Текст книги "Снимаем порно"

Автор книги: Терри Сазерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Вторгнувшимся головорезом, конечно, будет Си-Ди, который вместо того, чтобы впрыгнуть в окно, в духе Эррола Флинна [22]22
  Эррол Флинн(1909–1959) – американский актер, прославившийся в ролях романтических и отважных героев в «костюмных» фильмах.


[Закрыть]просто выбежит из ванной, где он будет ждать своего выхода на сцену.

– Сегодня она никуда не пойдет, – зарычал он, наставив пистолет на Анжелу и плечом отталкивая Луизу в сторону, – пока ее не затрахают до полусмерти!

Обе леди открыли рот (по сценарию) от изумления.

– О, мамочка…

– Ах, вы этого не сделаете… – умоляла Луиза, и затем обращаясь к Анжеле. – Скарлетт? Это твое имя?

Анжела скромно опустила глаза и ответила тихим голосом:

– Да, Скарлетт… Скарлетт О'Хара.

– Я собираюсь затрахать тебя, Скарлетт О'Хара, – кратко проинформировал ее Си-Ди, толкая ее на кровать, – я собираюсь трахать тебя сильно и долго.

– О, пожалуйста, сэр, – стенала Луиза, – эта маленькая девочка еще девственница!

– Пользуйся ее именем, черт возьми, – резко и отрывисто сказал в сторону Си-Ди, – пользуйся все время ее именем!

– Извините, – быстро сказала Луиза своим обычным голосом и возобновила свои мольбы:

– Я прошу Вас, сэр, пожалуйста, не делайте этого с моей маленькой Скарлетт! Скарлетт – девственница.

В это время Си-Ди стянул вниз кружевной верх корсета, выставив наружу ее груди.

– О, пожалуйста, сэр…

– Хорошо, рассказывай своей матери, что я – что этот солдат-янки с тобой делает.

– О, мама… солдат-янки целует мою грудь.

– Не целует, – сердито зашипел Си-Ди.

– О, мама, он… этот солдат-янки… сосет мою грудь!

– Сэр, я молю вас… – рыдала Луиза очень убедительно.

Си-Ди рванул панталоны, он не стянул их вниз, а разорвал на промежности, где шов был заранее ослаблен несколькими надрезами с внешней стороны.

– О, мама, – причитала Анжела, – он заставляет меня кончить… солдат-янки заставляет меня кончить… я сейчас потеряю сознание… о, мама, он затрахал меня до полусмерти!

Луиза подала реплику точно по сценарию, в соответствии со своим образом важной старой наседки:

– О, сэр, как вы могли сделать это с моей Скарлетт! Я расскажу об этом вашему капитану!

– Скажи, Луиза, – торопил Си-Ди, – быстро, скажи это!

– … и расскажу ему, – поспешно сказала она, – как вы трахнули Скарлетт О'Хара! И заставили ее кончить!

И когда Си-Ди близился к завершающему спазму, крича:

– Я трахаю тебя, Скарлетт! Я трахаю тебя, Скарлетт! – Луиза подобрала поляроидную камеру со вспышкой с туалетного столика и щелкнула ею.

– Эй, подожди минутку! – сказала Анжела, взметнувшись как стрела в кровати, – никто ничего не говорил о грязных снимках.

Си-Ди приподнялся на локте, вздохнул, потянулся за сигарой, тихо рассмеялся и разубедил ее:

– Не беспокойся, детка, это только для моей частной коллекции, – затем пожал плечами, задавив сигару, – …кроме того, кто когда-нибудь сможет разобрать, что это ты?

И впрямь ни одно из их лиц нельзя было ясно различить – всего лишь верхняя четверть профиля Анжелы, достаточно, чтобы кто-либо поклялся, что это действительно известная звезда – после чего это утверждение немедленно будет охарактеризовано как еще одна дешевая ложь… подобно той, которая была рассказана пьяным Гровером Морсом.

В других отношениях это был почти захватывающий снимок – запечатлевший разорванный корсет, отделанный кружевами, спущенный чуть ниже ее двух превосходных грудей и, благодаря его стягивающему эффекту, заставлявший их драматически выдаваться вперед; ниже были видны ноги в гофрированных панталонах, обвившиеся вокруг голых ягодиц, и в этом сочетании запачканные кавалерийские ботинки на ногах с пристегнутыми шпорами.

