Текст книги "Испытание на прочность"

Автор книги: Татьяна Турве

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Глава одиннадцатая. История…

– Позвольте замереть в глубоком пардоне!

– Позволяю.

(Из к-ф «Гардемарины, вперед!»)

Уже засыпая, Янка вспомнила про сегодняшние рекомендации Мартына и колоссальным волевым усилием заставила себя включить круглую ночную лампу на тумбочке у кровати. Даже ее неяркий приглушенный свет бесчеловечно бил в глаза, Яна обождала полминуты, борясь со сном, и сквозь полу-зажмуренные веки стала рассматривать свои руки. Но – увы и ах! – те выглядели самыми обыкновенными: с тонкими длинными пальцами (за которые ее во втором классе преобидно дразнили) и средней длины продолговатыми ногтями со следами синей пасты. До Алинки с ее маникюром, конечно, далековасто… Единственной приметной чертой был указательный палец, самодовольно изогнутый вверх, словно бы курносый, как его хозяйка. А больше ничего – ну руки тебе как руки…

Ухмыляясь сама себе, Янка из какого-то озорства вслух размеренным голосом пересчитала на каждой руке пальцы, довольно хихикнула и с чувством выполненного долга погасила свет. Но сон пропал без следа, точно обиделся за оказанное ему неуважение. На электронных часах у кровати грозно высветилась цифра одиннадцать, за нею двенадцать, а она все не спала, лишь проваливалась иногда в легкую полудрему. А потом закрутилось что-то непонятное, и опять было не разобрать: то ли это сон такой, то ли самый обычный реал…

Дело было так: она шла по бабушкиному саду, засыпанному поразительно яркими золотыми листьями с пляшущими на них солнечными бликами, а прямо над головой раскинулось пронзительно-синее небо. От этого буйства красок накатило ожидание чего-то праздничного и почти что сказочного, как в детстве перед Новым годом. Да и сад был не совсем обычный, насквозь пронизанный солнцем и словно живой… За забором на здоровенной соседской яблоне сидели незнакомые ей хулиганистого вида мальчишки и с разбойничьим свистом трясли несчастное дерево изо всех сил. Янка про себя возмутилась и раскрыла было рот, чтоб призвать их к порядку, но тут прямо под ноги подкатилось крупное желтобокое яблоко с аппетитным розовым румянцем. Она его проворно подобрала и от души надкусила с румяной стороны, но вкуса не почувствовала: в поле зрения попали руки. Они тоже были вопиюще-странными, не такими, как полагается: чересчур бледные, с заметными синеватыми жилками, будто прозрачные. И пальцы ненормально длинные, слишком тонкие, и не пять их, а шесть…

Что самое любопытное, никаких особенных чувств – беспокойства там, страха или вполне объяснимой паники – эти неподобающего образа конечности у Яны не вызвали. После первой мимолетной вспышки удивления все показалось в порядке вещей. Еще одно мгновение – и она взмахнула своими длиннопалыми руками, как невиданная птица, и свечкой взмыла вверх, и полетела, едва не касаясь верхушек расцвеченных деревьев, медленно поднимаясь все выше и выше в синее небо… И дух перехватило от небывалого головокружительного счастья, даже трудно стало дышать.

Проснувшись от басовитого ворчания будильника, Яна долго не могла прийти в себя, снова и снова переживала в мыслях свой ликующий полет. Вот это было здорово, давненько она так не летала! Сам сон, кажется, не вещий, но на безрыбье и рак рыба – уже кое-что. (С другой стороны, вдруг в нем содержится какая-то важная информация, которую ей во что бы то ни стало нужно расшифровать?) Единственный минус, с контролем ничего не вышло: скорей это оно, сновидение, ее контролировало… Но все равно это хороший знак: неужели ей вернули отобранные еще в сентябре разноцветные сны? Может быть, она вышла на какую-то новую ступень ясновидения? Знать бы еще, на какую…

"У меня было три испытания, – возникла неожиданная "посторонняя" мысль. – Сначала Юлька, потом Дуб, и наконец резервуар энергии в клубе… Хоть с резервуаром я сплоховала, это да… И последний, самый главный тест был вчера, на дне рожденья у Эдика. Там меня проверяли на прочность. Ну и ну…"

Понедельник начинался по всем параметрам удачно: Янке посчастливилось проскользнуть в ванную перед самым носом Ярослава и победно хлопнуть дверью. Брателло в негодовании взревел не своим голосом:

– Вот Ихтиандр!

