Текст книги "Эра Водолея (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава 32

Инна

Вечером у нас спектакля не было, и мы смогли спокойно, без обычного пожара, подготовиться к утреннему представлению. Куклы, костюмы, реквизит – после дороги все требовало тщательной проверки.

Вольский драматический театр относился к разряду колхозных, и в этом определении не было ничего уничижительного. В тридцатые годы в небольших городках открылось множество таких театриков, которые ездили со спектаклями по колхозам и совхозам. Многие потом закрылись, а некоторые прочно встали на ноги. Вольский был именно таким. Труппа ставила по десятку новых спектаклей в год, разъезжала с гастролями не только по Саратовской области, но и по соседним, участвовала во всевозможных фестивалях. Да и само здание оказалось очень приятным – уютное, камерное. Я любила такие театры – для кукольного то что надо.

Вечером наши отправились в ресторан, звали меня, но я предпочла прогуляться по центру, благо дождь прекратился. Городок был таким же уютным, как и театр. Провинциальный, уездный – словно застрял в девятнадцатом веке. Прогуливаясь вдоль колоннады Гостиного ряда, запросто можно было представить дам в ампирных платьях или кринолинах, бравых гусар, важных купцов в поддевках.

В легких ботинках замерзли ноги, и я зашла в кафе – перехватить чего-нибудь и погреться. Чем-то оно напомнило «Евразию» на набережной Макарова, где мы встретились с Эрой через неделю после того самого ее дня рождения. Кажется, это был последний раз, когда мы разговаривали как две подруги. Отдаляться начали уже после школы, но с того момента все пошло намного быстрее.

– Я хотела с ним порвать, – Эра пристально разглядывала намотанный на палочки ком удона. – Даже не из-за шлюхи. Люди много чего говорят в запале, а потом жалеют. Зная его, могу предположить, что он пожалел раньше, чем договорил. Не в этом дело.

– А в чем?

Всю неделю я чувствовала себя премерзко. То жалела, что не спрятала карточку, то говорила себе, что поступила правильно. А еще почему-то казалось, будто и Эра, и Водолей догадались о том, что я сделала. Хотя как они могли догадаться? Наконец не выдержала и написала ей: «Как ты?»

«Приходи в Евру в семь. Сможешь?», – ответила она.

Когда Эра сказала, что они с Водолеем «вроде помирились», я даже не знала, как отреагировать. Баблуза любила словечко «амбивалентно», которое как раз очень подходило. С одной стороны, они остались вместе, и это гасило мое иррациональное чувство вины. Но тут же вызывало досаду: значит, Водолей и дальше будет терпеть холодность Эры и ее чудесные вечера с другими мужчинами?

Так, Инна, не твое дело, сказала я себе. Если терпит – значит, хочет терпеть.

– В том, что подумала: эра Водолея закончилась.

Удон свалился в тарелку, и она снова начала накручивать его на палочки. Есть ими не умела, но взять вилку не позволяло самолюбие.

Когда в десятом одноклассники поняли, что Эра с Водолеем вместе, пошла волна глупых шуточек, обыгрывающих это выражение. Даже самопальный анекдот ходил. Вроде как приходит Водолеев к родителям Ясинской просить ее руки, а те спрашивают: «Молодой человек, а кто у вас был до нашей Эры?» И ее слова сейчас тоже звучали двухслойно: и ему она больше не принадлежит, и для нее время, проведенное с ним, закончилось. То есть Эра так подумала – но?..

– Но все-таки простила? – подтолкнула я.

– Не знаю, Ин, – она бросила палочки и обхватила голову руками. – Иногда мне с ним бывает очень плохо. Но и без него – тоже. После этой шлюхи прямо облегчение такое было. Добби свободен! А потом он пришел, просил прощения, я его выставила. Всю неделю звонил, приходил, мама не пускала. Я ее предупредила, что меня для него нет. Вчера около института ждал. Я не знаю. Может, это привычка. Но поняла, что без него мне хуже, чем с ним.

И снова я не знала, что сказать. Звучало абсурдно, но где-то я могла понять, поскольку и сама встречалась с Лешкой дольше, чем стоило. Мне с ним было хорошо и спокойно, и все же не настолько, чтобы эти отношения переросли во что-то серьезное. Тянуть их не хотелось, однако разрыв дался нелегко.

– А Константин? – спросила осторожно.

– А что Константин? – с горечью усмехнулась Эра. – Я ему нравлюсь. Он мне тоже. Но не настолько, чтобы променять Андрея на него. К тому же он уехал из Питера. Совсем.

– А если б не уехал?

– Я не знаю! – ее глаза заблестели от набежавших слез. – Уехал – и хорошо. Меньше всего хотелось выбирать между ними.

И снова меня разрывало пополам. Я сидела, смотрела на нее, слушала, и было страшно ее жаль. Но как только вышла на набережную, чаша весов качнулась в другую сторону. И, казалось бы, что мне Водолей? Он выбрал свою пытку. А Эра… может, и не заметила, как сама себе противоречила. Сначала сказала, что Константин ей нравится не настолько, чтобы променять Водолея на него, и тут же – что меньше всего хотела бы выбирать между ними.

Да пропадите вы оба пропадом, махнула рукой какая-то часть меня. Вы друг друга стоите.

На следующий день на хореографии Макс, объясняя, что я делаю не так, шепнул на ухо: «Может, сходим сегодня куда-нибудь?»

Ему исполнилось двадцать семь, после окончания Вагановки танцевал в Александринке[1], но дальше корифея[2] не продвинулся. Ушел в эстрадный балет, а у нас преподавал хореографию тем, для кого она считалась вспомогательной дисциплиной.

Девушки умирали по нему пачками, от первокурсниц до выпускниц. Репутация у Макса была отвратительная, но я ни на что и не рассчитывала. Идеально сложенный кареглазый блондин, он был красив, как античный бог, и так же богически хорош в постели. К тому же с ним было легко, и меня это вполне устраивало. Словно получила волшебный подарок после Володьки, напротив, слишком сложного и мрачного.

И все бы ничего, но Максу вздумалось на мне жениться. И я даже чуть не согласилась, но вовремя сообразила, что легковесный, как мотылек, человек-праздник хорош в качестве любовника, но не мужа.

О своем решении я не пожалела ни разу.

[1] Александринка – Национальный драматический театр России (Александринский театр) в Санкт-Петербурге

[2] Корифей – ведущий танцовщик кордебалета

Глава 33

Андрей

Холодная капля упала на руку, за ней вторая, третья – тучи все-таки лопнули, как только стемнело. Пока Андрей дошел до дома, промок до нитки: зонтик остался в машине.

Уже стоя под душем, таким горячим, какой едва мог терпеть, он поймал себя на том, что улыбается. Нет, не радостно, конечно, откуда там радость, но… спокойно-устало, как-то так.

Когда-то давным-давно, еще и в школу не ходил, а родители не развелись, каждое лето его отправляли на дачу с бабушкой Ниной, матерью отца. Поселок со смешным названием Осельки, старый дом, даже в июне пахнущий яблоками. Рядом лес и озеро. И целая стайка детей по соседству – ровесников и чуть постарше. Дом сгорел в конце девяностых, участок отец продал, но воспоминания о летней дачной вольнице остались ярким пятном, символом беззаботного детства.

Вообще дошкольная жизнь залегла в память именно расплывчатым пятном – за исключением нескольких моментов, отчетливых до мелочей, вплоть до запахов, вкуса на языке и боли от ссадин на коленке. И тот, который всплыл сейчас из глубин, как Левиафан, был именно таким.

Вечер воскресенья, ясный, теплый, впереди еще половина лета. Родители, расцеловав, садятся в машину. Они с бабушкой выходят за калитку – помахать вслед.

«Ну вот, проводили, – она обнимает за плечи, – пойдем чай пить».

Немного грустно, но при этом ощущение… Тогда Андрей был еще слишком мал, чтобы сформулировать, но сейчас понимал: это было ощущение мира и душевного покоя. Все хорошо. Оранжевый закат в соснах и запах шиповника. Чай из самовара с медалями и шоколадные пряники. Сказка на ночь. Новый день, в котором будет столько всего интересного. И вся жизнь впереди.

Растершись докрасна, он натянул спортивные штаны, футболку и пошел на кухню. Сварил кофе, налил коньяка. Для классической триады не хватало третьего С – сигары. Вместо нее порезал на дольки яблоко. Всматриваясь в серые потоки за окном, выпил кофе, потом коньяк.

Что еще – чтобы многоточие слилось в точку? Окончательную точку в ознаменование конца эры Водолея? Нет, не так – эры Эры для Водолея. Хотя ему никогда не нравилась эта неуклюжая игра слов.

Визуал? Да не вопрос.

Андрей встал и вытащил из нижнего ящика стола школьный выпускной альбом. Сел в кресло, полистал страницы. Вот и они трое: Водолеев А., Ясинская Э., Новикова И. Группировали фотографии по страницам не просто так. Они держались втроем – и в альбоме тоже оказались вместе.

Никаких других снимков Эры у него не осталось. Она вообще не любила фотографироваться, а те редкие, что были, улетели мелкими обрывками в сумрак белой ночи восемь с лишним лет назад. Сейчас Андрей переводил взгляд с лица той, без кого не мыслил себя раньше, на лицо той, без которой не представлял жизни сейчас. Возвращался обратно к фотографии Эры и вслушивался в себя: не дрогнет ли что-то.

Нет. Ничего. Только бесконечная усталость.

Он смог. С опозданием на много лет прожил все с самого начала и до конца. Сделал то, что надо было сделать сразу. Переломаться, переболеть – и отпустить, а не прятать в темном подвале за семью замками. Возможно, потом сможет сказать Эре спасибо. За то хорошее, что было между ними. И за то, что пришла, встряхнула, заставила окончательно понять, кто ему нужен и чего он хочет. Собственно, и раньше не сомневался, но теперь эта уверенность стала… железобетонной.

А еще он надеялся, что Эра вовсе не пыталась вернуть прошлое. Что для нее эра Водолея тоже закончилась и она решила в этом убедиться, увидев его. Главное – чтобы эра Водолея не закончилась для Инны. Никогда.

Андрей вспомнил, как таким же дождливым вечером сидел у постели жены в больнице и умолял серую пустоту за окном: лишь бы с ней все было хорошо, пожалуйста, что угодно, только бы она жила… и была с ним.

Инна прислала ему сообщение днем, уже из Вольска: приехали, все в порядке. Сейчас он хотел пожелать спокойной ночи, но не написал, а набрал номер.

– Привет, как ты? – спросила она.

По телефону они разговаривали нечасто и недолго, но Андрей давно научился всего по нескольким коротким словам определять ее настроение: улыбается, злится, устала, чем-то занята или озабочена. Сейчас в них было напряжение. Как будто оторвал от непростых размышлений.

– Все хорошо, – он выделил голосом оба слова по отдельности, надеясь, что поймет. – Я люблю тебя.

– И я тебя…

Разговаривать не было сил. Просто хотелось услышать ее голос.

– Спокойной ночи… Жирафа.

Похоже, она не удивилась такому короткому диалогу.

– Спокойной… Водолей. До завтра.

Обычно они ложились за полночь, но сейчас Андрей чувствовал себя так, словно в одиночку вскопал огород или два часа вламывал в спортзале. Еще не было и десяти, а захотелось упасть и уснуть. Так и сделал. Лег, обнял подушку Инны, как дети обнимают плюшевого медведя.

Ее запах… Когда она уезжала, менял постельное белье перед ее возвращением: Инна любила свежее, прохладное, пахнущее сиренью. Но пока ее не было, оставшийся на подушке запах волос, кожи, духов дарил иллюзию, что она рядом. Иллюзию – и желание. Иногда легкое, прозрачное, как мечта. Иногда тяжелое и изматывающее, и тогда с ним приходилось справляться радикально, представляя жену во всяких пикантных сюжетах. Сейчас…

Сейчас, уже поверив, что все будет хорошо, он снова вспомнил, как в прошлое воскресенье ночью Инна впервые за все время оттолкнула его, сказав, что не хочет быть в постели третьей. И что только дернуло за язык?

«Думаешь, этого раньше никогда не было?..»

Он ведь совсем другое хотел сказать, но почему вырвалось это? Обида, раздражение, растерянность? Да какая разница? Хоть и было правдой, хоть Инна все прекрасно знала, но в тот момент эта фраза прозвучала абсолютно неуместно. Так, словно вернула их на восемь лет назад. Словно перечеркнула все светлое и теплое, что между ними было.

Как и другая, про шлюху… Которая однажды уже стала началом конца…

Глава 34

Эра

В последнее время я спала ужасно, но накопившаяся усталость наконец победила. Так и уснула – с невыключенным светом, с раскрытой книгой на животе. И приснилась такая горячая эротика, о которой наяву уже давно забыла. Вот только кто это был – тот, кто заставил меня разлететься на атомы?

Как-то я читала очень даже неплохой роман, впечатление от которого смазал сомнительный эпизод. Героиня оказалась в одном доме с бывшим мужчиной и, так сказать, действующим. Кто-то из них пришел к ней ночью и капитально отымел. Но кто именно – она поняла лишь тогда, когда персонаж наконец заговорил. Это ж каким надо быть бревном, думала я, чтобы не понять, пусть даже в полной темноте, кто тебя трахает. Но теперь, после этого сна, до меня дошло: не поняла потому, что не хотела понимать. Со мной этой ночью было то же самое. Тело требовало своего, в голове полный раздрай, вот конструктор снов и подсунул коктейль, смешав в нем двух бывших и каких-то посторонних альфа-самцов из дежурных фантазий.

Кто бы знал, как же это тоскливо и уныло – когда в одной комнате храпит пьяный муж, в другой спит ребенок, зачатый не так уж и давно в любви и страсти, а ты под душем ублажаешь сама себя, представляя то, что в реальности вообще вряд ли возможно. Не менее тоскливо, чем приснившийся оргазм.

Дождь барабанил по подоконнику, за окном с утра – как будто уже вечер. Вставать не хотелось. Восемь часов – пусть Димка поспит последний день сколько влезет. А мысли сами собой бежали по дорожке, протоптанной сном.

Мне не с кем было сравнивать Андрея, и поэтому я считала, что в постели у нас все хорошо. И желание в наличии, и процесс, как в порнушке, и результат. И все же мне казалось, что восторги от этого действа в целом несколько преувеличены. Да, хорошо, иногда даже очень. Но чтобы движущая сила вселенной? Это вряд ли. Тогда я еще не понимала, что все зависит не от того, что делает с тобой мужчина, а какие чувства к нему испытываешь. А еще – есть ли между вами та самая пресловутая сводящая с ума химия.

После того злополучного дня рождения мы с Андреем помирились, но вернуться к прежнему так и не удалось. Все разваливалось – медленно, но неуклонно. «Мне хорошо с тобой» – вот на чем должны строиться отношения. Вовсе не на «мне плохо без тебя». А мне уже не было с ним хорошо, я только вспоминала, как все было раньше. Но и решиться на разрыв никак не могла. Привязанность – опасная вещь, кто бы что ни говорил.

Инка спросила, что было бы, если б Костя не уехал, и я честно ответила: не знаю. Я думала о нем. О том, как все могло сложиться, будь я свободна. У него была страница в Фейсбуке, иногда я заходила туда, смотрела фотографии, но никак не обозначала своего присутствия. А когда на них появилась красивая брюнетка, и вовсе перестала заглядывать. Однажды мы действительно пересеклись на соревнованиях, но даже не поговорили, только поздоровались на бегу.

Все сильнее казалось, что жизнь зашла в тупик. Специальность искусствоведа я выбрала не по жгучему интересу, а лишь потому, что все другое интересовало еще меньше. Будущего с Андреем – семью, детей – представить никак не могла. С Инкой мы почти разошлись, у нее была бурная личная жизнь, учеба, театр, куклы. А мне осталось… небо.

Все изменилось в одно мгновение. Так, как я не могла себе представить даже в самых смелых мечтах.

– Привет! – обернувшись, я зацепилась за его улыбку, как в первый раз.

– Откуда ты взялся?

Мы стояли у входа в манифест и смотрели друг на друга.

– В командировку приехал. Ну и завернул по старой памяти. Ты на что идешь?

– На четверку[1].

– Значит, вместе пойдем.

Возможно, я слишком увлеклась разговором и не очень внимательно проверила укладку и подгонку парашюта. Но чаще всего такие вещи случаются по самым банальным причинам. Порыв ветра при раскрытии, отклонение от правильного положения тела, зажатые руки, да мало ли что. Закрутка строп – редкий парашютист с ней не сталкивался. Это даже особым случаем не считалось и обычно легко исправлялось. Со мной она приключилась на пятом прыжке, я и испугаться толком не успела, как стропы раскрутились сами.

Но на этот раз все оказалось гораздо серьезнее. Костя, который вышел сразу за мной и держался рядом, указал жестом: своди свободные концы. Я все это знала, но ничего не помогало, стропы скрутились еще сильнее, и меня начало вращать. Высотомер на запястье показывал, что время есть, но мало. Надо было срочно отцеплять основной парашют, чтобы вышла запаска. Но, твою мать, он не отцеплялся!

Костя понял, что я близка к панике. Подтягивая стропы своего парашюта, подобрался ко мне. Обхватил за талию одной рукой, второй вытащил пеликана[2] и быстро обрезал стропы. Оттолкнул от себя – и тут же меня дернуло раскрывшейся запаской.

Как я приземлилась – в памяти не осталось. Только то, как мы целовались, даже не отцепив мешки.

– Я люблю тебя! – шептал он мне на ухо.

– И я тебя…

Это было как вспышка, как озарение. Да – именно его! Быть может, все эти четыре года, не признаваясь себе в этом и запрещая даже думать о нем. Почему, ну почему я была такой дурой? Неужели надо было оказаться на волосок от гибели, чтобы понять: мне нужен именно он? Только он один!

В город нас отвез Славка, муж Алины. Мы сидели рядом, Костя сжимал мою руку. Меня трясло и знобило, а желание накатывало такими волнами, что все расплывалось перед глазами. Последний проблеск здравого смысла заставил написать Андрею: «все в порядке» – и отключить телефон.

Боже, что это было! Вечер, ночь – никогда до этого и никогда потом ничего похожего. В гостинице мы бросились раздевать друг друга, едва закрыв дверь номера. Я и представить себе не могла, что может быть вот так – когда от наслаждения почти теряешь сознание, когда исчезает весь мир.

Только ты – и он. Его глаза, в которых тонешь. Губы, руки, от которых по всему телу разливаются горячие волны. Запах кожи и ее вкус на языке – соленый, пряный. Слияние настолько полное, что дыхание и каждое движение одно на двоих. И при этом хочется еще больше, еще полнее. Оказалось, что и правда бывает так – когда не можешь насытиться, когда желание вспыхивает снова и снова, едва успеешь отдышаться. Когда страшно разжать объятия, отпустить хоть на секунду.

– Ты выйдешь за меня замуж?

В этом вопросе не было ничего странного, наоборот – как же может быть иначе? И ответ, такой же само собой разумеющийся:

– Да, конечно.

И только потом, уже утром, когда реальность начала проступать сквозь безумие рваными пятнами:

– А… твоя девушка?

– Юля? – удивился Костя. – Мы еще весной расстались. Ей не нравилось, что я прыгаю. А откуда ты знаешь?

– Видела фотографии в Фейсбуке.

– Ясно. А твой парень?

Я уткнулась носом в подушку и заскулила по-щенячьи.

– Если б можно было обойтись без объяснений…

– Нет, Эра, – Костя положил руку мне на спину. – Так нельзя. Придется через это пройти.

– Да я понимаю. Скажу, конечно.

Я хотела встретиться с Андреем на следующий день, поговорить спокойно. Написала, что не приду на встречу. Но получилось иначе.

– Эра, мне сегодня обязательно надо уехать, – Костя собирал вещи, а я сидела на кровати и смотрела на него, как собака, которую хозяин оставляет на передержке. – Возьму отпуск и приеду за тобой. На следующей неделе. Позвоню и скажу точно, когда.

В аэропорту я с трудом, со слезами заставила себя оторваться от него. Значит, вот как бывает? Еще вчера утром даже не думала о Косте, а сегодня не могу представить, как прожить без него несколько дней!

– Не грусти! Я люблю тебя!

Он поцеловал меня и пошел на контроль, а я… поехала в «Ящик».

Врать Андрею, убеждая, что у нас все равно ничего не выйдет и нам надо расстаться… Я поняла, что не смогу. Уж лучше сразу обрубить все концы. Пусть считает меня подлой стервой. Шлюхой. Может, это и больнее, но справиться будет легче.

Так я думала тогда…

[1] Прыжок с 4000 м

[2] Безопасный стропорез

Глава 35

Инна

Все… хорошо…

Я поняла, что это значило. Как обычно. С полуслова. Наверно, нужно было выдохнуть с облегчением: пуля зацепила по касательной. И даже, может быть, имело смысл поблагодарить Эру за ее нелепый визит. Если Водолей смог выпустить своих демонов из чулана и справиться с ними, это дорогого стоило. Больше никаких иллюзий, все с открытыми глазами. Разве не этого я добивалась?

Но почему тогда мне хотелось плакать? Обратная реакция? Возможно. Но не только. А что же?

Если б у нас вечером был спектакль, это хоть как-то отвлекло бы. Я вернулась в пустой номер: Люськи и нашей третьей соседки Гали еще не было. Достала верный походный кипятильник, заварила кофе, подошла к окну.

В детстве я любила пускать в ручейках сделанные из всякой дряни кораблики. Даже щепочки и листики годились. Отдавала их течению и бежала следом, пока мой пароход не уносило куда-то далеко. Иногда они попадали в какие-то боковые завихрения, где крутились, пока не затягивало на дно. Или пока я не освобождала. И сейчас вдруг показалась себе таким же бумажным корабликом, попавшим в водоворот. Поплывет дальше? Размокнет и утонет?

Пытаться разглядеть что-то в поднявшейся со дна мути не имело смысла. Поэтому я приняла единственное верное решение: легла спать, надеясь, что утро вечера мудренее. А там закрутилась обычная суета. Подъем по будильнику, быстро позавтракать, собраться – и в театр. Хорошо хоть все было подготовлено накануне.

Я всегда любила детские спектакли больше взрослых, но сейчас даже «Утенок» встал поперек, остро напомнив, что мой ребенок никогда не увидит меня на сцене. Даже если мы с Водолеем усыновим кого-нибудь, наш – никогда. Потому что так и не родился. И не родится. Я смирилась и жила дальше. Но эта рана была из тех, которые не заживают до конца. За полгода после возвращения из Швейцарии это вылезало уже несколько раз, и всегда неожиданно. Хотя сейчас, в растрепанных чувствах, я была особенно уязвима.

И снова быстрые сборы, обед, автобус, Люська в наушниках, дождь за окном. Кораблик продолжал вертеться на одном месте. Всего-то пять дней, как уехала из дома, а словно месяц прошел. Никогда еще гастроли так сильно меня не выматывали. И вдруг я поймала себя на том, что не отказалась бы задержаться еще на пару дней, хотя всегда скучала по Водолею и с первого дня ждала возвращения.

Нет, не просто задержаться. Оказаться в таком месте, где нет ни единого человека. Где-нибудь на берегу моря или в глухом лесу. Отключить мысли и чувства – если это, конечно, вообще реально. Встать на паузу.

Я дала Водолею возможность понять, кто ему нужен. Хотя у меня самой никогда не было таких сомнений. Я выбрала его еще в детстве, почувствовав что-то близкое и нужное себе. Видела его всяким. Как говорится, и беленьким, и черненьким. Знала все неприятные стороны и слабости. Но это не было зависимостью, как у него от Эры. Те два месяца после их разрыва были для меня адом, и я не осталась бы с ним, если б не почувствовала, что перестала быть всего лишь заменой. Что нужна ему сама по себе. И сейчас, если бы он не смог определиться, нашла бы силы поставить точку. Несмотря на восемь лет вместе, на все, что мы вдвоем пережили. Несмотря на свои чувства к нему.

Он сказал: «все хорошо», подразумевая, что сделал выбор. Но правда ли это? Я должна была увидеть его, чтобы понять. И… мне было страшно. Видимо, поэтому и хотелось оттянуть этот момент.

Водолей как-то сказал мне, по другому поводу: «Инна, ты всегда знаешь, чего хочешь». Но это было не совсем верно. Скорее, я четко знала, чего не хочу. Трое моих мужчин – я не смогла по-настоящему полюбить ни одного из них не только потому, что все еще любила его. Хотя о каждом вспоминала с теплом и легкой грустью.

Лешка – спокойный, мягкий, добрый. Из тех, кто последнюю рубашку снимет и отдаст. С ним я отогрелась от холода, в котором жила с момента, когда поняла, что Водолей и Эра вместе. Но он просто плыл по жизни, брал то, что она давала, ничего не добиваясь, ничем особо не интересуясь. Работать барменом в ночном клубе, по вечерам лежать на диване перед телевизором, по выходным ездить на рыбалку – и так всю жизнь? Иногда я не знала, о чем с ним разговаривать.

«Хороший мальчишка, – как-то сказала о нем Баблуза, – но уж больно простенький».

Володька был его полной противоположностью. Экзистенциальным философом повышенной сложности. В любой мелочи искал вселенский смысл, причем глубоко драматической направленности. Вот уж кто родился не в свое время. Воплощение декаданса, Володька был бы звездой Серебряного века. Сначала – наверно, по контрасту с Лешкой, меня это покорило. Он казался таким глубоким, значительным, интересным. Потом это стало утомлять. Потом раздражать. Каким ветром его занесло в кукольные актеры, так и осталось для меня загадкой. Впрочем, актером он все равно не стал. Если Сашку в театр не взяли, то Володька не пошел сам. После выпуска я потеряла его из вида, слышала только, что уехал то ли в Израиль, то ли в Канаду.

С Максом получилось сложнее. Нет, сами отношения как раз были легкими, воздушными. А еще яркими, без полутонов. Но вот в этой воздушности и яркости как раз и пряталась сложность. Он был чистой воды богемой, а я хоть и артисткой, но довольно специфического профиля. К тому же хотелось стабильности. Семьи, детей, а не тусовок в режиме нон-стоп. Да, Макс сделал мне предложение, но я понимала, что ничего путного из этого брака не выйдет. И этот разрыв дался мне тяжелее остальных.

Что касается Водолея… Он устраивал меня во всем. Со всеми достоинствами и недостатками, которые нисколько не пугали. Но при одном условии: быть только моим. Я хорошо знала, что значит делить его с соперницей, даже если это всего лишь ее призрак. Тех двух месяцев мне хватило. Больше – никогда!

Часть 2