Хотя фотография была немедленно раскритикована как не запечатлевшая Анжелу Стерлинг, она некоторое время пользовалась определенной популярностью среди фешенебельного фетишисткого общества, так называемой кампании «Ботинки и месячные».

* * *

– Ты можешь быть честным со мной, – сказала Анжела, потянувшись через стол к руке Бориса и глядя на него самым серьезным взглядом, – ты ведь знаешь это, не так ли?

Он улыбнулся. Чтобы не улыбаться слишком часто, он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ее.

– Да, я знаю, – пробормотал он.

– Тогда скажи мне… ты думаешь, у меня есть талант?

Борис нахмурился и на мгновение посмотрел в сторону. Говорить с актерами с их нарциссизмом бесполезно; это имело смысл лишь на съемочной площадке.

– У каждого есть талант, – сказал он. – Весь вопрос в том, как его использовать, – он сумел вовремя остановиться. – Использование таланта правильным образом, в правильное время и до необходимого предела. Ты знаешь, что я имею в виду. – Казалось, она его не слышала.

Анжела спокойно кивнула, опуская глаза, затем подняла их.

– Пожалуйста, скажи мне кое-что, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало бодро. – Какой из моих фильмов тебе понравился больше всех… нет, я не это имела в виду, я хотела спросить, какой, ты думаешь… ну, показал, что я смогла бы… – Она умолкла, глядя на него умоляющими глазами, – ты знаешь, что я имею в виду?

– Видишь ли, на самом деле не важно, какой из них я считаю лучшим, – дело в том, какой из них ты считаешь лучшим, тот, в котором, как ты чувствуешь, ты больше всего выложилась.

– О, пожалуйста, Борис, – молила она, сжимая его руку, – пожалуйста, скажи мне одну… одну роль, одну сцену…

– М-м, давай посмотрим, давай посмотрим… – Он поднял глаза, будто пытаясь вспомнить, и постепенно до нее дошло, что он не может вспомнить ни одного из ее фильмов, которые ему понравились.

– О, Боже, – сказала она с безнадежностью, – разве ничего не было? Но должна была быть хоть одна сцена… одна реплика…

– Ну, м-м, дело в том, видишь ли…

Она закрыла лицо руками.

– О, нет, – сказала она, – ты никогда даже и не видел… О, нет…

– Не глупи, конечно же я видел тебя.

– В каком? – спросила она.

– Я видел тебя в анонсах по телевидению.

– В анонсах чего?

– Ну, давай разберемся…

Она расстроилась.

– Ты не видел! Ты не видел ничего из того, что я когда-либо делала. – Затем она пришла в глубокое возмущение. – Будь добр, признайся, пожалуйста, почему я здесь? Потому что считается, что у меня такая хорошая задница? В этом причина? – Она начала горько рыдать.

Борис сжал ее плечо, наступило время проявить твердость.

– Прекрати сейчас же, Анжела, ты ведешь себя как ребенок! Мне не обязательно было видеть тебя на экране, я уверен, что ты точно создана для этого фильма! Я не хочу обсуждать, что я видел из твоих работ, потому что знаю, твой потенциал никогда не был реализован, ты к нему даже не приблизилась. Тебе просто нужно быть уверенной во мне, о'кей? – Он отдал ей свой платок.

Она промокнула глаза и сквозь слезы улыбнулась ему.

– Извини меня, это было глупо. – Она опять сжала его руку. – Простишь меня?

– Вот, – сказал он, наполняя ее бокал. – Выпей немного бренди.

Она присоединилась к нему, когда он поднимал свой бокал.

– За… «Лики любви».

Они выпили и некоторое время молчали. Борис смотрел на нее, но его мысли витали далеко.

– Ты знаешь, почему студия не смогла изменить мой образ? – спросила она. – Даже несмотря на то, что я перестала сниматься в этих пляжных картинах в бикини и начала делать прекрасные роли в духе Дорис Дей [23]23
  Дорис Дей(р. 1924) – американская актриса, с большим успехом снимавшаяся в музыкальных фильмах.


