Текст книги "Эра Водолея (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 20

Инна

Я узнала его не сразу. Худой остроносый парень за восемь лет превратился в грузного, уже начавшего лысеть дядьку. И только улыбка осталась прежней – открытой, заразительной, за которую ему прощали многое.

Сашка Проскурин был любимцем всего курса, хотя и обладал одним не слишком приятным качеством – впрочем, в двадцать лет это, наоборот, казалось достоинством. К нему приклеилась репутация принципиального борцуна. Неважно, с чем или за что бороться, лишь бы бороться. Как Портос: «Я дерусь, потому что дерусь». Все пять лет учебы Сашка сочинял какие-то петиции, собирал подписи, организовывал акции и флешмобы. Иногда это действительно было что-то полезное, вроде борьбы с просрочкой в буфете или требования купить новые холодильники в общагу. Но чаще всего не заканчивалось ничем, кроме конфликта с руководством и очередного минуса в досье. Никто не удивился, когда после выпуска Сашку в труппу театра не взяли. Кому нужен скандальный нонконформист?

– Привет, Саша. Ты здесь, в Саратове? – я припомнила, как на выпускном он декламировал с надрывом: «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Не соврал, оказывается.

– Да, Ин, у меня здесь тетя, к ней и поехал. И прижился, как видишь. Жена, дети. В «Теремке» поработал, потом еще в разных местах. Открыл недавно билетное агентство небольшое. Кстати, познакомьтесь, – он покосился на стоящего рядом высокого темноволосого мужчину, который рассматривал меня с нескрываемым интересом. – Федор, мой двоюродный брат. Инна, моя однокурсница, повелительница кукол.

– Ну прямо повелительница, – я смущенно хмыкнула, уж больно пафосно прозвучало. – Очень приятно.

– Мне тоже, – кивнул Федор. – Может, присядем? Вы в гостинице живете?

– Да, на гастроли приехали.

– Я знаю, – Сашка ухватил меня за локоть и потащил к ближайшему свободному столику. – Мне положено все знать, где чего показывают. Взгрустнуло даже, ностальгией торкнуло. Хотел на спектакль сходить, потом повидаться, но ни одной знакомой фамилии в релизах не увидел.

– Из наших никого и нет. А я уже не Новикова. Водолеева. Саш, я только недолго, завтра вставать рано. Утром спектакль, потом едем в Энгельс, потом еще куда-то.

Я бы с удовольствием поболтала с Сашкой, вспомнила студенческие годы, но в присутствии Федора, который продолжал рассматривать меня с явным мужским интересом, чувствовала себя неуютно. Поэтому решила быстренько поесть и сбежать.

– Кстати, я не зря сказал, что Инна повелительница кукол, – вернулся к теме Сашка, когда мы сделали заказ. – Она не только в театре играет, но и сама своих кукол варганит. Полностью, с нуля. И лепку, и шитье, и механику. Во всяком случае, раньше так было.

– И сейчас тоже. Хотя приходится подстраиваться под общую стилистику. Чтобы не выбиваться.

Это было печальной правдой. Мне нравились портретные куклы, максимально похожие на людей. Наверно, я стала бы неплохим скульптором, если бы Баблуза с детства не отравила меня своим куклодельством. У кукольного театра своя специфика, близкая к примитивизму. Важно выхватить главное в персонаже и передать это внешним обликом, подчеркнуть. Одна кукла – один эпитет. Красивый, храбрый, милый, злой – и так далее. К тому же приходится корректировать искажение пропорций при взгляде издалека. Как в любой скульптуре, на которую смотрят на расстоянии. Вблизи такие куклы выглядят довольно страшненько.

Впрочем, я делала и идеальных кукол, не театральных. Если бы надумала продавать, могла бы очень неплохо зарабатывать, такие стоили недешево. Но не хотелось. Обычно это были подарки.

Как панна Эрика…

Отогнав эту мысль, я вдруг распробовала на вкус строй фразы «делала кукол». Не «куклы». На подсознательном уровне подразумевая одушевленность. Потому что вкладывала часть своей души?

– Повелительница кукол – это звучит лучше, чем кукловод, – усмехнулся Федор. – Без ассоциаций с манипулированием.