И ушел в универ немытый, не захотел ее ждать. Яна решила специально для него проявить неслыханную сознательность и уложилась в рекордные двадцать минут вместо обычного часа или двух, а он не оценил!..

– Звонил твой орел, бросил трубку! – крикнул через дверь ванной отец. – Боится меня. – Немного помолчал и с заметным удовольствием припечатал: – И правильно делает!

"Сережка, наверное. Или Богдан? Нет, если бросил трубку, то это Сережа…" – по какой-то загадочной ассоциации с "орлами" Янка незаметно для себя распелась под плескание воды, как восходящая оперная звезда. Сперва негромко так, с деликатностью, но через минуту забыла обо всем на свете и выводила уже с чувством, в полный голос:

– Орленок, орленок, блесни опереньем,

Собою затми белый свет!

Не хочется думать о смерти, поверь мне,

В шестнадцать мальчишеских лет…

Песня была еще с детства любимая, перенятая от мамы (та пела когда-то в студенческом хоре). Распевали обычно по вечерам на пару с Яриком – соревновались, кто кого перекричит. Слова с тех пор подзабылись, но вчера во время вечернего заточения из-за маминой разговорчивой подруги на глаза удачно донельзя попался потрепанный песенник советских времен, в патриотической красной обложке. Янка до того увлеклась, что зачиталась им допоздна (чтобы было моральное оправдание не решать на пятницу задачи по химии). Хорошая все-таки песня этот «Орленок», задушевная! И про гордый «Варяг» тоже ничего, только там потруднее будет, всего не упомнишь…

– Голос прорезался? – бодро поприветствовал ее, уже свежевыкупанную, папа, и чем-то неуловимым напомнил Ярика. То ли голосом, то ли подвижной клоунской мимикой, то ли самой интонацией с вечной дружеской поддевкой: если закрыть глаза, ни за что не угадаешь, кто на этот раз озвучивает комментарий!

– А что, плохо? – Янка обиженно засопела носом, готовясь разыграть сцену оскорбленного достоинства, и отец поторопился успокоить:

– Наоборот, хорошо! Лоретти. С Шаляпиным не сравниваю, сама понимаешь…

До чего же славно с папой по утрам! Никто никого не попрекает, не выискивает твои недостатки и не стремится по ним покрепче ударить, или ущипнуть с вывертом, чтоб добраться до живого… (Вряд ли мама делает это со зла, просто манера общения у нее такая своеобразная. Но от этого не легче.) В общем, можно расслабиться и не огрызаться через каждое слово, держа оборону сразу по всем фронтам.

Позавтракали на скорую руку сооруженными папой трехэтажными бутербодами с толсто нарезанным сыром, помидорами и докторской колбасой. Маме сегодня было не до завтраков, торопилась на вокзал встречать очередную свою подругу, прикатившую из заграницы. (Подобные мероприятия, то есть встречания-провожания, обычно плавно перетекают в праздничный сабантуй и обсуждение всех жизненно важных подробностей вплоть до самого вечера, так что горизонт на весь день свободен. Никакая жаждущая общения мамина знакомая не будет подстерегать за углом и лишний раз нервировать!)

За поеданием второго папиного бутерброда, отмеченного ударной порцией вкуснейшей нежной колбасы, Янку посетила простая и очевидная мысль: а почему, собственно, звонили на домашний? Неужели на мобильнике села батарея?.. Именно так и оказалось, подтвердились наихудшие подозрения: дико предусмотрительная Яна Владимировна опять села в лужу! И времени на подзарядку совсем не остается, так что можно уже и не дергаться, предоставить все на волю случая. Как сказала бы сейчас Юлька, too-o late! (Слишком поздно.) Хотя вдруг Богдан сегодня позвонит, а мобила отрубилась? Как же она сразу не подумала!..