[Закрыть]? И по-прежнему осталась секс-символом? И не только осталась, но стала еще хуже? Знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что, – продолжала она, не без определенной горечи, задумчиво глядя в свой бокал, – каждому мужчине в этой стране нравится думать, что он Большой Неукратимый Бабник, трахающий Золотистый Лютик, вот почему.

Сохраняя на секунду недовольное выражение лица, она подняла на него взгляд.

– Но ты не такой, не так ли…

Борис пожал плечами.

– Я не знаю, может быть иногда я такой.

– Тебе не следовало бы таким быть, – предостерегла она.

Он рассмеялся.

– Ну, ты даешь!

Она изучала его.

– Ты имеешь в виду, «даешь хорошая» или «даешь плохая»?

Он пожал плечами и улыбнулся, изображая колебание.

– Хорошая, – наконец сказал он. – Да, пожалуй, хорошая.

– Я рада, – тихо сказала она, затем опять опустила глаза, поворачивая пальцами бокал. – Борис… я точно не знаю, как это сказать…

– Ты имеешь в виду, что со мной трудно разговаривать?

– О, нет, дело не в тебе. Ты такой откровенный, и все такое… Я не хочу, чтобы ты думал, будто я, ну, ты знаешь, какая-то не такая, капризная, или еще что-то в этом роде. Я просто знаю, что некоторым режиссерам, чтобы почувствовать себя близкими с актерами, прежде чем они смогут действительно хорошо работать вместе и… ты такой бесстрастный, что я, возможно, даже не буду знать об этом, если бы тебе захотелось… Черт, я не думаю, что ты начнешь действовать, даже если бы почувствовал, что тебе этого хочется…

Борис видел это как «Монолог крупным планом» – акцент на лице… подергивания, фактура, углы, тени, общее освещение, подбор слов, их суть, в соответствии с содержанием образа – или контрапункт к ним. Как, интересовало его, могло бы это выглядеть лучше? Он думал в этот момент только об этом, затем он внезапно осознал, не резко, но с теплой, быстрой гладкостью, которая напоминает сжатую артерию – что ее рука оказалась на его руке и что он не смог бы вообразить ее «монолог крупным планом» как-нибудь иначе. Блестящая игра.

– Я хотела сказать, – продолжала она почти робко, – тебе не нужно, знаешь ли, крутить со мной роман, я не заставлю тебя через это проходить, если ты, ну, имеешь виды… как сказала девушка в каком-то фильме, все, что тебе нужно, это свистнуть.

Борис улыбнулся и сжал ее руку. Он не удивился, что его предшествующая стратегия оказалась эффективной в подготовке ее к работе, теперь она будет как чистая доска, без всяких отложений прошлого, но здесь была и неожиданная награда, ее предложение о мифической стрижке золотого руна. Он, конечно, видел многие ее фильмы, некоторые из них неоднократно. Бог определенно заботится о людях, размышлял он, которые прежде всего думают о деле.

5

Марокканский эпизод по расписанию должен был сниматься в течение шести дней с участием Анжелы практически в каждой сцене, за исключением смонтированных вставок случаев и впечатлений из ее детства, проведенного на плантациях Вирджинии. На роль ее отца они уговорили почтенного и заслуженного Эндрю Стонингтона, великого старого патриарха дальнего Юга в прошлом году; а ее матерью, конечно, не мог быть никто другой, кроме самой великой Луизы Ларкин. Играть Анжелу в детстве – в серии сцен, представляющих ее жизнь между 8 и 12 годами, они заполучили многостороннюю и очень хорошенькую Дженнифер Джинс, более известную близким друзьям как «Дженни Джинс», а еще более близким друзьям как «Сливки Джинс». Хотя она могла сносно сойти за восьмилетнюю и великолепно за двенадцатилетнюю, на самом деле ей было уже восемнадцать. И это должно быть без сомнения установлено, прежде чем Сид подпишет с ней контракт.

– Морти, эта чертова девчонка – явно искушение попасть в тюрьму! Она же, черт возьми, ребенок! Ты на все сто процентов уверен, что этой девке уже 18?! Я не хочу, чтобы мне нанесли предательский удар каким-нибудь проклятым Актом Манна! Боже правый!

