Текст книги "Хроники Рыжей (Трилогия)"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 61 (всего у книги 83 страниц)
– И более ничего? – ужаснулась я.
Торвен покривился:
– А чего нас кормить–то? Новых рабов наловить, поди, куда проще!
Я сжала кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони и в сотый раз клянясь собственноручно изничтожить проклятую демоницу.
– А он–то – так и вообще сразу раненым сюда попал, – продолжал неторопливо повествовать орк. – Глубокая рана – видно, что серьезным оружием нанесена. Он поначалу с нами разговаривал, пока еще не совсем расхворался, – поведал, будто битву проиграл, и за это его хозяин продал, больного и ослабевшего. Потом снова перепродали, а затем его горгульи с палубы галеры унесли и сюда сбросили, как и всех нас. Удивлялись мы – и как это настолько здоровенный воин поединок не выиграл, а он в ответ улыбался равнодушно да утверждал – дескать, на все воля королевы Смерти. И перстень, мол, тот – не простой… А что за перстень, мы так толком и не разобрали…
Я споткнулась на ходу, ощущая капельки холодного пота, скатывающиеся у меня по позвоночнику. Перстень «Пожиратель пространства» налился холодом, сильно сдавив мне палец. Все факты сразу выстроились в единую связную цепочку, образовав целостную картину произошедших событий: переданный мне призраками артефакт, бой Огвура и канагерийца, предсмертная просьба Маллера… Похоже, я получила уникальный шанс восстановить попранную справедливость!
– Вот, – указал Арланмир, наклоняясь к неподвижно лежащему на нарах человеку и приподнимая укрывающий его грязный холщовый лоскут. – Лихорадка у него поднялась – боюсь, до завтра он уже не доживет…
Я опустилась на корточки и нежно провела ладонью по исхудавшим скулам темнокожего воина, туго обтянутым удивительно упругой, шелковистой на ощупь кожей. Пальцем проследила полоски ритуальных татуировок на его высоком умном лбу, читая по ним, словно по открытой книге. Не просто воин, но также и шаман, умеющий разговаривать с духами и посвященный в высшие тайны своего народа. Я переместила руку на плечо воина, исследуя продолжение его жизненной истории, написанной прямо на коже. Вождь и сын вождя, однажды отданный сестре богини Аолы и принесший обет служить ей вечно. Он безропотно принимал все перипетии своей нелегкой судьбы, ни на шаг не отступая от участи служения чести. Он стал моим братом по духу и помыслам, пострадавшим ради моего благополучия. И теперь настал мой черед отплатить добром за добро…
Я откинула нищенское покрывало, закрывающее того, кого по воле Пресветлых богов назвали Кса–Буном – «Черным ураганом пустыни», восторгаясь его физической красотой, безупречным телосложением и невероятным ростом. На правой ноге канагерийца, ниже колена, зиял открытый перелом, не затянувшийся и совсем не заросший, скаля белые обломки выглядывающей из раны кости. Сама же рана воспалилась и чудовищно распухла, да к тому же кишмя кишела безобразными желтыми червями.
– Его не спасти, – категорично качнул головой Торвен, – уж если могильные черви начали пожирать еще не мертвую плоть… Но мы можем облегчить его страдания, перерезав горло… – Рука орка потянулась к ножу.
– Нет, – с рыданием в голосе закричала я. – Я не позволю!
Дрожащими пальцами я бережно очистила рану от паразитов, протерла обрывком своей рубашки и с помощью мужчин вправила сломанную кость на место. Кса–Бун так и оставался в беспамятстве, иногда издавая негромкие страдальческие стоны.
– Рану нужно промыть, – убежденно заявила я.
– Нечем, – с сожалением вздохнул тролль. – Вода закончилась еще вчера.
