Текст книги "Мой ректор военной академии 3 (СИ)"
Автор книги: Тереза Тур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Кроме того, ей сказали, что на ней заклятие и забеременеет она с первого раза.
И я понял, что помимо всего прочего, Вероника, скорее всего, уже беременна. Ведь мы уже были близки.
Что мне оставалось делать? Я проследил за мужчиной, который в ней разговаривал. И убил его. Безо всяких сожалений, как бешеную собаку. Дело не завели потому, что я обставил все, как сердечный приступ. Все, как нас учили. Потом я кинулся вслед за Вероникой. Но было уже поздно. Напуганная девочка уже оказалась в вашей постели. В ту самую ночь, когда вы вернулись пьяный, как никогда раньше.
Что я почувствовал? Ярость. Ревность. Отчаяние. Я хотел ее убить. Я хотел убить вас. Особенно за то, что вы были в бешенстве оттого, что это нежное, чистое существо отдала вам себя. Пусть не по своей воле… А вы были недовольны.
Я перехватил Веронику, когда она убегала. Я смотрел ей в глаза – и не понимал, что мне делать дальше. Я проявил малодушие. Дал денег, прикрыл магически – и отпустил. Я не смог выдать ее вам, понимаете… просто не смог.
Теперь она мертва. Я – предатель. А моя дочь у них.
Я прошу прощения за тот переполох, который поднял – мне необходимо было переговорить с миледи Вероникой, а просто так к ней было не подойти.
За предательство прощения не прошу – прекрасно понимаю, что и смерть не искупит этого. Все, что мне остается – это попытаться спасти своего ребенка.
За сим и остаюсь вашим благодарным учеником
Граф Троубридж.
Смолк голос его величества. Мы подавленно молчали.
– Идиоты, – высказался Фредерик. – Оба. Он – влюбленный дурак. А ты…
Он раздраженно посмотрел на сына:
– Ты когда-нибудь будешь видеть то, что происходит вокруг?
– Да мне и в голову не могло прийти… – растерянно проговорил Ричард. – Я вообще летом в поместье практически не жил. Сборы в Академии – мы на юге были. Потом я в Северной провинции порядок наводил. Губернатор там проворовался – и всячески следы заметал. Людей Крайома, что занимались расследованиями, – положили. Мы с военными присоединились к расследованию – пришлось вести его уже своими методами.
– Ага… В провинции порядок он навел. А в собственном доме? Ты понимаешь, что было бы…
– Понимаю.
– А я – нет, – влезла я.
– При соответствующем ритуале с помощью крови младенца рода – если он рожден от старшего сына – можно уничтожить не только отца. Но и всех членов рода.
– Необходимы лишь кровь и частицы плоти тех, кого запланировано убить.
– То есть… Если бы ребенок был от тебя, – я повернулась к Ричарду, – то можно было бы убить… вас всех?
– И меня, и отца, и Брэндона, – кивнул командующий Тигверд. – Такими свойствами обладает кровь новорожденного младенца.
– Это же кошмар…
– Именно. Поэтому те, в чьих жилах течет кровь с примесью магии, практически никогда не заводят незаконнорожденных детей. И осуществляют беспрецедентные меры защиты для своих потомков. Особенно до трех месяцев, пока кровь ребенка годится для ритуала.
– Получается, что граф помог скрыться любимой, а я – своим интересом – выдала ее местоположение… – прошептала я.
– Не бери на себя чужую вину, – обнял меня Ричард. – Мне надо было быть внимательнее… А моему ученику – довериться мне.
– А нам всем – злобно прошипел император, – лучше искать заговорщиков. Пока они нас переигрывают. И у них не все получается только лишь из-за каких-то нелепых случайностей. Вот скажи, сын, а откуда ты вообще взял такую замечательную прислугу?
– Из агентства по найму, – пожал плечами милорд. – Откуда же еще?
– Веронику ты вообще отыскал на скамейке в парке, – проворчал Император.
– И счастлив этим.
– Ну, да… Если учесть, какие профессиональные кадры тебе выдавали в агентстве… Лучше уж первых попавшихся в дом приводить. Безопаснее будет. Простите, миледи, это я не в ваш адрес, – чуть склонил голову его величество.
