Текст книги "Хроники Рыжей (Трилогия)"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 73 (всего у книги 83 страниц)
– Обойдем? – то ли предложил, то ли констатировал Генрих, вынимая из ножен кинжал и небрежно ковыряя бурую, мягкую, легко поддающуюся стали породу.
– Слишком далеко, – на глаз прикинула я, оценивающе рассматривая простирающуюся вправо и влево гряду. – Может, попробуем прорыть туннель?
– Осторожно! – испуганно вскрикнула Ларра, тревожно наблюдавшая за небрежными манипуляциями сильфского клинка. – Это не камни!
– Серый мел? – предположил Марвин, ногтем отколупывая крохотный обломочек слоистого покрытия.
– Нет, – печально опустила драконица длинные ресницы, – это мой народ!
– Пропавшие драконы? – Я отшатнулась, пытаясь осмыслить услышанное и поверить в сию неправдоподобную версию. – Но как… – Хотя да, мои глаза уже цепко отслеживали едва различимые линии, почти затертые временем и скрытые под толстым слоем осадочного налета. Вот мощный хвост, неловко замершая лапа, угловатый гребень, кольцом изогнутая шея, расширившиеся в последнем вздохе ноздри… Горы состояли из плотно переплетенных десятков и сотен драконьих тел, слившихся в последнем предсмертном объятии, тесно прижавшихся друг к другу и словно бы пытающихся укрыть что–то хрупкое, ценное, нуждающееся в опеке и защите. Да это же…
– Ты угадала, – торжественно расправила крылья драконья царица, подчеркивая значимость моего страшного открытия. – Логрус собрал их здесь и повелел ждать прихода освободительницы, призванной повести драконов за собой – к свету и свободе. Но он сказал, что даже наше знаменитое долголетие не позволит моему народу выжить. И тогда мы решили уснуть, погрузившись в глубочайший летаргический сон, многократно замедляющий все функции наших организмов. Но перед этим они переплелись между собой, образовав непроходимый барьер, скрывающий от чужих глаз Храм Розы…
– Время шло, – подхватила я, – занося спящих драконов песком и пылью, превратившимися в многослойный панцирь…
– Да, – закончила Ларра. – Именно так все и случилось. Но теперь ты пришла во владения Пустоты, а в руках у тебя – Данриэль Алатора, способная пробудить всех драконов и вернуть в наш мир магию.
– Так за чем же дело стало, – радостно рассмеялась я, выхватывая нужную из даг и начиная скоблить ею поверхность ближайшего куска известняка. Но, увы, ничего не произошло. Порода просто послушно крошилась под лезвием Иглы, не торопясь становиться живой плотью и упрямо отказываясь обретать форму тела. Что–то было не так…
«Она не активирована! – вдруг всплыло в моем мозгу предупреждение Оружейницы. – Тебе предстоит принести великую жертву – забрать жизнь одного, дабы воскресить многих…»
– Чьей жизнью мне придется пожертвовать? – потерянно шептала я, обводя потухшим взглядом моих поникших друзей. – Кому предначертано стать этим героем?
И тут до меня дошло…
– Нет, – надрывно закричала я, с отвращением отшвыривая страшное оружие, срубленным деревом валясь на песок и бессильно колотя по нему стиснутыми кулаками. – Нет, что угодно, но только не он…
– Ульрика, – спокойно произнес Эткин, легко поднимая меня одной лапой и растроганно прижимая к своей необъятной груди, в глубине которой ровно стучало благородное, любящее сердце, – не плачь, родная моя. Ничего уже не изменишь, все предрешено судьбой. Существует лишь одна–единственная сила в этом мире, способная пробудить ото сна всех моих братьев и сестер. Вспомни свою чудесную балладу о мудрейшем из нас, ставшую пророческой. Потому что эта нужная нам сила – кровь последнего выжившего дракона… Моя кровь!
Жить хотят все – старые и молодые, глупые и умные, богатые и бедные, счастливые и несчастные. Подчас случается так, что мы терпим совершенно не поддающуюся описанию боль, переносим немыслимые унижения, пускаемся на подлость и предательство ради самой желанной цели, называемой выживанием. Мы готовы платить за жизнь любую цену. Жизнь покупают и продают, дарят и одалживают взаймы, забирают и отдают. Жизнь частенько измеряется, а иногда – не измеряется деньгами и властью, благами и удовольствиями. Жизнь – это все и ничего, слишком мало и неизмеримо много. Ее называют даром богов и наказанием судьбы, долей и испытанием, тяжкой участью и улыбкой фортуны. За жизнь цепляются все и каждый, и наверняка лишь очень немногие из нас способны отказаться от жизни добровольно, безвозмездно передав ее другому. А ведь именно таких бескорыстных смельчаков мы и называем героями.
