Текст книги "Мой ректор военной академии 3 (СИ)"

Автор книги: Тереза Тур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Я же не вмешиваюсь в расследование, ваше величество.

Ричард хмыкнул, его отец злобно дернул головой.

– А ты о чем думал, когда передавал секретные материалы дела? – рявкнул на него император.

– Я думал о том, что этой женщине безопаснее сидеть дома с папками, чем носиться по империи, пытаясь отыскать тех, кто это сделал.

– А вот позволь задать тебе вопрос: почему до сих пор никто не арестован?

– Мы можем поговорить наедине? – спросил Ричард императора.

Зря он это сделал, зря…Во мне поднялось…не описать словами! Этот …ректор военной Академии решил поделиться секретной информацией так, чтобы я этого не слышала? Нет, ну может быть мне только так показалось, может быть вовсе дело и не в этом…Да нет, не показалось! Меня, знаете ли не проведешь. И это после всего, что было между нами в аудитории?! Весь этот внутренний монолог я выдала возлюбленному одним лишь взглядом. Ну, во всяком случае, старалась. Видимо, получилось неплохо, потому что Ричард вздохнул, бросил на меня счувственно-виноватый взгляд и тихо заговорил:

– Для убийств наняли двух наркоманов из мира Вероники. Опустившиеся, отчаявшиеся люди. Последняя стадия, когда за дозу этого зелья человек готов на все. На все, лишь бы получить желаемое.

– Что им мешает его получить? – уточнил император.

– Деньги. Эта жидкость, которую вводят через иглу прямо в вену стоит очень дорого. На этих одержимых было наложено заклятие – странное, с отсроченным действием. Сделано не просто профессионально, сделано искусно, с поразительной временной точностью. Как только мы приближались – получали труп. За вторым мы ходили следом десять часов – я, Швангау и Милфорд. Пытались сделать так, чтобы убийца достался нам живым.

Я замерла, стараясь даже дышать через раз. Впитывала информацию, стараясь все запомнить, до зуда в пальцах жалея, что у меня нет блокнота и карандаша, как у Джулианы.

– И что в результате? – снова заговорил император.

– Мужчина обезумел, напал еще на одну женщину. Пришлось вмешаться – он погиб.

– Замечательно! Три самых сильных мага десять часов бродили за каким-то отбросом. И ничего!

Командующий Тигверд склонил голову.

– Миледи Вероника, – даже не думайте, что сможете опубликовать хоть что-то из того, что услышали, – вспомнил обо мне император.

– Странно, – посмотрела я на него повнимательнее, – я вас в таком настроении еще не видела. Я могу вам помочь?

Он рассмеялся. Невесело, но рассмеялся.

– Что? – обиженно посмотрела я на него.

– Этот вопрос обычно задаю я. Но никак не мне…

– Вас это оскорбляет?

– Нет. Нисколько. Просто… Не обычно. Но приятно. Тем не менее, это не отменяет моего решения – информация секретная.

– Вот и зря! – не промолчала я.

– Почему?

– Потому что ваш народ пытаются убедить в том, что власти бездействую. Что справедливость никому не нужна. Что за простых людей никто не вступиться!

– И что же мне – тирану и сатрапу – делать? – язвительно откликнулся император.

– Поговорите с людьми.

– По площадям пройтись?

– Можно, конечно. Но проще – собрать журналистов. И дать им аккуратную, отредактированную версию того, что происходит.

Император замолчал, раздумывая.

– И кто будет давать эту… «версию»?

– Ну, хотя бы Ричард.

Любимый скривился.

– И Денис, – сдала я бывшего студента.

– И тогда основные вопросы будут вертеться вокруг того, почему на пост начальника Уголовного розыска был назначен пришлый. Из другого мира. Не аристократ – проговорил особенно ни к кому не обращаясь Фредерик.

– Да еще и мой знакомый, – опечалилась я.

– Пусть скажет, что убийства произошли потому, что кто-то хочет дискредитировать службу, которую он пытается сделать образцово-показательной, – предложил Ричард.

Теперь поморщилась я.

– Что вас смущает в подобном варианте? – быстро спросил император.

– Денис – не оратор. И я не знаю, как он поведет себя, если начнут задавать провокационные вопросы.

