Текст книги "Рихард Феникс. Море. Книга 3"
Автор книги: Татьяна Клявина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Но сейчас огненный орех был смят. Со всех сторон в него упирались шипы. И фиолетово-жёлтые, как яд агачибу, и багряные – кровь самого мальчика, и чёрные – сконцентрированные негативные чувства, которые маленький Феникс не позволял себе выплеснуть в мир. «И что же мне с ними делать? Как убрать, не повредив ядро, как очистить, вытянуть скверну?»
Джази надавил пальцем на один из шипов, тот сломался, растёкся грязной лужей, и орех заметно уменьшился. Пират втянул воздух через сжатые зубы и посмотрел на места, откуда эти шипы выходили. Длинные для такого маленького тела. Каждый не меньше двух сантиметров. И орех не больше них. Росли они концентрично, задавливая источник силы. Значило это лишь одно: когда ядро исчезнет, мальчик умрёт, хотя, может остаться жить человеком. Но не с его ранами. Не с его.
«Надо растворить их так, чтобы не попали на источник силы. Или, если попали, не остались на нём. Смыть. Но нужно чем-то заполнить пространство».
Джази рискнул. Прокусил губу и склонился над прорехой. Алая капля, заполненная его силой, достигла кожи, прошла между ладоней и упала на смятую сферу. Та вздрогнула. Неровность, что осталась от сломанного шипа, выгнулась и затянулась. И в тот же миг пирата повело, закружилась голова, он едва устоял, чтобы удержать руки на том же месте. Вдохнул и хрипло сказал:
– Простите, господин, вы хотите спасти капитана?
Алек, который и сам пребывал в ступоре, очнулся, несколько раз мигнул и кивнул, подсел ближе. Голос его прозвучал на удивление ровно:
– Что мне сделать?
– Почему? Он ведь тебе совсем чужой⁈ – Лукреция не выдержала, что осталась не у дел, воришка в ответ лишь мотнул головой.
– Красотка, прости, принеси чистой воды. У нас ведь там была? – попросил Джази и криво улыбнулся. Сила утекала слишком быстро, и он уже не был уверен, что сможет прервать ритуал или нормально закончить. Было бы жаль оставлять всё так, всех так: отчаянного Феникса, красотку редкого вида и того, кого он всю жизнь искал, как оказался на воле.
Девушка рывком поднялась и ушла в надстройку. Пират требовательно взглянул на Алека. Тот кашлянул и, зардевшись, сказал:
– Его мама похожа на мою. А его – попросила за ним приглядывать.
Джази этого было достаточно.
– Господин, понадобится кровь из ваших волос. Сможете отсечь прядь?
– Конечно! – воскликнул Алек и потянулся за мечом в чёрных ножнах, лежащим сбоку.
– Нет, опасно. Возьмите мой нож, – кивнул пират себе за спину.
Юный мечник осторожно вытащил из притороченных к поясу ножен короткое лезвие с деревянной рукоятью. Вернулась Лукреция, неся по два бурдюка в каждой руке. Джази, хоть и плыл мыслями, подумал: «Ну какая же она милашка! Да ещё и такая запасливая, исполнительная. Жениться бы на ней!» – но одёрнул себя и произнёс:
– Нужно воды совсем немного из той, откуда не пили. Красотка, а теперь собери все силы истинного Чародея в себе. Налей на ладонь, да, на свою, немного воды и прочувствуй её, ощути её чистоту. И когда ты её найдёшь, заставь грязный осадок отделиться и стечь. Попробуй.
Он вычитал это давно-давно в старой книге, которую позаимствовал у друга, а потом спрятал в надёжном месте на отдалённом острове. Все Дети богов в сущности были похожи, да только к каждому свой подход. Потому и сейчас взял на себя смелость поучать создание чужого рода, ничего не оставалось, кроме как верить в неё. Нет, верить в них троих. Четверых. В Феникса тоже. От его желания жить зависело многое.
Лукреция посмотрела на пирата, чьи глаза, ещё недавно ясные, засиявшие ненадолго, стали мутными. А пальцы на его руках сейчас находились в теле Рихарда между ключицей и грудью, и судя по тому, как иногда вздрагивали плечи Джази, там, внутри, что-то происходило, непонятное, жуткое. То, что ещё возможно изменить. Девушка потрогала крышки. Выбрала самый тяжёлый бурдюк, туго завинченный. С трудом открыла. Для начала закатала рукава, вылила воду на руки, омыла их до локтя. А после сделала так, как сказал парень.