– Клянусь Богом, Сид, – сказал Морти, поднимая руку. – Я же говорю, что видел ее свидетельство о рождении, если даже этого недостаточно, я получил письменные заверения ее родителей, подтвердивших, что ей 18 и что они понимают, что мы здесь снимаем картину для взрослых.

Сид обхватил голову руками, причитая:

– Он называет ее «Картина для взрослых» – я думаю, по всем нам плачет тюрьма, Морти, вот, что я думаю.

Тем не менее, именно Тони Сандерс столкнулся самым драматическим образом с мисс Джинс.

– Боже святый, черт побери, – сказал он, вернувшись со съемочной площади, – мужики, вы действительно должны иметь представление о той штучке, что резвится во втором трейлете. Там восьмилетний подросток сворачивает гашишные бомбы, большие, как сигары, – он свалился на стул, качая головой. – И это, конечно, динамит, черт меня возьми, если не так.

Борис рассмеялся, видя его таким безнадежно пришибленным.

– Мальчишка или девчонка?

– А? Подросток? Цыпленочек, мужики, фантастический маленький вось-ми-летний цыпленочек. Она играет Анжелу в детстве. Ну, предполагается, что нам надо поработать над сценарием. Верно? Поэтому я пошел в комнату для переодевания… Фу-у, рок, на полную мощность, «Дженни К» и «Пластиковые Сердца», и она сидит там одна, уставясь в зеркало и дымя этой чудовищной сигарой из гашиша. «Забьем косячок?» – говорит она, затем хихикает – совсем как школьница, но только дьявольская – и говорит: «Если вы не из ФБР». Поэтому я сидел там и чувствовал себя побитым… Фу.

– Но ты с ней улегся? – спросил Борис.

– Нет, мужики, но вникните… в какой-то момент я спросил, есть ли что-нибудь выпить, и она ответила: «Нет, бэби, я не пью». И я сказал «Знаю, что ты не пьешь, но я подумал, что, возможно, твой менеджер или твоя мама или еще кто-то». Она улыбается и говорит: «Как насчет того, чтобы вместо этого я схватила твой отросток?» Восьми лет, верно? Я ответил ей идиотским: «А? Что ты сказала?» И она мне объясняет: «Ты же знаешь, ну отсосала бы тебе, сделала минет, пососала тебе член, в таком роде». Ну, что я тебе скажу, Б., это заставило меня взбунтоваться. Сомневаюсь, что когда-либо в своей жизни я отказывался от минета, но с восьмилетней; фу-у… я не знаю, возможно, я старомоден… 13, 12 – ужасно… возможно даже 11 или 10, черт возьми, если у нее есть хоть какие-то прелести, я имею в виду, вообще какие-нибудь груди… Но идея заниматься этим с ней… Кто хочет трахаться с цыпленочком, у которого нет сисек? Это, должно быть, как с гомиком, верно? Как будто трахаешься с молоденьким мальчиком?

– Но она только предлагала пососать член, – напомнил ему Борис. – Отсутствие прелестей ничего бы в этом случае не значило, не так ли?

Тони закудахтал, набрал в грудь воздуха и закрыл лицо рукой, в отчаянии качая головой.

– Я знаю, знаю, я уже думал об этом, меня словно порезали на кусочки, Б., клянусь Богом – это меня доконало… я не знал, что делал, черт возьми…

Борис, будучи законченным шутником, широко раскрыл глаза и театрально поднял бровь с выражением одновременно удивления и негодования:

– О?

Но этот жест был потрачен совершенно впустую на пришибленного Тони, который состроил гримасу болезненного непонимания, крепко закрыв глаза, заскрежетав зубами, наконец, с терпимостью в голосе проговорив:

– Мужики… разве вы не вникли – эта долбаная наркоманка раздолбала все мое понимание ценностей, мать их так!

6

Сюжетная линия эпизода в старинном арабском квартале была сама по себе проста: Анжела, или «мисс Мод», как ее звали по сценарию, была баснословно богатой и избалованной американской красавицей – блондинкой, которая содержала роскошный дом в Марокко и позволяла себя насиловать бесконечной процессии рослых африканцев. Эти кадры позже будут перемежаться образами из ее детства, по-видимому, иллюстрирующими, как она развивала свой ненасытный аппетит или, вернее, почему она остановилась именно на этом конкретном способе вывести папочку из себя.

