Текст книги "Спортсмены"

Автор книги: Теодор Гладков

Соавторы: Дмитрий Жуков,Александр Котов,Дмитрий Урнов,А. Ланщиков,Юрий Уваров,Е. Дмитриев,Александр Высоцкий,О. Лагнсепп,Е. Симонов,Владимир Артамонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

– Знаешь что, ты как хошь думай про меня, а для учителя все ребята должны быть одинаковыми. А то дылда! Она такой же ребенок, как и все, только выше ростом, чем они, а кто же виноват, что они такие сморчки уродились?! А Ина у нас без отца росла, и туберкулез у ней... Это она на вид такая бедовая, а дома-то с ней плохо бывает... Ты не погляди, что она высокая... поэтому учительницу-то свою предупреди...

В 1947 году в Москве было тяжело с продуктами. Мать откуда-то доставала один раз в неделю две пачки дрожжей, разводила их в воде и вместе с пережаренным луком делала вкуснейшую запеканку, которую мы целую неделю перед этим ждали. Инга так и заявляла всегда, что когда вырастет, то будет есть только мамину запеканку, но помногу. И вот в очередной раз мать не смогла раздобыть дрожжей. Сидели мы очень грустные, болели ' десны от недоедания, и мы начали потихоньку скулить, прося у матери поесть. Но «поесть» не было. Скулили, скулили и довели мать, бессердечные дети* до истерики.

В тот же день Инга принесла штук шесть картошек. Матери что-то наврала насчет картошки, а мне призналась, где стащила. Оказывается, это в нашей же квартп– ре. У кого-то из соседей. Картошка хранилась между створками входной двери в закрытом на замок ящике. Инга как-то ловко отбила одну планочку, и мы своими тоненькими ручками нет-нет да и потаскивали потихонечку эту картошку. На этот раз мы блаженствовали: сварили картофельный суп. А Инга, как и всегда, когда разливали по тарелкам что-нибудь жидкое, уточняла:

– Мама, мне погуще.

Тяжелые времена вскоре стали проходить. Мама начала на пароходе дальнего следования работать (по Волге). Каждый раз ходили ее встречать на Речной вокзал вместе с бабушкой: и на столе появлялось много-много всего. Были даже астраханские арбузы! А из ягод бабушка варила различные варенья.

Уже в звании чемпионки мира Инга иногда приходила потренироваться на свою родную Петровку, и как только выходила на лед, тут же, как по мановению волшебной палочки, раздавался чуть ли не одновременный стук открывающихся форточек – и трибуна была готова к зрелищу. А Инга, проезжая мимо своего окна, кивала головой болельщику № 1 – своей бабушке, Евдокии Федотовне, которая, просунув кое-как голову в узкую форточку, строго следила за бегом своей внучки. За день-два перед первенством мира бабушка не находила себе места, только все спрашивала:

– Чтой-то ничего не передают, как там наша Ина? – Наконец раздается голос комментатора: «Мы ведем свой репортаж...», и бабушка буквально несется по квартире и взволнованно, а иногда с укоризной и ревностью напоминает соседу, ярому болельщику, если он вдруг забывал об этом:

– Петра, что ты сидишь, включай же скорей ради– ву. – И уже умоляюще: – Ина ведь бежит.

Бабушка знала очень много пословиц и каждой из них точно била в цель. Придет иногда Инга расстроенная из-за того, что на нее кто-нибудь накричал, а бабушка и скажет:

– Не бойся собаку, которая брешет, а бойся ту, которая молчит. – Или в другой раз саму себя оправдывает за истраченные на гостинцы для своих же внучат деньги: – Не оттого мы оголели, что сладко ели.

Вот эта бабушкина сердечность, отзывчивость, а иногда и вспыльчивость клубочком отмоталась к Инге. Доброта в Инге на первый взгляд могла показаться странной. К чужим людям, даже незнакомым, она могла проявить больше чуткости, чем к своим родным, будто те могли обидеться, а ты нет. Она забудет порой предложить тебе поесть, когда находишься у нее в гостях, и в то же время у нее можно было хоть полквартиры вывезти, и она не обратит на это внимания (где-то на аэродроме она потеряла 200 рублей; бабушка, когда узнала, руками всплеснула, а Инга говорит спокойно: «Ну что теперь делать-то, их уж все равно не вернешь»). А доброта ее заключалась в следующем: приходи и бери, что тебе нужно, не спрашивай, ты же свой человек и должен все понимать.