– Я распорядился, – спустя короткое время проговорил Ричард, – хозяйку агентства доставят на допрос.
– Хорошо. Ко мне уже вызвали графиню Троубридж – матушку нашего кадета. Со мной, я думаю, она сотрудничать будет, – император поднялся. И резко вышел, не прощаясь ни с кем.
– Обращаю ваше внимание, миледи! Я пошел работать в службу милорда Милфорда потому, что хочу служить своей Родине. Кроме того, для того, чтобы это осуществить, я пренебрег пожеланиями отца и вынужден терпеть пренебрежение своих родственников. Работа в контрразведке – не самое почетное занятие. И что получается? Я фотографирую восемнадцать одинаковых платьев?!
– Они совершенно разные, господин Хикс – сдержанно заметила Луиза.
– Но они все – желтые! – возмутился фотограф
– Господин Хикс, – прекратите истерику и давайте продолжим. С лимонным, янтарным и платьем для выхода в свет цвета салмы – мы закончили. Теперь переходим к моделям персиковых оттенков, потом завершим бальной серией – цвет шампанского и бежевый. Будьте так добры – соберитесь, у нас много работы! – ледяной голос герцогини Борнмут окатил контрразведчика, заставляя воззвать о помощи:
– Миледи Вероника!
Стоило нам войти в редакцию «Имперской правды», как мы услышали возмущенный голос взбунтовавшегося фотографа.
– Господин Хикс, – тихо сказала я. – Сегодня такой тяжелый день. Пожалуйста. Перестаньте.
Мама и Джулиана согласно кивнули, и мы прошли в большой кабинет. Мужчин-журналистов еще утром отправили собирать материал в приют. Джулиана рвалась с ними, но я ее не отпустила. Мало ли что.
– Миледи Вероника, – не сдавался фотограф. – Я могу с вами поговорить?
– Господин Хикс, – получилось устало. – Мне жаль, что вы восприняли поручение милорда Милфорда именно так, но боюсь, что пока заменить вас некем. Кроме того, вы должны понимать, что мы все работаем над журналом не потому, что нечем больше заняться.
– Да что вы! – все-таки не выдержал он.
– Есть такое понятие, как пропаганда.
– И чем же ваш журнальчик сплетен может повлиять на привлечение сторонников императорской власти?
– Кто воспитывает детей? – задала я ему встречный вопрос.
– То есть как это кто? Женщина, конечно!
– Вот именно. И эта женщина должна быть правильно политически ориентирована. Как специалист – вы со мной согласны?
– И вы считаете…
– Женщина должна быть довольна и счастлива. Тогда в семье все будет чинно и благолепно. Это – во-первых. Во-вторых – кто вам сказал, что я намерена останавливаться на одном журнале? Надо делать мужской журнал – вот вы, например, мне скажите, о чем будут с удовольствием читать мужчины?
– Не знаю…
– Вот и помогите мне – узнайте, – попыталась улыбнуться я ему. – В ближайшее время составим опросные листы – попробуем собрать информацию. Кроме того, остается самая радикальная и инициативная часть населения – молодежь. Надо понять, как в Империи справляются с подростковым бунтом. Куда его направляют. Кто у вашей молодежи лидер? Кто – кумир?
– Вроде – никто, – растеряно протянул сотрудник милорда Милфорда.
– Так не бывает.
– Мы – сильное государство. Империя, – раздраженно ответил мне господин Хикс. – И нам не годиться заигрывать со всякими там… слоями населения.
– Если вы этим не будете заниматься, то придет кто-то со стороны. И этот кто-то воспитает ваших детей – технологии не такие уж и сложные. А потом будет очень обидно и унизительно терять страну, вы не находите?
– Вы очень умная женщина…В чем-то вы, безусловно, правы. И в чем-то я даже с вами согласен. Вы единственная женщина, – уж простите меня за прямоту, – с которой можно дискутировать на подобные темы, – Хикс положил свою аппаратуру так осторожно и нежно, будто это был новорожденный младенец. Он сел в кресло, потер виски. И, казалось, сменил гнев на милость. Но это только казалось:
– Я не желаю фотографировать женские наряды! Даже во имя процветания империи. Это унизительно!
