Текст книги "Неудавшаяся история (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зингер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Охотник и во сне умудрялся нервничать. Он был напряжен. Недовольно кривил губы.

– Ты имеешь что-то против Радислава?

– Для чего ты потащила его с нами? – вкрадчиво полюбопытствовал Лис. – Ему на роду сказано убить тебя, ведьму, любым доступным способом.

– О, ты преувеличиваешь. – Моя уверенность потонула в озлобленном взоре собеседника.

– Слава, бес тебя подери! С таким не шутят!

– Про тебя тоже говорили: «Плохо смотрит», – парировала я.

В каше, к моему стыду, не оказалось ни мушек, ни песка или камешков, ни палой листвы. Идеально посоленная рассыпчатая крупа. Ее хватило ложек на семь, а дальше я горько посасывала ложку и подумывала, не облизать ли котелок.

Лис, прожевав, продолжил:

– И не зря говорили. Но я сдался из-за дружбы и… камня, – вынужденно согласился варрен. – А кто знает, что возомнил охотник? У него нет причин доверять тебе.

– Не забывай, я – чародейка.

– Не забывай, – передразнил Лис, – меч у горла действеннее любой волшбы, хоть по книге, хоть на крови. А уж о твоих навыках в бытовых чарах давно нужно всплакнуть да закопать их, чтоб не разлагались у всех на виду.

Я бы поспорила, но слишком правильно звучали его речи.

– Кстати, – не унимался друг – он говорил тихо, но разборчиво; так, чтобы въедаться под кожу, – если уж мы завели речь о волшбе. Если тебя поранит кто-то другой, то темные способности откроются?

– Нет.

– Тогда почему после встречи чернокнижницей Радислав утверждал, будто ты вся дышала тьмой?

– Неправильно рассуждаешь. Ведьма и не думала пустить мне кровь. – Я дотронулась до перевязанной ноги, и во вспухшей голени отдалось покалыванием; рана-то зажила, но ощущения остались. – Я сама плюхнулась на штырь. Вроде как добровольно порезалась, раз уж не сумела устоять на ногах. И могла обратить кровь в чары. Но не успела.

Припомнился давний случай с шишигами. Если б их предводительница не порезала меня когтём, а я – не расковыряла свежую рану, то не видать нам спасения как своей макушки.

– Бестолковая система. Если я изрежу тебя в капусту – ничего не произойдет, но если ты упадешь и разобьешь нос, то сможешь перебить половину Рустии. Бредятина.

Я возмущенно шикнула:

– Нет, я всё понимаю, но что ты бурчишь по пустякам? Ведьмовские законы придумали до меня. А ты вечно всем недоволен: выжили в схватке с крысами – плохо. «Победили» ведьму – глупо. Пригласили лишний клинок – отвратительно.

– Принесет ли он нам пользу.

– Волнуешься обо мне? – Я пристально взглянула в черные глаза Лиса.

– Нет… – Он сцепил зубы. – Да, бес тебя подери, да!

– Из-за браслета?

– Нет! Не совсем. Ты – первый человек, готовый пойти ради меня на жертву. Я не отрицаю, что получи мы выгоду из камня, ты не останешься без вознаграждения. Но идешь ведь просто так, без жажды наживы. Я молчу уже про то, что одна ты способна остаться с типом, который едва не угрохал тебя дважды. И я беспокоюсь, потому что не уберегу твою наивную голову от всех глупых поступков и нехороших людей.

– А заодно ревнуешь?

Меня начал душить дикий хохот. Он не вырывался за пределы насмешливо изогнутых губ, но рокотал внутри.

– Ревную, – сдался Лис. – Друга к опасному охотнику. Пусть он только попробует коснуться тебя. Хотя бы пальцем. Я буду за ним наблюдать, учти.

Я оглянулась на дремлющего мужчину и сморщила лоб.

