Текст книги "Хроники Рыжей (Трилогия)"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 70 (всего у книги 83 страниц)
– А у меня больше, чем звезд на небе! – подпел другу барон.
После чего оба выжидательно уставились на нахального летуна.
– Крупу манку знаешь? – с наигранным безразличием, заботливо осведомился Эткин. – Семь мешков…
Сильф и некромант пристыженно замолчали. Они конечно же понимали, что их спаситель нагло врет, но не нашли достаточно убедительных доводов, способных превзойти драконью брехню. Последнее слово в споре осталось, как всегда, за Эткином.
Заняв все четыре лапы своими вовремя спасенными друзьями, дракон торжественно воспарил над Озером, собираясь покинуть сей опасный край и предоставить киктам возможность безутешно оплакивать свой разрушенный храм, бесследно сгинувший в толще озерной воды. Но не тут–то было. Очевидно, среди собравшихся на берегу троллей присутствовало несколько шаманов, потому что в воздухе ощутимо запахло приближением чего–то зловещего. Над Озером быстро сконцентрировалась здоровенная грозовая туча, из которой направленно ударили три разветвленные молнии, взбурлившие и без того беспокойную воду. Эткина подхватило, словно сорванную с тополя пушинку, закружило и швырнуло вниз.
– Вот гоблин, – ругнулся летун, перекрывая шум воды и кое–как выравнивая нарушенную траекторию полета. – Марвин, поможешь отбиться?
– Бесполезно, – печально откликнулся некромант, жмурясь от попадающих в лицо брызг. – Огненным шаром их не достать – не смогу прицелиться. Да и к тому же это Озеро – настоящая прорва, оно поглощает большую часть моих заклинаний. Судя по его энергетике, оно более смахивает не на обычный водоем, а на некую пространственную петлю, служащую порталом между нашим миром и чем–то еще…
– Оп–па, интересно–то как! – медленно протянул Эткин, искусно маневрируя среди столбов сиреневого пламени, протянувшихся между небом и водой.
– Кикты хоронят в Озере своих мертвецов, – торопливо излагал Ланс, делясь приобретенными знаниями. – Тролли верят, что, погрузившись в водоворот, трупы попадают напрямую в Обитель богов…
– Ага! – обрадовался летун, кружа над самой воронкой. – А может, и мы того–с, рискнем?
– Не смей! – протестующим дуэтом заорали Марвин и Генрих. – Тебе никак жить надоело?
– Ну–у–у, – меланхолично, будто принимая ответственное решение, тянул время гигант. – С одной стороны, нет, а с другой…
Между тем толпа киктов, заполонившая берег Озера, все увеличивалась. Ночную тишину нарушало потрескивание многочисленных факелов и ровный гул выпеваемых заклинаний, приобретающих откровенно угрожающую тональность. Грозовая туча налилась багрянцем, становясь похожей на сгусток смертоносного пламени.
– Щас как шарахнет! – опасливо предупредил Марвин, стуча по когтю дракона. – Мало нам не покажется!
– Сам вижу! – сварливо огрызнулся Эткин. – Могу предложить всего два варианта развития событий: наихудший и маловероятный…
– Это как? – пискнул Лансанариэль.
– Выбирайте, – милостиво разрешил летун. – Наихудший – мы сгорим!
– Нет! – хором завопили четверо друзей.
Дракон иронично хмыкнул:
– Ну тогда маловероятный: мы без особого вреда для здоровья пройдем через водоворот и… куда–нибудь да попадем!
– Нет! – опять отказались все.
– Эх, на вас не угодишь! – наигранно вознегодовал Эткин, прижимая крылья к спине, вытягивая шею в струнку и зажмуривая глаза. – Тоже мне выискались мазохисты–диабетики на мою голову. Вас и кнутом не напугаешь, и пряником не заманишь… А ну–ка всем задержать дыхание и не вякать…
– Зачем это еще?.. – успел недогадливо поинтересоваться Генрих, но небеса над их головами вдруг разверзлись, выплескивая ровную стену пламени и дыма. Две противоборствующие стихии – вода и огонь – встретились, порождая клубы белесого пара и каскады радужных искр. Выжить в этом убийственном противостоянии не смогло бы ни одно живое существо.