Взгляд его темно-карих, почти черных глаз, показался почти осязаемым. Нет, не раздевающим, такое для меня было не в новинку, и я научилась не реагировать. Скорее, проникающим внутрь. Я не любила энтомологические сравнения вроде бабочек в животе или мурашек с колючими лапками, но да, это были именно они. Мурашки. Холодные и горячие вперемешку.

– Как ты вообще? – спросил Сашка, когда принесли вино и мы выпили за встречу и за знакомство. – Замужем, это я понял. А дети?

– Детей нет, – ответила я спокойно.

У меня было такое чувство, что в последние месяцы все вокруг сговорились сдирать корку с еще не зажившей болячки. Или я просто обращала на это слишком много внимания?

– Зря, – покачал головой Сашка. – Потом захочешь, а будет поздно.

С этим я тоже сталкивалась. Почему-то люди думали, что дефолтно родить могут абсолютно все женщины, без исключения. Раз замужем, но детей нет – значит, не хочешь. Что, не можешь, правда? Ой… ну, извини.

– Мы думаем об усыновлении, – и это я говорила не в первый раз.

– Извини… – прилетело после паузы.

Ну кто бы сомневался?

Обо мне на этом разговор закончился. Ели, пили, я рассказывала об однокурсниках – кто, где, как. Федор за все время не сказал больше ни слова. Слушал – и все так же смотрел на меня. И если вдруг сталкивались взглядом, отводить его не спешил. Это будоражило, наложившись на «польвероне». Чем-то таким давно забытым. А может, и вовсе никогда не испытанным.

– Пожалуй, мне пора, – я махнула официанту. Как будто заодно отмахнулась и от этих чертовых мурашек, бегущих по спине.

– Рад был встретиться, – когда я расплатилась, Сашка встал и поцеловал меня в щеку. – Привет нашим передавай.

– Спокойной ночи, – Федор тоже поднялся и кивнул.

– Ну и что ты там за мужиков подцепила? – ехидно поинтересовалась Люська, когда я вошла в номер.

– Однокурсник с братом, – тут наконец солнечная пыль куда-то улетучилась, и я мешком шлепнулась на кровать, мечтая поскорее лечь и заснуть.

– Однокурсник – это толстый или красавчик?

– Толстый, – усмехнулась я. – Не поверишь, восемь лет назад был тощий, как щепка.

– Охотно поверю, – скривилась Люська. – Мой всего за пять раскабанел, смотреть противно. Сытая ленивая жизнь, охотиться не надо.

«Как ты? – обнаружилось в телефоне очередное сообщение Водолея. – Как спектакль? Спокойной ночи. Целую!»

Глава 21

Андрей

Если бы его спросили, какой год в их с Эрой отношениях был самым счастливым, он бы надолго задумался. Десятый класс, когда признался ей в любви и они стали парой? Одиннадцатый, когда стали близки? Или, может, первый курс, когда казалось, что впереди сплошное огромное счастье, разумеется, одно на двоих?

Они не говорили о будущем. Точнее, о совместном будущем. Но как-то само собой подразумевалось, что будут вместе. Поженятся после окончания учебы. Когда мать Андрея уехала в Новгород, он предложил Эре перебраться к нему, но та пришла в ужас.

– Андрюш, ты с ума сошел?! Мать меня с потрохами сожрет. И тебя заодно. И будет в своем праве, мне ведь еще нет восемнадцати.

В их классе Эра оказалась самой младшей. По-хорошему, ее и в первый класс не должны были взять, поскольку шесть лет исполнялось третьего сентября, но, видимо, свою роль сыграли те же связи, которые помогли пойти в школу не по микрорайону.

Так или иначе, он был счастлив. Быть может, и хотелось немного больше тепла и открытости, но как-то притерпелся и научился брать столько, сколько Эра могла ему дать, не высчитывая пропорции отданного и полученного взамен.

О том, что мечтает прыгнуть с парашютом, она говорила еще классе в пятом, наверно. Но мало ли кто о чем мечтает в детстве. Сам Андрей хотел стать путешественником, как Федор Конюхов, а в итоге поступил в университет на факультет прикладных коммуникаций. И поэтому Эрины разговоры на эту тему пропускал мимо ушей.

«Снова хочется в Париж». – «Уже были?» – «Уже хотелось».

Как-то так.

