Текст книги "Испытание на прочность"

Автор книги: Татьяна Турве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– Мы решили отдать тебе то, что ты нам столько лет дарил просто так!

– Спасибо, – с небольшой заминкой отозвался Дуб. По-стариковски натужно покряхтел (или так почудилось?) и с интонациями капризной барышни заворчал: – Все равно зря вы это затеяли, только энергию потратили! Мне ее знаешь сколько нужно?..

– Тихо! Будешь выступать – еще придем, – до смешного нелепо пригрозила она вслух, но тут сзади подошли остальные и пришлось поспешно замолчать. Не захотели ехать без нее, значится, – неужели они вчетвером так быстро сбились в команду, за какой-нибудь час?..

Мастер – вероятно, по старой профессиональной привычке – все-таки устроила по горячим следам «разбор полетов». Принялась допытываться, кто чего необычного видел, слышал или ощущал – Янке бы придержать язык да подождать, что скажут другие, так нет же!.. Влезла на пьедестал первая и принялась расписывать во всех подробностях, размахивая в такт руками:

– У него есть лицо, никто не заметил?

– У кого? – кругленькая и крепко сбитая, как колобок, Люба простодушно округлила глаза, уж это было заметно даже в темноте.

– У Дуба, – со старанием уточнила Яна. – Иногда появляется посредине ствола, такое большое и морщинистое, древнее… И губы шевелятся, и глаза есть… А потом он как будто бы прячется, уходит внутрь, остается одна кора.

– Ты "Властелина колец" когда в последний раз смотрела? – неожиданно вмешался еще не проронивший ни слова насупленный мужичок, таким вот занудным оказался! Янка обиделась со страшной силой:

– Причем тут "Властелин"?.. Все, больше ничего не буду рассказывать!

Короче, опять обнаружилось, что остальные ничего сверхъестественного не видели, не слышали и не ощущали, зато она в очередной раз зарекомендовала себя выскочкой! Мастер со своей непонятной улыбкой пробормотала что-то про поколение индиго, но объяснять по-человечески ничего не стала. (Хотя что тут объяснять, и так все понятно… Как будто бы. Цитируя Юльку, всё ясно, как в тумане.)

Любаша с тем ехидным товарищем, похожим на сотрудника КГБ из старых советских фильмов, сели на первую же маршрутку в Речпорт и укатили домой. А Мастер окинула Яну проницательным взглядом и предложила зайти в кафе, пропустить по "рюмке чаю" – то бишь погреться и кое-что обсудить. (Интересно, просто так про эту рюмку ввернула или с умыслом?..) До кафе, однако, не дошли: зачем-то уселись на скамейке неподалеку от Дуба и Мастер словно бы невзначай стала допытываться, что Янка в последнее время видит, кто именно приходит и что говорит? Та обрадовалась возможности высказаться без утайки, с подробностями, а то за эти недели столько всего накопилось!.. На пять романов хватит.

– Один сейчас стоит возле нас – вроде ангел, такой высокий, и в руках что-то держит… Как будто бы он у них главный. Говорит, что пришел ненадолго, для них это тяжело – находиться в атмосфере города… Слишком низкие вибрации, это он так объясняет. Хорошо, что город у нас зеленый, много парков, только это и спасает. В кафе бы он не появился, им туда хода нет… – Янка спохватилась и до боли прикусила язык, но отступать было некуда: и так уже все разболтала! Придется продолжать: сказавший "а", как известно, должен сказать и "б"… Всё бы хорошо, да только вот Мастер смотрит как-то аж чересчур заинтересованно, подавшись всем корпусом вперед – с чего бы это?..

– А Вы что, не видите? – прямолинейно брякнула Яна, не успев придумать ничего более дипломатичного.

Наставница, к счастью, от ее неслыханного наезда нисколько не оскорбилась, улыбнулась понимающе:

– Каждый видит свое, на индивидуальном уровне. Да и не всем показывают… Значит, сейчас это важно именно для тебя. Спроси, как его зовут!

