Текст книги "Алхимия желания"
Автор книги: Тарун Дж. Теджпал
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)
Гетия находилась всего в трех милях от Биирбхатти, и в первый раз, когда Катерина увидела это место, оно было окутано передвигающимися туманами. Больше месяца прошло с того момента, как Гадж Сингх появился в их коттедже; в это время Сиеда объявили больным быстро прогрессирующим туберкулезом, Бойкотта и старого наваба настойчиво попросили перевезти его в город на холме, и эта просьба была исполнена.
Но Бойкотт ясно дал понять: если возникнут какие-то проблемы, даже намек на них, Сиеда вернут и заставят перевоплотиться. Между тем, Гадж Сингх покинул королевскую кухню и поступил в услужение к Сиеду. Это был решение, которое не имело последствий – ни наваб, ни Зафар даже не знали о его существовании. И в любом случае никого, за исключением доберманов, не волновал повар, готовящий пудинакорму.
Такие, как он, люди терялись в бесконечной череде слуг. Если один из них умирал, его место занимал следующий.
Катерине было непривычно ехать верхом на маленьком пони. Четыре крепких кули несли Сиеда в деревянном паланкине на плечах. Они двигались в прекрасном ритме, превосходно отлаженным шагом, широко поворачивая бедра, выдыхая одновременно с коллективного одобрения. «Хайша, хайша, хайша».
Дорога была старой грязной тропой, и кули и их груз качались вместе с пони. Гадж Сингх шел впереди них сильным шагом горного человека, в самом конце процессии шла еще одна группа кули, которые несли палатки, постельные и кухонные принадлежности и провизию. Замыкали шествие два муллы. Был ранний вечер, и они были в пути девять часов. Они покинули свой бивак в Каттодаме до рассвета и много раз останавливались на отдых, чтобы восстановить силы. Сезон дождей начался две недели назад и окутал горы вуалью блестящего зеленого цвета. Склоны гор были покрыты сосновыми и дубовыми лесами, под дубами поднималась густая растительность. Многие вершины деревьев были украшены ползучими растениями, которые тянулись вверх на сотни метров. По дороге им случайно встретилась поздно цветущая жакаранда пурпурного цвета. Поднявшись за Дагаон и Джеоликоте, можно было увидеть хлопья облаков, зацепившиеся за горы. Повсюду был слышен звук бегущей реки – громкое, счастливое журчание жизни.
Птиц было невероятно много, и за первые несколько часов по дороге в горы Катерина увидела больше разнообразных птиц, чем за десять лет, проведенных в Джагдевпуре. Самой красивой была голубая птичка размером с голубя с длинным развевающимся хвостом – в три раза больше ее самой, которая прыгала с дерева на тропу и обратно. Порой эти птицы прилетали стаями, пронзительно крича друг на друга, но чаще всею появлялись парами. Одна страстно обращалась к своему партнеру и через минуту улетала, призывая его с новой ветки.
Катерина окрестила их «дразнящие птицы», и только через несколько лет Карпетсахиб рассказал ей, что это были красноклювые голубые сороки.
Тропа начала подниматься от Катгодама, и была широкой и удобной, с легким уклоном. Наклон был обманным, потому что они поднимались все выше, а воздух становился резко прохладным. Потом начало немного моросить, воздух стал мягким и влажным – и души сопровождающих запели от удовольствия. Горные жители начали расплываться в неосторожных улыбках.
Катерина не могла вспомнить более легкого или счастливого чувства за всю свою жизнь.
В Катгодаме, перед рассветом, Катерина вытащила брюки цвета хаки и муслиновую рубашку кремового цвета. Легкая одежда, пребывание на открытом воздухе под холодным серым небом, пони, ожидающие, когда их оседлают, кули, торопящиеся в темноте связать и укрепить тюки, – все это закончилось долгим невинным путешествием.