Выверенные схемы рушатся первыми. И следить за Радиславом бесполезно. Захочет – придушит во сне. Но зачем ему спасать меня в Выгодске? Скинул бы с лошади и добил на законных основаниях. Нет, он предпочел помочь и остаться. О чем-то подобные поступки да говорят.

Ситуация усложнялась ещё и тем, что я не знала: считается ли жертвой тот, кто готов отдать многое за касание палача?

Пункт восьмой: знайте, ведьме не ведомо сострадание; не поддавайтесь на её лживые уговоры

Как разобраться в собственных переживаниях? Романтики бы ответили: «Слушай зов сердца». Одна крестьянка, выпив браги, говаривала: «Незачем гадать, всё просто: любишь того, от кого родила; ненавидишь ту, что забрала лучшего мужчину; а завидуешь всем, особенно – себе».

А если чувств и вовсе нет? Например, у большинства варренов отсутствует понятие «любви»: женщина, способная выносить и родить здорового наследника, почитается мужем как богиня. От той, чей ребенок не дожил до года или умер при родах, мужчине разрешено уйти. Никто его не осудит. И выбирают они жен не за красоту или ум, а по округлости бедер и отсутствию болезней.

Но переживания есть. Они заперты внутри и стремятся вырваться из груди, воспользовавшись малейшей лазейкой. Не любовь, но что-то гаденькое, опутывающее тугими плетями и мешающее дышать.

Проснувшийся Радислав прервал нашу с Лисом беседу. Он наскоро перекусил запрятанным ломтем хлеба да коротко уточнил, какова конечная точка путешествия.

Услышав о болотах, охотник удивился.

– Черные топи? Какой друг станет жить там? Насколько я помню, в близлежащих деревеньках, кроме безумцев-селян, верящих в то, что ими правят нечистые, никого и нет…

– А сам как думаешь, кто бы мог поселиться на болоте?

– Замечательно. – Мужчина раздосадовано ударил по сумке. – Ехать с ведьмой к ведьме! Куда я качусь?

– Ко мне, – обнадежила я, дергая за поводья Тучки. – В преисподнюю. Достаточно болтовни, поехали.

Вскоре, преодолев старую полосу препятствий: пней, корней и нежелания лошадей двигаться, – мы вернулись на знакомый тракт.

Изредка навстречу попадались нагруженные до краев повозки, возглавляемые улыбчивыми торговцами. Правда, те мрачнели, завидев нашу разномастную шайку. Причем я выглядела как плененная чернявыми злодеями дева – неописуемая печаль на морде превращала меня из зачинщика в страдалицу.

Это и сыграло злую шутку.

К вечеру первого дня, когда солнце почти скрылось за крутым поворотом, с нами поравнялся мужик на загнанной светлой лошадке. Мужик отличался особой пухлостью и округлостью: надутые губы, нос пяточком, глаза размером в полблюдца; лошадка – изнеможенностью и безмерной тоской на морде. Он, прокашлявшись, громогласно потребовал остановиться, на что Лис любезно попросил его пойти к бесам.

Уходить защитник не собирался. Взъерошил последние волосинки на блестящей лысиной макушке и завопил:

– От благочестивых путников я услышал, дескать, вы истязаете девушку! Отпустите её, нелюди! Именем меня, первого стража, Ерша, приказываю вам!

– Ерша? – борясь со смехом, переспросила я.

– Ты не обязана подчиняться им, дива! – по-своему понял Ерш. – Я спасу тебя.

– Спаси, милок, спаси! – заголосила я, пихая Лиса под лопатки – чтоб прибавил скорости.

Варрен подчинился немой просьбе, и его конь стрелой полетел по пустой дороге. Радиславин Ворон нагнал нас, а несчастная кобылка, подгоняемая дружинником, локтя на три отставала от молодых выносливых скакунов.

Изредка слышались вопли Ерша, но им никто не внимал, и тогда «спаситель» нашел другой способ. Защитник спешился. Мы замедлились, словно в насмешку над его поражением. Но только я выдохнула спокойно, как в наше направление полетел камень. По моему многострадальному затылку он и попал.

