Текст книги "Хроники Рыжей (Трилогия)"

Автор книги: Татьяна Устименко

Волосатые руки кузнеца, удерживающего раскаленный металл, защищали толстые войлочные рукавицы, но я заметила, что, даже не смотря на материю и длинную рукоять щипцов, его ладони начали ощутимо страдать от горячего бруска, предназначавшегося для меня.

«Боги! – мысленно взмолилась я. – Так что, это и есть ваша хваленая справедливость? Если да, то помогите, дайте мне силу, чтобы вынести это испытание, ведь мои собственные силы уже на исходе!»

– Ульрика! – сильные пальцы Саймонариэля больно стиснули мое напряженное плечо, вырывая меня из мира призрачных видений. – Ты осознаешь, что тебе предстоит сделать?

– Да! – послушно шепнули мои онемевшие губы.

– Тогда выслушай меня внимательно, – темные глаза мага приблизились, вливая в меня спокойствие и странное равнодушие, напоминающее сон на исходе ночи. – Вы примешь этот металл на свои обнаженные ладони и, держа руки вытянутыми перед грудью, медленно пройдешь от крыльца до вон того куста сирени, а потом бросишь стальной брусок на землю. И если ладони твои не пострадают и не будут иметь следов ожога, то мы все признаем твою невиновность и не станем преследовать твое дитя, не причинив ему ни малейшего вреда ни до, ни после рождения!

– Это справедливо! – многоголосый гул толпы единодушно поддержал решение мага.

– Но это невозможно! – тихонько ответила я. – Мне придется пройти не менее двадцати шагов. За это время мои руки прогорят да самых костей!

– На все воля богов! – торжественно возвестил Саймонариэль. И добавил едва слышно, так, что это расслышала только я: – Если ты веришь в собственную правоту, моя дорогая девочка, то с тобой не случится ничего дурного!

Я недоуменно моргнула, силясь вникнуть в потаенный смысл услышанного. Судьба готовилась совершить очередной обманный ход – проверяя и испытывая меня. Неужели, таким образом, она желает сломить непокорный, свободный дух и пытается приучить меня к повиновению? Ну, уж нет, этого она не дождется!

Я издевательски оскалилась и наглым жестом протянула раскрытые ладони:

– Давай свое железо, Саймон! Клянусь гоблинами, я попадала в переделки и покруче!

Архимаг улыбнулся светло и радостно:

– И не сомневаюсь в этом, Мелеана!

– Люди! – громко заорал ошарашенный моим нахальством кузнец. – Она не боится! Она смеется над нами! Да она же ведьма!

– Ведьма! – ветром прокатилось по двору.

Я вспомнила похожую сцену, не так давно произошедшую в замке де Кардиньяк, и мстительно расхохоталась. «Трусы, какие же они все суеверные трусы!»

Я почти вырвала раскаленное железо из удерживающих его щипцов и медленно, усмиряя нетерпеливую походку, зашагала к финишному кусту, проход мимо расступающихся при моем приближении людей.

Поначалу я не ощутила ничего. Только исходящий от бруска холод, злобно покусывающий мои голые руки, да странную, туманную дымку, обволакивающую все тело и мешающее идти вперед. Мне приходилось буквально продираться через тугую, липку субстанцию, цепляющуюся за ноги и делающую каждый шаг невыносимо мучительным и трудным.

А потом неожиданно пришла боль. Голодным жаром вцепилась в руки, овладев ими до самых плеч, жаля сильнее стаи диких пчел, заставляя меня до крови кусать губы, стараясь подавить жуткий вой, непроизвольно рвущийся прямо из глубины души. Подобного я не испытывала никогда в жизни. Боль вынуждала остановиться, упасть на землю и грызть, зубами грызть свои руки, доводящие меня до безумия.

– Ульрика, иди же вперед! – умоляли отец и мать.

– Мелеана, ты можешь! – раненым быком ревел Огвур.

– Рыжая, не сдавайся! – стонал Лансанариэль.

– Не останавливайся, девочка! – хрипел дракон.

– Иди, иди, иди! – как заклинание выкрикивал Марвин.