Когда они ехали вверх, а небеса открывались, чтобы нaпoлнить горы свежим светом, она сняла сола топи и распустила по плечам волосы. Через два часа, прежде чем они достигли Догаон, ее щеки раскраснелись. Катерина сняла коричневый вельветовый жакет и расстегнула пуговички на воротнике. Вскоре она беззаботно мурлыкала себе под нос.
Позже он рассказал, что не мог отвести от нее глаз. Светящаяся кожа, ее голые ключицы, выступающая под муслином грудь, натянувшаяся ткань на бедрах – все это возбудило его. Еще он сказал, что никогда не видел, чтобы она выглядела прекрасней, чем в эту первую поездку. Он заметил, что это связано со счастьем, потому что он также никогда не видел ее такой счастливой.
К тому времени, как они достигли деревни из семи хижин в долине Джеоликоте и Гадж Сингх указал через прекрасную, необитаемую долину на пик напротив, куда они направлялись, Катерина была убеждена, что близка к конечному пункту назначения своей жизни. Когда они проехали мимо Биирбхатти, спустились к ледяному журчащему ручью, вытекающему из Наини, перешли его вброд с крайней осторожностью, держась за толстый канат, и спустились к Гетии, ее чувство единения с этим местом достигло пика. Это был дом. Это было единственное место в мире, где она хотела жить.
Влажный туман теперь зашевелился. Он постоянно двигался, и горы с обеих сторон менялись каждые несколько минут. В это время она могла видеть всю дорогу через долину к грязной тропе на другой стороне. А когда Катерина снова повернулась, она не смогла разглядеть даже кули, идущих позади паланкина Сиеда. Чудесным образом Сиед очнулся от своего ступора, длившегося многие месяцы. Его глаза сияли, и он разговаривал со своими носильщиками. Ему хотелось знать название местности, по которой они проезжали, особенности погоды, дикой природы здесь.
Места? Бхумиадхар, Биирбхатти, Джеоликоте, Наини и немного дальше Бховали, Панготи Бхим, Саат и Наукучиа, озера сверкающей красоты, в которых обитали форель и карп; и еще дальше Рамгарх и Натхуакхан и Хартола; и еще дальше Алмора и Раникхет, а затем вперед к Гвалдам, Муктесвару, Багесвару, Джогесвару и бесконечным головокружительным вершинам высоких Гималаев.
Погода? Туман, туман, туман; Гетия – вершина нависающего тумана. Конечно, там было и солнце, беспрепятственно светящее вниз, привлекая к себе внимание на высоких голубых небесах. И там был дождь, щедрый в сезон муссонов, постоянно опустошающий небеса; дожди случались круглый год. И там снег, который иногда шел день или два, выбеляя склоны. И там была богиня бурь, которая приходила ненадолго каждое лето, показывая себя по вечерам, заставляя людей и животных искать укрытие. А когда богов сердили, начинались ураганы. Они свирепствовали так, как могут только боги, и людям не оставалось ничего, кроме как преклонять колени и молиться. Но вконец Гетию снова окутывали туманы – нависающие, танцующие, появляющиеся и вновь исчезающие туманы.
Дикая природа? Это место было частью королевства больших кошек – полосатых, багх, и пятнистых, гулдаар. Как и следовало королям, полосатые приходили редко, прогуливаясь из лесов вниз, чтобы осмотреть владения. Гулдаар был вождем поменьше, и, желая малого, он крался по ночам в этой местности, расправляясь с собаками и скотом.
Редко, очень редко, когда большая кошка нападала на людей, можно было пожаловаться в правительственный офис в Наини и Катгодаме. Когда не хватало офицеров правительства, в Kaладхунги отправляли посланца к подножию холмов позади дороги, ведущей к Наини, где начинались леса с травой бхаббара. Там жил великий белый волшебник, который мог двигаться по лесам, словно дух ночи, и проникать в разум большой кошки. Он не убивал ради удовольствия, только ради более высокой цели. И этот волшебник откликался на каждую просьбу о помощи. Его звали Карпетсахиб.
