Текст книги "Эра Водолея (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 43

Эра

В среду я ехала на аэродром в самом распоганом настроении. Чертов Мухин и необходимость общаться с ним заранее испортили все удовольствие от прыжка. Всю дорогу пыталась убедить себя в том, что это всего-навсего инструктор на два месяца. Пусть говорит что хочет. Главное – подтвердить разряд и с нового сезона начать подготовку на мастера. Там уже будут обычные сборные группы с выпускающим, задача которого отследить процесс, а не давать советы и критиковать каждое шевеление. В конце концов Чернов тоже кошмарил меня до слез, ничего, жива до сих пор. Может, именно поэтому и жива.

Но аутотренинг помогал плохо. От одной мысли, что до конца ноября два раза в неделю придется любоваться на его ехидную рожу и слушать ядовитые подколки, хотелось выть.

Да еще и погода действовала на нервы. Тучи висели низко, но насколько низко? Просто так с земли не угадаешь. К тому же разрешение давали на конкретный момент, исходя из совокупности факторов. Например, у земли ветер может быть даже меньше лимита, а на высоте все двадцать метров в секунду – свуперы[1] полетят попами вперед. Или тот же нижний край облачности. Для планирования нужна видимость земли в момент отделения, а это зависит не только от высоты, но и от плотности облаков. В общем, всем парашютистам известны выражения «погоду ждут на аэродроме» и «все прогнозы врут». Но уж больно не хотелось прождать полдня, а потом несолоно хлебавши поехать на работу.

Выехала я так, чтобы не застрять в пробке, а в результате приехала намного раньше. Зарегистрировалась, переоделась, заглянула в комнату инструкторов в надежде увидеть Алину, но там сидел один Мухин.

– Привет, – махнул он рукой. – Заходи. Кофе хочешь?

Я завелась с пол-оборота.

– Кофе? Чтобы я потом со стартовой площадки понеслась в туалет, а ты сказал назидательно: «Смотрите, дети, никогда так не делайте, не пейте кофе перед прыжком»?

Он посмотрел на меня каким-то тигриным взглядом – холодным, тяжелым. Встал из-за стола, подошел к двери, схватил за рукав. Рывком подтащил к дивану и заставил сесть.

– А теперь слушай внимательно, королева неба. И запоминай до последней точки. Не знаю, какого хрена ты себе напридумывала, но лично ты меня абсолютно не интересуешь. И если думаешь, что придираюсь к тебе специально, сильно ошибаешься. Если я сказал, что все плохо, это значит, все плохо. Сколько ты не прыгала? Хотя можешь не отвечать, и так знаю, посмотрел твою карточку. Двенадцать лет стажа, за это время даже на категорию С не напрыгала. Два года перерыв, потом два года еле-еле и еще год пусто. Фактически за пять лет ты спустила в унитаз весь скилл, который успела наточить. Это, знаешь ли, не секс – один раз попробовала, больше уже не забудешь.

– Я вообще-то ребенка родила.

Божечки, какая же я ду-у-ура! Я что, правда решила, что он ко мне таким образом клеится? За косички дергает, как в первом классе? А про ребенка после его последней фразы и вовсе очень интересно прозвучало.

– Эра, – его тон чуть смягчился. – Ребенок – дело хорошее, но речь не о том, почему ты не прыгала. Абсолютно неважно. Ты меня вряд ли помнишь, но мы с тобой пару раз на соревнованиях пересекались. Чернов тебя хорошо учил, да и потом неплохо шло, а вот дальше… Не обижайся, но твой муж – вообще не инструктор. Его предел – выпускающим на спорт, даже не для перворазников. Я читал материалы по вашему клубу петрозаводскому. За такое распи… разгильдяйство он еще легко отделался.

– Я знаю, – мне хотелось провалиться сквозь пол и фундамент.

