон способен нагрянуть сюда в любую минуту, а мы на два дня отстаем от расписания, и никакого сценария, чтобы ему показать. Что если бы он пришел сегодня? А? Ни одного кадра после ланча! Дикая куча уесосов вокруг площадки.

– Ты мне напомнил, – сказал Борис, оглядываясь вокруг, – я лучше проверю Ники.

Он отправился туда, но вскоре остановился, увидев, что они больше не обнимаются, а идут к площадке рука об руку.

– Ну, я полагаю, мы можем снимать, – сказал он и дал сигнал первому ассистенту привести все в готовность.

– Святой Боже, – пробормотал Сид, – посмотри-ка на дрын у этого нефа!

Борис оставил их, отойдя к камере, а Сид бросил взгляд на свои часы.

– 3–30 – молю Бога, чтобы он смог закончить сегодня эту сцену. – Сейчас он выглядел гораздо более спокойным, так как работа должна была вот-вот возобновиться. Они с Тони медленно пошли вдоль ряда трейлеров, приближаясь к тому, который Борис иногда использовал как офис. Через окно можно было увидеть силуэт девушки.

Сид пару раз кашлянул и опять посмотрел на свои часы, прежде чем заговорить.

– Ты сказал, что эта девка хорошо сосет, а, Тони?

9

Дневная работа продолжалась и вечером, но она шла исключительно продуктивно – был завершен «Круговой» эпизод и начат другой. В дополнение к этому были сделаны пробы трех «финалистов», дублирующих Анжелу, и было принято решение. «Пробы» состояли единственно из тщательного изучения анатомии каждой девушки в соответствующих частях, чтобы определить, какая из них наиболее соответствовала тем же областям у Анжи, и наконец, нужно было убедиться, что девушка была вполне и реально осведомлена о том, что от нее потребуется сделать в «сцене». Как и в случае с дублером для Арабеллы, именно Липс Мэлоун еще раз прочесал известные кварталы и доставил свои приобретения (выгадав на этот раз) не из Парижа, а из знаменитого портового города Гамбурга, где он преуспел в добывании полудюжины необычайных, хотя и в какой-то степени циничных, милашек.

Обычно хватило бы и одной дублерши, но из-за изнуряющего характера этой конкретной роли Борис запросил двоих, а Сид был еще более осторожен.

– Давай оставим их всех, трахающие негритосы могут превратиться в каннибалов в любую минуту! Тогда мы действительно окажемся по уши в дерьме!

Итак, были наняты трое, но проблемы Сида еще не закончились. Он был поражен, затем пришел в ярость, когда врач, представлявший страховую фирму, с которой работала кампания, увидев полчище громадных гигантов и зная о детали эпизода, категорически отказался вообще страховать девушек.

– Почему, долбаный шарлатан! – Сид в ярости топал ногами на съемочной площадке, после чего его одолели мрачные предчувствия. – Боже всемогущий, если Лесс Хэррисон выяснит, что у нас работают незастрахованные актеры, он все испепелит! Мужики, он может даже прихлопнуть нашу картину!

– Мы просто ему не скажем, – сказал Борис.

– О'кей, а вдруг что-нибудь и правда случится с одной из этих девок? Предположим, один из негритосов выйдет из себя и сделает что-нибудь ненормальное?

– Послушай, – сказал Тони серьезным доверительным тоном, – почему ты не сделаешь так, чтобы Первый носил пистолет? В стиле Клайда Битти [33]33
  Клайд– знаменитый гангстер, герой классического фильма «Бонни и Клайд», 1967, где его роль сыграл Уорен Битти.


[Закрыть]. Когда он дрессирует животных. Только один из этих черномазых сдвинется, кинется на девку – пах, и ты делаешь в нем дырку!

Этот простой образ, казалось, очень сильно взволновал Сида.

– Боже, вот оно! Где, черт возьми, он болтается? – И Сид вылетел из комнаты, чтобы найти Фреда, в то время как Борис и Тони от всего сердца загоготали.

