Текст книги "Испытание на прочность"

Автор книги: Татьяна Турве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Не надумав ничего дельного, они сошлись на том, что нужно как можно скорей созывать народное вече. ("В следующий понедельник! Нет, лучше на этой неделе!" – горячилась больше всех Яна.) И чтобы не просто гонять чаи, как это обычно у них происходит – ну и всякие там "ля-ля, тополя", кто как провел выходные, – а поработать слаженно всей группой, поднатужиться и попытаться заполнить это опустевшее место в центре зала. Не за один день, конечно, а хотя бы за несколько раз – потихоньку, полегоньку… Сдвинув брови и беспокойно щелкая пальцами, Мартын повторял на все лады, что не следует вешать нос, еще не всё потеряно. Будто проводил сам с собой сеанс самовнушения. Янка слушала и вроде бы соглашалась, но одновременно с тем охватило удушливое предчувствие, что ничего из их затеи не получится. Клубу пришел конец, они своими лихорадочными мерами спасения могут только отсрочить его на неопределенное время… Мысль эту Яна постаралась задвинуть подальше: сложить бессильно руки и плыть вниз по течению – проще всего, а вот побороться!..

Вот поэтому, кстати, она не слишком-то и рвется видеть будущее – ни свое собственное, ни кого-нибудь другого. Что называется, "меньше будешь знать…" Хотя по вещим снам до сих пор скучает, и просит перед сном почти каждый день, чтобы вернули. Да только никто не отзывается… Да и вообще Учителя-наставники что-то редко стали с ней общаться: и Варфоломея третий день не видать, и дон Хуан (или кто он еще?) куда-то запропастился. Наверно, потеряли к ней интерес, черкнули небрежными буквами в Янкином досье: "Не оправдала оказанное ей высокое доверие, не предотвратила расхищение клубного резервуара!" Не зря же она именно сегодня, в самый критический момент оказалась к Клубе, и ничего не сделала, не остановила Мартына, хоть и чувствовала, что надо вмешаться… Говорил ведь когда-то папа (цитировал из "Библии", кажется), что много званых, да мало избранных.

Домой не хотелось совершенно, но и бродить в одиночестве по вечернему городу тоже не возникало никакого желания. (Как сказала бы Юлька, не гребет.) Пристроившись на скамейке в уютном тихом сквере, Яна минуты две изучала мигающий синим циферблат на мобилке, повздыхала, посомневалась и решила все-таки позвонить Юле: а вдруг получится выманить ее погулять? Хоть и поздно уже для тусовок в неучебное время, да и погода далеко не прогулочная, с холодным порывистым ветром, но мало ли!..

Набрала Юльку. Не успев еще толком поздороваться, подруга ее с первых слов огорошила:

– Если хочешь, приезжай сейчас ко мне.

Янка от изумления больно прикусила язык и чуть не грохнула на асфальт мобильник: вот это номер! Еще ни разу за два с лишним года Юля не приглашала ее домой – да и вообще никого из их компании не приглашала. Так что вечер обещает быть интересным…

Как выяснилось, Юлия свет Александровна живет у черта на куличках, уже в самом пригороде. (Если бы Яна знала, что это так далеко, ни за что бы не сорвалась на ночь глядя!) Трясясь на колдобинах в старой обшарпанной маршрутке, несущейся в полную неизвестность, мысленно поражалась: ну как только Юлька умудряется никогда не опаздывать? Когда некоторые – не будем показывать пальцами! – живут в несчастных пятнадцати минутах езды от лицея и все равно каждый Божий день…

Названный Юлькой дом под номером двадцать три был частным, достаточно большим, хоть и стареньким на вид, даже в сгустившихся синих сумерках заметно. (Ремонтец бы ему не повредил, это однозначно…) Небольшой узкий дворик залит цементом, за ним виднеется что-то садово-огородное, вроде грядок с картошкой или поздними помидорами (ну, или еще чем другим из той же оперы, в агрономии Яна не сильна). По краям у чисто символического перекошенного забора – буйные заросли крупного иссиня-черного винограда, чертовски аппетитного на вид. При одной только мысли о еде у нее засосало под ложечкой от голода: пообедать ведь по-нормальному не успела, со всеми этими клубными заботами совсем закрутилась. (К тому же Мартыновским жидким чаем с галетным печеньем особо не наешься, это факт!)