– Этого главного? Говорит… Ариэль, что ли? Как порошок! – Янка ни к месту хихикнула, но Мастер на ее фривольные шуточки и бровью не повела. С учительски-строгим лицом поправила:

– Ариил?

– Точно, Ариил. Кивает. И улыбается, довольный!.. Про порошок понравилось. А кто он такой?

– Архангел Ариил. На досуге сама почитаешь, это долгая история. Думаю, не зря он явился именно к тебе…

Мастер, похоже, хотела добавить еще что-то важное, но промолчала, перевела разговор на какие-то повседневные пустяки. Стала расспрашивать про лицей, про учителей, куда она думает поступать в следующем году, а Янка ни с того ни с сего – как всегда невпопад! – вспомнила про свои прогулы и хронические опаздывания на первые пары. Следом за тем и директор лицея привиделся отдельным силуэтом, с его пронзительно-тихим голосом и указующим гневным перстом, направленным на дверь. От картинки этой взгрустнулось, так что быстренько закрыли не самую лицеприятную тему и засобиралась домой. Всю дорогу от парка до остановки на Суворовской Мастер хитро улыбалась в свете случайных ночных фонарей: может, специально ввернула про лицей, чтоб остудить Янин пыл? Ясновидящая ведь, как-никак! А может, это у нее просто лицо такое, глаза от природы узкие и будто смеющиеся, как у Дениса Кузьменко…

Через несколько минут Мастер Ольга прервала их сосредоточенное молчание, воскликнула с заметным волнением:

– Ты даже представить себе не можешь, как много тебе дано! Думаю, ты пока не осознаешь до конца, возраст еще не тот… Это редкий дар, мало кто может им похвалиться.

– А что в нем такого особенного? – переспросила Янка самым невинным голосом, втайне надеясь услышать нечто для себя приятное, как в прошлый раз, – расхвалили ведь по самое не хочу…

Но Мастерица ничего не ответила, не поддержала эту игру. Только на прощание ввела в глубокий ступор: усаживая Яну в плотно утрамбованную по вечернему времени маршрутку, заявила негромко, но со значением:

– Никогда в жизни ты не будешь пить ничего крепче вина! Да и то понемногу, в редких случаях.

К превеликому счастью, автобус тронулся в ту же минуту, не пришлось этот щекотливый вопрос обсуждать в присутствии двух или трех десятков пассажиров… У Янки в один миг вспыхнули от стыда уши, будто исправно отремонтированный светофор.

"С другой стороны, и слава Богу, что все раскрылось! Не надо ничего скрывать, лишний раз трепыхаться…" – думала она, прилепившись лбом к затемненному почти дочерна окну. (Сидячих мест, как водится, не оказалось в наличии, пришлось стоять по-моряцки, широко расставив для равновесия ноги и вцепившись обеими руками в поручень. И хорошо еще, не в "позе Рэкса", как это бывает в слишком низких маршрутках!)

"Значит, вино все-таки можно, хоть не сухой закон…" – подвела итог Янка и окончательно успокоилась, а там и место у окна исправно освободилось, красота… Судя по всем косвенным признакам, черная полоса неудач и всяких мелких неприятностей в ее жизни закончилась, теперь по всем правилам причитается белая.

Домой добралась уже в начале одиннадцатого, было до умопомрачения параллельно, кто чего ласкового скажет. На сегодня пронесло: из гостиной доносился приглушенный звук телика – следовательно, мама с головой погрузилась в просмотр своей очередной, уже вечерней «Бедной Розы». Из Яриковой комнаты вообще ничего не было слышно – загадочно, загадочно… «Наверно, заседают с папой за компьютером», – с определенной долей ревности предположила Янка. Просунув нос в дверную щель, утвердилась в своих подозрениях: сдвинув головы вплотную, едва не стукаясь лбами, два доморощенных хакера накрепко застряли в сети. (Теперь-то их и Царь-пушкой не дозовешься, куда там!) И опять вспомнилось из Юлькиного репертуара (откуда она только берет свои байки?):

"Алё, Васю можно?"

"Вася здесь больше не живет. Он покинул наш мир."

"Он что, умер?!"

"Да нет, к Интернету подключился."