Сценарий состоял из четырех обособленных сцен занятия любовью, каждая полностью и в высшей степени детализирована. После чего – чтобы показать количество и объем активности леди – последует монтаж, изображающий приблизительно две дюжины ее черных любовников: в различных видах и позах спаривающихся с ней. Некоторые из этих эпизодов требовали от нее «буйного темперамента» одновременно с двумя или тремя. Предполагаемая denouement [24]24
  Развязка (франц.).


[Закрыть]или финал – был своего рода ronde extraordinaire [25]25
  Необыкновенный круг (франц.).


[Закрыть], которой Тони обозначил «Круговой эпизод». Он утверждал, что был действительно свидетелем такой сцены в Гамбурге. В эпизоде участвовали Анжела и еще четверо участников… двое целуют ее груди, каждый – свою, еще один целует ее рот и четвертый в полном проникновении в ее великолепном влагалище. Как только последний достигает наивысшей точки, они все перемещаются, в стиле музыкальных стульев, по часовой стрелке, на новые позиции. К тому времени, когда первый опять дойдет до влагалища, его член будет вновь готов к эрекции – так что, по крайней мере, теоретически сцена может продолжаться в течение неопределенного времени, и использование монтажа с быстрым наплывом воспроизведет этот эффект с наибольшим преимуществом.

* * *

– Любопытно, – говорил Тони, когда они работали над сценарием в комнате Бориса, – ты еще не переспал с Анжи?

Борис, делавший набросок декорации, отодвинул его от себя на расстояние вытянутой руки и посмотрел на него, прищурив глаза.

– Нет, приятель, у меня и без того голова забита. – Он скомкал набросок и принялся за новый. – К тому же, – добавил он, – я не уверен, что хочу этого.

– Х-м, – Тони с отсутствующим видом развернул листок и посмотрел на него. – Я не знаю, упоминал ли я когда-нибудь об этом или нет, – небрежно сказал он, – но я занимался с ней этим пару раз.

– О? – произнес Борис, выражая вежливый интерес, но продолжая работать над композицией.

– Да, во время «Марии Антуанетты», в ее костюмерной. Она еще не сняла костюм – большое платье на кринолине: восемь нижних юбок, высокие туфли на пуговицах, чудовищный парик, полный шмер [26]26
  Шмер – большое число взаимосвязанных частей, «куча» (идиш).


[Закрыть], очень причудливо.

– И как это было?

– Да, ну… – казалось, он был в странной нерешительности, – это было хорошо, дружище, – сказал он, почти сожалея. – Одна только идея трахнуть Анжелу Стерлинг… ну, это вроде престижа, верно? Даже если это плохо, то все равно хорошо.

– Как ты это понимаешь?

– По крайней мере, это было бы чудно – ты трахнул ее и можешь об этом забыть. Знаешь, что я имею в виду?

– Хм-м, – Борис держал набросок, щурясь на него.

– У нее великолепное тело, – продолжал Тони наполовину обороняющимся тоном, – и она довольно активна… я имею в виду, она поднимает свой бутончик прямо к потолку и она действительно как бы выбрасывает вверх! Со страстью, приятель… классная работа… извивается… стонет… покусывает… царапает… ногти вонзаются тебе в спину… бормочет причудливые ласковые слова… все проявления страсти…

Борис пожал плечами.

– Звучит идеально.

– Да, – пробормотал Тони потерянно, пытаясь связать все воедино. – В первый раз, когда она была в полном костюме «Марии А.», она изобразила сцену насилия – представляешь, как будто я насиловал ее, и это было чертовски здорово… Просто я тогда был выключен, чтобы удовлетвориться этим… У меня всегда были эти фантазии… невинная белокурая красотка, грубо привязанная к мачте, руки связаны за спиной, груди вывалились наружу… ты знаешь, пресловутый синдром «Большого Неукротимого Бабника, трахающего Золотистый Лютик»… Боже, я порвал тот костюм на кусочки. Лесс Хэррисон совсем взбесился – нам пришлось придумать историю… о некоем статисте, укравшем костюм, а затем попавшем под автобус Санта-Моники… или что-то еще в этом роде.