Оглашая всю округу басистым лаем, из-за дома выскочила здоровенная черная овчарка, казавшаяся еще больше из-за кудлатой нечесаной шерсти, и ринулась прямо на Яну. Но Юлька не растерялась, ловко перехватила собаку на полпути, изо всех сил вцепилась в ошейник и с кряхтением потащила к изрядно прохудившейся собачьей будке. (Похоже на то, что эту процедуру ей приходится проделывать частенько, давно приноровилась.)

– Он у нас дикий. В смысле, не прирученный, – извиняющимся тоном пояснила Юлька, точно в этом была ее вина. – Малыш, сидеть! Я кому сказала! Имей совесть, к нам люди пришли!

Овчарка добродушно скалилась, вовсю виляла хвостом и почесывала мохнатой лапищей за ухом. Не смотря на пугающую наружность, глаза у нее были веселые и любопытные, как у трехмесячного щенка. (И додумалась же Юлька назвать этакую громадину Малышом! С чувством юмора у нее всегда был полный порядок.)

Из дома на шум и собачью возню выглянула Юлина мама. Изо всех сил стараясь не выдать свое невежливое жгучее любопытство, Янка исподтишка их обеих разглядывала: до чего же все-таки нестандартная мама! Ее скорей можно принять за Юлькину бабушку – выглядит лет на пятьдесят с лишним, а то и все шестьдесят. Может, как раз из-за этого Юлька никого к себе не приглашает, стесняется неказистого жилища или матери? А может, и того и другого… Глупая! Судя по первому впечатлению, мама у нее просто супер – милая и обаятельная. Уж она, Яна, в таких вещах спец, не проведешь!

Внутри тоже было чистенько и уютно, но вместе с тем очень просто, только самое необходимое. Юлька вела себе абсолютно раскованно и непринужденно, всем своим видом словно провозглашая: "Да, именно так оно и есть! Живем как живем, не жалуемся." Яна невольно залюбовалась этим ее молчаливым достоинством: никогда раньше не замечала у Юли такой уверенной осанки, изящного изгиба шеи и прелестных лукавых смешинок в красивых серых с поволокой глазах. Аж руки зачесались, была б ее воля – засела бы прямо сейчас за Юлькин портрет! Хотя бы карандашный набросок наскоро сделала, чтоб ухватить этот необычный, трогательно-открытый образ…

Уплетая за обе щеки предложенные Юлькой темно-красные, с рассыпчатой сахарной мякотью яблоки – которыми та вечно норовила всех угостить, – Яна слушала подружкино беззаботное щебетание и кайфовала. До чего же здесь хорошо и спокойно! Сразу ясно, что никто ни на кого не орет, все друг друга любят и заботятся по мере сил, но вместе с тем не суют свой нос в чужую личную жизнь…

Когда Юлькина мама принесла на простеньком металлическом подносе целую груду ароматных пирожков с теми же яблоками, Янка еще сильнее погрузилась в меланхолию. Ну и толку с того, что у нее дома куча японской техники и супер-пупер моднейший интерьер! Казалось, половину царства бы отдала за этот нехитрый уют и ласковую седоватую женщину, которую Юлька по-свойски величает "мамань"… "Вот тебе полцарства и пол-коня!" – выскочило вдруг из памяти непонятно где услышанное, и Яна прыснула от смеха, отправляя в рот сразу половину пирожка. Ну хоть немножко развеялась, и то дело…

Личных тем, однако, в разговоре не касались, точно на них было наложено невидимое табу. Янка и без того знала, чувствовала глубоко внутри, что Юля – поздний ребенок, так что жизнь бывает несладкой, на одну-то мамину пенсию!.. С отцом что-то случилось, они с мамой до сих пор не говорят об этом вслух, еще слишком свежо. У Яны защемило сердце, и еще хотелось обращаться с подругой очень бережно, как с любимым хрупким ребенком – чтобы, не дай Бог, не задеть, не всколыхнуть в душе чего-то горького… И опять это необъяснимое материнское чувство, будто она старше Юльки лет на двадцать как минимум!