С легким сердцем и с чувством выполненного долга Янка в одиночестве от души налопалась вкуснющего маминого плова – чего себе обычно не позволяла, на ночь-то глядя – и умостилась спать. Но сон от пережитого возбуждения никак не шел. Донельзя довольная собой, она принялась предвкушать: вот сейчас кто-то из "них", из вчерашних, как придет, да как начнет хвалить!.. Еще бы, день-то какой выдался плодотворный! Столько всего сделала – чуть ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь до этого лета… И не заметила, как заснула уже привычным крепким сном без сновидений.

Глава седьмая. Компаньоны

– А Вы все в трудах, мой государю!

(Из к-ф «Иван Васильевич меняет профессию»)

На следующий день в среду Янка проснулаcь ни свет ни заря, еще до рассвета. Крутилась в постели волчком, сбивая в сторону и без того изжеванную простыню с легким одеялом, но сна было ни в одном глазу. В четверть седьмого она сдалась, неохотно сползла с кровати и в одной пижаме почапала в ванную надевать линзы. (Вот ведь неудобство, что без них нормально и не почитаешь! Временами ей становилось жутко, до чего же она стала зависимой от этого хитроумного оптического приспособления… Но по старинной привычке старалась от всех неприятных мыслей отмахиваться, как от ничего не значащей ерунды.)

– Щось вэлыкэ у лиси здохло! – поприветствовала ее в коридоре мама, завидев ненаглядное чадо в столь неурочный ранний час. Яна не стала вдаваться в полемику, наскоро умылась и, вооруженная линзами и растянутой отцовской мастеркой, доходящей ей как раз до колен, засела в Интернете. Не выходили из головы слова Мастера Ольги про вчерашнего гостя, Архангела Ариила – он же Ариэль, он же Араил, как гласила страничка выхваченного поисковиком вэб-сайта. "Имя Ариил означает "Лев или львица Господа", этот Архангел часто ассоциируется со львами. Когда Ариил рядом, вы можете увидеть образы или очертания львов вокруг себя. На некоторых картинах у Ариила львиная голова. Этот Архангел также связан с ветром – поэтому, когда Ариил рядом, вы можете ощутить или услышать ветер, как знак его появления."

А был же ветер, был!.. Яна от удовольствия аж руками всплеснула и, подобрав с изяществом полы мастерки на манер вечернего платья, исполнила по комнате несколько замысловатых па. (По чистому везению никто из любопытствующих родственников не околачивался в непосредственной близости, пока что можно расслабиться.)

По всему выходило, что Ариил занимается защитой окружающей среды, в особенности водоемов – рек, озер, морей и океанов. Как уж тут не вспомнить Янкину стойкую привязанность к воде! Чуть только прижмет-прикрутит – и сразу же на набережную к Днепру снимать стресс… И что самое интересное, каждый раз помогает, точно вода cмывает и уносит с собой все ее печали да неприятности.

А дальше в этой солидной Интернет-статье начиналось что-то волшебное, из серии "сказки для взрослых" (для взрослых – потому что сайт вроде как из серьезных, со всякими эзотерическими прибамбасами): "Ариил также присматривает за эльфами – природными духами, связанными с водой. Эльфы близки феям, и цель их – поддерживать здоровую окружающую среду вблизи океанов, озер, рек и прудов. Архангел Ариил может вступить с вами в контакт, чтобы попросить помощи с делом очистки этих вод и их обитателей. Если вы поможете Ариилу в его миссии, в награду можете получить чудесные манифестации и магическую силу."

В мозгу поразительно четко всплыла уже знакомая по ощущениям "посторонняя" мысль: "Проси!"

Янка поневоле растерялась: "Что просить?.."

"Чего хочешь."

"Это за Дуб?"

"За Дуб."

Как назло, именно в этот момент абсолютно ничего не хотелось! Яна прикидывала в уме и так, и сяк, но ни одно привычное желание не казалось настолько важным, чтоб заявлять о нем вслух. Пока не возникла странная до невозможности мысль, что у нее и так уже все есть… Жаль, за всеми размышлениями не догадалась засечь время – не будут же эти невидимые благодетели полчаса ждать, пока она что-то надумает!

