Текст книги "Спортсмены"

Автор книги: Теодор Гладков

Соавторы: Дмитрий Жуков,Александр Котов,Дмитрий Урнов,А. Ланщиков,Юрий Уваров,Е. Дмитриев,Александр Высоцкий,О. Лагнсепп,Е. Симонов,Владимир Артамонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Вчерашний новичок сразу вошел в шеренгу ведущих конькобежцев страны. Без его участия теперь не обходится ни одно крупное соревнование, его имя становится известным миллионам болельщиков. От старта к старту растет мастерство Капчинского, улучшаются результаты,

В последующем тридцать шестом году он снова становится чемпионом СССР на «пятисотке», в многоборье выигрывает первенство столицы, добровольного спортивного общества «Локомотив», ВЦСПС.

Заслуженный мастер спорта СССР Платон Ипполитов в своей книге «Конькобежный спорт» посвятил ему примечательные строки: «А. Капчинский, хорошо сложенный, плотный, коренастый, обладает хорошим стилем бега, низкой посадкой, бесшумным толчком, отличной координацией, сильным поворотом. Его манера бега технична с внешней стороны и эффективна для скорости... А. Капчинский – лучший стилист в СССР». Далее П. Ипполитов утверждал, что Анатолий является самым опасным соперником для любого конькобежца страны и главным претендентом на конькобежную корону СССР.

Сам претендент между тем все силы отдавал занятиям в институте. Что греха таить, и в наши дни, и в те времена в вузах стыдливо бытовала практика известных поблажек студентам-спортсменам. Анатолий никаких скидок не принимал. Ему учиться было не легче, а труднее, чем его однокурсникам, не увенчанным чемпионскими лаврами. Если случалось уезжать на соревнования в другой город (а известно, что спортивный сезон конькобежцев почти совпадает с учебным годом в вузе), брал с собой два одинаковых чемоданчика: один со спортивным снаряжением, другой – с учебниками и конспектами.

Соседи по номеру в гостинице – чаще всего это были Константин Кудрявцев и Александр Люскин – уже привыкли, проснувшись, видеть Капчинского сосредоточенно «долбающим» сопромат или что-нибудь иное. Тогда же Анатолий ввел за правило: летом во время каникул уходить по программе вперед, чтобы заранее компенсировать неизбежные зимой пропуски занятий. Как бы то ни было, но студент Капчинский за все время пребывания в институте не имел ни «хвостов», ни академической задолженности, ни обидной снисходительности профессоров к «нашему чемпиону».

Если же все-таки институтские дела вступали в неразрешимое, бескомпромиссное противоречие со спортивным календарем, Анатолий без колебаний, хотя и с сожалением, выбирал то, что считал главным делом – учебу.

Потому-то после обидной неудачи на первенстве 1938 года он отказался от участия в соревнованиях на йрйз имени С. М. Кирова – они сойпали со сдачей курсового проекта. Но в тот день, когда Анатолий сдал последний зачет, из Кирова пришла телеграмма: Константин Кудрявцев советовал приехать. На Урале стояла превосходная погода, могли быть рекорды. Первым же поездом Капчинский выехал в Киров.

Погода, точно, была отличная. Три-четыре градуса мороза при полном безветрии. Дорожка стадиона – в идеальном состоянии.

Настроение у спортсменов, съехавшихся в Киров со всей страны, приподнятое. Намерения – самые боевые. Оживленно и на трибунах, тысячи кировцев в нетерпении ждут рекордов от своих любимцев, в том, что высокие результаты будут, не сомневается, кажется, никто.

Забеги на побитие рекордов открывают женщины. Вот на старт выходит худенькая русоволосая девушка, она местная, кировская. Ее имя еще никому почти не известно – Маша Исакова. К финишу она пришла уже знаменитой: старый рекорд на тысячу метров Исакова улучшила сразу на две секунды! Хорошее начало...

На старт «пятисотки» Капчинский вышел один, без соперника. Только это и спасло старый рекорд. И все же его результат 43,4 секунды был лучшим в сезоне и вторым в истории конькобежного спорта в СССР.