– Так вот, дорогая, мне одного взгляда на твою обувку хватило, чтобы понять, что к чему. А дальнейшее только подтвердило. Ладно, открою страшную тайну. Я отсмотрел твой контрольный прыжок в записи и хотел написать протест на протокол. Ты сделала столько ошибок, сколько третьеразрядник не делает. И не стал только потому, что твоя подружка пообещала заманить тебя ко мне в группу.

– А тебе зачем это надо? – буркнула я, кусая губы, чтобы позорно не разреветься. И пообещала себе убить Алину, как только увижу.

– А чтобы твой ребенок не остался без матери, с папашей-пьяницей.

– Ты и это знаешь? – слезы на глаза все-таки навернулись.

– В нашей тусовке все всё знают, если ты еще не поняла. Так вот, Эра, занятия у нас групповые, уделять тебе особое внимание я не могу. Предложил подвезти на тот случай, если ты без машины, чтобы можно было подробно разобрать все твои ляпы. И еще учти такую вещь. Эти сопляки смотрят на тебя со священным трепетом. Волшебные буквы Ка Мэ Эс – им до этого пока, как до Пекина раком. Они же еще не знают, что с твоим стажем это позорище. Поэтому зверски завидуют и невольно готовы подражать. А я вовсе не хочу, чтобы они копировали твои ошибки. Поэтому и пинаю тебя при них. Хотя и понимаю, что это серпом по… самолюбию.

Я молчала, глядя в пол. Потому что все в одну минуту развернулось на сто восемьдесят градусов. Он был прав, а я… овца тупая, возомнившая себя, как он сказал, королевой неба.

– Короче, Эра, обижайся сколько угодно. Можешь ненавидеть, можешь сделать куклу вуду и втыкать в нее булавки. Можешь набрать в рот какашек и плюнуть в меня, – Мухин сел обратно за стол, откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. – Но кому много дано, с того много и спрашивают. Поэтому за каждый твой косяк я буду тебя трахать самым извращенным образом.

Твою же мать… Я ведь прекрасно понимала, что он имел в виду. Так какого черта тогда теплые пальцы провели вдоль позвоночника, вызвав потоп ниже ватерлинии? Неужели дело в прискорбной женской болезни, называемой печальным словом «недотрах»?

– Привет! – в комнату вбежала Длина, и я почему-то резко раздумала ее убивать.

[1] Свуп (купольное пилотирование) – горизонтальный полет с парашютом на высокой скорости с использованием особой методики разгона купола

Глава 44

Инна

– Ин, там дождь льет, – Водолей разбудил меня, коснувшись щеки. – Как из ведра. С ветром. Давай я тебя отвезу.

– Мне не надо так рано, – проворчала я, не открывая глаз.

– Я задержусь.

– Не надо. Тебе же нельзя опаздывать. Такси вызову, если что.

– Ну как знаешь, – он наклонился и поцеловал меня. – Завтрак я тебе оставил.

Водолей походил еще, повозился на кухне, потом хлопнула входная дверь. Дождь действительно с грохотом лупил по карнизу, дребезжащему от порывов ветра. Нормальная такая питерская погода, когда льет не только сверху, но еще и горизонтально, никакой зонт не спасет, разве что дождевик и болотные сапоги. Он сам пока до машины дойдет, утонет. Если б не репетиция, можно было бы остаться дома, вечернего спектакля нет.

А если честно, мне вообще не хотелось никуда выходить. Или наоборот: выйти и убежать на край света, где была бы совсем-совсем одна. Водолей спросил той ночью, что со мной. Я сказала правду: не знаю. Потому что действительно не знала. Ничего, кроме одного: происходит определенно что-то не то. Возможно, хороший психолог смог бы помочь. Но что я могла ему сказать?