Герцогиня Борнмут покачала головой, но сдержалась и промолчала. Я поняла, что мы сработаемся. А страдальцу-фотографу сказала:
– Найдите, кто сможет фотографировать женские наряды и рукоделие без насилия над собственной личностью. Наверное, лучше женщину. И мы переведем вас на происшествия.
– Но… – попробовал возразить фотограф.
– Послушайте, – я посмотрела ему в глаза. – Сегодня, действительно, тяжелый день. Убита еще одна женщина. Если есть необходимость – давайте поругаемся завтра.
– Кто? – одними губами спросила Луиза.
– Девочка-экономка, которую звали так же, как и меня, – тихо сказала я, не в состоянии отделаться от мысли, что это моя вина.
– Какие сволочи… – всхлипнула мама. – Как же так…
– У нее же волосы были не золотистые. Не брюнетка она, конечно, но…и не золотоволосая, как миледи Вероника, – задумчиво проговорила Джулиана. – Скорее шатенка.
– Это значит, что волосы ей выкрасили. А потом убили.
Луиза подумала-подумала…И выдала замысловатую, эмоциональную и абсолютно неприличную фразу. На русском языке.
– Простите… – прошептала она и покраснела.
– За что? – первой в себя пришла мама. – Могу только поддержать. Убила бы гадов.
Присутствующие дамы синхронно кивнули. И даже герцогиня Борнмут не стала высказываться, что так говорить неприлично.
Фотограф поклонился – и удалился. В саду, примыкающем к нашей редакции, его уже ждали восемнадцать желтый платьев и несколько девушек. Моделей в империи не было – и девушки, что работали в магазинах, согласились помочь продемонстрировать фасоны для нашего журнала.
– А мы продолжим, – мамин голос утонул в каком-то неестественном звуке. Что-то шипело вокруг, пугая до истерики нас всех. Воздух вдруг стал плотным, белесым и…горячим!
– Что это!? – Джулианна, мама, Луиза и я выдали эту фразу практически одновременно.
– Не знаю, – быстро ответила герцогиня. – Но, думаю, нам лучше это не выяснять.
И мы поспешили на выход.
Не тут-то было. Дверь, в которую несколькими минутами раньше спокойно вышел фотограф, оказалась заблокирована. Мы бросились к окнам – редакция была на втором этаже. Но Ирвин, если что – вылечит. Окна тоже не открывались. Стулом их тоже выбить не удалось.
– Луиза, Джулиана, строим портал. Вместе, – быстро приказала побелевшая герцогиня. – Надо слить наши энергии.
Шипение усиливалось. У женщин ничего не получалось. Я смотрела в окно – и видела, как там, снаружи, мечутся мужчины. Мелькнул наш фотограф. Появился Ричард с кем-то, кого он положил прямо на землю. Ирвин, Швангау. Еще кто-то… Должно быть, и они к нам войти не могли.
И тут шипение сменилось гулом – и наружу вырвалось пламя… Белое, раскаленное, со странным сладковатым запахом. Женщины встали в круг, взмахнули руками и застыли. У Джулианы и Луизы на лбу выступили капельки пота. Все трое были бледны и неподвижны – видно было, что они отдают все силы, но ничего не менялось. Мы с мамой стояли в стороне, ощущая какую-то гнетущую беспомощность.
– Не получается, – крикнула Луиза со слезами в глазах.
– Пробуем еще! – хладнокровно приказала герцогиня, сохраняя спокойствие… – Жаль, что вы и Джулиана – обе воздух… Сюда бы мага воды.
– А что с вашей магией? – спросила Джулиана.
– Огонь. Слабенький совсем, – вздохнула герцогиня. – И тот мне не подчиняется – я не сильно одарена с рождения, и меня особо не учили.
Мама стояла. И молчала. Только руки сжала в кулаки. А мне стало интересно…
Я пошла знакомиться с непонятным огнем, который пытался нас уничтожить. В этом было свое очарование. Очарование безумия… Может быть, это сладкий, нежный запах пламени так подействовал на меня? Или притягивало оно само – яркое, белое, обещающее полную свободу. Вдруг нестерпимо захотелось сгореть! Пройти сквозь этот огонь, стать пеплом! Легким, невесомым белым пеплом. И пусть меня развеют в Пустоте…
– Привет, – сказала я. – Ты как тут оказался?
– Ника, – озабоченно спросила мама. – Что с тобой?