Меня накрыла волна праведного гнева. После тот сменился неправедным, чужеродным.

– Стоять! – Я дернула Лиса за край рубашки.

Мужчины остановились. Под победоносную улыбку Ерша я самостоятельно спрыгнула с Тучки, отправив дружиннику столь добрейший оскал, что щеки онемели.

Затылок ныл тупой болью. На нем нашлась рассеченная ранка, из которой слабо сочилась кровь. Что ж, так лучше.

В тот момент зрение затуманилось, смягчились краски заката, а тело наполнила злоба; кости начало ломить. Лицо исказила гримаса ненависти.

Страж отшатнулся.

Ярость. Горячность, стоящая комом у горла. Я перестала подчиняться себе. Гнев окутал легкие плотным, будто колючая шаль, туманом. То волшба взяла кровавую плату за пользование ею.

Внезапно Ерш заверещал и слетел с ног. Его лошадь покачнулась, заржала и понеслась прочь, не разбирая пути, подгоняемая сгущающейся в воздухе теменью.

– Слава!

Лис спрыгнул с Тучки.

Слух обострился. Я различала стук сердца обидчика. Частый, сбитый, дрожащий.

Ударившийся спиной дружинник застонал и попробовал отползти. Я направилась к нему, представляя, как разделаюсь с ним, изничтожу да упьюсь трусостью.

В следующий миг я лежала, прижатая к земле сильной рукой.

– Отпусти! – незнакомым голосом ревела я, пытаясь скинуть нависшего тенью охотника.

– Ни за что, – отчеканил он.

Я почти столкнула с себя Радислава, ударив его по животу коленом, и мы, сплетаясь в причудливую фигуру, покатились к обочине. Ненависть придавала мощи, но натренированный охотник сумел одержать победу.

Тогда я зажмурилась. Явственно представила, как мужчина начинает истекать кровью. С его рта слетает кровавая пена. В глазах лопаются сосуды. Распухает язык, белеют щеки. Он ловит воздух, хрипит, но его душит кровавый кашель.

Внутри что-то ёкнуло от ужаса. Картинка размылась.

Темнота сжигала внутренности, лизала огненным дыханием кости. Дикий страх застыл в глазах. Стремясь забыться, я стиснула зубы, а затем и вовсе прикусила губу. Радислав выглядел скорее растерянным, нежели испуганным, и не переставал придавливать локтем грудь.

Я пыталась забыться, стереть любые мысли о расправе. Иначе они принесут непоправимый вред.

Очередной удар неистовства по вискам. Челюсть одеревенела. Если сжать зубы чуточку сильнее, то под натиском клыков губа треснет. Потечет кровь – откроется второй источник для тьмы, потому как царапина на затылке затягивалась под действием всё той же черной волшбы. Чары заживляли раны, делали тело выносливее.

Радислав тоже это понимал. Он, оглядев запачканные песком ладони, рявкнул:

– Бес тебя побери! Держись.

Случилось вовсе негаданное.

Напряженное лицо охотника склонилось надо мной, и когда я попыталась вздохнуть, часто вбирая горячий воздух, он бесцеремонно прижался губами к моим. Его зубы аккуратно прикусили мою нижнюю губу – совсем нежно, чтобы не поранить, но и не дать возможности отстраниться, – а я, переставая управлять собой, сжала в ответ его губу с той силой, с которой чуть не прокусила свою.

Радислав навалился на меня всем своим весом, придавил мои ладони. И хоть охотник испытывал боль, но стойко не позволял окончиться этому жутковатому «поцелую».

По щекам текли слезы: в них смешались и гнев, и испуг, и непонимание. Легкие рвало от раздирающей черноты.

Огонь затухал; после него горло будто забилось пеплом. Я закашлялась, и Радислав нерешительно отпустил меня, напоследок легонько мазнув нижней, прокушенной, губой по моей верхней.