Эткин осторожно поставил меня на ноги, поднял и подал мне несправедливо обиженную, ни в чем не повинную дагу – и теперь смотрел на меня сожалеющим взглядом, терпеливо склонив набок свою тяжелую голову.
– Эткин! – взмолилась я, вкладывая в его благозвучное имя всю страшную боль, отныне навечно поселившуюся в моем сердце. – Эткин!
Дракон немедленно загримасничал, мастерски изображая на своей морде величайшее сожаление, впрочем изрядно разбавленное его неизменной дурашливостью до такой уместной степени, будто он доподлинно знал: умирать нужно весело.
– Мелеана, не драматизируй, – четко выговорил он. – Оно того не стоит!
– Не стоит? – Мне казалось, что он несет несусветную чушь. – А чего оно стоит?
– Это не имеет стандартных единиц измерения, – спокойно пояснил гигант, – во всяком случае, вещественных. Если тебе станет от этого легче, то ты можешь придумать их сама. Например, «одна драконо–смерть» за спасение целого народа, или – «один удар клинка» за выживание моей любимой.
Он посмотрел на Ларру так, что мне немедленно стало во сто раз горше. Ибо я никогда еще не видывала такой самоотверженной и безбрежной любви, способной уместиться в одном коротком, мимолетном взгляде. Ну разве только у Астора – там, на залитой кровью арене Геферта…
– Поверь мне, моя милая девочка, – тихонько продолжил Эткин, прикрывая веками свои возбужденно блестящие глаза, – ради достижения подобной цели я готов умереть не один, а целую сотню раз. Не сожалей ни о чем и не печалься попусту, ибо все предопределено заранее. Ведь ради этого я и родился, встретил тебя и прошел длинный жизненный путь. И спасибо демиургам, позволившим мне умереть столь доблестной смертью, а не сдохнуть от старости в своей пещере, закопавшись в груду золота, которую, кстати, я завещаю тебе. Полагаю, – он добродушно усмехнулся, – ты пораскинешь мозгами на досуге да и придумаешь, куда ее следует употребить с наибольшей пользой для всех…
– Отолью твою статую в натуральную величину! – хрипло буркнула я, утирая слезы и пытаясь выдавить приневоленную улыбку.
– Это мне–то, склочному и вредному? – обалдело выдохнул дракон струю дыма. – Статую? Круто!
– Ну я и сама далеко не подарочный вариант! – утешила я друга. – А вообще–то еще подумаю…
Эткин улыбался во всю пасть.
– Ульрика, – мягко напомнил он, – не затягивай прощания, не мучай ни себя, ни меня. Проделай нужную процедуру быстро и дай отдых моей истерзанной душе…
Я вздохнула, совершенно не представляя, что конкретно мне следует сделать.
– Прислушайся к себе, – еле слышно подсказала Ларра. – И интуиция тебя не обманет…
Я постояла еще мгновение, нерешительно покачивая в ладони тяжелую дагу, а потом внезапно решилась и, коротко размахнувшись, нанесла один быстрый удар, направленный прямо в сердце моего мудрого наставника. Драконью чешую всегда называют непробиваемой, от соприкосновения с нею гнутся мечи и ломаются наконечники копий, но сейчас она поддалась необычайно легко, приняв в себя лезвие Алаторы полностью, до самой рукояти… Все наблюдающие за этим ужасным зрелищем потрясенно вскрикнули…
Но, наперекор моим ожиданиям, на краях раны не появилось ни капли крови. А силуэт мускулистого драконьего тела вдруг начал бледнеть и истончаться, медленно превращаясь в россыпь серебряной пыли, многочисленными тонкими струйками поднимающейся вверх.
– Магия, – ликующе закричала Ларра, смеясь и плача одновременно, – в наш мир вернулась магия…
Я опустилась на колени, не отрывая взгляда от грустно улыбающегося Эткина.