Император рассмеялся:

– Вы не представляете еще, насколько в таких ситуациях Ричард – не оратор!

– Я просто скажу правду, – отрезал его старший сын. – И о том, что военные порвут этих тварей на кусочки, когда найдут. И о том, что я распорядился провести совместную операцию с Уголовным розыском и военными. Скажу, что если газеты продолжат печатать чушь, то разделят судьбу редакции, пострадавшей от возмущенной общественности.

Император расхохотался.

– Назвать военных, которые отправились громить редакцию и типографию – возмущенной общественностью… Мда, сын мой, у вас отменное чувство юмора.

– Какое есть!

– Жаль, миледи Вероника, что нельзя выставить отвечать на вопросы журналистов вас – я бы даже не волновался. Разве что за них слегка.

– Вот спасибо…

– Не в том плане. Просто Ричард наверняка бы вел список неудачных вопросов и особенно отмечал бы не понравившихся ему деятелей. Кто-нибудь бы пострадал наверняка.

– А давайте отрепетируем? Послезавтра. Натравим на Ричарда и Дениса наших – Джулиану, Наташу, госпожу Журавлеву…

– На женщин они так не отреагируют. Воспитание… Надо мужчину. Причем такого, кто будет их провоцировать.

– Тогда журналистов «Имперской правды» подтянем.

– А почему послезавтра? – спросил Ричард.

– Потому что завтра Джулиана пойдет в приют – а я составлю ей компанию.

– У миледи Вероники, – язвительно сказал Фредерик, – газета печатается в четверг ночью. И рано утром в пятницу продается. Вот она и будет…

– Впереди планеты всей! – гордо сказала я.

На самом деле я забыла про этот нюанс. Но если его величество убежден в моем изысканном коварстве – кто я такая, чтобы с ним спорить?

В приют, в конечном итоге, мы отправились расширенным составом. К нам присоединилась еще и моя мама.

– Засиделась я что-то в редакции, – сказала она. – Надо прогуляться – тем более, я сегодня своим указом объявила в издательстве выходной.

Вот так мы шли по улицам столицы Империи, любуясь утопающими в пене цветущих садов роскошными особняками, расположенными по соседству.

Правда, перейдя через мост, мы обнаружили, что на той стороне реки дома стали больше многоэтажными – а сады уже примыкали не к каждому дому. Но все равно – зелени было много, а в архитектуре господствовал ампир.

Свернув в переулок Волшебных кошек, где нынче жила Джулиана, мы обнаружили, что художница уже сама идет нам навстречу.

Получасовая прогулка – и мы достигли нашей цели – храма Четырех стихий, при котором размещался городской приют.

Надо отметить, что народ в Империи – в большинстве своем – был весьма не религиозный. Как я поняла, о вере вспоминали или по большим праздникам, или по большой нужде. И конечно – чтобы зарегистрировать гражданское состояние. Рождение, смерть, брак…

Еще при храмах были приюты и богадельни.

– Только не думайте, – говорила нам жена настоятеля храма, матушка Гриммс, которая и выполняла функции начальницы приюта. – У нас очень редко отказываются от детей. Если гибнут родители – практически всегда ребенка забирают родственники. Или сослуживцы – когда речь идет о военных. У нас оказываются… незаконнорожденные.

И это слово прозвучало в ее устах как-то… с извинением, что ли. Словно она, в высшей степени приличная дама, вынуждена была грязно выругаться. В присутствии таких же точно приличных дам.

Вообще, матушка Гриммс – доброжелательная, кругленька, уютная, излишне суетливая, в кружевном чепце и фартуке какого-то истово-белого цвета, производила самое благоприятное впечатление. Глядя на нее, сразу становилось понятно – все, что можно – для детей сделано.

– А какое будущее ждет подкидышей? – спросила мама.

– Они становятся прислугой, – гордо сказала матушка Гриммс. – Мы стараемся подобрать им приличные дома. Вы же понимаете, не в любой дом возьмут такого слугу. А тем более, служанку.

– А если у ребенка есть какие-то таланты? – спросила я. – Рисовать у него получается… Или петь? Или мальчик хочет служить в армии?