Трактом овладела тишина. От солнца остался узенький край, не успевший скрыться за линией дубов. Молчала листва. Недавний защитник сбежал; немного потрепанный Лис, не сказав и слова, подбежал ко мне, помогая подняться.

– Спасибо… – непонятно кому промямлила я, когда, поддерживаемая Лисом, шла обратно к смиренно пощипывающему травку Тучке.

Варрен грустно улыбнулся.

– Не за что, – тихо сказал Радислав. Он приложил грязную ладонь к губам, но я и так видела, как по подбородку на ворот зашнурованной рубахи стекает тонкая алая струйка.

Нас ждал долгий разговор.

Воздух, не успев разрядиться, снова наполнился тяжестью.

Помутнение растворилось, исчезло там, откуда взялось. Усевшись рядом с лошадью и подложив кулак под подбородок, я пустым взором уставилась на задумчивую парочку. Лис дернул щекой, а Радислав так и не отвел рук от лица.

Я мысленно досчитала до десяти и выдохнула:

– Поговорим?

– А присутствуют темы? – невесело усмехнулся охотник.

– Не имею и малейшего понятия о произошедшем, – спешно открестилась я.

На заявление спутники отреагировали сдержанным, одинаково плавным кивком, который практически голосил: «Ну-ну, ври больше».

Сумрак приближающейся ночи не охлаждал, лишь душил духотой; стрекот осевших на кустах сверчков раздражал. И я тщетно пыталась ответить хоть на один из вопросов, задаваемых самой себе: почему я поступила именно таким образом; как так вышло; повториться ли это вновь.

– Ведьма, – выплюнул Радислав, наконец-то отведший ладонь от вспухших губ, – мы не тронемся, пока ты будешь молчать. Учти, я сохранил тебе жизнь исключительно из-за того, что когда-то ты спасла мою. Но я помню о долге Ордена и без промедления перережу твое горло, если не сознаешься.

– В чем?! – я всплеснула руками. – Такое случилось впервые! Лис, докажи ему.

– Ага, – согласился варрен. – Или я не замечал.

– Глупости. Как можно не заметить подобное?!

Голос сорвался на крик. Против меня в одночасье обернулись все те, кого я называла если не друзьями, то компаньонами. Доверяла, делила обед. Я прижала пылающий лоб к коленям. По позвоночнику пробежала волна озноба.

– Твои методы всегда отличались… – Лис долго подбирал подходящее слово, – несдержанностью. Кто знает, что я упустил из виду.

– Чушь!

– Не ори, – тихо вмешался нарезающий круги вокруг Ворона охотник. – И без бабского визга тошно.

– Почему? – я всхлипнула. В затылке при движениях отдавалось мерным стуком молоточков.

– Запах. Он невыносим.

Мы с Лисом повернулись к Радиславу. Я принюхалась к запястью, но не учуяла ничего чужеродного. Да вот шаткая походка охотника говорила об обратном. Кони тревожились; они беспокойно переступали копытами, а Тучка делал робкие шажки, стараясь отойти от меня.

– Что-то не так? – Лис вобрал в ноздри воздух.

– От неё пахнет как от настоящей, могущественной ведьмы. Ни одна из тех, кто умер от моей руки, не воняла так мерзко.

– Зато причислили к рангу великих, – хихикнула я, глубокими глотками отгоняя соленый ком от груди.

– Смешно? – Радислав в один шаг оказался возле меня и вцепился пальцами в ключицы; я едва не взвыла. – Не расскажешь, почему?! Я вот не в настроении веселиться, потому как вижу опасную женщину, темную ворожею, которая не контролирует свои поступки!

– Я никому не причинила вреда.

– Пока.

Он отшвырнул меня, словно тряпичную, потрепанную куклу, и я рухнула на выставленные локти. Кто бы знал, как мне хотелось укутаться в куртку и уснуть прямо посреди тракта. Варрен не проявил ни единой попытки к защите, что, вероятно, означало его единодушие с методами охотника.