Но буквально за миг до катастрофы Эткин стрелой вошел в воду – и успешно канул в жерле водоворота, унося с собой четверку замерших от ужаса друзей.
Глава 2Афоризм – это однажды произнесенная фраза, которую повторяет каждый, кому не лень.
– Предупреждать нужно! – запоздало упрекнул дракона Генрих, с нескрываемым наслаждением ковыряясь пальцем у себя в ухе и пытаясь избавиться от попавшей в него воды. – Ты же нас чуть не угробил…
– Да, чуть! – согласно подвякнул Ланс, в кои–то веки почему–то позабывший о своих постоянных разногласиях с сильфом и принявший его вердикт.
– Чуть! – довольно вяло буркнул орк, не столь замороченный на поддержании импозантного внешнего вида, а посему настроенный куда либеральнее прочих путешественников и, следовательно, выходки Эткина почти не осуждающий.
– Эхм–м–м! – так неразборчиво пробубнил увлеченно отжимающий волосы Марвин, что его реакцию можно было принять как за порицание, так и за одобрение. В зависимости от настроения. Эткин предпочел второй вариант.
– Да, но не угробил же! – жизнерадостно хмыкнул он, иронично рассматривая до нитки промокших друзей, рассевшихся на плоских камнях и пытающихся хоть немного просушить пропитавшуюся водой одежду. Впрочем, все это казалось сущими мелочами по сравнению с тем, сколь страшной угрозы для жизни им только что удалось избежать. К тому же понесенные потери ограничились только сырой одеждой, ибо свое оружие они уберегли, включая Радужную иглу, все еще рефлекторно зажатую в побелевшем от напряжения кулаке Ланса.
– А если бы мы утонули? – продолжал брюзжать де Грей, похоже пробуя хоть немного умалить заслугу дракона, проявившего беспримерную отвагу, находчивость и оперативность. В отличие от всех остальных.
– Да будет тебе, Генрих, – умиротворяюще улыбнулся справедливый некромант, всегда встающий на сторону истины, какой бы нелицеприятной для некоторых она ни оказалась. – Признай же честно: если бы не Эткин, то бродить бы нам сейчас по Полям мертвых…
– Он нас чуть не угробил! – настойчиво гнул свое барон. – Мы запросто могли утонуть…
Маг возмущенно всплеснул руками:
– Вот упрямец–то! Эткин, ну скажи ему…
Тело, впернутое в воду,
Выпирает на свободу
Силой выпертой воды
Телом, впернутым туды… —
дурашливо продекламировал летун, благодарно подмигивая некроманту.
– И что это значит? – осоловело моргнул полуэльф, совершенно запутавшийся в непонятных фразеологических оборотах.
– Всего лишь то, что драконы – не тонут! – весело рассмеялся Марвин.
– Знаю я еще кое–что этакое, тоже не тонущее… – якобы отвлеченно бормотал Огвур, с помощью песка и подобранного обломка кремния старательно доводящий до немыслимого совершенства лезвие своей любимой Симхеллы. – И нашли бы лет через …дцать на этой речке кости, некогда принадлежавшие дракону…
– Найденные кости бесспорно принадлежали дракону, – с готовностью развил орочью мысль гигант. – Сейчас нашедший их археолог лечится от ожогов третьей степени и очень сожалеет о том, что трогал чужую еду…
Смеялись все, даже ворчун Генрих. А потом отлично понявший намек Марвин развязал свой походный мешок, сшитый из непромокаемого эльфийского шелка, и предложил подкрепиться чем боги послали. Его скудных припасов оказалось явно недостаточно для пяти молодых прожорливых ртов, включая бездонную драконью утробу, но трапеза проходила оживленно. Ведь каждый из них понимал, что пережить можно все, кроме собственной смерти, а посему от души радовался негаданному спасению. Маловероятный вариант стал самым выигрышным.
Изрядно подсохшие сыр и хлеб, вареные яйца, пучок квелой зелени, кружок колбасы и несколько ломтиков нагло экспроприированного летуном шпика показались изголодавшимся путешественникам самыми лакомыми в мире кушаньями. Они по–братски разделили все до последней крошки и с аппетитом умяли не совсем свежие продукты, дружно подхихикивая над явно не насытившимся драконом и его двусмысленными репликами типа: «Пальцами и яйцами в соль не тыкать!»