За всеми заботами едва-едва успев наспех расчесаться и подкрасить розовым блеском губы, Янка пулей выскочила во двор – оставался еще малюсенький призрачный шанс, что сегодня не опоздает. По закону подлости сразу же у подъезда образовалось непредвиденное препятствие: на лавочке у выкрашенной в мышиный серый цвет двери расположилась кучка дворовой молодежи и, как назло, тоже жаждала душевного общения.

Яна решила не рисковать своим авторитетом: во дворе ее уважают (непонятно вот только, за что?.. Неужели из-за импортных шмоток, которые папа привозит из каждого рейса?). Словом, считают "своей". Закадычных друзей и особо близких подруг, правда, нет, но зато просто приятелей, с которыми можно поприкалываться и почесать языки, полным полно. "Let's keep it this way, будем продолжать в том же духе, – заключила Яна и сама себе изумилась: – И чего это вдруг меня пробило на английский?.."

– На учебу? – поинтересовался кто-то, неприхотливо устроившийся на асфальте почти что под скамейкой, за неимением свободных мест. Янка до сих пор не могла запомнить его по имени – то ли Женя, то ли Саня, – а потому лишь кивнула с неопределенным выражением на лице. Впрочем, ответить бы все равно не успела – вмешалась Ирка, она же Ирэн, считавшаяся здесь самой крутой. Cкорей всего, благодаря (или вопреки?..) ультрасовременной стрижке перьями всех мыслимых-немыслимых цветов радуги, от черного с баклажанным до бордово-фиолетового. Яна со скуки насчитала оттенков семь, не меньше.

– Слышала сегодня?.. – Ирэн прямо-таки захлебывалась от возбуждения. Вот те раз, что же могло привести ее в столь невменяемое состояние? Она ж обычно упирает на "keep it cool!" (держим класс!).

– Что слышала? – сдержанно поинтересовалась Яна, внутренне изнывая от любопытства.

– В семь утра кто-то пел "Орленка" на нашем стояке, и еще со всей дури! – Янка похолодела. Вообще-то не в семь, а в восемь, но это сейчас не суть важно… Плакала ее репутация! – На весь дом было слышно, – со злорадством прибавила Ира, энергично сдувая со лба агрессивно-малиновую челку.

Пока Яна лихорадочно открывала и закрывала рот, как безжалостно выброшенная на сушу рыба-кит, вмешался Костик – невысокий крепко сбитый парень с типичной для Города бритой головой. Его во дворе прозвали на иностранный лад Кин-Стин-Тин (Янке на ум то и дело приходили корейские лидеры Ким-Чен-Ир и Ким-Ир-Сен – вот ведь чем голова забита!).

– Наверно, та дура очкастая с пятого этажа, – Костик театрально выпучил глаза и закрутил из стороны в сторону идеально круглой головой, по которой впору строение черепа изучать. По-видимому, изображал "очкастую", вполне нормальную девчонку, с которой Янка несколько раз болтала, дожидаясь лифта…

Народ нескладно загоготал, парни вперемешку с девчатами, а у нее на душе стало так паршиво, как давно уже не бывало.

– Так что, не слышала? – продолжала допытываться Ирка с опасным блеском в глубине суженных зрачков.

– Нет, в семь я еще спала, – как можно более небрежно отмахнулась Яна, мысленно с ожесточением ругая себя за трусость. Но Ирка не купилась, все продолжала с подозрением сверлить ее глазами-буравчиками, щедро оттененными черными тенями. (Стоит ли говорить, что "первая леди" их двора Янку не слишком жалует – чует конкуренцию, что ли…)

Это ж надо было столько ума: ну как она могла забыть, что именно в ванной звукоизоляция самая никудышная! Когда ругаются соседи сверху, слышно все до единого слова. А если кто-то узнал ее по голосу?.. Да и лысый Кин-Стин-Тин смотрит чересчур многозначительно и лыбится во все тридцать два, это ж-же неспроста! Неужели что-то заподозрил? "Пора отсюда сматываться, по-английски тихо, не прощаясь. Что-что, а это мы умеем превосходно! – только и подумала. – Опять "мы", Николай Второй…"

Но ноги будто приросли к асфальту. Больше того, Янка с тревогой отметила, что изнутри медленно, но верно закипает – ох и натворит сейчас делов!.. Ну и ладно – пропадай, моя телега, все четыре колеса! Ни ни кого из приятелей не глядя, она вызывающе громко заявила:

– А у меня, кстати, линзы.