– Все это возможно, – ответила женщина спокойно. – Но лишь для следующего поколения. Если дети этих… детей будут рождены в законном браке.

– И что – есть специальные законы, регламентирующие все это? – спросила я.

– Так было, сколько я себя помню – удивленно посмотрела на нас матушка.

Я, кажется, начала понимать, почему Ричард так настаивал на свадьбе. И фраза: «У меня ублюдков не будет» – обрела совершенно иной смысл… Кроме того, я отдала должное его матери. И самому ненаследному принцу Тигверду, который высокомерно заявлял всем при представлении, что он – «Бастард Императора».

«Надо поговорить с Фредериком – что-то же делать с этой ситуацией нужно!» – подумала я, а вслух поинтересовалась:

– Чем мы можем вам помочь?

– Не знаю даже, – с сомнением оглядела нас троих матушка Гриммс. – Еды у детей достаточно. Недостатка в одежде или в игрушках мы не испытываем. Прихожане нашего храма заботятся о детях.

– Покажите мне, пожалуйста, где я буду работать, – вмешалась до этого молчавшая Джулиана. – Его величество распорядился, чтобы я отработала свой проступок, заботясь о детях. И я готова на любую работу.

– Конечно, – склонила голову матушка. – Прошу вас следовать за мной.

И они удалились, оставив нас с мамой в кабинете. Мы переглянулись.

– Значит, только в прислугу… – протянула мама.

– Слушай, перед тем, как устраивать революцию в отдельно взятой империи, надо хотя бы поговорить с Ричардом.

– И с Фредериком. Обязательно.

У мамы получилось кровожадно.

– Мы, конечно, что-нибудь придумаем, – постаралась я успокоить маму, хотя сама была подавлена.

– Нет, каков молодец! – маменька никак не могла успокоиться. – Своего сына так в прислуги не записал.

– От него мать не отказалась, – тихо проговорила я. – И отец тоже.

– А представляешь себе, если какую-нибудь бедную девочку изнасиловали? Или соблазнили и бросили? А она с пузом. И что ей остается?!

– Она может не отказываться от ребенка, а остаться у нас, – услышали мы от порога голос госпожи Гриммс. – Конечно, ей придется не легко. Но ее ребенок не будет считаться брошенным.

– Значит, все зависит от родителей? – спросила мама.

– Именно так, миледи, – склонила голову матушка. – Это может казаться жестоким, но, с другой стороны, люди должны понимать, что за все приходится платить. И не столько им, сколько их детям.

– Бывают ситуации, когда и родители могут оказаться беззащитны.

– Мы, по мере сил, стараемся помочь, – кивнула руководительница приюта. – Вот, например, у нас живет молодая девушка, ее зовут Вероника.

Мы с мамой синхронно вздрогнули.

. – Бедная девочка работала экономкой в каком-то богатом доме. Она молчит, в каком именно. Я так понимаю – ее оттуда выставили, когда узнали, что она в положении.

– И было это в конце лета или в начале осени? – что-то голос у меня задрожал.

– Именно так, миледи, – ответила матушка, и очень внимательно на меня посмотрела. – Она появилась у нас в последние дни лета.

– Ника? – удивленно посмотрела на меня мама. – Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все хорошо, – отмахнулась я. – Можно с ней поговорить?

– Пойдемте – тяжело вздохнула женщина после долгого молчания – Она сейчас с самыми маленькими. Я провожу вас.

Женщина не задала мне ни одного вопроса. С одной стороны, это было приятно, с другой – немного жутковато. Слишком часто, видимо, матушка провожает кого-то, показывает, и…не вмешивается. При этом она удивительно…проницательно молчала.

Мы отправились коридором – мрачным как мое настроение. Так вот где оказалась бывшая экономка милорда Верда. Девушка Вероника, что работала в доме до меня и исчезла после скандала. Скандала с…хозяином.