– А если у нас от этой плесневелой жратвы живот заболит? – вдруг спохватился Ланс, запивая пищу проточной речной водой.
– Не успеет, – флегматично отмахнулся орк. – Сами раньше помрем…
– С чего бы это? – чуть не захлебнулся шокированный полукровка.
– Я так подозреваю, мы попали в загробный мир богов, а здесь умереть – это самое быстрое, что может произойти с каждым живым человеком…
– Неужели смерть настолько быстра? – недоверчиво изогнул бровь Генрих. – А как же слово, которое вылетит – не поймаешь?
– Быстрее всего – магия! – авторитетно заявил Марвин. – Эткин, подтверди…
– А фиг его знает, – задумчиво пошуршал крыльями дракон. – Но вот давеча у меня диарея случилась, так я ни слова сказать, ни колдануть не успел… Быстрее всего, вернее – быстротечнее, сама жизнь. И никто в этом не виноват…
Ланс смешливо прыснул, некромант скептично надул губы:
– Эткин, тебя не поймешь. То ли ты излишне добрый и прощаешь всяческое причиненное тебе зло, то ли настолько глупый, что просто не умеешь обижаться…
– Если кто–то сделал тебе зло, – с добродушной улыбкой произнес дракон, – то не обижайся на него, а дай ему конфету. Он тебе опять зло – а ты ему опять конфету… И так до тех пор, пока у этой поганой сволочи не разовьется сахарный диабет…
– Так мы что, пришли в этот мир ради того, чтобы совершить что–то хорошее? – озаренно расширил глаза полукровка, ухвативший глобальную идею дракона, преподнесенную в столь иронично–завуалированной форме.
– А для чего же еще? – величественно склонил голову Эткин. – Разве не ради этого мы живем и дышим?
Жизнь – быстротечна. Острее всего это осознается вот в такие наиболее опасные моменты, когда возникает реальная угроза с нею расстаться. А обиднее всего то, что ты никогда к этому не готов, потому что за спиной остается целый ворох невыполненных обещаний, нереализованных желаний и невоплощенных надежд. А это уже звучит как самый настоящий афоризм.
– Что, я не вовремя? – злорадно усмехнулась Ринецея, угрожающе сжимающая рукоять Полумглы – меча, некогда принадлежавшего моему умершему возлюбленному. Увидев священное оружие, попавшее в недостойные руки и сейчас обращенное против новорожденного сына его бывшего владельца, я испытала спонтанный приступ вполне обоснованного раздражения. Похоже, жизнь не только быстротечна – она еще и чудовищно несправедлива.
– Гениальная фраза! – Я не глядя сунула сынишку Кса–Буну и с трудом поднялась на ноги, ощущая предательскую дрожь в еще слабых после родов коленях. – Но не по моим меркам.
– Если гений не понят и не признан, значит, он еще жив! – издевательски хохотнула демоница, словно невесомым перышком, легко поигрывая огромным мечом. – От тебя невозможно избавиться, принцесса. Я специально подкинула Нить Бальдура на Поющий Остров, надеясь, что она рано или поздно попадет в твои руки и приведет тебя к погибели. И тогда моим замыслам уже никто не сможет помешать…
– Ну это упущение мы сейчас поправим! – щедро пообещала я. – В итоге я все равно спроважу тебя на тот свет и позабочусь о том, чтобы ты задержалась там как можно дольше…
Ринецея почти восхищенно покачала черноволосой головой:
– Почему–то при сильном испуге у женщин в первую очередь атрофируется именно та, очень небольшая часть мозга, отвечающая за умение думать! Ты еще не поняла, глупышка? Меня нельзя убить.
– Демиурги тоже говорили о себе нечто подобное, – вызывающе парировала я. – Но, увы, смертны даже они. Одна из них уже скончалась…
– Кто? – панически расширила глаза моя врагиня.
– Оружейница! – послушно ответила я, сильнее всего изумленная явным испугом, демонстрируемым несгибаемой охотницей за властью.