Доели пирожки и переключились на облюбованный Яной синий мускатный виноград (все-таки Юлька телепат, до того ловко про него догадалась!). Болтали с набитым ртом на всякие незначительные, но все равно занятные темы: например, как Капля сегодня на французском отдувался за всех половину пары и со скрипом выехал на четверку. (Пятнадцать баллов из двадцати, у Вероники Сергеевны это рекорд!) Или как Машка в понедельник потеряла в буфете сережку из свежепроколотого носа и битый час убивалась, что съела ее вместе со столовским супом. И, наконец, о том, как это было бы здорово – иметь сестру-однолетку! С чем Янка была абсолютно, на все сто согласна…

– Ну, или брата, – пошла на компромисс Юлька и тяжело вздохнула, косясь украдкой на свое отражение в старомодном овальном зеркале на стене. Яна из вредности не удержалась:

– Тебе брата? Ну что, махнемся не глядя?

Подруга сразу замолчала и насупилась, безучастно общипывая кисть душистого винограда. А Яна запереживала, что задела-таки больную струнку: ох уж этот Ярик-Ярослав, девчоночья гроза! И попыталась перевести все на шутку:

– Нет, Ярика я тебе не отдам… Самим надо!

Провожать Яну на остановку пошли почти что с музыкой, всей честной компанией: Юлька, ее мама и, главное, Малыш (последний был потащен Юлией под предлогом, что «уже темно»).

Успели как раз вовремя, тютелька в тютельку: только дошли до остановки, как из-за поворота вылетела маршрутка, ослепила в темноте оранжевыми фарами. Ещё минута – и ее бы пропустили…

– Ты нашим пока не говори, ладно? – попросила неожиданно Юлька, и легонько дернула Яну за волосы. (На прощание, надо понимать.) И опять как будто бы в чем-то извинялась! Янка и без долгих объяснений всё поняла с полуслова: про сегодняшний неурочный визит лучше перед девчонками до поры-до времени помалкивать, да и вообще… Не стоит лишний раз напрягать отношения с Галиной батьковной.

– Оки-доки, – успокоила подругу Яна и вскочила на подножку автобуса. Водитель маршрутки, темноволосый парень с лихой разбойничьей "мордой лица", как дурачится частенько папа (про "разбойничью" Янка решила, разглядев его боксерский сломанный нос), покосился на нее с удивлением. Дескать, что это за иностранная пичужка залетела в наши края?..

Рядом с традиционной строгой табличкой "Оплата при выходе" над головой красовалось отпечатанное крупным шрифтом предупреждение: "В зеркальце не смотреть, водитель стесняется!" Не в силах сдержать широченную улыбку до ушей, Яна плюхнулась на первое попавшееся сидение, сразу за водительским креслом (чтоб сподручней было глазеть на дорогу и пролетающие сверкающей лентой огни). Но всего через минуту пожалела о своей поспешности, надо было сперва осмотреться… Оказалось, в водительском зеркальце дальнего обзора как раз и отражается ее развеселая физиономия во всей красе, ну прямо издевательство!..

Янка изо всех сил сжимала губы, чтоб не улыбаться, а задира-шофер отрывался по полной: гнал маршрутку так, что сердце уходило в пятки, фривольно ей подмигивал или надолго оглядывался назад, небрежно придерживая одним пальцем руль и демонстрируя в благожелательной улыбке парочку золотых коронок. То ли ей, то ли притихшей кучке пенсионеров за Яниной спиной… Рядом с каждым из пассажиров в обязательном порядке располагалась плотно набитая клетчатая авоська или громоздкая вместительная сумка на колесиках. (В Городе эти хитроумные приспособления еще лет десять назад народ с меткостью прозвал "кравчучками", папа рассказывал.)