Стартует на 10 000 метров Евгений Летчфорд и бьет всесоюзный рекорд, державшийся до того... девятнадцать лет!

И снова на старте Капчинский. На сей раз он бежит полторы тысячи. Эта дистанция едва ли не самая тяжелая в конькобежном спорте. Ее можно сравнить только с бегом на 400 метров в легкой атлетпке. В самом деле, фактически спортсмен должен в состязании на полторы тысячи пройти подряд три «пятисотки»! Скорость спринтера и выносливость стайера – вот что такое полторы тысячи.

Рекорд устоял. Капчинскому не хватило всего-навсего одной десятой секунды из-за того, что на втором вираже он споткнулся...

Через сутки, заряженный основательной дозой спортивной злости, Капчинский снова вышел на старт. И рекорд пал! Анатолий Капчинский пробежал полторы тысячи метров, показав великолепное время: 2 минуты 20,6 секунды! Только тринадцать лет спустя, в 1951 году, был побит этот рекорд и то на льду высокогорного катка Медео под Алма-Атой!

...Беда подкралась с той стороны, откуда ее можно было меньше всего ожидать. Пустяковая ангина – и тяжелейшее осложнение на почки. Долгие недели на больничной койке, и категорический приговор врачей: со спортом покончено. Физическая нагрузка, неразрывно связанная с тренировками, может привести к необратимым последствиям.

Худой, ослабевший, Капчинский возвращается домой. Наверстывая упущенное, работает над курсовым проектом, свободные часы отдает семье. У него уже есть семья: жена Галина и сын Борька. Так проходит полгода – Капчинский и не помышляет о спорте. Откровенно говоря, ему и некогда: он перешел на последний, пятый курс, у него дипломный проект, практика в паровозном депо, общественные нагрузки. Позволяет себе лишь легкую утреннюю зарядку для бодрости, не больше.

А потом выпал снег и... безудержно потянуло на каток. Капчинский прочитал о своей болезни все, что мог осилить при отсутствии специального образования. И составил план возвращения к спорту.

Весь день расписан по минутам. Учебные занятия чередуются с физическими упражнениями. Непрерывный самоконтроль. Как только появляются боли в пояснице или повышается температура – он уменьшает нагрузку.

День идет за днем. Все меньше колотится сердце после приседаний, все реже стреляет в почки после небольшой пробежки в парке. Наконец, первый круг по дорожке на коньках. Рядом, с тревогой поглядывая на него, катит теперь уже старый друг Константин Кудрявцев. Он сейчас главный наставник Анатолия и строгий опекун. Ему тоже хочется, чтобы Капчинский вернулся в большой спорт, но он хорошо понимает, что заключение врачей не шутка, что воля и настойчивость не должны оборачиваться безрассудством. А потому на сегодня хватит.

Весной 1940 года Анатолий Капчинский получил диплом инженера, а в начале зимы вышел на старт своих первых после болезни соревнований – на первенство Москвы. Зрители встретили его восторженно-изумленными аплодисментами: среди любителей спорта было хорошо известно, что Капчинский «сошел», и его неожиданное появление на стадионе было для всех радостной неожиданностью.

Анатолий поразил всех не только самим фактом своего выхода на дорожку, но и высокими результатами. Он занял второе место на «пятисотке» (первым с поразительным рекордом – 42 секунды ровно – был Константин Кудрявцев) и стал чемпионом столицы в беге на пять тысяч метров!

В числе многочисленных поздравлений, полученных Анатолием, было и поздравление от врачей больницы, из которой его выписали с категорическим предписанием покончить со спортом.

В декабре Анатолий одержал еще одну победу – причем на всесоюзных соревнованиях и в многоборье! – он стал первым обладателем только что учрежденного приза Верховного Совета СССР. Фактически это было равноценно (с учетом состава участников соревнований) завреванию звания абсолютного чемпиона страны.