Наступили конькобежные дни Инги. Но признали ее в спортивном мире не сразу. До того времени существовала мода на невысоких конькобежек, и примером тому могла быть трехкратная чемпионка мира Мария Исакова. Про Ингу поэтому говорили, когда она впервые выступила на первенстве СССР в 1955 году, где заняла 21-е место:

– Из нее ничего не выйдет, слишком длинные мышцы, а в коньках, как известно, нужны более короткие для быстрого сокращения. – Но в ответ на такое заявление Инга вспыхивала и отвечала:

– Ну это мы еще посмотрим. – И, видимо, зарождавшуюся в Инге спортивную злость, при всей ее человеческой доброте, умерить в то время не было никаких сил: в 1956 году на первенстве Советского Союза неожиданно для всех она стала абсолютной чемпионкой страны, и, что самое потрясающее, с новым мировым рекордом в сумме многоборья. Ей было девятнадцать лет! В газетах тогда сообщили о ней, что совсем недавно, каких-нибудь два года назад, Инга Артамонова впервые встала на беговые коньки. Это было действительно так.

Но ее продолжали не признавать и не включили поэтому в команду для поездки в том же году на чемпионат мира (там сильнейшей оказалась Софья Кондакова). Но наступил следующий год, 1957, а потом 1958, когда она два раза подряд стала абсолютной чемпионкой мира. Это было громом среди ясного неба. Так стремительно, так смело, просто поразительно! Победы Инга одержала в финском городе Иматре и шведском – Кристинехамне.

Скандинавские болельщики сразу же ее признали и выбрали в свои кумиры. А на банкетах, устраиваемых после чемпионатов мира, она оправдывала эту любовь к себе. Инга появлялась там нарядной и красивой. И будто не она несколько часов назад выполняла такую изнурительную, «лошадиную» конькобежную работу, а кто-то другой. В этом ее характер – не показывать, как тяжело достаются победы, а выигрывать с легкостью, изяществом, артистичностью, вызывая тем самым еще большую симпатию окружающих.

Ее тогдашний тренер 3. Ф. Холщевникова призналась:

– Она будет чемпионкой мира не два раза, а десять раз! – И согласиться с этим можно было. Инга – это действительно было что-то новое в коньках. Откуда-то вдруг появилась высоченная (рост 177 см), стройная, сильная, разделала всех под орех. Теперь-то уже не удивительно, что победы одерживают преимущественно спортсмены высокого роста. У них больше мощи, длиннее рычаги. Это подтверждает в последние годы своим выступлением и голландец Ард Схенк.

Что же касается ее бойцовских качеств, то трудно найти что-то подобное. На соревнованиях она улыбалась, а если кто-то пытался ее «заводить» перед стартом, грозя «привезти секунд 10 на финише», делал только хуже для себя. Вот что Инга рассказывала мне: Стин Кайзер на чемпионате мира 1965 года чем-то раззадорила ее, и Инга голландке «врезала» в ответ, став в четвертый раз абсолютной чемпионкой мира.

Если можно было бы проследить за двумя состояниями человека – в период, когда он известен небольшому кругу людей и когда к нему пришла всемирная слава, – было бы очень поучительно. Как ни печально, но некоторые люди, ставшие известными, потеряли многое из того, что прежде было любимо окружающими. Мы перестаем уважать зазнаек, и мы правы. Но представьте себе, что вы как раз и есть тот самый прогремевший, пусть только на «всю округу», человек. Вам почет, прохожие останавливаются на улице и восхищенно глядят вам вслед, вы являетесь желанным гостем в любом доме, с вами хотят познакомиться, вам пишут письма, к вашему мнению прислушиваются... И вот при всеобщем признании нужно остаться простым и скромным человеком. Играть здесь невозможно, показывая и доказывая каждому встречному, что ты такой же простой, каким и был, а в душе лелеять высокомерие. Им, простым, видимо, нужно быть. И вот за что я особенно люблю Ингу (и в настоящее время тоже), так это за ее очень естественную и милую простоту. Конечно, нельзя сказать, что она совсем не изменилась с тех самых озорных детских лет. Изменилась, да еще как. Ведь побывать пришлось во многих странах мира, а это новые впечатления. Не говоря уже о новых появившихся чертах характера – сдержанности, аккуратности, строгости к себе... Но все та же простота, отличавшая ее всегда, открытость души, бесхитростность и то главное свойство ее детской души, все равно сохранившееся, несмотря на трудности и испытания взрослой жизни, про которое ее самая первая учительница, старенькая Наталья Васильевна, как-то сказала матери:

– Вы знаете, она просто вожак у вас. Если захочет, то весь класс уведет с урока, честное слово. – Вот эта черта – быть инициатором, заводилой, принимать на себя главный удар сохранилась у нее на всю жизнь.

Однако в силу своей простоты и постоянной приподнятости от одерживаемых победы в спорте, необычайного оптимизма, доверчивости Инга не замечала и многого плохого, что было в некоторых людях, окружавших ее, – хитрость, небескорыстие, обман... Не так-то все просто бывает, когда тебе всего двадцать лет и столько о тебе говорят... Попробуй разберись в себе и других.

Разные, конечно, бывают люди. Но некоторые из них остаются друзьями навечно. Это, например, тетя Наташа, воспитательница детского сада, в который ходила Инга. Мать иногда несет утром Ингу в садик, просит ее пойти ножками, а та упрется – и ни с места, а ведь тяжелая была необыкновенно. Из-за этого и на работу мама опаздывает. А вечером немного позже приезжает за ней в садик. Наташа на первых порах ругалась, ведь и ей тоже нужно домой. А потом как-то смилостивилась – бог с ними! К тому же и полюбила эту молчаливую и спокойную девчушку, которая никогда не плакала, не жаловалась по пустякам. Наташа стала брать ее к себе домой после садика, если Аня, мать Инги, опаздывала. Стала девочку подкармливать и даже чуточку баловать.

Есть еще Александра Ивановна, которая каким-то образом доставала для нас продовольственные карточки в те трудные годы. И что удивительно: эти люди куда-то потом исчезали, а когда в нашу семью врывалось несчастье – они вновь находили нас и предлагали свою помощь. Будто они и существуют-то для того, чтобы помогать. А когда все нормально, лишь присылают приветствия по случаю Ингиной победы.

И вот, когда приходили эти открытки, вновь в нашей семье была радость. Ведь за Ингу мы все переживали, наша неграмотная бабушка и та знала все Ингины секунды назубок и была таким специалистом в конькобежном спорте, что по выступлению спортсменки в первый день соревнований могла определить:

– Ну Ина теперь выиграет. – Потому что все знали, в том числе и наша бабушка, что уж три-то километра Инге отдай и не греши: стайерские дистанции у нее были на особом счету.

Особенно нас радовали ее успехи в 1962 году. Об этом я сейчас расскажу.

Была тогда для Инги полоса неудач, связанная с плохим выступлением на высокогорных катках. По-видимому, подводили больные в прошлом легкие. И действительно, внизу бежит отлично, выигрывает, а поднявшись в горы, становится неузнаваемой. Нет былой энергии в движениях, задыхается. А тут сразу же и ярлык:

– Инга не может бегать на высокогорье.

И вот в 1962 году, когда уже, казалось, нельзя было развеять этот пресловутый миф, она сделала то, что вообще трудно укладывалось в сознании.

Я как раз служил в армии. Захожу вечером, когда все уже легли спать, в ленинскую комнату, включаю телевизор – ведь знаю, что сегодня заканчивается чемпионат СССР на высокогорном Медео1 Сердце мое екает в предчувствии чего-то, а чего – не пойму. А уж когда объявил диктор, сразу понял:

– Москвичка Инга... установила каскад мировых рекордов, превысив прежнюю сумму в конькобежном многоборье более чем на 10 очков!

