Текст книги "Хроники Рыжей (Трилогия)"
Автор книги: Татьяна Устименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 69 (всего у книги 83 страниц)
Часть вторая
Глава 1Мой сын Люцифер родился на рассвете первого мая, накануне старинного праздника Бельтайн, в тот дивный миг, когда на розовеющем небосклоне медленно гасла последняя утренняя звезда. Согласно легендам эта ночь знаменуется скоротечным слиянием всех сил природы, происходящим всего лишь один раз в году. Именно тогда, в период от полуночи до восхода солнца, на несколько кратких часов, предшествующих расцвету нового дня, духи стихий случайно соединяются в единую грозную силу, приходя к мирному соглашению и временно забывая свои постоянные раздоры да распри. Вода уже не стремится затушить огонь, ветер не иссушает траву, и даже смерть не противостоит жизни. Люди разжигают костры и славят недолгие мгновения всеобщего вселенского благоденствия, а мудрые маги бдительно прислушиваются и приглядываются, стремясь выявить младенцев, появившихся на свет в ночь Бельтайна, – ибо они являются теми, кому изначально суждено вырасти великими воинами и волшебниками, богато отдаренными самой судьбой. И так ведется испокон веков…
Кса–Бун оказался прав – мои роды стали настолько тяжелыми, что едва не стоили мне жизни. И если бы не помощь моего чернокожего друга и не его удивительные навыки, то не избежать бы нам беды. Подумать только – от неминуемой гибели меня уберегли несколько тонких иголочек! А впрочем, лучше обо всем по порядку…
Жесточайшие схватки выгибали дугой мое распростертое на земле тело. Руки бессильно скребли каменистую почву, под ногти забивалась грязь. Сосуды в глазах полопались, заливая белки – кровью. Сердце сбилось с ритма, то подавленно замирая, а то, наоборот, заходясь в частых безумных ударах. Мне казалось, что даже мои тазобедренные суставы сдвинулись с места, раздвигаясь и ломаясь. Канагериец помог мне раздеться, заботливо прикрывая своим плащом мой напряженный, будто барабан, живот. Сосредоточенно хмурясь и нараспев произнося непонятные для меня заклинания, он извлек из своей сумки десяток длинных медных игл. А затем верный друг уселся рядом, заботливо поддерживая меня за плечи и временами ласково утирая пот, градом катившийся по моему багровому от напряжения лбу.
Завладевшая мною боль была настолько страшной, что несколько дней спустя я уже не смогла отчетливо вспомнить все, произошедшее в ту необычную ночь. Наше сознание милосердно – оно предусмотрительно стирает самые тяжелые воспоминания, защищая хрупкий человеческий рассудок. Родовые муки забываются быстро, сменяясь священной радостью материнства. Природа мудра – она учит женщин терпеть и прощать, иначе они уже никогда бы не отважились повторно пройти через ниспосланные им страдания и родить второго или третьего ребенка. Всем нам известно: все лучшее и наиболее ценное в жизни дается лишь ценой почти непереносимых страданий, испытывающих нашу веру, любовь и выдержку. Боль и горе проходят, но нанесенные ими шрамы остаются навсегда. И станем ли мы гордиться этими драгоценными полученными от судьбы шрамами или же устыдимся их – зависит только от нас!