Последний раз в тот довоенный сезон Анатолий Капчинский вышел на лед стадиона в Кирове 12 марта 1941 года: и побил на 0,6 секунды пятилетней давности рекорд Аниканова в беге на тысячу метров.

Через три месяца с небольшим началась война.

Это случилось в воскресенье. В понедельник Капчинский, как и миллионы его сверстников, уже был в военкомате. Ему отказали решительно. Инженеров-железно– дорожников добровольцами в армию не брали, если даже они и имели звания командиров запаса. Работники железнодорожного транспорта рассматривались как призванные на военную службу и без заявлений с их стороны. Спорить с военкомом было бессмысленно: тот попросту не имел права послать инженера Капчинского на фронт.

А через несколько дней от старого, саратовских времен, друга Федора Тарачкова Анатолий узнал, что на стадионе «Динамо» собираются спортсмены, из них формируют какие-то особые полки. И Капчинский поспешил по такому привычному маршруту...

На «Динамо» действительно набирали добровольцев в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения – ОМСБОН НКВД СССР. Весь цвет московского большого спорта собрался здесь. Анатолий не успевал здороваться с друзьями, имена которых знала вся страна: Николай Королев, Георгий Мазуров, Серафим и Георгий Знаменские, Любовь Кулакова, Григорий Пыльнов, Сергей Щербаков, Константин Кудрявцев. Целыми курсами пришли на стадион студенты института физкультуры.

Через несколько часов Анатолий Капчинский был зачислен в бригаду, назначен командиром отделения и направлен вместе со всеми на подмосковную станцию, где омсбоновцы проходили подготовку.

Бойцы ОМСБОНа предназначались для действий в составе небольших групп в тылу врага, а также для борьбы с фашистскими диверсантами в тылу советских войск. Особый характер будущих боевых действий омс– боновцев обусловил и особый характер их подготовки. Бойцы совершали долгие лыжные и пешие переходы, марш-броски, прыгали с парашютом, учились стрелять из всех видов советского и немецкого стрелкового оружия, устраивать засады, действовать в лесных условиях, овладевали приемами рукопашного боя, диверсионным и радиоделом. Нагрузка и физическая, и нервная была огромной, и Капчинский понял, почему, формируя ОМСБОН, командование отдавало предпочтение спортсменам.

Боевое крещение бойцы ОМСБОНа приняли в зимних боях у стен столицы, но, как только гитлеровцы были отброшены от Москвы, омсбоновцев снова вернули на их «дачи». Красноармейцы и командиры бригады предназначались для выполнения особых заданий, подготовка каждого из них требовала времени и больших усилий, потому их и берегли. Разумом Капчинский все это прекрасно понимал и... рвался на фронт.

Отделением он уже не командовал: как инженера его назначили начальником оружейных мастерских. Теперь мечта попасть на фронт вообще отодвинулась на неопределенное время.

В самом начале зимы совершенно неожиданно Капчинскому довелось снова... встать на коньки, последний раз в жизни...

Это казалось невероятным: немцы кричат на весь мир, что не сегодня-завтра они войдут в советскую столицу, а в Москве между тем проводятся традиционные соревнования – открытие сезона на Патриарших прудах.

На старт, правда, вышли всего четыре участника, но какие! Константин Кудрявцев, Платон и Игорь Ипполитовы, Анатолий Капчинский. Не принесли высоких результатов, эти забеги, но они вошли в историю советского спорта как символ мужества москвичей, даже в эти самые тяжелые дни уверенных в конечной победе своего правого дела.

Однажды, получив увольнительную, Анатолий посетил свой дом. В письме к жене, находившейся в эвакуации, он рассказывал об этом так: «Галочка, почти в каждом письме я писал тебе, что чувствую себя отлично. Это было верно, но на днях схватила меня ангина – и как следствие почки. Сейчас почти здоров, правда, утром была еще температура 37,9. Уверен, что завтра пойду в свою мастерскую.

Я очень увлекся работой. Пусть я только ремонтирую оружие, а не стреляю из него, все равно работаю для победы.

