Текст книги "Рихард Феникс. Море. Книга 3"

Автор книги: Татьяна Клявина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Нет. Энба-олени не сражаются – вы же знаете.

– А связаться? Господин мэр, разве не было попыток отправить птицу с письмом или пересечь море Тарбах, чтобы добраться прямиком к Искателю?

Нолан молчал, наблюдая за игрой друга. А тот будто гипнотизировал Виктора. Казалось, ещё немного и Урмё даст отмашку на принудительный допрос. Мэр неопределённо мотнул головой.

– Были такие попытки. Птицы не вернулись. А лёд в этом году был обманчивый: под ногами крошился, а кораблям причинял ущерб. А после и не пытались, только видели у дальнего берега лодки.

– Тогда почему Лесоводье не присоединилось к попыткам прорваться? Всё же они – Энба-волки – вторые по силе после медведей.

– Их тогда было мало, сейчас ещё меньше, – махнул рукой мэр. – да и Патерио-Энба Жигъе Фаррю был против марша Энба-волков через Ярмехель.

– Нам известно, что Патерио-Энба уже много лет. Мне удалось разузнать, что у него была дочь, которая куда-то пропала. Где же она или его преемник?

– Она не пропала! – мэр переборол наваждение и поднял взгляд на лицо Урмё. Тот вопросительно вздёрнул брови и аккуратно вложил крышку в горлышко чернильцы. Виктор пожевал нижнюю губу, затем встал, решительно закрыл окно за спиной, обрубив птичьи трели, и, вернувшись на место, произнёс с тяжким вздохом: – Присядьте, господа детективы, в ногах правды нет.

Напарники вновь сели на жёсткие подушки дивана. Мэр переплёл пальцы перед собой, немного помолчал и серьёзно посмотрел на собеседников. Заговорил он гораздо тише, чем до этого:

– У господина Жигъе и вправду есть дочь. Но, по праву наследования в Ярмехеле, управление городом передаётся лишь по мужской линии. Род Фаррю стоит во главе Ярмехеля с самого его основания и ни разу не прерывался. Предвосхищая ваш вопрос, господин Урмё, отвечу: других детей у Патерио-Энба нет, а брать на смену дочь или чужого сына он не станет.

– Почему он не завёл ещё детей? – с недоумением спросил Урмё и зашёлся тяжёлым кашлем.

Нолан с тревогой взглянул на друга, тот замахал рукой, мол, пустое, а сам хрипел в поднятый воротник куртки, сотрясаясь всем телом, на висках под рыжими кудрями отчаянно синели вспухшие вены. Виктор Справедливый предложил воды, Урмё отказался, достал из сумки фляжку с травяным настоем, несколько разных пилюль, выпил, ещё несколько минут хватал воздух белыми губами, пока наконец не просипел:

– Мэр, пожалуйста, не обращайте внимания. Так что там с наследниками Жигъе Фаррю?

– Два его старших сына погибли в битве при Ярмехеле четырнадцать лет назад, не оставив наследников. Сам Патерио-Энба был ранен. Ему… Хм… – мэр вдруг скривился и сгорбился, а от дальнейших его слов обоих детективов прошиб холодный пот: – Ему в той битве оторвало причинное место.

Минутой молчания почтили прерванную династию. Затем мэр продолжил.

– Когда Радонас вернулся, мы подписали трёхсторонний пакт: в течении тринадцати лет по дну реки Разлучинки будет проложена цепь, чтобы поднимать против течения корабли. Это улучшит наши отношения, как торговые, так и политические. Свою половину цепи Ярмехель должен был построить из железной руды Красных гор, наших гор! Но наши запасы иссякли. А подойти к богатствам Штрехнана не даёт мистическое явление бога Солнца и последующие за ним болезни. Первыми это выяснили жители Пестролеса. Они решили помочь Ярмехелю и тем самым заслужить место в Триединстве Энба. Ведь городу, где после войны появилось так много отверженных метисов, тоже нужна защита.

– И тогда случилась та эпидемия, из-за которой вызвали Микелу Мадастоса? – догадался Нолан.

– Верно, – кивнул мэр. Он взял крышечку чернильницы, покатал между ладоней.

– А Заккервир разве не был против того, что кто-то решил покуситься на их горы? – приложив ко рту платок, уточнил Урмё. Он старательно избегал взгляда друга и всем своим видом показывал, что работа превыше всего.