Не говоря уже о том, что смогла все же приспособиться к «бескислородным» условиям. Это потрясло всех. К тому же результаты прямо-таки были мужскими. Вот ее четыре мировых рекорда: 500 м – 44,9, 1500 м – 2.19,0, 3000 м – 5.06, сумма – 189.033 очка. Впоследствии Римма Жукова писала: «Они (рекорды. – В. А.) были столь великолепны, что все прежние спортивные подвиги в скоростном беге на Коньках померкли перед ними. Инга почти полностью обновила таблицу мировых рекордов. Она побила рекорд Тамары Рыловой на дистанции 500 метров, который держался 7 лет; Лидии Скобликовой – на дистанции 1500 метров, который устанавливался ею в Скво-Вэлли; Риммы Жуковой – на дистанции 3000 метров, продержавшийся 9 лет, и, наконец, рекорд в многоборье, набрав фантастическую сумму... Ингу поздравлял весь спортивный мир».

Долго потом держались они и лишь в 1967-1968 годах были в основном побиты голландскими и советскими конькобежками.

В том же году, в 1962-м, Инга выиграла все, что могла. В том числе и в третий раз стала абсолютной чемпионкой мира. Это вновь произошло, как и пять лет назад (в 1957 г.), в финском городе Иматре. Потом – снова цепь сплошных неудач.

Внешне могло показаться: наверное, Инга уже выдохлась, да и сколько можно, все-таки сделала много – стала трехкратной чемпионкой мира. Кому удавалось такое? Из женщин только Марии Исаковой. Но Инга так не думала о себе. Не думали так и те, кто знал Ингины возможности. А знали про нее следующее. Инга могла болеть и при этом долго не тренироваться, могла быстро прибавить в весе за это время, но проходил небольшой период, и она вновь была в хорошей форме. Ее ругали на первых порах за плохую технику, но она выигрывала, ругали за то, что она не делала по утрам физзарядку, от которой ее клонило ко сну, и спортсменка умышленно поэтому ее избегала. Но в то же время в Ингу верили. Тренеры. Болельщики. Для подруг по команде она была ну чем-то вроде матери. Ее так и звали – «наша мать». К ней всегда приходили со своими бедами – и, смотришь, полегчало. Знали также про нее, что Инга с одинаковой ответственностью будет выступать и на самых крупных соревнованиях, и на самых незначительных, даже за свой динамовский райсовет, чтобы принести ему зачетные очки. Инга могла себя плохо „чувствовать, могла бежать с температурой, могла быть не в форме. Но никогда не могла спасовать, отступить в соревнованиях любого ранга. Там она боец. Это знали все. Знали и другое, что если Инга споткнется, упадет, то обязательно поднимется, выпрямится.

И снова неприятность. В 1963 году у Инги обнаружили язву на почве нервных переживаний. Это было накануне Олимпийских игр в Инсбруке. Неужели и на этот раз она не сможет поехать? И вот запись в дневнике Инги, датированная 17 ноября 1963 года: «Поздно вечером прилетела в Иркутск. Вчера вышла из больницы. Очень сильно болят ноги от долгого лежания. Просто не верю, что я на свободе. Очень хорошо быть здоровым человеком». А вот еще запись: «С 13 по 30 декабря 1963 года за 11 ледовых тренировок – 486 кругов – 194,5 км. Из них быстрой «работы» – 85 кругов – 33,5 км».

И, зная ее необыкновенный настрой на победу, тем более что до олимпийских стартов оставался еще месяц, тренеры пообещали взять Ингу туда, если на отборочных соревнованиях в Москве она займет хотя бы на одной дистанции третье место. Инга, не оправившись еще от болезни, не войдя и наполовину в свою лучшую форму, заняла второе место на одной из дистанций. Но ее все-таки не взяли. Почему? Много тут причин могло быть. Одна из них – кампания по омоложению сборной...

Но тогда настроение у Инги испортилось. Второй раз она, сильная, обладающая таким запасом энергии и еще не до конца раскрывшая свои возможности, оказывается вне олимпиад.