– Прощай, Ульрика! – благодарно шепнул он. – Спасибо тебе за все! Прощай, любимая Ларра! Прощайте друзья!
– Прощай, последний дракон! – хором ответили мы. – Храни тебя Логрус!
– Но ведь ты вернешься, не правда ли? – с неистребимым оптимизмом предположила я, замечая, что контуры его фигуры становятся все прозрачнее, а рукоять даги темнеет, наливаясь пронзительно–багровым светом. – Обещай мне, Эткин!
– Верь! – Его ответ напоминал бесплотное эхо, переплетенное с шумом водопада и криком улетающих на юг птиц. – И если ты захочешь этого очень сильно, то…
Алатора со звоном упала на опустевшую каменную площадку, раскалившаяся настолько, что от ее прикосновения песок плавился, превращаясь в стекло. Эткин исчез, навечно оставшись в моем сердце и в моей памяти, поселившись рядом с воспоминаниями о других, не менее дорогих для меня созданиях, также ушедших во тьму, но наперекор всему – обретших бессмертие в песне и в любви.
Глотая злые слезы, я рывком вскочила и подхватила горячую дагу, чувствуя, как требовательно стучит и бурлит в ней напор живительной крови, вырываясь на свободу, а потом яростно врубилась в огромную глыбу известняка, скрывающую уснувших драконов…
Слоистые пластины крошились и откалывались кусками, падая мне под ноги. По поверхности гряды пошли трещины, перерастая в глубокие разломы. Мы услышали громкий треск… А вслед за тем из ближайшего к нам камня вдруг высунулась сухощавая лапа, бешено орудующая когтями и старающаяся расширить выход на волю… Известняк развалился, и из него выбрался первый дракон, а затем – второй и третий…
Воздух звенел от их гомона, смеха и шелеста крыльев. Они кричали все одновременно, отыскивая знакомых и детей, задавая вопросы и обмениваясь приветствиями. Они окружили моих абсолютно растерявшихся друзей, засыпая их обрывками рассказов и радостно тормоша. Их испачканные мелом шкуры отливали всеми оттенками серого, черного и коричневого. И их было много, очень много! Драконы, прекраснейшие творения нашего мира, возвращались на Землю, знаменуя приход дня нового – светлого и счастливого! А я, не обращая на них ни малейшего внимания, продолжала самозабвенно крушить податливую темницу, выпуская на волю еще десятки и десятки волшебных крылатых существ… Я исступленно рубила камень, напирая так, будто стремилась уничтожить саму смерть, творя гимн надежды и жизни, вполголоса приговаривая:
– Ради Эткина, ради наших детей, ради их безоблачного будущего! Ради нашего счастья – счастья для всех!
Еще не выпита до дна
Моих потерь ушедших мука,
Как нерв натянута струна,
Но я напрасно жажду звука.
Еще звенело эхом: «Ах!
Не покидай, останься рядом!»
Кровь закипала на губах,
Когда тебя держала взглядом.
Зачем ты свой урезал срок?
Сгорел без крика и без стона,
Отдал себя судьбе в залог —
Мужчина с обликом дракона?
Но кто–то тихо шепчет мне,
Уже не требуя ответа:
«Вам не дано пропасть в огне,
Ведь эта песня не допета».
Все крепче поручни моста,
Прах собирать совсем не сложно,
Когда душа твоя чиста,
Вернуть ушедшего – возможно.
Чтоб спеть о том, что он любил,
Навстречу ветру улыбался,
О том, как гибель победил,
О том, как смерти не боялся…
Надежды вновь замкнется круг,
Заря осветит поднебесье —
Из чьих–то душ, из чьих–то рук
Он возродится в новой песне.
Судьба утратит власть свою,
Разрушит вера – мрака сети,
Плечом к плечу встают в бою
Совместно с нами – наши дети.
Плоть обретя, воскреснут боги,
Сойдут живыми к нам с икон,
И к небу, в звездные дороги,
Взлетит неумерший дракон…
Алатора погасла и остыла, полностью отдав ожившим драконам напитавшую ее кровь и вновь становясь обычной холодной сталью. На смену бешеной вспышке энергии пришло усталое оцепенение, заставившее меня бессильно опустить руки да утереть мокрое от слез и пота лицо. Взметнувшиеся к небу клубы пыли постепенно оседали на землю, открывая моим глазам что–то поистине невероятное. Драконы замолчали, выстроившись ровными шеренгами у меня за спиной и готовясь бросить вызов любой опасности, любому злу. Но вот подул свежий ветерок, идущий откуда–то сверху, разом разогнавший грязь и уныние, а я увидела нечто прекрасное и непонятное, кажется сотканное из тысячи золотых нитей и мириад янтарных пластинок.