– Нет, они не считают их своими. И как я понял, побывав там однажды, предпочитают горы вовсе не замечать. Там что-то вроде поверья: «Чем меньше смотришь на них, тем меньше бед».

«То-то у нас всё наперекосяк», – мысленно отметил Нолан. Урмё начертил в тетради схему, обвёл нижнюю закорючку и спросил:

– И как же Ярмехель собирался решить эту проблему?

– Не только он, пакт касается и нас, Лагенфорда, – мэр вздохнул и глянул на дверь, видимо надеясь, что кто-нибудь зайдёт и прервёт неприятный разговор.

– Почему такой странный срок – тринадцать лет? – спросил Нолан, поглядев в записи Урмё.

– Это дополнительное условие. Патерио-Энба может стать лишь прямой наследник рода Фаррю, достигший совершеннолетия – двенадцати лет. Если к моменту завершения пакта Жигъе Фаррю покинет этот мир или новый наследник не взойдёт на престол, Радонас заберёт Ярмехель себе. Энба-олени в таком случае сами решают, как им поступить: остаться в услужении захватчиков или переселиться. После их отбытия господин Жигъе выдал дочь замуж и отправил к нам, в Лагенфорд. Но в пути они попали в беду, обстоятельства которой до сих пор неизвестны, и будущая мать наследника потеряла ребёнка и способность иметь детей.

У Нолана волосы на голове зашевелились. Он обернулся к Урмё. Тот выглядел обескураженным и всё ещё бледным. В глазах его полопались сосуды, под ними и на скулах залегла синева, на лбу блестели бисеринки пота. Чуть дрожащей рукой старший детектив вывел в уголочке листа имя, пришедшее обоим напарникам в головы. Эту догадку подтвердил дальнейшими словами мэр:

– Мы решили спрятать дочь Патерио-Энба среди обычных горожан. Она оставила прошлое имя в Ярмехеле и здесь взяла новое – Филиппа. Однако после недавних событий я не могу с ней встретиться и поговорить. Она бежала из своего дома вместе с мужем, Нгуэном Шау, из-за вашего, господа детективы, расследования. – Мэр развёл руками, надул щёки и шумно выдохнул: «пуф», – будто хотел этим сказать «вот так всё и было, поэтому расследование и закончено».

– Но разве признали бы наследником в городе чистокровных Энба-оленей потомка Энба и Тени?

– Отцом был не Нгуэн, а первый помощник господина Жигъе. За надругательство над дочерью Патерио-Энба его казнили, хотя мы были там с делегацией, когда всё произошло, и я могу вас заверить, что между ними были сильные чувства, которые глава города был не в силах принять. Он изгнал свою дочь, тем самым её защитив. А Нгуэн Шау был не против помочь содружеству двух городов таким образом.

– Лучше бы не изгонял, право слово, – поморщился Урмё, взглянул на зажатый в кулаке платок и убрал его в сумку.

– Кто ж знал, – развёл руками мэр. – Да и Патерио-Энба, несмотря на почтенный возраст, намерен править до самой своей кончины. А наследник бы только этому помешал.

– Неразумно… – покачал головой Нолан.

– Только с нашей стороны. Традиции есть у всех. И у вас, Фениксов, тоже. И не всем эти традиции нравятся, – резонно заметил мэр.

Нолан пропустил шпильку, взглянул на Урмё, тому ответов тоже было мало. Он чуть заметно улыбнулся напарнику, жирно обвёл другую закорючку в тетради, постучал по ней полуисписанным кончиком карандаша и обратился к Виктору:

– А как со своей стороны эту ситуацию планировал разрешить Лагенфорд?

– Здесь всё просто. Мы планировали к тому моменту породниться с королевством Прэстан, чьи запасы железной руды изрядны. Но это отложилось из-за всего произошедшего и суда… – Мэр горько усмехнулся и посмотрел на Нолана. – Опять ваша семья замешана, господин Феникс. Вы не находите в этом некую закономерность?

– Нет, не нахожу! Если всего два человека, не сведущие в политике, способны разрушить планы целого города, то эти планы и яйца выеденного не стоят! – твёрдо и без утайки ответил Нолан и спросил: – Если Ярмехель остался без ресурсов, то что они планировали сделать?