Я обвела отчаянным взором донельзя запущенный барак, надеясь отыскать хоть что–нибудь, отдаленно напоминающее жидкость. Но поиски оказались напрасными – мой взор везде наталкивался только на измученные лица несчастных каторжан, с неподдельным сочувствием следивших за нашими манипуляциями. И тогда я вытащила из–за пояса небольшой метательный нож, полоснула им себя по ладони и промыла рану Кса– Буна ручейком своей собственной крови, вытекающей из свежего пореза, устанавливая кровное родство между нами. А затем приложила к ней обнаженное лезвие Морозной иглы. Плоть канагерийца зашипела и побелела, покрываясь серебристым налетом инея. Я убрала дагу и провела ладонью по плотному холмику странного снега, покрывшего ногу моего новоприобретенного побратима. И нужно было слышать, какими победными криками узревших чудо каторжан огласился весь барак, потому что под слоем снега, растаявшего от тепла моей руки, обнаружилась ровная нитка белесого шрама, ничуть не напоминающего смертельной раны: она была заживлена дружеским участием и магией волшебной даги.
Воин открыл глаза, восхитившие меня синеватыми белками, к тому же оказавшиеся невероятно огромными, застенчивыми и по–детски наивными. Его толстые, но безупречно красивые губы расплылись в счастливой улыбке.
– Хозяйка, – шептал он. – Боги не обманули. Они велели ждать и терпеть… И вот – ты пришла!
А я тихонько заплакала, уткнувшись лицом в его теплое, надежное плечо.
– Госпожа принцесса… – Орк благоговейно тронул меня за рукав. – Мы все готовы служить вам. Прикажите – и мы исполним беспрекословно…
Я подняла на него заплаканные глаза, а потом достала из–за пазухи огарок белой свечки, кремень и кресало. Огонек заплясал на фитиле, готовясь помогать и исцелять.
– Скажи своим людям – пусть они подходят ко мне по одному, – попросила я пирата, и добавила уверенно: – Построй их в очередь. Лекарства хватит на всех!
Свечка сгорела полностью, но я об этом не жалела. Я немного устала, в горле першило и саднило, распухший язык еле помещался во рту, потому что я молилась за каждого из них – за аристократичных эльфов и простых рыбаков, коренастых троллей и могучих орков, ликерийских пиратов и нарронских охотников… А теперь на барачных нарах сидели триста пятьдесят абсолютно здоровых мужчин, взирающих на меня с немым обожанием и готовностью выполнить малейшее мое пожелание. Их язвы зажили, а раны затянулись. Волосы и зубы отросли, бицепсы взбугрились прежней силой, а глаза наполнились неуемной жаждой жизни. Я извлекла из–за пазухи платок Единорога, моля его о милости, и, словно услышав мою горячую просьбу, крохотный платочек развернулся в целую скатерть, заставленную блюдами с жареным мясом, караваями хлеба и кувшинами с пивом. Самая подходящая пища для нескольких сотен изрядно оголодавших пленников. И, уже полностью уверовав в улыбнувшуюся мне удачу, я шагнула в Портал оружия, мысленно посмеиваясь: скопившиеся в нем клинки, секиры и арбалеты слишком долго пылились без настоящего дела. Пришло время дать им новых хозяев!
– Боги, вот это клинок! Стоит уйму золота! – Торвен, впечатляюще поигрывающий рельефными квадратиками налитого гибкостью пресса, ухнул, примеряясь к тяжеленному двуручному мечу. – И с одного удара горгулье хребет перешибет!
– Ну да, еще бы, с твоей–то силищей! – беззлобно поддел его тролль, заплетающий в косу свои длинные черные, будто вороново крыло, волосы.
Орк насмешливо оскалил крепкие зубы:
– Госпожа принцесса не зря вернула нам молодость и здоровье! Настал наш черед поучить демонов уму–разуму!
– Ах ты, задира! – рассудительно улыбнулся Арланмир, куда более уравновешенный по характеру и, безусловно, привыкший сначала думать, а уж потом – драться. – Но если Ульрика решит объявить войну Ринецее, то я первый встану под ее знамена…
– И я! – К нам решительно подскочил молодой, вооруженный прекрасным луком эльф, так и искрящийся избытком бурлящей в жилах энергии.
– И я! – Этот воин, желающий попасть в ряды моей армии, отличался умными, проницательными глазами, выдающими в нем образованного человека.