«Меня тянет к мужику, которого я боюсь и который мне отвратителен». – «А подробнее?» – «Эм-м-м…»

Да и в целом я относилась к психотерапии с некоторым предубеждением. В швейцарской клинике пришлось общаться с дамой-психотерапевтом. Но она говорила по-английски с таким ужасным акцентом, что я не понимала и половины, это только раздражало. А потом, когда вернулась домой, показалось, что справлюсь сама. Наверно, зря. Но тогда у меня была реальная проблема, которая формулировалась без труда. Не то что сейчас.

Розы в крафте мне приносили после каждого вечернего спектакля, а играла я целую неделю подряд. Обычно цветы несли на поклон из зала, в гримерку – очень редко. Расспрашивала капельдинеров, но выходило, что передавали каждый раз разные люди. И это точно был не Федор. Если бы не тот букет в Энгельсе, могла бы предположить, что вернулся прежний псих или завелся какой-то новый. Но сейчас не сомневалась: это работа Федора. Находит кого-то, кто соглашается отдать цветы капельдинеру. Зачем? Предположение было только одно: играет, как кот с мышью.

Это напоминало триллер. Ощущение страха, неуверенности, тревоги. Того, что кто-то невидимо наблюдает за каждым шагом. Что-то такое из фильмов Хичкока.

А еще – замкнутый круг. Чем больше я думала о Федоре, тем больше его боялась. Чем больше боялась – тем больше думала. Пыталась взять себя в руки и проанализировать, чего именно боюсь. И упиралась в стену. Прямого физического насилия? Может быть, но не в первую очередь. Скорее, той силы, которая ломает морально, лишает воли и способности к сопротивлению.

Моя однокурсница и приятельница Алла, редкая красавица и умница, вышла замуж за мужчину лет на пятнадцать старше. Невзрачного, неинтересного, небогатого. Сплошное «не». Что ты в нем нашла, удивлялись мы. Алка отмалчивалась, только плечами пожимала. Через пару месяцев по настоянию мужа она ушла из института: тот счел ее будущую профессию неподходящей. Через год я встретила ее в «Пассаже» – бледную, сильно похудевшую, похожую на тетку хорошо за тридцать. Как будто выпили все жизненные соки.

– Ин, он меня сломал об колено, – тихо сказала Алка, когда мы устроились в кафе. – Нет, не пьет, не бьет, слова плохого не скажет, но все происходит так, как хочет он. Я – никто.

– Но почему не уйдешь от него? – удивилась я. – Ты же всегда была такая… огонь.

– Я не знаю, – она закрыла лицо руками. – Иногда только подумаю об этом, а он посмотрит, скажет что-то… он всегда тихо говорит, очень спокойно… и понимаю, что не могу. Как будто связал по рукам и ногам, да еще и на цепь посадил.

Тогда я недоумевала: как такое вообще возможно. Водолей с Эрой – тоже была, конечно, клиника, но все-таки не до такой степени. С Алкой мы больше не виделись, и я ничего о ней не слышала. Но сейчас вспомнила. Особенно ее потухший безжизненный взгляд. И поняла, как это бывает.

Наваждение. Морок. Казалось бы – не думай. Забудь. Но как, если каждый вечер о себе напоминает? С психом было проще, он навязывался явно и открыто. Я могла попросить мужа накостылять ему по шее или пойти в полицию. Сейчас – все равно что жаловаться на призрака. Цветочки передает? Через каких-то разных людей? Вы уверены, девушка?

Я была уверена. Но кому я могла об этом рассказать? Водолею?

Может, и смогла бы. Если бы не тот жгучий, отвратительный интерес, от которого никак не могла отделаться. Интерес, шедший в тесной связке со страхом.

В первые месяцы беременности меня пробило на киви, которое терпеть не могла за противное послевкусие. От него было не избавиться, даже почистив зубы. Я покупала его корзинками, съедала несколько штук, умирала от отвращения и клялась, что больше никогда. На следующий день все повторялось.

Мы с Водолеем слишком сильно чувствовали друг друга. Он и так беспокоился, а если б я заикнулась про Федора и про свой страх, сразу понял бы и про интерес. А уж этого мне точно не хотелось.