Конвульсивным усилием я подняла голову, сквозь пелену слез, застилающих глаза, пытаясь разглядеть нужный мне куст. Около сирени стоял напряженно выпрямившийся Саймонариэль, а рядом с ним… тут я чуть не задохнулась от восторга и изумления, виднелась полупрозрачная, туманная фигура Астора, нежно манящая меня к себе чуть согнутым пальцем.

– Иди же ко мне, любимая! – призывно шелестел потусторонний голос. – Сюда, радость моя!

И я слепо пошла на зов…

Вязкий туман все так же замедлял мои шаги, но, разгоняя его, в голове рожались слова путеводной песни, отмеряя путь и успокаивая боль:

Тьмой накрывает Ранмира кручи —

Тяжелый рок,

Над нами смерти нависли тучи —

Помилуй Бог,

Но полыхает каленым жаром —

Огонь в груди,

Мы повстречались с тобой недаром —

Не уходи…

Мне так хотелось в любви болоте —

Проложить гать,

Смерть поджидает на повороте —

Все выжигать,

Под этой ношей уже вскипает —

Как пламя кровь,

Но и под пыткой не умирает —

Моя любовь…

Я сквозь обиды и сквозь презрение —

Пройду шутя,

Храня в объятиях свое прозрение —

Твое дитя,

Я в счастье верую, что повстречается —

Нам впереди,

Я знаю, с гибелью жизнь не кончается —

Не уходи…

Последнее слово привело меня к кусту сирени. Астор улыбнулся и запечатлел на моем лбу невесомый поцелуй. Я протянула ему раскаленный брусок.

– Назови его Люцием, Люцифером – сыном Утренней звезды! – попросил меня любимый.

– Мы еще встретимся? – трепетно спросила я, напрочь забывая о железе, прилипшем к ладоням.

Но призрак Астора ничего не ответил, лишь прощально взмахнул рукой и бесследно растворился в прохладном воздухе…

– Ульрика, бросай брусок! – зычный голос Саймона привел меня в себя.

Я поспешно встряхнула ладонями, железо упало на землю, превращая в серый пепел траву, мгновенно погибающую от его прикосновения. Я удивленно осматривала свои ладони, здоровые и неповрежденные, сиявшие девственной белизной…

– Ведьма! – кричали люди вокруг, отбегая от меня на безопасное расстояние. И вскоре я уже стояла в центре враждебного круга, ощетинившегося кинжалами и арбалетами. – Убьем ведьму! – раздавалось все громче.

– Нет! – повелительно потребовал Саймонариэль, раздвигая людей и подходя ко мне. – Она честно прошла испытание, она полностью оправдана!

– Не может обычный человек, эльф или сильф выдержать подобное! – резонно изрек седой старик с проницательными глазами. – Это под силу лишь демону, порождению Тьмы и пламени. А демону не место среди нас!

– Изгоним ее! – почти миролюбиво выкрикнул кто–то. – Пусть уходит прочь!

Саймон переглянулся с королем Мором и опечаленно кивнул головой:

– Хорошо! Принцесса уйдет! Покинет тех, кто оказался так неблагодарен и неосмотрительно отрекся от защиты воина Старшей крови. Но не пожалеете ли вы потом об этом, люди? Не попросите ли ее о помощи?

– И не подумаем, не нужна нам ее подмога. Не попросим! – донеслось самоуверенное обещание. – Ведьма, демон! Пусть она убирается!

А ведь они все–таки попросили.

Но это было потом…

***

Я заботливо поправила на плече ремешок от футляра с гитарой и легко перепрыгнула на покатый, обросший мхом и водорослями валун. Инструмент тряхнуло, и он протестующе тренькнул, серебристо и мелодично, будто пригоршня жемчужинок раскатилась по серебряному блюду. Отличная гитара – маленькая и изящная, прощальный подарок Саймонариэля. К тому же, ничем не уступает моей любимой, потерянной еще под стенами Ниса. А как она звучит – м–м–м, заслушаешься! Настоящее эльфийское чудо!