Катерина внимательно прислушивалась к потокам информации, которые выуживал Сиед. Именно в этот момент она любила его больше всего. Создание любопытства, знания и беспокойства, которое не боялось собирать информацию по крупицам у простых людей. Когда они вышли на крутой поворот у длинного горного выступа – тонкий кусок пирога врезался в большую долину, – Гадж Сингх дал знак, что они приехали. Сиед похлопал кули, и они мягко опустили его вниз. Катерина тоже спешилась. Пони громко отряхнулся. Один из носильщиков вышел вперед и взял у нее поводья. Они начали свой пеший путь; Гадж Сингх шел на несколько шагов впереди, но почтительно сбоку, повернувшись к ним вполоборота.
Воздух был свежим, и Катерина дышала полной грудью. Сиед улыбнулся и сказал: «Вот почему мы ставим наших богов на горы, и вот почему они все, в основном, хорошие люди. Мне нравится наблюдать за тем, что происходит, когда мы ставим их на равнинах».
Сиед был опьянен окружающим. Она не видела его таким очень давно. Одно это делало путешествие успешным.
Чтобы добраться до места, которое Гадж Сингх хотел показать им, нужно было подняться вверх на три маленьких холма и спуститься вниз. Достигнув подножия третьего холма, они оказались у тропы, ведущей к городу Наини, где обитала богиня в таком большом и прекрасном озере, что местные жители прятали его от мира много веков.
Беззащитная богиня прокляла чужестранцев и незваных гостей, и каждый год воды озера проглатывали белого человека в качестве жертвоприношения.
«Если ты решишь отправиться на прогулку, то через два часа будешь сидеть у озера, потягивая чай, – сказал Гадж Сингх. Нужно пройти по склону холма, где белый человек зарыл свою семью в тысячах миль от дома – некоторые из них преждевременно погибли в битве, другие умерли от чумы – и поставил камень им в изголовье, словно у мира было время и место, чтобы заметить всех своих многочисленных мертвецов. Это все тщеславие белого человека. Даже в смерти он больше беспокоится о теле, чем о душе».
В длину эти три маленьких холма были не больше мили – они напоминали настоящий кусок пирога, застрявший в долине c тремя неровными выступами на вершине. Когда Гадж Синг шел по ним, по едва различимым тропинкам под дубами и соснами, по обе стороны открывались захватывающие виды. Вид на Бхумиадхар был темным и страшным, там стояли густые леса; другой, который открывался на долину Джеоликоте, был прекрасным и притягивал взгляд на много миль.
Это был волшебный день. Их ласкала тонкая паутина дождя, окутывая волосы, кожу и одежду прекрасной пленкой, а через минуту небо было уже ясным, и мир казался высоким и голубым. Туман не исчезал, постоянно двигаясь, каждую минуту меняя окружающую их местность. Порой туман был таким густым и осязаемым, что можно было почти дотронуться до него и оторвать кусочек.
В траве кишели трескучие насекомые, а на деревьях порхали птицы, среди которых «дразнящие» продолжали загадывать свои шарады. Над чашей долины аккуратно нарезывал круги орел.
С того места, где стояла Катерина, она могла видеть дорогу, которая извивалась, словно беззаботно брошенная веревка. На веревке, как большая бусинка, расположилась кучка хижин с оловянными крышами; и вверху на холмах, вдалеке от дороги, виднелось случайное поселение, зажатое между узкими террасами, которые местные жители обрабатывали руками и мотыгой.
На их глазах в самом центре долины Джеоликоте появилась большая радуга и начала расти. Через несколько минут она уже поднималась сплошной линией у них над головой и заканчивалась где-то глубоко в долине Бхумиадхар. Они стояли молча под этой дрожащей аркой, а она долго оставалась плотной и осязаемой, словно туман.
Когда наконец радуга растаяла и на долины снова опустился туман, Катерина сказала: «Гадж Сингх, мы согласны».
Они заключили сделку. Заплатили деньги.