В письме ты спрашиваешь, взял ли я свой приз имени Верховного Совета, теплое белье, бурки. Поехать раньше не было возможности. Выбрался в прошлое воскресенье.

В этом районе немцы сбросили несколько бомб, и дом сильно пострадал от взрывной волны.

Я поднимался по исковерканным лестницам, заходил в пустые квартиры, по которым разгуливал ветер, и сердце мое сжималось от боли. Как хочется отомстить фашистам за все...»

Потом пришел день, когда от вернувшегося после нескольких месяцев пребывания во вражеском тылу абсолютного чемпиона СССР по боксу Николая Королева Капчинский впервые услышал фамилию полковника Медведева.

Дмитрий Николаевич Медведев был старый чекист, и сорокатрехлетней жизни его хватило бы на несколько романов. Он участвовал в бурных Октябрьских событиях 1917 года, прошел фронты гражданской войны, потом в органах ВЧК-ОГПУ боролся с контрреволюцией, бандитизмом, иностранной агентурой. В 1940 году из-за тяжелой болезни Дмитрий Николаевич вышел на пенсию. Но ненадолго. Когда началась война, Медведев вернулся в строй. В августе он собирает небольшой отряд из тридцати трех добровольцев-москвичей, переходит с ними линию фронта и начинает партизанить у себя на родине, в Брянских лесах, а фактически организует в области массовое партизанское движение. В январе 1942 года он возвращается в Москву и докладывает о выполнении порученного ему задания. О полученных за эти несколько месяцев ранениях и контузии молчит. Одна из ран могла бы привести к гибели, если бы не пронес его на своих широких плечах Несколько километров адъютант – Николай Королев.

Медведеву поручают возглавить новый отряд, более сильный и с более важными задачами. В нем должна была найти воплощение мысль, зародившаяся у Дмитрия Николаевича еще на Брянщине.

У будущего подразделения должно было быть две сферы деятельности. Первая – сугубо разведывательная: сбор в тылу немцев необходимой для командования Красной Армии военной, политической и экономической информации.

Вторая – чисто партизанская: диверсии на железных дорогах, уничтожение воинских складов, налеты на гарнизоны, распространение среди населения листовок, рассказывающих правду о положении на фронтах, уничтожение предателей и тому подобное.

Заместителем Медведева по разведке был назначен старый чекист подполковник Александр Александрович Лукин, заместителем по политической части – майор Сергей Трофимович Стехов.

Из омсбоновских батальонов Медведев, Лукин, Стехов должны были отобрать около ста бойцов: самых подготовленных, решительных, надежных. Добровольцев – хоть отбавляй. Среди них и Анатолий Капчинский. Ему повезло: Медведев зачислил его в отряд сразу же.

В мае 1942 года подготовка отряда, которому было присвоено символическое название «Победители», подошла к концу. Пора было приступать к очень трудному и опасному делу – переброске за линию фронта.

Отряд «Победители» должен был действовать в глубоком тогда тылу врага под Ровно. Это был не обычный город – гитлеровцы объявили его «столицей» временно оккупированной ими Украины. В Ровно располагались резиденция одного из ближайших к Гитлеру людей – рейхскомиссара Украины, гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, сам рейхскомиссариат, множество оккупационных и военных учреждений. Они-то и должны были стать объектами самого пристального внимания разведчиков отряда.

Каждую ночь с подмосковного аэродрома поднимались тяжело груженные самолеты и брали курс на запад. Они иересекали линию фронта и растворялись во тьме над оккупированной территорией. Потом следовала команда пилота – и прыжок в неизвестность.

Первая группа десантников, которую возглавлял командир войсковых разведчиков Александр Творогов, приземлилась в двухстах километрах от того места, которое планировалось. Она была выдана местным предателем и в ожесточенной схватке с карателями почти целиком погибла.