Но когда за пару недель до своего восемнадцатилетия она заявила, что намерена наконец это сделать, Андрей был неприятно удивлен. Идея казалась ему идиотской, он считал, что такие развлечения не для хрупких девушек, да и сам никогда не горел желанием попробовать.

– А как же твой любимый Конюхов? – сердито щурилась Эра. – Он-то без конца жизнью рискует, разве нет?

– Во-первых, мне хотелось видеть новые места, а не рисковать жизнью, – парировал он. – А во-вторых, я отказался от этой мысли, когда понял, что это бессмысленный риск. Одно дело, если что-то такое ради людей, и совсем другое – чтобы пополировать себе нервы. У меня все в порядке с адреналином.

– Это твои проблемы! Не хочешь – не надо. Но мне очень хотелось бы прыгнуть с тобой.

– А мне очень хотелось бы, чтобы ты этого не делала. Я за тебя волнуюсь.

Этот разговор повторялся у них не единожды, пока не закончился ссорой.

– Может, ты для разнообразия подумаешь не о себе, а обо мне? – вспылила Эра в ответ на его дежурное «я беспокоюсь». – О том, чего хочу я?

– Ну так ведь и ты не слишком думаешь о том, чего хочу я.

– В общем, завтра я еду на аэродром, – она вышла, хлопнув дверью и оставив его сходить с ума от обиды и от страха за нее.

Разумеется, она поступила по-своему. Как всегда. Андрей надеялся, что одного раза ей хватит. Мечта исполнилась, можно и успокоиться. Но нет, Эра заболела небом. Пусть не каждые выходные, но несколько раз в месяц ездила в Гатчину, снова и снова заставляя его переживать.

Андрей боялся за нее, однако хуже всего было то, что он чувствовал: Эра отдаляется, медленно и верно. Она и так никогда не принадлежала ему безраздельно, но ее увлечение сделало стену между ними еще толще. И так продолжалось два года. Два долгих года! Он смирился и с этим, потому что все сильнее боялся потерять ее. Тем более она так и не захотела переехать к нему даже после того, как ей исполнилось восемнадцать.

Второго сентября, накануне своего двадцатилетия, Эра в очередной раз поехала на аэродром. И – вопреки их договоренности – не позвонила. Андрей набирал сам – раз, второй, третий, но телефон был недоступен. Наконец поздно вечером, когда уже буквально бегал по потолку от волнения, она позвонила. Голос звучал виновато:

– Прости, Андрюш, я очень устала, телефон выключила.

– Эр, я уже не знал, что думать! Совесть надо иметь!

– Пожалуйста, извини, – он уловил нотку раздражения. – Завтра жду тебя. В шесть.

– Конечно, – проворчал, все еще кипя от возмущения, которое постепенно гасилось облегчением. С ней все в порядке, ничего не случилось. Все… хорошо…

День рождения Эра отмечала дома. Каким образом ей удалось спровадить родителей на пару дней в дом отдыха, осталось тайной. Когда Андрей пришел, несколько девушек-однокурсниц как раз накрывали на стол.

– Прямо как в школе, – заметил он, поцеловав Эру. – Восемь девок, один я. А Инка где?

– Позвонила, что задерживается. Ладно, садимся.

Инна появилась через полчаса. Андрей как раз вышел на кухню, чтобы проверить курицу в духовке: горячее девушки спихнули на него.

– Сразу два букета? – услышал он голос Эры из прихожей.

– Один от меня, – ответила Инна. – Второй просили передать.

– Кто?

– Не знаю, парень какой-то. В пакет-то посмотри!

Шелест бумаги, потом восторженный визг Эры:

– Инка!!! Прелесть какая! Ты просто волшебница. Это же моя копия. И костюм!

– Польский, да. Панна Эрика Ясинська.

– Андрюш, смотри! – Эра позвала его, показала куклу – действительно свою точную копию. Инна, пылая довольным румянцем, топталась рядом. – Отнеси, пожалуйста, цветы на кухню, я сейчас.

Они с Инной ушли в комнату, и оттуда донеслись изумленные возгласы: девчонки восторгались куклой, как маленькие. Андрей взял с тумбочки два букета, на кухне положил их на стол, и тут из одного выпала белая карточка. Текстом вверх. Он поднял…

«Эра, спасибо за чудесный вчерашний вечер. С днем рождения! Константин».