– Хозяйка… – подошел ко мне Кса–Бун, торжественно несущий на вытянутых руках какой–то гигантский топор, изукрашенный причудливыми надписями на непонятном даже мне языке. – Сбылось древнее пророчество моего народа! Много лет назад, когда я был еще мальчишкой, верховный шаман нашего племени Сенуру рассказывал о волшебном топоре, хранящемся в Обители богов и якобы созданном самим принцем демонов. По легенде, воинство демонов падет, когда знаменитое оружие достанется избранному бойцу темнокожего народа. И вот сегодня ты отдала мне оружие из сказки – топор «Третья рука демона Амбопу»…
Я печально вздохнула, сразу же догадавшись, о каком демоне идет речь…
– Если вы пойдете за мной, – я говорила тихо, но меня услышали все, – то я согласна выступить против армии Ринецеи. Почему–то мне кажется, что наш путь лежит обратно на побережье.
– И мы сможем одолеть полчища демонов? – с недоверием в голосе вопросил все тот же мальчишка–эльф. – Но как? Ведь их – тысячи, а нас всего лишь сотни…
– Не знаю, – призналась я. – Но верю – это нам по силам!
– Да здравствует принцесса! – Согласный клич моих соратников нарушил мертвую тишину этих проклятых мест. – Да здравствует свобода!
– Мы победим! – негромко повторила я, стараясь сердцем поверить в то, во что упорно отказывался уверовать мой разум. Но разве не благоволит удача к отважным? Разве города берут не смелостью? Разве не должно добро в итоге победить зло? И в тот момент мне почему–то казалось, что я не вру ни себе, ни готовым следовать за мной людям.
Ну или почти не вру…
Глава 7– Ой, ножки мои, ножки… – жалобно канючил Ланс, спотыкаясь на каждом шагу и всем своим видом выказывая готовность немедленно принять мученическую смерть из–за одного сломанного каблука и двух мозолей.
– Не идут они по дорожке! – с мнимым состраданием поддержал полукровку Генрих, всегда испытывавший к прекрасному полуэльфу некое двойственное чувство смешанной с отвращением симпатии. С одной стороны, Лансанариэль отнюдь не трус и уже не раз являл истинные чудеса отваги и самоотверженности, а с другой – жуткий нытик и выпендрежник. И как только подобных недотеп земля носит? Хотя, если разобраться, Ульрике он предан всей душой, почище иного сторожевого пса. А посему, как ни крути, выходит, что Генриху на Ланса дуться не резон… Короче, Ланс – это Ланс, а значит, его придется и сейчас, и впредь принимать именно таким, каков он есть на самом деле! Окончательно запутавшись в собственных необъективных выводах, барон в сердцах сплюнул на каменистую тропку, по которой в настоящий момент друзья с натужным сопением карабкались на вершину очередного холма, как назло попав на сапог пресловутого недотепы–полуэльфа. Причем на тот самый злополучный – со сломанным каблуком…
– А–а–а, – вреднюче взвыл Лансанариэль, при этом не забыв отвести со скулы прядь волос и кокетливо заправить ее за ухо. Обретшая новый акцент прическа красавца тут же привлекла к себе внимание всех, подчеркивая безупречно правильный овал лица ее обладателя. – Я так и знал, ты меня ненавидишь! – капризничал уставший полукровка, будто ребенок.
– Да что ты, Аола с тобой! – поспешил утешить его сильф. – Ничего против тебя не имею, но вот твои ноги… – Он хотел добавить: «…изнежены шибко», но не решился, опасаясь вызвать еще большие попреки со стороны Ланса.
– А чем тебе опять мои ноги не угодили? – с подозрением прицепился полуэльф. – Между прочим, они куда красивее и стройнее твоих. Да если хочешь знать, за этими самыми ногами половина твоего демонического гарнизона бегала…
– И как? – заинтересовался де Грей.
– Догнали, противные! – хвастливо потупился Лансанариэль, позволив волосам эффектно упасть на глаза и скрыть его девически–стыдливый румянец.