10

В течение последних двух дней в другой части снимался второй отрывок – «Мод в детстве» с Дженнифер Джинс, в котором, конечно, вместе с ней снимались двое великих драматических актеров-ветеранов: Луиза Ларкин и Эндрю Стонингтон, в ролях мамы и папы – ни один из них не имел никакого понятия о том, что происходит на соседней съемочной площадке. Кадры, снимаемые здесь, были абсолютно традиционными, даже безопасными – включая время от времени псевдоартистическое использование частично замазанных линз, чтобы передать в импрессионистском стиле образ вещей, о которых мечтают или которые вспоминают. Посещение этой съемочной площадки вызывало у Сида теплое, ностальгическое чувство, и благодаря шаблонному подходу к крайне благопристойному материалу убедило его в том, что съемки в общем идут достаточно нормально. Он даже испытал симпатизирующий интерес к самому сюжету, чувствуя, что кроме всего прочего, это было именно то детство, которое бы ему так хотелось иметь – с огромной, поддерживаемой белыми колоннами мансардой, слугами в ливреях и бесконечными простирающимися акрами на заднем плане. Поэтому он часто посещал эту площадку, «Островок здравого смысла и благопристойности» – называл он ее, и лишь однажды эта оценка сильно пошатнулась, когда ему случилось заметить, сидя на чемодане с линзами, маленькую баночку вазелина. Его лицо исказилось негодованием и смущением, а глаза безумно озирали площадку. «Что, черт возьми, здесь происходит?» – спросил он с лихорадочной поспешностью у режиссера этого отрывка, думая о том, что каким-то образом фатальность и развращенность съемочной площадки Бориса распространилась, подобно чуме, в его собственное святилище. Но потом он почувствовал необычайное облегчение, выяснив, что эта баночка вазелина использовалась лишь в бесконечно малых количествах для затуманивания линз камеры и для еще большего смягчения уже и без того романтического образа.

– Фрэнки, мальчик мой, – повадился говорить Сид режиссеру этого отрывка, – давай сделаем еще один дубль, – и он щелкал пальцами с щедростью великого сеньора: «Лучше перестраховаться, чем нарваться, а, Фрэнки? Ха-ха», – в то время как съемочная группа взирала на него с сердитым любопытством, поскольку некоторые из них знали его со времен Голливуда как «Мистера Короче», что объяснялось его скаредностью и жадностью, проявлявшимися в использовании им «коротких концов». Скажем, после того как съемка завершена, последний кусок пленки, оставшийся на бобине, списывался как неиспользованный, а на самом деле его часто обрезали ассистенты до начала следующей съемки и продавали за гроши. Одним из наиболее достоверных послеобеденных анекдотов Беверли-Хиллз была история о том, как Сид Крейссман ухитрился отснять целый сценарий на использовании «коротких концов». Но техникам и электрикам, в замешательстве хмурящих брови, было неведомо, что эта, казалось бы, очевидная слабость Крейссмана (то есть абсурдно-огромная пересъемка) была на самом деле крайне уместна… Потому что именно эти эпизоды намеревались показывать Лессу Хэррисону или, если потребуется, кому-нибудь еще, кто мог внезапно появиться и настоять на том, чтобы увидеть «что это за чертовски динамичная картина, которую они так усиленно скрывают ото всех!»

* * *

И сейчас, конечно, возник Лесс. Тони бодрствовал всю предыдущую ночь и писал нечто довольно общепринятое и целиком произвольное – сцены и диалоги, предположительно представляющие эпизод Анжелы в Марокко. Место действия сохранялось, поскольку путешествие на красивую съемочную площадку арабского города было запланировано как часть отвлекающего маневра для Лесса Хэррисона. Зато почти кардинально менялись действующие лица этого эпизода: главное действующее лицо больше уже не было декаденткой, свихнувшейся от наркотиков нимфоманкой. Вместо этого она была своего рода святой девой Марией, что работала в Корпусе Мира, приехав на черный континент в поисках «внутренних ценностей», или («я надеюсь, что это не звучит так уж ужасно претенциозно», написал Тони замечания на полях) «за вечными истинами». Он также заменил около дюжины черных насильников одним единственным любовником – каким-то белолицым красавцем типа Френчи Пепе ле Мока. Лесс внимательно прочитал это с неподдельным интересом, время от времени даже выдвигая свои версии.

– Я думаю, мы можем позволить себе сделать эту любовную сцену достаточно страстной, – говорил он, уверенно стукнув по сценарию на открытой странице, – всю эту сцену с голыми сиськами. Естественно, у нас будут кадры, прикрывающие эту сцену, так что не возникает никаких трудностей с продажей ее телевидению. Хотя очень жаль, что мы не смогли заполучить Бельмондо или как, ты сказал, имя того другого парня?