Мэр приподнял стёклышки очков, потёр глаза и пожал плечами. Когда он заговорил, в голосе вновь появились учительские нотки:

– Это ведь очевидно, господа детективы: выкупить у Радонаса вторую половину цепи. В принципе, они на то и рассчитывали с самого начала, чтобы сделать нас своими должниками. Но золото, нужное для этого выкупа, находится у Энба-медведей. Они должны были переслать его всё до конца этой весны. Как раз дошли слухи, что Радонас со своей частью цепи справился.

– Правильно ли я понимаю, господин мэр, что свадьбы Принцессы Теней Хайны и дочери Патерио-Энба должны были предотвратить возможное нападение в будущем со стороны Радонаса?

– Не только. Ещё южане обещали быть на нашей стороне против Бех-Абара. А теперь… А теперь всё пошло кувырком. К тому же Прэстан не так сильно заинтересован в Лагенфорде, как мы смели надеяться. Подарок принца принцессе был весьма формальным, а на наше письмо с ходом суда так и не дали ответ. Вероятно, Прэстан имеет несколько вариантов, чтобы закрепиться на мировой денежно-содружественной арене.

– Но тем не менем, как-то это нечестно выходит: решать соглашение между странами за счёт женщин. Вы не находите? – задумчиво произнёс Нолан и с силой потёр лоб.

– Вы ничего не смыслите в политике, господин младший детектив, – грустно улыбнулся мэр. – Женщины всегда были ценным ресурсом – у вас, Фениксов, разве не так? А что есть у одного народа, вполне может быть и у другого – все мы в основе своей одинаковые люди. Например, вы знали, что Бех-Абар по давнему соглашению отправлял своих принцесс в Радонас для продолжения рода?

– У них там склад с принцессами? – фыркнул Урмё. Нолан слегка улыбнулся, радуясь, что к другу возвращалась его привычная живость.

– Нет! Не прикидывайтесь несведующим хотя бы вы, старший детектив, – пожурил мэр. – Так у них называют дочерей в старших семьях кланов. Это название не имеет никакого отношения к нашему принятому понятию, хотя есть одно сходство: ценность девушек с таким титулом значительно выше, чем без оного. И любая принцесса Теней может стать матерью наследника правителя Бех-Абара.

– Какое соглашение у Бех-Абара с Радонасом? Откуда оно взялось? И не помешает ли оно вашему пакту?

– Как мы поняли при составлении пакта, то соглашение было расторгнуто и все контакты потеряны, – развёл руками мэр. – Этой традиции уже несколько веков, а её истоки мне неизвестны.

– Думаете, поэтому Радонас ухватился за Ярмехель, который с нами в содружестве, чтобы быть ближе к Теням Лагенфорда, заодно подчинив весь север на этой стороне Великой реки? – спросил Нолан и представил на краткий миг малышку Хайну, которую, завернув в красивую обёртку и перевязав ленточкой, отправляют в подарок далеко-далеко на юг, чтобы обеспечить тамошнему правителю продолжение рода. Абсурд!

– Я не буду это обсуждать, и рассуждать на эту тему не вижу смысла. Эта традиция просуществовала без нас долгое время, и кто мы такие, чтобы лезть в неё. К тому же я сильно сомневаюсь, что Радонас обладает подходящими людскими ресурсами для такого полномасштабного марша, – с лёгким осуждением произнёс Виктор Справедливый.

– Разве вам неинтересно это? – удивился Феникс.

– Интерес здесь ничего не значит, пока положение дел не вредит городу. Послушайте, господа детективы, ваше дело закрыто и…

– Кстати, об этом! – перебил Урмё. – А где сейчас леди Филиппа? Мы по незнанию доставили ей множество хлопот. Кажется, мы должны извиниться.

– Она просила передать…

– У вас же нет с ней связи⁈

– Она довольно односторонняя. С леди сейчас надёжный…

– Энба-олень, – продолжил за мэра Нолан. В голове его со щелчками вставали на место разрозненные кусочки мозаики. – Она в доме двенадцатого советника Маурицио Маушкина, не так ли⁈

Мэр отвёл взгляд, подпёр рукой подбородок, будто и слова больше сказать не собирался. Младший детектив принял это за согласие. Он вспомнил про пакт ненападения, подписанный Гурджегом Фениксом и князем западных Энба-волков Азару. Взглянул на карту. Линия-связь между их племенами пролегла через Лагенфорд. И, будто прознав об этом, через год пост двенадцатого советника занял Энба-олень из Ярмехеля. И что бы это значило, к чему бы вело?