– Чего? – пронзительно взвыл ревнивый орк, уязвленный в самое сердце. – Догнали? Да я Азуру за это знаешь что оторву…
– Догнали и свидание назначили, – торопливо пояснил красавец. – А я не пришел…
– Продинамил, значит, демонов! – гнусаво хохотнул Марвин. – Ну и плутишка же ты, голубчик! А мужики–то так надеялись, так надеялись…
– Ой, скажешь тоже, – высокомерно отмахнулся ладошкой ветреный объект всеобщего поклонения, – да я таких грубых мужиков вообще терпеть не могу!
– Ага, – радостно подхватил Генрих, еле сдерживая рвущийся наружу смех, – вот прямо как увижу симпатичного – так сразу терпеть и не могу…
Ржали все, включая Огвура, обычно весьма болезненно воспринимающего любые пикантные выпады в адрес своего сердечного дружка. Ржали взахлеб, до слез и икоты, как попало рассевшись на разбросанных по тропе валунах, а вернее, перегораживающих ее целиком и делающих совершенно непроходимой. Наверно, со стороны это выглядело по–дурацки. Четверо мужчин, донельзя умотавшихся, однако не спасовавших перед завалами да рытвинами, сидят дружным кружочком и знай себе хохочут, вытирая выступившие на глазах слезы, рисующие светлые дорожки на темных от пыли щеках.
– Все, я больше не могу! – сдавленно хрюкнул Огвур. – И чего вдруг на нас веселье напало?
– Скажи спасибо, что веселье, а не кто–нибудь поопаснее! – резонно буркнул Генрих.
– Стресс! – заумно прокомментировал некромант, трескуче сморкаясь в огромный носовой платок. – У нас абсолютно нормальная реакция на стрессовую ситуацию. Произошла нервная разрядка, снявшая излишки напряжения.
– Напряжение прошло, а усталость – осталась, – пожаловался полукровка. – Да и вечереет уже, пора бы нам о ночлеге подумать…
Видимо, в умственном отношении Ланс оказался не совсем уж безнадежен, потому что высказанное им предложение являлось на редкость здравым и своевременным. В самом деле, небо, и днем–то не радовавшее особо яркими красками, начинало заметно темнеть, в придачу затягиваясь рыхлыми дождевыми тучами. В воздухе запахло сыростью. Марвин настороженно оглянулся, чувствуя приближение чего–то непонятного, но безусловно опасного.
Распрощавшись с Саймонариэлем, путешественники целый день двигались в указанном им направлении, пока даже не предполагая, где им следует искать загадочную Анриэль Алатору, открывающую проход на Радужный уровень.
– Брехня, выдумки, ничего здесь нет! – возбужденно жестикулируя, втолковывал друзьям орк, до сих пор так и не простивший Саймону учиненного над Ульрикой судилища. – Ваш магистр просто из ума от старости выжил! Ему уже, наверно, не первая тыща лет стукнула – задержался он на этом свете, помирать пора!
– Саймон жил, Саймон жив, Саймон будет жить! – наставительно провозгласил Марвин, горделиво задирая подбородок и попутно стараясь незаметно зашмыгнуть сопли обратно в нос. – И учти, вояка неотесанный: маги никогда не ошибаются! Не веришь? – И некромант многозначительно щелкнул пальцами, создавая небольшой огненный шарик.
Тысячник сердито нахмурил брови, но дерзить поостерегся, вовремя вспомнив любимую песенку своего детства, известную всем мальчишкам его племени. Дай боги памяти, но вроде бы там говорилось о магах и их практических ошибках. Ну или об учениках магов, но какая, к гоблинам, разница? А Огвуру ой как не хотелось стать «розовою козой, с синею полосой». И даже не козой – а козлом, потому что все, кто осмеливается пререкаться с пребывающими в дурном расположении духа магами, уже изначально рождаются безмозглыми козлами! А уж спорить с расстроенным магом, у которого еще и гайморит до кучи обострился, – это вообще первейший и надежнейший способ стать героем, но только посмертно!
Между тем тучи, ранее клубившиеся где–то у отдаленной, плохо видимой линии горизонта, подползли совсем близко, все уплотняясь и чернея.