И все-таки я прокололась. Так, что глупее не придумаешь.

Говорят, страх надо встретить лицом к лицу, иначе его не победить. Меньше всего я хотела встретиться лицом к лицу с Федором. Зато могла представить ситуацию, в которой была бы полностью в его власти.

В постели… Спровоцировав Водолея на грубый секс и представив Федора на его месте.

Нет, и мысли не было о том, чтобы отомстить за прошлое. Но даже так по отношению к нему вышло подло и мерзко. А главное – ничуть не помогло. Получилось отвратительно. И после этого стало еще страшнее. Но хуже всего, что Водолей догадался: мы были не одни.

Глава 45

Андрей

– Андрей Алексеевич, вас сам зовет.

Андрей поморщился, хотя сразу было ясно: раз звонит внутренний телефон, ничего хорошего ждать не приходится. Подорвался и бегом к начальству, прыжками. Белочкой.

Бегом не побежал, конечно, но встал и пошел, прикидывая на ходу, за какой косяк сейчас огребет по полной. Если не свой, то подчиненных. За вип-клиентов драли, как сидорову козу.

– Андрей, проблема у нас, – обрадовал Бортнев, едва он вошел в кабинет. – Котов наш в Москву едет пальцы гнуть, а его главный по тарелочкам в аварию попал, в больнице лежит.

– В смысле, главный по тарелочкам? – уточнил Андрей, оттягивая время, хотя прекрасно понимал, что будет дальше.

– Имиджмейкер. Из его команды. Как там его, вы же с ним в контакте?

– Марков.

– Ну вот. Придется тебе.

Сопротивление было бесполезно. Котов, возглавлявший городскую культуру, без одобрения пиарщиков и пальцем боялся шевельнуть, не говоря уже о том, чтобы слово сказать. Ну как же, а вдруг испортит реноме.

– Когда? – он попытался скрыть недовольство, но все равно прозвучало обреченно.

– Завтра утром. Дня на три-четыре, вряд ли больше. Можешь сейчас домой идти, собираться. Только с Котовым свяжись, обозначься.

Домой Андрей ехал, злясь на весь белый свет. Отказаться не мог – подобное означало написать заявление по собственному. И это еще в лучшем случае. Оставлять Инну одну не хотелось. Когда на гастроли уехала она, ему это как раз пошло на пользу. Но что так лучше будет для нее, он крупно сомневался.

После той ночи все стало еще хуже. Инна совсем ушла в себя. Молчала, о чем-то думала. Если неожиданно к ней обращался, вздрагивала, и снова в глазах пробегал испуг – теперь он уже не сомневался в этом.

Однажды Андрей задержался на работе. Когда оторвался от документов, часы показывали начало десятого. Решил встретить Инну у театра и отвезти куда-нибудь поужинать. Подъехал как раз к окончанию спектакля. Поставил машину на платную стоянку, прошел немного пешком, остановился у служебного выхода, чуть поодаль, в тени.

Заметив Инну, окликнул ее и вышел к свету. И увидел отчетливо на ее лице даже не страх, а ужас, который тут же сменился облегчением и радостью. Инна бросилась к нему, как…

Как тогда, на вокзале.

Андрей вспомнил отчетливо, мгновенным кадром-вспышкой. Она идет рядом с высоким темноволосым мужчиной в черном пальто, лицо у нее напряженное, словно армированное. Видит его – мгновенно загорается радостью, словно лампочку включили, почти бежит, обнимает за шею.

Как будто он ее от чего-то спас. От чего-то? Или, может, от кого-то? Не от того ли коня в пальто?

Но об этом Андрей подумал только сейчас, встав в пробке на Благовещенском мосту. А тогда просто поцеловал ее, и они пошли в «Мапуче» есть запеченного на углях осьминога. Инна была странно оживленной, пила и говорила больше обычного. Разрумянилась, глаза блестели. Но когда подъезжали к дому, сникла. Сказала, что очень устала, хочет поскорее лечь.