Я немного постояла на пустынном берегу, подставляя разгоряченное лицо соленым брызгам шумного прибоя. В гуле накатывающих на гальку волн, мне почти осязаемо чудился мотив новой баллады, на этот раз не жалобно–лиричной, а торжествующе–обнадеживающей. Я не чувствовала себя побежденной. Наоборот, в душе разливались упование на лучшее будущее и тихое, колыбельное успокоение. Ведь я была молода, свободна и полна сил. Я ждала ребенка от любимого человека. И пускай мой возлюбленный погиб – я вовсе не собиралась мириться с подобным, несправедливым поворотом судьбы, а напротив – собиралась бросить отчаянный вызов всем зарвавшимся демиургам, богам и демонам, и среди тысяч холодных звезд, среди завихрений неизвестности в жерле Обители потерянных душ – намеревалась найти посмертную сущность своего прекрасного принца и… вернуть ее обратно, на землю. Я пока не ведала, сколько путей мне придется пройти для осуществления своей цели, сколько пар железных сапог износить, сколько медных караваев изгрызть – но это меня не пугало. Отступать и сдаваться я не намерена, а значит, когда–нибудь жестокая судьба все–таки допустит один маленький промах, которым я обязательно успею воспользоваться. Надежда умирает последней…

Я положила руку на свой живот, желая уловить шевеление крохотного существа, поддержать самого дорогого и близкого человечка, тихонько дремлющего под моим сердцем. Здравствуй – сын мой, Люцифер, дитя Утренней звезды! Я готовлюсь подарить тебе весь этот чудесный мир с его ветрами и туманами, реками и пустынями, городами и лесами. Я научу тебя любить и верить, ждать и надеяться, брать все и отдавать себя без остатка. И я четко знаю – твоим крохотным пальчикам суждено крепко сжать струны вселенского равновесия и управлять ими сурово, но справедливо. Да будет так!

Шлюпка, высадившая меня на берег, давно скрылась из виду, вернулась на корабль, шедший с Поющего острова до окраины Ликерии. Отважный капитан, настоящий сорвиголова в красной бандане, на прощание крепко пожал мою руку и подмигнул так неприкрыто лукаво, что выглядело красноречивее сотни пожеланий успеха и благополучия. И я поняла, что если мне неожиданно понадобится помощь, я вполне могу положиться на этого нечаянного друга, посланного благим провидением. Но сейчас мне хотелось побыть одной. Сейчас еще не настало время задумываться о будущем, вспоминать плохое или размышлять, куда в первую очередь направить свою тропу странствий, ведущую меня к какой–то безусловно важной, но пока не понятной, скрытой в тумане цели. Мой путь не должен кануть в пустоту. Нет, я четко осознавала, что впереди меня ждет что–то невыразимо ценное, что–то жизненное и значимое…

Но сегодня я не стану соревноваться с неутомимой выдумщицей–судьбой. Я дождусь заката и разобью скромный лагерь в тени этих высоких скал. Соберу обломки выброшенных на берег досок и достану из походной сумки непритязательный ужин – хлеб, сыр и краснобокие яблоки. А с наступлением темноты, я разожгу костер и прослежу, как золотистые искры разгоревшегося пламени поднимутся в небо, образуя тонкую, хрупкую дорожку между мной и многоликой вечностью. Филигранный мост прогнется под невесомыми шагами, когда привлеченная теплом и светом, ко мне спустится призрачная душа ушедшего в небытие Астора, и уютно устроится по другую сторону огня. Он обязательно придет сегодня – мое нереальное, горькое, краденое счастье… И тогда я загляну в любимые глаза, почувствую биение родного сердца и спою ему новую песню, песню своей надежды:

 
Струна на гитаре звенит и дрожит,
Меня уводя в пустоту, и во тьму,
А путь мой отныне в те земли лежит,
Где ветер нашепчет: «Не верь никому!»
Не верь в одинокий, кровавый рассвет,
В осколки желаний и пепел миров,
В горячее «да» и холодное «нет»,
Но в небо взлети, уходя от оков
Ты вслух заклинаний уже не кричи,
О боли и страхе навек позабудь,
Себя оправданием зря не лечи,
И жалу кинжала позволь отдохнуть
Тебе не достать с небосвода звезду,
Уже не разрушить судьбы круговерть,
Тихонько пройдя по застывшему льду,
Тебе не осилить безликую смерть
Но можно согреть чью–то мертвую кровь,
И в жизнь распахнуть заржавевшую дверь,
И в смерти – бессмертна святая Любовь!
На это – надейся… И в это – поверь…
 

Принц для Сумасшедшей принцессы

Посвящаю эту книгу моей маме – самой лучшей и любимой

Сумасшедший герой – это…

Словари не содержат точного определения

Все герои – немного сумасшедшие!