Мир точно обернулся ко мне спиной.

– И что ты предлагаешь? – Крохотная слезинка, не спросив разрешения, скатилась по грязной щеке. – Убить злую, плохую ведьму?

– Это было бы верным решением… – начал Радислав.

– Эй! – Лис напрягся.

– Но… – мужчина терпеливо продолжил, – я не собираюсь так поступать, пускай твоё существование полностью противоречит кодексу охотников.

– Спасибо.

Радислав пропустил очередную попытку к примирению мимо ушей.

– Я остаюсь с тобой, но отнюдь не из дружеских побуждений. Я согласился сопровождать вас и исполню обещанное. Мы едем к ведьме? – Не сразу среагировав на перемену темы, я слабо мотнула подбородком. – Кто она тебе? Подруга, родственница?

– Учительница.

– Тем лучше. – Мужчина забрался на Ворона. – Узнаешь у неё, что с тобой происходит. Если эту болезнь невозможно истребить, то я постараюсь убить тебя быстро и безболезненно…

Я скривилась.

– …Любыми доступными способами. До тех пор, Радослава, предупреждаю, что не спущу с тебя глаз.

И всё… Круг замкнулся. Что мы имеем? Лис следит за Радиславом, тот держит острие меча подле моей шеи, а я приглядываюсь к безумцу-варрену, до сих пор боясь проснуться с зачарованным кинжалом в животе. Недружелюбная обстановка, зато честная. Приходится согласиться, что легче обороняться, держа врагов подле себя.

– Охотник, разреши один вопрос, – пристыжено попросила я.

– Какой?

– Почему ты… поцеловал меня, хотя мог бы зажать рот ладонью?

Радислав сузил глаза до щелок.

– Она была в песке.

– И что? – В голос пробралось искреннее недоумение, затмившее даже накатывающий плач. – Бессмысленно заботиться о ведьме, и ты это знаешь не понаслышке.

– Тогда считай, что я добрый ко всем. Точка.

Я видела, как напряглись его скулы. Но смолчала. Некое решение всё-таки пришло в голову, но то было уж слишком дурным и наивным, поэтому я постаралась забыть о нем. Пускай девичьи грезы остаются грезами; им нет места в быту.

И началась сотая гонка за рассветом. Я дремала, но различала через полотно сна тихие беседы спутников. Слова стерлись, серьезность в тонах запомнилась.

Как вышло, что я перестала контролировать себя? Я бы никогда не напала на человека из-за мелкой ошибки. Я бы не мечтала беспричинно испепелить охотника. Нет, всему виной мрак. И от того, что мною руководит нечто необузданное, становится жутковато.

Возможно, Радислав прав: смерть стала бы лучшим исходом. Получается, при всех минусах есть один плюс: человек, согласный прервать никчемное существование, нашелся.

* * *

Над ухом жужжали насекомые. Сквозь опущенные веки рвался лучик солнца. Я тряхнула хвостом и резко проснулась. Утро разглаживало небесное покрывало, с которого сбросила тоненький полумесяц. Лесная полоса сменилась крошечными, покрытыми тиной озерцами. Запах стоял соответствующий – едкая гниль. На тракте, по которому частенько разъезжали представители правящей династии и прочие высокие шишки страны, вряд ли нашлось место цветущей воде да хору болтливых лягушек. Получается, мы съехали с торгового пути.

Как долго я спала?!

Спутники измучились. Я видела ссутулившуюся пуще прежнего спину Лиса и прикрытые глаза едущего ровно на одной линии с нами охотника. Рот последнего был рассечен тремя идущими поперек губ полосками, из-за которых мне опять стало не по себе.

– Доброе утро, – неестественно елейно отозвалась я.

– Угу, – единовременно ответили мужчины.

Лошади устали и сбавили ход – к тому же и полная ям да кочек дорога не позволяла разогнаться, – поэтому звуки голосов легко различались, не прерываемые шумом ветра.