– Мама, – тоненько пискнул Ланс, – сейчас, похоже, гроза начнется. А я вовсе не желаю намочить волосы! Марвин, срочно ищи какое–нибудь укрытие…
Ага, легко сказать «ищи»! Некромант закрутил головой, безнадежно прищуривая свой драконий глаз, позволяющий отчетливо видеть в темноте. Но окружающий пейзаж не радовал. Длинная вереница выстроившихся в ряд холмов тянулась справа налево, поражая нарочитой правильностью и симметричностью. Безупречно конические, ровные, густо усыпанные каменной крошкой и окаймленные крупными валунами, холмы напоминали шеренгу безгласных часовых, охраняющих покой каких–то древних и темных сил, дремлющих под их защитой. Но кроме холмов, между коими и петляла тоненькая тропка, тут не было ничего.
– Безнадежное занятие, – разочарованно признал некромант. – Точно тебе говорю – придется нам помокнуть, потому что укрыться здесь негде!
– Точно? – обреченно переспросил Ланс, обеими руками сгребая в хвост свою роскошную серебристую шевелюру, которой вскорости предстояло превратиться в мокрые, уныло обвисшие сосульки.
– Точно! – убежденно повторил Марвин. – Прости, друг, но маги не ошибаются!
– Гоблины драные! – обиженно ругнулся полукровка. – За что нам такое невезение? – Но последняя реплика прозвучала скорее риторически, чем вопросительно.
Он поднялся с валуна, сделал несколько шагов вверх по склону холма и… неожиданно провалился в проход, разверзшийся прямо у него под ногами.
– Ланс, ты жив? – испуганно позвал Генрих, склоняясь над темной дырой подземного прохода.
– Да, – восторженно откликнулся полукровка, – спускайтесь скорее сюда, тут так здорово…
– Это что, укрытие? – Барон повернулся к Марвину, ожидая пояснения.
– Понимаешь, – сконфуженно промямлил некромант, – я ошибся. Не холмы это вовсе, а курганы с захороненными внутри них мертвецами.
– Мертвецы? – брезгливо скривился барон. – Не люблю мертвецов!
– Ты просто не умеешь их готовить, в отличие от нашего погонщика трупов! – преувеличенно бурно рассмеялся орк и добавил злопамятно: – Ведь маги никогда не ошибаются…
– Ну ошибся я, ошибся, с кем не случается! – взбешенно засипел Марвин, доведенный почти до белого каления язвительными подколками орка. – А судя по размерам курганов, в них захоронены очень важные люди. И в других условиях я бы не советовал нам соваться внутрь, но…
Тут в небе предупреждающе громыхнуло, и на землю обрушилась плотная стена проливного дождя.
– …но у нас просто нет выбора! – закончил за него орк, ловко ныряя в темную дыру лаза.
– Да! – вынужденно признал Марвин. – Да, демоны меня побери!
– А вот про демонов – это ты зря упомянул, – буркнул Генрих, весьма скептично настроенный относительно ночевки внутри кургана. – Ой, чую я, зря… – Он помог некроманту спуститься в подземный ход и забрался в него сам, преисполненный самых плохих предчувствий.
Мы двигались обратно к побережью. Нужно признать, Дикие земли оказались вовсе не таким уж безлюдным местом, каким показались мне ранее. Арланмир проявил себя прекрасным следопытом и посредником, сумев навести нас на скрывающиеся в холмах тролльи стойбища. Мы приобрели немало союзников, сразу же влившихся в ряды моей армии, насчитывающей теперь уже больше тысячи бойцов. Да и сами тролли выказали себя далеко не столь тупым и отсталым народом, как это описывалось в ученых трактатах. Разобщенные на десятки постоянно враждующих между собой племен, отличающихся оттенком кожи, цветом волос, обычаями и ритуальными татуировками, они с превеликой радостью заключили временное перемирие, ополчившись против общего врага – проклятой демоницы. С появлением троллей наша жизнь значительно упростилась, приобретя элементы пусть примитивного, но комфорта. Нам подарили легкие раскладные шатры, устранившие необходимость ночевать под открытым небом, и даже привели лохматых, низкорослых, чрезвычайно выносливых северных лошадок. И теперь, покачиваясь на спине флегматичного каурого жеребчика, я обрела возможность утруждать свои мозги различными околофилософскими размышлениями, уж коли необходимость утруждать ноги почти отпала. О нет, я отнюдь не намеревалась строить из себя великую воительницу – смирный конек пришелся мне очень кстати, ибо беременность близилась к концу, превратив меня в довольно неуклюжее, толстое существо, постоянно мечтающее о еде и сне. Роды должны были произойти совсем скоро.