Но Инга не скисла, хотя ей и было не по себе. Она восстанавливала отнятые болезнью силы и смогла занять на чемпионате мира 1964 года (после Олимпиады) уже второе место по сумме многоборья, а на первенстве СССР, которое было проведено под конец сезона, она полностью обрела спортивную форму и выиграла у всех, даже у сильнейшей в тот год челябинской конькобежки Лидии Скобликовой. Инга в пятый раз стала чемпионкой страны, а озорные московские болельщики в тот же день прислали ей телеграмму: «На уральскую молнию нашелся московский громоотвод». Этим и закончился спор на ледяной дорожке двух замечательных конькобежек. Лида после этого оставила на несколько лет коньки, а Инга и в следующем году (в 1965 г.) стала недосягаемой для соперниц всего мира.

За Ингу «болели» тысячи советских людей. Вот одно маленькое письмо: «Здравствуйте, Инга! Вам пишет свердловская пионерка Тамара Шиманова. Я учусь в 5-м классе «Б» школы № 36. Обещаю Вам, что буду учиться только на «отлично». Теперь я, как только напишу небрежно, подумаю: «А вот Инга ни в чем не дает себе поблажек». Занимаюсь в секции фигурного катания. 3-й разряд. Знайте, когда будут соревнования первенства мира, что за Вас «болеет» пионерка из Свердловска. Вы для меня, Инга, во всем пример».

Инга была на редкость способным человеком. Это проявлялось в ее умении все схватывать на лету, мгновенно перерабатывать полученную (увиденную или услышанную) информацию и через секунду (да простит ее бог!) выдавать ее за свою. В этом, видимо, заключалось ее особое свойство ума, нервной системы, характера. И в спорте, и в общественной и личной жизни. Всюду.

При всей ее веселости и доброте нрава к ней лучше не подходи во время тренировок. На соревнованиях уже можно: там представление для зрителей, блистательное, яркое. А здесь нипочем, потому что тренировка – это черновая «шахтерская» работа в три смены – все вперед и вперед, и даже собственная улыбка может только помешать, отвлечь от главной цели. На тренировках улыбки нет – она подзаряжается, аккумулируется, чтобы потом во время соревнований засиять на ее лице. А сейчас – работа, серьезная, ответственная. Отсюда ее бойцовский характер на соревнованиях. А когда она чувствует, что близка к цели, да к тому же ее действия стимулируют гипнотически направленные на нее глаза болельщиков, то у Инги еще больше прибавляется сил. Поэтому-то у нее и был всегда фантастический финиш. Столько страсти, стремительности, будто и не было позади этого трудного пути.

Точно такое же у Инги и вне коньков.

Поначалу мы думали, что ей очень трудно будет вести домашнее хозяйство, когда ей дали комнату и она стала жить самостоятельно. Ведь этим прежде занимались мама и бабушка. А как Инга, справится ли? Каково же было удивление мамы и бабушки, когда они в скором времени сняли первые пробы с блюд, приготовленных Ингой. Они были поражены ее искусством. Никто ее не учил. А рецепт, как печь пирог под каким-то хитрым названием, пришлось уже матери брать у Инги. Мы приятно удивились также ее успехам в вязании ив шитье. У нее получались очень красивые кофты и платья.

Мне думается, что основным недостатком людей, желающих достичь какой-то цели, является ожидание советов наставника, который в каждом случае нас обязан научить, направить. И вот если человек привыкает к помощи «учителя», он в будущем, за что бы ни взялся, боится самостоятельности. Все он чего-то ждет, подстраховывается, в результате даже из человека потенциально способного и получится «ни то ни се».

И наоборот, привыкнув проявлять самостоятельность, инициативу, пусть даже имея средние задатки, вскоре можешь быть приятно удивлен, что изменился в лучшую сторону и, следовательно, многого достиг. Ты не обращай внимания ни на кого, ни на какие авторитеты. Конечно, слушай, что они говорят, может пригодится. Но не считай, что ты сам ни на что не способен. Не делай поправку на свои 18-19 лет. Ты уже личность. Сегодня, сию минуту. Ты должен сам испытать себя, свои силы, чтобы убедиться – можешь ли ты вообще что-нибудь сделать хорошее. Только так и добывается счастье людьми.