Схватки длились долго. Всеми частицами души и тела, самыми потаенными нервами и клетками я полностью, до конца прочувствовала малейшее движение крохотного существа, стремящегося выйти из моего чрева и обрести самостоятельную жизнь. Меня бросало то в жар, то в холод. Мне, почти скатившейся в предсмертный бред и полностью утратившей ощущение реальности, грезилось, будто я рожаю вовсе не ребенка, а чуждый, угловатый сгусток пламени, сжигающий мои внутренности и кромсающий их невидимыми ледяными лезвиями. В один особенно напряженный момент я прокусила себе язык и впоследствии уже не могла кричать, издавая лишь жалкие сдавленные стоны. Но и тогда я все равно продолжала любить своего богоданного сына, готовая принять любые страдания – лишь бы облегчить его участь. Когда же мне стало ясно, что мои силы истощились и подошли к концу, а смерть уже близка, на посветлевшем небе вдруг ярко вспыхнула последняя, необычайно крупная звезда…
– Сейчас! – радостно воскликнул Кса–Бун, неотрывно следящий за горизонтом. – Мужайтесь, моя отважная госпожа, все самое тяжелое уже позади. Мне доводилось видеть женщин, дерзнувших родить ребенка в ночь Бельтайна, но ни одна из них не пережила этих родов и не дотерпела до последних предрассветных минут. Но вы оказались сильнее всех – вы попрали злую судьбу и победили смерть…
«Поправшая судьбу, – устало подумала я, будучи не в силах сосредоточиться на обращенных ко мне словах. – Кажется, когда–то, очень давно, я это уже слышала…»
Кса–Бун ловко воткнул свои тонкие иголки в какие–то специфические, известные только ему точки, мгновенно отыскав их на моем животе и позвоночнике. Боль ушла в ту же минуту, растворившись без следа. Я благодарно улыбнулась, вновь обретя способность дышать ровно и не путаться в мыслях:
– Ты настоящий волшебник!
– Я – шаман королевы Смерти, – спокойно объяснил канагериец. – Нас учат управлять болью и облегчать страдания, но все это можно осуществить лишь в нужный момент.
Затем я ощутила несколько сильных потуг, и секунду спустя Люций появился на свет, выскользнув в услужливо подставленные ладони Кса–Буна. Последняя звезда прощально мигнула и погасла, словно отдавая свою силу и свет моему новорожденному сыну. В мир пришло утро нового дня, совпав с приходом нового человека.
Канагериец ловко остановил кровотечение и вынул послед. А после этого он отер тело малыша от покрывающего его беловатого налета, распотрошил сумку, подаренную мне Эткином, которая оказалась заполнена пеленками и мягкими кусочками сухого мха, и умело завернул Люция в кусок чистого полотна.
– В «рубашке» родился! – довольно констатировал он, подавая мне хныкающий сверток. – Везунчик!
Удивленно расширив глаза, я рассматривала чудного малютку, поглаживая его круглую головку, покрытую длинными двуцветными волосиками. Она лежала в моей ладони так красиво и аккуратно, словно спелое наливное яблочко, очаровывая сказочно прекрасным чередованием белокурых и рыжих локонов, в равной мере доставшихся Люциферу от отца и матери. Я радостно подмечала удивительное сходство Люция и Астора, узнавая дорогие черты: тот же упрямый подбородок храбреца, точеный нос, изящные скулы и высокий лоб мыслителя. Дитя приоткрыло золотистые глазенки с кошачьими, вертикально растянутыми зрачками – и басовито заревело, требуя моей любви и заботы.
– Что это у него на спине? – испуганно спросила я, прикладывая сына к своей набухшей молоком груди и случайно нащупывая два твердых бугорка, расположенных у него между лопатками.
– Будущие крылья! – уверенно ответил канагериец, пунктуально собирая свои иголки. – Верьте, когда–нибудь он распахнет их широко–широко и взлетит над принадлежащим ему миром. Слышите, госпожа, как все вокруг затихло? Это Земля приветствует рождение своего повелителя. А наш первейший долг – оберегать и защищать принца Люция от любого зла, не дозволяя врагам причинить ему хоть малейший ущерб…
– Это вам не по силам, – насмешливо отчеканил самоуверенный голос. – Вы испортите принцу характер, сделаете из него труса и слащавого слюнтяя. Только я одна смогу достойно воспитать будущего владыку всех измерений. Отдайте мне моего племянника!
Я пораженно подняла глаза.