Мысль о том, что я сейчас увижу на младенческом лице знакомые черные глаза, характерные для рода Тигвердов, заставила меня замереть, а перстень нагреться. Тело знобило, руку жгло, а сердце колотилось так сильно, что стало неловко перед матушкой – вдруг услышит? Я глубоко вздохнула, пытаясь задержать дыхание и успокоиться. Очень хотелось верить, что Ричард не имеет к этому никакого отношения. Очень…

«Значит, переспал – и выставил. И все равно, что будет с девочкой. Еще не известно, сама ли она пришла к нему. Как говорят. Или же…»

Злость, ревность, недоверие разъедали меня изнутри, как кислота. Больно. Омерзительно. Медленно…

– Мы пришли, миледи…?

Как я поняла по обеспокоенному взгляду, матушка Гриммс произнесла эту фразу как минимум раза три, перед тем, как я ее услышала.

– Вы позволите мне поговорить с Вероникой наедине? – я старалась не смотреть в ее печальные, полные немого сочувствия глаза. И без того было тошно.

– Хорошо миледи, – поклонилась матушка Гиммс, а моя родительница смотрела на меня с тревогой. И спасибо Стихиям, ничего не спрашивала.

Я отворила дверь – и замерла.

Солнечный свет, нежно льющийся из узких окон, похожих на бойницы, ласкал молоденькую мамочку, что кормила свое дитя. Нежность и легкая мечтательность во взгляде женщины. Почти детские черты ее милого лица. Мадонна с младенцем…

– Добрый день, – светло улыбнулась она мне, когда заметила. – Чем могу служить?

– Добрый, – решилась я заговорить. – Меня зовут Вероника, я… невеста милорда Верда. И я бы хотела вам помочь.

Молодая женщина напряглась, услышав имя своего бывшего хозяина, и горько усмехнулась, услышав о моем желании.

– Это не его ребенок, – посмотрела она на меня.

Я на мгновение закрыла глаза. Пошатнулась. Но взяла себя в руки – и распрямилась. Девочка смотрела на меня сочувственно. Вот уж не ожидала… Я подошла к стулу. Села. И заявила:

– Давайте решим, что мне все равно, чей это ребенок. Вы были в доме милорда Верда, следовательно, под его защитой. И то, что произошло с вами…

– Меня не изнасиловали. Не принудили, – тихо, но решительно перебила меня девушка. – Это было глупое, сводящее с ума чувство… И я готова отвечать за него.

– Вы готовы… А отец ребенка?

– Миледи… – устало выдохнула она. – Кто я, а кто он. Я виновата сама. Я забылась.

Я покачала головой.

– Единственно, что меня гнетет… Я не должна была так поступать с милордом Вердом. Но когда я узнала, что беременна… Меня вдруг охватило такое отчаяние. И я решилась…

Девушка мучительно покраснела.

– Завести покровителя, – закончила она спустя какое-то время. – Милорд был одинок, и я подумала… Это была глупость. Он разгневался.

– Он ведь чувствует и ложь, и то, как люди на самом деле к нему относятся, – прошептала я.

– Я испугалась – и убежала. Вы знаете, он страшен в гневе.

– Знаю, – кивнула я.

Мда… Вот что за люди! Просто прийти и попросить о помощи – не вариант. Рассказать правду и попросить оставить за ней место – тоже не вариант. А вот соорудить такую многоходовку от отчаяния… Это запросто!

– Вы презираете меня? – моя тезка подняла на меня глаза, полные слез.

– Нет. Я хочу вам помочь, только не знаю – как – и тут меня осенило, потом затрясло, и я спросила – Это ведь один из кадетов его милости? Один из тех, кто обедал в поместье по вторникам?

– Прошу вас. Не надо.

– Вы так и планируете оставаться здесь, в приюте?

– Мою работу ценят. И пусть она не оплачивается так, как работа экономки. И пусть здесь, с детьми, намного тяжелее… Но я всем довольна. И дочку я не отдам.

– Скажите, а в империи предрешена судьба только тех детей, от кого отказываются родители? Или любого незаконнорожденного?

– Будь она мальчиком – было бы проще. Можно было бы просить о том, чтобы сыну разрешили пойти в армию. Или получить какую-нибудь профессию, к которой у него бы была склонность. Но девочка… – Вероника нахмурилась, покачала головой, но когда перевела взгляд на ребенка, ее лицо снова засветилось от счастья…

– Погодите. Она ведь – дочь аристократа. Следовательно, если повезет, она наследует магический дар…

– Опять же – если это мальчик, он может учиться. И пробиваться талантом. А девочки… В Империи девочки получают только домашнее образование. И ровно такое, какое посчитала нужным дать им семья.