20 июня в районе железнодорожной станции Толстый Лес была сброшена группа, в которую входили Медведев, Лукин, командир радиовзвода Лидия Шерстнева, разведчицы Симона Гринченко и Мария Фортус (обе они в свое время воевали в Испании), несколько бойцов– испанцев.

Группы сбрасывались одна за другой, и не для всех высадка завершалась успешно. Погиб самый молодой боец отряда, шестнадцатилетний Толя Пронин, уже отличившийся в боях под Москвой. Группа во главе с начальником штаба майором Федором Пашуном, в составе которой летел Пронин, была обстреляна немцами еще в воздухе над станцией Хойники. Анатолий был ранен, приземлился без сознания. Немцы схватили юношу, почти подростка, долго пытали. Анатолий не сказал ни слова. Его повесили...

Кроме Пронина, гитлеровцы схватили еще одного парашютиста – Калашникова, сломавшего себе обе ноги при неудачном приземлении. Калашников тоже ничего не сказал при допросах, но уже из этих фактов немцам, конечно, стало ясно, что сброшен десант. Гитлеровцы начали поиски, а отряд никак не мог тронуться к Ровно, потому что еще не встретили группу, заброшенную под командованием начальника штаба Пашуна.

Ночи проходили неспокойно. Каждое утро часовые докладывали, что слышали в лесу какое-то неопознанное шевеление, улавливали за деревьями колышущиеся тени. Сам лагерь был разбит на возвышенном, открытом со стороны леса месте. Палатки, натянутые из белого парашютного шелка, ночью буквально светились за десятки метров, словно серебряные пузыри.

В ночь на 28 июня взводу Анатолия Капчинского было поручено нести охрану лагеря. Д. Н. Медведев вспоминал потом: «Толя Капчинский, с которого вмиг слетела вся его беззаботность, взволнованный и обрадованный этим первым боевым заданием, сдержанно отвечал на каждую фразу: «Есть».

А на рассвете в лесу загремели выстрелы: разведчики Володя Цароев, Валентин Семенов, Христофор Мухин и Константин Пастаногов, посланные на задание, не успев отойти от лагеря на несколько сот метров, натолкнулись на колонну карателей... Немцев и полицейских было около двухсот, в то время как отряд тогда насчитывал семьдесят два бойца.

Первым на выручку разведчикам, попавшим в беду, бросился со своими бойцами Анатолий Капчинский. Они подоспели вовремя. Ударили по немцам стремительно, дерзко, решительно... Каратели были разбиты в этом первом коротком бою и бежали, оставив около сорока трупов. Отряд захватил несколько пленных, взял трофеи, в том числе два пулемета.

Восемь бойцов отряда в том бою получили ранения. Двое пали смертью храбрых. Одним из павших был комсорг Семен Прохоров, вторым – пробитый восемнадцатью пулеметными пулями Анатолий Капчинский...

Д. Н. Медведев писал: «...в бою отряд понес тяжелую утрату: погиб Толя Капчинский.

В далеком Мозырском лесу, на цветущей поляне, мы вырыли могилу герою-партизану. Опустили тело в землю, обнажили головы.

– Прощай, дорогой друг, мы за тебя отомстим.

В суровом молчании прошли бойцы мимо открытой могилы, кидая в нее горсти земли.

Потом зарыли могилу, выросший бугорок любовно обложили дерном».

Это была первая могила на славном боевом пути легендарного чекистского отряда «Победители», чьи дела нашли достойное место в летописи Великой Отечественной войны. За два года действий в тылу врага разведчики и бойцы отряда, выросшего в двухтысячное соединение, совершили много славных подвигов. Трем лучшим из лучших: Дмитрию Медведеву, Николаю Кузнецову и Николаю Приходько – Родина присвоила высокое звание Героя Советского Союза, сотни храбрецов удостоила орденов и медалей.

И навсегда останется в благодарной памяти потомков имя партизана отряда «Победители», первым из медве– девдев отдавшего свою жизнь за свободу и независимость Родины.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 июня 1944 года за храбрость, мужество и самопожертвование в бою Анатолий Константинович Капчинский посмертно был награжден орденом Отечественной войны I степени.