Снова мысли о кукловоде полезли в голову. Города-точки пересекались на карте как неведомое ранее созвездие. И Нолан всё более отчётливо видел, как гладко всё сходилось: северный берег на западе от реки Разлучинки стремился соединиться в одно большое и плотное государство. Но зачем? Против кого нужна такая сила? Кто станет во главе этой махины? Какой город назовут столицей? Размышления прервал вопрос напарника:

– Господин мэр, вы сказали, что Прэстан в нас не заинтересован. У вас есть более весомые доказательства этого?

– Вы читали газету от первого мая? – окольно зашёл Виктор.

– Нет. У меня было много других забот. Лишь от второго.

– Там было сказано, что корабли Прэстана, Гристена и Радонаса совершили между собой торговые сделки в Макавари. Это значит, что им больше импонирует сотрудничество друг с другом, чем с нами или Ярмехелем. Более… – он причмокнул губами, – Положительная практика. Тогда как у нас всё закончилось нелепым представлением и судом… – И снова обжигающий взгляд на Нолана. Тот в ответ мотнул головой.

– Мой сын не виноват! Эти артисты из Цветочной Столицы подняли весь этот шум! – Он не успел подумать, как выпалил: – Может это она против нашего союза с Прэстаном.

Мэр подскочил, сверля Нолана взглядом, замер и рухнул в кресло, казалось, без сил. Голова свесилась на грудь, из ослабевшей руки выскользнула пробка от чернильницы, упала и, дребезжа, покатилась по столу. Едва шевеля губами, Виктор произнёс:

– У меня нет больше сил выслушивать ваши пустые домыслы. Аудиенция окончена. Прошу, господа, покиньте кабинет.

– Нет, – твёрдо сказал Нолан и поднялся.

– Нет? – переспросили Урмё и мэр.

– Нет! – повторил Феникс, обернувшись к другу. В его лице он читал понимание и страх, отвернулся, подошёл к столу и в оконном отражении заметил огонь в своих глазах.

– Господин мэр, я задам последний вопрос. Можете не отвечать, просто подумайте над ответом. Хорошенько подумайте.

– Да что вы себе?.. – Виктор выпрямился, на лице его вновь появилось возмущение, ещё немного и оно сменится гневом. Но стоило ему взглянуть Нолану в глаза, как он пропал. Все чувства и эмоции сменились отрешённым выражением, по лбу и лысому черепу поползли крупные капли пота. Феникс не стал ждать дальнейшей реакции: сила рвалась наружу. Воскресить её, выпустить было легко. И мэр обмяк в прозрачных ладонях, искры-буравчики пронзили его голову от виска до виска.

Нолан глубоко вдохнул и, взвешивая каждое слово, спросил:

– Кто такая Хайна Принцесса Теней?

Он услышал за спиной судорожный вздох Урмё, но воспоминания мэра уже просочились через чёрный лёд забвения, проломили его и устремились к Фениксу бурным потоком, унося прочь от берегов реальности.

* * *

…Темнота. Скрип, будто на стуле раскачивались. Полоса света сверху. Что там? Знакомые до отвращения фигуры, перетекающие друг в друга, гротескные, – фреска «Падение Милитикатры». Голос, полный страдания:

– Они сказали, что им нужнее. Забрали. Забрали у меня Эннику. Чтобы не сказала никому, не обличила… Предали. Предали слово заветное, слово от смерти охраняющее, врачебное… Вот так легко. Не за деньги. За благо. Посулили благо великое нам всем. А я, говорят, того. Не надо, говорят, мне этого. У меня, говорят, сын есть. А что мне сын⁈ Чиён – сорняк. Прорастёт и на улице. А дочку… Я всегда хотел дочку. И вот… Получил. И лишился. И Эннику, Эннику мою забрали. И Хайну мою забрали. И больше никому я не нужен… Ты друг же мне… Сделай что-нибудь, а? Ну чего стоит тебе, а? Верни мне дочку, верни мне мою Хайну! Почему ты молчишь? Почему? Что это? Запах… Брага из кокке, да… Да, не надуришь. Хочешь, чтобы я забылся, забыл. Вик, ты друг мне и товарищ, если думаешь, что мне это поможет, так тому и быть – приму. А Хайна… Моя доченька, пусть она будет счастлива в новой семье…

…Темнота. Блеск заступа в руках. Голос будто изнутри головы:

– Что это? Дневник… Сколько можно хранить бывших жён в своей спальне, а, Нгуэн? С глаз долой. Время лечит. Меня излечило, и тебе поможет. – Стук комьев земли, ещё различима знакомая крышка сундука…

…Темнота. Мозаичные глаза на крошечном детском лице.