Личное мнение автора, ни на что не претендующее

Пролог

По безмятежно–голубому небу плыли перистые облака. Колыбель, стоявшая в прохладной тени раскидистых кустов и прикрытая полупрозрачным муслиновым пологом, плавно покачивалась. Люций, не по–детски высокий и мускулистый, а оттого выглядевший несколько старше своих семи лет, нетерпеливо отбросил за плечо двухцветную копну вьющихся локонов и заинтересованно склонился над укрепленной на изогнутых полозьях люлькой. Из–под невесомого полога тут же понеслось восторженное гуканье, а розовые пяточки Артура жизнерадостно взбрыкнули над резным бортиком.

«Опять наш живчик умудрился выбраться из пеленок и свивальника, – лениво подметила я, нехотя приоткрывая один глаз. – Непоседа, весь в папочку…» Но послеобеденная дрема не торопилась выпускать меня из своих убаюкивающих объятий, поэтому я вновь откинулась на спинку кресла и погрузилась в сладкое полузабытье.

Солнце припекало. Луговые цветы источали тяжелый, дурманящий аромат, опьяняющий не хуже выдержанного вина. Неосторожная оса, позарившаяся на яблочное варенье, призывно желтевшее в хрустальной розетке, вяло бултыхалась в липком сиропе, жалобно подрыгивая мохнатыми лапками. Нянюшка Мариза, приставленная надзирать за крошкой Артуром, хоть и не очень–то верила в душевные добродетели этого чернокожего громилы – Кса–Буна, но сегодня все–таки положилась на его чутье, утратила бдительность и сейчас старчески похрапывала, спрятав лицо под оборками безупречно белого чепца. Привычный к жаре канагериец уважительно покосился на строгую домоправительницу, а затем – с почти собачьим обожанием, так не шедшим к его внушительной фигуре, – на свою молодую хозяйку, уснувшую в плетеном садовом кресле. Он макнул палец в варенье и спас глупое насекомое, а затем важно напружинил ноги и оперся на топор, преисполнившись гордости от оказанного ему доверия. Да и как не гордиться, если под его опекой сейчас беззаботно отдыхает не только сама госпожа Ульрика, но и ее дети!

«Вот то–то же!» – и Кса–Бун с бахвальством оскалил остро подпиленные зубы, довольный своей почетной миссией.

Две пары детских глаз – одни топазово–золотистые, а вторые шоколадно–карие – со жгучим любопытством заглянули под кусок легкого муслина, невесомо вспархивающего под порывами слабого летнего ветерка. Голенький малыш, вырвавшийся из плена окутывающих его пеленок, оживленно залепетал и требовательно застучал кулачками в стенки колыбели, вырезанной из ствола северной березы. Колыбель снова закачалась. Настоящее чудо, а не люлька – благодарное подношение искусных мастеров–троллей. Впрочем, неугомонный малыш уже в полной мере оценил достоинства сего замечательного подарка, проверив его на прочность своим первым, недавно прорезавшимся молочным зубом.

– Какой же он все–таки милашка! – восхищенно всплеснула руками прелестная, стройная девочка, вылитая маленькая королева. – Артур – настоящий эльфийский принц и мой брат! – Она кокетливо тряхнула длинными золотыми косами и пригладила подол дорогого атласного платья. – Когда он вырастет, то станет правителем Края Роз, так обещала наша матушка!

Зеленоглазый четырехмесячный принц согласно икнул, недвусмысленно подтверждая слова сводной сестрицы, и торжественно обмочил пеленки.

– Ха, да пусть он сначала с горшком управляться научится! – насмешливо поддразнил Люций, дергая малолетнюю фантазерку за одну из ее роскошных кос. – Твой мокропопый правитель! Как говорит мама: дети – цветы жизни, поэтому тоже нуждаются в горшках! – Он проказливо показал девочке язык. – Ну и любишь же ты хвастаться, Мириам!