Пересаживаться Янка из гордости не стала, по-философски рассудила "будь, что будет!" и стоически закрыла глаза – притворилась, что спит. А автобус все мчался через ночь, зверски подпрыгивая на ухабах и не сразу приземляясь обратно – в точности как Сережкин мотоцикл во время вылазок с байкерами… Водила – со скуки, надо полагать, – впал в другую крайность: врубил на всю мощность паршивеньких дребезжащих колонок что-то надрывное в стиле "шансон" (чего Яна особенно не переваривала). Зато и на пассажиров больше не отвлекался, она несколько раз украдкой проверяла, приоткрывая один глаз. И не заметила, как задремала под грохот музыки и чье-то монотонное бормотание за спиной – еще чуть-чуть и проспала бы свою предконечную, пришлось бы грести два квартала пешкарусом по темноте!

Удалось вернуться в родные пенаты за несколько минут до десяти, так что технически к Янке было не придраться. Не успела еще раззуться, как в гостиной радостно запиликал телефон – вероятно, соскучился за ее отсутствие. Мама с трубкой в руках высунула голову в прихожую и нарочно громко объявила (нисколько не смущаясь, что ее прекрасно слышно на том конце провода):

– Тебе звонил какой-то мальчик! Уже несколько раз.

"Опять Сережка! Контролирует…" – с досадой сообразила Янка, и ошиблась: "каким-то мальчиком" оказался Богдан. Заслышав его голос, она в первое мгновенье настолько растерялась, что не смогла выговорить ни слова, изо рта вырвалось только невнятное пищание.

К счастью, он сразу же без обиняков перешел к делу:

– Мне Галя дала твой номер, ты не против?

Вот ведь деликатная Галина батьковна! Сообразила с лету, что мобильный – это слишком лично и накладывает всякие никому не нужные обязательства, зато домашний – в самый раз, можно давать. Вот бы ей, Яне, такое безошибочное чутье!.. Она старательно прокашлялась, прикрыв ладонью мембрану, и с глуповатой вежливостью заверила:

– Нет, не против.

– Я хотел тебя поблагодарить.

"Ну и дела-а! А за что??" – поразилась Янка, но снова дипломатично промолчала. (Чем меньше говоришь – тем ниже вероятность, что сболтнешь какую-нибудь несусветную глупость.) И к тому же если он захочет, то сам все расскажет, для того ведь и позвонил! Ему и карты в руки. А нет, так походим вокруг да около, поиграем в таинственность, она это дело любит…

Богдан тоже замолчал, не вмешиваясь в непрерывный сбивчивый монолог у Янки в голосе, и после томительной паузы объяснил:

– Мать повеселела. Бегает по дому, поет… Я давным-давно не слышал, чтоб она пела. Ты что-то сделала? Тогда в кафе?

– Ты имеешь в виду, энергетически? – как-то туго она, Яна, сегодня соображает! Или до такой степени устала? – Наверно, что-то сделала. Судя по тому, как меня потом колбасило…

– Почему колбасило? – он, кажется, нахмурился, отставил трубку от уха и посмотрел на нее с неудовольствием – точно не мог поверить своим глазам, что телефон сморозил подобную чушь. (А звонит-то с мобилки, и даже не из дому, а стоит где-то на улице! Или это опять разбушевалась фантазия, не унять…)

– Просто… На такие вещи обычно уходит много энергии, – пояснила Яна вслух. – Потом легко пробить, трудно восстановиться. Но главное, что-то в тот раз получилось, я рада… – И пронзило вдруг страшное подозрение: – А ты никому не рассказывал?

– Никому. Забочусь о своей репутации, – судя по голосу, "кудрявый мальчик" довольно ухмыльнулся.

– Это хорошо.

– Так ты, значит, любого человека можешь в два счета просканировать? Или что ты там делаешь? – с неестественным смешком осведомился он.