"Благодетели" вежливо молчали, на глаза показываться не спешили. Скорей всего, не хотели ее пугать. Она уже собралась махнуть на все рукой и отправиться на кухню завтракать, но тут накатило озарение: встрепенувшись, Яна решительно объявила в пустоту комнаты, уставясь в синеву монитора, как в чьи-то глаза:

– Я хочу, чтобы папа никуда не уезжал! Остался дома.

Свернувшийся калачиком в кресле Гаврюха от звука ее голоса проснулся, с явным неудовольствием на усатой морде зевнул и выскочил в коридор, раздраженно дергая хвостом. Из компьютера не ответили – наверняка ушли, не стали дожидаться. У них ведь тоже свой график работы, по-видимому…

"Вот так всегда: пока что-то надумаю, уже поздно!.." – довольно-таки глупо расстроилась Яна и все утро была крайне невнимательна, да и рассеяна больше обычного (хотя, казалось, куда уж больше!). Еле сдерживалась, чтоб не повздорить за завтраком с мамой: ну почему каждое слово с ее стороны воспринимается как обидная шпилька? И ладно еще, если б только сегодня, когда она встала в несусветную рань, не выспалась по-человечески, а то практически всегда. Психологическая несовместимость у них, что ли? Иначе не объяснишь…

Малая в коротком платьице из синего джинса упоенно вертелась перед зеркалом. Критически разглядывала себя со всех сторон, ежесекундно поправляла волосы, перекидывая волнистые светлые пряди с одного плеча на другое, и с непередаваемой скромностью под нос напевала: «She's Miss California, the hottest thing in a West LA…» («Она – Мисс Калифорния, самая горячая штучка в Западном Лос-Анжелесе».) Заслышав сие скромное заявление, Ярик не сдержался и издевательски-громко захохотал. Сестра, как водится, искренне возмутилась и запустила в него расческой. Ярослав даже пригибаться не стал – естественно, промахнулась на добрые полметра и угодила в старую колченогую этажерку. (С глазомером у нее всегда было туговато.) Нисколько не стушевавшись от конфуза, Янка величественно задрала к потолку курносый нос и выплыла из комнаты, изо всех сил отпихнув его в дверях плечом.

– Мисс Калифорния в масштабе ноль-пять! – поддразнил он в удаляющуюся сестренкину спину. Янка замерла на месте и на несколько секунд задумалась – видать, пыталась сообразить, как это будет выглядеть в реале. (Надо сказать, что при всех своих вундеркиндовских способностях в чисто логических вопросах она иногда догоняла не сразу.) Наконец просекла, что это нечто оскорбительное, и с душераздирающим воплем бросилась на него. Ярик только этого и ждал, рванул на высоком старте прямо с места: все равно малая не догонит, кишка тонка! Завязалась обычная утренняя потасовка, как и полагается, в результате Яна опять опоздала… Называется, покаялась!

В лицее с самого утра на голову посыпались неожиданности, как из античного рога изобилия. Да если б еще приятные!.. Не успел сварливо оттарабанить звонок с первой пары, как над Янкиной головой уже сгустились зловещие черные тучи. Все-таки не зря она вчера вспоминала про директора c его повадками сталинца-чекиста, вот вам и результат: общее собрание в спортзале. Для всех десятых и одиннадцатых классов явка обязательна, остальная малышня по желанию. (Стоит ли говорить, из «молодежи» ни один человек не объявился – кто ж по своей воле сунется на экзекуцию!)

Стояли, как заведено, нестройными рядами и колоннами, традиционной буквой "П"– их директор всегда питал слабость к линейному построению. Среди общей неразберихи и толкотни Янка успела краем глаза выхватить вроде как заболевшую Оксану Юрьевну: нос у той был заметно распухший и покрасневший от жесточайшего насморка – что подтверждал изящно прижатый к лицу носовой платок, – а глаза порядком перепуганные. Перехватив Янин взгляд, вездесущая Юлька забубнила ей на ухо интимным шепотом, от которого начали оборачиваться стоящие по соседству "бэшники":

– Ты представляешь? Оксану специально сегодня утром вызванивали, секретарша такой раздолбон устроила! Типа, за прогулы. Она сейчас, бедная, боится… – Юлия тяжко вздохнула и философски заключила: – Ну, что нам влетит за биологию – это само собой!..