Перед нами стояла Ринецея…
«Судьба – не человек, с нею не поспоришь!» – эта довольно пафосная и малопонятная фраза, однажды произнесенная Ульрикой, прочно засела у Лансанариэля в голове. Он давно уже успел забыть, когда и по какому поводу она прозвучала, но сами слова запомнились накрепко, будто прибитые гвоздями. Впрочем, как уже неоднократно подмечал прекрасный полукровка, принцесса отнюдь не напрасно прозывалась Сумасшедшей, а посему частенько изрекала что–нибудь подобное: запутанное, заумное и, как на беду, меткое до невозможности. Причем всегда подтверждающееся на деле. Так произошло и на сей раз…
Два дня, проведенные в шатре киктского вождя, стали сущим наказанием для капризного и изнеженного полуэльфа. Таких страшных мучений на его долю не выпадало еще никогда, даже в смертоносной рохосской пустыне. Примитивные жилища троллей почти не имели мебели и элементарных санитарных удобств. Кикты не знали письменности и гордились дурными манерами. Спали они на полу, практически не мылись и не причесывались, одежду не стирали, а к блохам и вшам относились с философским спокойствием. В общем, к моменту бракосочетания с Баргушем Ланс пребывал в настолько взвинченном состоянии, что запросто рискнул бы в одиночку выйти даже против знаменитого красногорского медведя, обладающего беспримерной силой и свирепостью, а не то что вступить в драку с сотней–другой вечно неумытых и вонючих троллей. Да они за одно свое абсолютно неблагоустроенное отхожее место – уже заслуживали самой лютой казни! А за то, что оказались полнейшими профанами в модных нарядах, косметике и украшениях, – тем более. Почти обезумев от ежечасных приставаний влюбленного жениха, Ланс с некоторым облегчением покорно позволил отвести себя к священному озеру, в глубине души надеясь, что час его избавления от грубых заигрываний похотливого кикта близится. И вот теперь он ошеломленно взирал на храм богини Агнии, на краткий миг совсем позабыв все пережитые им испытания, ибо подобная уникальная красота казалась совершенно неуместной и вопиюще не подобающей для этих диких мест.
Круглое озеро, поражающее идеально ровными очертаниями и какой–то нарочитой искусственностью, располагалось в глубокой котловине, напоминая бесценную жемчужину, скрытую в складках мягкого зеленого шелка. Его поросшие молодой травой берега плавно спускались к самой воде, отличавшейся странным непрозрачным, молочно–опаловым цветом. В самом же центре загадочного водоема периодически набухал огромный водяной пузырь, сначала шумным гейзером выплескивающийся вверх, а потом – широкой воронкой засасывающийся куда–то вниз. Весь этот непонятный процесс выглядел в высшей мере настораживающим и даже пугающим. Фосфоресцирующее жерло водоворота, окруженное водопадом непрерывно движущихся брызг, казалось зловещим провалом, ведущим в иной, потусторонний мир.
– Что это еще такое? – испуганно пискнул Ланс, отодвигаясь от бушующей стихии и поспешно прикрываясь рукавом, дабы спасти от висящей в воздухе влаги свои роскошные локоны. – Зачем вы меня сюда привели?
– Озеро тысячи жизней – так мы его называем, – с готовностью пояснил вождь Баргуш, наслаждаясь романтичной бледностью, разлившейся по лицу его прекрасной невесты и сделавшей ее похожей на белый, сломленный непогодой цветок. – Красивое место, не так ли, душа моя? Мы бросаем в него наших мертвецов, и их тела навсегда уходят из этого мира, отправляясь во владения богов…
– Мертвецов? – возмущенно взвизгнул полуэльф. – Дурак, ты не придумал ничего лучшего, как сыграть нашу свадьбу на кладбище? И при чем тут боги?
– Это не кладбище. – Тролль поспешил успокоить спонтанно назревающую истерику. – В наших краях существует легенда о том, что это Озеро каким–то образом связано с запретным местом, принадлежащим неким высшим существам. Но я намеревался показать тебе не его… Смотри же внимательно…
Подчиняясь нетерпеливому жесту кикта, Ланс скосил глаза влево и восхищенно ахнул…
Он не стоял на берегу, а словно бы парил над водой – возведенный на тонких сваях и нависающий над озерными волнами, любовно омывающими его хрупкие стены, маленький храм, сложенный из искусно обработанных пластин горного хрусталя, весь просвечивался насквозь, окрашенный в алый цвет, подаренный последними лучами заходящего солнца. Полукровке мерещилось, будто он увидел тончайшую шкатулку, призванную хранить заключенную в нее реликвию, потому что посредине прелестного здания он заметил и сразу же безошибочно опознал золотую статую Аолы, ставшую для троллей Агнией – богиней любви и супругой Брана. А самому Лансу она тотчас напомнила о Сумасшедшей принцессе, так схожей внешне со своей именитой родственницей. И ему мучительно захотелось вновь очутиться дома – в непритязательной, основательно обжитой драконьей пещере, в компании несносного язвы Эткина, милого Огвура и ее – этой беспокойной рыжеволосой девушки, сумевшей за короткий срок разительно изменить жизни всех своих друзей… Но помечтать всласть Ланс не успел…
Пара крепких телохранителей цепко ухватили его под руки и поволокли к храму, не оставляя времени на раздумья и не обращая внимания на сопротивление. За ними следовали слегка опечаленный сотник Гуль и счастливо ухмыляющийся вождь Баргуш.