– О–о–о, – длинные локоны демоницы почти встали дыбом от ужаса, – это конец всему. Она хоть немного сдерживала прочих своих сестер, но сейчас… мы обречены…
– Изволь объясниться, – заволновалась я. – Я тоже кое–что о них знаю, и, возможно, если мы объединим свои усилия по спасению нашего мира, то…
– Дура! – презрительно припечатала демоница, взирая на меня с нескрываемым отвращением. – Глупая наивная девчонка! Ты не понимаешь происходящего…
– Неправда! – в свою очередь возмутилась я. – Оружейница дала мне знания…
Но Ринецея не желала слушать, безнадежно погрязнув в своем высокомерии и замшелом снобизме.
– Не верю, – пронзительно верещала она. – Как смеешь ты равнять себя со мной? Ты, тупая деревенская девка. Я посвятила сотни лет постижению высших тайн, а тут приходит какая–то дрянь, совратившая, а затем и погубившая моего брата, и начинает учить меня жить…
– Сестра, будь же благоразумна, – предприняла я последнюю попытку успокоить Ринецею, взывая к ее рассудку. – Если враг не сдается, то… нужно найти себе другого врага. Наши проблемы мы решим позднее, а сейчас нам нужно разобраться с оставшимися демиургами…
– Ты посмела назвать меня сестрой? – На губах демоницы выступила пена, словно от припадка безумия. – Ты, мерзкая дрянь! Никогда – слышишь? – никогда я не воспользуюсь твоей помощью – я скорее умру! Нет, я сильнее всех! Я уничтожу тебя – поганое рыжее отродье – и заберу моего племянника. И возможно, лишь в этом случае я, так и быть, скажу о тебе что–то хорошее…
– Если хочешь услышать о себе нечто хорошее, – печально усмехнулась я, – умри! Нет, Ринецея, моего сына ты не получишь! – Я встала в защитную стойку, прикрывая грудь лезвием Нурилона.
– Получу, – уверенно откликнулась моя противница, кончиком Полумглы прочерчивая светящуюся линию, на мгновение вспыхнувшую в воздухе, – пусть даже через твой труп! О, верь, я хорошо подготовилась к этой встрече. Смотри! – Демоница взмахнула свободной рукой, и за ее спиной тотчас возникло несколько размытых, словно бы сотканных из сумрачной дымки и медленно колышущихся на ветру силуэтов. – Против них тебе не выстоять!
– Кто они? – Я прищурила глаза, пытаясь рассмотреть этих странных призрачных воинов, плохо различимых в свете полностью вступившего в свои законные права дня. – Фантомы? Духи?
Ринецея гортанно расхохоталась:
– Каждому из нас воздается по заслугам его! У тебя слишком извращенное чувство справедливости, если ты позволила себе забыть эту банальную поговорку, «сестра»! – Последним словом она почти физически хлестнула меня по сердцу, напрочь убивая еще живущую в нем надежду на установление чего–то, хоть отдаленно похожего на взаимопонимание. – Это Тени прошлого – твоего прошлого, принцесса. И они явились сюда, чтобы потребовать неотвратимого возмездия, расплаты за все совершенные тобой ошибки и грехи. Они высосут твою душу, испепелят ее дотла, замучают тебя нечистой совестью и сведут в могилу…
Речи демоницы звучали воистину чудовищно. Я беспомощно оглянулась на своего верного телохранителя, ища поддержки, но Кса–Бун замер недвижимой статуей, прижимая к себе замолкшего младенца.
– И не надейся, – язвительно усмехнулась Ринецея. – Мне трудно сразу убить воина–шамана, находящегося под защитой королевы Смерти, но нейтрализовать и временно его обездвижить я вполне способна. Тебе придется встретиться со своим прошлым в одиночку, лицом к лицу, ибо каждый из нас должен самостоятельно отвечать за свои проступки…
В тот страшный момент мне даже не пришло в голову то, что в ответ я могла бы напомнить проклятой врагине и об ее собственных грехах, наверняка во много раз превосходивших мои как по количеству, так и по степени тяжести. Но, увы, я не владела магией. Я облизала внезапно пересохшие губы, с ужасом вглядываясь в приближающихся врагов. Их было четверо. Четыре спирально закручивающихся столба черного дыма, напоминающих маленькие ураганы. Неожиданно из ближайшей Тени выдвинулся узкий отросток темноты, медленно принявший форму обычной человеческой руки, потянувшейся к моему лицу. Меня парализовало от страха. Я утратила дар речи и способность двигаться, неосознанно отдаваясь во власть неведомого колдовства.