Следует упомянуть, что в отличие от спасенных мною каторжан свежие воины, вступающие в наш отряд на всем пути следования к морскому берегу, посматривали на меня искоса, с молчаливым недоумением, искренне не понимая, что понадобилось одной пребывающей на сносях женщине в команде суровых, до зубов вооруженных мужчин. За командира у нас номинально числился мудрый Арланмир, предусмотрительно окруживший меня группой избранных телохранителей, возглавляемых силачом Кса–Буном и орком Торвеном, ставших моими близкими друзьями. К счастью, с детства привыкшая жить среди мужчин, я давно усвоила многие особенности их своеобразного, достаточно эгоцентричного менталитета, находя сильную половину человечества достаточно приятной и интересной в общении. И уж если говорить предельно честно, я всегда считала, что мужчины – это лучший подарок, данный природой нам, женщинам!
Вступившая в свои права весна совершенно преобразила Дикие земли, придав им некое грубоватое и скромное, но весьма притягательное очарование. Свинцовая серость небес понемногу сменялась прозрачной, умытой дождями голубизной, приятно перекликающейся с проклюнувшимися среди мха синими цветочками. Могучий канагериец, без устали пешком вышагивающий по этому разноцветному великолепию и ведущий под уздцы моего жеребчика, обернулся, одаривая меня заботливым взглядом черных глаз:
– У хозяйки все хорошо?
– Просто замечательно! – с признательностью улыбнулась я. – Вот только боязно мне немного…
– Ни за что не поверю, будто ты способна бояться предстоящей битвы! – пафосно заявил Торвен, лихо гарцуя на своем вороном коне и бросая мне в руки букетик цветов. Я с благодарностью поднесла их к лицу, вдыхая чуть горьковатый аромат, несущий запах весеннего обновления и не скованной никакими ограничениями свободы.
– Спасибо, Торвен! Эти цветы – прекрасны!
Орк смущенно улыбнулся, забавно краснея так ярко, как умудряются краснеть только рыжеволосые.
– На здоровье! Знаешь, они очень похожи на тебя – в них нет тепличной изнеженности и показного кокетства. Они красивы не так, как знаменитые рохосские розы или желтые эйсенские тюльпаны. Нет, они хороши чем–то особенным и понятным – дорогим сердцу любого ценящего доброту и открытость мужчины…
Кажется, теперь покраснела я.
– Ишь как они за тобой приударяют, – добродушно рассмеялся подъехавший к нам Арланмир, подмигивая мне с видом все замечающего и понимающего старшего брата. – Забыли, видно, что ничего им не светит, ведь ты – королевская дочь!
– Ну и что? – ухарски хохотнул орк. – Ульрика стоит нашего внимания и уважения! Я в первый раз встретил столь неспесивую принцессу, не брезгующую есть из одного котла с простым пиратом…
– И много у тебя принцесс было? – иронично усмехнулся тролль.
– Ну… – смутился Торвен, – это разговор не для женских ушей…
– Ох уж эти мужчины! – поддразнила их я. – Умом своих партнеров любят только кошки и женщины. Иначе почему бы коты так громко орали, а мужчины так много врали?
Мои спутники восхищенно захохотали.
– Что произойдет с женщиной, которая вдруг начнет понимать мужчин? – дурашливо прищуриваясь, спросил Торвен.
– Ничего хорошего, – парировала я с такой же шутливой интонацией. – Она просто умрет со смеху!
Арланмир рассмеялся еще громче:
– Правду говорил мой покойный отец, любивший изрекать: «Упаси Пресветлые боги нас от того мгновения, когда бабы поумнеют. Ведь после этого они попросту перестанут с нами связываться!»