...В последнее воскресенье января каждого года в Москве и Саратове на ледяные дорожки стадионов выходят конькобежцы. Они оспаривают почетный трофей – приз имени Анатолия Капчинского. Настоящего человека. Большого спортсмена. Отважного партизана.

Анатолий Ланщиков. РЫЦАРЬ ЗЕЛЕНОГО ПОЛЯ (Григорий Федотов)

I

Легенды создаются людьми, и создаются они о людях. В довоенный период каждый мальчишка, неравнодушный к футболу, твердо веровал в то, что где-то живет футболист по фамилии Бутусов, ударов которого не выдерживают штанги, а для вратарей его удары попросту смертельны. И появилась эта легенда давно, еще в детстве ее слышал Григорий Федотов. (Родился Григорий Иванович 24 апреля 1916 года.)

Федотов вырос, сам стал играть в большом футболе, а легенда о Бутусове жила, как жила легенда о Федоре Селине, который «может мяч головой провести через все поле и, если захочет, обратно». А вскоре Федотов и сам стал легендой. «С чьей-то легкой руки, – вспоминает наш известный статистик футбола Константин Есенин, – знаменитого Федотова уже после первых чемпионатов водрузили в каком-то дружеском шарже на пьедестал, на котором было написано «300 голов», и на этом успокоились, решив, что ни Федотов, ни его вершина недосягаемы».

По свидетельству строгой статистики, Григорий Федотов никогда такого количества голов не забивал, но легенда меньше всего считается со статистикой, легенда даже не вобрала в себя эту цифру – игнорировала ее. Что там 300 голов, ведь и эта цифра определяет какой-то потолок. Конечно, статистики и прочие доки – они все подсчитали и все знают, хотя, впрочем, простые любители футбола знают больше, они, например, знают не то, что Федотов мог забить и забивал голы в матчах с любыми соперниками, они знают, что Федотов не мог не забить гол, – вот в чем дело. Больше того, они совершенно уверены, что почти все голы в армейской команде забивал Федотов (и даже в тех матчах, в которых он не участвовал). Как известно, московские динамовцы в знаменитую поездку на родину футбола осенью сорок пятого года брали с собой армейца Всеволода Боброва, но любители футбола, во всяком случае, те из них, что совершенно безразличны к футбольной бухгалтерии, твердо верят, что вместе с динамовцами ездил в Англию и Григорий Федотов.

Но что же такое тогда легенда – одни преувеличения, нетребовательный вымысел, полная недостоверность? Нет, легенда, возможно, содержит в себе больше достоверности, нежели строго документальные выкладки и всякого рода списки статистических данных.

Как это ни странно, но даже самая точная и достоверная статистика не в состоянии нам помочь, если мы зададимся целью охарактеризовать футбол какого-либо периода или сравнить игру сильнейших футболистов. Например, в списке членов «Клуба Федотова» первым стоит А. Пономарев (152 гола в первенстве), далее следует Н. Симонян (144), С. Соловьев (143), Г. Федотов (132), А. Гогоберидзе (127) и т. д. Бобров в играх на первенство не дотянул до сотни мячей (97). Но тут сразу же встает вопрос о неравенстве условий: один играл семь-восемь лет, а другой – двенадцать-пятнадцать. Разумеется, первому достигнуть рубеж в сто мячей труднее, чем второму. Есть, кажется, принцип, более близко подводящий нас к истине, – сколько в среднем за игру мячей забивает футболист. Тут лидер уже Бобров (0,84 мяча за одну игру), вторым следует Федотов (0,79), третьим Соловьев (0,62), Пономарев (0,61) четвертым, а Симонян (0,53) только восьмым.