Черная рука легонько тронула меня за щеку. Я невольно вздрогнула – не потому, что ощутила боль, а потому что интуитивно ожидала болезненных ощущений. Тень почти ласково провела по моей скуле сначала пальцами, а потом – тыльной стороной ладони. Она крепко обхватила мой подбородок и безжалостно его стиснула. Она могла бы раздробить мои кости в мелкую крошку, сминая мое лицо вместе с покрывающей его золотой маской, как тонкий листок исписанной жизнью бумаги. Рука вздернула меня вверх за подбородок, поднимая в воздух так, что лишь пальцы моих босых ног едва касались земли. Мне стало очень больно, да и синяки наверняка останутся. Тень подняла меня так резко, что мне не удалось бы сохранить равновесие самостоятельно, и только ее жесткая хватка удерживала мое тело в вертикальном положении. Что могла я противопоставить этой жуткой силе? Волю, клинок, смелость? Все казалось бессмысленным. Никакая логика или аргументы меня бы не спасли. Любые доводы не значили ровно ничего против этой стихийной энергии, подпитываемой моими же страхами и отчаянием. В самой сердцевине Тени образовались два огромных, пронзительно светящихся глаза, заглянувших мне прямо в душу.
Я увидела их всех – погибших по моей вине друзей и врагов. Окровавленного Тима, предсмертно улыбающегося принца Ужаса и его сестру Страх, сжимающую свой разрубленный живот. Сыплющую проклятиями ведьму Гельду, жалкого старика Аберона Холодного и его верного Гнуса. А затем и Астора, моего прекрасного возлюбленного, прощально смежившего веки золотистых, будто звезды, глаз. Так неужели я принесла в этот мир только горе, смерть и зло? Я ощущала, что умираю, а Тени прошлого потихоньку вытягивают из меня жизненные соки, не встречая ни сопротивления, ни даже противодействия. Мое сердце преисполнилось раскаяния за все содеянные мной грехи…
– Это неправда! – Отрезвляющий голос пришел из пустоты, делясь со мной своей силой. – Тебя обманывают. Разве ты не боролась за правду и свободу, разве не рисковала ради друзей своей жизнью, разве не отдавала ее за исцеление родителей…
Я узнала голос Астора и возмущенно вскрикнула, вновь обретая желание жить. Астор был прав!
Да, я не хочу, я не могу мириться с ложью и обманом. Я не позволю обижать невинных и насмехаться над любовью. Я искореню жадность, подлость и дам нашему миру новый шанс – шанс обрести свободу. Я смещу лживых демиургов и устраню нависшую над Землей угрозу… Мне нечего стыдиться своего прошлого, ибо я всегда действовала во благо других, честно принимая на свою душу и плечи ответственность за все совершенные ошибки…
Тень отчаянно взвыла и отдернула удерживающую меня руку так стремительно, словно обожглась. Она отпустила меня настолько резко, что я чуть не упала. Я сглотнула и сделала медленный вдох. Сейчас – или никогда! Слова сами рванулись с губ, отбрасывая Тени прочь, оттесняя их к Ринецее:
Вода под камень не течет
Потоком из колодца.
Я знаю всех наперечет,
Кто ищет в людях недочет
И с ним готов бороться.
Нет, не приносит счастья ложь,
А лишь беду приносит.
Как не взрастет из грязи рожь,
Как выдает трусливых дрожь,
Как сердце ласки просит.
Всего дороже в мире – честь,
Я убеждаюсь снова.
Она – основа жизни есть,
Ей не страшны ни гнев, ни лесть,
Ни даже сила слова.
Не смелют хлеба из греха,
Из лжи не сварят пива.
Судьба ленивого – лиха,
Душа заблудшая – ветха
И неблагочестива.
Но вне корысти и греха
Та, что сроднилась с кровью.
Она прекраснее стиха,
Она шумлива и тиха…
Ее зовут любовью…
Тени затряслись, будто листья на ветру, и попятились от меня еще дальше. Ринецея обреченно завопила, дико и отчаянно, подняла над головой Полумглу и шагнула ко мне:
– Умри, дрянь!