Орк и тролль продолжали веселиться напропалую. Воспользовавшись благоприятным моментом, Кса–Бун тихонько тронул мое колено, привлекая внимание к своим словам.
– Не бойся, госпожа, – торопливо шепнул он, косясь на игриво пихающих друг друга в бок Торвена и Арланмира, – я никогда тебя не оставлю. Каждая женщина боится родов, но мне ведомы секретные приемы наших лекарей, умеющих снять боль и извлечь младенца из чрева матери целым и невредимым. Я тебе помогу…
Я ошарашенно вытаращилась на своего чернокожего телохранителя. Невероятно! В наших краях лишь немногие самые искусные маги и лекари осмеливаются вмешиваться в естественный процесс деторождения, часто заканчивающийся смертью матери или ребенка. Я растерялась, не находя, что следует ответить канагерийцу. Воистину мужчины скрывают множество секретов, не переставая удивлять нас, женщин!
– Ульрика! – Требовательный призыв тролля вывел меня из задумчивого состояния. – Рассуди нас по справедливости! Ведь всем известно, что творцы создали сначала мужчину и только потом – женщину. Поэтому мы умнее, сильнее и находчивее вас, баб! А вот Кса–Бун выступает за матриархат…
– И не зря выступает, – ехидно ухмыльнулась я, желая немного позлить моих отважных спутников. Правильно, мужчинам легче – им–то не рожать… Им–то что, свое дело сделал, штаны натянул – и в кусты… Творцы поступили разумно! Я тоже, когда хочу создать хорошую балладу, сначала всегда черновик пишу!
Орк и тролль замолчали, наповал сраженные моим неоспоримым доводом. И один лишь Кса–Бун низко склонил наголо обритую голову, скрывая одобрительную улыбку.
Мир устроен столь странно и противоречиво по одной простой причине – им управляют мужчины. Как и любой другой, наш мир создан женщинами – ведь это они, и только они, являются началом всех начал, первоистоком и первопричиной всего сущего. Древнее название главы матриархального сообщества – праматерь, прародительница. Главнейшее предназначение женщины – дарить жизнь, производить потомство, обеспечивать продолжение рода. А еще – вкладывать в головы подрастающего поколения основные принципы и ценности: нравственную порядочность, уважение к старшим, любовь к родителям, заботу о слабых и зависимых, бережное отношение к природе. В первые два–три года жизни ум ребенка способен впитать все то, что вы в него вложите, и запомнить это навсегда, автоматически сохраняя полученные в период отрочества знания до самой смерти. Вот почему даже у самых воинственных народов детей до трехлетнего возраста всегда воспитывают именно женщины – хранительницы и носительницы обычаев, легенд и преданий. Законы придумывают мужчины, женщины создают традиции. И если в какой–то край приходит война, то наиболее умный и безжалостный враг, стремящийся истребить народ, рассуждает так: бесполезно убивать детей – это признак слабости, бесполезно убивать стариков – это признак трусости, бесполезно убивать мужчин – это признак недальновидности. Один мужчина способен оплодотворить тысячу женщин. Но если ты хочешь истребить народ, нужно убивать матерей – и тогда род вымрет.
Мужчины любят войну, женщинам нужен мир. Мужчины склонны к агрессивному проявлению лидерской доминанты, привыкнув отстаивать свою власть с позиции силы. Женщины же являются куда лучшими дипломатами, ибо они уважают хитрость, компромисс и многовариантность мнений. И наверно, именно поэтому в нашем мире, созданном женщинами–демиургами, борьбу за лидерство начала тоже женщина – Ринецея.
Есть вещи, которые в любом искусственно морализованном обществе считаются крайне неприличными, особенно если о них говорят женщины. О нет, речь идет не о супружеской неверности, не о вытравливании нежеланной беременности и не о полученных от супруга синяках. Все это совершенно нормально с точки зрения широкой публики. Дамам не прощают совсем иного.