– Вот он, Храм Розы, – торжественно объявила Ларра, указующе простирая крыло. – Твои усилия и жизнь Эткина вернули его нам. Теперь уже – навсегда!
О да, легендарная сокровищница артефактов и впрямь поражала воображение своей красотой и великолепием. Она напомнила мне полураспустившийся бутон чайной розы, отлитый из стекла и золота. Чей изощренный ум проектировал эти ажурные арки и воздушные мостики, чьи искусные руки чеканили это высокое крыльцо и створки изящных ворот, распахнувшихся, словно половинки морской раковины?..
– Его двери открыты! – с некоторой долей подозрения обнаружила я. – Там…
– Иди же, – настойчиво подталкивала меня драконья царица. – Тебя там ждут! Но – лишь тебя одну!
И тогда я вложила оружие в ножны, а затем прикоснулась к перстню «Пожиратель пространства», активируя портал.
– Вам нужно вернуться домой, друзья, – ласково попрощалась я со всеми, одного за другим отправляя их в мерцающий проход межпространственного коридора, – ждите меня в Силе…
– На, – протянул мне свою любимую помаду Ланс, – мне она пригодилась – авось и тебе понадобиться!
– У тебя лицо в пыли. – Марвин протянул мне свой изрядно замурзанный, жутко скомканный носовой платок. – Вытрись!
Я хмыкнула, провела по лбу мятым комочком ткани и с благодарностями сунула оба подарка к себе в карман.
– Я позабочусь о малыше Люции, будто о родном, – трогательно пообещала Ларра, подсаживая к себе на спину Кса–Буна, нежно баюкающего моего притихшего сыночка. – Не беспокойся о нас, принцесса!
Наконец они ушли. Наверно, они унесли с собой очередную частицу моей души, делая меня пустой и легкой, словно излившее дождь облако. Отныне мне предстояло сражаться с судьбой в одиночку, надеясь только на свою смелость и свое отчаянное сумасшествие. Я ощущала себя полумертвой от горя потери, немного успокаиваясь сакральной фразой: «Все, что не убивает нас сразу, делает нас сильнее», – точно так же, как и после гибели Астора. Ведь тогда я тоже не имела права проявлять слабость. Все повторялось… Вот и сейчас мне нужно идти вперед, всегда вперед!
До моего слуха вдруг долетели три ритмичных колокольных удара, шедших из глубины Храма и настоятельно зазывающих меня внутрь.
«Ну что ж, – мысленно усмехнулась я, отметая последние сомнения и колебания, – похоже, неугомонная госпожа судьба желает разыграть очередной миракль [67]67
М и р а к л ь – религиозно–назидательное представление, повествующее о «чуде», совершаемом каким–либо святым.
[Закрыть], отводя мне в нем далеко не последнюю роль. Прочитать сценарий я не успела, а посему – держитесь, я обещаю: буду импровизировать на ходу…»
И, придерживая бряцающее оружие, я бестрепетно шагнула на крыльцо…
Глава 5Я проследовала через анфиладу просторных светлых комнат, соединенных между собой ажурными серебряными арками. Храм купался в лучах полуденного солнца, причудливо преломляющихся на его янтарных стенах и потоками жидкого пламени растекающихся по золотому полу. Мне казалось, будто я ступаю по плоти некоего мифического существа, пробуждающегося ото сна, размеренно вздыхающего после долгого забытья и неторопливо вспоминающего, как это приятно – дышать, видеть, осязать… Преданное забвению хранилище артефактов возвращалось к жизни.