Это качество было доведено у Инги до совершенства. Все время в труде. И самостоятельно. Поэтому она вечно что-то делает: то носится с разными выкройками, перебрав груду журналов, то готовит печенье по только что услышанному рецепту, то займется перестановкой мебели в своей комнате, то делает себе новую прическу... Правда, если она уставала (об этом, очевидно, «сообщал» организм), то все бросала, просто отдыхала – спала и ничего не делала (в такой период приходила бабушка и помогала). Это распространялось порой и на тренировки.

Она не стеснялась быть оригинальной и интересной для людей («Для чего ж мы живем»). Ей приятно было щегольнуть перед тобой знанием хотя бы десяти иностранных слов. Ты удивлялся ее способности (иногда специально), а это стимулировало ее, и она выучивала еще десяток слов. Да еще изобретет для пользы дела два-три слова и выдаст их за английские, чтобы настроить себя соответствующе. Смотришь: по капельке, по капельке и уже свободно разговаривает.

Как победительнице соревнований на приз Совета Министров Казахской ССР, ей предстояло разрезать большого гуся и раздать его по своему усмотрению присутствующим. Инга проделала эту «операцию» очень остроумно. Так, кому-то досталась голова, потому что его «амплуа» – забота о других, и, следовательно, приходилось больше думать, чем другим; кому-то были необходимы быстрые ноги – на его тарелке поэтому оказались лапки; кому-то нужно было пе просто бегать, а летать – ему предназначались крылышки.

Вот эта привлекательность ее как человека побуждала и других интересных людей искать с ней встречи. Были среди них знаменитые производственники, заслуженные фронтовики, студенты, к которым она была особенно добра, популярные актеры, певцы, поэты...

У Инги было много подруг. Но в особенности показательны ее отношения с людьми из мира спорта. Заслуженный мастер спорта Зоя Федоровна Холщевнико– ва, тренер Артамоновой, отличалась резкостью и прямотой. Однако и Инга умела за себя постоять, когда была уверена в своей правоте. Их содружество можно назвать творческим. Много вечеров провели они, обсуждая будущие старты, составляя планы тренировок. Зоя Федоровна внесла большой вклад в победы 1957-1958 годов. Теплая дружба связывала Ингу с В. Стениной, И. Егоровой и другими спортсменками. Непримиримые соперницы на льду, в жизни они относились друг к другу со взаимным уважением. И здесь сказывались Ипгппа доброта и широта взглядов, ее умение понять человека. Она старалась видеть в людях только хорошее, у нее были задатки воспитателя. К ней домой часто приходили девочки – начинающие конькобежки, и для каждой у Инги находилось доброе слово. Многим она помогала составлять тренировочные планы.

Одним из последних наших общений с Ингой был телефонный разговор. Он относится к 1965 году. Я в то время работал в издательстве газеты «Правда». Работал ночью, потому что ведь ночью делают газету, утром люди должны знать новости. Так вот, сделал я оттиск с одной полосы, привычным взглядом просматриваю – вышли ли заголовочки, фотографии и рисунки в будущей газете, и вдруг... указ. О награждении Инги за большие спортивные заслуги орденом. Уже вторым по счету.

Был час ночи. Думаю, сообщу ей прямо сейчас, чтобы порадовать. Неважно, что спит. Тем более что узнал– то я одним из первых, а завтра уже поздно будет. Звоню. Долго не снимает трубку. Наконец:

– Хозяйка, ты что же там спишь? – специально в таком «пожарном» тоне, чтобы она проснулась. И слышу в ответ испуганное:

– Что случилось?

– Да ничего не случилось, – говорю я, уже успокаивая, – ты вот все спишь, а тебя орденами награждают.

– Да ну, – удивляется она, – правда? – И чувствую, что ей очень, очень стало тепло на сердце...

Е. Симонов. ВДОХНИ ВЕРШИН СИЯНИЕ (Михаил Хергиани)

С чего начинается альпинист

Когда чемпион идет на рекорд, он не поет. Не до песен чемпиону. А Хергиани поет. Пусть над ним, под ним сплошной отвес. Крутизна! Стена! Так и называется этот класс соревнований альпинистов – «Стенные восхождения». Хергиани примостит полступни на уступчике, уцепится фалангами пальцев и подтянется, и совсем по-кошачьи соберется, растянется и вожмется всем телом в камень. Не собьешь меня, ветрило! Теперь освободившейся рукой надо забить крюк и защелкнуть в нем карабин и можно запеть.