Галя раздраженно на них двоих шикнула: в дверях величественно возник Михаил Васильевич, грозный директор Городского академического лицея. (Грозный-то он грозный, а вот ростом примерно с их Заю будет… А та ведь малявка известная.) Но зато характерище – во! Полная достоинства походка, несгибаемая по-военному спина, характерный поворот головы – одним словом, залюбуешься! И самая яркая во всей палитре черта: говорит он подчеркнуто тихо, на пределе слышимости. Иногда от этого становится в прямом смысле страшно: когда стоит перед тобой, неторопливо раскачивается взад-вперед с пяток на носки, глаза под стекляшками очков посверкивают молниями Зевса… А голос едва различимый, хоть через каждое слово переспрашивай.

– Ну что, орлы, – в зале в один миг воцарилась тишина, чей-то несвоевременный смешок испуганно заперхал и заглох. Стало слышно, как пронзительно завывает за окном (где-то в далеком и безоблачном гражданском мире) пожарная сирена. Довольный молниеносным эффектом, Михаил Васильевич еле заметно издали улыбнулся:

– Кто знает, о чем мы сегодня будем говорить? – со стороны крутых одиннадцатых кто-то неразборчиво выкрикнул что-то дерзкое, но явить народу лицо не решился. (Этим одиннадцатым все по барабану: еще бы, какие-то несчастные полгода – и тю-тю, родной лицей! Нечего терять.) Директор препотешно приставил к уху ладонь, разыгрывая добряка Чарли Чаплина. Никто не засмеялся: – О чем?.. Ну-ну, смелее! Пра-а-а-вильно! – И отчеканил по слогам: – Дис-цип-ли-на!

По ребячьим рядам пронесся легкий шум вперемешку со сдержанными смешками, Янка и себе позволила в открытую улыбнуться: ну, это еще куда ни шло! Могло бы быть намного хуже: если бы он взъелся сейчас за прогулы… А Михаил Васильевич уже затянул свою обычную лебединую песню: любой лицеист (и даже самый мелкий лицеистик!) знал ее назубок – со всеми многозначительными паузами, покашливаниями и верчением острого указательного пальца в воздухе:

– Предупреждаю в последний раз! Не дай Бог, увижу кого-нибудь с сигаретой на территории лицея! До конца года спуску не дам, каждый день по ведру бычков!

Несмотря на серьезность момента, Машка радостно хихикнула и от души пихнула Галю в спину. (Из всей компании курит одна только Галина батьковна, девчонки каждый божий день по этому поводу веселятся. Чуть что – и "ведро бычков вокруг лицея!") Но Галя и бровью не повела, лишь презрительно скосила на Машенцию один глаз. Яна про себя отметила, что Галька сегодня особенно, подчеркнуто холодна, будто ее только-только извлекли из морозилки, где безжалостно продержали всю ночь.

Тем временем на импровизированной сцене посреди спортзала, в самом центре горячо любимой директором буквы "П" еще советского разлива, разворачивалась красочная шоу-программа. Опять-таки знакомая с восьмого класса до мелочей: все те же негромкие рубленые фразы, отмеряемые для разнообразия взмахом сухой ладони:

– Имейте в виду! Мобильники во время занятий должны быть отключены! Словлю кого-нибудь во время пары – конфискую телефон на неделю! На две недели! Никакой пощады!..

Напряжение потихоньку сходило на нет, становилось скучно. Устав изучать Петину массивную, обтянутую серым свитером крупной вязки спину перед своим носом и Галькин надменный угольно-черный затылок, Яна обреченно вздохнула и как можно более небрежно осведомилась:

– И долго ты так будешь?