– Да нет, что ты! За кого ты меня принимаешь? – отшутилась в свою очередь Яна, хоть и не без некоторой нервозности. Пожалуй, здесь будет уместней схитрить, чтоб лишний раз не настраивать его против себя. Кому же охота водить дружбу с ретгеновским аппаратом? А тем более встречаться… – У меня только иногда бывают озарения, не слишком часто. Энергии на это уходит тьма тьмущая, сам понимаешь…

– Это хорошо, – неожиданно серьезно отозвался Богдан, а Янку ни с того ни с сего продрали по спине зябкие мурашки. (Говорят же в народе, что маленькая ложь влечет за собой большую…)

Они поболтали о всяких пустяках еще минуты три, но самое главное было уже сказано. Богдан по своему обыкновению не стал рассыпаться в комплиментах, назначать свидание или договариваться о новой встрече в кругу друзей (скажем так). Оба знали, что он попросту появится в самый неожиданный момент, вынырнет из-за угла словно бы между прочим, и верный Андрэ с издевательской ухмылкой по правую руку, куда ж без него?.. А вид при этом будет подчеркнуто скучающий, как он это умеет. Янка в отместку притворится, будто нисколько его не ждала, и можно будет позволить себе такую неслыханную фамильярность, что даже не здороваться, только кивнуть издали, будто они расстались пять минут назад. Или совсем не расставались… Что ни говори, но именно в этой недосказанности и неопределенности таилась особая прелесть, вечная интригующая нотка.

Ярик просунул свой обветренный непонятно где, но все равно изысканный римский нос в дверную щель и коротко осведомился:

– Что, воздыхатель?

– А ты откуда знаешь? Я ж тебе про Воздыхателя ничего не говорила! – вопрос был чисто риторический. И так дело ясное, что папа разболтал – опять сливает информацию!..

Из гостиной на всю квартиру раздавался оглушительный поросячий визг и чьи-то нечеловеческие вопли – неужели дерутся?! Вот тебе и примерные детки, глазу с них нельзя спускать! Кое-как вытерев руки о кухонное полотенце, Марина помчалась разбираться (а если надо, то и разнимать, и разводить по разным углам, как в детстве).

Но кардинального вмешательства не потребовалось. Марина едва успела у порога затормозить, и взору открылась редкая картина: Янка отплясывала на их новом – и дорогущем, вот ведь кикимора! – диване нечто варварское, дико вращала глазами и что-то нерусское в такт выкрикивала. Ярослав со снисходительной улыбкой за малой наблюдал, не вмешивался, и с крайне невозмутимым видом обернулся к Марине, призывая ее в свидетели:

– Вот! Ритуальный танец шамана племени мумбо-юмбо.

И-и заварилась каша! Слава потерял бдительность и подобрался поближе к дивану, намереваясь стащить сестру на пол. Янка невообразимым скачком запрыгнула ему на спину, как заправская пантера, крепко обхватила за шею и во все горло завопила, заливаясь счастливым смехом:

– Но-о!!! Ездовые коты!

Ярослав ее тонкого юмора не оценил, завертелся на месте, напоминая норовливую лошадь, что пытается сбросить нахального седока. Но всё безуспешно, Янка держалась крепко: руки у нее всегда были хоть и маленькие, но цепкие, как обезьяньи лапки.

– Ребенок, отцепись от меня! – Славка повалился спиной на диван, стряхивая с себя сестренку. "Ребенок" обиженно запищал: забава была задушена на корню. Марина вспомнила, что не выключила на кухне плиту с кипящим борщом, и на всех парах помчалась обратно, в спешке теряя тапочки и восклицая на ходу:

– Квартиру не разнесите!

Глава девятая. Еще один день рожденья

Она променяла меня

на пару дешевых фраз,

Она испугалась меня,

она захотела домой.

Она любит тонкие кольца

и бледный фаянс,

Она вытирает пыль

под песни мои…

Достойный альянс.

(«Ночные снайперы»)

«Как же я от всего этого устала! – обреченно думала Яна, поднимаясь по лестнице следом за Сергеем. – И лифт, как на зло, не работает… Зачем я сюда иду? Решила ведь вчера, что пора с этим завязывать, хватит!..»