Давно, ещё в детстве, Лукреция уже это делала. Ей нравилось, как дядюшка хвалил очищенную воду, гладил по голове, возвращая пустую кружку и давал то конфету, то сочную грушу, то и вовсе игрушку. Но это можно вспомнить потом. А сейчас…
Сейчас вода в сложенной ковшиком ладони светилась серебристо-белым, не видным остальным. Крошечные искры поднимались из кожи вверх сквозь воду. И между ними натягивались тонкие нити, будто паутина или сито. Та вода, что прошла сквозь сеть, не задерживаясь, опустилась вниз, но вот на сияющем полотне появились тёмные сгустки – осадок, как это назвал Джази. Лукреция велела искрам чуть приподняться, вытягивая сеть из воды, и сбросила гущу на палубу. Тихий плеск.
– Хорошо, умничка, – выдохнул Джази.
– Этого разве хватит? – спросила девушка.
– Ты сможешь сделать так же, только раза в три быстрее?
– Да, – уверенно сказала она, ведь теперь вспомнила, что может это и даже больше. И уже не надо тратить время на контроль сети, на любование каждой искрой. Всё получится, всё непременно получится, как должно! Вода снова стала союзником истинной Чародейки.
– Хорошо, – Джази попытался смахнуть пот со лба плечом, но не мог и руку поднять.
Заметив это, Алек расторопно промокнул влагу своим серым шарфом, невесомо провёл по чешуйкам на висках, снимая испарину, заправил растрёпанные пряди за уши, чтобы не лезли в глаза пирату. Тот благодарно кивнул и обратился к помощнику:
– Господин, посмотрите на мои виски, на чешую. Она очень тонкая и мягкая. Когда я скажу, аккуратно срезайте по паре штук и кладите мне между рук.
– Тебе же будет больно! – испугался Алек.
Джази скривился:
– Простите, но вы сами видели, как он страдал, чтобы довезти нас до берега. Всё остальное по сравнению с этим ерунда.
– Я сделаю это, – решился Алек. – А мои волосы?
– Да, наклонитесь, господин. Красотка, держи бурдюк наготове, чтобы повторить очищение, когда скажу, лей меж моих ладоней по чуть-чуть и сразу же останавливайся, как дам знак. Затем, когда из волос господина пойдёт кровь, ты должна касаться одновременно её и… – голос дрогнул, подбородок указал на руку Рихарда, покрытую перьевидными рубцами. – Проделай то же, что и с водой. Только эталоном будет кровь Феникса. Всё, что будет лишнее в крови господина, станет осадком. И при сравнении отделяй из крови капитана яд. Это сложно, но ты обязана справиться.
Девушка застыла на мгновение, обратилась внутрь себя, взвешивая, получится или нет. Но выбирать было не из чего. Ответ может быть лишь один.
– Я сделаю это!
– Отлично. – Джази глубоко вздохнул, чуть повёл плечами, ещё раз глянул на двоих, готовых действовать, и склонился над телом.
Прореха в голубом свечении начала потихоньку стягиваться. Пират чуть раздвинул ладони, потёр остальные пальцы об указательные, и ярко-синяя плёнка, словно перепонки, стала продолжением его ладоней. Джази облизал пересохшие губы, думая, как лучше поступить.
Аккуратно, стараясь не задевать пальцами шипы вокруг светящегося сгустка фениксовой силы, растянул плёнку. Шипы прошли сквозь неё и ни один не сломался. Синее полотно обернуло ядро, защищая. Джази напрягся. Теперь в полотне его собственной силы с три десятка отверстий под шипы. Их следовало затянуть разом. Скрипнул зубами, когда руки, застывшие в неудобной позе, свело судорогой и произнёс:
– Начинаю.
Будто одновременно несколько влажных пальцев коснулись множества горлышек бутылок, издав характерный звук. Это плёнка схлопнулась, срезая шипы.
– Красотка!
Лукреция перевернула ладонь между вывернутых запястий Джази. Вода тонкой струйкой полилась вниз. Стоило последней капле скрыться под кожей Рихарда в одному пирату ведомом месте, как девушка с готовностью протянула руку снова. Новая влажная капля осадка отделилась и плюхнулась на палубу.