– Вы поспали?

– Не было возможности. – Лис до хруста в позвонках свел лопатки, а затем вновь согнул спину.

– И сейчас нет, – грубо вставил охотник.

Он прав. Заснуть здесь смогла бы только привыкшая к подобному я. Узенькая тропка, где с трудом разъедутся две лошади, для сна непригодна. По бокам – болото, засасывающее и густое. И хоть вдали виднелись зеленые ели, но я помнила, как обманчивы очертания леса. Почва, на которой прижились деревья, была зыбкой. Лучше уж бодрствовать. Иначе или сгинешь в топях, или станешь обедом местной нежити. Те больно голодные и оттого обладают скверным характером, посему спрашивать разрешения не станут.

Бес подери! Неужели дом ведьмы ближе, чем кажется?! Но почему так скоро? По моим расчетам, двигаться предстояло ещё около двух дней; но получается, хорошо, если сутки.

На вопрос я получила вполне лаконичную фразу от Радислава.

– Любая дорога сокращаема, – отрезал он, и хоть я не понимала, где и каким образом, но поверила.

А кончики пальцев онемели от подступающего ужаса.

Пункт девятый: первым делом обезвредьте жилище ведьмы; помните, оно столь же опасно, как и его хозяйка

Отношения с учительницей не заладились с первого дня. Когда я, будучи наивной соплячкой, в поисках обучения притащилась в невозможную глушь, то встретила там всего-навсего кучку озабоченных верой селян. Те не вняли слезливым речам о затаившейся силе, о длительных поисках, об отказах многих ворожей и знахарок. Не вняли, но красноречиво отослали к болотам, где проживала ведьма. На свою глупость я проследовала в нужном направлении.

Хозяйка лачуги, к которой вела единственная тропка посреди топей, напоминала злую каргу из сказок: древняя, сгорбленная, с колким взглядом ледяных серых глаз и клюкой в сухих пальцах. Говорила учительница тихо и мало; она не любила тратить время на беседы. Вместо просьбы – приказ, вместо порицания – наказание. Помнится, уши мои горели от того, как в них вцеплялись крючковатые желтые когти; щеки – от пощечин. Я боялась её и потому уважала.

Чернокнижница рассмотрела во мне талант. И я, осознавая безысходность сложившегося положения, согласилась остаться на болоте. До этого ведьма брала учениц, но те, по ее словам, несли сплошное разочарование. На меня она возлагала надежды. Которые, разумеется, не оправдались.

Учительнице нравился мой вздорный характер. Она говорила, что во мне всего много: слишком уперта, слишком опаслива, слишком несговорчива. И на робкие выпады об уходе отвечала усмешками. Как знала, что вернусь.

Когда я убегала, ведьма пусть и смирилась, но ругалась. Шипела, ухватив за ворот рубахи и выкинув за порог. Следом полетела многострадальная книга. И я упрямо побрела обратно в деревеньку, чтобы прикупить более-менее целую одежду да еды. Сбережения – камешки, монетки, колечки – оставались после вылазок по склепам. Учительница частенько находила запасы и отбирала их; я плакала, но не перечила.

Что ж, хватит о плохом.

Вскоре за последним привалом путь потерял всякую четкость. Лошади тревожно ржали, ступая на глинистую почву. Пришлось слезать и брать коней за поводья. Двигались мы медленно, шатко, изредка проваливались по колено в трясину. При выходе на очередной «плешивый» участок было решено оставить коней в покое. Лис с Радиславом привязали их к деревьям, и Ворон с Тучкой испуганно озирались, словно нас кто-то преследовал.

В поредевшем лесу царила загадочность. Звуки размывались, мешались друг с другом. Ели царапали шею и голые ладони. Ботинки хлюпали, вода заливалась через драную подошву. Хотелось переодеться в чудный подарок, но портить великолепные сапоги едкой болотной жижей я боялась.