Мир как-то вдруг сразу превратился в негатив. Все черное – и ослепительно белые буквы перед глазами. Кажется, он рассмеялся. Громко. Потому что Эра, войдя в кухню, спросила:

– Что тут за бурное веселье?

Брезгливо держа за уголок, он протянул ей карточку. И сказал, все так же весело:

– Вот, значит, от чего ты вчера так устала. От чудесного вечера с Константином, – и добавил… или кто-то другой добавил за него: – Шлюха!

Глава 22

Эра

– Ну наконец-то! – Алина обняла меня так крепко, что я пискнула. Отпустила, окинула профессиональным взглядом. – Так, а что у нас с весом?

Как иглой кольнуло.

«Так, а что у нас с весом? – спросил Костя в тот день накануне моего двадцатилетия. – А ну марш в медкабинет!»

– Нормально, Аль, вчера ровно пятьдесят было. И позавтракала плотненько.

– Учти, полкило Маринка простит, но не больше. Пойдем, перворазники уже собрались. Отдам тебя Никите в лапы.

– Что еще за Никита? – насторожилась я. – Я же с тобой?

– Ну да, все правильно. Прыгать будем вдвоем, я тебя на камеру сниму. А он выпускающий для целок. На спорт группа сегодня набрана, да тебе туда и нельзя пока. Так что будь умничкой, не капризничай. Нормальный парень, невредный.

– Ты хочешь сказать, мне придется отсидеть четыре часа инструктажа, чтобы научиться надевать парашют?! – я возмутилась до глубины души. – Что за дурь?

– Эра, перестань! – рассердилась Алина. – Может, тебя удивит, но я знаю, за что у Кота отобрали лицензию. У того парня, который разбился, было намного больше прыжков, чем у тебя. Ясное дело, с любым может случиться. Но придрались именно к формальностям, на которые Кот забил. Да что я тебе рассказываю, сама все знаешь. Случись что с тобой сейчас, сразу всплывет, что отметка об инструктаже липовая. Люлей получим мы оба, и я, и Никита. Мне это, знаешь, ни к чему, ему тем более, у него соревнования на носу.

– Ну хорошо, хорошо, успокойся, – вздохнула я, невольно залюбовавшись Алиной.

Будь я лесбиянкой, непременно бы в нее влюбилась. Она была на три года старше меня, на свой возраст и выглядела. Высокая, стройная, смуглая. Коротко подстриженные черные волосы, карие блестящие глаза, плавные движения – все вызывало у меня ассоциации с Багирой, хотя у Киплинга это был самец. Больше полутора тысяч прыжков – мастер спорта международного класса, старший инструктор клуба.

Почему-то я с неприятной дрожью ожидала увидеть кого-то вроде Кости, но Никита оказался совсем другим. Мой ровесник или чуть постарше, невысокий, крепкий, ежик светлых волос, пасмурно-серые глаза.

– Вот, Ник, это Эра, твоя нагрузка, – представила меня Алина. – Ка мэ эс на пенсии. Год не прыгала, три года не была у нас.

– Помню, ты говорила, – Никита внимательно оглядел меня с ног до головы. – Жена Макеева, да?

– Бывшая жена, – буркнула я.

– А берцы-то хреноваты, – проигнорировал он мою реплику. – На касании поосторожнее. Лодыжки повести может.

– Постараюсь.

Никита мне категорически не понравился, но приходилось терпеть – как неизбежное зло. Да и что он мне, не детей же с ним крестить.

– Все, я убежала, – Алина дотронулась до моего плеча. – В самолете встретимся. Веди себя хорошо.

Трое парней, девушка и тетенька за сорок смотрели на меня с благоговейным ужасом. КМС, убиться веником!

Похоже, «невредному» Никите я тоже не слишком глянулась. Во время инструктажа он постоянно задавал мне вопросы с ехидцей, пытаясь подловить. Мол, не воображай, что ты такая прям богиня неба. И подгонку парашюта на стартовой площадке проверял более придирчиво, чем у остальных.

Алина вошла в самолет, когда мы уже расселись по местам. Я – последняя.

– Ну как, готова? – спросила она, прицепив к тросу карабин медузы[1]. – Терпеть вот этого не могу.

– Аль, восемьсот метров, – невозмутимо отозвался Никита. – Парашюты уложены под принудиловку.

– Да знаю, будешь мне еще рассказывать. Все, погнали.