Почему он еще тогда не сопоставил эти два эпизода? Отвлекся на разговор? Купился на ее лихорадочную улыбку, больше похожую на маску «всехорошо»?

Что случилось с ней в той поездке? Она сказала, тот крендель – брат ее однокурсника. Встретила его случайно. Какая-то история из прежней жизни?

Андрей знал, что Инна встречалась с Малышевым, потом еще с кем-то. Собиралась замуж, но раздумала. Но знал без подробностей. Может, это и был один из ее бывших? Несостоявшийся жених, к примеру? Закон парных случаев никто не отменял. Его накрыло прошлым, а что, если и ее – тоже?

Тогда откуда страх? Случилась внезапная вспышка до полного помрачения сознания, а теперь боится, что он узнает? Или, может, этот тип ее шантажирует?

Поставив машину, Андрей поднялся домой, разделся, сварил кофе. Сел с чашкой в кресло. В вечернем спектакле Инна не играла, значит, должна была скоро прийти.

Сейчас он спрашивал себя, что было бы, узнай он об ее измене. Смог бы простить? После Эры?

Именно после Эры – смог бы. Как ни парадоксально. Было бы безумно сложно, безумно больно. Понять, пережить, принять. Не простил бы только одного – вранья. Бессовестного вранья, когда лгут, глядя в глаза.

Щелкнул замо́к.

– Водолей, ты дома?

Поставив чашку на журнальный столик, Андрей вышел в прихожую, прислонился к стене, наблюдая, как Инна снимает пальто и сапоги.

– Ушел раньше. Завтра утром в командировку. В Москву. Дня на четыре, точно не знаю.

Вглядывался в ее лицо, пытаясь поймать тщательно скрываемый отблеск радости. Не увидел. Только огорчение и тревогу. Не могла она так притворяться. Слишком хорошо он знал ее, чтобы не понять.

Подошел, обнял крепко, прижал к себе.

– Инка, милая, что с тобой происходит? Я же вижу. Ты просила дать тебе время, но это ведь не то, правда? Пожалуйста, скажи мне. Что бы там ни было, скажи. Я постараюсь понять и помочь.

Инна посмотрела на него неуверенно, как будто колебалась, говорить или нет. Вздохнула, даже рот приоткрыла, и в этот момент в комнате завопил его телефон.

– Извини…

Наверно, надо было забить, не отвечать, перезвонили бы. То, что происходило сейчас, было важнее. Но он ждал звонка из офиса чертова Котова по поездке. Так и получилось. Поговорив с референтом насчет билетов и скинув ему паспортные данные, Андрей вышел на кухню. Инна доставала из сумки продукты, складывала в холодильник. Взглянув на нее, он понял, что момент упущен.

Глава 46

Эра

Я лежала на раскладушке в комнате Алининой дочки Наташи, которую на выходные забрала бабушка, и вертелась, как пропеллер. Проклятый металлолом отзывался скрипом и звоном на каждое шевеление. Утром надо было ехать на аэродром, я пыталась уснуть, но не получалось. Видела сквозь темноту: его глаза, так близко, и улыбку в них. И как он коснулся губами моих губ – мягко и осторожно.

Мой первый поцелуй с Андреем – вообще самый первый! – получился бестолковым и неуклюжим. Страшно и неловко, люди же мимо ходят, все видят. С Костей – рядом тоже были люди, но об этом я не думала. На адреналине вообще на все наплевать, мир взял и исчез. Тот первый поцелуй был просто бешеным. Как в кино про страсти-мордасти. Жестким и обжигающе горячим.

Сейчас – что-то необычное для меня. Совсем другое. Незнакомое…

Как я продержалась то занятие? Через не хочу и не могу. Из-под себя выпрыгну, но утру тебе нос, Мухин.