– Долго идти? – нетерпеливо спросил варрен, когда лошади окончательно скрылись из виду.

Я ответила отрицательным мычанием.

Лес завораживал. Он был непроглядным, потерявшим возможность пропускать сквозь сплетенные ветви любой свет. Внизу то хрустели сломанные хворостинки, то чавкала земля, то что-то шевелилось. Страх прилип к поджилкам.

– Ребят, – я в растерянности потеребила пуговицу, – может, подождете меня где-нибудь здесь?

– Почему? – ощетинился подозрительный Радислав.

– Понимаешь, учительница ненавидит всех живых существ. Но более всего вас, – я показала на Лиса, – и вас. – Теперь палец уткнулся в сторону переносицы охотника. – Опасно приближаться к врагу так близко.

– Клянусь, что не полезу к ней без веской причины. Мы обсудили это на привале.

Да, было дело. Пришлось выпрашивать у хмурого Радислава обещание: не вынимать меч из ножен при первом желании огреть им «несчастную старушку». Ибо старушка на своем веку перебила ни один десяток самоуверенных болванов, и муки совести ей не грозят. А вот нудный темноволосый дух, преследующий меня ночами, будет лишним. И так сплю плохо.

– Причем тут ты! – Я отмахнулась от возомнившего о себе невесть что мужчины. – Дело в ведьме. Как вам не понять: любое приближение к ней несет угрозу.

– Сомневаюсь, что она применит силу без причины, – повел плечами Лис.

– Она – с легкостью.

– Нет, Слава, – пресек друг, – переполошил тебя я, камень нужен мне, значит, я обязан пойти.

– И я пойду, – поддакнул Радислав. – Чтобы узнать, излечимо ли то, что происходит с тобой.

– Обязательно поведаю тебе, какая зараза меня настигла, – пробурчала я.

От настроения не осталось ровным счетом ничего. Лес сменился зарослями болотного камыша. Перепрыгивая с кочки на кочку и переругиваясь, мы прошли вторую половину пути до жилища. Сапоги покрылись грязью до голенища, специфический запах гниющей воды усилился.

И вот, раздвинув руками высокие травы, я поняла, что не ошиблась. В окружении низеньких, крючковатых деревьев лежало вытянутое болотце: цветущее, отвратительно пахнущее и засасывающее. Единственная тропинка располагалась левее, и её окружала сплошная зыбь. Последнюю деревеньку мы успешно обогнули, и идти осталось чуть-чуть. Домик, чернеющий пятном среди зелени, был виден уже отсюда.

Тропинка и в былые времена отличалась извилистостью да обрывистостью. Теперь, за месяцы, она совсем обмельчала.

– Как ты жила тут?! – возмутился Лис, балансирующий на поваленном дереве, служившим тонким и шатким мостиком.

– С трудом, – неохотно ответила я.

– Ну а питалась чем? А живые люди? – продолжал донимать варрен.

– Уж точно не людьми. Пищу ведьма добывала сама, где – бес поймет. Подозреваю, что изредка выбиралась в город за крупой – другого мы не ели. И мне отчасти нравилось уединение. Никто не осуждал, не провожал подозрительным взглядом.

Всё находилось рядом: и крохотное озерцо с питьевой водой, и травы для зелий. Старый погост, где я не раз могла попрощаться с жизнью, лежал близ деревни, но мы с учительницей пробирались к нему через лес. Величественные Пограничные горы прикрывали дом с тылу.

Ветхое строение встретило нас затянутыми бычьем пузырем окнами. Когда-то я точно так подходила к лачуге, трясясь от восторга перед встречей с настоящей чернокнижницей. Нынче дрожь стала беспокойной, оседающей тяжелой крошкой на ребрах.

Я робко постучалась в дверцу, бьющую по косяку от ветра. Никто не поспешил навстречу, не ответил.

– Есть ли шанс, что ведьма съехала? – Радислав усилил стук собственным кулаком.