– Какие линзы? – не врубилась Ирэн.

– Контактные. Я очков не ношу, вместо них линзы.

– Это как, цветные? – на полном серьезе сморозил Кин-Стин-Тин, известный интеллектуал, и вся посиделка опять заржала одной дружной глоткой. "Ну что ж, репутация пока вроде не пострадала, посмотрим…" – а если честно, то ей было уже глубоко параллельно: можно подумать, на этом дворовом авторитете свет клином сошелся!

Чувствуя себя как взмыленная лошадь на финишной прямой, Янка влетела в аудиторию вместе со звонком. На пороге резко затормозила и дала задний ход – на двери красовалось что-то необычное, грех пропустить… И разочарованно вздохнула: ничего супер-интересного, всего лишь криво намалеванный от руки плакат, который гласил: «Вход по партбилетам!» (И почерк явно Кузьменковский, с характерной буквой "О" рогаликом, хоть бы изменил в целях конспирации…) Подивившись на этакую недогадливость, Яна потопталась еще немного у плаката и зашла в класс, мысленно поздравляя себя, что успела как раз до появления математички. (Теперь уже никакая Макарова не осмелится попрекнуть, что она каждый день опаздывает!)

Но отдышаться от сумасшедшей гонки, поостыть и привести себя в порядок не удалось, уже с порога подстерегал очередной культурный шок: на всю аудиторию царила, сверкала и благоухала чем-то одуряюще-сладким Галя. Яна ее в первую минуту не признала: небрежно раскинув атласную черную юбку-клеш, на парте величественно восседала Клеопатра. (Ну в точности как в cтаром фильме с Элизабет Тейлор, голливудская классика…) Угольно-черная низкая челка, тщательно уложенное модельное каре – нет, эта новая прическа ей определенно идет! И волосы какие-то не такие, для натурального цвета слишком блестят – неужто еще и покрасилась?..

– Ну как? – нетерпеливо потребовала аплодисментов и восхищения Галина, и у Янки искренне на сто процентов вырвалось:

– А-фи-геть!..

– Все люди как люди, а я супер-стар! – не без ехидства вставил околачивающийся у доски Кузьменко – плакат свой стережет, не иначе? Но Галька его царственно проигнорировала.

– Заигрывать с цветами и конфетами! – находчиво отшила эту звезду юмора Машка, и Денис со спринтерской скоростью смылся на свое место. (Следует заметить, физиономия при том стала порядком перепуганная. "Тоже мне, кавалер выискался!" – Яна поневоле усмехнулась, косясь на Галину со сложной смесью одобрения и легкой зависти.)

И нестерпимо потянуло взглянуть на себя, проверить, все ли в порядке – Янка украдкой заглянула в висящее у двери широкое "общественное" зеркало. Отраженное в нем художественно растрепанное создание, хватающее ртом воздух и недоуменно хлопающее круглыми глазами, скорей разочаровало, чем поразило воображение: что называется, "простенько, но со вкусом". Маме бы наверняка понравилось, а это самый верный признак, что по современным меркам никуда не свистит! Как бы ей теперь на Галькином фоне не затеряться, как бедной родственнице-простушке… Она ведь за последние три года прическу сменить так и не решилась, да и в парикмахерской была один-единственный раз в жизни, перед выпускным в девятом классе. (После чего, кстати, зареклась туда и ногой ступать! Еще неделю со вздохами и ворчанием вымывала и вычесывала из шевелюры лак и какую-то вонючую парикмахерскую беду. Все-таки в плане собственной внешности она консервативна, и даже слишком, как по нынешним временам…)

Сережка ("великий спец" в вопросах красоты) сразу же обозвал ее привычный стиль "под хиппи" – распущенные волосы на пробор, что свободно развеваются на ветру, никаких изысков. И сказал, что ему как раз такое и нравится, несколько раз специально подчеркнул. Может, и другим тоже приглянется?.. (Особенно одному из этих других.) Ну кто ей мешал хоть какой-нибудь мало-мальски эффектный макияж соорудить, хотя бы глаза накрасить!