– Дедя, давай поиглаем!

– Во что?

– В плавду! Люблю плавду. Кто совлёт, тот умлёт.

– Ваше высочество, тебе ж всего шесть лет! Откуда такие страшные слова знаешь?

– Наю! Папа казав!

– Ох уж этот папа. Вот будет тебе лет семнадцать, тогда и поиграем.

– Неть! Завтла!

– В семнадцать, а лучше в восемнадцать.

– Семацать – многа! Одицать!

– Шестнадцать.

– Многа! Динацать!

– Пятнадцать!

– Тинадцать!

– Четырнадцать?

– Тинацать с паавиной!

– Хорошо.

…Темнота. Снова мозаичные глаза на бледном, будто кукольном лице. Но уже постарше. Едва слышен скрип и шелест кожистых крыльев, рваный блеск покачивающихся золотых треугольников по обе стороны всё ещё не взрослого лица.

– Дядюшка Виктор, сегодня мне ровно тринадцать с половиной лет. Смею надеяться, что вы помните наше обещание?

– Да, принцесса, я помню.

Из темноты протянулись тонкие белые руки, маленькие пальчики ощупали лицо – так знакомо, так явно.

– Когда люди не врут, они красивые. Будьте красивым, дядюшка Виктор.

– Хорошо, принцесса. Во что сыграем?

– В карточную башню. Вы помните, как показали мне однажды эту игру? Я рада. По чьей вине башня упадёт, тот рассказывает о другом правду.

– Хитро придумано, принцесса! Только у меня руки постоянно трясутся.

– Тем больше я узнаю о себе. Пожалуйста, начнём…

Башня падала, и падала, и падала из раза в раз.

– … Да, дядюшка, теперь я понимаю, что за сны мне снились, чьё прошлое я видела, почему не могу ходить в тенях, но меня сжигает солнце. Любовь способна творить чудеса, вы не находите, дядюшка Виктор?

– Как? Как ты заставила меня сказать это, принцесса?

– Благодаря дару видеть души, что пришёл ко мне от бабушки моей Ангуис. И дару заклинания, коим наградил меня дедушка, светлый Чародей. Теперь я это знаю точно.

– Принцесса Хайна, что… Что ты будешь с этим делать? Я не хотел…

– Простите, дядюшка, я знаю, что вы не хотели мне говорить это, но больше мне было не у кого это спросить. А теперь, с ваших слов, я могу рассчитывать на союзницу. И хорошо, что мне не нужно звать её мачехой.

– Принцесса, чего ты хочешь?

– Всего лишь наказать бесчестных лжецов. Ложь порочна. Единожды солгав, человек обрекает себя на долгую и мучительную смерть, оскверняет себя страшным грехом. И скверна эта расходится и на других. Нам никогда не познать счастья, пока все вокруг лгут. И вы, дядюшка Виктор, пожалуйста, не будьте против моих стремлений, не оскверняйте себя и наш город и оставайтесь таким же красивым…

* * *

И Нолан, вываливаясь из липких воспоминаний мэра, вновь увидел день представления. Тогда он вместе с сыном встретил потерявшуюся принцессу Теней, и он ей солгал: сказал, что живёт в обычном доме, а не в скальном, в пещере, как было на самом деле. Такая незначительная ложь, уловка, утайка – а сделала его целью стрелка, Чиёна, брата по отцу принцессы Хайны. Так за что же она обошлась с ним так? Мысли скакали, а кто-то тянул к двери, жёстко заламывая Фениксу руки, не позволяя взглянуть на мэра. Держал не Урмё – другие. Мягкий шелест одежд, стук подкованных каблуков, древко короткого копья на границе зрения

– Было ли что-нибудь ещё? – выкрикнул Нолан, не пытаясь сопротивляться, чтобы не сделать хуже.