Бойкотт был доволен тем, что Сиед будет жить как можно дальше от Джагдевпура. Наваб был счастлив, что унижение его сына было скрыто от его глаз. Он позвал Катерину и мягко сказал ей, что надеется, что Сиед обретет покой и счастье высоко в горах. Наваб уверил их, что они не будут нуждаться в средствах. Но Сиед отказался встречаться с отцом.
Сообщение о реакции Зафара как всегда обескураживало. В несчастье своих собственных унижений измученный Зафар решил своей безумной и находящейся под действием опиума головой, что Сиед каким-то хитрым способом снова получил все лучшее так же, как когда он отправился в иностранный университет и получил белую девушку, обрел любовь народа.
Экзистенциальное несчастье брата разбило сердце Сиеда: прежде всего они были любящими друзьями детства, и кровное родство не так уж легко забыть, но он не смог заставить себя встретиться с ним снова.
По существу, Сиеду приходилось начинать жить заново, и он наслаждался возвращением к жизни. Он не хотел, чтобы что-нибудь испортило это. Катерина и он возобновили разговоры, возродили любовь к жизни. Они проводили долгие часы, обсуждая расположение дома, его архитектуру и украшения. Катерина и Сиед совершили еще одну поездку, и она была такой же волшебной, как первая: туман все еще двигался, дождь все еще падал, и каждый дюйм гор был покрыт зеленью.
В этот раз они двигались быстрее. Сиед тоже ехал на пони, как Катерина и Гадж Сингх. Кули послали вперед с провизией и снаряжением.
Когда они вернулись, Сиед захотел поручить чертежи и проекты европейским архитекторам. Он был полностью поглощен идеей швейцарского шале, поднимающегося остро в небо. Но Катерина отказалась от этого предложения. Она была уверена, что дом нужно построить в местном стиле из местного материала и местными ремесленниками.
Гадж Сипгху оставалось все это исполнить.
Он поехал в Катгодам и вернулся через четыре дня с робким кривоногим мужчиной по имени Прем Кумар. Импресарио строительства на холмах. Он присел на полу и мелом начертил две длинные линии перевернутой буквой «V» и поставил двухэтажную коробку на вершине этого. На ней он набросал покатую крышу. Четырьмя короткими линиями Прем Кумар поставил четыре колонны напротив нижней коробки и нарисовал веранду. Над верандой он изобразил ряд маленьких окон словно в поезде – и поместил там балкон полукругом. Затем Прем Кумар наклонился немного вперед и начертил маленький треугольник, разделенный на две части, позади основного строения. Кухня была готова. Затем он немного переместился на корточках и нарисовал еще два треугольника на расстоянии руки в двух противоположных концах основного дома, рядом с ними он поставил ворота крест-накрест. Теперь у слуг была крыша над головой.
Прем Кумар начал увлекаться. Он стал сажать деревья: вокруг дома, рядом с воротами, как укрытие, отгораживающее покои слуг от основного дома. Архитектор нарисовал у некоторых из них ветвистые стволы, у других – большую буйную крону. Прем Кумар обезумел. Он начал вычерчивать перевернутое «V», каким оно будет по-настоящему; затем начал рисовать извивающуюся реку у подножия долины, расставляя валуны и пучки травы. Вскоре он заставил птиц летать над деревьями и домом. Начали формироваться облака.
– Хватит. Достаточно, – сказал Гадж Сингх.
Катерина посмотрела на Сиеда.
– Ты решай, это твой дом, – улыбнулся Сиед.
Она поставила стул поближе к чертежу на полу и, показывая пальцем, начала задавать вопросы.
Когда Прем Кумар покинул дом много часов спустя, у него в сумке были деньги, на лице улыбка, а в кривых ногах появилась упругость. Третий холм – выступ рядом с поднимающейся дорогой на Наини – выбрали как место расположения будущего дома. Там была самая ровная почва, и он обеспечивал защиту от свирепых градов, которые, по словам Гадж Сингха, случались каждое лето и иногда в другие времена года тоже. Возникла проблема с водой: здесь не было естественных источников в непосредственной близости, но Прем оставался невозмутимым. Архитектор уверил их, что знает место, где есть превосходный, не пересыхающий сладкий источник в трех милях вверх по склону Биирбхатти, прямо под Наини, и он проведет воду оттуда в дом.