Джази медленно вытаскивал руки, нужно было поднять синее светящееся полотно, в котором таяли шипы, не пролив ничего в прореху и уж тем более на ядро силы. Но нельзя и руки доставать полностью. Как же быть?
Он наклонился, заставил плёнку, в которой колыхалась и шипела грязная жижа, подняться до запястий. Как только сила подчинилась, он обхватил края плёнки губами, потянул на себя, не вынимая из прорехи рук, указал глазами Лукреции «Лей!» и мотнул головой, выбрасывая груз за борт. По пальцам растеклась прохлада. Джази на миг увидел серебристое свечение, заметил, как поверхность огненного орешка принялась выравниваться. Но это было далеко не всё.
– Господин, чешуя!
Правого виска коснулся металл. Джази внутренне вздрогнул. И тут же заметил, как несколько блестящих чешуек скользнули в прореху. Придерживая её края тыльными сторонами рук, пират принялся чешуйками затыкать места, откуда до этого росли шипы. Голубоватые частички сращивались с телом мгновенно, сила, перетекающая к ним от висков Джази, натягивалась невидными другим струнами.
– Ещё! Ещё!
Нож аккуратно срезал мягкие наросты. Рука Алека не дрогнула ни разу. Все отверстия от шипов оказались заткнуты, пират приказал отсечь прядь алых волос.
Концы упали и рассыпались пеплом, со срезов потекла кровь, девичья рука поднесла их к прорехе, другая обхватила ладонь бедного мальчика.
– Да! Что делать? – через мгновение воскликнула Лукреция.
– Выжимай! – с трудом ответил Джази, стараясь не упасть до завершения работы.
Между тонких пальцев потекла кровь, она летела к телу, проходила сквозь кожу и заполняла пустое пространство вокруг пульсирующего ядра силы. Его форма стала более круглой. Исчезли вмятины и царапины. Да и сам орех, казалось, чуть увеличился. С каждым ударом сердца он становился едва заметно больше. Пират дождался, пока кровь покроет ядро до половины и аккуратно свёл пальцы вместе, стараясь не касаться пульсирующего центра. Медленно, бережно, чтобы не зацепить чего внутри, извлёк руки из тела Рихарда и сжал голубоватый контур прорехи. Свечение растеклось по коже и пропало. Струны, по которым сила перетекала от Боа-Пересмешника к Фениксу, лопнули у висков и втянулись в лежащее тело.
– Всё. Мы это сделали. Позови его, красотка, – пробормотал Джази и завалился на бок, посасывая кончики пальцев настоящей руки.
Его глаза закатились, тело задрожало и приняло позу младенца. Он редко и сипло дышал, был иссушён внутри, его сила просверкивала голубым на висках всё реже и реже. Но отчаянный пират был жив. Лукреция закусила губы, тая улыбку, с особым вниманием разглядывая его. Сейчас Чародейка остро чувствовала всю жидкость вокруг: и в море, и в небе, и в телах. Оставалось надеяться, что она сама не слишком переусердствовала, а потому будет в сознании, когда Феникс вернётся к ним. Девушка перевела взгляд на Алека. Тот опёрся на руки, свесив голову. С обрезанных концов волос ещё капала кровь. Видимо, произошедшее ему тоже далось нелегко.
Лукреция перегнулась через отцеженные бурые сгустки, приложила ухо к груди Рихарда. Прислушалась.
Тук. Тук. Тук.
Улыбка осветила измученное лицо девушки. Она склонилась над мальчиком, раздвинула его губы своими, зажала нос и выдохнула в него весь воздух, что был в её лёгких. Услышала судорожный вздох и позвала:
– Ри, возвращайся! Мы ждём тебя! Мы верим в тебя!
Очень медленно на щеках мальчика появился румянец. Ресницы дрогнули. Первый собственный вдох. Едва заметная улыбка. Слабый голос:
– Я здесь. Я вернулся. Лукреция, Джази, Алек, спасибо вам за всё.
Глава 93
Непослушницы
Через час, как и было условлено, они покинули озеро в лесу. Вновь выехали на тракт, оставили позади полосатый столб с тетрадью. Бэн спросил, что это было, и Корвус, который едва продрав глаза, снова пил, ответил:
– Порядок, условленный с этой стороны реки Разлучинки: все гильдии имеют личные печати, и, когда идёт караван, главные в таких путевых столбах отмечаются. Чтоб, если кому понадобились, знали, где искать.