Храм выглядел пустым и необитаемым. Ни единого звука не нарушало тишины его залов, ни одна нога, кроме моей, не топтала легкой кованой лестницы. Выполненный в форме устремленной к облакам башни, Храм спиралью извивался вокруг золотого стержня, нанизывая на него этаж за этажом, ярус за ярусом. Преодолев десяток ступеней, я попала в новое помещение и восхищенно расширила глаза, потому что эта комната оказалась до отказу забита самыми редчайшими артефактами, когда–либо существовавшими на земле. Затаив дыхание и усмиряя стук бешено колотящегося сердца, я беззвучно скользила между прозрачными витринами, благодаря знаниям Оружейницы безошибочно распознавая выставленные в них раритеты. Вот знаменитый скипетр древнеегипетского бога Собека – властителя вод. Резной жезл венчал огромный аквамарин, переливающийся всеми цветами радуги. Именно это сокровище похитил у фараона Рамзеса хитрый иудей Моисей, чтобы провести свой народ через пустыню, выйти к горе Синай и раздвинуть воды Красного моря. В соседнем стеклянном отсеке покоился выполненный в виде шлема венец Амона, коим некогда увенчали Александра Македонского, объявив его сыном бога. Шлем многократно усиливал экстрасенсорные способности любого человека, позволяя ему видеть прошлое и будущее. А рядом с ним стояли громовое копье скандинавского аса Одина, совершеннейший накопитель энергии, и обвитый змеями кадуцей [68]68
К а д у ц е й – жезл древнегреческого бога Гермеса, крылатого вестника.
[Закрыть]Гермеса – бездонный носитель информации. Черная жемчужина Кришны, призванная убить каждого человека, произносящего хоть слово лжи, и золотая эгида [69]69
Э г и д а – в древнегреческой мифологии щит Зевса и Афины, символ защиты и покровительства богов.
[Закрыть]Афины Паллады, способная отразить любой клинок. Огромный двуручный меч–кладенец, якобы принадлежавший какому–то крестьянскому сыну по имени Илья из деревни под городом Муромом. Походный бунчук Джебэ–нойона [70]70
Д ж е б э–н о й о н («нойон» – монгольское слово, обозначающее – тысячник) – реальное историческое лицо, соратник Чингисхана.
[Закрыть], согласно легенде сделанный из гривы единорога и приносящий победу в бою. Не уверена, насколько точно сия версия соответствовала правде, но вот по цвету и фактуре – волосы на бунчуке [71]71
Б у н ч у к – воинский штандарт.
[Закрыть]идеально подходили под масть одного моего весьма говорливого знакомца. А далее – всякое и всяческое прочее… Следующие полки заполняли еще более древние предметы, упоминания о которых дошли до нас в виде сказок и преданий: портативный излучатель лжевизуальной завесы – шапка–невидимка, самоходные ускорители движения – сапоги–скороходы, антигравитационная платформа – ковер–самолет, призывающая крыс дудочка, компас в виде клубка ниток. И еще многое и многое другое. Второй зал занимали артефакты и амулеты, созданные демиургами, родные братья и сестры моего перстня «Пожиратель пространства». Но меня интересовали отнюдь не эти удивительные сокровища, а проход, ведущий на Радужный уровень. Внезапно мой натренированный слух уловил легкий шорох. Я мгновенно повернулась на каблуках, выхватывая из–за пояса кинжал и занося его для удара…
Передо мной стоял молодой, худой до истощения мужчина, облаченный в белое жреческое одеяние. Ритуальный балахон болтался на его тощем теле настолько свободно, что мне сначала показалось, будто аскет–янтр [72]72
Я н т р ы – жрецы, впадавшие в транс под воздействием запаха сжигаемой травы янт, произрастающей в Рохоссе.
[Закрыть]совсем не имеет плоти, уничтоженной разрушительным действием одурманивающей травы. Удерживаемый серебряным обручем капюшон низко нависал надо лбом, отчего его узкое лицо постоянно оставалось в тени, не позволяя рассмотреть черты, и лишь огромные глаза с пьяно расширенными зрачками светились угольями, внушая мистический страх. Я вздрогнула и опустила оружие.
Жрец смиренно сложил ладони на груди и низко поклонился.
– Повелительница драконов, – его голос звучал торжественно и глухо–тягуче, – мы рады приветствовать тебя в нашей скромной обители. Прошу, следуй за мной, пророк Логрин ожидает в хрустальной зале.
– Какой еще пророк? Зачем я ему понадобилась? – Я засыпала янтра вопросами, но он, так и не выходя из своего сонного оцепенения, равнодушно повернулся ко мне спиной и, почти не отрывая ступней от пола, буквально заскользил в противоположную сторону. Сквозь зубы помянув гоблинов, я последовала за ним.