А тем временем весьма довольная жизнью, окружающим миром и собственной блистательной персоной Галя продолжала трещать без умолку, осыпая Янку вопросами:

– Как ты думаешь, Андрею понравится?

– Главное, чтоб не испугался! – неосмотрительно ляпнула Юлька, пристроившись рядом на парте и набирая на своем стареньком мобильнике кому-то SMS-ку. "И на старуху бывает проруха", – сочувственно покачала головой Яна, с опаской соображая, во что сейчас выльется Галин гнев… И не ошиблась: Галина батьковна смертельно разобиделась и на протяжении всей алгебры на Юльку ни разу не обернулась, хоть как та ни изощрялась в остроумии (видно, чувствуя себя виноватой). Заодно и Янке перепало на орехи, за компанию: все бесконечные восемьдесят минут пары новоиспеченная Клеопатра демонстрировала ей только свой горделивый египетский профиль. Всего год назад Яна стала бы из-за этого переживать, срочно искать пути к примирению и пытаться хоть как-то подругу расшевелить, но теперь лишь махнула на Галькины ужимки рукой – не впервой…

Познакомились с Галей они два, почти три года назад, во время вступительных экзаменов в лицей. (Хотя вряд ли будет правильно сказать «познакомились», тут скорей подойдет «возобновили старое знакомство».)

Как все было: в день экзаменов Янка с самого утра проторчала в лицее. Играючи написала диктант и с легким скрипом извилин сдала математику, но оставался еще самый главный, решающий тест по физике. С физикой (и школьным физиком Сухарем, то есть Сухаревым) она всегда была в прохладных отношениях, а потому боялась до предательской дрожи в коленях, не ожидая от теста ничего хорошего…

Не в силах унять охватившее ее волнение, Яна бродила в нервной лихорадке по узкому коридору, напоминая себе заведенную механическую игрушку из фильма про Электроника – "А я механический робот, со мною проделайте опыт…" (Папа еще с детства старался приобщать их к старому отечественному кино вроде "Кавказской пленницы" или "Гостьи из будущего", говоря, что они в сто крат лучше хваленых голливудских блокбастеров.) Подпиравшие обе стенки собратья по несчастью уже начинали не очень ласково в ее сторону коситься, но Янка ничего не могла с собой поделать. (С ней еще до сих пор иногда случается, если перенервничает – мечется из угла в угол, как жареный заяц.)

Но тут под перекрестными взглядами будущих лицеистов к Яне подошла симпатичная черноволосая девочка из тех, что дружной кучкой томились в ожидании у окна. "Сейчас будет скандалить, что мелькаю туда-сюда, мешаю сосредоточиться!" – безнадежно решила Янка, перебирая в голове возможные варианты ответов. Но девчонка вместо упреков решительным тоном объявила:

– А я тебя знаю! Ты Яна, да?

Услыхав это (более чем неожиданное) заявление, Янка нелепо на полушаге замерла на месте и присмотрелась к ней повнимательней: лицо вроде бы и знакомое, но вроде и не очень… Кто же она такая? С первого взгляда в глаза бросался лишь роскошный длинный хвост, который новая знакомая кокетливо перекинула через плечо. Яна про себя от души восхитилась ее волосами – у нее-то в то время были короткие, чуть-чуть ниже плеч.

– Ну что ты, не помнишь? – поторопила таинственная незнакомка, и нетерпеливо притопнула ногой, словно собираясь пуститься в пляс. – Мы в детсаду вместе были, до пяти лет, кажется.

– Галя!!!