Ему хорошо! Не знает Хергиани, что это за штука – боязнь глубины. Не отводит глаз от обрывающейся из– под человека и словно бы сброшенной вниз стены. Ему хорошо!

Михаил Хергиани из Сванетии. Значит, чем-то сродни язычнику. И поет любимое «О лиле Дали» – гимн повелительнице зверей и вершин.

Она: Неужели, любимый, не надоели тебе эти горы и ты не хочешь спуститься ко мне в долину?.

Он: Нет, моя милая. Горы никогда не могут наскучить. Прости, но они и красивей женщины и желанней.

Местиа, где увидел свет Михаил, райцентр Верхней Сванетии. Ее жители издавна звали еще свою страну Вольной Сванетией. Вся она заняла бы чуть больше одной пятнадцатой Московской области, все ее население уместилось бы в нескольких высотных зданиях столицы.

Здесь, в горах, в третьем веке до нашей эры и появились сваны. Грузинский царь Саурмаг отселил сюда тех, кто был стеснен в земле. Но и за отгородившей их от мира грядой хребтов они оставались и останутся грузинами. Не правы те, кто пишет «сваны и грузины». Это то же, что говорить, к примеру, «русские и туляки».

Сванетию нетрудно найти на карте по обилию отмеченных густой сепией горизонталей хребтов. Это центр всего Большого Кавказа с системой боковых отрогов, тянущихся параллельно Главному, или Водораздельному, хребту. На юг от Местии – скалистые склоны Сванет– ского хребта, дальше, к югу, хребты Лечхумекий и Ра– чинский. С запада огромная высокогорная котловина Сванетии отгорожена Кодорским хребтом. Отроги делят ее на отсеки – ущелья.

В Грузии, восемь десятых территории которой – горы, Сванетия наиболее горный край. Пропилив гигантский желоб в толще сланцев, глухо ревет река Ингури. Самая быстрая среди нетихих рек Грузии. Не эти ли картины побудили встреченного здесь нами американского туриста Вильяма Стинс-Вессермана писать: «Швейцарские Альпы лишь слабая миниатюра природы Сванетии, и им не оспорить первенства ее горного ландшафта».

Хергиани родился в 1933 году. Михаилом его стали называть русские, от рождения он Чхумлиан, дома же вслед за отцом его стали звать Минан. Так у простого парнишки из Местиа, словно у титулованной особы, появилось целых три имени. Если же обратиться к спортивным титулам, их у него будет дай боже!..

Примерно в это же время односельчанин Гио Нигу– риани стал первым сваном, узнавшим, что такое альпинизм. С этим событием совпал и прилет в Местию первого рейсового самолета, выход первого номера местной газеты.

Еще два года... Михаил топает пухленькими ножками по шиферным плитам дворика, прислушивается к незнакомым звукам автомобильного клаксона. Дорога соединила Местию с Сухуми. До этого и зимой и летом все перевозили только на санях. На девять снежных месяцев Сванетия бывала отрезана от мира.

Вершины стояли над колыбелью свана, всем его детством. Черноглазый, остриженный под нулевку парни– шечка часами мог разглядывать вставленные под стекло дипломы своего отца, дядей Габриэля и Бекну. А там повел шершавым пальчиком, разбирая вязь грузинского алфавита. Вот они какие, его родичи! Это они – один, и другой, и третий Хергиани – названы в почетных грамотах старейшего в стране Грузинского альпклуба, в приказах командования Закфронта.

Габриэль и Бекну не только партизанили в тылу у немцев, вели неозначенными на картах тропами горных стрелков Советской Армии. В самый трудный февраль – месяц, когда весь массив Эльбруса в броне натечного льда, – восходят они на его макушку. И это не просто восхождение, не просто спорт. Вместе с русскими товарищами по восхождениям мирных и военных лет Сашей Гусевым, Колей Гусаком, Сашей Сидоренко пинками табельных армейских валенок сбрасывают сваны свастику с вершины Эльбруса, а затем водружают Государственный флаг СССР. С ними русская Люба Коротаева, украинец Женя Белецкий, армянин Никита Петросов, еврей Леня Келье.