В углах комнаты были расставлены медные жаровни, на которых тлели семена травы янт. Струйки сизого дымка медленно поднимались вверх, сворачиваясь в причудливые спирали и источая едкий, настойчиво лезущий в нос запах. Не сдержавшись, я звонко чихнула…
– Люди действия не любят затуманивать свой мозг! – донесся до меня дребезжащий старческий смех. – Но мы вынуждены использовать вещества и препараты, способные усилить мощь мысли…
– Зачем? – удивилась я, усаживаясь на подсунутую мне подушку и с любопытством оглядываясь. – Кто вы, не желающие жить в реальности? Дано ли вам осознание тех границ, кои вы пытаетесь преодолеть?
– А кому дано знать, где заканчивается реальность и начинается вымысел? – парировал мой невидимый собеседник, скрытый за пеленой дыма. – Да и где она проходит, эта размытая грань бытия и небытия?
Пытаясь заглушить собственную, изрядно раздражающую меня робость, вызванную загадочной атмосферой, царящей в Храме, я лихорадочно замахала ладонями, разгоняя дымовую завесу, скрадывающую фигуру моего собеседника. Туман немного рассеялся, и я увидела…
Оно полулежало на низком и широком хрустальном троне, обложенное десятком подушек и укутанное шерстяным белым покрывалом. Его тяжелая голова опиралась на правую многосуставчатую длань, лишь отдаленно смахивающую на нормальную руку. Своими удлиненными, согнутыми под немыслимыми углами конечностями это существо напомнило мне старого, сморщенного кузнечика, что–то вещающего пронзительным, скрипучим голосом. Я невольно улыбнулась, надеясь, что хозяин Храма не догадается о моих потаенных, но излишне нелестных сравнениях. Но кузнечик тоненько хихикнул, шевеля заменяющими ему губы жвалами:
– Ты права, принцесса. По линии эволюционного развития мой народ стоял гораздо ближе к насекомым, чем к людям. Некогда мы напрямую влияли на судьбы этой планеты, управляя действиями царей и жрецов, но ныне в живых остался лишь я, сумев пережить и закат великого Вавилона, и гибель Атлантиды, и упадок Римской империи. И даже – страшную ядерную зиму…
– Ты служишь демиургам? – несмело предположила я.
Существо засмеялось еще отвратительнее:
– Нет, моя милая девочка. Меня называют верховным пророком Логрином, и я не служу никому, ну разве что великой Истине – главной в этом мире.
– Так ты жрец Логруса! – догадалась я.
Логрин протестующе кашлянул:
– Пустота – лишь часть Истины. Я – уста и глаза Пустоты, оценивающие объективные шансы будущего и фатальные последствия прошлого…
– Уста? – Я оторопело воззрилась на жвала Логрина. – Глаза? – Белый капюшон его одежды спускался почти до подбородка…
Пророк повелительно взмахнул рукой. Два молодых жреца поспешили откинуть капюшон с его лица, но глаза Логрина по–прежнему оставались закрытыми, потому что он оказался не в силах самостоятельно поднять два серых лоскута кожи, свисающие, будто надежные заслоны, и неподвижно покоящиеся у него на щеках.
– Поднимите мне веки! – приказал пророк.
Жрецы подчинились ему беспрекословно.
Два луча испепеляющего пламени вырвались из глазниц пророка, вонзаясь в мои глаза и почти прожигая их насквозь. Мне показалось, будто две остро отточенные спицы проникли в мой разум, взламывая, изучая, исследуя, бесцеремонно пробиваясь в мои самые интимные думы и желания. Я застонала от нестерпимой боли и прикрылась ладошкой.
– Хорошо, – каркнул Логрин, подавая знак помощникам вновь опустить ему веки, – очень хорошо. Помыслы твои чисты и бескорыстны, а сердце исполнено отваги и любви. Но ты еще не приняла света Истины, а потому рассуждаешь эгоистично и посредственно…
– В чем же состоит настоящая Истина? – вопрошающе воскликнула я, жадно подаваясь вперед и приготовившись внимать откровению мудреца.