– Только забвение, – едва слышно шепнул мэр.

Дверь захлопнулась перед носом. Нолана наконец отпустили. Перед ним, скрыв лица способностью Теней, стояли Хайме и Йон-шу. Позади них застыл Урмё.

– И как же вы поступите с новыми знаниями? – процедил Хайме.

– Никак. Я ей должен за сына, – поморщился Феникс и, обогнув советников, отправился прочь. – Идём, Урмё! Дело закрыто.

Напарник догнал его через пару минут на боковой дорожке в саду мэрии, показал гербовый лист со штампом «Завершено!», сказал:

– Я спросил, что делать с Тавиром, который находится у Радонаса. Мэр ответил, что в Ярмехеле есть с ними связь, можно оттуда послать запрос, чтобы вернули мальчишку. Но поскольку Тавир сбежал без разрешения и рекомендации после объединения Лагенфорда с деревней Фениксов, его будут считать отступником и по возвращению подвергнут суду.

– Гадство!

– Не то слово! Мэр на завтрашнем совете собирается составить запрос и отправить его в Ярмехель, а оттуда в Радонас. Подождём, что уж. Хотя мальчишке не позавидуешь. Пусть бы сидел на месте и никуда не дёргался лишний раз. Авось, там найдёт себе работу какую, второй дом. Я так понял, у вас его особо не любят, а так, считай, шанс на новую жизнь, – рассудил Урмё и натянул кепку на голову. Маленький козырёк совсем не давал тени на глаза, и старший детектив весело щурился, на свежем воздухе приходя в себя.

– Надеюсь, птицы доберутся без приключений, – процедил Нолан, а вспомнил Симона, как тот просил вернуть Тавира домой. Неужели это обещание так и останется невыполненным? Дурацкое первое дело после долгого перерыва – всё кувырком, всё не так, как прежде.

– Хорошо, что закрыли это дело, – кашлянув, сказал Урмё. – Мы бы всё равно не смогли подвязать сведения, добытые твоей новой способностью, к нему. Доказательств физических ведь нет. А умозрительные, сам знаешь, не очень-то тянут на настоящие.

– Но без них мы бы стояли на месте.

– Да, но…

– Я понял тебя, Урмё, – Нолан повернулся к другу, положил ему ладонь на плечо, – я постараюсь не прибегать к этой способности больше, раз ты так настаиваешь. По крайней мере без веских причин.

Напарник похлопал его по руке и широко улыбнулся:

– Спасибо! Тогда нам для полного счастья остаётся найти Чиёна…

– Сомневаюсь, что выйдет. Нам бы не мешать и не ввязываться во всё это больше. Их игра вылезла нам боком. Мы не в кукольном домике, Урмё!

– Легко тебе говорить, друг мой Нолан. Мы в этом по самые уши.

Глава 80

После аудиенции

Нолан

– Как ты догадался, кто кукловод? – перегнувшись через стол, спросил Урмё.

Они снова сидели в маленьком кафе в центре города, ждали свой обычный заказ. Не хватало только Шермиды.

– Это все время было на виду, – задумчиво сказал Нолан, поглядывая в сторону кухни, откуда вскоре должны были принести яблочный пирог. – Но ведь и ты знал кто.

– Догадывался. Не хотел верить. Ну и… Друг мой Нолан, скажи честно, ты веришь, что тринадцатилетняя девчонка может быть великим стратегом?

– Урмё, ты не много знаешь об Ангуис, верно?

– Только внешние признаки: хвостики, там, ручки, чешуя. А еще, что плоды их дерева куджах вечно доставляют нам проблемы: то наркотики, то брага из них. Но это сейчас неважно. Ты уходишь от вопроса, Нолан! – старший детектив с возмущением потряс кулаком, студенты за соседними столами покосились на слишком взрослых для этого заведения мужчин, но натолкнулись на пламя в глазах того, высокого, с седыми висками, с перчаткой на левой руке, и вернулись к своим конспектам.