Я захихикала. Мы все сгорим, а мама переживает – что с моим душевным здоровьем… Да какая, в общем, разница?..
Пламя вдруг вспыхнуло ослепительно белым – и заставило меня отскочить. А потом с диким шипением поползло змеей, сжимая кольцо вокруг нас пятерых.
И тут мое настроение резко сменилось. У меня в голове по-прежнему не укладывалось, что это все – конец. Во мне проснулся гнев – яростный, такой же раскаленный, как белое пламя вокруг. Это что же получается? Это какая-то тварь решила, что мы умрем – и подписала нам приговор? У Луизы не будет свадьбы, герцогиня не увидит своего сына? Джулиана и Брэндон…Они любят друг друга! А я? Мальчики, Ричард, мама…
Безудержная ярость затопила каждую клеточку, она кипела в каждой капле крови, но это не помогало нам вырваться. Те, кто планировал эту ловушку, помнили о том, как я вытащила свою семью… И похоже, предприняли что-то, чтобы мне не удалось это во второй раз.
Расслабиться, позвать перстень, попросить мне помочь:
– Пожалуйста…Слышишь меня? Пожалуйста…Я не знаю кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше не кому мне помочь…Пожалуйста…
И вдруг все исчезло – только серый, густой туман под ногами. Кто-то взял меня за руку, но я чувствую только холод. Туман стал ярко-голубым, потом темно-синим. Красиво… Красиво и …холодно. Нестерпимо холодно. Женская фигура, замотанная в плащ – она откидывает капюшон с лица, я хочу посмотреть – кто она, но туман снова становится серым и последнее, что я помню – портрет, написанный Джулианой…
Снова белое пламя, снова тяжелый воздух, и синий луч из кольца на руке – он тяжелый, он высасывает из меня все силы, но я должна. Должна удержаться на ногах, рассечь пустоту и втащить всех нас в узкую бирюзовую щель. Что-то горячее течет из носа и, кажется, из ушей тоже…Какие-то очень гулкие барабаны стучат и стучат в висках. Тошнит…Хочется упасть и закрыть глаза. Свернуться калачиком, чтобы было не так холодно. Нельзя. Я должна. Должна! Вырваться, обнять сыновей, вдохнуть свежего воздуха, а не судорожно хватать остатки этого, ядовитого. Увидеть небо… Сейчас весной оно такой синее…
– Мама! – ко мне подбежал Феликс.
– Предупреди Ричарда – огонь…белый, – прошептала я перед тем, как потерять сознание.
Очнулась я практически сразу. Голова раскалывалась, рука горела огнем, но самое главное – я была жива. И боль воспринималась, как счастье.
– Мама? – прошептала я. – Остальные?
– Все живы, – ответил мне Феликс. – Отец спас Рэма.
– Что? – попыталась подняться я.
– Лежи спокойно! – рыкнул на меня сын. С удовольствием послушала, как в его голосе перемешались интонации Ирвина и Ричарда. Получилось…неплохо. Юный целитель подумал и добавил. – Что-то случилось в герцогстве Реймском. Отец Рэма в последний момент вытащил.
Я откинулась на спину – и уставилась в небо. А Феликс в это время отгонял от меня Ричарда и Пашку.
– Да с мамой все будет хорошо, – ворчал он. – Не мешайте только!
Через какое-то время (мне стало совсем хорошо, ничего не болело) мне удалось убедить Феликса подпустить ко мне остальных.
– Хорошо, – поднялся он. – Не на долго.
– Ника, я запру тебя во дворце у отца, – первое, что вырвалось у Ричарда, когда он меня обнял. Пашка, схвативший мою руку и прижавший ее к своей щеке, согласно кивал.
– Но газета, – попыталась возразить я.
– В бездну газету, журнал и все остальное! – взвился Ричард.
– Нет, – тихо проговорила я. – Разбирайся с заговорщиками. А мне…
– Ника, – еле слышно проговорил он – и это было страшно, потому что я ожидала взрыва… – Ты не понимаешь… Ни я, ни Брэндон, ни отец, ни Швангау… Никто не мог войти в твою проклятую редакцию. Никто не мог выстроить портал. Мы могли только смотреть. Я чувствовал, как ты сходишь с ума, потом твою боль… Ника… не надо так.