Казалось бы, этот принцип подводит нас к истине. Но... и это не так. Один футболист может уйти из спорта еще в годы своего расцвета, другой может очень долго играть, и вполне естественно, что в последние годы выступлений в интересах команды могут эксплуатироваться не столько его ударные способности, сколько организаторские. Закономерно коэффициент «забиваемости» у такого футболиста несколько снизится. Возьмем вратарей. Выступая за сборную, Яшин пропускал в среднем за игру 0,91 мяча, Кавазашвили 0,65, а Маслаченко только 0,62. Вроде бы столь точная статистика дает нам основания считать сильнейшими из вратарей Маслаченко. Но ведь тут играют не последнюю роль и количество проведенных матчей, и сила команд-соперниц. Что касается, например, количества сыгранных матчей за сборную, то больше всех их провел Яшин (78), затем в этом списке следует Кавазавшили (23) и последним оказывается Маслаченко (8). Итак, какой принцип мы ни положили бы в основу своих статистических изысканий, ни один из них не будет универсальным, Как ни странно, но цифры только будоражат наше воображение и мало что дают, когда мы приступаем к анализу.

Другое дело легенды с их приблизительностью. Оказывается, они при анализе состояния футбола той или иной поры дают нам куда больше, чем все статистические данные, вместе взятые.

В конце 20-х – начале 30-х годов, когда тактическое мышление игрока порой отождествлялось с его игровой хитростью и четким знанием правил, когда под коллективной игрой подразумевалась игра дружная, а класс игры защитных линий был невысок, главную роль в футболе стал играть удар, что в общем-то соответствовало духу времени, ибо героем дня стал человек, могущий благодаря напряжению своих сил преодолеть на пути все преграды. Этого же ожидали и от футболистов, ожидали всесокрушающего удара. Вероятно, Михаил Бутусов был ближе всех к идеалу тогдашних болельщиков, а если учесть, что отчеты о матчах по большей части передавались изустно, то нетрудно понять, как невероятное приобретало силу достоверного. Однако при всей своей недостоверности рожденная тогда легенда наиболее глубоко запечатлела дух и главную тенденцию той поры.

Но ни в жизни, ни в футболе ничто не стояло на месте. Хотя в футболе по-прежнему славился пушечный удар, в то же время все большее и большее количество игроков овладевало самыми сложными техническими приемами. И тут родилась легенда о Федоре Селине, не более достоверная, но и не менее точная, нежели легенда о Михаиле Бутусове.

В предвоенные годы футбол наш сделал качественный скачок: стали появляться целые ансамбли, составленные почти из равноценных игроков. Теперь уже при наличии двух-трех классных футболистов команда не могла рассчитывать на стабильные результаты. Пожалуй, успешнее и быстрее всех перестройку произвели московские команды «Спартак» и «Динамо», ставшие тогда лидерами отечественного футбола. Но и другие клубы работали в том же направлении и в первую очередь команда ЦДКА, пожавшая плоды этой работы в послевоенные годы.

Когда-то, в предвоенные годы, своего рода футбольным клубом были Сандуновские и Центральные бани Москвы. Сюда после футбольных баталий стекались их участники, тут же можно было увидеть тренеров и массажистов, руководителей спортколлективов и судей, короче говоря, всех тех, кто готовил матч или в нем участвовал. И вот в этой атмосфере естественного демократизма – ведь смешно же непомерно заботиться о своем авторитете, когда ты сам, как и все, пребываешь в облике Адама, – производились самые квалифицированные и объективные разборы матчей, взвешивались достоинства тех или иных игроков, делались экскурсы в футбольную историю, обсуждались самые жгучие проблемы современного футбола.

В один из таких банных дней весны тридцать седьмого года наш в прошлом замечательный игрок, а ныне один из наставников московского «Спартака» Николай Петрович Старостин впервые услыхал о Григории Федотове. Впрочем, вот как это он сам вспоминает: «Я добросовестно хлестал себя веником на верхней полке в Сан– дунах, когда сквозь жар и пар разглядел Константина Блинкова. Через секунду Костя пристроился рядом на лавку. Всегда чуть улыбающееся умное лицо этого расчудесного игрока, подобно мне уже вышедшего в ту пору в отставку из большого футбола, радостно сияло. Он многозначительно поглядел на меня и поднял большой палец – жест, до сих пор равнозначный высшей похвале.