Она притормозила шаг и молча дернула его за руку, но Сергей не обернулся, тянул за собой на буксире. До чего же странные у них складываются отношения: полу-дружба, полу-вражда, полу-любовь, полу-ненависть… Как в третьесортной американской мелодраме, где загорелые зубастые герои долго и прочувствованно издеваются друг над другом. Им-то что, у них там все просто как двери: что бы ни случилось, в ответ неизменный "che-e-ese"! И "хэппи энд" под занавес, это уж само собой. А тут поди разберись…

В пятницу утром она встала с твердым намерением сегодня же позвонить Сергею и назначить встречу, а там выяснить все раз и навсегда. Ну и, как любит дурачиться Юлька, затевая дружескую потасовку: "Разойдемся красиво." А то ее, Янино, поведение по всем параметрам смахивает на самое элементарное свинство: по уши влюблена в одного, а встречается вроде как с другим, морочит ему голову.

Влюблена она в Богдана, это однозначно. Тогда отчего же так трудно расстаться с Сережей? Может, просто привыкла к нему? Или успела привязаться, как собака…

"Мой маленький четвероногий друг! – подколола себя Янка и горько вздохнула: – Вот если бы можно было встречаться сразу с двумя!.. И чтоб все жили тихо-мирно, без скандалов и выяснения отношений – ну, или хотя б не стремились друг друга укокошить." "Мечты, мечты, где ваша сладость!", сокрушался на эту же тему кто-то из заданных по мировой литературе классиков (дай Боже памяти, какой).

Мысли цеплялись одна за другую, напоминая резные колесики в старинном механизме: отчего-то припомнилась мама с ее предельно откровенным – как всегда! – рассказом о бурной студенческой молодости. (Судя по всему, штучка была еще та.) Рассказчик мама, без сомнения, неплохой, этого у нее не отнимешь. Единственное "но" – истории эти с завидным однообразием повторяются едва не за каждым завтраком или обедом-ужином, так что Янка наловчилась с внимательным видом пропускать их мимо ушей. Но одну запомнила отлично, врезалась в память: если в двух словах, то довелось однажды матушке встречаться сразу с двумя парнями. И, как водится, один другого лучше – попробуй тут выбери! Спасением стало лишь одно незначительное обстоятельство, что жили они в разных городах – а не то, цитируя маму дословно, "точно набили бы морду или друг другу, или мне!" Такая вот мораль.

Янка в ту пору была совсем мелкая, лет двенадцать. Потому, наверно, из маминой увлекательной истории сумела вынести только неприятную до тошноты мысль: а не был ли папа одним из тех обведенных вокруг пальца простаков?.. "О ноу!", как стенает обычно Машка, забыв перед контрольной какой-нибудь зверски нужный конспект. Неужели она, Яна, становится точно такой же хладнокровно-расчетливой, как мама?

Проще говоря, нужно выбирать, а не то останешься, как переборчивая невеста, с носом. Как бы сразу обоих не потерять. На двух стульях-то по-любому не усидишь…

Выбор как будто бы очевиден, да только не всё так просто, к сожалению. С Сергеем связано что-то очень важное, до поры-до времени глубоко запрятанное внутри – словно какая-то зашифрованная информация из прошлого для них двоих… Как в "Коде да Винчи" с Жаном Рено, ее любимым актером. До чего же трудно высказать словами эти неясные мысли и ощущения, что бесцельно бродят в голове и испаряются на кончике языка! Однажды перед сном Янка по-честному попыталась их записать: вышло нечто, отдаленно похожее на бред сивой кобылы в лунную ночь. При свете дня и на свежую голову показалось чересчур напыщенно, изысканным высокопарным слогом – да откуда он у нее взялся?.. И больше того, непроходимо глупо. (Во всяком случае, так ей померещилось в порыве само-уничтожающей критики.) Любой здравомыслящий человек покрутил бы пальцем у виска и сочувственно вдогонку улыбнулся – мол, со всеми бывает, но не у всех проходит! (Ей уже такое говорили.) Тот же самый Андрюша еще бы и добавил свое коронное, выпучивая нахальные голубые глаза: "Лечиться, лечиться и лечиться!"