– Милочка, сейчас ты станешь моей женой! – поспешил обрадовать Ланса тролль. – Ты предназначена мне судьбой!
Сотник завистливо вздохнул, воины одобрительно загоготали.
– Не хочу! – истошно завопил полуэльф. – Не дамся!
Но его конечно же не слушали.
– Поволокли, гады! – злобно прошипел Огвур, чуть высовываясь из–за камня и едва сдерживая закипающий гнев, поднявшийся в его душе при виде разворачивающегося на берегу зрелища. – Да если хоть один волос упадет с головы моего ненаглядного, то…
– …то ничего ему не сделается, – насмешливо резюмировал Генрих, хватая орка за шиворот и утягивая обратно. – У твоего милого этих волос до жо… – Он осекся под укоризненным взглядом Огвура и выразительно провел ребром ладони по своему горлу: – Во, сколько!
За их спинами тихонько хихикнул Марвин.
– А ты чего ржешь, маг зловредный? – возмутился влюбленный тысячник, весьма обеспокоенный судьбой своего ненаглядного дружка. – Не вижу ничего смешного…
– Скоро увидишь! – уверенно пообещал некромант, предусмотрительно разминая пальцы обеих рук. – Я вот все жду, когда же наш пустоголовый красавец вспомнит про мое заклинание, – и тогда у киктов начнется…
– …веселуха! – сдавленно гоготнул сильф, прикрывая рот ладонью. – Это будет что–то!
Огвур кисло улыбнулся:
– Надеюсь! Но если твоя магия подведет… – Тут он, хрустнув суставами, угрожающе сжал кулак и выразительно сунул его под нос Марвину: – …то смотри у меня…
Маг брезгливо поморщился и одним пальчиком оттолкнул от себя мощную орочью длань:
– Не порти мне репутацию, Огвур. Даю стопроцентную гарантию положительного результата. Неустойка, возмещение морального и материального ущерба, бесплатный бонус, компенсация урона…
– Ну–ну, – неопределенно хмыкнул орк, – если что, урон без компенсации я тебе и сам обеспечу!
Марвин со скучающим видом возвел глаза к небу и печально вздохнул, демонстрируя вселенскую скорбь, вызванную столь откровенным недоверием к его профессиональному мастерству. Генрих тихонько ржал, уперев лоб в гладкую поверхность огромного камня, послужившего им укрытием.
Солнце медленно скатывалось к линии горизонта. Не чуждый психологических наблюдений Марвин пришел к логичному выводу, что киктский вождь Баргуш, внешне сильно смахивающий на уродливое чудовище, оказался приверженцем романтики и, очевидно, потому не зря выбрал для проведения брачной церемонии сей эротично–таинственный предзакатный час. «Вполне достойный красоты юной невесты», – добавил маг, саркастично подмигивая.
Тролли, плотным кольцом окружившие неистово отбрыкивающегося и визгливо ругающегося полуэльфа, скрылись в храме.
– Быстрее, – требовательно призвал орк, покидая их импровизированное укрытие, – поспешим на помощь Лансу.
– Спешка до добра не доводит, – ворчливо вразумлял его Генрих, скептично осматривая опасно каменистый склон, довольно круто спускающийся к озеру и лишь вблизи от воды переходящий в мягкую траву. – Тут и шею сломать недолго…
– А магия на что? – поинтересовался Огвур, недвусмысленно вымогая посильную помощь некроманта.
– Я вам не рикша! [59]59
Р и к ш а – в некоторых странах Восточной и Южной Азии человек, везущий коляску с пассажирами.