Конечно же, это она, ее закадычная подружка! Ну как Янка могла забыть?.. О том, как ловили вместе "курдиков" – голенастых вертлявых стрекоз, – а те никак не давались в руки, увертывались прямо из-под носа, и так увлекательно было за ними гоняться наперегонки… Или по-братски делились последней припасенной из дому конфетой, если на обед давали что-то несъедобное (к примеру, салат из кошмарной вареной свеклы, что вставал поперек горла). Или тайком рыли на детсадовской площадке "западло" для вредных пацанов – довольно глубокую яму у забора, в которую на следующий день лишь чудом не свалился кто-то из воспитателей. И заслуженный нагоняй получали мужественно вдвоем, никто от содеянного преступления не отмежевался…

Тест был и в самом деле непростым, с Янки семь потов успело сойти, пока нашкрябала, но это уже не имело никакого значения. Гораздо важней было знать, что в любом случае под корпусом будет караулить Галька, а впереди еще целое лето, можно тусоваться хоть каждый день. Вот ведь как: если б не это невероятное совпадение, наверняка бы никогда не встретились! В разных ведь районах живут. Или не узнали друг друга при случайной встрече, прошли бы мимо с равнодушием…

Но все же об экзамене: в Янкином классе из шести поступавших прошли по конкурсу только двое – она и Денис Кузьменко. (Который с тех пор делает при виде нее отмороженную физиономию, хоть специально договорились записаться в один класс…) Ну да ладно, что с него возьмешь, кроме анализа! И про те дорогие ее сердцу индейские игры в старой школе Кузьменко наверняка уже не помнит, полная амнезия.

Следующей парой намечалась история. За добрые пять минут до конца перемены в класс бочком протиснулась Римма Георгиевна, седая тучная дама еще сталинской закалки. (Стоит ли говорить, что и кровь лицеистам она портит литрами, специалист со стажем!) Слава Богу, остальные учителя не слишком к ее авторитетному мнению прислушиваются, а если и поддакивают, то чисто из вежливости к сединам. «Сколько ж это ей лет?.. – не к месту заинтересовалась Яна, но ничего путного не придумала: историчка узрела злополучный плакат Дениса и раздраженно, прямо с „мясом“ сорвала его с двери. – Не стоило Кузьменко так про партбилеты, тем более перед историей! Вот она нам сейчас!.. – ахнула про себя девочка. – Ну и влипли…»

Но все только начиналось: под первым плакатом обнаружился второй, не первой свежести, – вполне безобидный себе тетрадный лист в клетку, на котором помещался виртуозно изображенный череп с костями и многообещающая надпись "220 В". Римма рывком содрала и этот литературный (или художественный?) шедевр, что-то неразборчиво бормоча себе под нос, и заметила стоявших неподалеку девчат. Те, понятное дело, старались не улыбаться, но все равно было видно, что настроение самое юмористическое… Историчка окинула каждую из девочек по очереди неодобрительным цепким взглядом и задержалась именно на Янке – вот ведь повезло!

– На кого ты похожа? – скрученный артритом палец Риммы Георгиевны уткнулся в узкую полоску Яниного живота, что фривольно виднелся из-под короткого ярко-красного свитера. "Лучше б на декольте Макаровой внимание обратила, там приличием и близко не пахнет!" – мысленно оскорбилась она, стараясь не слишком тушеваться перед скандальной историчкой. (Со своими-то, домашними, она героиня, каких поискать, Индира Ганди вкупе с Жанной д'Арк – мелет языком почище мельницы! Зато перед чужими нет-нет да и нападет позорный столбняк, вон как сейчас…)

– Форма одежды свободная! – подоспела на выручку Юлька и незаметно Яне подмигнула – мол, не дрейфь, сейчас уладим в лучшем виде.

– Директор разрешил, – с железной убежденностью заявила Маша, тоже подвигаясь поближе к подруге. У Яны от избытка самых разнообразных чувств зачесалось в носу: вот ведь девчонки, не дают в обиду! Римма Георгиевна не нашлась, что на Машкин веский довод возразить, только мученически вздохнула:

– Как же раньше было хорошо! Школьная форма, белые блузочки, все по-человечески… – и тяжелой утиной походкой направилась к учительскому столу, обеими руками прижимая к животу классный журнал.