И всё же по многим признакам получается, что расстаться для них с Сережкой – именно сейчас расстаться – нет никакой возможности. Пока что их двоих что-то непонятное держит, не отпускает. При ясновидическом просмотре это выглядит как протянувшаяся от одного к другой тоненькая прозрачная пуповина где-то на уровне солнечного сплетения. Никто другой ее не видит и не ощущает, кроме Яны. Когда они с Сережей долго не пересекаются, пуповина истончается, вибрирует и натягивается до предела, но не рвется… (С Богданом ничего похожего и близко нет, специально пришлось посмотреть.) Следовательно, Мастер права, хоть как ни грустно это признавать: у них с Сергеем остались друг перед другом какие-то неуплаченные кармические долги из прошлого, оттого и страсти кипят…

Чего только Янка за последние дни об этой пуповине не передумала! Идеи в голове роились самые разнообразные: "Можно сказать, что он на меня давит и всё за меня решает, это тоже правда. И что я потом несколько дней хожу сама не своя, каждый раз, если мы поссоримся. И все равно через неделю то же самое! Как по кругу заколдованному ходишь. А вдруг это у нас на всю жизнь, как у папы с мамой?.." – пронзил самый что ни на есть суеверный ужас. Но надолго не задержался, уже через минуту стало самой от себя смешно: ты смотри какая впечатлительная стала! Раньше ведь такой не была, неужели настолько сильно изменилась всего за три-четыре месяца?.. (Папа в детстве любил баловаться: "Тьфу-тьфу, постучим по дереву!" И выразительно шелкал себя по лбу. Звук раздавался на диво звонкий и раскатистый, словно о пустую бочку – скорей всего, незаметно для всех цокал языком. Янке ни разу не удавалось его подловить.)

Этих стройных логических рассуждений хватило ровно до конца второй пары, географии, а там нагрянула долгожданная большая перемена. Пацаны по новой традиции, спионеренной у крутых одиннадцатых, расселись на галёрке прямо на партах и разложили свою драгоценную колоду. (Что, кстати, строжайшим образом возбранялось – еще одна причуда вездесущего директора!) Но мальчишки с запретами Михаила Васильевича никогда особенно не считались, а сегодня под хорошее настроение пригласили присоединиться и девчат – в кои-то веки!.. (Не всех девчонок, конечно, только их «банду».) Юлька согласилась без раздумий, разыгрывая «своего парня», Галина батьковна загадочно молчала, жеманясь и хлопая изрядно накрашенными ресницами. Остальные девочки тоже ломались и пересмеивались – что называется, мелочь, а приятно… Зато Яна отказалась наотрез: и так каждый раз в эти карты проигрывает, ну просто отчаянно не везет со всякими азартными играми! (Логическое мышление, видать, прихрамывает, в шахматы вон тоже Ярику регулярно продувает. Он хоть и профи, второй разряд, но все равно обидно.) Короче, нечего над собой издеваться.

Вслух она, впрочем, ни о чем подобном и словом не обмолвилась, гордость не позволила, но Денис Кузьменко словно бы в ответ принялся клятвенно уверять, что ей дадут выиграть – так уж и быть! В виде исключения – это раз, плюс по старой дружбе – это два. Что самое удивительное, даже разобиженный на нее Капля сидел на парте с видом вполне нейтральным и местами добродушным, с чего бы это?.. После того нанесенного ей на французском кровного оскорбления! Что-то здесь не то… Почуяв очередной подвох, Янка недоверчиво уставилась на закадычных друзей – Кузьменко и Каплю – своими круглыми, почти что с пятак, глазищами, а остальные хлопцы с самыми серьёзными минами принялись поддакивать. И опять было не разобрать: то ли они смеются, то ли и впрямь решили заняться благотворительностью… Сильно надо!

Нежданно-негаданно накатила эйфория от этого странного, доселе неиспытанного чувства всемогущества: одно только слово, да что там, полслова – и они сделают все, что она захочет! Хоть Денис, хоть кто!.. Вернул на землю Капля (и куда только все благодушие испарилось?). Смерил ее от макушки до кончиков ботинок недружелюбным прищуренным взглядом и непонятно обронил:

– Это всё из-за тебя!