[Закрыть]– обиженно возмутился Марвин. – Попробуй–ка подними такого здоровяка, как ты, – тут и до грыжи недалеко. Да к тому же на свете существуют другие, куда более полезные вещи, чем заклинания и левитация, а называются они самовнушением и аутотренингом. Учись, пока я добрый. – Он картинно взмахнул широкими рукавами своей хламиды. – Нужно просто убедить себя в том, что ты – мячик… – Он ухарски присвистнул и легко запрыгал вниз по склону. Следом за ним, вздымая тучу пыли каблуками своих походных сапог, подбитых закаленным железом, уверенно последовал барон, придерживая рукоять рапиры, раскачивающейся и бьющей его по бедру.
Огвур, порядочно превосходивший ростом, весом и габаритами обоих ловких прыгунов, задумчиво стоял на гребне горы, растерянно почесывая в затылке закономерно исполненную недоверия голову:
– Мячик, говоришь… – Он опасливо сделал первый шаг, а затем второй и третий… – Кажется, получается! Главное – не забывать, верить и постоянно повторять: «Я мячик, мячик, мячик…» А вот если бы я хоть на мгновение стал помидором…
Шмяк!..
До слуха Марвина немедленно донесся громкий шум, вызванный падением тяжелого тела, и витиеватая ругань, ничуть не напоминающая очищающей ауру мантры [60]60
Мантра (на санскрите «орудие мысли») – священный гимн, требующий точного воспроизведения.
[Закрыть]. Похоже, Огвур и аутотренинг банально не сошлись характерами…
– Вот, – некромант удовлетворенно дернул плечом, – как я и утверждал, самовнушение – великая штука. Конечно, если не увлекаться и ею – не злоупотреблять, ибо много хорошего – уже плохо!
«Ну уж нет, хорошего помаленьку! – мысленно твердил несчастный Ланс, следя за увлеченно хлопочущими троллями. – Эта игра зашла слишком далеко. У меня нет ни малейшего желания и в самом деле выходить замуж за этого неумытого варвара… Если это всего лишь жуткий сон, то мне необходимо срочно проснуться…»
Но мысли оставались мыслями, а между тем реальные события продолжали развиваться по нарастающей, неуклонно принимая самый нежелательный для полукровки оборот. Его волоком протащили по скользкому полу и бесцеремонно бросили перед потрясающе изысканной золотой статуей богини Аолы, державшей в прижатых к груди руках не что иное, как разыскиваемую друзьями дагу Анриэль Алатору – Радужную иглу.
«Ой, вот здорово–то!» – едва успел возрадоваться полуэльф, уже предвкушая грядущий пик звездного часа – своего заслуженного триумфа, когда он церемонно поднесет Ульрике найденную им реликвию, способную спасти жизнь Сумасшедшей принцессы. Впрочем, дагу у богини еще предстояло отобрать силой, потому что, видимо предугадав появление охотников за сокровищами, статуя вцепилась в артефакт мертвой хваткой, судорожно притиснув его к своему пышному бюсту.
«Да если потребуется, я эту Алатору зубами выгрызу!» – успел фанатично пообещать себе Ланс, как вдруг его без предупреждения грубо толкнули в спину, принуждая опуститься на колени. А вместо раскрасневшегося от счастья лица столь обожаемой им Мелеаны Ланс с ужасом обнаружил слюнявые губы мерзкого тролля, находящиеся совсем рядом, сложенные в бантик и жадно тянущиеся к его алым устам…
– Отвали, противный! – со всей мочи злобно взвыл полуэльф, оскорбленный в своем тщательно взлелеянном чувстве восприятия прекрасного. – Ишь, размечтался. Это же мезальянс! [61]61
М е з а л ь я н с – неравный брак.
[Закрыть]
– Чего? – недоуменно вылупился ничего не понимающий Баргуш. – Глупая девка. Да я же с серьезным намерением: я желаю взять тебя в жены!
И тут Ланса осенило. И как это он мог запамятовать про чудесное спасительное заклинание, дарованное ему Марвином? А ведь для его активации нужно просто пожелать…
– Чтоб вы сквозь землю провалились! – пронзительно заверещал Ланс, пытаясь вырваться из железной хватки воинов, цепко удерживающих его за запястья.