– Хорошо. Предположим, я найду семью, которая проследит, чтобы образование у вашей девочки было самое лучшее из домашних. Что потом?

– Потом… Замуж ее никто не возьмет.

– А кем еще может работать молодая образованная девушка?

– Гувернанткой. Компаньонкой.

На этом фантазия моей тезки иссякла.

– Ладно, – улыбнулась я. – Это проблема не этого десятилетия. Посмотрим, к чему у девочки будет склонности, а потом решим.

– Миледи… Я благодарна вам за сочувствие, но у вас и …у милорда могут быть проблемы.

– Какого рода? – удивилась я.

– Сплетни… Если вы возьметесь опекать этого ребенка, то скажут – это ребенок милорда.

– Как только узнают, что экономка из поместья милорда Верда родила ребенка – а рано или поздно об этом всем станет известно – так и скажут. В любом случае.

– Милорд разгневается, что я причинила ему… неудобства.

– Переживет, – усмехнулась я. – И вы не беспокойтесь. Если вы будете вести себя благоразумно, то вас гнев милорда никаким образом не коснется.

– Благоразумно – это как? – девушка смотрела прямо, не отводя и не опуская глаз. Счастливых глаз молодой матери, упрямых глаз сильной женщины, печальных глаз человека, осознавшего свое положение и смирившегося с ним…

– Ну, не кинетесь к журналистам, жаждущим вывалять в грязи бастарда императора.

– Что вы, миледи! Такая мысль мне даже в голову не приходила! – испуганно проговорила девочка.

– Я могу задать вам вопрос?

– Да, миледи, – в глазах Вероники появилось недоверие.

– Как я понимаю, экономками берут женщин постарше. Сколько вам? Восемнадцать? Девятнадцать?

– Мне двадцать один. И – да – в экономки берут женщин постарше. Только к милорду Верду в дом никто не хотел идти. Мне очень нужна была работа. А ему самому было все равно.

– Понятно… А ваша семья? Есть надежда, что они вам помогут?

– Я сирота. Мама умерла, а отец… Он женился во второй раз. Мне некуда возвращаться. Если только порадовать мачеху тем, что я так низко пала…

– Низко пала – это если бы стала продавать себя за деньги и отдала девочку, не заботясь о том, что же с нею станет. Но это не так, вы – боретесь! И это вызывает только уважение. Огромное уважение.

– Спасибо, миледи.

– Не за что. Это правда. Единственно, должна вас предупредить… Я не буду ничего скрывать от своего жениха.

Девушка хотела запротестовать, но я продолжила прежде, чем она успела это сделать:

– Прежде всего потому, что он лучше меня сможет придумать, как вам помочь.

Из мрачного здания приюта, расположенного рядом с величественным собором, я вынеслась, как ведьма на помеле. Очень хотелось заполучить топор в руки – и пройтись по представителям их аристократических родов. И начала бы я даже не с вырубки надменных голов. А уделила бы внимание выступающим частям тела… пониже.

– Ника, – поспешила за мной мама. – Дочка! Да что с тобой?!

– Позже, мам, – голос был у меня глухой.

– Что тебе сказала эта девочка? Кто она?

– Она работала экономкой у Ричарда до меня.

– И этот ребенок…

– Нет, мам. Глаза у малышки синие-синие. Неестественно яркие. А в нашем случае они были бы…

– Черные, – закончила за меня мама.

– Именно.

– И ты взвилась потому что…

– Кто-то соблазнил девочку в моем доме! Кто-то даже не счел необходимым сплести противозачаточное заклинание! Найду гаденыша… Урою! А Ричард! Хорош тоже. В доме черт знает, что твориться. То соблазняют, то по углам зажимают…

– Кого зажимают?! И…противозачаточное…что?!

– Потом, мама, все потом!

У меня было предположение, кто это мог быть. Образ милейшего графа Троубриджа появился передо мной во всей своей красе. Только вот незадача – я совершенно не помню, какого цвета у него глаза. И если они синие…Если только они…синие!