Фраза была в высшей степени загадочная, Яна до конца перемены ломала себе голову, что бы это могло означать. Может, позавчерашний французский? Или еще что другое… Жалко, сразу не переспросила, не рискнула при всех: а вдруг бы нарвалась на комплимент?..

Именно сегодня Вселенная решила над ней подшутить: перед самым началом третьей пары нагрянул как снег на голову Сергей. (Непонятно вот только, как нашел их аудиторию? Хотя он всегда каким-то седьмым чувством ее находит: будь то на концерте, в парке или в плотно забитом кафе.) При одном Сережкином виде всё Янино недавнее всемогущество начало быстренько утекать куда-то вниз, бесшумно уходя в землю. «Благородный дон поражен в пятку!» – непонятно к чему вспомнилось из любимых Стругацких. Может, потому что выглядел он сегодня совсем по-другому, она бы со спины ни за что не узнала: вместо средней длины непослушных русых вихров, что полюбились Янке еще с первой встречи, на голове топорщился колючий темный ёжик стриженых волос.

"Терпеть не могу слишком короткие стрижки, в этом есть что-то нацистское!" – нахмурилась Яна, поглядывая на него с неодобрением. Ни за что не скажешь, что перед ней тот самый парень, в которого она влюбилась без памяти два месяца назад… Такое ощущение, что даже черты лица его немного изменились, стали жестче и тяжелей – ну совсем другой человек!

Неужели только у нее одной наблюдается эта ненормальная особенность в отношении мужчин? Что самое смешное, даже с Яриком или папой срабатывает та же фишка: стоит лишь кому-нибудь кардинально изменить прическу (особенно подстричься под ноль или близко к тому!), и Янка его с трудом признает. Приходится несколько дней присматриваться, заново привыкать.

Отец посмеивается, что у нее чересчур развито эстетическое восприятие мира, зашкаливает. Пускай даже и так, но все равно что-то в этом есть… Пожалуй, права была их лицейская психологиня Жанна Борисовна, когда однажды сказала, что нужно осторожней относиться к резкой смене своего образа или стиля одежды. Некоторые женщины любят менять масть через день, им это в кайф (Машенция тому яркий пример), но стоит задуматься: ведь любимый человек встретил и полюбил тебя именно в прежнем образе! А значит, есть риск, что вместе с выброшенным на свалку старым имиджем может исчезнуть и его влюбленность, ну или заметно ослабеть…

"Фу ты, расфилософствовалась! Да отрастут эти волосы, лишь бы голова на месте была", – одернула себя Яна, чувствуя некоторую перед Сережей неловкость. – Высокодуховная личность, понимаете, нашлась: стрижка ей не той длины!.." И постаралась как можно приветливей ему навстречу улыбнуться, да только Сергей не купился: подойдя поближе, настороженно Яну разглядывал прищуренными светло-карими глазами. Неужели что-то почувствовал? И опять непроницаемая маска вместо лица, по ней ничего не прочитаешь…

Боковым зрением Янка отлично видела подруг, что привольно расположились у окна: девчонки с любопытством таращились на них с Сергеем, беспрерывно шушукались и хихикали, подталкивая друг дружку локтями. Зая с присущей ей скромностью тыкала в их сторону указательным пальцем, Машка бесцеремонно громко на весь класс вопрошала: "А это еще кто?" И неподражаемый Юлькин голос в ответ: "Се-рё-о-жа! У меня экстрасенсорные способности."

Яна не вытерпела и обернулась в открытую: Юлька с закрытыми глазами шарила вокруг себя руками, как слепая, – изображала экстрасенсорные способности, надо понимать! – а девчонки со смехом от нее отбивались. От всей банды веяло за километр беззаботностью и превосходным настроением, Янка нетерпеливо переступила с ноги на ногу: они там, может, что-то интересное обсуждают, а тут он стоит и молчит, как партизан! Из них двоих вышла бы неплохая иллюстрация к старой детской книжке, что пылится дома на этажерке: "Вместе тесно, а врозь скучно." Вот уйдет он сейчас на все четыре стороны, хлопнет дверью в сердцах, и опять ей станет как-то неуютно, начнет себя попрекать, что не проявила должной чуткости… Дуристика какая-то!