– Ты о чем? – спросил я.

Мой друг прищурился и дважды торжественно произнес:

– Самородок! Самородок, да еще какой...

– Кто?

Блинков в то время был начальником финансового отдела на заводе «Серп и молот» и шефствовал над командой «Металлург».

– Коля, друг, найден игрочина, каких еще Москва не видала! Этот малый из Ногинска утрет нос всем нашим атаманам. На первый взгляд видно, что игрок от господа бога. Фамилия Федотов. Словами не расскажешь. Приходи, увидишь. А когда увидишь, то спать не будешь, пока в «Спартак» не перетянешь. Я заприметил его еще осенью, но, конечно, молчал, а сейчас он на левом краю «Металлурга» в Сочи чудеса творит...

И он довольно засмеялся своим тихим, бархатистым смехом...

Каждый из нас невольно возводит мечты в действительность, принимает желаемое за факты. Но достаточно мне было дней через десять увидеть Григория Федотова в раздевалке стадиона «Локомотив», как я с первого же взгляда понял, что это незаурядный игрок. На тренировке он меня покорил, после игры я им бредил.

Если спросить: «Кто лучший из лучших в советском футболе за пятьдесят лет?», ответят: «Григорий Федотов».

Дебют провинциала в Москве ошеломил гурманов столичного футбола. Все подкупало в молодом форварде: пружинисто-припадающий бег, мощь, резвость, прыжок и завораживающая манера игры. Все говорило, нет кричало, что перед нами драгоценность, Шаляпин в футболе.

И он давал концерт за концертом.

Все, что делал Григорий Федотов на поле, было ново, неожиданно, самобытно. Безукоризненная корректность сочеталась с пламенным движением вперед, джентльменство с результативностью. Его выступления стали приманкой для зрителей. Идешь, бывало, на стадион и ждешь, что еще нового покажет этот талантище, предвкушаешь удовольствие от его игры.

Конечно, дело не в том, что два знатока оценили способности пока еще неизвестного футболиста, а в том, что Москва ждала такого футболиста, ждал его весь наш футбол.

II

Когда звонкие весенние ручьи, стянув отовсюду последние лоскуты слежавшегося за зиму снежного покрова, вдруг постепенно начинали смолкать, на пустыри, забыв все свои заботы и обязанности, двигались небольшими толпами мальчишки. Они ощупывали взглядами знакомые, но будто уменьшившиеся за зиму поляны, ковыряли носками ботинок землю, прикидывая в уме, как скоро можно будет принести футбольный мяч, чтобы начать... Футбольный сезон? Нет, начать новую жизнь, жизнь с футболом, и они ее всегда начинали хотя бы на день раньше, чем сами предполагали. Сначала приносили футбольный мяч просто так, «постукать»... Потом? Потом – пусть ты весь в грязи, пусть дрожат от непривычки или «отвычки» ноги, а рот твой изнутри словно оклеен сухой жесткой бумагой, потом пусть тебя ожидают заслуженная кара или простое неудовольствие, в зависимости от склада родительского характера и других обстоятельств, – главное, ты сегодня играл в футбол, нет, жил в футболе.

В один из апрельских солнечных дней вот так же пришли на свой пустырь глуховские ребята, они принесли сюда небольшой глиняный бочонок. Светловолосый мальчишка после того, как все подержали в руках бочонок, ударил его о камень. Мальчишки смотрели завороженно: среди свежих глиняных черепков и рябившей россыпи монет чуть шелестели на ветру бумажные купюры...

Еще осенью глуховские ребята из Красноармейского общежития, в котором жили с семьями работники текстильного комбината имени Ленина, решили за зиму накопить сообща денег и по весне выйти на первую свою игру с ребятами из Буденновского общежития при форменных футболках и гетрах. Разумеется, свой замысел они держали в глубокой тайне, а хранить копилку поручили Грише Федотову.