Прогулка была слишком короткая, чтобы я успокоилась. Как же мне не хватало бассейна и физических нагрузок. Или выматывающей пробежки… Пока мы шли, хорошая идея пришла мне в голову.

– Мам, я исчезну до утра, – предупредила я. – Завтра вернусь перед тем, как ехать в Академию на репетицию пресс-конференции.

Беседу с Денисом и Ричардом, прорабатывая то, как им необходимо вести себя в понедельник, решено было провести именно там. И я вдруг пожалела о прошедшей осени, когда все было, в общем-то, просто…

– Ника, меня беспокоит твое состояние, – начала мама.

– Я просто уйду туда, где никого нет. Прости, мне надо…

– Поплакать?

– Не без этого, – усмехнулась я.

Предупредила охрану, забрала любимый саквояж, заскочила в поместье Ричарда за щенком – и отправилась на остров. Давно я здесь не была… Надела купальник, натянула сверху футболку, тренировочные штаны. Где мои любимые кроссовочки?

Обняла Флоризеля. Погладила его чудесные уши. Вытерла слезы – и отправилась бегать. Мы обнаружили другой спуск к воде, что вился замысловато изогнутой тропинкой с горы, на которой стоял дом. Идти было дольше, но зато без ступенек.

Щенок радостно носился вокруг меня, умудряясь и среди серпантина наматывать круги.

Так мы с ним и прибежали к океану.

Я опустилась на белоснежный песок. И задумалась о реальном положении дел в мире Империи, куда я попала. Нищеты как таковой там ведь нет. По крайней мере, явно в глаза она не бросалась. Матушка Гриммс на нехватку денег или продовольствия не жаловалась. Хотя, зная, что я вроде как невеста сына Императора – пусть даже и внебрачного… Да там все было выкрашено к нашему визиту, включая травку с камнями на подходе. Хотя они, вроде бы, ждали Джулиану, не меня. Однако – если подумать… Журналистка, наказанная лично Императором, будет отбывать свой срок в столичном приюте. Мда, возвращаемся к варианту с крашеной травкой.

А кто у них, интересно мне знать, заведует приютами? Как они финансируются? И ответ на вопрос – что делать с мальчиками? – был ясным. Надо дать им какую-нибудь профессию. С другой стороны – одно дело пристроить тех нескольких человек, что попались мне на глаза в столице. А что делать с остальными? В масштабе Империи? Хотя к чему мне такая гигантомания? И почему, например, меня не беспокоит, что к работе прислуги, так стремился знакомый мне мальчик Вилли? Да что там прислуги – ребенок вообще за все хватался, чтобы принести в дом матери хоть монетку. Отца у них, как я понимаю, не было. То ли погиб. То ли… И как быть в таких ситуациях?

Это все надо узнавать. И раз уж так получилось – в этом всем надо разбираться. И менять. Хотя бы бороться за то, чтобы поменять.

Потом я задумалась о девочках… Кем они в Империи бывают? Женами. Еще продавщицами или служанками. Швеями, наверное. Поварихами. Значит, наша святая задача – научить готовить. Причем отменно. А там посмотрим, как их никто замуж не возьмет! Можно еще обеспечить их рукоделием в промышленных масштабах. Надеюсь, у имперских девочек руки растут из верхнего плечевого пояса, а не как у меня – из нижнего.

Я тихонько рассмеялась. Задремавший рядом со мной Флоризель поднял голову, укоризненно посмотрел на меня печальными глазенками… И, сладко потянувшись, вернулся к важному делу – дреме.

А я и не против. Я вообще сюда искупаться прибыла.

В какой-то момент я вынырнула – и обнаружила, что к нам со щенком присоединился … Ричард!

– Что тебя так расстроило сегодня? – спросил он.

– Охрана доложила? Или с мамой поговорил?

– Ника-Ника… Я тебя чувствую. А уж такие сильные эмоции…

– В какой-то момент я подумала, что познакомлюсь с твоим внебрачным ребенком – сказала, как нырнула. Или вынырнула? Сама удивилась, как легко и просто у меня получилось выдать подобную информацию…Видимо, пробежка помогла. Спорт – очень полезен. Очень-очень! И фигуру помогает сохранить, и нервную систему успокаивает…

– Что? – удивленно посмотрел он на меня.

