Текст книги "В плену прошлого (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Разлучница. В плену прошлого

Глава 1

Иногда себя в зеркале узнаю. В последние два месяца это случается все чаще и в первые секунды испытываю лишь недоумение, но чем дольше смотрю, тем острее чувствую себя уязвимой. Будто вновь вижу свое жалкое отражение в насмешливых глазах Смолина. Наверное, виной тому бесконечные разговоры о детях.

– Кира грезит ходить беременными на пару, – делюсь вслух своей головной болью.

Валентин давится только что принесенным мной горячим кофе и долго кашляет.

– Кто ж такое под руку, – хрипит и бросает затравленный взгляд исподлобья. – Но вообще, я не против. Если ты за.

– Так она это в твоем розовом дневничке прочитала? И где ты хранишь его, проказник? – иронизирую, хитро сощурившись и грозя Вале пальчиком. Суровому рослому мужику тридцати семи лет.

– Хорош, – осаживает Валя хмуро. – «Нет» было вполне достаточно.

Чувствую укол совести, но вида не подаю.

– Поговори с ней. Не хочу ее обижать, но эта навязчивая идея у меня уже в печенке.

– Почему я? – невинно вскидывает густые темные брови Валентин.

– Твоя же жена, – удивляюсь, округляя глаза.

– Как косточки мне перемывать, так вы лучшие подружки.

– Валь.

– Не самая ее плохая затея, – произносит уже серьезно. Присматривается ко мне, взгляд тускнеет и становится жалостливым.

– Еще слово и я решу, что ты спал со мной из сострадания.

– Ну да. Развелся я по той же причине.

– По гроб вспоминать будешь? – обиженно надуваю губы, а Валя улыбается:

– Надеюсь. Иди сюда. – Он отъезжает на стуле от стола и хлопает себя по коленям.

– Как непрофессионально, – закатываю глаза на его выходку, но против понежиться в знакомых крепких объятиях ничего не имею. – Вызываешь клиентов?

– Нет, непристойно домогаюсь своего секретаря, – отвечает, не моргнув и глазом. Сажает меня вполоборота, обнимает, тыкаясь носом в плечо. На приставания даже не тянет. – И таким макаром можно вызвать только жену.

– А говорил, я помощник, – вздыхаю «горестно» и под Валиной лукавой ухмылкой разворачиваюсь к нему спиной.

– Могла бы быть партнером, – его голос снова становится серьезным.

– Кирюша не потянула бы роль любовницы, – шутливо перебиваю его и, подавшись чуть вбок, ненадолго накрываю его рот ладонью, чтобы не сказал вслух то, о чем пожалеет. О чем мы оба пожалеем.

– Клиентов в самом деле не густо, – резко меняет тему и направленность коллективной мысли. Что тут скажешь, Валентин умный и проницательный мужчина. – Если хочешь, давай еще раз обмозгуем дело номер шесть.

– Нет, – отвечаю после паузы, тщательно обдумав предложение.

Соблазн согласиться слишком велик, но сколько можно? Три года мы то и дело ищем новые зацепки, мотаемся в мой родной город, тратим время и остатки моего душевного равновесия, но упираемся в одну и ту же закрытую дверь, за которой под семью замками сокрыта тайна гибели моего брата. Дело под щадящим мои нервы кодовым названием «номер шесть». Ровно столько раз водолазы прочесывали реку.

– Как скажешь, – Валя нежно целует мое плечо, неприкрытое бретелей довольно легкомысленного по причине жары платья. Обнимает под грудью, принуждая облокотиться на него спиной, но как расслабиться с колом через весь позвоночник и битым стеклом вместо сердца? Еще один вопрос без ответа.

Странные у нас отношения. Мы оба это отчетливо понимаем, была страсть, но нежного взаимного чувства из нашего нетипичного знакомства родиться не могло. Чем я занималась даже вспоминать не хочется, но иногда приходится, чтобы напомнить себе, из какой темноты он меня выдернул.