– А, Лямонт, – сказал Сид, – да, Андре Лямонт… Когда мы не смогли заполучить Жан-Поля, мы решили, какого черта, мы будем снимать ее с неизвестным – пусть будет свежее лицо – верно, Лесс?

Лесс с умным видом согласился.

– «Если не можешь получить лучшее, довольствуйся каждый раз неизвестным». – Папаша сказал мне это, когда мне было девять лет, Сид, а я помню все, как будто это происходило вчера. – Он бросил взгляд на свои часы. – Ого, солнце уже над нок-реей, ты знаешь, я бы не прочь пропустить сейчас стаканчик.

Сид просиял.

– Уже приступаем, Лесс! – И он разлил пенящееся вино.

– Я скажу тебе кое-что еще, Сид. – Лесс опять стукнул по сценарию, тяжело, но при этом удивительно нежно, шлепнув его так, как бизнесмен мог бы хлопнуть по заднице одаренную природой шлюху, или же футболисты друг друга в порыве нежности, – знаешь, это просто чертовски славно, я не говорю, будто это Стен Шапиро, но, Боже, когда Тони в ударе, он может по-настоящему хорошо завершить свою старую добрую игру, верно?

Сид на секунду закашлялся, но быстро взял себя в руки.

– Да, о да, он… ну, он… ну, я имею в виду, ты знаешь, как он… верно?

Затем Сид повел его посмотреть уже отснятое – шесть часов, где Дженнифер Джинс играла Анжи в детстве.

Там, правда, был один момент, когда Джен – восьми лет с косичками, в невинной коротенькой с оборочками юбочке школьницы – стоя спиной к камере медленно наклоняется, чтобы завязать свой ботинок.

– Скажи, – сказал Лесс, сидя рядом с Сидом в затемненной проекционной комнате, – как она из себя, эта Джен?

– О, она прекрасна, Лесс, просто прекрасна, она конечно же будет рада увидеть тебя, готов поклясться.

– Хм-м, – Лесс производил внимательный осмотр икр сзади, коленей сзади, бедер сзади, всю отраженную на экране протяженность тела, вплоть до задней части простых ровных ослепительно-белых трусиков маленькой девочки, – ах, ты знаешь, она могла бы быть просто находкой для … ну, м-м, посмотрим, сможешь ли ты привести ее в мою комнату, Сид, скажем, через полчаса после того, как мы здесь закончим.

– Не беспокойся об этом, Лесс, – заверил его Сид, – она будет там.

– Это прекрасно, Сид, и пусть она будет в том же костюме, о'кей? «Маленькая мисс Бродвей»… Мы подумываем о том, чтобы переснять сериал с Ширли Темпл [34]34
  Ширли Темпл(р. 1928) – американская актриса, снимавшаяся в кино с раннего детства. «Маленькая мисс Бродвей» (1948) – один из наиболее известных фильмов с ее участием.


[Закрыть]! Это будет чертовски хороший шанс для девушки, которая подойдет на эту роль – знаешь, что я имею в виду?

Сид энергично закивал.

– Я с тобой, Лесс.

Было около семи часов, когда они вышли из комнаты.

– То, что я видел, Сид, – сказал Лесс, напрягая губы и уверенно качая головой, – мне понравилось. Мне нравится, как это выглядит. Папаша обычно говорит: «Покажите мне восемь кадров фильма, и я скажу вам, на что будет похожа ваша картина!» – он повторил свой мудрый уверенный кивок. – Мне понравилось, как выглядит эта картина.

Дух Сида воспарил, его тяжелая походка превратилась в своего рода гарцующие прыжки, которыми в лучшие дни он прохаживался туда-сюда по административной столовой интендантства «Метрополитен», каждый его шаг отражал вопиющую самоуверенность. Он бросил взгляд на свои часы.

– Послушай, Лесс, Дженни будет в твоей комнате в восемь, тебе надо убить около получаса, почему бы пока не пойти взглянуть на потрясающую съемочную площадку в арабском городе, которую Ники Санчес сделал для эпизода Анжелы.

Лесс кивнул.

– Этот парень просто гений. Я говорю это много лет. Папаша его открыл, ты же знаешь.