– Ричард… Я тебя люблю. Но тут уж от меня ничего не зависит. Ты говоришь, чтобы я переселилась во дворец – хорошо. Только давай мы туда же переселим и остальных. И мы будем спокойно заниматься своими платьями восемнадцати оттенков желтого. Или ты думаешь, если мы рассядемся по своим комнатам во дворце и будем смиренно ждать – кто победит – то нас не тронут?!
Ричард гневно молчал. Пашка подумал-подумал и высказался… Раздраженно-восхищенно:
– Ой, мама! Ну вот чего ты такая упрямая!
– Лучше расскажите, что с Рэмом.
– Мне удалось его вытащить, – ответил Ричард. – Я почувствовал, что он в опасности, и пренебрег политикой невмешательства в дела этого…герцогства. Мы с бойцами успели в последний момент. Рэм держал магическую защиту – нападавшие так и не смогли ее пробить. И одновременно отбивался. Шпага. Рана глубокая, но его жизни ничто не угрожает. Магическому потенциалу – тоже.
Еще вчера я бы возмутилась – как можно думать о «магическом потенциале», когда ребенок при смерти? Еще вчера я дулась и обижалась на Ричарда – как можно не хотеть ребенка только потому, что не соблюдены какие-то там формальности? Еще вчера. Но теперь я на многие вещи смотрела по-другому. Поэтому лишь понимающе кивнула и спросила:
– Я могу его видеть? – Ричард с Феликсом переглянулись.
– Ирвин и я…мы…погрузили Рема в состояние глубокого сна на несколько дней. Надо срастить сосуды, и лучше делать это в состоянии полного покоя – Феликс говорил тихо, медленно, глядя мне прямо в глаза. Видимо, он использовал гипноз, чтобы полученная информация не привела к истерике. У него получилось – я была спокойна, потому что точно знала – с Ремом все будет в порядке…
– А герцогиня? – спросила я Ричарда.
– Мы не смогли ничего поделать. Мы не знаем даже жива она или нет. К тому же я не мог позволить себе задержаться – империю могли обвинить в том, что именно мы напали на герцогство. Прости, я не могу себе этого позволить.
– Понятно…
Его слова придавили меня, оставляя тоску и горечь.
– Прости, – опустил голову Ричард. – Я не всесилен.
Нас доставили во дворец, выдали по кувшину успокоительных, расселили по покоям, оставили одних.
Я переоделась, – одежда пахла тем самым сладковатым запахом, что чуть не свел меня с ума. Легла. Закрыла глаза. В темноте вспыхнул белый огонь, бледное лицо Джулианы, испуганное – Луизы, и невозмутимое, как у каменной статуи – герцогини Борнмут. Зазвучали голоса:
– Ничего не выходит!
– Сюда бы мага воды…Жаль, что вы обе – воздух…
– А вы?
– Огонь…Слабенький совсем. И тот мне не подчиняется…
Мой собственный отчаянный шепот:
– Пожалуйста! Помоги мне, пожалуйста! Я не знаю, кто ты такой, я не знаю, что ты такое, но здесь больше некому мне помочь… Пожалуйста!
– Помогите! Пожалуйста…Помогите!
Визг тормозов, полицейская сирена, огни скорой помощи, голоса… Лицо герцогини Реймской, ее длинные, тонкие пальцы. Боль, которая отступает, Пашкин крик…
– Зачем вам такой мужчина?
Холодно…Серый туман становится голубым, затем темно-синим. Красиво. Кто-то берет меня за руку – я чувствую холод…
Пламя! Белое пламя лижет мне руку – больно…Горячо, и нестерпимо больно. Сладковатый запах. Портрет, который написала Джулианна. Смуглая кожа, темные глаза и синий камень в перстне на руке…
– Ричард! – почему-то заорала я и проснулась.
Рядом никого не было. И я поняла, что не могу. Не могу оставаться одна. Не в этот вечер.
Встретились мы все в коридоре в одно и то же время. Я и мама, Наташа и Джулиана. Луиза и герцогиня Борнмут. Посмотрели друг на друга. И пошли ко мне в гостиную.
Наташа уселась возле камина и мрачно уставилась на огонь. На коленях бесформенной желтой кучкой лежало забытое вязание. Джулиана что-то рисовала углем в блокноте, с которым не расставалась, кажется, никогда.