Шесть лет назад я попала в аварию. За рулем был мой друг, Вася Школьников. Сердобольный безотказный парень, которого я, сама того не желая, возненавидела всей душой. В ту роковую ночь я потеряла ребенка от мужчины, которого любила каждой клеточкой своего израненного сердца. Я грезила своим малышом несмотря на то, что с его отцом мы уже не были вместе. Несмотря на то, что он вытер об меня ноги, бросив самым унизительным образом. На ребенке сосредоточился весь мой мир, только в нем я видела надежду на что-то светлое в будущем. У меня не осталось никого. В ту ночь я потеряла и саму себя.

Срок был небольшой, всего четырнадцать недель. Наверное, только это спасло меня: я не успела ощутить первых толчков, живота совсем не было. Но там, в больнице, я превратилась в безэмоциональный кусок мяса. И тогда увидела ее, девушку примерно моего возраста.

Что-то кольнуло в груди, когда ночью перед выпиской я, слоняясь по коридору, услышала ее тихие горькие всхлипы. В попытке ухватиться хоть за какое-то проявление чувств, я нашла ее палату. Она лежала в одноместной, на мое наглое водворение даже внимания не обратила, но когда я села рядом и попыталась ее утешить, поглаживая по плечу, вдруг сказала:

– Когда-нибудь он убьет меня.

У меня спина похолодела, с такой обреченностью в голосе она это произнесла. Не предположение, не фантазия, это было фактом и вопросом времени.

Мы разговорились. Она поведала свою историю, рассказала о муже, который уже в третий раз за полгода доводит ее до больничной койки. Она – девочка из деревни, он – не последний человек в городе. На тот момент я уже четко понимала, что в родных краях не задержусь, поэтому без раздумий протянула руку помощи.

Заинтересовать его оказалось плевым делом, она рассказала о нем достаточно. Я разыгрывала святую невинность, до свадьбы ни-ни, с женатым ни за что. Своего добилась, он подал на развод. В штанах ему уже было тесно, он задействовал связи и избавился от благоверной всего за две недели. И в тот же день, когда все бумаги были подписаны и девушка получила свободу, мы сбежали. В разные города, разными путями, держа в голове новые номера телефонов друг друга. Я уезжала с чувством, что сделала добро.

Осела в незнакомом городе, ничего не опасаясь. Тот мужчина не знал даже моего настоящего имени, я заблаговременно сдала на пять лет квартиру родителей, казалось, продумала все. Кроме одного – я по-прежнему была раздавлена. Бесконечно возвращалась мыслями к аварии, гадала, как бы сложилась моя жизнь, не послушай я Школьникова. Если бы продолжила скрывать свою беременность, боясь реакции Смолина, если бы не поддалась на уговоры друга, если бы не поехала, решившись. Если бы не выскочила в слезах, застав его с другой, если бы пристегнулась. Если бы Вася напомнил мне, ополоумевшей от горя, что надо пристегнуться, а не рванул с места, стремясь увести меня как можно дальше в кратчайшие сроки. Иронично, его машина пробила ограждение моста в том же месте, где и байк брата. Вася спас меня, вытащил. А я прокляла его за то, что не оставил меня без сознания в ледяной бездне. В машине, на илистом дне, где мне и было самое место.

В том городе, оставшись наедине со своими мыслями, я начала медленно, но будто следуя чьему-то безжалостному плану, сходить с ума. Я ненавидела людей. Я им завидовала. Всем. Любому и каждому. А потом вдруг звонок. Номер незнаком, но мой новый знал лишь один человек, и я ответила. Услышала крик о помощи от незнакомки и преодолела семьсот километров, чтобы разбить еще одну семью.

Сарафанное радио работало безотказно. Почти три года я жила этим. Соблазняла чужих мужей, играя одну и ту же роль. Вынуждала их подать на развод. Изображала чувство, уверяла, что невинна, чтобы у них даже мысли не возникало, что можно уломать меня на интимную близость. Впрочем, это было несложно: опыта у меня – три месяца со Смолиным, на протяжении которых он был полноправным владельцем моего тела. Но однажды моей целью стал Валентин.

Его жена плакала на моем плече, уверяя, что работа превратила его в бездушное чудовище. Он умеет втираться в доверие, умеет быть обаятельным, но это все напускное. Он унижает ее, бьет так, чтобы не оставалось синяков, используя опыт работы оперуполномоченным. Я, наивная, верила в каждое слово. Мне хотелось вырвать эту девушку из лап монстра, но я понимала, что представиться вымышленным именем уже не получится: случайное знакомство будет выглядеть подозрительно, все мои слова он может с легкостью проверить. И я пришла к нему с делом о гибели брата.

Денег было в обрез (я жила за счет сдачи квартиры и редких подработок), я сообщила об этом сразу. Он выслушал меня, предложил поработать его помощником. Договорились, что за мое дело он возьмется, когда появится просвет между текущими. У меня за плечами были лишь одиннадцать классов, о чем он прекрасно знал, и тогда мне казалось, что он проявляет благородство, только чтобы залезть мне под юбку. Дала ему месяц, но Валентин не предпринял даже попытки. Зато я вдруг начала чувствовать симпатию. Не знаю, как это случилось, но я ловила себя на том, что мои ненавязчивые прикосновения стали импульсивными порывами, а не игрой. Я стала чаще смотреть ему в глаза. Без слов, мы просто ненадолго зависали друг на друге. Стали больше общаться на отвлеченные от работы темы. И однажды вечером он не выдержал и поцеловал меня.

А я ни с кем… ни с кем после Смолина. Никому не позволяла, никогда до подобного не доводила! И каково же было мое удивление, когда я ощутила приятную тянущую истому внизу живота. Запаниковала, оттолкнула его, убежала. Собрала вещи, сунула ключи от квартиры, которую снимала, в почтовый ящик, помчала от своих демонов на вокзал.

Через полтора месяца он объявился на моем пороге. Грудь вздымается, будто он преодолел расстояние в четыреста километров бегом и никак не мог отдышаться. Лицо суровое, челюсти стиснуты, в глазах настоящее пламя. Вместо слов раскрыл свой паспорт, страницу с печатью о разводе. Решительно шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь на замок.

Господи, как же я тогда испугалась! Меня трясло от ужаса, но я даже закричать не могла. Не физически. Я не могла себе этого позволить, ведь я разрушила его жизнь. Опустила голову, ожидая неминуемого возмездия.

– Я знаю о тебе все, – разжав зубы, сказал Валя. – Все, Вик.

– Прости, – все, что смогла я тогда выдавить из себя.

– Ты всерьез веришь, что я могу поднять руку на женщину? Если да, я уйду прямо сейчас.

Я задумалась. Ответить кивком было так заманчиво, но я прислушалась к собственному сердцу и не решилась соврать.

– Нет, – отрицательно мотнула головой, робко взглянув на него. – Нет, прости, я… поначалу да, потом… не знаю, я просто жила. Прости, мне так стыдно.

– Рад слышать, потому что этой опасной херотой ты больше не занимаешься, – решил он за меня. – И я объясню почему, но позже.

Он в два шага преодолел расстояние между нами. Одной рукой обнял за талию, прижав к себе, вторую запустил в мои волосы, сжав их в кулак. И только тогда мне стала понятна причина его волнения.

Я только однажды видела в глазах мужчины животное желание. Эмоцию, которая управляет телом и разумом. Чувство, стирающее собственные запреты. Жажда, сопротивляться которой невозможно. Но есть такие мужчины, как Константин Смолин, которые сначала идут на поводу у своих инстинктов, а после, оценив последствия, обрубают контакт, не желая нести бремя ответственности. А есть такие, как Валентин Невзгодов, которые сначала думают, договариваются с совестью и минимизируют вероятные потери, а после – решительно действуют.

Он не дал мне опомниться. С поцелуем из его рта вырвался стон, выбив почву из-под моих ног. Его желание было таким сокрушительным, что у меня даже мысли не возникло противиться. Я захотела его не меньше. Его, чужого, сильного, страстного, разумного, честного. Было так приятно чувствовать себя нужной. Желанной и любимой. Но едва отпустила эйфория, вновь стало страшно, теперь уже по совершенно другому поводу.

– Ну что, – добродушно хмыкнул повеселевший Валентин, прочитав панику в моих глазах, – поговорим?

– Валь, я… – едва шевелила сухими губами. – Было хорошо. Очень. Но…

– Я не тащу тебя под венец, уймись, – осадил Валя. – Я только оттуда.

– Ясно…

– Ясно ей, – Валя недовольно поджал губы. – А мне – нет. Напомни мне больше никогда не проверять теории на себе.

Потом он рассказал мне реальную историю нашего знакомства. Оказалось, его нанял один из обманутых мной мужчин. История, что он рассказал, показалась Вале глупой. Как можно запасть на девчонку, развестись с женой и остаться в идиотах, ни разу к ней так и не притронувшись? Бред. Валя точно знал, что так не бывает, от того с такой легкостью и нанял начинающую актрису сыграть роль его супруги. Реальная, конечно, ничего не знала, пока однажды вечером, после того самого поцелуя, он не пришел домой и не сказал, что хочет развестись. Что его нестерпимо влечет к другой.

– Я был уверен, что кто-то врет, – удрученно закончил свое повествование Валентин. – Ты или заказчик. Что наверняка где-то всплывут бабки, всегда всплывают. И что? И нихера, – вздохнул и притянул меня поближе.

– Ты сдашь меня? – спросила шепотом.

– Ряха у него треснет такую девочку заполучить. Я нарыл на него компромат, не полезет. На всех остальных нужно сделать то же самое, Вик.

– Но…

– Ты понятия не имеешь, сколько раз тебя обманули.

– Я такая дура, Валь.

– Даже спорить не буду. Но теперь ты моя дура.

– Валь…

– Считай, у нас дружба с привилегиями.

Такой расклад меня полностью устраивал. Наша привязанность росла и крепла день ото дня. Я продолжила работать его помощником, он снял для меня квартиру поблизости. Спустя три месяца предложил съехаться, я ответила отказом и этот вопрос больше не поднимался. А спустя еще три месяца нелегкая свела меня с Кирой. Точнее, она позвонила мне. На тот самый номер.

Конечно, я рассказала о звонке Вале. Он ответил категоричным «даже не думай», но мне удалось убедить его проверить ее слова. Оказалось, не врет. И вызволять ее мы бросились уже на пару, но операцией руководил Валентин и мужа Киры посадили за мошенничество. После этого она спокойно с ним развелась, а всю свою благодарность обрушила на Валентина. Ох, как же его, бедолагу, ломало.

Конечно, я его отпустила. Благословила и дала пинка под зад, чтобы не упустил свое счастье. Вскоре они поженились, а спустя еще пару месяцев вдруг выяснилось, что Кира искренне полагала, мы с Валей все еще любовники. В тот момент, когда она расплакалась, услышав обратное, я впервые за долгое время почувствовала себя нормальной. Попытки успокоить привели к вопросу в лоб:

– И что, ты не скучаешь по нему? Не тоскуешь? Не болеешь? Я пришла к тебе за помощью и что? Сама украла твое счастье!

На ее лице читалась самая настоящая паника. Она так боялась, что в какой-то момент я передумаю и уведу его уже от второй жены, что мы с Валей решили пойти на хитрость. Так я стала его «любовницей».

Если по-честному, кое-что мне все-таки перепадает. Не интимная близость, разумеется, скорее контакт тел. Крепкие объятия, как сейчас, прямые комплименты, игривые взгляды, флирт, милые подарки без повода, половину из которых покупает сама Кира, цветы по праздникам. Это приятно, это позволяет мне чувствовать себя желанной и нужной. Но да, это еще и чертовски странно.

– Ты какая-то дерганая в последнее время, – замечает Валя. – Все нормально? Ничего не стряслось? Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все. Вообще все, Вик.

– Да, конечно, – отвечаю без раздумий. – Не знаю даже… наверное, Кирюха нагнетает. Думаю, стоит рассказать ей. Вы уже год в браке, пора угомонить своих тараканов.

– Ага, семь месяцев из которых я ей типа изменяю, – иронизирует Невзгодов. – Давай я тебя с кем-нибудь познакомлю? Сходим на двойное свидание, она увидит, что ты на меня не претендуешь. Не претендуешь же? – вворачивает игриво и получает локтем в живот. – Понял, – хрипит наигранно, а на моих губах появляется широкая улыбка.

– Боюсь, в таком случае она решит, что ты кинешься меня отвоевывать. Я за правду, Валь.

– Что-то мне не манится сообщать жене, что большую часть брака я ее обманывал. Говорил, что изменял, а сам нет, – раздраженно говорит, а мне почему-то смешно становится. – Абсурд какой-то…

– Придумаем что-нибудь, – обещаю и разворачиваюсь, намереваясь чмокнуть в щеку, но звонок колокольчика над входной дверью заставляет вздрогнуть.

Валя с неохотой расцепляет руки, я, испытывая странное волнение, сползаю с него и обхожу стол. Беру поднос, ставлю на него чашку с остывшим кофе. Когда поднимаю блюдце с ложечкой, она позвякивает в моих трясущихся руках.

Валя удивленно приподнимает брови, я смущенно пожимаю плечами, не понимая, от чего так разнервничалась, но звуки шагов из приемной точно по вискам бьют. Тяжелая поступь, глухие уверенные шаги, которые прекращаются, когда мужчина оказывается в дверном проеме в кабинет Невзгодова.

Я замираю, пристально наблюдая за реакцией Валентина. За тем, как его серые глаза наливаются свинцом, приобретая характерный серебряный отлив. Как меняется его лицо, становясь похожим на маску. Как напрягаются его мышцы, натягивая ткань рубашки на бицепсах. И чувствую до боли во всем теле знакомый запах, которым постепенно наполняется комната.

– Я бы хотел нанять тебя, – слышу и голос вошедшего.

Поднос гуляет в моих руках. Ложечка предательски позвякивает, выдавая мое состояние с головой. А я все стою спиной к вошедшему, надеясь, что у меня галлюцинации. Что все происходящее лишь игра разума. Что я спятила. Что после той аварии я так и не пришла в себя в больнице. Что в коме, в аду, черт! Где угодно, только не здесь и не сейчас.

– Вы уже занимаетесь этим делом. Я хочу помочь.

– Помочь? – едва шевелю губами и медленно разворачиваюсь. – Помочь? – переспрашиваю, сцепившись с ним взглядом.

– Именно так, – поступает сухой ответ, после которого я нервно хихикаю и перевожу взгляд на Валентина.

Пусть он сам решит, нужна ли нам такая помощь. Во мне же борются желания запустить в наглого Смолина подносом, наорать на него и, как это не печально, броситься ему на шею.

– Я слушаю, – скупо отвечает Невзгодов, руководствуясь, полагаю, исключительно логикой, и кивком указывает на гостевое кресло напротив своего стола.

Глава 2

Я любила его всю свою сознательную жизнь, с самого детства. Лучший друг старшего брата, восемь лет разницы. Пропасть. Но такая манящая… знала бы я, что однажды шагну, а там ничего, кроме темноты и щемящей пустоты, сбежала бы гораздо раньше. Брат пытался предупредить, но я была слишком влюблена. Одного предостережения оказалось недостаточно.

Происходящее все еще кажется нереальным. Я стою с идиотским подносом в руках, Смолин устраивается в кресле в разнузданной позе, уголки Валиных губ дергаются в усмешке, которую он быстро прячет.

– Итак, – незамысловато начинает разговор хозяин кабинета.

– Я хочу знать, как погиб Андрей, – говорит Смолин абсолютную чушь, и я делаю свой выбор – агрессия. Презрительно фыркаю, шваркая подносом об стол.

– Любопытная формулировка, – Валя деловито откидывается на спинку стула. – Пояснишь?

– Из реки выловили кого-то другого, это очевидно, – с ленцой вещает Смолин. – А вот в то, что мой друг кинул меня на непомерную тогда сумму и просто свинтил – в это верить я отказываюсь. Единственное логичное объяснение – он просчитался. Доверился не тому, его убили, наверняка исподтишка. Тело надежно спрятали. Не знаю его мотивов, не знаю конечной цели. За три месяца до его смерти я был слишком занят тем, что ублажал его младшую сестренку, которую он мне навязал. Отсюда вывод, что его плану примерно столько же.

– Какая же ты сволочь, Смолин, – проговариваю с отвращением. – Навязал?

– Я приехал сюда не мелодраму разводить, – одергивает меня, не поворачивая головы. – Было и было, проехали.

– И зачем же ты приехал? Спустя шесть лет. Зачем? – выплевываю горечь обиды в вопросах.

– Затем, что лезешь ты, – рычит, резко повернув голову. – Я – смирился. Но ты! Ты то и дело приезжаешь, суешь свой нос во все щели, пристаешь с вопросами к тем, к кому даже подходить опасно!

– Ой, так ты за меня переживаешь? Вот это да! – ахаю саркастично.

Смолин зло смотрит мне в глаза и скрипит зубами, справляясь с гневом.

– Жалко убогую, – кривит свои красивые, немного пухлые губы, в усмешке. – Пора уже замуж, детей одного за другим рожать, а ты все в детектива играешь.

– Детей? – шиплю сквозь зубы. Трясти начинает от этой жестокой ремарки. Срываюсь и резко бью по кофейной чашке, отправляя ее в последний путь прямо в грудь Смолина. – Ты не сволочь, – расхожусь, тыкая в него указательным пальцем, – ты последняя мразь!

– Еще раз позволишь себе что-то подобное, – произносит медленно, смахивая с себя чашку, которая на удивление остается целой даже после приземления на пол, – я сам тебе шею сверну.

– А давай сейчас? – склоняюсь прямо к его лицу, уперевшись в подлокотник обеими руками. – М?

– Не выводи меня, – предупреждает, метая взглядом молнии.

Завораживающее зрелище, если честно. Будто шторм над еще секунду назад безмятежной гладью чистейшего горного озера.

Улыбаюсь, испытывая удовольствие от того, с какой легкостью удалось вывести его из себя.

– Хватит, – прерывает перепалку Валя. Отвлекаюсь на него, теряя преимущество. Когда вновь смотрю в глаза Смолина, вижу лишь равнодушие. Распрямляюсь, и Валя диктует правила на правах самого беспристрастного: – Присядь, пожалуйста. С этого ракурса мы еще не копали.

– Ваши раскопки – игра в песочнице, – пренебрежительно бросает Костя, а меня накрывает воспоминаниями из детства.

– Эй, в чем дело? – тихонько протягивает Костик, присаживаясь рядом со мной на корточки.

– Меньше лопаткой надо размахивать, – ворчит брат как сварливый старый дед.

Ему четырнадцать и мама опять заставила его присматривать за мной во дворе. Чувствую на своем лице его руку, он пытается неумело стереть с моего мокрого от слез личика прилипшие песчинки.

– Да твою мать… – ругается, присовокупляя еще несколько крепких словечек, думая, наверное, что выглядит от этого круче. В моих полных обожания глазах – несомненно. Всегда.

– Подожди ты, – бубнит Костя, а через пару мгновений моего лица касается ткань. – Не реви, Вик, ну не реви ты… – старательно смахивает песок своей футболкой.

– Что случилось?! – кричит мама в окно, услышав мои горькие рыдания. – Андрей! Я же попросила! Неужели так сложно посмотреть за сестрой?!

– Я смотрел!

– Теть Тонь, нормально! – кричит Костя зычно, а следом шепчет мне: – Скажи, что все хорошо. А то вас обоих загонят домой и никакого тебе замка.

– Все хорошо! – повторяю, глотая слезы, но тщательно проговаривая букву «р», которую наконец-то научилась говорить. – Замок? – переспрашиваю у Кости восторженно и тихо.

– Если спокойно посидишь на лавке, пока мы подтягиваемся, – ловко договаривается Костя.

Часто моргаю, открывая глазки. Вижу его лукавую улыбку. Тяну руки к лицу в намерении потереть глаза как следует, но он успевает перехватить их и смахнуть песчинки.

В груди больно. Сердце сморщивается в уродливой бесформенный комок. Я точно снова там, под родными окнами, в простеньком сарафане, который сшила мне мама. С песком в глазах и под ногтями.

Больше никого нет. Ни заботливых родителей, разрывающихся между работой, домашними хлопотами и детьми, ни вредного Андрюшки, не раз доказывающего свою непомерную братскую любовь, ни добродушного Костика со смеющимся взглядом, сдувающего с меня пылинки. Никого не осталось.

Возвращаюсь в настоящее и понимаю, что мужчины уже какое-то время молча смотрят на меня. И что на моих щеках по влажной дорожке от слез.

– Итак, – копирую Валю, проведя ладонями по лицу. – Ты считаешь, я плакала над закрытым гробом с чужим человеком. Ты проверял?

– Нет, – глухо отзывается Костя. – Не было тех возможностей, что есть сейчас, чтобы сделать все по-тихому, а трубить во всеуслышание и добиваться экспертизы было опасно.

– Почему?

– Мне хочется думать, что он не подставил бы меня. Но я не исключаю вероятности. Я считал его другом, платить той же монетой – не в моем характере.

– Взаимность вообще не твое, – хмыкаю, не сдержавшись, но сразу же перевожу тему: – Почему не проверил, прежде чем приехать?

– А ты бы поверила? – усмехается. – Нет смысла выполнять одну и ту же работу дважды. К тому же, есть риск привлечь лишнее внимание.

– Знаешь, что я думаю, Валь? – спрашиваю с улыбкой.

– Догадываюсь, но озвучь, – охотно поддерживает мою игру.

– Он просто не нашел образец для сравнения, – намеренно общаюсь с Невзгодовым, будто мы одни. – В квартире ничего не осталось, я перед сдачей выгребла все личные вещи. И отвезла их в такое место, где он не догадался проверить.

– Соглашусь. И полагаю, это и есть реальная причина появления. Решил проверить теорию и запнулся на первом же шаге.

– Я прекрасно знаю, что ты свалила все в квартире моей бабки. Кстати, пожалуйста, – выигрывает очередную битву Смолин, смиряя меня насмешливым взглядом. – И хватит уже. Повторяю, я хочу только узнать правду об Андрее, никого при этом не похоронив. Мне неинтересны ни твои детские обиды, ни ты лично, смирись уже и живи дальше.

– Какая тогда тебе разница, что со мной будет? – спрашиваю с болью, снова утопая в его равнодушных голубых глазах.

– Я остановился в «Победе», – он резко поднимается и брезгливо морщится, когда мокрая от кофе рубашка прилипает к телу. Достает из кармана брюк визитную карточку и кладет на стол. – Если решите продолжить диалог без соплей, звоните. Я буду в городе еще ровно сутки.

Когда он выходит из кабинета, я поднимаюсь.

– Вик! – шикает Валя, но я игнорирую его, цокая каблучками по кафелю вслед за Смолиным.

И ведь слышит меня, мерзавец. Слышит, но даже шага не сбавляет, продолжая идти к двери. А я лишь подтверждаю его слова, брошенные мне в лицо напоследок. Репей. Назойливая младшая сестра друга.

Останавливаюсь в центре приемной. Смолин протягивает руку к двери, но из-за секундного замешательства чуть не получает по ней, когда дверь открывается с обратной стороны, и влетает Кира.

– Извините, – пищит она, опуская глаза в пол. Быстро проходит в кабинет к Вале и зачем-то закрывается там вместе с ним.

– Я тебя слушаю, – отстраненно проговаривает Смолин, не оборачиваясь.

– Признайся, – допытываюсь, оставаясь на месте, – что догадался про бабушкину квартиру только после моих слов.

Смолин бросает на меня взгляд через плечо и сразу же выходит. А я закрываю глаза, бережно сохраняя в памяти его дерзкую ухмылку и полные озорства глаза, которые уже даже не мечтала когда-нибудь увидеть. А после чувствую себя наркоманом, получившим желаемую дозу. Тошно, что сорвалась, но так хорошо… словно в меня жизнь вдохнули. Словно выдернули из смога отравляющих воспоминаний, разбавив новыми, позволив сделать крошечный глоток кислорода.

Нетвердой походкой иду к дивану в приемной. Сажусь, поглаживая ладонями фактурную кожу. Позволяю себе вновь занести ногу над знакомой пропастью. Навязали… да кому он рассказывает? Надоела? Допустим. Слишком прилипчива? Да, пожалуй. Все эти бесконечные сообщения, милые глупости, которые невозможно было удерживать внутри, его скупые ответы, от которых на секунду останавливалось сердце, а после принималось мчать во весь опор. Будь я старше, опытнее, наверное, сумела бы сдерживать порывы. Возможно, наша связь продлилась бы дольше, будь я чуточку удобнее. Но мне не было и девятнадцати. Он был моей первой и единственной любовью. Мое счастье было непомерно. Неподвластно! Но точно не навязано. Андрей позволил этому случиться, и это разрешение я вымаливала со слезами на глазах.

Ложусь, цепляясь взглядом за вмятину на потолке. Пробка от шампанского. Закрыто крупное расследование, получен солидный гонорар. Столько воспоминаний в этом месте… точно оставлю тут очередной осколок своего сердца. Чувствую каждой клеточкой, что уехать придется совсем скоро. И сейчас судьба дает мне последний шанс выяснить причину гибели брата. Своеобразно, но она вообще та еще шутница.

Надо только взять себя в руки. Не позволять себе попусту злиться, прекратить винить его в том, какой он. Я всю жизнь смотрела на него через призму своей любви, искажая его реальный облик. Я выдумала идеал, которым он никогда не был. Не его проблема, пора уже повзрослеть. Да и чего я боюсь? Полюбить его вновь? Так я и не разлюбила.

Поднимаюсь и выхожу на улицу. Окидываю взглядом припаркованные вдоль дороги автомобили и иду прямиком к покрытому приличным слоем грязи внедорожнику. Открываю дверь и сажусь рядом со Смолиным, полулежащим за рулем на откинутом сиденье.

– Не думаю, что он вынашивал какой-то план три месяца, – озвучиваю результат умозаключений.

– Почему? – отзывается Костя, не открывая глаз.

– Ты велел без соплей. Принимай как факт.

Смолин тихо хмыкает.

– Окей.

– И в барахле в квартире твоей бабушки нет Андрюшкиных вещей.

– А где они? – Смолин открывает глаза и приподнимается, хмуро сталкивая брови к переносице.

– Должны быть в Васькином гараже.

– С хера ли? – злится сильнее.

– Без соплей же, – пытаюсь держать равнодушное лицо, но ядовитая улыбочка так и рвется наружу.

Константин нажимает на кнопку и ставит свое сиденье в нормальное положение, одновременно с этим гася раздражение.

– Давай с соплями, но без истерик и метания предметов, – идет на компромисс. Хоть в чем-то не изменился, в этом он мастер.

– Ты бросил меня на следующий после похорон день, – проговариваю с вновь нахлынувшей обидой, буравя его взглядом. Смолин плотно смыкает губы и молча ждет продолжения. – Я была раздавлена. Вася пытался поддержать.

– Ты с ним спала? – рычит вопрос, а я удивленно распахиваю глаза.

– Это точно не имеет никакого отношения к делу.

– Ошибаешься. И мне не нужны детали вашей возни под одеялком. Да или нет.

– Как вещи Андрея оказались в его гараже уже неинтересно?

– Я мудак, ты обижена и вместо того, чтобы попросить о помощи меня, попросила того, кто крутился поблизости и преданно заглядывал в глазки, а заодно и под юбку, – отбивает с презрением. – Ничего не упустил?

– Я пыталась их сжечь, – цежу сквозь зубы. – На пустыре. Ночью. Одна. Потому что мне не нужен был никто, ясно? Ни Вася, ни, тем более, ты.

– Психопатка, – без промедления, но с некоторым удивлением ставит диагноз. – Зачем?

– А зачем он меня оставил? – выговариваю с трудом. Губы мелко дрожат и кривятся, перед глазами неминуемо мутнеет. – Ушел? Катись ко всем чертям. Вы оба.

– Ясно, – выдыхает недовольно и отворачивается от меня. – Значит, у нас не личные вещи, а обгорелые остатки. Да и то, если повезет.

– Да, – отвечаю резко. Моргаю и быстро вытираю слезы.

– Я все еще жду ответ.

– Теперь я еще и шлюха?

– Ты трахаешься с женатым мужиком. Не вынуждай меня составлять твой психологический портрет.

Обида и раздражение точно в пол проваливаются. Интересного он обо мне мнения. Разубеждать не стану, много чести, но с чего он это взял?

– Я никогда не спала с Васей, – отвечаю развернуто и спокойно. – Поясни, как это связано.