– А могут пренебречь?
– Могут. Но чаще ставят. В гильдиях с этим строго. Если в задницу какую попадут в дороге, да ещё с грузом, есть шанс, что найдут и спасут. Из поселений ведь рейды ходят, проверяют.
– Удобно, – заметил Бэн.
Корвус фыркнул и поддал Буруну.
Новый день над дорогой плыл знойным маревом, духота поднималась от прелой земли, сливая в полосы густые кусты на обочинах, размывая за ними лес. Такая погода в Лагенфорд приходила не раньше начала лета, поэтому Бэн вовсю наслаждался теплом и уже давно отдал куртку трясущемуся от недосыпа Мару. Тот, закутавшись, жарко прижимался к спине ученика лекаря и тихо сопел.
Бэн глядел на мелькающие кусты и дорогу, на небо и силуэт всадника, размышлял, как ещё немного, и догонят скобянщиков. Конечно, закралось сомнение, что Ерши там, в сундуке, с ними, но разузнать всё смогут при встрече, недаром же ехали. А дорога дрожала и таяла, потому острый блеск вдалеке, впереди выдрал махом из сонного состояния. Хойхо гавкнул, Бурун вдруг запнулся и покатился по земле, подминая под себя Корвуса. В пыльном воздухе задрыгались тонкие лошадиные ноги.
– Ты живой? – Бэн вскочил в стременах, натягивая поводья, но даххри уже сбавил шаг, высоко поднимая перепончатые лапы.
– Я так просто не сдохну, даже не мечтай! – проворчал недовольный голос, и его хозяин поднялся, крутя головой, держа в одной руке разбитую бутылку, а в другой мешок с остальным вином.
Бурун лягнул поднятую пыль, изогнулся, перевернулся и встал. Хойхо, тряхнув седоков, подбежал, ткнулся мордой в круп жеребца, обнюхал, затем спину, шею и уши. Удивительно, но Бурун не возражал: не клацал зубами, не отталкивал, а просто переминался с ноги на ногу. Когда проверка закончилась, ткнулся носом в шею даххри, будто бы жаловался.
– Какие мы нежные, – буркнул Корвус и, хромая, приблизился к питомцу, осмотрел, охлопал, поправил седло, опустил на землю сумку, из которой покапывало.
– Там нить ползёт! – звонко вскрикнул Мару, и провожатый подскочил к выбоине на земле, где упал жеребец, топнул, снова топнул, нагнулся, попытался схватить скользящую блестящую нить, но та скрылась в кустах. Он – за ней. Зашуршало и стихло. Бурун заржал ему вслед. Хойхо завыл, срываясь на лай. Стая птиц вспорхнула с ближайших деревьев. Бэн зажал уши плечом и ладонью, свободной рукой дёрнул поводья, приказал:
– Замолчи! Спусти меня! Вниз! Лежать!
Хойхо тяфкнул ещё раз и подчинился. Бэн сполз на землю, подошёл к жеребцу осмотреть. Умный зверь по команде показывал ноги, поворачивал и наклонял голову, позволил приподнять седло и упряжь, сдвинуть шапочку с искусственным рогом, расправить гриву под ней. Ни порезов, ни растяжений ученик лекаря не заметил, кроме одного: тончайшее рассечение кожи на ладонь выше копыта, на правой передней ноге. Прикоснулся, но Бурун будто бы не заметил. Ученик лекаря выдохнул: только верхний слой кожи, не глубже – такое заживёт очень быстро.
Прошло ещё время, птицы не пели, ни других верховых, ни телег, ни пеших, солнце жгло, ветер гладил кусты и деревья, а Корвус всё не возвращался. Бэн предложил:
– Пойдём поищем.
Мару давно сполз с седла Хойхо и стоял в такую жару закутанный в бэнову куртку, чем был похож на праздничную лепёшку с подгоревшей начинкой.
– Нет. Опасно. Будем ждать здесь, – раздался голос из верхней части «лепёшки», а Бэн, хоть и был взвинчен, вспомнил, что совсем забыл поесть. После драки с Корвусом в озере отшибло и сон, и аппетит, но сейчас всё вернулось.
Стрекотали насекомые, ветер со стороны уже давно не видного моря гнал горячую пыль, пахло близким дождём. Время тянулось медленно, Бэн уже успел досчитать до десяти тысяч и обратно, ни разу не сбившись, а провожатый всё не шёл. Где-то в его поклаже должна быть еда, но уцелело ли что после падения – неизвестно. А искать и рыться в чужих вещах не хотелось.