Петя покосился на нее через плечо дикими глазами, но ничего не сказал. К величайшему Янкиному удивлению, разобиженная в пух и прах Галя обернулась, ловко шмыгнула за Петину спину, а там схватила Яну за локоть и с силой потрясла. И-и пошло-поехало:

– В следующий раз я с тобой разговаривать не буду! Еще раз так сбежишь, и все!..

Янка на ее грозный ультиматум не на шутку оскорбилась: ну здрасьте, еще одна будет ставить ей свои условия! Мало того, что дома изо дня в день мозги компоссируют… Нахмурившись, она выставила вперед аж никак не волевой подбородок с отцовской ямкой и огрызнулась:

– И что тогда?

– А ничего, – Галька резко успокоилась, ну в точности как мама после дежурного скандала на пустом месте! "Может, мама у нас тоже Наполеон по соционическому типу? – не ко времени задумалась Янка. – А что, пока по всем повадкам сходится с Напом: "Всем лежать полчаса!.."

Галина, игнорируя ее выразительные насмешливые гримасы, в задумчивости забормотала, будто прикидывала сама для себя вслух:

– И вообще, какое мне дело? Никакого…

Яна только было раскрыла рот, чтоб согласиться, – да и еще раз да, совершенно никакого дела! – как Галька взялась за нее с утроенным рвением. А значит, вся эта трогательная до слез покорность и внезапное отступление – всего лишь отвлекающий маневр, чтоб запудрить противнику мозги. Опять старина Нап, великий стратег и полководец!

– Никогда не думала, что у тебя каждый раз какая-нибудь отговорка? То голова болит, то под коленкой тошнит! А на самом деле просто боишься, – обвиняющим голосом заявила Галька.

– Чего боюсь? – Яна опешила от неожиданности.

– Всего боишься! Жизни. Вот и бежишь от всего подряд, ховайся кто может! Так можно до старости пробегать…

Растеряв от изумления все свои доводы, Янка посмотрела на нее с невольным уважением: вот это Галина! Философ домашнего засола, оказывается, – и откуда только взялось?.. Как Яна про себя ни отнекивалась, но слова эти Галькины здорово зацепили за живое, даже кровь в лицо ударила. Она-то, наивная душа, полагала, что никому из простых смертных не под силу ее сложную многогранную натуру просчитать и тем более расшифровать… Как утверждала незабвенная Анна Адамовна из "Покровских ворот": "Я вся такая внезапная, такая непредсказуемая вся!"

Для болящей Оксаны Юрьевны всё обошлось как нельзя лучше: немногословный обычно директор до того разошелся на свою любимую дисциплинарную тему, что ни на что другое попросту не хватило времени. Ни на армию, грозящую особо нерадивым пацанам (девчата на переменках любили распевать под мелодию "Статус кво": "Нэ хОчу в армию! О-о-у-оу, нэ хочу в армию!"), ни на прогулы всяких безответственных товарищей. Англичанка – да и сама Яна тоже, чего уж тут скрывать! – заметно воспряла духом, хотя капитально заложенным носом все равно страдала. Благодаря этому обстоятельству, десятому "А" представилась редчайшая возможность услышать из уст своей классной гортанное английское "р" с характерным французским прононсом.

Кстати о французском: его с сентября поставили последней парой, сразу же после Оксаны с ее Past Perfect и знакомой с младых ногтей считалкой неправильных глаголов: be – was – were – been! Француженка Вероника Сергеевна каждую среду однообразно жаловалась, что ребята путают самые простые французские слова с английскими, чего в иные дни недели не наблюдалось. Но никто и в ус не дул, за неимением лучшего расписания приходилось изъясняться на суржике.

– Мы скоро будем как канадцы украинского происхождения! – не преминула поделиться старинным папиным приколом Яна, опасливо косясь на вошедшую Веронику Сергеевну. Девчонки заинтересованно склонили с соседних парт уши, богато увешенные сережками (Машка вообще всех переплюнула, еще и ноздрю на днях проколола, индийская звезда!).

– Так что там про канадцев? – подогнала нетерпеливая Юлька.

– А-а, у них там суржик: "От кляти чилдрены, знову на вындовы повылазылы!.."