Прежде чем он ушел, Катерина сказала:
–Мы верим вам, но вы должны построить дом, о котором мы не будем сожалеть.
– О, Преми, если ты напортачишь, то больше не построишь ни одного дома в этой местности, – пригрозил Гадж Сингх.
– Спите спокойно, мемсахиб, – сказал им архитектор на прощание, шаркая своими кривыми ногами. – Дом простоит сотни лет, а затем получит новую крышу и простоит еще сотню лет. И в свое время из моего водопровода будет пить больше людей, чем воинов в армии Акбара.
– Болтун, ты пробуждаешь красноречие даже в каменщиках, – усмехнулся Сиед.
Сиед снова обретал молодость; и через несколько недель ранним вечером, замерзшая из-за первого холодного ветра в позднем ноябре, Катерина быстро закончила свою ежедневную прогулку в саду, пришла в большую спальню Сиеда и увидела его наслаждающимся телом Гадж Сингха. Там стояла только одна лампа рядом с четырехугольной кроватью с высоким балдахином, и она была низко опущена. Катерина прошла сквозь танцующие пальцы света и села беззвучно в тени, где стояло кресло.
Гадж Сингх лежал голым посередине кровати, его тело было худощавым и мускулистым, желтый свет ламы освещал его впадины и изгибы. Когда-то изящный и утонченный, Сиед без одежды казался маленьким и болезненным. В ту минуту, склонившись над телом Гадж Сингха, он напоминал жалкую дворняжку, которая рылась в поисках удовлетворения. В Катерине внезапно проснулись жалость и отвращение к нему, а затем эти чувства отступили под натиском любопытства.
Она видела, что Сиед очень возбужден, и была одна часть его голого тела, которая излучала силу. Но Катерина поняла, что он пытался вызвать ответное чувство у другого мужчины. Когда Сиед искренне любил руками и ртом, Гадж Сингх поднимался и падал, и, когда он поднимался ненадолго, то выглядел худым и хорошо сложенным – принцем в лапах крестьянина.
Было ясно, что слуга участвовал в этом не по любви, а из верности. Он лежал, сложив руки под головой, позволяя хозяину брать то, что он желает. Катерина могла видеть, что его красивое лицо было пустым, он смотрел на балдахин, на нем не было написано ни удовольствия, ни отвращения.
Спустя какое-то время Катерина положила руки между ног, и они начали скользить. Сиед вел себя неистово, ои тер Гадж Сингха, тер себя, крутясь и поворачиваясь на постели. Катерина вскоре начала преодолевать свои первые медленные повороты, слабость охватила ее тело. Она глубоко погрузилась в кресло, ее ноги были задраны и стояли на краю низкого столика перед ней. Сиед начал издавать хлюпающие звуки ртом. Непрекращающийся спазм охватил тело Катерины, заставив ее закрыть глаза, а тело выпрямиться; и сквозь охватившее ее удовольствие она услышала скрип стола.
Когда она открыла глаза, то увидела, что Гадж Сингх смотрит на нее. Никакая тень не могла скрыть прекрасную возбужденную женщину. Катерина оставалась на месте, не сводя ног, не прекращая двигать руками. И она заметила, что, наблюдая за ней, Гадж Сингх начал возбуждаться и пылать, словно рассерженная кобра. Сиед почувствовал неожиданное возбуждение любовника и воспользовался этим со стоном. Гадж Сингх страстно направлял его – все это время не сводя глаз с возбуждающей его тени.
Двое мужчин начали давить и тянуть, получать удовольствие друг от друга.
Карусель удовольствия Катерины крутилась все быстрее и быстрее. Воздух выходил из нее, и она едва могла дышать. Каждый раз, когда она открывала глаза и видела худого мужчину на постели, горящего, словно кобра, карусель набирала скорость.