Феникс выпустил огненную незримую паутину, окружил ею себя и друга, чтобы их разговор остался тайной для всех. Затем дважды стукнул по ладони безымянным пальцем правой руки – этот жест на языке детективов обозначал «предельное внимание», и Урмё, считав обращение, ухмыльнулся, раскрыл неизменную тетрадь. Нолан заговорил:

– Ангуис обладают способностью передавать память предков своим потомкам. Неизвестно, на сколько поколений вглубь, но на пару-тройку точно. Помнишь вторую тетрадь из сундука Нгуэна? Я вспомнил последовательность символов и позавчера, пока сидел в камере, попросил принести мне детскую книжку «Легенду о сотворении Детей Богов».

– А мне ничего не доложили об этой просьбе, – с напускной обидой фыркнул Урмё.

– Сплошные заговоры и самоуправство под носом, – в тон ему откликнулся Нолан и продолжил: – Если ты её читал, то, может, помнишь, что это расширенная версия, с картинками. Сейчас, благодаря типографии второго советника, изображения в книге не ручные, а оттиснутые с оригинальных текстов на языке богов. И на фрагменте, посвящённом Ангуис, было написано: «они расселились по свету, неся в своих глазах вид Гэньшти-Кхаса глазами Солнца».

– Эти витиеватые формулировки… Вот надо им всё усложнять? Никогда не воспринимал всерьёз легенды о сотворении, ты уж меня прости, друг, – развёл руками Урмё.

– Они помнят! Ангуис действительно помнят то, что было с их предками. Они миролюбивы, но злопамятны. А у них много чего произошло! Например великое переселение Ангуис и охота на них.

Урмё покачал ладонью перед лицом и нахмурился. Нолан был уверен, что вся картина этого дела уже давно выстроилась в голове друга, вот только не хватало ей глубины, исторической подоплёки, мотивов, которые не лежат на поверхности.

– Я начинаю терять мысль, – наконец сказал старший детектив.

– Всё просто: я увидел в памяти мэра Хайну, которая узнала от него, как он узнал от Нгуэна, её отца, кто её родная мать. А та родилась от союза Чародея и Ангуис, – говоря это, младший детектив чертил пальцем на столе схему рода Принцессы Теней.

– Подожди! – Урмё накрыл его руку своей, чтобы иллюзорный чертёж не отвлекал. – Но Чародеи… Они ведь носы воротят от всех подряд, кроме своих. Притом светлому подавай светлого, тёмному – тёмного, и никак иначе. Ты что-то не так увидел.

– Всё верно. Но это правило, неписанный закон сохранения чистоты вида. Тут как с чёрными лошадьми Теней – другую породу не примут. Но как и в каждом правиле есть свои исключения. Недаром в легенде о сотворении боги смешивали зверей и птиц с детьми Гэньшти-Кхаса – с обычными людьми. И нам, потомкам перводетей богов, ничто человеческое не чуждо.

– Но разве для этого не должны быть особые обстоятельства, мой драгоценный велеречивый друг Нолан, погрязший в легендах и древних сказаниях?

– Должны! – уверенно кивнул тот. – Например, необитаемый остров. О нём, острове-форте, где кроме бессмертного великана, никто не живёт, мне поведал Рихард…

– Стой, стой, стой! – Урмё выставил ладони вперёд, недоверчиво глянул через растопыренные пальцы на друга. – Давай по порядку!

И Нолан рассказал о силе Матерей Фениксов, которая помогла ему увидеться и поговорить с сыном. А тот поведал много интересного, например историю великана Охора и о редких гостях на острове-форте.

– Так значит… – помассировав виски, начал Урмё, но его прервала подавальщица, хряпнувшая об стол подносом с чаем и пирогом. Когда женщина отошла, закинув в карман передника монеты, старший детектив вернулся к разговору: – Значит, эти глаза достались… Хм, будто вытащили и вставили… Но ты меня же понял, да? Достались Хайне от матери, которую звали Энника, которая была второй женой Нгуэна Шау…

– А Хайна оказалась сестрой Чиёна, – добавил Нолан.

– Да. А у её матери они такие потому, что её мать жила на острове, где ела глубоководную рыбу с таким дефектом глаз? Так получается?

– Верно. Ри сказал, что у Охора та же беда с глазами.

– Но, друг мой Нолан, разве такие вещи могут передаваться по наследству? Они же не… Хм, скрещивались с рыбой, а просто ели её⁈

– Видимо, этого было достаточно.

– Если этой рыбы так много, то у нас полмира должны ходить с такими глазами, а у нас из наглядных примеров только малышка-Тень. Не сходится! Не сходится, мой драгоценный друг, даже не уговаривай!