– Разве что в могилу, – горько отшутилась я. – У неё здесь редкие травы посажены и предки похоронены. Куда она уедет?

Последний вопрос я задала с замиранием сердца, потому как из-за нового удара по двери та распахнулась. Ржавый замок сломался надвое, пропуская нас внутрь. Но была ли в том необходимость?

Времени подумать не дали – Лис влез в дом первым; Радислав проследовал за ним. Я вошла в пахнущее сыростью помещение и поежилась от воспоминаний. Оно казалось чужим, хоть и служило мне домом несколько незабываемых лет. По правую руку находилась закрытая дверь в комнатку ведьмы – учительница запрещала заходить туда, поэтому убранство я видела лишь сквозь щелочку в стене; по левую – моя, крошечная комнатушка, где с трудом помещалась разваливающаяся от старости кровать. Остальное пространство гордо называлось «кухонькой»: с печью, столом с двумя наспех сколоченными стульями. Тут же, у железной пластины, нагревающейся от огня, стоял котелок для заготовления трав. Ведьма разжигала снизу костер, и вечерами я частенько принюхивалась к ароматам, пытаясь только по ним разобрать, что именно входило в состав снадобья.

Учительницы не было, иначе бы она вышла к незваным гостям и, думается, спалила их безо всяких вопросов. Я осмотрелась, зажгла лучину, которая тускло осветила центр дома, а затем, поддаваясь трепетному порыву, отправилась в свою комнату.

Скудная обстановка осталась прежней. Та же постель без одной ножки, подпертая поленом и, словно одеялом, застеленная слоем пыли. А в углу, около заколоченного оконца – письменный столик с выцарапанными на нем надписями и стопкой книг, сложенных накренившейся башенкой.

До встречи с ведьмой я едва читала по слогам, писала и того хуже. В крестьянском быту ученость не была в почете – школы при храмах оканчивали обучение на счете до сотни. Ведьма же вбивала в меня всевозможные знания, которые я вначале не признавала, но после искренне благодарила за них.

Я пробралась к столу и, подрагивая от сводящего конечности волнения, приоткрыла вторую книжку сверху. И точно, в её середине, на сотой странице, лежал высохший бутончик запрятанной туда ромашки. Больше никто не открывал эти томики, не читал о принципах заготовления крапивы. Не спал на жесткой доске без перины. Я стала последней жительницей этой деревянной темницы.

Отвлекли меня шорохи. Кто-то распахнул дверь в комнату ведьмы.

– Что вы творите?! – взревела я. – Не трогайте ничего!

Лис послушно отложил кошачий череп на полку. На Радислава крики не подействовали; мужчина обводил пальцем непонятные символы, вычерченные у изголовья кровати.

Я хотела остановить его, но приметила алтарь у правой стены и подошла поближе. Отшлифованный до гладкости камень выглядел чужеродным и неуместным; кто притащил эту махину сюда и впихнул в спальню? Его во время обучения я не разглядела бы, даже если б очень постаралась: он стоял на одной линии с щелкой. Выходит, ведьма подозревала, что я подглядываю за ней? И отодвинула важное, позволив рассматривать остальное? Или в этом нет связи; камень поставлен, где было удобнее?

На алтаре, кроме выписанной кровью руны и засохших ягод рябины, нашлись разбросанные лоскуты ткани, вырезанная из дерева дудочка, медное кольцо и массивный камень. Взор жадно разглядывал предметы. За ярко-алый гранат я зацепилась с особенной пристальностью – он чем-то напоминал камень в браслете. Присмотрелась к запястью, но закончить нить размышлений не успела.

По комнате пронесся вихрь. Не подняв ни единой пылинки, он сумел снести Лиса и Радислава с ног, а меня заставить покачнуться. Устояла я лишь потому, что оперлась об алтарь.

В темном дверном проеме показалась ссутулившаяся до горба фигурка. Серые глаза её прожигали до костей морозом.