Я попыталась парировать направленный на меня удар, но руки отказались повиноваться, роняя Нурилон на каменную щебенку. И тогда я просто зажмурилась, готовясь принять неминуемую гибель, но внезапно услышала негромкий хрустальный звон и ощутила сладостную прохладу, окутавшую мое разгоряченное тело. Я потрясенно открыла глаза… По обе стороны от меня стояли две высокие полупрозрачные фигуры, надежно прикрывающие мое слабое тело от клинка Ринецеи. Их скрещенные мечи легко отбили выпад Полумглы. Первый воин переливался серебристым туманом, сплошь испещренным мельчайшими, жемчужными каплями дождя. Я мгновенно узнала его одухотворенное, исполненное юношеского задора лицо и потрясенно вскрикнула:
– Ты?
Воин нежно рассмеялся, опуская мне на плечо свою неожиданно тяжелую, мускулистую и отнюдь не эфемерную руку:
– Я!
– И я тоже! – Другой боец вторил брату звонким девичьим смехом. – Ты не забыла нас, не так ли?
Она почти не изменилась, оставшись такой же молодой и бойкой на язык. Но сейчас ее стройное тело облекали изящные доспехи, переливающиеся всеми известными мне оттенками цветовой палитры, глаза сияли, словно сапфиры, а кудри реяли языками пламени. И она была так прекрасна, так светла и чиста, что на мои глаза навернулись слезы восхищения.:
– Неужели это вы, мои брат и сестра – Страх и Ужас? – с недоверием в голосе прошептала я.
– Мы, – улыбнулась девушка. – Только теперь нас зовут Туман и Радуга, и мы стали воинами Света. Благодаря твоей бескорыстной любви, сестра, наши души возродились вновь, впитав все самое лучшее, что могло дать нам твое доброе, искренне тоскующее о родичах сердце. И мы пришли, чтобы защитить тебя от зла, сестра!
Как и предполагал Марвин, Озеро тысячи жизней оказалось своеобразным проходным шлюзом, незаметно отделяющим Дикие земли от какого–то иного мира, в высшей степени необычного и непонятного. Погрузившись в рокочущий водоворот, четверо друзей, надежно удерживаемые когтистыми драконьими лапами, спустя всего лишь несколько секунд вынырнули в другом водоеме, являющемся точной копией первого, земного. Озерный берег покрывали плоские, обглоданные волнами камни, а высоко над головами мерцал тусклый свет, нехотя пробивающийся сквозь туманную мглу, чем–то напоминающую облака. Иногда небесные ширмы слегка расходились, и тогда в просветах между белесой дымкой мелькало что–то вроде неба, более всего смахивающего на стеклянный потолок. Узкая река, правда отличающаяся довольно бурным течением, причудливо петляла между обкатанными водой голышами, уходя к темнеющим на горизонте горам. Мертвенную тишину сего странного места нарушал лишь ритмичный плеск воды, ставший единственным звуком, присущим волшебному краю. Здесь не росли деревья и не пели птицы, а в самом внешнем виде окружающего ландшафта присутствовала некая грубоватая незавершенность…
Марвин знобко поежился, плотнее заворачиваясь в свою просторную мантию и пытаясь отделаться от неосознанного ощущения отчужденности, источаемого водой и валунами. Его мучила неясная мысль узнавания, витающая где–то на самой границе сознания.
– Это похоже, похоже… – маялся некромант, подбирая слово поточнее. – Да, на изолятор в лазарете Саймона, где он обычно запирает тех, кому предписано пройти карантин…
– Точно, – согласно кивнул дракон, – буферная зона между Землей и Радужным уровнем…
– Галерея Трех порталов! – хлопнул себя по лбу Огвур. – А ведь верно! Мне же доводилось читать Хроники Бальдура. Именно так он и называл некое место, согласно описанию идеально совпадающее с этим!
– Детские сказки, – пренебрежительно усмехнулся барон. – В запретные края так просто не попадают. Поменьше бы вы всякие бредовые книги читали…
– Почему это? – нехорошо прищурился Эткин. – Обоснуй!
– Запросто, – снисходительно хмыкнул Генрих, пребывающий в отвратительном расположении духа. – Могу привести три последовательных утверждения: знание – сила, сила есть – ума не надо, нет ума – считай, калека…
– А вывод? – с любопытством спросил Лансанариэль, впечатленный логикой сильфа.