Пол святилища сначала заметно затрясся, а затем и вовсе заходил ходуном. Хрустальные плитки перечеркнула извилистая трещина, быстро превратившаяся в глубокий провал. Расширив глаза от изумления, новоявленный волшебник следил за проваливающимися в нее троллями. Кикты разразились воплями ужаса. А дальше началось нечто несусветное…
– Ослепни! – с энтузиазмом орал Ланс, мстительно прыгая от тролля к троллю. – Пусть у тебя пальцы узлом завяжутся! Пусть ноги вперед коленями вывернутся! Глаза на лоб вылезут! Вши до полусмерти заедят! Разбей тебя паралич… – Его фантазия оказалась поистине неисчерпаемой…
Храм наполнился стонами и рыданиями. Изуродованные кикты расползались по углам, стремясь скрыться от карающего взора своего прекрасного истязателя. Наконец из пребывающих в относительном здравии персон в помещении остались только потерянно поскуливающий сотник Гуль да прячущийся за него вождь Баргуш. Лансанариэль умолк, сбившись со счету и исчерпав запас желаний…
– Хватай его, он выдохся! – приказал вождь, подпихивая сотника поближе к полуэльфу.
– Боюсь! – стучал зубами Гуль, опасливо размахивая руками.
– Да чтоб у вас, чтоб у вас… – мучительно подбирал слова Ланс, отступая к статуе богини и ведя за собой двоих киктов. – Чтоб у вас руки отсохли! – наконец выпалил он, наступая на какой–то камешек и валясь на спину. – У всех!..
Пальцы Баргуша и Гуля сразу же ссохлись, словно опаленные огнем ветви, а кисти рук повисли недвижимо, будто мертвые плети – коричневые и онемелые…
– А–а–а! – выл сотник Гуль.
– О–о–о! – вторил ему вождь.
И тут случилось невероятное. Лицо золотой статуи исказила гримаса боли, богиня Аола отвела руки от груди и выронила дагу, которая со звоном грянулась об пол и подкатилась прямо под правую ладонь Ланса.
– Ну и дела! – привычно брякнул полукровка, с жадностью хватая желанный артефакт. – Вот это да!
Первым в храм ворвался удовлетворенно похохатывающий Марвин, весьма впечатленный устрашающими результатами своего колдовства. За ним следовал Генрих с Гиардой в руке. Шествие замыкала запыхавшаяся жертва аутотренинга, щедро присыпанная каменной крошкой и взбешенная до крайности.
– Ланс! – обрадованно вскрикнул Огвур, призывно раскрывая объятия. – Любимый мой!
– Душа моя! – ответно мыркнул полуэльф, сдирая с себя давно опротивевшее платье и вытряхивая из–за пазухи накладную грудь. – Ну наконец–то…
– Так ты мужик! – едва слышно прошептал Баргуш. – Позор на мою голову!
– Я же предупреждал: не получится из меня хорошей жены! – внятно напомнил ему полукровка. – Дык нет, ты уперся: люблю, люблю…
– Любовь прекрасна в теории, – наставительно хмыкнул барон, задумчиво рассматривая внушительную трещину, уродующую мраморный пол, – но изрядно обременительна на практике…
– Игла! – восхищенно всплеснул руками некромант, приметив волшебную дагу. – Мы ее нашли!
– Я нашел! – ревниво уточнил Ланс, сверля Марвина недоверчивым взглядом. – Меня из–за нее чуть замуж не выдали…
– А ведь Саймон знал об этом заранее… – потрясенно пробормотал маг. – С судьбой не поспоришь…
– Не советую даже и пытаться, – указал обеспокоенный сильф на расширяющийся провал. Стены храма качались и угрожающе поскрипывали. – Этому зданию суждено вскоре развалиться на кусочки. Нужно уходить отсюда немедленно. Через пару минут сия хрупкая конструкция прикажет долго жить, и мы очутимся в озере, а с учетом имеющегося в нем водоворота…
– …можем и не выплыть! – мгновенно сообразил орк. – Вот ведь, гоблины проклятые, что делается–то!