– Может, напьемся? – предложила мама.
– Хотя бы успокоительных, – покачала головой беременная писательница. – Мне нельзя. Но очень, очень хочется…
– Значит, и нам нельзя. Из солидарности, – покачала головой я.
– Почему нет? – удивленно посмотрела на меня Наташа. – Я бы полглотка вина сделала. Какого-нибудь хорошего, красного.
– Жаль, что я в местных винах ничего не понимаю, – вздохнула я. – Можно было бы проконсультироваться у милорда Милфорда, но беспокоить его не хочется.
– Можно спросить у меня, – робко предложила Джулиана.
– В вас масса талантов, – улыбнулась ей мама.
– Именно так, – решительно кивнула знаток местных вин.
Я вызвала господина Хормса, который изо всех сил старался общаться исключительно с герцогиней Борнмут. Видимо, счел ее достойной. Я, как обычно, не обращала внимания на его пренебрежение, скрытое неискренним почтением. Просто распорядилась принести ужин, а Джулиана вступила с ним в увлекательнейшую для них двоих дискуссию по поводу винной карты.
– Сразу видно настоящую леди из Южной провинции! – с искренним восторгом поклонился Джулиане распорядитель – и удалился.
Ну, наконец-то управителю хоть кто-то понравился!
Художница грустно улыбнулась:
– Иной раз я думаю, что излишние таланты для женщины – многие скорби. Хорошенькие дурочки живут и беззаботнее, и счастливей.
– Увы! – рассмеялась и Наташа. – Я тоже порой так думаю.
– Ой, девочки! Бросьте стенать. Молодые, красивые, – счастье вас еще найдет. Главное от него не отбиваться, – и маменька выразительно посмотрела на меня.
– Мама… – скривилась я.
Наконец нам доставили вино и закуску.
– Итак, теперь мы все будем обитать во дворце, пока его величество не посчитает, что угроза миновала, – объявила я.
– Мне надо предупредить дочь. Ей всего девять, – проговорила герцогиня как бы про себя, ни к кому особенно не обращаясь.
Я удивилась. Герцогиня всегда владела собой, демонстрировала изящность манер и осознанность действий. Видимо, случившееся выбило ее из колеи. Еще бы…
– Может, и ее перевезти в столицу? – предложила я.
– Благодарю вас, – склонила голову герцогиня, мгновенно взяв себя в руки после, казалось, минутной слабости – Я подумаю.
Первый бокал мы выпили, помянув несчастную Веронику. Я осушила бокал жадным глотком – сразу, до дна. Не чувствуя вкуса и слегка жалея о том, что это вино. А не что-нибудь покрепче.
Наташа похвалила букет и перешла на сок. А мы продолжили.
– Луиза, – спросила я. – А что ты знаешь о молодом Троубридже?
– Достаточно, чтобы можно было с уверенностью сказать – никто и предположить не мог, что он может посмотреть в сторону прислуги.
– Слишком спесив и высокомерен, – кивнула я.
– Я бы не сказала, что слишком, – как-то скептически улыбнулась Луиза.
– Если сравнивать с некоторыми… Мальчик очень мил с окружающими и прост в общении, – пропела герцогиня, изящно обводя пальчиком край бокала.
– Если сравнивать с моим покойным мужем… Да мало ли еще с кем, – подтвердила ее слова Луиза. – Троубриджи не так спесивы… Но они несут свое имя гордо. Род очень расчетлив. Особенно в вопросах потомства…
– Уверена, – проговорила герцогиня, чго мать ничего не знала о его любовной истории.
Мы повторили. Потом еще. И я вдруг поняла, что отпускает.
– Не думала, что так бывает… – прошептала Джулиана.
– Такая любовь? – спросила у нее мама.
Девушка кивнула:
– Женщин отбирают для заключения брака по показателям линии разведения. Как племенных кобыл, – голос Луизы чуть дрогнул.
– Главное, – горько продолжила художница, – получить магически одаренное потомство. Любовь – роскошь, доступная лишь безродным, лишенным магии беднякам. Так что кто богат в нашей империи – вопрос.
– Вы думаете, Троубридж и Ника… Они смогли бы быть счастливыми? – спросила я тихо.