– Вывод напрашивается сам собой. – Де Грей досадливо топнул ногой. – Знания калечат человека. Мы ведь сюда прибыли не ради подтверждения правдивости выводов какого–то чокнутого орочьего летописца, а на поиски Ульрики…
– М–да–а–а, – делано равнодушным тоном протянул дракон, гневно перекатывая лапой приличных размеров камень и пытаясь сдержать закипающее в нем негодование, – у меня, конечно, имеется превеликое множество недостатков, но самый главный среди них – такой: я не умею общаться с дураками…
– А под дураком ты, естественно, подразумеваешь меня? – изображая на лице скуку, вежливо осведомился барон.
– Ну не Ланса же! – издевательски выдал Эткин, одним нажимом когтя превращая в каменную крошку ни в чем не повинный валун. – Генрих, ты если начинаешь тормозить, то уже не можешь остановиться…
Сильф разъяренно встопорщил усы, становясь похожим на сердитого и драчливого кота:
– В отличие от тебя я не отношусь к идеалистам и четко понимаю – в нашем мире хватает зла, бороться с которым нужно отнюдь не добром, как ты только что нам заливал, и не цитатами из морально устаревших трактатов!
– Так ты сторонник насилия? – испуганно пискнул Ланс, прячась от греха подальше за мощную спину орка.
– А я сюда не конфеты раздавать пришел, – предупреждающе ощерил зубы Генрих, – по примеру Эткина, да ждать, когда обожравшееся сладостей зло соизволит сдохнуть само. Со злом нужно бороться решительно, вовсю применяя грубую силу…
– Ага, – саркастично фыркнул дракон, по–собачьи усаживаясь на задние лапы и складывая передние на своем впалом животе, – вот мы и коснулись самого животрепещущего вопроса: можно ли бороться со злом насилием?!
– А че, нельзя разве? – искренне удивился орк. – Так, это, на всех злыдней конфет точно не напасешься…
– Зло так сразу не убить! – осуждающе покачал головой рассудительный Марвин. – Оно – живучее!
– Вот именно, – наставительно рявкнул крылатый философ, выпуская струйку дыма. – Поэтому страшно даже представить, что сделает с нами недобитое, оклемавшееся после изнасилования зло…
Генрих со стуком уронил на камни свою рапиру:
– Раздери меня гоблин, но, кажется, ты прав…
– Угу, – расплылся в радостном оскале дракон. – Поэтому пусть со злом борется тот, кому от рождения предназначено заниматься сим нелегким делом…
– Ульрика? – ошалело вытаращился Генрих. – Она?
– Вот и конфеты заодно сэкономим! – успокаивающе улыбнулся Марвин, протягивая благодарно заморгавшему полукровке сахарного петушка на палочке.
– И что ты предлагаешь предпринять дальше? – спросил у дракона куда более сдержанный в проявлении эмоций Огвур.
Дракон довольно хмыкнул:
– Как обычно, объединить приятное с полезным. Генриху не терпится найти Ульрику, тебя интересует судьба Храма Розы, а мне нужны бесследно исчезнувшие драконы. Марвину до смерти любопытно, что за тайны скрывает мир богов, а Лансу хочется новых впечатлений. Полагаю, все наши желания в итоге удовлетворятся, ибо они связаны между собой незримой нитью судьбы…
– Ишь ты, опять разумничался, – чисто для проформы буркнул совершенно успокоившийся де Грей. – Если знаешь, куда идти и что искать, тогда не болтай, не трать время попусту, а просто веди нас за собой…
– Ой, – жалобно захныкал мгновенно управившийся с леденцом полукровка, – опять куда–то идти? Сколько же можно–то… Бедные мои ножки!
– Поплывем, – великодушно предложил дракон, опускаясь на воду и приглашающе сворачивая крылья на спине так, что они образовали вполне удобное сиденье. – В одной старинной книге я вычитал умную фразу: все дороги ведут в Рим. А теперь мне представилась уникальная возможность проверить – куда же ведут реки?..