Ну да, как же, утерла! Потому что он был прав, навыки я действительно растеряла. База, конечно, никуда не делась, Чернов хорошо меня учил, но тонкая настройка сбилась. То, что превращает в спортсмена выброшенный с парашютом за борт самолета мешок картошки. Я отслеживала каждое свое движение и понимала: многое из того, что вошло у меня в автоматизм, делается смазанно, небрежно, непродуманно. И как ни старалась, то и дело прилетали ехидные замечания.

Приехала на работу взвинченная – не подходи. Налила кофе, села за компьютер, уставилась куда-то сквозь дерево музейного каталога на экране. И вылезло на первый план уже другое…

Так, хватит об этом. Это была непроизвольная реакция на его слова, а не на него самого. Ну как у мужиков бывает… непроизвольная эрекция.

Эра-дура, прекрати уже! Купи себе вибратор с музыкой. Главное – от Димки получше спрятать, а то найдет и будет спрашивать, что это за игрушечка такая.

Следующие два занятия прошли так же нервно. Мухин не шутил, что будет тра… трепать меня за каждый промах. И хотя я понимала, что он придирается по делу, обиднее всего были усмешки салаг, которые уже не смотрели на меня как на звезду. Вот уж правда, серпом по… самолюбию.

Между занятиями я усердно изучала теорию, с нуля. Позвонила Алине и попросила скинуть запись моего прыжка. Отсмотрела двадцать раз, отмечая маркером кадры с косяками. И да, это было ужасно. И тут Мухин оказался прав, для любителя сошло бы, для КМС – ни в коем случае. Алина подписала протокол чисто по дружбе, хотя и не должна была.

– Прости, – вздохнула она в ответ на мои претензии. – Не стала говорить. Надеялась, позанимаешься и выправишь.

– Лучше бы сказала, – возразила я. – Ладно, проехали.

– Кстати, ты помнишь, что у меня день рождения в следующую субботу? Я тебя жду. Дома будем.

Вот тут я задумалась. Алина жила в Гатчине, в двадцати минутах езды от Сивориц. А у меня в воскресенье утром занятия.

– Да брось, – отмела она мои сомнения. – Ты же Димку у родителей на ночь оставляешь? Ну так отведи его в субботу пораньше и приезжай. Переночуешь у нас, а утром вместе на аэродром поедем.

– А прыгать как после пьянки?

– Да какая там пьянка? Мы больше жрем, чем пьем. Полбокала вина – и к утру все выветрится. Чисто символически.

Я согласилась, приехала, но чувствовала себя не в своей тарелке. Во-первых, никого, кроме Алины, Славки и Мухина, толком не знала. Во-вторых, давно уже не была на таких тусовках одна. А если подумать, вообще никогда. А все остальные, за исключением того же Мухина, держались парочками. А он что, интересно? Неуловимый Джо, который никому нафиг не нужен, чтобы его ловить?

Еще я чувствовала себя лишней, потому что компания собралась развеселая. Пили действительно немного, но очень скоро начались песни и танцы. Совсем не мой стиль, тем более на трезвую голову. Уйти? Но я все-таки вина выпила, за руль не сядешь. Такси вызвать – обидеть Алину, да и машину бросать не хотелось. Приходилось улыбаться и терпеть.

Собрав со стола грязную посуду, я улизнула на кухню, а оттуда – на застекленную лоджию. Стояла и смотрела на темный пустой двор с детской площадкой.

– Не помешаю?

На пороге остановился Мухин. На аэродроме я видела его или в камуфляже, или в прыжковом комбинезоне. Сейчас, в джинсах и синей трикотажной рубашке-поло, он выглядел вполне цивильно. И очень даже ничего.

– Нет, – я подвинулась, освобождая место у окна рядом с собой. – Не помешаешь.

– Не люблю такие сборища. Когда в клубе какие-то отмечалки, зашел, посидел полчаса, ушел. А тут неловко слинять так быстро.