– Нет, – хором сказали Луиза и герцогиня.
– Девочку у матери забрали бы в любом случае. Сразу, как только бы стало известно, что способности ей передались – добавила Луиза.
– Максимум – содержанка для отца ребенка. Это и не приветствуется, но и не порицается. Если мужчина женат, супруга этого не замечает, – просветила меня герцогиня.
– Не замечает? – мой голос почему-то охрип.
– Конечно. При условии, что она хорошо воспитана – уточнила Борнмут.
– Как у вас… интересно, – мы обратили внимание на Наташу. Судя по ее загоревшимся глазам, ей в голову пришла какая-то мысль, и в ближайшее время мы прочитаем ее воплощение в книжке.
И мы выпили. Кто – вина. И много. Кто – как наша беременная писательница – успокоительного. Тоже немало.
Так нас и застали его величество Фредерик с наследником – очень грустных и не очень трезвых.
– Неплохо, – пророкотал император, разглядывая наши посиделки.
– Выпьем с горя, где же кружка, – пробормотала Наталья.
– Сердцу будет веселей! – продемонстрировала и я знание русской классики.
– Выпьем, – представители августейшей семьи плотоядно поглядывали на остатки нашего ужина.
– Вы опять голодные?! – возмутилась я. – Весь штат прислуги разогнать надо. Разрешите мне распорядиться?
– Не гневайтесь, миледи – улыбнулся император. Некогда было. Допросы, – его лицо стало серьезным и усталым.
– Сейчас я распоряжусь, и вам накроют, – поднялась я. – Что из алкоголя?
– По глотку вашего вина, – распорядился император. – Не больше.
– Голова должна быть холодной, сердце горячим, а мозг – трезвым, – перефразировала я слова Дзержинского о требованиях, выдвигаемых к настоящим чекистам.
– Именно так, – серьезно кивнул Император, не оценивший моего юмора.
Брэндон сразу отправился смотреть, что рисовала Джулиана. Художница попыталась убрать блокнот, но не успела, и я тоже случайно увидела рисунок. Свет, обволакивающий нежную фигуру, тонкие черты лица. Счастливая улыбка. Ребенок на руках…
– Какая красивая девушка… – сказал наследник, кивнув на картину.
– К сожалению, мертвая, – глухо ответила ему художница и быстро убрала наброски.
– Завтра начнете рисовать нас с сыновьями, – распорядился Фредерик. – Раз уж мы во дворце, а ваши походы в приют я отменяю.
– Завтра… – невесело усмехнулся Брэндон. – Как раз день для рисования. Расследование свернем – и позировать. И Ричарда отзовем.
Император тяжело вздохнул. Но тут же решительно произнес:
– Не завтра – так в ближайшее время!
– Я готова, – поспешно сказала Джулиана. – Как только найдете время, чтобы позировать мне – я немедленно приду. Это интересная задача. Вы с вашими сыновьями… такие… похожие. Глаза, черты лица. Мощь. Властность. Какая-то странная печаль. Словно все вы что-то ищете, и никак не найдете… В то же время вы очень отличаетесь.
– И чем же? – вмешался в разговор наследник.
– Вы – как ранняя весна, ваше высочество. То яркое солнце, то веселая капель, то ледяной ветер. То голая земля, занесенная снегом…
– Это значит, что я – непостоянный?
– Не знаю, – растерянно посмотрела на него художница. – Я говорю, как вижу.
– Не смущай девушку, Брэндон, – улыбнулся Фредерик. – А как вы видите меня?
Джулиана прикусила язык. Похоже, в прямом смысле этого слова.
– Ну, же, перестаньте, – с легкой насмешкой посмотрел на нее владыка империи. – Не думаете же вы, что вас как-то накажут, если мне что-то не понравится?
– Я так не думаю.
– Зря! Шучу. Ну – смелее!
– Вы – как огонь в камине зимним вечером. Он пытается вырваться – обогреть весь мир. Растопить лед, прогнать холод – подальше от парадного крыльца. Но это… невозможно! Если он вырвется – то все уничтожит вокруг, и некому будет дарить тепло. Поэтому иногда пламя вспыхивает. От гнева и…бессилья.
– Браво, – тихо сказал Император. – Какое точное наблюдение.