Ничто не дает пищу желанию быстрее, чем другое желание. Сиед впал в безумие: он яростно брыкался и кончил с гортанным воем. Гадж Сингх поймал голову хозяина и тряс ее до тех пор, пока все его желание не вылилось из него и убило высокомерие кобры.
Все это время Гадж Сингх не сводил глаз с Катерины и совершил переход от жизни к небытию с гордостью, едва слышно постанывая. После того как все было кончено, он продолжал смотреть в темный угол; его горящий взгляд зажег последний факел в ее теле, и она кончила вспышкой страсти.
Ее все еще трясло, когда она вернулась; Сиед спал, и низкий храп сотрясал комнату. Гадж Сингх не двигался и не отводил взгляда.
Этой ночью Катерина лежала в темноте на кровати; окна были закрыты, лунный свет проникал сквозь прозрачные занавески. Она лежала, прислонившись к подушкам, ее сердцевина увлажнилась, а голова была полна желания. И Катерина увидела, как медленно открывается дверь. Гадж Сингх стоял на пороге достаточно долго – как он сказал позже, набираясь смелости. Он был просто темным силуэтом в темной комнате, его сильное лицо невозможно было перепутать ни с каким другим. Катерина ждала и чувствовала, как становятся влажными ее бедра. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем он, наконец, сделал движение. К тому времени она настолько возбудилась от ожидания, что могла воспламениться без прикосновения.
Гадж Сингх тихо закрыл за собой дверь и ушел. Она провела самую утомительную ночь в своей жизни, как Сиед, когда он был мальчиком и оплакивал ссылку своего любимого первого учителя, обращаясь вновь и вновь за облегчением к своему телу и не получая его.
На следующий день Сиед снова его искал. В этот раз Гадж Сингх убедился, что Катерина знает, что он направляется в покои хозяина, и только после того как она вошла и села в тени, он стал смотреть на нее и это оживило в нем злую кобру, которая привела Сиеда в безумие.
Эту ночь Катерина провела, сидя в постели и глядя на дверь. Дверь не открылась. На следующий день она снова была в кресле, а он с постели смотрел на нее. Это становилось довольно странным. Оба – он и Катерина – знали, что он занимается любовью с ней, пока позволяет хозяину пресыщаться своим телом. Через всю комнату они вели между собой напряженные разговоры. И каждую ночь она лежала без сна и ждала его, желая, чтобы дверь открылась, но он не приходил.
Сиед становился все более одержимым Гадж Сингхом. Он отказывался выпускать его из виду. Гадж Сингха заставляли оставаться у двери кабинета, пока Сиед был в кабинете; снаружи двери, ведущей на веранду, когда он был на веранде; идти прямо позади него, когда он шагал в саду; быть в спальне, когда он отдыхал в спальне. Сиед признался Катерине, что влюбился; это было лучше, чем когда-либо; лучше даже, чем с Умэдом.
Это напомнило Катерине об отце Джоне и Эмилии и о странных причудах желания. Волшебное притяжение пассивности, которое могло сразить даже самого страстного человека.
Теперь Катерина начала запирать свои дневники. Она переместила их из кабинета в свою спальню. Теперь там были мысли, о которых не стоило знать Сиеду. Она почти не спала, и ее тело болело все время; каждый день, как она покидала спальню Сиеда после обычного ритуала, она чувствовала не облегчение, а растущее безумие.
В сексе руки приносили облегчение; а в огромной страсти это только разжигало еще большее желание.
Катерина была бомбой, фитиль которой уже горел.
Прем Кумар появлялся каждые три недели, чтобы сообщить об изменениях. Террасы были очищены и выровнены; границы прочерчены; основные стены обозначены; заказали камень для стен; известь для штукатурки; олово для крыши; деревянные балки и железные брусья скоро должны были доставить, чтобы заложить опору; сосновые планки были выпилены и отложены до нужного момента. Каждый раз, как он приезжал, архитектор садился на корточках на полу, что-то чертил и уходил с деньгами в кармане, подпрыгивая на своих кривых ногах.