Она села рядом со мной, поправляя на шлеме GoPro[2]. Никита сказал традиционное последнее слово, не забыв упомянуть о том, что из самолета выйдут все.

– Объясни мне вот какую вещь, Аль, – шепнула я ей на ухо. – Зачем эта установка, что прыгнуть все равно придется. Ну, раздумал человек, пусть останется в самолете. Точно знаю, что есть клубы, где не выкидывают пинком.

– Эра, – снисходительно усмехнулась Алина, – все просто. Вспомни себя, это ведь было не спонтанное решение. Люди созрели, подготовились, приехали, прошли инструктаж, сели в самолет. Нерешительность, страх – это нормально. Но если поддадутся, не прыгнут, останется на всю жизнь заноза: я трус. Знаешь, еще никто из тех, кого из самолета выпихнули, не жаловался.

Я снова вспомнила свой самый первый прыжок.

Короткий звуковой сигнал: полная готовность. Дверь открыта, мы выстроились в проходе, Костя сбоку. Передо мной трое. Первый замешкался и ушел с пинком. Второй сам. Третий – тоже с Костиной помощью. Я увидела под собой желтые, зеленые и бурые квадраты, затопило ужасом. Но еще ужаснее показалось получить пинка в задницу. Судорожно вдохнула, шагнула в пустоту. Все внутри оборвалось.

Ощущение свободного падения не сравнить ни с чем, никакими словами не описать. Разумеется, мы сто раз повторили, какое трехзначное число и сколько раз надо сказать перед тем, как дернуть за кольцо. Но оно волшебным образом из памяти испарилось. Именно поэтому вытяжные парашюты и пристегивают к тросу – потому что от ужаса перворазники практически всегда перестают соображать и не успевают дернуть вовремя.

Рывок – подбрасывает вверх, и вот уже падение замедляется, становится плавным. Земля приближается. Толчок, довольно сильный, словно электрический разряд от пяток до макушки. Не пытайтесь устоять на ногах, говорили нам, если падаете – падайте. Сидите и ждите, когда подойдет укладчик и освободит вас от парашюта. Я плюхнулась на пятую точку и утонула под куполом – или, как его называют бывалые, мешком. Так и сидела, умирая от счастья и восторга, пока не сняли.

Сколько их потом было – прыжков, самых разных. Учебных, спортивных, затяжных, групповых с акробатикой, на точность приземления, когда под тобой мишень диаметром всего три сантиметра. Но первый, конечно, самый незабываемый.

Сигнал, дверь открыта. Все новички отделились с пинком, кроме тетки, которая так торопилась, что чуть не ушла в сальто. Последними, держась за руки, вышли мы с Алиной.

С возвращением, Эра!

[1] (сленг.) вытяжной парашют, предназначенный для принудительного раскрытия основного

[2] разновидность экшн-камеры, предназначенной для съемки в экстремальных условиях, в частности, в движении

Глава 23

Инна

Гастроли в этот раз получались не особо напряженными. Бывало, что выходило и по три спектакля в день, а тут всего пять за пять. Сыграв «Гадкого утенка», мы пообедали и на автобусе поехали в Энгельс, тот самый бывший Покровск, знакомый, наверно, каждому по «Кондуиту и Швамбрании» Льва Кассиля. Почему-то я думала, что это далеко, но дорога заняла от силы полчаса, причем большая часть пришлась на мост через Волгу. После спектакля мы должны были вернуться обратно в Саратов, а на следующий день ехать в Вольск.

«Польвероне» давали вечером в Областном театре оперетты. Я надеялась, что меня снова захватит солнечной пылью, однако настроение на этот раз было совсем другим. Тоже ожидание перемен – но только тревожное. Чем-то похожее на томительное затишье перед грозой. По сути, так ведь и было. Эта неделя меняла нашу с Водолеем жизнь при любом раскладе. Что бы он себе ни надумал, по-прежнему все равно уже не будет. Появление Эры стало пробным камнем для наших отношений, для нашей семейной жизни в целом. Нам обоим предстояло понять, чего вообще стоили эти восемь лет вместе.

Мы с Люськой переодевались в гримерке, когда, постучавшись, вошла пожилая дама-капельдинер с букетом в крафтовой бумаге.

– Это просили передать вам, – она протянула цветы мне. – Вы же Инна Водолеева?