– В столичном приюте обитает твоя исчезнувшая экономка. С ребенком. Девочкой.

– Сколько девочке?

– Совсем маленькая. Может, месяц. Не знаю.

– Алым глаза не отливают? – бесцветным голосом спросил Ричард.

– Нет. Они у нее неестественно-яркие. Синие.

– Значит… Это не мой ребенок.

– Получается, что не твой, – холодно проговорила я, выбираясь на берег – И она утверждает то же самое.

– Я не снимаю с себя ответственности ни за эту женщину, ни за ее ребенка. Я с ней…

– Знаю. От слуг слышала.

– Понятно. В любом случае, это произошло в моем доме, – опустил он голову.

– Что будет с ними?

– Я их обеспечу. И, раз девочка, маг, позабочусь, чтобы она могла развить свои способности. Если бы глупышка пришла ко мне сразу – все было бы еще проще. Для нее в первую очередь.

– А у кого еще глаза такого цвета?

– У Милфорда, например.

– Ты считаешь, что… – опешила я. Потом кое-что вспомнила. – Погоди. Он же кареглазый.

– Правильно. У него глаза карие, у меня – черные. В обычном состоянии. Но, когда…

– Когда ты испытываешь сильные чувства, то они начинают светиться алым.

Правильно. Моя магия замешана на стихии огня. Поэтому – алым.

– А Милфорд?

– Его стихия – водная. Поэтому синева.

– А если воздух? – вошла во вкус я.

– Глаза становятся серебристыми. Земля – золотыми. У Рэма глаза светятся золотым – обрати внимание. А у Паши на занятиях алеют. Как у меня.

– А у девочки почему глаза сияют?

– Она еще слишком мала, чтобы контролировать силу. Так будет до трех месяцев. Потом это сияние уйдет. И будет проявляться только в моменты, когда эмоции становятся неконтролируемыми. Или – когда она будет творить колдовство.

– А у кого из тех, кто вхож в твой дом, глаза так синеют?

– Ты пытаешься вызнать, кто отец ребенка?

– Именно.

– Зачем, Ника? Ты действительно считаешь, что малышке нужны такие родственные связи?

– Что-то такое я уже слышала, – пробормотала я, вспоминая разговор с герцогиней Реймской о моем первом муже: «Зачем вам такой мужчина?»

– Ты опять впала в печаль. Что теперь?

– Просто. я подумала, что это твой ребенок, понимаешь?

– Ника…По части ревности, как мы знаем, я тебе смело дам фору. Но сходить с ума из-за нашего прошлого… Нам хватает и настоящего. К тому же и Пауль, и Рэм, и Феликс. Я действительно отношусь к ним, как к сыновьям.

Я обняла его.

– Я принял всех троих в род Рэ. И не жалею об этом.

В следующую минуту мы самозабвенно целовались. Потом бежали в дом – словно за нами кто-то гнался. Мысль о том, что не стоит заниматься любовью на пляже, пришла нам обоим одновременно. Заинтересованный взгляд нашей собаки – был гарантирован как минимум. Подглядывание русалок – тоже не вдохновляло, лично я помнила, сколько голосов отозвалось, когда зеленокожий Повелитель глубин окликнул местных жителей.

Так что пробежка удалась. И Флоризелю понравилось. Единственно, он поворчал, когда Ричард подхватил его под мышку и понесся по отвесным ступеням лестницы вверх, к дому.

Потом остались мы. За закрытыми дверями спальни.

– Ты соленая! – с восторгом прошептал Ричард,

– Да, – я была смущена. – Сначала я бегала, потом плавала, потом…

А потом все закружилось. И стало неважно.

– Что ж такое… – вдруг сказал Ричард, когда мы уже просто лежали, обнявшись. – Я ведь пришел, чтобы пригласить тебя на свидание.

Я хихикнула:

– Как-то со свиданиями у нас получается плохо. Все остальное, – я с плотоядным восторгом посмотрела на обнаженное тело милорда, – хорошо. А вот со свиданиями…

– Поездку за книгами можно считать первым свиданием? – лукаво взглянул на меня Ричард.