Борис посмеивался.

– Прекрасно. Может быть, мы сможем это использовать.

– Нет, не упоминай при ней об этом, Б., ради Бога. Я не хочу прослыть одним из тех, кто целует-и-рассказывает.

– Забавно, меня интересовало, где она выкопала эту фразу о «Золотистых Лютиках и Большом Неукротимом Бабнике». Она все еще использует ее, ты знаешь?

Тони был потрясен.

– Что? Она рассказала тебе о том, что мы занимались этим в костюмерной?

– Нет, нет, она только использует фразу об «Неукратимом Бабнике» – описывая всех мужчин… за исключением, быть может, меня.

– Ха-ха.

– А на что это было похоже в следующий раз?

Тони нахмурился.

– Это было даже отчасти жутковато, было похоже, как будто она не вся там присутствовала, ты представь. Все время погружена в свои фантазии, верно? У меня было такое чувство, что я мог бы перерезать ей горло, а она бы и не заметила… в крайнем случае, может быть, лишь позже. Настолько она была … безупречна.

Тони пожал плечами.

– Может и так. А может, она просто все время прикидывалась. Изображала, что трахается. Хм-м. Вечная история, столь же древняя, как и сама Женщина. А я был слишком сбит с толку, чтобы это анализировать. Но тогда, в костюме «Марии А.», было неистовство. Тогда не к чему было придраться. Я бы не прочь испытать что-нибудь подобное как-нибудь еще раз.

– Изнасиловать Марию Антуанетту?

– Нет, нет, на этот раз что-то новенькое.

– Что-то вроде того, чтобы тебя пососала озорная восьмилетняя девочка с короткими хвостиками?

– Да, ты – чертов провокатор! Какое гнусное жульничество! Как ты мог устроить такое своему большому приятелю Тони? Теперь я, вероятно, никогда не узнаю возбуждения от головки девочки, не достигшей 13-ти лет!

– Послушай, – сказал Борис, – мне бы не хотелось спускать тебя с небес на землю, но нам надо принять несколько решений, касающихся фильма.

– Решений?

– Давай назовем это выбором.

– Выбором, правильно, это куда лучше.

– О'кей, как ты думаешь, мы должны включить эпизод с парнями?

Тони сделал гримасу.

– Ах-х.

– Ники считает, что это шикарная идея.

– Держу пари, что он об этом мечтает.

Борис улыбнулся.

– Ты что, Тони, гомофоб?

Тони пожал плечами.

– Даже если и так, в чем я не уверен, я просто не думаю, что это будет эротично.

– У нас есть эпизод с лесбиянками.

– И он был великолепным. Лесбиянки, две трахающиеся цыпочки, или чем они там занимались, это красиво. Меня это воодушевляет, но двое парней, волосатые ноги, волосатые задницы, волосатые члены и яйца – забудь об этом.

– Что если они прекрасны… юные, красивые… арабские мальчики, 14 или 15 лет, стройные как тростник, гладкая оливкового цвета кожа, большие карие, как у оленя, глаза …

– Ты имеешь в виду, как цыпочки?

Борис с любопытством изучал его.

– Нет, приятель, я имею в виду, что здесь нам предоставили возможность и ответственность разложить все по полочкам, и мы просто не в праве этим пренебречь. Я не собираюсь упускать некоторые аспекты эротики только потому, что мне не пришлось лично в них вникнуть.

– Да? – фыркнул Тони, – о'кей, почему тогда мы не сняли откровенного садомазохизма? Поджаривание сосков, вырывание клитора, такого рода вещи… Или как насчет копрофилии? Как насчет этого, Б.? Мы доверим пристальному кинематографическому рассмотрению поедание дерьма. Существуют определенные категории людей, которые утверждают, что это великолепнейшая вещь.

Борис склонил голову набок, улыбаясь с прищуренными глазами, изображая Эдварда Г. Роббинса:

– Мне нравится, как ты занимаешься ребячеством, как бы тебе теперь понравилось повоевать за деньги?

Тони выпил, покачав головой с неподдельным унынием.