– Я братом не хвастаюсь, я его люблю! – не осталась в долгу Мириам. – Вот как пожалуюсь матушке на твои выходки. А она тебя накажет и скажет, что женщин нужно уважать!

– А разве меня ты уже не любишь? – притворно изумился Люций, широко распахивая золотистые глаза.

Наблюдающий за детьми Кса–Бун насмешливо фыркнул, давно привыкнув к тому, чем обычно заканчивались подобные игривые перепалки.

Добросердечная, а по характеру абсолютно не злопамятная, Мириам немедленно приподнялась на цыпочки и примирительно чмокнула Люцифера в щеку.

– Люблю, конечно, – откровенно призналась она. – Ведь ты же мой жених!

Мальчик зарделся от удовольствия, вытащил из ножен богато инкрустированный кинжал и щедрым жестом опустил его в колыбель, вложив в кулачок малыша.

– Держи, младший братишка! – Он заговорщицки наклонился ниже и шепнул прямо в ушко Артура: – Между прочим, мне уже известно, что ты – дитя Света, а я – наследный принц демонов. Но клянусь тебе, брат, никогда между нами не возникнет вражды или соперничества. Ибо, – тут голос Люция обрел невероятную серьезность, – Свет и Тьма должны существовать бок о бок, в согласии и равновесии. И в этом залог процветания мира.

Мириам радостно захлопала в ладоши и запрыгала вокруг братьев. Кса–Бун удовлетворенно кивнул и испустил громкий вздох умиления.

«Надо же, – в который раз удивился он, – какие они разные – два родных сына госпожи Ульрики и ее приемная дочь. И все же – какие они похожие!»

Но в этот момент малыш Артур, вдосталь наигравшийся с тяжелым кинжалом, проголодался и басовито разревелся. Нянюшка Мариза проснулась, с кряхтеньем поднялась с мягкого табурета, шлепнула хулигана Люция и принялась грозно распекать нерадивого чернокожего остолопа, не углядевшего за проделками старшего принца. А вдруг малыш порежется этим злополучным кинжалом!

Крепко взявшись за руки, Люций и Мириам с хохотом умчались в зеленую даль цветущего луга, прихватив с собой любимую подружку и неизменную спутницу – фрейлину Нину де Вакс. Невозмутимый канагериец последовал за шалунами, провожаемый нескончаемым ворчаньем старой няньки. С толстых губ Кса–Буна не сходила благодушная улыбка. Он ощущал себя счастливым и был готов поклясться, что нынче не только дети, но даже вредная старуха Мариза в полной мере разделяют его бесхитростное чувство. Чувство покоя и счастья, незримо разливающееся в теплом летнем воздухе…

Я отняла насытившегося Артура от своей груди и вытерла несколько капель молока, оставшихся на губах сына. Малыш пролепетал что–то веселое и нетерпеливо заелозил, пытаясь выбраться из пеленок, обвивающих его сильное тельце. Я погрозила ему пальцем, но кроха ничуть не испугался, прекрасно понимая, что мама только притворяется сердитой, и снова потянулся к золотой маске, прикрывающей мое лицо. Я пригладила прядку черных волосиков, курчавящихся на затылке сынишки, и залюбовалась его смуглым личиком. С каждым днем Артур все больше становится похож на своего отца – Генриха де Грея, унаследовав от меня лишь зеленые глаза. Интересно, вырастет ли он таким же вспыльчивым и настойчивым, как мой дорогой Генрих? Семейные черты характера имеют свойство передаваться из поколения в поколение, а уж в чем, в чем, но в настойчивости барону не откажешь.