– Как знаешь, – усмехнулся Нолан. – Но я уверен, что мы знаем не всё как о мире и этой рыбе, так и о наследовании дефектов.

– М-м-м, – протянул Урмё и вновь кашлянул, – вот тут я с тобой не могу не согласиться, пожалуй.

Нолан разлил по кружкам чай, подал другу, тот с благодарной улыбкой отпил. Вновь на свет появились пилюли, Урмё отсчитал пять штук, проглотил.

– Хоть помогают? – с болью в голосе спросил Феникс.

– Ну хоть сделай вид, что не видел, а⁈ – приподняв одну бровь, ухмыльнулся Урмё.

– Не могу…

– Можешь! А кстати, ты можешь с помощью Матерей снова связаться с сыном, чтобы уточнить некоторые детали? – попросил старший детектив, видимо не до конца поверив услышанному ранее.

– Не могу. Мой бог Феникс против. Он сказал Матерям больше его не беспокоить по этому вопросу.

– Так вы с ним ещё и разговариваете?

– Да. А я тебе разве не говорил?

– Ты ничего мне не говорил! – с неподдельным возмущением воскликнул Урмё и так поддал коленкой по столешнице снизу, что пирог подпрыгнул и треснул, выпустив густой ароматный пар. Старший детектив замахал руками, разгоняя его, и заявил: – Даже о том, что вы вырезаете – подумать можно, сами себе вырезаете! – на руке эти «перья», я узнал от тебя только недавно! А раньше, в молодости, ты их всё время прятал или отнекивался! Что ещё я узнаю о тебе такого неожиданного?

– Допустим, что я не люблю лук…

Урмё схватился за голову, театрально закатил глаза, простонал: «Какой ужас!» – и оба друга прыснули со смеху. Отсмеявшись и периодически фыркая, поглядывая друг на друга, они принялись за нехитрый обед. К беседе вернулись после того, как разъели по куску пирога, запивая всё ещё горячим чаем.

– Так к чему вся эта долгая предыстория, – отставив кружку, заговорил Нолан, – Ангуис – злопамятны и склонны к кровной мести. Боридас Ставрида, Доживан Павишич и Маджер надругались над Энникой…

– Ну-у, надругались – это слабо сказано, – поморщился Урмё, катая между губ зубочистку.

Феникс кивнул:

– Поэтому они стали жертвами Хайны. Микела Модастос был там, в Макавари. Он сопровождал Хайме и Сезну Теней, чтобы в любой момент принять у неё роды. Но тогда же они встретили там беременную Эннику. А Нгуэна мэр отправил в Макавари, чтобы тот пришёл в себя после смерти матери Чиёна от болезни «придворных собачек». Видимо, там было не слишком людно, раз все оказались рядом.

– У Теней, как я слышал, проблем с деторождением почти не бывает. Тоже исключение?

– Видимо, да. – Нолан взял зубочистку и вогнал её между досок столешницы, отполированной рукавами множества гостей. – Бранд Фарсон тогда говорил, что не ожидали у леди Сезны хорошего исхода. И верно, что не ожидали. Скорее всего, ребёнок родился мёртвым и его заменили на дочь Нгуэна и Энники. Йон-Шу тоже там был, но не препятствовал, как и не помогал. Тени скрыли всё от Хайны, то есть солгали действием, а она не терпит лжи, потому так и отомстила. И поэтому Тени-советники прервали расследование, ведь тогда бы все узнали, что преступники на самом деле те, кого все считали жертвами. Вот только преступниками они стали четырнадцать лет назад.

– Подожди, получается, раз мы до этого докопались с помощью твоих… – Урмё раскусил зубочистку и хмуро посмотрел на друга, – твоих опасных способностей, то теперь и мы соучастники давнего преступления?

– Можно сказать и так. Свидетели. А свидетелей, как ты знаешь, устраняют или держат на коротком поводке. Думаю, им, как и Маджеру, хотелось быть раскрытыми. Они поняли, что Хайна всё знает… Чем-то это похоже на суд. И им нужен был судья – третья сторона, которая бы разобралась во всём этом и установила правых и виноватых. Вот только процесс длиною в жизнь вряд ли будет завершён, ведь теперь он вышел за границы и приобрёл этот неприятный политический окрас…