В очередной раз устроившись на давно уже ставшей привычной драконьей спине, Генрих предался безрадостным размышлениям. Он прекрасно осознавал, что складывающаяся ситуация гоблински ему знакома, поэтому и одолевающие сильфа мысли также текли по накатанному, изрядно наболевшему руслу…
«Сердце не обманешь, – печально констатировал барон. – А любовь нелюбовью не вышибешь». Его скоропалительный брак, предназначенный стать лекарством от тоски по Сумасшедшей принцессе, гвоздем засевшей в душе де Грея, оказался сущим наказанием. И это еще мягко выражаясь… Удача при выборе спутника жизни заключается в том, чтобы, вслепую сунув руку в бочку со змеями, вытянуть ужа… Но Генриху не повезло – он промахнулся… Тоскуя по недостижимой, словно звезда, Ульрике, он глупо рискнул и вытащил настоящую гадюку! И вот эта–то самая змеюка теперь неторопливо выедала ему сердце, вытравляя из него все радости, шалости, да и само желание жить тоже. Когда боги хотят наказать мужчину за какие–то грехи – они насылают на него сварливую, глупую, себялюбивую женщину. А кары страшнее немилой жены в мире не существует!
Сначала Генрих посчитал спасение Лилуиллы своей величайшей победой, призванной пробудить ревность Сумасшедшей принцессы. Но, как известно, победитель плачет дважды – от радости победы и от горечи ее плодов. Сию немудреную истину барон вкусил в полной мере. Теперь женщины рисовались ему карающим бичом, способным разрушить все и вся. А вы хоть раз задумывались над тем, почему ураганы называют женскими именами? Да потому что вначале они загадочны и прекрасны, а потом буквально вытряхивают из вас душу, разрушают ваш дом и вносят в ваше некогда размеренное существование ужасную неразбериху и хаос. При этом женщины искренне считают себя скромными и тихими овечками, ибо любая из них скорее покается в совершенных ею грехах, чем признается в своих слабостях и ошибках. Впрочем, по части повторения уже совершенных ошибок мужчины ненамного отстали от прекрасной половины человечества, с не менее завидной регулярностью наступая на ими же самими разбросанные грабли. И в этом Генриху еще предстояло убедиться в будущем…
Ничего в этой жизни не дается нам настолько дешево, как хотелось бы. А особенно – счастье, за даже временное достижение которого приходится платить непомерную цену. Как и за любовь, кстати. Но стоит ли ставить знак равенства между словами «счастье» и «любовь»? Наверно, Генрих и сам плохо понимал, что конкретно так сильно влечет его к Ульрике, – ведь она никогда не являлась тем образцовым и безмерно идеализированным эталоном, столь дорогим каждому мужскому сердцу. Она никогда не была сексапильной кокеткой или отменной хозяйкой, не обладала покладистым характером или воспеваемой в балладах девичьей скромностью. Не отличалась робостью сизокрылой голубки и не благоговела перед мужским авторитетом. Напротив, она дралась как бретер [62]62
Б р е т е р – профессиональный дуэлянт, наемный боец.
[Закрыть]и ругалась скабрезнее сапожника. Она мыслила не по–женски объективно и не стеснялась отстаивать собственную точку зрения. Она не увлекалась нарядами, не кокетничала, да и готовить вряд ли умела. Но при этом она всегда оставалась только сама собой, производя впечатление на редкость целостной, гармоничной натуры – невозможной, невероятной, бесподобной Сумасшедшей принцессой. Той, ради которой Генрих бросил пребывающую на сносях жену и ударился в самые головокружительные приключения. И все ради одной–единственной цели – увидеть ее, помочь ей…
К тому же, и следует признать сей факт свершившимся и очевидным, мужчины всегда убегали от брака. Сначала самозабвенно добивались, домогались любимой женщины, а после получения желаемого, тут же утрачивали к ней интерес. Быт убивает любовь. Об этом Генрих как–то позабыл. А ведь именно поэтому и спасаются мужчины от тяжких уз брака. Бегут вприпрыжку, толпами. Несутся в трактир, прячутся за книгами, занимают места за столами с азартными играми, уезжают на рыбалку, сверлят лед и часами тупо пялятся в лунку, ни о чем особенно не мечтая. Пытаются достичь нирваны. Стараются не думать. Ибо если задумаешься – становится страшно…