Девчонки зафыркали от смеха, зажимая себе ладонями рты. Вероника Сергеевна метнула на них красноречивый взгляд, но разводиться про дисциплину, как давеча директор, не стала. Она была дамой живого характера, приколистка вроде Оксаны Юрьевны. Хоть и драла с них на занятиях по три шкуры, почище всех других учителей, но зато под музыку, с анекдотами да прибаутками, не соскучишься…

Когда-то, еще в восьмом классе, Яна для себя решила, что и внешность у Вероники Сергеевны самая что ни на есть "французская": гладкие иссиня-черные волосы с низкой челкой "пони", из-под которой искрятся черные бусины-глаза, и неизменная вызывающе-красная помада на бледном лице. Папа не раз рассказывал, что в Париже именно этим ярким оттенком красится практически все женское население – будь то утро, белый день или глубокая ночь. Пьют малюсенькими глотками cafe au lait (кофе с молоком) в полутемных уютных кафешках, небрежно листают наманикюренными пальцами газету и обязательно перед уходом подкрашивают губы, придирчиво разглядывая себя в зеркальце. Прямо у всех на виду, а никто уже внимания-то и не обращает, привыкли…

Хотя есть и другие, спешащие утром на работу в метро: серенькие и словно бесцветные, блекло одетые, а глаза равнодушно-усталые, погасшие изнутри. (Привычная маска пассажира в утренней электричке, что застегнут на все пуговицы сверху донизу.) Да и метро парижское, папа говорит, почти ничем не отличается от нашего, хотя бы киевского… Если бы Янку вдруг разбудили среди ночи и громовым голосом спросили: "Какой город ты хочешь увидеть больше всего на свете?", она бы с закрытыми глазами на полном автомате выпалила: "Париж!"

Само собой уж так сложилось, что Яна с раннего детства ("буквально с пеленок!", сокрушалась мама) бредила всем французским. Музыка, книги, фильмы – все это жадно поглощалось неокрепшим еще серым веществом и оседало в глубинах памяти. Более того, в возрасте пяти лет Янка очень правдоподобно распевала услышанные по радио песенки – то ли Патрисии Каас, то ли Джо Досена, – и старательно грассировала на каждом "р". (Есть в папиной коллекции одна затертая до дыр видеокассета с паршивым изображением, но звук по чистой случайности остался терпимым.) Отец однажды неудачно пошутил перед залетевшими "на огонек" мамиными гостями: сказал, что Янка в прошлой жизни жила во Франции, только-то и всего. Яна как сейчас помнит, завопила радостно: "А откуда ты знаешь??" Высокомерные "чужие" гости рассмеялись, а мама взглянула на отца с нескрываемой жалостью, как на умалишенного…

Этот мамин взгляд запомнился на всю жизнь, полоснул бритвенным лезвием прямо по сердцу. С тех пор несчетное количество раз Яна переживала его заново, но теперь уже на себе: насмешливое удивление и снисходительность с легкой долей поблажки. (Дескать, смотри ты, а малышка умеет шевелить мозгами! А фантазия-то какая – блеск!..) Стоит обмолвиться неосторожным словом в неподходящей компании – и сразу же этот взгляд, как ответный удар. Тут уж хочешь-не хочешь, а приходится "фильтровать базар", по незатейливой Юлькиной рекомендации. И вообще не стоит забывать, что молчание – золото, а слово – всего лишь серебро…

Единственное, что Янке никогда не нравилось – это ее короткое звонкое имя во французском звучании, с ударением на последней "а". Всегда казалось, что от этого оно становится беспомощным, теряет былую силу.