– Да, – удивилась я. – А кто просил?

– Не знаю. Мужчина.

– Ого! – присвистнула Люська, когда дверь закрылась. – У нас завелся поклонник? Случайно не тот красавчик, с которым ты вчера в ресторане была? Ну а что? Это только формально другой город, а так совсем рядом. Сел на автобус и приехал. Или на машине.

– Глупости не говори, – рассердилась я. – Мы с ним вчера и двух слов не сказали.

– Ну и что? Может, ты его сразила наповал, аж дар речи потерял. Я же видела, как он на тебя пялился. Так бы и сожрал.

Люська откровенно забавлялась, а мне было не до смеха. Три красные розы, крафт – по спине побежали мурашки от нахлынувшего воспоминания. Одного из тех, которые я прятала в самых дальних закоулках. Невольно посмотрела, нет ли карточки. Не оказалось.

Спокойно, Инна, это просто цветы. Одно с другим никак не связано.

Обычно на гастролях мы букеты из театра не забирали – не в гостиницу же тащить. Но этот я почему-то взяла с собой и поставила в выпрошенную у горничной банку. Кто мог передать его лично мне? Вариантов было небогато. Сашка, если бы вдруг решил «поностальгировать», пришел бы за кулисы сам и разнес спектакль по косточкам, при этом, разумеется, снисходительно похвалив меня. И без цветов – это точно не в его стиле. Выходит, действительно Федор?

Люська давно сопела в подушку, а я вертелась с боку на бок. Ощущения были более чем странные.

У любого, кто рискнул выставить свои таланты или хотя бы способности на всеобщее обозрение, есть собственный фан-клуб. Большой или маленький – неважно. Конечно, в кукольном театре свои особенности. О спектаклях, где мы за ширмой или в тени, одетые в черные, как у ниндзя, костюмы, речь не идет. Но даже там, где выходим на сцену и играем вместе с куклами, дети концентрируют внимание именно на них. Другое дело взрослые, для которых куклы в таких представлениях всего лишь реквизит.

Поклонников у меня хватало, я давно к этому привыкла. К счастью, большинство из них были вполне мирными. Писали восторженные отзывы в соцсетях, приходили на спектакли с цветами, на личное общение не набивались. Правда, приключился лет пять назад конкретный псих, который меня преследовал. Дело дошло до полиции, и даже после того как он исчез, Водолей с полгода приезжал за мной к окончанию вечерних спектаклей.

В общем, я расценивала все это как неотъемлемую часть актерского ремесла. Так же как гастроли с их бытовыми неудобствами и график работы, плохо сочетаемый с жизненным ритмом родных и друзей. Но никогда не воспринимала этих обожателей как мужчин, которыми при определенных обстоятельствах могла бы заинтересоваться. Впрочем, не только поклонников. Представителей противоположного пола в целом. До первой ночи с Водолеем – да, потом – нет, больше такого не было. Как будто блок себе поставила. Замечала, конечно, интересных мужчин, но так, чисто эстетически, ни разу нигде не дрогнуло.

До вчерашнего вечера.

Черт, да он мне не понравился нисколько. И вообще совершенно не в моем вкусе. Тогда откуда взялись эти искры, бежавшие вдоль позвоночника в ответ на его пристальный взгляд? Почему мне снова так неловко и… маятно? Почему никак не могу выбросить из головы и даже в темноте посматриваю в ту сторону, где стоят на столе три розы в банке из-под огурцов?

Что это – пресловутая химия, когда мгновенно срывает крышу, когда здравый смысл и самоконтроль делают ручкой? Иначе чем еще можно объяснить интерес к человеку, о котором не знаешь абсолютно ничего, кроме того, что он брат твоего однокурсника. Единственной его фразой длиннее пары слов за весь вечер была та самая, о том, что повелительница кукол звучит лучше, чем кукловод.

Да нет, глупости. Просто растрепанные нервы плюс ПМС, на который так удобно списывать все что угодно. Завтра мы уезжаем, сначала в Вольск, потом в Хвалынск, а оттуда домой. Ничего не значащий крошечный эпизод. Наверняка уже утром отойдет в тень, а через пару дней забудется совсем. И без всяких Федоров забот хватает.

Уже засыпая, я сообразила, что так и не заглянула в телефон проверить, нет ли там сообщений от Водолея.