Но Логрин лишь осуждающе качнул головой:
– Истина открывается лишь нелицемерным и самоотверженным. Нужно научиться быть самим собой, а не кем–то другим, хотя зачастую нам кажется, что жить под маской другого намного проще. Но это не так. Миражи обманчивы, а посему – учись превозмогать их власть. Учись творить добро не ради личной выгоды, а ради самого добра. Не бойся быть милосердной, ибо жалость – это не слабость, а сила. Живи помыслами другого человека – и добро вернется к тебе сторицей. Невозможно пройти свой путь чужими ногами, нельзя купить свою удачу чужой кровью – помни это, принцесса. Если хочешь приручить свое пугливое счастье, то согрей его теплом своего сердца, приласкай открытостью своей души, привлеки нежностью своего голоса. И тогда оно останется с тобой навсегда!
Я пристыженно прикусила губу и покраснела:
– Да, видно, недаром говорят: «На чужом горбу на Радужный уровень не въедешь!»
– А ведь туда тебе и надобно попасть? – скрипуче хмыкнул Логрин.
– Ага! – Я беспомощно хлопнула ресницами – совсем точь–в–точь как это частенько проделывал Ланс, старательно притворяясь наивным глупышкой. – Туда!
Пророк смеялся долго, так сильно сотрясаясь всем телом, что я уже начала не на шутку опасаться – а ну как этот хрупкий остов, насчитывающий не одну тысячу лет, развалится, унеся с собой светоч негасимой мудрости, обитающий в столь ненадежной оболочке. Но, к счастью, ничего подобного не случилось.
– Притворщица, – наконец соизволил успокоиться Логрин. – Меня на такие женские штучки не подловишь, но я помогу тебе не столько по велению сердца, сколько по зову Истины. Прими мой дар. – Он распахнул шерстяной балахон, на миг обнажив что–то совершенно немыслимое, похожее на хитиновый панцирь рака, и снял со своей шеи две тонкие цепочки с подвешенными к ним крохотными флакончиками. – Вот сюда, – жрец подал мне первый сосуд – хрустальный, оплетенный серебряной проволокой, – ты наберешь мертвую воду. А сюда, – второй флакон оказался отделан золотом, – живую. Да смотри не перепутай.
– Вам уже доводилось напутствовать желающих попасть в Обитель богов? – спросила я, пряча подарок у себя на груди. – Не так ли?
Жвала Логрина гневно заскрежетали:
– Нет. Но много лет назад среди нас нашелся гнусный предатель – отступник, посмевший выкрасть запасной комплект флаконов и обманом проникнувший на Радужный уровень. Я слышал – судьба покарала его по заслугам…
– А вода? – дрожащим голосом перебила я. – Он ее добыл?
– Мертвую – да, – спокойно подтвердил пророк. – Посреди Полей мертвых находится неугасающий вулкан, носящий имя Купель посмертных слез. Он полыхает огнем и жаром, а в его недрах плещется густая черная жижа, состоящая из пепла сожженных трупов. Набери эту мертвую воду в защищенный серебром флакон, хотя я не представляю, как ты сможешь до нее добраться.
– А живая? – продолжала я допытываться. – Где искать ее?
Логрин виновато дернул своими длинными руками, бестолково комкая край покрывала:
– Этого не знаю даже я!
И тщетно я задавала все новые и новые вопросы, пытаясь разобраться в ожидающих меня испытаниях: жрец лишь бессильно шуршал пальцами да многословно извинялся за неосведомленность.
– Умойся живой водой – и проклятие, наложенное на тебя Ринецеей, спадет. А еще, возможно, эта вода оживит твоего погибшего возлюбленного…
– Возможно? – растерянно переспросила я. – Но я так надеялась…
– Ты так и не постигла истинной сути любви! – В холодном голосе Логрина не прозвучало и намека на сочувствие. – А как можно реанимировать то, настоящего смысла чего ты не понимаешь?
Я зарычала от злости и дерзко вскинула подбородок.
– Вам не дано ощутить всю боль моей потери, – кричала я, почти захлебываясь от переполняющего меня возмущения. – Вы никогда не лишались любимого и неспособны осознать, каково это – выживать без него!
– Эгоистка! – презрительно скрипел пророк. – Ты думаешь только о себе… Иди! – Он ткнул пальцем в сторону выхода из комнаты. – И моли великую Истину просветлить твое черствое сердце!