У Вероники Сергеевны на каждой паре случался так называемый «любимчик наоборот». Обычно это бывал Петя, за ним с восьмого класса прочно закрепилась кличка «Бэбэ», тоже с ударением на последнем слоге – малыш, ребенок. (Вот ведь четко Вероника подметила: Петина внушительная двухметровая наружность и добрые до наивности глаза большого теленка, и жизнерадостный смех без причины – признак известное дело кого…)

Француженка в нерешительности постукивала острием идеально заточенного карандаша по журнальному списку, выискивая первую на сегодня жертву. Над партами зависла напряженная тишина: девочки скромно потупили головы к тетрадям, а пацаны глубокомысленно уперлись взглядами в потолок. У Яны неприятно вспотели руки и бешено заколотилось сердце – хотя глупость, конечно! На крайний случай могла бы сморозить что-нибудь подходящее случаю, и даже болей-менее связное, беглым текстом. Чем-чем, а языком природа вместе с высшими силами наградили в достатке, да и подвесить вроде не поленились… (Если, конечно, не пробивает на застенчивость – там уж, ясное дело, не до красноречия!) Да и голос ничего себе такой, слегонца, правда, писклявый, но зато "приятно-убеждающий". (Как тонко польстила в прошлом году Галька, подставляя Яну договариваться с разъяренным физиком Колобком. И тоже, помнится, по поводу пропущенной пары… Или нет, лабораторной, опоздали на нее всей бандой. Ну да, нашли себе пушечное мясо: "У тебя голос самый приятный!")

– Ну, на кого Бог пошлет? – успела шепотом приколоться за спиной Юлька, прерывая Янины воспоминания. "Бог послал" как раз на нее.

– Ермоленко! – карандаш кровожадно впился в Юлькину фамилию, аки коршун в цыпленка. Юля машинально вобрала голову в плечи и стала значительно ниже ростом, и с каждой секундой сползала под парту, пока на поверхности не осталась только стриженая темно-русая макушка. Еще одно "бэбэ"!

– Julie, quel devoir avions-nous? (Жюли, какое у нас было домашнее задание?)

– Повторить спряжение глаголов?.. – с неуверенными нотками в голосе просипела Юлька.

– Рas Russe! Quels verbes?.. (Не по-русски! Каких глаголов?..) – тонко намекнула Вероника, но Жюли в подсказку не врубилась. Заунывно затянула прямо с места, от волнения позабыв встать:

– Же нэ сэ па… (Я не знаю.)

Класс взорвался от хохота – обычная нервная реакция, которую мало кто из учителей правильно понимает. Вероника Сергеевна с энтузиазмом подхватила, и отчего-то на чистейшем русском:

– Я вижу, это все, что Вам известно по-французски! А дальше? "Я не знаю, ты не знаешь"…

Юлька полностью стушевалась и затихла, хоть как Яна ни подбадривала ее взглядом, а Машка дружеским локтем под ребро. Галя взволнованно – и тоже с места – выкрикнула:

– Она знает!

Но Юля перепугано твердила, будто пластинку заело:

– Же нэ сэ па…

В эту секунду, как нежданное спасение, у Яны в сумке запиликал мобильник. (Который, кстати, по строжайшему директорскому указу надобно на парах отключать…) Француженка неодобрительно покачала головой, но все же смилостивилась и на Янкин умоляющий взгляд неохотно кивнула. Она еще с самого начала к Яне сильно благоволит, уже не раз перед всем классом расхваливала, что у той прекрасные способности к французскому. Янка от ее дифирамбов обычно готова сквозь землю провалиться: пронзить стрелой все этажи и вынырнуть на противоположной стороне глобуса, где-нибудь поближе к Индонезии. И шутила про себя саркастично, чтобы не слишком возноситься: "Непонятно, с чего бы это вдруг "прекрасные способности"? Не иначе, сослужил добрую службу тот грассирующий акцент еще детских времен и песенки Адамо с Джо Досеном, папа их крутил тысячу раз…"

Эту обнаруженную классе в восьмом легкость в изучении иностранных языков Янка называла "обезьяньи способности" и никогда ей особенно не гордилась. Привыкла воспринимать как должное: ну есть себе и есть! Как рука или нога, не будешь же ты ими хвалиться?… А француженка, скорей всего, просто питает на ее счет какие-то олимпиадные надежды, потому и смотрит на многое сквозь пальцы: болтовня на парах, опоздания – пока что все благополучно сходит с рук. Если так, то пускай договаривается с Оксаной, потому как весь декабрь уже прочно забит олимпиадой по английскому. И опять, как водится, с пропусками пар! Эх, жизнь!.. Как бы ее, Яну, из этого славного лицея не поперли…