Хотя была суббота, но Сид знал, что они снимали. Он также знал, что съемки закруглились в 5–30 потому, что примерно в это время он видел Элен Вробель и пару техников, входящих в бар отеля, куда он отправился на встречу с Лессом. Поэтому он был несколько удивлен, обнаружив незапертой тяжелую звуконепроницаемую дверь, а затем увидев внутри свет с отдаленной площадки.

– Какого черта, – резко сказал Лесс, глядя на свои часы и хмуря брови, – не говори мне, что вы уже в цейтноте!

– Разумеется, нет, – заверил его Сид, запинаясь, напрягаясь и довольно обалдевшими глазами пытаясь разглядеть, что происходило на площадке вдали, – это, вероятно, м-м, уборщица.

– Уборщица, как бы не так – вся площадка освещена, – он в ярости опять посмотрел на часы. – Сейчас 7–10 субботнего вечера – это один час и сорок минут золотого времени! Что это за операция, так или иначе!?

Затем последовал безошибочно узнаваемый треск хлопушки и едва различимое бормотание: «Поворот»… «Скорость»… «Действие»… И Лесс ринулся вперед к площадке, чтобы отпрянуть назад от чисто визуального столкновения с тем, что открывалось у него перед глазами.

«Работа дублеров» шла полным ходом, и были задействованы все три девушки – или, сказать вернее, подвергались изнасилованию абсолютно черными неграми в новой, свежей «разгульной версии» так называемого «Кругового» номера, задуманного Борисом и Тони как раз в полдень того дня. Работали три камеры – большой «Митче» на среднем расстоянии «чудо-кадра», снимая всю сцену целиком, и два «Эрри», которые свободно перемещались вокруг, от одной промежности и кадра полного проникновения к следующему… туда-сюда, так сказать.

Борис, Ласло и мужчина, державший «солнечное ружье», мощный портативный прожектор, лежали на животах в двух футах от одного из самых драматических из всех происходивших действий в промежности – Лас снимал это «Эрри», мужчина с солнечным ружьем освещал под различными углами, а Борис, как некий сумасшедший ученый, всматривался в свой видоискатель, нацеленный на близко расположенную промежность, и делал краткие указания: «Медленнее. Симба, медленнее… подними свою левую ногу, Гретхен… свою левую ногу – о, Боже, давайте сюда переводчика. И принесите глицериновый распылитель – у нас нет никакой рефракции». Таким образом, вместе с переводчиком на немецкий и человеком с глицерином из «Гримерной» на площадке работали уже пять человек, лежащих на животе и напряженно всматривающихся в промежность и в действия с полным проникновением, происходящие в двух футах от них, в то время как человек с глицерином, изредка подталкиваемый Борисом, устремлял крошечную струйку на член, когда тот показывался на всю длину, поднявшись на самую вершину перед своим броском вниз подобно поршню, переводчик же повторял шепот Бориса, обращенный к девушке, с бесстрастным гортанным рычанием.

Сверху, атакуя одну из грудей, располагался жадно сосущий, даже жующий огромный черный рот – а губы девушки (которая была, конечно, загримирована под саму Анжелу) были страстно раскрыты, принимая член четвертого из участников этого «мрачного ансамбля», как шутливо окрестил его Ники.

Это достаточно причудливое зрелище – производящее шок силой один – два балла – происходило в трех частях съемочной площадки – поэтому общий наглядный эффект был сокрушительным. Лесс закачался от этой сцены, словно получил хороший удар правой в челюсть, и затем, как будто этого было недостаточно, – подобно Арни Муру, сраженному чудовищной правой Роки и получившему беспричинный абсолютно бессмысленный левый хук, прежде чем он достиг занавеса. Но Лесс был уничтожен еще больше, когда, пошатываясь, он обводил взглядом всю сцену. Отчаянно ища объяснения, он был окончательно сражен, увидев на периферии площадки своего удостоенного наград Академии художественного директора – Николя Санчеса, который стоял полностью обнаженный на четвереньках в бурном сексуальном общении с двумя гигантскими черномазыми – он жадно сосал стоящего перед ним, извиваясь в кошачьем экстазе от жестокого, полного анального проникновения стоящего сзади. Это не совсем отключило сознание Лесса, но было достаточно, чтобы исторгнуть самое элементарное из его обширного резервуара праведного негодования: