Текст книги "Эра Водолея (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 59

Инна

Тех нескольких часов сна у Баблузы мне хватило, чтобы потом не спать всю ночь. На губах мерещился привкус поцелуя. Терпкий – унижения, кислый – страха. Отвратительный. Снова и снова хотелось стереть его.

«До завтра», – сказал он…

Я стояла на развилке. Завтра я или сдамся и пущу свою жизнь под откос, или поставлю точку в этом дурном фарсе.

Большинство людей вообще не поняли бы, в чем соль. Никакой соли, господа, сказал поручик Ржевский в известном анекдоте, только верблюды, песок и дерьмо. К тебе липнет стремный мужик – так почему не избавиться от него самым радикальным способом? Ну ладно еще когда анонимно цветочки присылал и все это было бездоказательно. Но теперь-то ведь вышел из сумрака. У тебя есть муж, только скажи – наваляет или хотя бы прижмет к стенке и убедительно попросит удалиться обратно в закат. Если на такое не способен, есть полиция, в конце концов. Алгоритм уже опробован и, кстати, работает.

Но как объяснить тому, кто никогда с подобным не сталкивался или просто скроен по другому лекалу? Объяснить, как пробирается в тебя этот липкий ползучий страх, похожий на плесень? Как-то я видела фильм с ускоренной съемкой распространения настоящей плесени. Как разрастаются, захватывая и пронизывая все вокруг, ее тонкие длинные нити. Я сама когда-то не могла понять Алку. И Эра, когда рассказала ей, тоже не поняла. Я видела это по ее взгляду. Может, вполне искренне посочувствовала, но не более того. Потому что она – другая. У нее свои уязвимые места. У каждого человека – свои.

Можно срезать с яблока куст плесени, но нити-гифы останутся внутри. Надкусишь – и сразу почувствуешь ее мерзкий вкус.

Что за тупые рефлексии, скажет человек, у которого все просто. Возьми себя в руки. Примерно то же самое говорят человеку в депрессии: возьми себя в руки, тряпка. Я успела почитать на эту тему. Некоторые люди не могут выйти из токсичных отношений годами, настолько у них сломлена воля. А когда… если все-таки выходят, зачастую нужна долгая работа с психологом. И все же я надеялась справиться сама.

Как показать, что не боюсь, дать отпор? Притвориться – не получится. Такие типы чуют, как собаки. По запаху. Значит, надо убить страх. Всего-навсего. Пустяковая задачка, правда?

В юности одной из моих любимых книг был «Театр» Моэма. Джулия Ламберт жила на сцене, а не в унылой реальности. Даже сопернице отомстила там же, на сцене, уничтожив ее как актриса, а не как женщина. Смогла бы она сделать это, если бы не чувствовала то, что полагалось по роли? Вряд ли. Ну и? Актриса я – или где?

Ох, скажите, пожалуйста, актриса! Дергать куколок за ниточки и пищать за них тоненьким голоском – великая актерская игра. Не совсем так. Заставить зрителя поверить в то, что кукла радуется и плачет, боится и торжествует, не проще, чем автору книги убедить читателя в том, что его герои живые.

Но как самой поверить в то, что не боюсь? Что может убить страх?

К утру ответ пришел сам.

Смех.

Не просто смех, а злой, ядовитый, способный унизить и растоптать. Тот, который может вывалять в грязи светлое, а трагедию превратить в фарс. Смех-убийца, простите за пафос. В кукольном театре, как и в дель арте, у героя всегда выделяется и подчеркивается одна черта. Мне нужно было взять главную черту куклы Федора и… размазать по асфальту. С первым проблема не стояла – все на поверхности. Со вторым…

Как ни странно, помог «Польвероне». Наверху сдали карты, и мне выпал крупный козырь. Вполне так старший офицер. Мы редко играли этот спектакль в театре, чаще возили на гастроли. И это была не моя роль. Но я все еще дублировала Светку Корнилову, которая надолго застряла в больнице с осложнениями после аппендицита. Для меня «Польвероне» стал знаковым, с особым смыслом.

В тот вечер в Саратове, когда мы его играли, я вдруг почувствовала что-то необычное в себе. Поворот к новому. Но появился Федор и не позволил мне пойти в ту сторону. Влез в трещину, только-только начавшую закрываться. И вот сейчас я пыталась вспомнить те ощущения после спектакля, которые – я не сомневалась! – могли бы мне помочь. Поверю, что больше не боюсь его, и у него больше не будет надо мной никакой власти.

Я представляла Федора жалким, слабым, нелепым. Как он пыжится, пытаясь понравиться женщинам, а те смеются над ним. Сочувствие? Ну нет. Разве что такое – брезгливо-снисходительное. Бедный-бедный глупый… Федечка. Я повторяла это имя снова и снова. С длинным «ф-ф-ф», сквозь выпяченную губу.

А еще у него очень некрасивый кадык, который мерзко катается под кожей вверх-вниз, когда он сглатывает слюну. И короткие пальцы. Бледные, с почти квадратными ногтями и волосками на средних фалангах. Отвратительные пальцы.

Так, стоп, это не пойдет. Стеба маловато.

Страшный-престрашный нагибатор с кадыком, похожим на застрявшее в глотке яйцо. Черный-пречерный властный властелин с коротенькими волосатыми пальчиками. И в трусах наверняка такой же… коротенький пальчик. И татуировка на нем: «Размер не имеет значения». Даже если и нет – неважно.

Постепенно страх начал бледнеть, размываться, терять очертания. И даже непонятно стало, как можно было всерьез воспринимать настолько ничтожного типа.

Тем не менее, один скользкий момент остался. Я полагала, что такие, как Федор, не склонны к физическому насилию, ограничиваются эмоциональным, но стопроцентной уверенности не было. Как удержаться на грани опасности, не спровоцировать его на неконтролируемую ярость? Что помешает врезать мне, чтобы потеряла сознание, и уволочь в машину? Да-да, женщине плохо, везу к врачу. Или просто заехать так, что потом понадобится пластический хирург?

Все эти мысли улетучились в одну секунду, когда я вышла и увидела Федора. Нелепого Федечку с кадыком под шарфом и коротенькими пальчиками. И когда покосилась вправо, где дышала живая темнота. Польвероне, солнечная пыль, вспыхнула во мне золотым шаром. Я стала Джулией Ламберт на сцене. Что я там говорила ему? Да не все ли равно.

А потом, когда он ушел, одарив на прощание убогим «сука», прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Как будто стометровку пробежала, выложившись на мировой рекорд. Даже если не поверил и продолжит свои подкаты, главное – что поверила я. Что он смешной и жалкий. Может, опасный. Но все равно жалкий.

– Ладно, Водолей, выходи, хватит прятаться. Поехали куда-нибудь. Есть хочу страшно. Наверно, дракона сожрала бы.

Глава 60

Андрей

Так… спалился Водолей.

Хотя чего тут странного? Наверняка была уверена, что все равно приедет. Для подстраховки. Иногда Андрею казалось, будто Инна знает его лучше, чем он сам.

– Ты уже одного дракона сожрала, ведьма, куда в тебя лезет?

Он вышел из тени, обнял ее, чувствуя на щеке тепло еще не успокоившегося дыхания.

– Если честно, немного коленки трясутся. Но из образа пока не вышла, так что могу еще парочку сожрать, – рука пробралась под куртку, ногти впились в бок.

– Сердишься? Что приехал? – попытался изобразить раскаяние, которого не испытывал, ни капли.

– Нет, – Инна слегка прикусила мочку его уха. – Я бы сильно удивилась, если б не приехал.

– Вообще-то я сначала думал, подожду, пока ты не уйдешь, а потом уже домой поеду. Чтобы ты не знала, что я здесь был. Даже сообщение тебе кинул, что задерживаюсь. На тот случай, если ты раньше меня доберешься.

– Я не видела. Но если б увидела до того, как вышла, еще больше была бы уверена, что ты здесь. А так… ну не знаю, почувствовала, что там кто-то есть. А кто, кроме тебя? Еще один маньяк?

– Знаешь, Инка, ты все-таки сумасшедшая, – взяв за руку, Андрей повел ее к подворотне. – Сначала думал, не буду выходить, а потом, решил, что лучше все-таки сдаться. Даже если ты меня порвешь на тряпки. Черт его знает, может, он тебя на улице караулит, чтобы по башке треснуть и уволочь. И, кстати, за все то, что ты сказала, могло очень нехило прямо сразу прилететь. А я, знаешь, не Флэш из комиксов, чтобы выскочить и на лету руку перехватить.

– Не бурчи, – Инна потерлась виском о его плечо, как кошка. – Знаю. Наверно, дура. Но Остапа понесло. Вошла в роль.

– Вполне так достойно «Оскара». Или что там в театре дают? «Писька с мизинчик», «я тебя уничтожу». Очень так убедительно. Видуха у него бледная была, да.

– У нас «Золотая маска», а так «Европа – театру» и «Тони». Польщена, мерси.

Выйдя из подворотни, Андрей посмотрел по сторонам.

– Какая у него машина-то?

– Понятия не имею, – пожала плечами Инна. – Вообще о нем ничего не знаю, кроме имени. Может, у него и машины-то нет.

– Эй, ты потише, а то вдруг прячется где-нибудь… Федечка. Поймет, что ты его нае… обманула.

Инна расхохоталась до слез, выплескивая все скопившееся напряжение.

– Прячется. Пережевывает смертельную обиду. Бедняжечка…

– Но вообще-то, Ин, ты зря так веселишься, – сказал Андрей, когда они сидели все в том же «Мапуче» и ждали все того же обожаемого Инной запеченного осьминога. – Не факт, что все закончилось.

– Ну понеслось!.. – она закатила глаза, потом протянула через стол руки, переплела с его пальцами свои. – Послушай, я все это понимаю. Равно как и то, что он, может, просто в окоп откатился, новых сил набрать. И, может, ни одно мое слово не воспринял всерьез, наоборот, только раззадорило. Смысл был не в том, чтобы нагнать на него страху и заставить в штаны наделать.

– В том, чтобы ты сама перестала его бояться?

– Да. Понимаешь, с тем психом все было по-другому. Он был простой и понятный. Нет, страшно, конечно, мало ли что у него на уме. Но и страх тоже был понятный, чисто физический. Ну как идешь к зубному и боишься боли. Исчез псих – исчез страх. А тут… совсем другое. Я даже не знаю, как толком объяснить. Что-то такое демоническое. Мистика. Теряешь волю, не можешь сопротивляться. Как под гипнозом. И даже не знаешь, чего именно боишься. Не боли, не насилия. Словно в болото затягивает.

– И поэтому ты решила его обстебать с ног до головы?

Ощущение было странное. Коктейль «петушиный хвост». Облегчение, восхищение Инной, отвращение и злорадство по отношению к… Федечке. А еще интерес, как будто все произошло не с его женой, а в кино или в книге. Даже нет, все это смешалось так, словно смотрел с двух точек, объемно.

– Да. Хотя не сразу догадалась. А ведь изучали когда-то и фольклор, и историю театра. Как унизить страшное – обсмеять. Невозможно бояться того, над чем смеешься. И… ты не представляешь, как я тебе благодарна. За то, что понял и поддержал. И не давил.

– Ну под конец немного все-таки пришлось. Надавить. Иначе не раскололась бы, – Андрей убрал руки, чтобы официант мог поставить перед ними тарелки. И продолжил, когда тот ушел: – А что понял… Я понял даже то, о чем ты предпочла умолчать. Не стал бы говорить, но раз уж пошла такая пьянка… Был ведь интерес, так? Ну, даже не интерес, но тянуло?

Чуть порозовев, Инна воткнула вилку в осьминога. Как в меч в дракона.

– А ты бы сказал? – спросила, не глядя на него. – На моем месте?

– Жираф, мне трудно представить себя на твоем месте. Мои разворошенные Эрой воспоминания все-таки не то же самое. Хотя тоже против воли. Но… да, я вряд ли сказал бы: «дорогой Водолей, меня тянет к какому-то стремному мужику, хотя мне это ну совсем не нравится». Мы пока еще не на том уровне квеста. Может, лет через двадцать. Или тридцать. Поэтому я понял, но промолчал. Но что думал… Позволь, об этом тоже умолчу.

– Ты лучше всех, – Инна пилила осьминога так, что вполне могла прорезать насквозь и тарелку.

– Несомненно, – усмехнулся Андрей. – Знаешь, что я вспомнил? Мы как-то говорили, что строили наши отношения по камешку. Как пирамиду Хеопса. А вот сейчас другое показалось. Дед мой умер, когда я еще в школу не ходил. Жил на Урале, в Златоусте. Как-то мы с отцом ездили к нему в гости. Работал на металлургическом заводе. Рукастый, все умел. И делал на заказ литые портреты с фотографий. Просто обалденно получалось. Процесс там сложный, мутный. Сначала из глины, потом…

– Восковая заливка, – кивнула Инна. – Потом металлическое литье. Действительно очень трудоемко. Извини, это профдеформация.

– Так вот после литья получается страшный полуфабрикат. Весь в окалине. Сначала его шкурочкой, потом пастой полировочной. Пока не засверкает.

– И как у нас? Еще шкурочкой? Или уже пастой?

– Если ты поняла аналогию, значит, уже пастой. А это может быть вечным. Нет предела совершенству.

– А я говорила, что люблю тебя?

Андрей уставился в потолок, изображая глубокую задумчивость.

– Что-то не припоминаю. Но буду рад услышать.

– Водолей, я тебя люблю.

– Я тебя тоже, Жирафа. А кстати… тыщу лет уже хочу спросить, и как-то все неловко было. Но раз сегодня у нас прямо такое заседание общества «Долой стыд», спрошу. Почему ты зовешь меня Водолеем, а Андреем, только если сердишься?

– Ну… не знаю, – растерялась Инна. – Как-то всегда так было. Может, потому, что Андреем тебя Эра звала? Между прочим, раз уж «Долой стыд», тоже кое-что скажу. Я с ней виделась. С Эрой. Когда ты в Москве был.

– О как! Надеюсь, не подрались?

– Да нет. Случайно встретились на улице. Позвала к себе. Она меня. Посидели, поговорили. Все точки, можно сказать, везде расставили.

– Да? – Андрей смотрел на нее, сдвинув брови. – И то, зачем она пришла?

– Сказала, что сама не знает. Спонтанно как-то вышло. Уж точно не потому, что рассчитывала все вернуть. Но меня не это больше интересовало. Почему она тогда с тобой так обошлась. Почему не поговорила наедине, спокойно. Как-то очень все по-стервозному вышло. Не похоже на Эру.

– Ну и почему же?

– Думала, так будет лучше. Сразу все концы обрубить, чтобы никакой надежды не осталось. Рассчитывала, что будешь зол на нее и быстрее забудешь. Знаешь, как рану порохом прижигают?

– Вот оно что… – Андрей рассмеялся с горечью. – Спасибо, Ин.

– За что?

– Что сказала. Это такой… финальный штрих. Нет, я все вспомнил, снова прожил, для себя закрыл. Но осталась одна непоняточка. Почему так? За что? Действительно очень не похоже на Эру. А все оказалось просто… Послушай, ты долго будешь еще свою каракатицу терзать? Может, с собой заберем?

– Давай, – улыбнулась Инна и махнула официанту.

Глава 61

Эра

– Лучше ему так, видали! – бурчала я себе под нос, выкатившись из лаборатории. – Может, счет тебе отправить, раз хочешь послаще и такой состоятельный крендель?

Покупать первые попавшиеся таблетки, не посоветовавшись с врачом, я не рискнула. Проблемы с этим делом уже были после родов, повторения не хотелось. В районной консультации номерки оказались только на следующий месяц, да еще с работы пришлось бы отпрашиваться. В итоге пошла к гинекологу в платную клинику, где оформляла справку для прыжков. Там ожидаемо отправили сдавать анализы. На очень неслабую сумму.

Я вообще была не в духе. И прекрасно понимала, почему.

Три мужчины – это все-таки уже возможность для сравнения. И не надо притворяться, что секс не главное. Не единственное – так вернее. А сейчас я словно после голодухи получила торт. От которого разрешили отрезать крохотный кусочек.

С Андреем у нас в постели было ровно и без блеска. Казалось, что все хорошо. Как у взрослых. Но сакральность секса виделась преувеличенной. Хотя я допускала: это со мной что-то не так. Мы друг друга любим, и все у нас с выдумкой и разнообразно, как в порнушке, но я при этом не испытываю неземного блаженства, всего лишь немного удовольствия. Видимо, я такая… рыба. Не совсем фригидная, но где-то близко.

С Костей шатнуло в другую сторону. Любовь, страсть, все бурно, ярко, на пределе чувств. Но только сейчас я поняла, что это было больше на поверхности. И что даже не начни он пить, все равно скоро выгорело бы. Восемь лет – мы еще долго продержались.

Я думала об этом и раньше, но чтобы окончательно осознать, хватило всего одного раза с Никитой. Может, не так бешено, гораздо спокойнее, но намного глубже, захватывая все – тело, чувства и мысли. Наркотик, на который подсаживаешься с одного раза. Мало-мало-мало! И не только секса. Всего. Почему я была так уверена, что на этот раз не ошиблась, что мне нужен именно он? Без понятия. Просто знала.

Если б Димка был младенцем, проблема бы не стояла. Уложила спать и ушла в другую комнату. Если бы подростком – тоже. Извини, парень, мама еще не совсем старуха, у нее может быть личная жизнь, приду поздно. Но как состыковать их с Никитой сейчас, я не представляла.

В среду у него было больше свободного времени до следующей группы, но на работу торопилась я, поэтому снова все ограничилось экспресс-сексом в пыльной подсобке. В четверг удалось волевым усилием оставить Димку на маму.

«Иду по делам, – сказала я, не вдаваясь в подробности. – Вернусь поздно».

Никита забрал меня после работы и повез к себе. Жил он в сталинском доме на Савушкина, в большой, со вкусом обставленной квартире, но я даже рассмотреть все толком не успела – не до того было.

В десять прилетело сообщение от мамы: «Ты скоро?»

«В одиннадцать буду», – с тяжелым вздохом ответила я. И сказала Никите:

– Если ты меня отвезешь, у нас еще есть полчаса.

Он закинул руки за голову, и я с урчанием уткнулась носом ему в подмышку. От запаха снова накатило желание, живот налился горячей тяжестью.

– Эр, это все, конечно, хорошо, но ты права, так не пойдет.

– В смысле? – испугалась я.

– Вот так вот партизанить, как тайные любовники. Есть у меня один коварный план, как втереться в доверие к твоему сыну. Он у тебя вообще контактный?

– Да, но… – я села, прислонившись к спинке кровати. – Не думаю, что это хорошая идея. Сейчас. Все-таки я…

– Женщина, а может, ты все-таки дашь мне договорить? Я в курсах, что все-таки ты недавно развелась и он обожает своего папашу. Просто так заявиться к вам в гости было бы слишком прямолинейно. Нормальные герои всегда идут в обход.

– Предлагаешь привезти его на аэродром?

– Эра, еще одно слово, и я умолкаю. К чему говорить, если ты и так все знаешь? Лучше потратим полчаса на финальный перетрах. На ход коня.

– Говори, – сдалась я. – Только побыстрее. Чтобы и коню время осталось.

– В субботу у меня выходной. Обещают хорошую погоду. Вера… моя бывшая мадам… приехала к своим родителям. С Сашкой. Я с ним уже два раза виделся, в субботу снова заберу. Давай прикинем, куда можем пойти с детьми, чтобы якобы случайно встретиться. Так твой Димка меня увидит, но я буду не в фокусе, Сашка внимание отвлечет на себя. Может, аттракционы какие-нибудь? «Диво-остров»?

– Хитро, – оценила я. – Для знакомства очень даже неплохо. Но аттракционы лучше летом, наверно. Может, зоопарк? Мы с Димкой недавно были, но как-то бегом. Я ему обещала, что еще раз сходим.

– Класс. Тогда давай предварительно договоримся в одиннадцать у белых медведей. Если что изменится, созвонимся.

– Хорошо, – я провела рукой по его бедру, намекая, что конь бьет копытом. – Только один вопрос. Мы кто? Откуда знакомы? Чтобы на вранье не спалиться, а то дети сейчас такие ушлые пошли.

– А не надо врать, тогда и не спалимся, – его рука повторила тот же маршрут по моему бедру, только с внутренней стороны. – Ну что ты на меня так смотришь? Я же не предлагаю рассказывать про вот это вот все, – иллюстрируя последние слова, пальцы совершили опасный маневр. – Я твой инструктор в аэроклубе. Правда, чистая правда и ничего, кроме правды.

Все прошло без сучка и задоринки. Мальчишки первые пару минут косились друг на друга настороженно, но потом их увлекли белые медведи. Последовал обмен впечатлениями, а дальше они уже трещали без умолку все два часа прогулки и сорок минут в кафе.

– Тебе не кажется, что они похожи? – спросил Никита, когда Димка с Сашей убежали на детскую площадку, а мы сидели на скамейке, стараясь вести себя идеально прилично.

– Твой поспокойнее, – я посмотрела на качели. – А так да, есть. Типаж один. Главное, что ни на тебя, ни на меня не похожи. Если кто принял нас за пару с детьми, наверняка заподозрил происки соседа.

– Вроде все нормально прошло. Ну а дальше видно будет. Вечером приеду?

– Конечно, – я украдкой коснулась его колена, убедившись, что дети на нас не смотрят.

Дома, когда я собирала Димке сумку для бассейна, он подошел ко мне, помолчал и начал издалека:

– Сашка клевый. Жаль, что уезжает. Но сказал, что еще приедет.

– Да, – осторожно согласилась я. – Хорошо погуляли, правда?

– Хорошо. Мам… – он замолчал, сдвинув брови. – Скажи, а вы с папой совсем больше не будете вместе жить?

– Нет, Димочка, – я опустилась перед ним на корточки. – Такое бывает. Когда людям становится трудно жить вместе.

– Я знаю, – это прозвучало как-то очень по-взрослому. – Бывает. Но он ведь все равно мой папа, да?

– Конечно. И всегда будет. Он же тебе звонит. И в отпуск приедет.

– Вот у Саши тоже папа здесь живет, а он с мамой далеко. А еще у него там другой папа есть. Он его учит на немецком языке говорить. И на лошадке ездить. Ведь так бывает, когда два папы?

– И это тоже бывает, – ноги задрожали, и я поспешила подняться. – Ничего в этом страшного нет.

– Вот и я так думаю, – серьезно кивнул Димка. – Что ничего страшного, если второй папа тоже хороший. Мам, а может, и тебе тоже жениться?

– Выйти замуж, – машинально поправила я и прислонилась к стене: колени дрожали все сильнее. – Это мужчины женятся, а женщины выходят замуж.

– Ну да. Замуж. Вот Сашин папа, который здесь, дядя Никита, он тоже клевый. И с парашютом прыгает, как мой папа. И как ты. И он сказал, что ты сможешь меня с собой взять. На аэродром.

Я посмотрела на него с подозрением. Вроде, мы ничего себе такого не позволяли, чтобы маленькие поросята нас в чем-то заподозрили. Но, похоже, Димка говорил искренне, исключительно по детской непосредственности.

Черт, так не бывает!

– Ну не знаю, Дим, – пробормотала я. – Мы с ним мало знакомы, чтобы вот так сразу замуж.

– Ну не сейчас, попозже, – великодушно разрешил он. – Ты подумай.

– Хорошо, подумаю, – пообещала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

– А кстати, твой тебе что-нибудь сказал? – спохватилась я уже ночью, в постели. Положив голову Никите на плечо и расслабленно мурлыча. – Обо мне?

– О тебе нет. Только сказал, что Димка классный. А твой?

Я немного поколебалась, говорить или нет, но все-таки решилась:

– Предложил мне на тебе жениться.

– Ты серьезно? – он приподнял голову.

– Абсолютно. Мол, у Сашки два папы, а я что, лысый? Да нет, не так, конечно. Сказал, что два папы вполне могут быть. И что, может, мне тоже стоит жениться. На дяде Никите, например, потому что он клевый.

Никита повернулся носом в подушку и захохотал.

– Ну что ты ржешь, образина? – обиделась я и хлопнула его со всей дури по заднице.

– Все, Эра, ты попала. Ребенок велел жениться на клевом дяде Никите, куда ты теперь денешься? Некоторые проблемы решаются гораздо проще, чем можно предположить.

– Да вы что, издеваетесь оба?

– Не знаю, как он, а я точно нет, – он повернулся ко мне. Ни тени улыбки, сама серьезность. – Или ты против?

– Мухин, мы знакомы всего месяц, – я не знала, смеяться или плакать. Впрочем, плакать не особо хотелось. – И я…

– Эра, если ты еще раз скажешь, что только что развелась…

– Так ведь это правда.

– Спокойной ночи, Эра.

Никита отвернулся и натянул одеяло до ушей.

– Никит!.. Ну Никита же!

– Эра, повесь свое свидетельство о разводе в рамку и мас… медитируй на него. Все, спи, вставать рано.

Черт, он что, серьезно? Приплыли…

Я лежала и глотала слезы. И знала, что он тоже не спит. Трудно сказать, сколько прошло времени, но вдруг Никита повернулся резко, потянул за одеяло.

– Извини. Просто сорвало. Хорошо, скажу. Помнишь, я говорил, мы на соревнованиях пересекались? Это шесть лет назад было, в Пскове. Ты мимо прошла, взглядом мазнула так равнодушно. И все. Погиб Никита Мухин. Свадьба через месяц, а я думаю о жене Кости Макеева, с которым у нас случались ну очень нехилые терки. Постарался выкинуть из головы. Мы ведь с тобой даже знакомы не были. Убедил себя, что глупость махровая. Женился, сын родился. Ни разу о тебе не вспомнил. Пока Алька не сказала, что ты развелась и в Питер переехала. И придешь к нам прыгать. Ну и всколыхнуло. А как увидел, решил, что в лепеху расшибусь, но ты будешь моей. Вот так. А ты теперь можешь сидеть и наглаживать свою разведенность до скончания века. Типа независимая женщина. Но меня это не устраивает. Извини. Потому что…

– Мухин, пожалуйста, заткнись уже! – жалобно попросила я. – У меня к тебе две просьбы, можно?

– Ну? – буркнул он.

– Во-первых, я не буду менять фамилию.

– А вторая? – спросил он после паузы, уже совсем другим тоном.

– Мы не пойдем в загс прямо завтра. Дай мне хоть немного к тебе привыкнуть. И… еще кое-что.

– Еще? Ты же сказала, две просьбы, так нечестно, – его лицо было в тени, но я по голосу поняла, что он улыбается. – Ну, ладно, давай.

– Ничего не говори. Просто иди ко мне…