– Назад ходу нет, – уведомил всех Марвин, предусмотрительно выглянувший в двери. – Не хочу вас огорчать, но со склона горы по направлению к храму спускается по крайней мере сотня отлично вооруженных троллей, видимо привлеченных воплями своего вождя. Похоже, нам кранты…
– А ты хорошо все разглядел? – с обоснованным колебанием в голосе вопросил Огвур, явно не желавший умирать от лап мстительных киктов, с коими он уже столкнулся в бою и в полной мере вкусил их завидного воинского умения. – Тебе уже доводилось ошибаться – так, может, и на этот раз ты…
– Я не слепой! – желчно парировал маг. – Не исключено, что мои заклинания не являются верхом совершенства, но со зрением у меня порядок. Знаешь, в природе все устроено чрезвычайно справедливо и пребывает в незыблемом равновесии. Если человек глух, то у него остро развиты тактильные ощущения. Если силен как мужчина, то, – некромант злорадно покосился на орка, – обычно слаб в умственном развитии…
– Хы–ы–ы, – ответно осклабился тысячник, – теперь понятно, почему ты в маги подался…
Марвин густо покраснел:
– Намекай на что угодно, но факт остается фактом. Мы находимся в практически безвыходном положении, и помочь нам способен лишь кто–то весьма сильный и маневренный…
– Я знаю кто! – неожиданно дошло до Ланса. – Эткин, где сейчас Эткин?
– Невероятно! – Генрих восхищенно хлопнул себя по ляжке. – Поздравляю, Марвин, твоя теория блестяще подтвердилась. Слабый как мужчина экземпляр проявил редкостную сообразительность в ущерб своим первичным половым признакам…
Полуэльф польщенно заулыбался, приняв все высказанное сильфом за комплимент.
Нашу жизнь плотно опутывают тысячи незримых нитей, называемых законами судьбы. Разрубишь одну из них – и можешь зваться грешником или преступником, разорвешь десять – окажешься приговоренным к казни смертником, преодолеешь их все – достигнешь уровня бога. И поэтому дракон Эткин ничуть не кривил душой, справедливо признавая: срок его смерти близится. О нет, он никогда не считал себя трусом и не привык сожалеть о содеянных поступках. Последний дракон совершенно не боялся жить, да и умирать – тоже. Эткин всегда называл себя не иначе как циником. А значит, тем, кто имеет осознанную наглость, позволяющую видеть мир не таким, каким он мог бы стать согласно чьим–то правилам, а таким, каковым он являлся на самом деле. И следует признать открыто – для подобных ортодоксальных жизненных убеждений требуется немалая смелость. Его ироничный пессимизм являлся не чем иным, как столкнувшимся с грубой реальностью оптимизмом, а посему – в огне не тонул и в воде не горел. К тому же летун–философ пребывал в твердой уверенности: ему повезло – ведь он отлично понимает, для чего именно появился на свет и прожил столь невероятное количество лет. Каждое существо имеет право считаться бессмертным только до тех пор, пока судьба не убедит его в обратном. Но возраст и бессмертие уже давно его тяготили, из дара превратившись в наказание, а из силы – в слабость и уязвимость. И Эткин не стыдился своей слабости, ибо открыто выказывать подобные недостатки способна лишь очень сильная личность, безоговорочно уверенная в собственной правоте. Но сейчас и его силы подходили к концу, а предназначение властно требовало воплощения. Ныне Эткин мечтал лишь об одном – исполнить предначертанное, а потом тихонько отойти в небытие, дав желанный покой измученным душе и телу. Возможности никогда не даруются нам впрок, но добываются ценой огромного внутреннего напряжения и борьбы с самим собой. Заветные желания всегда дополняются силами на их осуществление, а после своей реализации неизбежно сменяются усталостью и депрессией. Жизнь состоит из множества выборов. Выбор есть всегда. Мир полон возможностей. Однако доступные нам возможности зависят от правильного выбора, ибо не бывает приобретений без потерь. При этом судьба многих живых существ зачастую зависит от добровольной жертвы одного…