«Сколько раз он предлагал мне выйти за него замуж – десять или пятнадцать? – Я насмешливо задумалась. – Нет, уже и не припомню точно! В конце концов, бабушка Смерть должна удовлетвориться хотя бы этим очаровательным подарком судьбы, которого я назвала Артуром. Рыцарь Света… – Я нежно баюкала засыпающего сынишку. – Я ничуть не стала сговорчивее или уживчивее с тех самых пор, когда королева вложила мои пальцы в ладонь барона де Грея и почти силой заставила меня выполнить предначертанное… Видят боги, я не гожусь Генриху в жены! Слишком часто я ему противоречу и не желаю подчиниться. Но, кажется, он и сам уразумел сию немудреную истину. Ездил на Поющий Остров свататься к очередной княжне из побочной ветви нашего рода. Бросил бесплодные попытки отобрать у меня нашего сына, смирился и удовольствовался ролью отца и друга дома. Хорошо еще, что он отдал мне дочку умершей при родах Лилуиллы: ведь крошка Мириам уже привыкла называть меня матушкой, да и Люций от нее ни на шаг не отходит… Право же, так будет лучше для всех нас, ведь в итоге Генрих все–таки отступился от бесплодных попыток принудить меня к браку с ним. Осознал, что я так его и не полюбила. И не полюблю никогда, потому что моя душа навечно принадлежит тому, кого так живо напоминает подросший Люций, как две капли воды похожий на…»

Я передала Маризе угомонившегося Артура и прошла в дом. Поднялась по винтовой лестнице на второй этаж и вступила в оружейную залу. Кончиками пальцев подобрала чуть не попавшую под каблук юбку. Вот беда: никак не могу приспособиться к этим неудобным длинным подолам. А ведь придется… Негоже владычице Края Роз постоянно разгуливать в мужском наряде. Пора привыкать к королевскому этикету да почаще задумываться о будущем своих детей. И похоже, оно того стоит! Вон какое благоговение читалось в глазах послов, прибывших ко мне недавно от старейшин Нижнего уровня. Делегацию возглавлял лорд Рахсагор Верный, вновь напомнивший мне об обещании, некогда данном его народу. Они пожелали видеть вдову принца Астора своей законной королевой. Демоны устали от войны и захотели мира. Но я лишь улыбнулась им благосклонно и представила послам принца Люцифера, лет через десять способного стать достойным преемником своего знаменитого отца. Демоны тут же выразили полную готовность признать нового повелителя…

Хлопоты, вокруг сплошные хлопоты и суета! И некогда уже думать о чем–то ином, кроме как о доме и о детях… А еще нужно делать вид, будто я верю во все эти ненастоящие, выдуманные мною же доводы и стараюсь вести себя благоразумно. О да, я сделаю все, что угодно, – остепенюсь, стану носить платья и займусь хозяйством. Все, что угодно, – только бы не думать о нем, о моем погибшем Асторе, о моем нереальном, горьком, краденом счастье, так мне и не доставшемся…

Я участливо прикоснулась к висевшему на стене и изнывающему от безделья Нурилону, как верной подруге – шаловливо подмигнула даге Алатора, бережно поправила наследие Люция – меч его отца, носящий имя Полумгла. А затем не удержалась и сделала то, чего делать не стоило: достала из серебряного ларца Хроники Бальдура и полистала густо исписанные страницы. Образы ушедших друзей и врагов так и роились вокруг меня, наполняя душу болью, пробуждая картины минувшего, наполняя сердце горечью пережитой утраты. Я много узнала и много испытала, я выполнила данные обещания и изведала множество тайн нашего мира, но при этом я все равно не смогла постичь главного – почему же на кожаной обложке книги до сих пор так и не появилось название, когда–то обещанное мне Единорогом в Храме света? Значило ли это, что мой путь еще не закончен? И почему в Хрониках остался еще один чистый лист – единственный, самый последний… Последняя веха на длинном жизненном пути… Что следовало мне начертать на нем? Неужели я промахнулась в какой–то мелочи и упустила шанс вернуть Астора?

Я опустилась на пол и принялась торопливо перечитывать заполненные судьбой страницы, отображающие мое прошлое и настоящее. Израсходованное на что–то время невозможно повернуть вспять или прожить повторно, ибо человек бессилен перед неумолимой властью судьбы. Но я не собиралась сдаваться, мне все еще хотелось верить в возможность воскресить трагически погибшую любовь. А для этого нужно попытаться найти свою роковую ошибку и подробно вспомнить прошедшее.

Вспомнить все…