– Ага, щас! – негодующе фыркнула ей вслед Юлька – правда, уже с безопасного расстояния: – Белые блузочки!..

– Ну! Убиться веником, – подтвердила Машка.

Если совсем уж честно, официального разрешения на всякие вольности в одежде Михаил Васильевич, их директор, пока вроде не давал. Но ведь не запретил же! А раз не запретил, то значит, разрешил. Логично? Логично.

Пару на этот раз никто не схлопотал, контрольной тоже не планировалось, и даже в коридор никто из «ашек» не был выдворен с позором. Зато Янке пришлось минут двадцать промаяться у доски, отстреливаясь сразу за всех: Римма устроила допрос с пристрастием, причем не только по сегодняшней теме, но и по трем прошлым с начала года. А Яна в последнее время учебники раскрывала только в целях развлечения, и заданные параграфы читала через строчку по диагонали (обычно в маршрутке по дороге в лицей).

Заслышав первый же Риммин вопрос, она начала покрываться холодным потом: "Что стало предпосылками введения в Советской России НЭПа – новой экономической политики?" (То есть предполагалось, что их, предпосылок, несколько, если не целый десяток!) Янка замерла у доски как истукан, чувствуя, что вот-вот начнут трястись от нервной дрожи руки. Историчка коварно улыбнулась, с видимым удовольствием встряхнула серебряной, оттенка соли с перцем, головой и вот уже нацеливалась в журнале на ее фамилию:

– Ну что, Вишневская…

И тут случился инсайт, озарение, просветление мозгов – называй как хочешь! У Янки перед глазами (от пережитого стресса, не иначе) поплыли фотографически четкие строчки из учебника истории, который успела перелистнуть в автобусе, и как раз из нужного параграфа!.. Не успев сориентироваться и хоть как-то перефразировать этот чудом возникший текст, холодея от мысли, что он вот-вот исчезнет, Янка едва не взахлеб затарахтела плоским казенным языком:

– К началу двадцатых годов прошлого столетия особенно остро встала проблема нехватки продовольствия…

Надо было видеть выражение Римминого лица, когда Яна оттарабанила без передышки всю страницу, только от зубов отскакивало! Вот это было зрелище!

– Ну, Вишневская… Умеешь, если захочешь, – после долгой паузы протрубила зычно историчка. – Только в следующий раз попробуй своими словами, дословно зазубривать не надо. Мы ведь не в казарме.

"Неужели?.." – чуть не вырвалось у Яны, но она вовремя придержала язык и скромно потупила глаза, пряча нервную улыбку. На первом ряду у двери, где располагается обычно Макарова со своими "фрейлинами", кто-то неуверенно хихикнул, но остальные не проронили ни звука. И физиономии у "ашников" были такие ошарашенные, каких Янка давно уже не видела…

– Садись, восемнадцать, – с сожалением объявила Римма Георгиевна. (Ишь ты, еще и пятерку поставила! Если быть совсем уж точной, пять с минусом, двадцати-балльная ведь система.)

– Ты чё, заболела? – шепотом встретила ее Галька, вытянувшись за партой, и выразительно округлила густо накрашенные темно-серыми тенями глаза Клеопатры.

– Я ничего не учила, – еле слышно пробормотала Яна.

– А как же… – Галя запнулась, затем просияла и круто развернулась назад к Юльке с Машенцией, только стул натужно заскрипел:

– Она ничего не учила!

– О-ба-на! – протянула Юлька с восхищением. – Что, честно?.. – И, не дождавшись ответа, передала дальше по беспроволочному телефону, разворачиваясь во все стороны, как тарелка спутниковой антенны:

– Она ничего не учила!

И пронеслось-прошелестело по классу… Кажется, даже Римма Георгиевна расслышала, но не стала разбираться, что да как – скорей всего, надоело уже с ними возиться.