Мы вынуждены поправить здесь отечественных историков физической культуры. Среди всех сельских спортсменов страны не подмосковным и горьковским лыжникам, как утверждают историки, но именно сванам, именно Габриэлю и Бекну Хергиани первым вручают жетоны мастера спорта (1940 г.), потом и другие – с надписью «Заслуженный мастер спорта СССР» (1950 г.)¹¹.

– Дай мне поносить его, батоно Бекну, – выпрашивал Миша.

– Это тебе не брошка, Минан. Заработать надо.

Только и выпросил Миша снимок... Двурогая вершина. Ползущий по склонам пунктир. Слова – «Путь Габриэля Хергиани». Тогда ото был самый трудный из всех пройденных маршрутов на Ушбу. Куда, честно говоря, нет легких маршрутов. А габриэлевский вариант был нацелен точно по линии падения воды, левее Мазерской зазубрины.

Не раз бегал с мальчишками Миша в ближнее село Ушхванари. За околицей, словно распахивающиеся ворота, раздвигались тяжкие стены хребтов. За ними обрывался мир духовитых лугов, вкусно пахнущего сена, деловито жужжащих шмелей. Ты вступаешь, мальчишка, в чертоги самой богини Дали... Лед. Камень. Высота. Свист ветра. Треск льда. Тревожное эхо лавин.

И выше всех, на изумрудном цоколе глетчеров – Ушба.

Отец тоже хаживал на Ушбу, и Минан терпеливо дожидался своего часа, пока не перетаскают они все сено в зимний дарбаз, расчистят на потолке люк, в который будут сбрасывать корм зимующему тут же, в жилье, скоту.

– Пустишь теперь меня на гору, отец? Ну, пожалуйста...

Отец испытующе оглядел парнишку. Эх, сынок-сынок!

Дитя малое! Думаешь небось, что альпинизм сплошной почет, реки араки в честь победителя, грамоты, звания. Так думаешь?..

И сын выжидал. И отец размышлял. И оба молчали. Но вели безмолвную дискуссию. «Да?» – «Нет!» – «Позволь?» – «Не позволю!» – «Сам ведь на вершины ходишь». – «Потому тебя и не пускаю».

– Непростое это дело – гора Минан, – оборвал молчание отец, – ох и трудное. Соображать надо. Думать перед каждым шагом. И не бояться. Чтоб не начал ходить, как говорит русский альпинист, коленками назад.

Миша поглядел на ноги. На отца.

– А ты сделай мне экзамен, как в школе.

– Думать буду.

Утром, когда отец ладил кеври, этакую сванетскую борону, в раме которой вместо железных зубцов острые валуны, Михаил потихоньку забрался на чердак зимнего жилья – мачуба. Легко балансируя руками, перебежал по деревянной стремянке в боевую башню.

Через бойницу Михаил вылез на верх башни. Потрогал руками кладку. Выбрался на плоскую кровлю, встал на балюстраду и замер зажмурившись. Все, что внизу, стало махоньким. Все, что вверху, ужасающе громадным. Стоял и не мог заставить себя сдвинуться. Такое бывает. У многих и не проходит.

– Уж не подняться ли за тобой, дорогой мой орел вершин? – с ехидством осведомился отец. – Лучше совершай восхождения на стога сена. А мы тебе теплого да мягкого навозца от коровушек подстелем. Ну как, сынок мой любимый?

Ответа не последовало. Хергиани-младший только зыркнул потемневшими, округлившимися, как у хищной птицы, глазами. Выпрямился в рост. Осторожно, но не останавливаясь, обошел башню по узкой балюстраде. «Нате вам!» Засунул руки в карманы, напустил небрежности, повторил обход по всему кругу. «Кушайте на здоровье!» И по третьему заходу, привстав, на одних носочках, танцующей походкой по ослизлым камням и, замкнув круг, деловито сплюнул с таким расчетом, чтобы все видели – ему лично на это наплевать. «Так кому навоз подкладывать?»