По меркам общества, жена ни в коем случае не должна становиться успешнее мужа. На самом деле подобное встречается отнюдь не редко, но вот поди же ты – афишировать такую «неправильную» ситуацию в семье не соглашаются не только мужчины, но и сами женщины. Дамы щадят самолюбие своих супругов, сознательно принижая собственные достижения. Они будто извиняются за ум и красоту, за трудолюбие и деловую хватку. То есть за все то, чем обычный человек вообще–то должен гордиться. «Вы не подумайте чего неприличного, – словно бы пытаются сказать женщины. – Я, как и положено любой бабе, дура дурой. Просто сейчас у меня временные трудности – я неожиданно выбилась из образа. Простите, люди добрые. Ну не повезло мне – добилась я в жизни больше, чем нормальный среднестатистический мужчина. Но вы не волнуйтесь, скоро я снова стану серенькой мышкой–неудачницей и смирно уйду в тень своего господина».
Нормальная женщина должна быть хуже мужчины – вот установка нашего общества. Поэтому, если она вдруг становится в чем–то лучше, она просто обязана прилюдно каяться, ныкаться по всем углам и просить прощения у всех богов сразу. И конечно же ни словом, ни взглядом никогда не напоминать любимому о реальном положении дел. Угождать, подстраиваться, подмахивать, тешить мужское самолюбие и уничижать себя – это всегда пожалуйста. А вот публично признавать себя более успешной – стыд и позор.
А еще женщине неприлично выглядеть сексуальной. От нее требуется стройность ног и упругость кожи, пухлость губ и пышность волос. Ее всячески подбивают на флирт, домогаются, уговаривают вступать в близость с кем угодно и когда угодно. Но при этом ее за это же и осуждают. Парадокс!
А злость и умение постоять за себя? Увы, в наличии этих качеств женщинам отказывают тоже. Им даже не прощают открытого проявления эмоций, выражающегося в отстаивании своих позиций, как то: аргументированный спор с мужчиной, если последний остается в проигрыше, демонстрация силы воли, логики и умения мыслить объективно. Обиду, зависть, мелкую исподтишковую мстительность и прочие проявления слабости женщине простят, но если она решительно стукнет кулаком по столу или еще как–то, с поднятым забралом, проявит агрессию, то все, пиши пропало. Хорошие девочки себя так не ведут. Хорошие девочки не вызывают мужчину на поединок и не валяют его в грязи ни физически, ни морально, на потеху всему ристалищу. Хорошие девочки, если их что–то возмутило, должны забиться в уголок и там тихонько поплакать, в ожидании своего защитника на белом коне. Но притом – проявлять гнев открыто, бороться за свои права, как это делают мужчины, – стыдно!
И уж что в женщинах совершенно недопустимо – так это скинуть на кого–то свои материнские обязанности и идти спасать мир. Нельзя доверять хотя бы часть родительских обязанностей мужчине: это неправильно. Нельзя быть амбициозной. Нельзя становиться жесткой, неуступчивой, принципиальной. Нельзя гордиться своими успехами, если они выходят за рамки кухни, набожности, вышивания, выращивания цветов и воспитания детей. Нельзя вслух признавать своих достижений, если у тебя что–то получается на территории традиционно мужской вотчины. Нельзя знать себе цену, уметь драться, выглядеть любвеобильной и не подчиняться существам, носящим брюки и шляпы. Существам, называемым мужчинами, что приравнивается к слову «человек». Женщине нельзя быть человеком. Стыдно!
Не стану скрывать – я всегда выступала против сих глупых предрассудков, с мечом в руке отстаивая свое право не только называться, но и являться человеком. Меня оклеветали и изгнали, осудили и назвали распутной, не поняли, не оценили и, возможно, не простили. Меня прозвали Сумасшедшей, и, лишь пройдя через массу жизненных перипетий, я осознала, какой особый смысл вложен в это нелепое прозвище. Я обрела истинную свободу тела и духа, я познала сладость настоящей любви и горечь ужасной потери, я научилась страдать и сострадать, ненавидеть и прощать, забывать прошлое и верить в будущее. Я стала сильной и ранимой одновременно. И в итоге я все–таки поняла, что же это значит – быть женщиной и человеком. Быть самой собой!