А Яна потихоньку приходила в себя. Первый раж и глупое смешное торжество – еще бы, утерла всем носы! – с поразительной быстротой исчезли, в голове маленько прояснилось. И, как это обычно с ней случается, маятник эмоций качнулся в противоположную сторону, принялась себя всячески шпынять: ну и наломала же дров, как еще утром грозилась! Умница, дальше некуда!.. Мало того, что засветилась при всех со своими – непонятными ей самой – способностями (папа ведь именно об этом предупреждал – "не высовывайся"!), так ко всему прочему еще и пришлось выкручиваться обманным путем. История-то раньше была у нее любимой, а тут почти по шпаргалке… Позор, что еще на это скажешь! Янка с трудом утешила себя хилой отговоркой, что с учебником в этом году не повезло, слишком деревянный: максимум пара абзацев, и она уже спит беспробудным сном. (Если его составляли, чтоб отбить у учащихся на корню любой интерес к истории, то миссия удалась на двадцать с плюсом.)

Римма до конца пары никого больше не вызывала. Записала неразборчивым круглым почерком на доске номера параграфов для домашнего задания, очертила ногтем в любезно подсунутом Заей учебнике "от сих до сих", что следовало до звонка изучить – и на том удалилась на полчаса раньше. Может быть, до сих пор не пришла в себя от шока, ну или нашлись занятия поважнее, чем какая-то там новейшая история…

Худо-бедно дожили до большой перемены. Предупреждая все расспросы изнывающих от любопытства девчонок, Янка напрямую заявила, что не собирается это ЧП обсуждать – во всяком случае, не сейчас. Сейчас-то она и сама ничего не понимает… (Все-таки шпарила дословно – Машка тут же за ней сверяла по учебнику, строчку за строчкой!) Как ни странно, девчата после Яниного ультиматума даже не слишком приставали, только посматривали на нее с нескрываемым уважением, так что удалось благополучно улизнуть в коридор.

Юлия на правах старинной подруги увязалась следом. Ну и сидели б себе спокойно в уголке на низком удобном подоконнике, грызли Юлькины яблоки и радовались жизни, так нет же!.. Нежданно-негаданно опять выплыла неприятная для Яны тема, во второй раз за этот день. (А все Юлия Александровна, не могла уже деликатно промолчать!) Откусив за раз добрую треть яблока, "Александровна" с набитым ртом невнятно спросила:

– Шлушай, а есть какой-то шпошоб… – титаническим усилием все проглотила и продолжила чуть-чуть членораздельней: – Чтоб самому себе исправить зрение? Я что-то такое слышала.

– Ага, есть способ, – настороженно зыркнула на нее Яна, и на полминуты перестала жевать: – И Рейки бы помогла, я знаю…

"Вещий сон! – выскочила откуда-то дурашливая мысль, и как всегда, совершенно не по теме. – Про яблоко."

– Так что ж ты?.. С твоими способностями! – вернула ее к предмету разговора Юлия и укоризненно покачала стриженой мальчишеской головой.

– Это не так просто, как ты думаешь. Там несколько месяцев нужно работать… По Синельникову или по Норбекову, все равно у меня сейчас времени нет.

– Лень-матушка! – с пониманием определила подруга и снисходительно похлопала Янку по плечу. Но та решила не обижаться: давным-давно пора избавляться от этого чувства собственной важности, из-за которого она вечно пыжится и разыгрывает из себя оскорбленную невинность! Или уходит с гордо поднятой головой. И получается в точности, как говорил дон Хуан: за всю свою жизнь не довела до конца ни единого дела. Надо что-то менять, и чем раньше, тем лучше – вон как раз и случай подходящий представился… Сегодня она сделает все по-другому.

– Ну, и лень тоже, – миролюбиво согласилась. – И без линз надо постоянно ходить, я б так не смогла. Если б еще летом у бабушки, там еще куда ни шло… И к тому же есть внутренняя причина, надо сперва ее убрать.

– Какая внутренняя причина? – заинтересовалась Юлька и ловко запулила огрызком точно в середину белой пластмассовой урны в углу.

– Почему зрение испортилось, – терпеливо пояснила Яна. – Я уже пыталась разобраться: оказалось, это я так выбираю, что мне в жизни видеть, а что нет… Типа фильтра – "тут вижу, тут не вижу!".