– Я, правда, не знаю, дружище… Вряд ли я смог бы написать хорошую сцену поджаривания сосков или хорошую сцену поедания дерьма… Не уверен, что смог бы написать сцену с трахающимися голубыми… хорошую сцену, какую в состоянии написать Жене [27]27
  Жене, Жан(1910–1986) – французский писатель, «имморалистической» традиции, поэтизировавший в своих произведениях гомосексуальные отношения. На русский язык переведены повесть «Дневник вора» и пьеса «Служанки».


[Закрыть].

Борис обдумал это, поглощенный мыслями, тихо водя тонким концом фломастера взад и вперед по странице, медленно уничтожая то, что нарисовал.

– Ты когда-нибудь имел хоть какой-нибудь гомосексуальный опыт?

Тони состроил гримасу, покачав головой.

– Нет, дружище… Ничего подобного, с тех пор как мне было лет 11 или 12.

– Что тогда случилось?

– Случилось? Ну, мы просто дурачились с нашими членами, вот и все… у нас была эрекция, а потом мы… Не могу вспомнить, что мы делали… – Он нахмурился, пытаясь вспомнить, затем вздохнул, – о, да, теперь припоминаю… ну, что мы обычно делали – мой друг и я… Джейсон, его звали… Джейсон Эдвардс. Мы были в домике из прутьев, который сами построили и вместе там дрочили… своего рода соревнование, например, кто кончит первым или больше… или дальше… Это было лучше всего. Мы остановились именно на этом, как в состязании плевками. И, пойми, он был примерно на шесть месяцев старше меня, или в любом случае более просвещенным, чем я, потому что у него была сестра, ей было 15, и он вытащил диаграммы из ее коробочки с «Тампаксами», рисунки «Тампакса», вталкиваемого во влагалище одним пальцем. Он показал их мне и сказал: «Послушай, это то, куда ты вкладываешь свою штуку, прямо сюда». Фантастика! На этих рисунках, диаграммах, дающих все в разрезе сбоку – матку, лоно, трубы и все такое – художник в силу какой-то странной причины изобразил изумительно круглую, нахальную, провокационную, прямо как у Джейн Фонды [28]28
  Джейн Фонда(р. 1937) – американская актриса, в шестидесятые годы снималась в многочисленных фильмах, эксплуатирующих ее внешнюю привлекательность.


[Закрыть], задницу! Вот как у нас появилась мысль… идея заднего прохода – его и моего – как своего рода возможного заместителя влагалища… Или, по крайней мере, для онанизма, которым мы в тот момент занимались. В любом случае мы пару раз попробовали – но это не особенно меня захватило… Я даже не помню, кончал ли я… Меня тогда больше тянуло наблюдать, как раздевается его сестра. Мы смотрели на нее через окно ванной, она стояла перед зеркалом и массировала свои груди, и это было очень захватывающе… И я начал представлять ее, когда дрочил… мой первый образ при онанизме… помимо диаграммы девушки из «Тампакса», которая на самом деле не в счет, потому что у нее не было лица… не было даже головы и плеч, черт возьми! И ног! Абсурд. Дело в том, что когда я пару раз трахал Джейсона в задницу, я представлял себе, что трахаю его сестру. – Он поднял взгляд на Бориса и сухо хихикнул, как будто сознавая, что, возможно, воспринимал себя слишком серьезно. – Очень здоровое воображение, а, доктор? Ничего из твоего пресловутого «гомика-уесоса» в такого рода взаимоотношениях, верно?

Борис улыбнулся и сказал с интонациями доктора Стрэнджлава [29]29
  Доктор Стренджлав– персонаж фильма «Доктор Стренджлав, или как я научился не волноваться и полюбил бомбу», снятого Стэнли Кубриком по сценарию Т. Саутерна.


[Закрыть]:

– Их бин правда, что ты мне рассказать абсолютную правду? Никакого сосания?

– Нет, – Тони печально покачал головой, – вот как было дело.

– Довольно тепличное существование… для того, кто надеется завоевать неуловимые чувства… страны… надежды легендарного «Обывателя».