Союзный флот людей, эльфов и пиратов покинул негостеприимный берег Диких земель. Но невзирая на настойчивые уговоры Саймонариэля и короля Мора дракон предпочел остаться. Он чувствовал – Ульрика нуждается в его помощи, а поэтому вот уже несколько дней он без устали кружил над холмами, чутко прислушиваясь и приглядываясь. Магистр Саймон так и не смог отыскать следов внезапно исчезнувшей принцессы, бессильно признавшись: Портал оружия, которым ушла сумасшедшая воительница, ему неподвластен. Но Эткин знал – судьба сведет их снова, подарив возможность попрощаться и совершить именно то самое деяние, мечты о котором стали смыслом всей его жизни и ее предназначением. А посему он не поддавался разочарованию, упрямо вспарывая ночное небо размеренными взмахами мощных крыльев. И когда он уже начал сомневаться в успехе задуманного, удача вдруг милостиво перешла на его сторону, донеся до чуткого драконьего слуха отчаянный призыв о помощи…
Не выдержавший заклинаний храм неумолимо разваливался. Золотая статуя богини Аолы тяжело рухнула набок, доламывая мраморные плиты, провалилась в воду и закружилась в водовороте, подхваченная смертоносной стремниной. Друзья лишь чудом держались на обломках стен, ожидая неминуемой гибели. Воинственные крики троллей приближались…
– Вижу! – внезапно радостно вскрикнул остроглазый Марвин, вглядываясь в ночное небо. – Не знаю, как это стало возможным, но дракон находится совсем близко от нас. Я разглядел его своим магическим оком! Эткин, – выл некромант, будто голодное привидение, – помоги!
– Спаси нас! – хором поддержали Огвур и Ланс.
– Именем Сумасшедшей принцессы! – зычно добавил Генрих.
– Это кто тут упоминает всуе мою бесценную Мелеану? – Из непроницаемой тьмы ночных небес медленно выплыл огромный силуэт дракона, величественно осененного размахом широких крыльев. – Орете, понимаешь, как коты весной!
– И нечего обзываться, – оскорбился злопамятный орк, точивший на Эткина зуб еще со времен его двусмысленных шуточек в «Королевской питейной». – Сам–то ты петух петухом – только гребень во всю спину!
– Петух? – негодующе взревел гигант. – Кто? Я?
– Тихо, дурни! – почти взвизгнул Марвин, из последних сил цепляясь за клонившуюся к водовороту колонну. – Нашли время ругаться и собачиться.
– Ну хочешь, я Огвуру просто молча морду набью? – с готовностью предложил Генрих. – И потом… – Его слова оборвал густой град из стрел, выпущенных троллями, сгрудившимися возле развалин храма. Одна из них мимолетно оцарапала руку некроманта. Марвин дернулся, колонна повалилась плашмя, исчезая в бурлящей озерной глубине… Маг истерично взвизгнул, прощаясь с жизнью, но парящий над руинами дракон вытянул лапу и удачно подхватил некроманта возле самой воды. Его мощные когти уверенно обхватили Марвина за талию, а добродушный голос успокаивающе прогудел:
– Не дрейфь, магикус, не уроню!
Некромант испустил громкий вздох облегчения.
Эткин заложил крутой вираж, на бреющем полете прошелся над Озером и остальными тремя лапами синхронно подхватил Огвура, Генриха и Ланса. Причем последний не выпускал из рук чудом добытую дагу. Дракон понимающе хмыкнул:
– Для нее нашел?! – Фраза прозвучала скорее утвердительно, чем вопросительно.
Полуэльф восторженно закивал.
– Молодец! – искренне похвалил летун. – Да ты у нас настоящим мужиком стал!
– А Марвин говорит, что нет! – хнычуще пожаловался полукровка.
– А ты слушай его больше, – иронично посоветовал Эткин. – Он сам от своей бабы сбежать не прочь. Настоящий мужчина выше сплетен и пересудов. Он и коня на скаку того–с, и в горящей избе то самое проделать может… А уж по женской части и вообще… – Он игриво прижмурился.
– Да чего ты в женщинах понимаешь, змеюка летучая? – взбеленился некромант. – Много ли у тебя самого их в жизни было?
– А у тебя? – ехидно поддразнил гигант.
– Как листьев на дереве! – не моргнув глазом, лихо солгал маг.