– Думаешь, он в порядке?
Горец промолчал, щуря золотые глаза над высоким воротом куртки. Томительное ожидание потекло вновь. Но вскоре кусты у крутого поворота впереди закачались, Хойхо ощерился, растянул змеиную пасть, Бэн, не подумав, закрыл собой Мару, раскинув руки. Лишь Бурун пошёл на шум и не зря: на дорогу выбрался Корвус, снимая с себя веточки и листья. Одежда его была перепачкана и порвана местами, ссадины широкой полосой пролегли через левую сторону головы. Хромота усилилась, отчего худая высокая фигура двигалась как паук сенокосец, у которого выдернули больше половины лап.
– До болот дошёл, а там сплошная задница, – выплюнул Корвус.
Бэн укорил себя, что не взял лекарский короб. Хоть провожатый и не вызывал доверия, но всё же… Всё же он на их стороне. Вон даже пиратов вылечили, хоть те потом и подложили свинью.
– Что зыркаешь? Жалеешь меня? Я тебе не баба, чтоб жалеть! – прорычал Корвус, но тут же замолк, когда Бурун приблизился и ощупал губами его лицо. Парень похлопал жеребца по шее, попытался оттолкнуть, но смирился, ухватился за поводья, почти повис. Затем доковылял до оставленной сумки, выбросил разбитое, нашёл на обочине другую, из которой уцелела лишь одна бутылка, выразительно хмыкнул.
– Тебе помочь? – Мару подошёл к провожатому, играя концами жёлтого шарфа.
Корвус тряхнул головой и послал горца куда подальше, а потом промыл ссадины вином, шипя и ругаясь. Когда бутылка опустела, сказал:
– Это ловушка. Она оповестила тех, кто её поставил, что по дороге кто-то едет. Нас всех накроет толстой задницец, если задержимся ещё дольше. – И он скривился так, будто не по его вине спутникам пришлось торчать на открытой местности всё это время. – Нам осталось недолго до цели. Потому погоним быстро. Управимся, и вы до темна вернётесь к стоянке на озере. Там что-то вроде зоны ненападения.
– И кто это мог быть? – спросил Бэн, уже давно поняв назначение нити и удивляясь, что до сих пор на них никто не набросился.
– Да любая хитрожопая тварь при монетах, чтоб купить такую нить, – провожатый показал короткий обрывок. – Это не наших краёв вещь. С той стороны Разлучинки делают. Если честно, не вижу смысла ставить ловушку из настолько дорогого товара.
– Ты такой осведомлённый! Откуда всё знаешь? – беспечно спросил Мару.
– Много где был, – глядя мимо него, ответил Корвус и перекинул Бэну остатки провизии. – Ладно, харэ жопы мять. Погнали!
Ещё пара часов прошли без происшествий, за большой развилкой был путевой столб, где провожатый сверился с записями в тетради. Вскоре добрались к ложбине меж двух холмов, откуда дорога, узкая и длинная, уходила стрелой через болотистую низину с блестящей ленточкой реки. Там, где путь пересекал воду, горбился мост, а за ним, почти скрытые поднятой пылью, тащились три знакомых повозки.
– Гляди-ка, догнали, – выдохнул Бэн, только сейчас осознав быстроту Хойхо и Буруна.
Ветер ударил наездникам в спины, закрутился и дунул с низины, прихватив с собой разудалые голоса, которые всклад выводили: «И веры нам не бу-удет, когда разбойник-атаман…» – и тяжёлый раскатистый бас подхватил: – «нас за полночь разбу-удит». Старинная баллада об осаде крепости тянулась над дорогой, путалась в одиночных карликовых деревцах, трескучих камышах и слишком ярком мху кочек.
Бурун коршуном кинулся вниз, выбивая копытами дробный марш. Чёрной стрелой пролетел по узкой дороге, перемахнул мост и вырос перед караваном недвижимой преградой. Лошадёнки шугнулись и замерли. Телеги пихнули бедных животных в зады и бока. Раздались гневные выкрики. Корвус, похоже, молчал.