– Дело в том, что у меня хорошее воображение… вникаешь? И все, что я пытаюсь сказать об использовании эпизода с голубыми в фильме, состоит в том, что нам придется, в конце концов, использовать какие-нибудь женские прелести… или, скорее, прелести парней, близкие к женским. Если ты попытаешься романтизировать трахание в задницу молоденького, гибкого, с гладкой кожей мальчика, тогда то, о чем на самом деле будет идти речь, будет траханием девочки. Верно?

– В задницу?

– О, черт… в задницу, в передок, в ладошку – в любое место… но это по-прежнему будет девочка… мягкая, теплая, свернувшаяся калачиком, с гладкой кожей цыпочка – а не какая-то костлявая, волосатая задница.

Борис задумчиво кивнул.

– Я только хотел как следует встряхнуть эту идею, прежде чем мы ее выбросим на свалку… Рассмотреть со всех сторон, загнать ее на кол и подождать, не будет ли кто-нибудь ее приветствовать…

– Или, – добавил Тони, – как бы выразился великий С. К. Крейссман: «Немного поколотить ее и посмотреть, получим ли мы какой-нибудь гешефт».

– Верно, – сказал Б.

Тони вздохнул.

– И теперь мы знаем. – Он отпил глоток. – Я думал, что скоро схвачусь за топор.

– А я думал, ты собирался уйти.

– Никогда, маэстро.

– Ну, что мы должны решить: сколько эпизодов – 4 из 23 или 5 из 18. Сейчас уже ясно, что будет очень затруднительно, может быть, невозможно, отвести на эпизоды с лесбиянками и нимфоманией до 25 минут на каждый – так что у нас остается, в идеале, 40 минут на остаток картины. О'кей, у нас все еще в запасе «Идиллическая», «Нечестивая» и «Кровосмесительная». Я просто рассуждаю, хватит ли времени сделать все три. Чувствую, даже уверен, что в «Нечестивой», в «Монахине и Аферисте», в «Священнике и Шлюхе» может быть что-то очень даже забавное. Чуть-чуть пресловутого «комического облегчения», а, Тони?

– Нам надо будет придерживаться хорошего вкуса.

– Никаких туалетных шуток о священнике.

– Верно.

– Теперь позволь спросить тебя – как насчет последнего? Как это вырисовывается в твоей великой тыкве? Мать – сын? Отец – дочь? Брат – сестра? Мы должны следовать нашим самым личным импульсам в этом эпизоде. Теперь скажи мне, хотелось бы тебе больше трахнуть свою дочь или свою маму… предполагая, конечно, что твоя мама в полном порядке и ей 32 или 33?

– 32 или 33? Боже, разве это возможно? Какой возраст будет у меня?

– 16 или 17.

– Хм-м, – Тони поднял брови, явно заинтригованный. – Рыжеволосая?

– Может быть.

– Подожди минутку, у меня появилась идея – давай поговорим об «Идиллической»… Я говорил раньше, что когда я трахал Джейсона, то представлял, что это была его сестра? Ну, это была не совсем правда… На самом деле я воображал, что это она, именно та девушка, но я представлял, что это моя сестра… вникаешь? Видишь ли, у меня никогда не было сестры, и я обычно конструировал эти великолепные фантазии о том, что у меня есть красивая сестра и мы очень близки, возможно, как близнецы, у нас с ней фантастическая связь, и затем мы занимаемся сексом. Пожалуй, это могло бы быть более романтичным… более идиллическим? Думаю, что мог бы написать прекрасный эпизод об этом, Б., в самом деле мог бы.

– Это слишком буйно: сочетание «Кровосмесительной» и «Идиллической». Теперь мы намереваемся снимать кратко, черт возьми.

– Я могу сделать из этого 25 минут, Боже, я бы мог сделать и 25 часов из этого.

– Какого возраста они бы были?

– Юные, но зрелые – я имею в виду, не 13 или 14, а 16 или 17, может быть, 18. В любом случае достаточно взрослые, чтобы знать, что они делают.

– О'кей, дружище. Начинай писать. Как насчет того, чтобы заполучить Дэйва и Дебби, чтобы играть детей?

Дэвид и Дебора Робертс – актер и актриса, очень молодые и красивые, брат и сестра, дети одних родителей, необычайно.

– Фу-у… это будет из-мать-умительно!