– Аналогично. А мне и уйти-то некуда. Не домой же ехать, завтра снова возвращаться. Буду у Алины ночевать. А ты где?

– В клубе на диване, – хмыкнул Мухин. – Вот жду, когда уже будет прилично сбежать. А ребенка ты куда дела?

– У родителей оставила.

– Сколько ему, четыре? Мальчик, девочка?

– Да, четыре, – я удивилась, откуда он знает, но сообразила, что это легко можно подсчитать по перерывам в прыжках. – Мальчик. Дима.

– Моему тоже четыре.

Слегка царапнуло. Хотя какое мне дело?

– Полгода его уже не видел, только по скайпу, – заметив мое недоумение, он пояснил: – Почти год в разводе. Жена снова замуж вышла, за границу уехала.

– И ты так просто разрешил увезти ребенка? – удивилась я.

– А кому б я сделал лучше, если бы стал бодаться? Была бы она стервой или какой-нибудь антисоциальной заразой, тогда другое дело. Но она нормальная женщина, Сашка ее обожает. Просто я не для нее, она не для меня. Так бывает.

Я хотела возразить, но прикусила язык. Андрей тоже оказался хорош для Инки, но не для меня. И поняла я это далеко не сразу. А про Костю и говорить нечего. Мы были как раз друг для друга, но…

– Ей не нравилось, что ты прыгаешь?

– Нет, почему? Мы познакомились в клубе. Но она так, любитель. Гид-переводчик. После декрета вышла на работу, встретила своего немца, ну и…

– Эра, Ник, вы где? – на кухню заглянул Славка.

Никита… как-то он вдруг перестал быть для меня заразой Мухиным… Никита подмигнул и приложил палец к губам. На лоджии было темно, вряд ли Славка увидел бы нас из ярко освещенной кухни, да еще через занавеску.

Когда он ушел, я тихо прыснула в кулак:

– Теперь будут думать, что мы вдвоем сбежали.

– Ну и черт с ними, – пожал плечами Никита. – Тебе не все равно?

Мы стояли и смотрели друг на друга. А потом он сделал шаг ко мне и поцеловал.

И это было что-то… необыкновенное. Так мягко, легко и нежно. Почти целомудренно, одними только губами, но я таяла, разливалась в улыбке, растворялась в его прикосновениях. А как от него пахло… Он и раньше подходил близко, но я не замечала.

И поняла, что хочу бо́льшего. И поцелуев совсем других, и всего остального. Но только не сейчас. А сейчас – чтобы было вот так. Воздушно.

А еще – что мне нравится его рост. Всегда любила высоких мужчин, но вдруг оказалось, что именно так – идеально. Ни мне не надо было тянуться, ни ему слишком сильно наклоняться. Как две детальки пазла.

А еще – что он, наверно, мне сразу понравился. Хотя злилась и моментами почти ненавидела. И та моя… непроизвольная реакция тоже вряд ли была случайной.

Все это промелькнуло в одну секунду. Да и сам-то поцелуй не затянулся. Никита поглаживал пальцами обеих рук у меня за ушами, а большими – под подбородком. Тоже необычно. Я жмурилась, запрокинув голову, и разве что не мурлыкала.

– Пойдем? – вздрогнув, я посмотрела на него вопросительно. – Холодно здесь.

Мы вернулись в комнату, и Алина спросила с подозрением:

– А вы где были?

– Курили на площадке, – спокойно ответил Никита.

– Вы ж не курите? – удивилась она.

– Ну, значит, не курили.

Я отвернулась, едва сдержав смешок, потому что вспомнила старый анекдот про Вовочку: «Вы зачем закрылись? Вы что там делаете?» – «Трахаемся, мама». – «А-а-а, ну ладно, только не курите».

– Ребят, я, пожалуй, поеду, – Никита снял со спинки стула свой свитер. – У меня олени завтра с утра. Надо выспаться, – и добавил, специально для одной оленихи: – До завтра…