Хойхо ломанулся к воде, но Бэн его удержал: рванул поводья и выправил путь. Послушницы, пряча под покрывалами лица, сгорбившись, видно, боясь, сидели за сундуком в последней телеге. Даххри остановился рядом с ней, Бэн глянул на женщин, те даже не сдвинулись с места. И тут началось.
Шум, гвалт, пыль, сталь, ржание лошадей.
– Прошу тишины! – рявкнул Корвус. – Бэн!
Тот привстал в стременах, привлекая внимание, глядя сверху вниз через взбитую пыль на перекошенные злые лица, на обнажённые сабли, на сбитых меж телегами лошадёнок. Взгляд нашёл главного среди скобянщиков – в расшитом лентами кафтане и треугольной шапке большего размера, чем у других. Вот к предводителю Бэн и обратился:
– Здравия вам!
– Ну здравствуй, коль не шутишь, – густым басом ответил тот.
– Мы не хотели вас пугать, – негромко продолжил Бэн. Кто-то из мужиков заворчал, другой потребовал говорить громче, третий шикнул, но ученик лекаря не мог повысить голос, чтобы не звучать перепуганной мышью. – Простите за доставленные неудобства. Мы к вам по делу. Из Макавари, откуда вы отбыли, пропал маленький мальчик, калека…
– Ты нас в этом обвиняешь? – пророкотал предводитель, насупился, обхватил рукоять своей сабли и второй широченной ладонью.
– Нет. Мы никого не виним. Мы хотим только проверить.
– Да где бы мы его спрятали? – фальцетом взвизгнул другой скобянщик.
– Там, – Бэн махнул на сундук у ног послушниц.
– Ерунду не неси, пацан! – оскорблённо бросил третий. – Да где ему там быть?
– В сундуке. В том самом сундуке, что вы согласились помочь поднять на телегу за деньги, а мы с ним, – кивок за спину, на Мару, – за бесплатно.
– Так значит вы сами пацанёнка туда и упрятали! – вклинился пискля.
Но предводитель, похоже, не зря носил свой расшитый кафтан. Крякнув, вставил саблю в ножны, вразвалочку обошёл Хойхо, бормоча «Ну и зверина! Ну и чучело!», и остановился у третьей телеги, уперев руки в бока.
– Вы сами видите, милые леди: выбора у нас нет. Нам проблем не надо с городом-побратимом. Просто покажите, что у вас там.
Женщины не шелохнулись. Мужчина потянулся к стоящему у самого борта сундуку, но одна из послушниц бросилась грудью на крышку.
– Вы не посмеете! За всё уплачено! Это наши вещи! Вы не имеете права копаться в них.
– Ле-еди, – выдохнул предводитель, – вы заплатили не так уж и много, мне не составит труда вернуть вам остаток за непройденный путь.
– Вы нас, святых женщин, послушниц Сойки Великомученицы, выкинуть хотите? – взвилась другая. – Вот так просто попрать бога? Да кем вы себя возомнили⁈
– Вот именно! Какой-то глупый мальчишка говорит вам подобную дурость, несусветную, абсурдную, и вы верите? Вы что, от жары из ума выжили верить какому-то проходимцу с дороги⁈
Бэн отметил, что обозвала его та, что в Макавари напоследок кричала «Даст Солнце, свидимся!» – вот же непостоянная суч… Дама. Хойхо заволновался, парень погладил вздыбленную шерсть на загривке. Предводитель был твёрд и уже довольно спокоен, чем-то напоминая Добромира.
– Леди, давайте-ка в нашем караване вы будете вести себя по нашим правилам⁈ У нас слово женщины стоит меньше конского яблока. И именно из уважения к богам я и предлагаю, если не желаете показывать, что у вас там, вернуть остаток суммы, а не отдать вас на потеху моим ребятам. Выбирайте же! Дело за вами. Но пока мы это не решим, с места не сдвинемся.
– Вы! – возмущённо выкрикнула одна, – Вы в своём уме? Либо развлекать этих ваших… – женщина захрипела, щёки её втянулись, глаза вылезли из орбит, а потом жирно харкнула к ногам предводителя каравана, закончила, не замечая нитку слюны, повисшую на подбородке: – Либо нас прям здесь выгнать? И за что?
– Да, за что? – вклинилась другая и добавила плевок к первому.
Скобянщикам это явно не понравилось. Грозные и грязные шепотки оттуда-отсюда, и уже рой голосов, и немилосердно двинувшееся к двум женщинам мужичьё. Скрежетнули сабли, дёрнулся Хойхо, взбил пыль копытом Бурун.