Разъяренно ругаясь, я вихрем взметнулась с подушки, отлетевшей прямо в лицо зловеще хохочущего Логрина, и выскочила вон…
Я не стала утруждать себя подсчетом количества этажей и ступеней, ведущих наверх – к крыше Храма Розы. До сих пор пребывая под впечатлением нанесенной мне обиды, я просто бездумно мчалась по спирально изогнутой лестнице, бормоча неловкие оправдания и мысленно все еще пытаясь убедить несговорчивого пророка в своей правоте. Хотя мне следовало признаться откровенно – отныне в моей бунтующей душе поселился крохотный зародыш сомнения, коему суждено было вырасти впоследствии до громадного размера и полностью перевернуть все мои прежние представления о природе и сущности любви. Но пока это оставалось делом будущего…
Лестница закончилась неожиданно. Потная и разгоряченная от бега, я выскочила на плоскую крышу, представлявшую собой небольшую квадратную площадку, в центре которой высился толстый золотой стержень, оканчивающийся горизонтально закрепленным диском.
«Активная зона телепорта, – услужливо подсказала память Оружейницы. – Ее можно задействовать простым поворотом вложенной в приемное отверстие Радужной иглы, являющейся ключом от пространственного коридора…» И, не задерживаясь ни на мгновение, я одним вызывающим в своей решительности движением запрыгнула на диск. Уверенно выпрямилась, вглядываясь в даль…
Я еще успела рассмотреть извилистую линию горизонта, покрытую девственным лесом, прелестное маленькое озеро, все иссеченное белыми бурунчиками волн, но тут мое созерцательное настроение нарушило басовитое гудение, шедшее от телепорта. Воздух вокруг меня подернулся разноцветной рябью, задрожал и исказился. Линия леса поплыла вбок, все убыстряя ход, а затем встала на дыбы и разломилась на сотню синхронно вращающихся частиц. Озеро взорвалось мириадами острых брызг, вонзившихся в мое тело. Я ощутила космический холод – ненасытный и беспощадный, способный пожрать плоть и выпить рассудок – и пронзительно закричала от ужаса. Я видела, как мимо меня проносятся хвостатые кометы и смертоносные астероиды, как рождаются и стремительно стареют планеты, превращаясь в огненные квазары, я ощущала яростные порывы солнечного ветра [73]73
С о л н е ч н ы й в е т е р – поток ионизированных частиц, истекающих с поверхности звезды в космическое пространство.
[Закрыть]. Я поняла, что лечу, а потом куда–то падаю. И мое вынужденное падение длилось целую вечность…
Чтобы на равных бороться с судьбой, нужно обладать двумя не зависящими друг от друга качествами: иметь безграничное рвение к победе и молча терпеть прямое или косвенное вмешательство судьбы. А если не хочешь смириться – просто не суйся. Нет, конечно, можно и сунуться бесшабашно, но тогда будь готов самостоятельно отвечать за последствия своих поступков, ибо никакие отмазки здесь уже не помогут. Назвался героем – полезай в пекло, да помни: герои от страха не плачут и маму не зовут. Но зато им дается редкостный шанс умереть красиво и патетично – а это, согласитесь, уже немало!
Если ты упустил свой шанс, то никогда не думай, будто он – последний. Будут и другие шансы, которые ты упустишь столь же благополучно. Но в любом случае если ты желаешь, чтобы в твоей жизни произошли какие–то перемены, то обязательно бери власть над обстоятельствами в свои руки. Начни преобразования с себя, ибо нельзя изменить жизнь, не изменившись самому. И если до этого момента я свято соблюдала принципы, диктующие мне методику последовательного разрешения возникающих проблем, то сейчас ход судьбы сбился настолько, что я отбросила прочь все прежние правила и решила взять судьбу за рога. Что же касается принципов… Ну их тоже нужно иногда нарушать. А иначе какое от них удовольствие?
Придя в себя, я осознала, что лежу на чем–то неприятно твердом и холодном, уткнувшись носом в пучок квелых растений. Осторожно приоткрыла правый глаз, опасаясь обнаружить какой–нибудь подвох, но, слава Пресветлым богам, это оказался всего лишь кустик блеклых бутонов асфоделя [74]74
А с ф о д е л ь – мертвый цветок, согласно греческой мифологии произрастающий в загробном царстве.
[Закрыть], неловко примятый моим подбородком. Прислушавшись к своим ощущениям, я пришла к однозначному выводу: я грохнулась с приличной высоты, отключилась от удара о землю и провалялась в таком положении гоблин знает сколько времени. Но мне очень хотелось верить в то, что сейчас я все–таки нахожусь именно там, куда и стремилась попасть: на Радужном уровне.