– Нет. Потому что это было второй раз.

– А первый? – удивился он.

– Первое свидание у нас было, когда мы дуэль наблюдали. Ты еще меня потом в статую превратил и в лесу бросил.

– Ника! – обиженно воскликнул он. – Ну, что ты такое говоришь! Я тебя не бросал! Я детей пошел на гауптвахту оформлять!!!

Вспомнили. Смеялись оба.

– Все-таки со свиданиями у нас проблемы, – подвел итог Ричард.

– Именно, – согласилась я, пытаясь закрыть глаза.

– Нет-нет-нет, – увидел милорд мой маневр. – Не спать! Миледи Вероника, могу я пригласить вас на свидание?

– И вот что тебе сегодня-то… – сладко зевнула я. – Ладно, пойдем!

– Платье в твоей гардеробной. Там, куда мы отправляемся, одеваются по-другому.

– Тогда давай собираться.

И я понеслась в душ. Хорошо, что у имперцев есть специальные зачарованные расчески, позволяющие быстро высушить волосы, даже длинные. Так, а что у нас с платьем?

Платье было алое. С низким квадратным вырезом, расшитое по длинным полупрозрачным рукавам золотой нитью. Оно шло по фигуре, только книзу превращаясь в пышную волну за счет воланов. Спереди юбка была до колена, сзади – чуть длиннее. Ко всему этому великолепию прилагались золотистые туфельки на каблучках, похожие на те, в которых выступают танцевальные пары. И маленький, безумно красивый букетик неизвестных мне цветов золотого оттенка моих волос. Букетик крепился на браслет из алых нитей. Я надела его на запястье.

Внимательно посмотрела на себя в зеркало. Красота! Чуть тронула тушью ресницы – и побежала вниз. Радовать Ричарда.

Мужчина моей мечты был уже одет и собран. И сверху – только шелковая иссиня-черная рубашка. Никаких там сюртуков. Брюки, заправленные в высокие сапоги. У меня закапали слюни…

Ричард что-то сосредоточенно жевал.

Увидел меня – и замер.

– Наверное, я перестарался с платьем, – задумчиво протянул он.

– У тебя в глазах пламя… В тон моему алому наряду, должно быть, – ответила я, пожирая его глазами. – Слушай, может, никуда не пойдем?

– Ника! Не искушай меня.

– Почему? – я покрутилась перед ним. Потом уже медленно повернулась спиной, давая возможность полюбоваться вырезом…

– Невозможная женщина. Ужинать будешь? Я разогрел.

– Буду ужинать! – обиженно проворчала я. Какой сдержанный! Не кинулся. Безобразие.

– Флоризеля я отправил в поместье.

– Правильно. Нечего малыша тут одного оставлять. Еще испугается.

Мы поели – и отправились.

…В неизвестном мне мире, под черным бархатным благодушным небом, был праздник. Когда мы оказались посреди улыбающихся, радостных людей – я на мгновение замерла. Мужчины все, как на подбор – в черном. Женщины – как ослепительно-яркие разноцветные бабочки.

Я вдохнула запах праздника – запах чуть гудящего где-то неподалеку моря смешивался с нежным сладковатым ароматом каких-то цветов. Услышала музыку – оркестр играл мотив, похожий на наше земное танго…

Посмотрела на любимого мужчину.

– Вероника! – мне церемонно предложили руку.

– Ричард… – так же торжественно ответила я, подавая свою…

И мы окунулись в неизвестный праздник чужого мира. Танцевали, пили вино. Целовались на набережной. Снова танцевали. Я успокаивала Ричарда, который на почве ревности пытался устроить свару с молодыми людьми.

– Они чересчур пристально смотрят на твои колени!

Чуть позже мы опять пили вино в компании тех же молодых людей и присоединившихся к ним девушек. Кажется, я всех учила танцевать танго. И уже сама ревновала на Ричарда, который был слишком хорош собой.

А утром, когда все разошлись и мы одни, встречая рассвет, целовались на набережной, к нам подошла местная полиция нравов. Очень вежливо, немного смущаясь, молодые люди в форме объяснили, что праздник закончился, – и вести так себя неприлично…

– День же все-таки, господа…