– Может, помочь? – дыханье Мару опалило левое ухо Бэна. Тот вздрогнул и почувствовал, как покраснел, да ещё и всякие похабные словечки караванщиков не добавляли спокойствия.
Он промедлил с ответом, отвлёкся на глупые мысли и упустил момент, когда даххри, не привыкший к толпе людей, рванул напролом к воде. Мощная лапа опустилась на телегу позади женщин, те завизжали. Хойхо оттолкнулся и легко прыгнул. Бэн успел закусить ворот рубахи, чтоб не клацнуть зубами. Мужики, до того окружавшие их, вновь ощетинились саблями. А визг стоял пронзительный, звонкий, дурной.
Зверь жадно пил, блаженно пускал пузыри в воду, что едва доходила ему до колен. Утолив жажду, напружинился и выскочил за спиной главы каравана, седоки едва ли не вывалились, но с трудом удержались. Предводитель попятился, бросился к мужикам, оставив орущих женщин напротив огромного монстра, который внезапно решил зевнуть. Видно, новая волна визга не так сильно его тревожила, как толпа людей. Потому он зевал раз за разом всё шире, и Бэн мог легко представить, каково это, когда зубастая пасть, в которую легко поместится человек по пояс, разевается, раздвигается нижняя челюсть, являя чёрный, как самый страшный грех, зев.
– Мы только хотели ему помочь! – донеслось хныканье из-за сундука, когда Хойхо, казалось, назевался на день вперёд. Женщины спрятались, забились под рогожки, лишь часто тряслись круглые спины.
– Тогда отдавайте его, – как можно ровнее сказал Бэн, а внутри его всего колотило.
Больше просить не пришлось. Женщины выползли из укрытия, вытащили по шесть задвижек с длинных сторон сундука, откинули крышку. Внутри на ворохе одеял, как дорогая кукла в коробке, лежал на спине Ерши. Бледный, спящий. В незнакомой Бэну белой рубашке с чёрной ленточкой у горла, вышитых бисером и серебряной нитью чёрных штанах, заправленных в высокие сапожки.
– Ну натурально кукла! – присвистнул ближайший скобянщик, заглядывая в сундук. – У меня дочка похожую в подарок просила, да…
– Он хоть живой? – багровея лицом то ли от недавнего унижения, то ли от злости, перебил его глава каравана.
– Да, – едва слышно ответила одна из послушниц, не показывая бесстыжих глаз. – Просто спит. Сонные капли четырежды в день. Вот-вот надо дать новую порцию, чтобы не проснулся.
Бэн хотел спешиться, забрать Ерши, но отчего-то боялся. Ему казалось, тронь – и уже никогда не очнётся мальчонка.
– Позвольте вас потеснить, господа! – деланно вежливым тоном Корвус разогнал помехи на пути Буруна, остановил его бок о бок с Хойхо. – Что медлишь? Хватай и беги. – И тут он глянул в сундук. – Да драть кривой рогатиной ваши плешивые задницы, глупые куры! – рявкнул он на послушниц и спрыгнул в телегу.
Очень бережно, будто мальчик был из тончайшего стекла, взял на руки, поднял, послушал сердце, кивнул. Бэн приказал даххри лечь. Гнетущая тишина, как смолкло эхо корвусовой брани, повисла над низиной.
Ерши оказался ещё легче, чем помнил Бэн. Он надел свою куртку задом наперёд, затянул на спине рукава, а между курткой и животом пристроил мальчика. И все молчали, глядя на них.
– Вы…хм… поезжайте, ребята, а мы тут дальше сами, – очень тихо произнёс глава каравана, положил себе руку за голову и громко хрустнул шеей. Взгляд недобро прищуренных глаз был устремлён на послушниц. И слова так же обратились к ним: – Знаете, леди, у меня дети погодки, не старше этого мальчонки. И вот как я представил, что их кто-нибудь уволок без ведома моего из дома…
Он не договорил, всё и так было понятно.
Дело сделано, пора и обратно.
– Восковые куклы, – сквозь зубы выцедил Корвус, когда вновь оказались меж двух холмов, оставив низину позади.
– Что? – не понял Бэн, всё это время прислушиваясь к слабому дыханию Ерши.