– Простите, ваше величество.
– Это же правда. А за правду – не прощают.
Он поймал мой укоризненный взгляд. Понял, что сказал двусмысленность. Улыбнулся.
– В смысле – не гневаются. И перестаньте меня подозревать в том, что я намерен хоть кому-то из присутствующий причинить вред. А то я могу обидеться.
Слуги спешно накрывали на стол, а я все думала… Юный Троубридж предал своего наставника, чтобы укрыть любимую. И ему это удалось! Что меня понесло с Джулианой? Зачем я пошла? Девочка почти год укрывалась от тех, кто ее заслал к Ричарду. Но как только появилась я… Значит, за мной все-таки следят.
Я не замечала никого и ничего вокруг, погрузившись, как в болото, в свои переживания.
– Прекратите терзаться! – приказал император.
Они с наследником уже поели и теперь смотрели на меня. Наверное, слишком уж выразительные страдания демонстрировало им мое лицо.
– Жалко… – вытерла я слезы.
– Конечно, жалко, – кивнул Фредерик. – Очень. Мы могли еще летом схватить заговорщиков и не дать им развернуться с таким размахом. И все, что для этого было нужно, чтобы некий влюбленный…хоть как-то включил голову. Или – хотя бы – доверился своему наставнику. Или – как крайний вариант – вывел свою любовницу из-под удара, помог скрыться, но! Доставил ее Ричарду. Целой и невредимой. Готовой давать показания. Ну, вытребовал у него под это помилование и возможность укрыть девчонку. И все были бы в выигрыше! А что в итоге? Мы мечемся и хватаем исполнителей. Благо, Троубридж оставил следов в достаточном количестве. И сделал это нарочно. Тем не менее, девушка погибла. Наш герой, скорее всего, тоже. А кто в этом окажется виноват?
Император обвел нас всех пронзительным взглядом.
– А виноват в гибели наследника Троубриджей опять окажется Ричард, как и в случае с Вустерами.
– Так маркиза ненавидит вашего старшего сына?.. – опешила я.
– За гибель своего сына, – подтвердил император. – Они дружили с Академии, вместе отправились служить. Оба – бесшабашные храбрецы, оба – любители пощекотать себе нервы. Да и кто боится смерти в двадцать четыре года?!
Император замолчал. Теперь уж он погрузился в свои мрачные мысли.
– Ричард всего лишь выполнил приказ. Не популярный среди юных героев, в чем-то унизительный… А юный Вустер – нет. Все хотел доказать, что если он не самый сильный маг, то уж явно самый смелый…
– Приказ был отступить? – спросила я.
– Именно. Смысл операции был в том, чтобы заманить противника ложным отступлением в ловушку. Младший офицерский состав, понятное, дело, никто в детали не посвящал.
– Но Ричард не виноват, – прошептала я.
– Ровно так же, как и вы не виноваты в том, что случилось с девочкой, – поморщился Фредерик. И я поняла, что он избегает называть жертву по имени. Вероника…
– Фредерик, – тихонько спросила я. – А с сокурсниками Троубриджа кто-нибудь говорил?
– Зачем? – удивился Император.
Брэндон тем временем рассказывал нашим дамам о том, как он уже подготовился к фейерверку, но теперь, в связи с последними событиями мероприятие придется отложить на неопределенный срок.
– А если это будет не праздник, а…в память о тех, кто погиб? – тихонько предложила Джулиана.
– Хорошо. Но только тогда, когда будут схвачены все виновные, – принял решение император, и подошел к Наташе:
– Как вы? – спросил он у нее.
– До сегодняшнего дня было неплохо…
Наташа улыбнулась ему. Я понаблюдала за ее руками. Она уже пришла в себя и вязала изумительный кружевной чепчик. Я засмотрелась – красиво. Писательница поймала на себе мой восхищенный взгляд.
– Когда у меня путаются слова и я не знаю, о чем писать дальше, я беру клубок ниток и крючок. Сначала нитки связываются в узор, а потом и слова становятся по порядку.
– Очень жду продолжения! – искренне сказала я.
– Вам правда нравится сказка, которая у меня получается?
– Да.
– Странно. Никакой особой художественной ценности я в ней не вижу.
– Возможно. Но за героев переживаешь. Как за живых людей.