– Я был в Гристене в том году… – Корвус часто хватал ртом воздух, закашлялся, но справился и досказал: – Там была выставка восковых кукол. Маленькие и хорошенькие мальчики и девочки, одетые как господские детишки. И все такие… Прям живые. Уж очень он мне сейчас их напомнил. И теперь я думаю… Может, то был не воск… Задница! – Он с размаху влепил себе по лбу, развернул жеребца, будто собирался броситься вдогонку, но вновь последовал рядом со спутниками. – Надо было их допросить! Что ж я за дурак⁈
– Так, может, вернёмся? – серьёзным тоном предложил Мару.
– Да некого больше допрашивать. Совсем оглох? – прорычал Корвус.
И вправду. Неясные звуки, что слышались позади до этого, вновь сменила баллада об осаде крепости, которая уходила всё дальше и дальше, развеиваясь ветром.
Бэн всё же развернул Хойхо, подъехал к месту, откуда видно было дорогу. Там, за мостом, на обочине, лежало что-то смятое, будто часть одежды, а третья повозка, ещё не полностью скрытая пылью, казалась непривычно пустой.
– Думаешь, они правильно сделали? – прошептал Мару.
Бэн лишь поморщился и покрепче прижал к себе Ерши.
Через час обратного пути они вернулись к ближайшему путевому столбу. Корвус оттянул ворот бэновой куртки, взглянул на спящего малыша, покачал головой, смахнул со щеки непрошенную слезу и сказал:
– Ладно, хоть через мост ближе, но в задницу его! Здесь разойдёмся. Бывайте. Мелкого на ноги поставьте! И это… если будете в Укуджике, найдите меня, приючу.
– Ты даже не хочешь обняться на прощание? – спросил Мару.
Корвус фыркнул, потянулся к оставшемуся вину, откупорил бутылку и глотнул.
– Я сам выбираю, с кем мне обниматься, ты, мелкая…
– Задница, да? Твоё любимое слово, – беззлобно поддел горец.
Корвус улыбнулся одной стороной рта, отсалютовал бутылкой и пришпорил Буруна. Хойхо, не успевший попрощаться с другом, взлаял вслед, и ветер донёс ему звонкое ржание.
Глава 94
Оковы свободы
Лодка
– Ты как? – спросила Лукреция, когда Рихард шатко но встал без чьей-либо помощи, хотя обе руки висели плетьми.
– Благодаря вам, лучше, чем могло быть, – ответил он, озираясь.
Девушку от таких слов покоробило: ещё понятно, с чужаками держатся вежливо, формально, но тут же все свои! Особенно после произошедшего. Наверное, нечто глодало Феникса изнутри, не позволяя сближаться, быть собой прежним. Да и как тут быть собой прежним, когда ничего в сущности не изменилось? У остальных не было возможности проявить себя, помочь доставить их всех на сушу. Но только ли в этом дело?
Чтобы не лить из пустого в порожнее, Лукреция подскочила, засуетилась, предложила Фениксу передохнуть, подкрепиться, готовая в этом помочь, поскольку руки его не действовали, а огненный покров ещё не появился… Мальчик посмотрел сквозь неё, выпил воды, поесть отказался, прошёлся, будто заново привыкая к себе, склоняя голову то влево, то вправо, то и вовсе запрокидывая лицо к небу и что-то неслышно шепча. Он осторожно ступал по палубе под щитами, в них боковым ветром несло первые капли дождя с нагрянувшей тучи, давно начался день, но от непогоды было сумрачно, вневременно. Хвостом-поводком-пуповиной, с тихим змеиным шелестом за Фениксом следовала верёвка, связывающая его с лодкой. Девушка молча следила за ним, чтобы в любой момент помочь, подхватить, но он не нуждался в том больше.
Её взгляд был прикован к его спине с доказательствами решимости и упорства. Свежие рубцы, едва затянувшиеся, изгибаясь, с лопаток заходили на плечи и руки, отмечая так грубо и резко место выхода силы – огненных крыльев, что в сравнении с ними след от клыка морского чудовища стал совсем незаметным. «Неужели у Фениксов всех так?» – вопрошала Лукреция в мыслях, но не знала ответа, да и раньше не слышала, хотя… Хотя раньше она ничего не желала знать о других Детях богов, а о Фениксах меньше всего, об этих носителях пугающего её до дрожи огня. Но всё изменилось в один момент, когда совсем недавно, а будто бы вечность назад, в её жизни появился Рихард. Нет, Ри.