С хитрым умыслом в феврале Катерина предложила совершить путешествие в Гетию, чтобы проверить строительство. Гадж Сингх сказал, что это было самое холодное время года, и там мог лежать снег. Сиеда убедили – с трудом – не рисковать.
Напряжение, возникшее между ними, когда они отправились в путь, могло свалить с ног носорога.
Когда они начали подниматься от Катгодама, Катерина снова почувствовала приятное возбуждение, связанное с этим местом; в этот раз оно было вызвано другими ожиданиями. Место казалось ульем активности и было чудесным даже в это время года, солнце светило вниз прямо на горный выступ, делая его почти горячим на открытой местности. Но в тени, под деревьями, холод пробирал до костей.
Кучи камней, стопки распиленного дерева, груды гравия, железных брусков и листы оцинкованного железа лежали повсюду. Прем Кумар сидел на вершине насыпи из шлифованного камня, жевал лист травы и кричал на рабочих. Он спрыгнул, заметив Катерину и убедившись, что она видела его за работой. Архитектор с гордостью помахал им рукой. Каменные стены толщиной в два фута были возведены; и уже, даже без крыши, дом приобрел первые признаки надежности и великолепия, которые он излучал в долину, и это можно было увидеть за много миль. Катерина заметила его из Джеоликоте, и Гадж Сингх сказал: «Он сидит словно лев, обозревающий свое королевство».
Но в этот момент не дом был главной причиной беспокойства Катерины. Она осмотрела стройку, пробежала пальцами по венам крепкого шлифованного камня, постучала по светлому дереву, но ее голова была занята тем, что ей предстояло.
Быстро наступила ночь, и опустился холод со скоростью падающего дождя, проникая сквозь одежду и пробирая до дрожи. Через несколько минут все рабочие испарились в темноте, и вскоре их присутствие можно было угадать только по маленькому мерцанию костров в небольшом отдалении.
Люди Гаджа Сингха поставили палатки, но Катерина приказала им установить ее постель в одной из комнат на цокольном этаже, которые были уже обиты сосновыми планками. Это помещение находилось позади комнаты, переходящей в гостиную: там был готов первый сосновый пол, и много десятков лет спустя, в конце долгого и дикого века, он будет полностью уничтожен, и там останутся только ржавеющее олово и гниющее дерево на полу, и, глядя через отсутствующую крышу, можно будет увидеть ясное голубое небо.
Упадок начинается в момент создания.
В это время комната обладала золотым блеском свежеобработанного дерева и тяжелым запахом соснового сока. Закрытая, словно коробка, комната была уютной, Гадж Сингх пошел обогреть ее деревянными щепками, поджигая их на одном из железных подносов, которые каменщики использовали для смешивания цемента.
Прежде чем идти спать, Катерина прогулялась снаружи, завернувшись и толстую шерстяную накидку. По низкому небу медленно двигались плотные зимние облака, закрывая ясный свет звезд. Но луна была полной, и в ее свете, если стоять на краю выступа, долина Джеоликоте казалась серебряным чудом. Можно было увидеть ленты дороги, силуэты удаленных жилищ, булавочные уколы горящих ламп прорезали дыры в темноте. И над темной массой гор маршировали ряды cocнoвых деревьев, одетые в большие немецкие шлемы.
Он стоял позади нее, немного в стороне. В одной руке он держал фонарь, а в другой – гандаасу с гладкой бамбуковой ручкой, словно ладонь принцессы, и изогнутым стальным лезвием, от которого отражался лунный свет. За последние двадцать лет слишком много больших кошек в этих горах попробовало на вкус человеческую плоть, и теперь ходил слух, что в глубоком овраге под Биирбхатти обосновался леопард.
Они стояли на верхней террасе над домом. Это было то место, где Прем Кумар выкопал водоем и, протянув трубу над холмом и долиной, заставил биться свежую родниковую воду. Теперь она лилась с равномерным журчанием. Вместе с этим звуком раздавалась монотонный стрекот насекомых в кустах, который прерывало редкое завывание собак. Когда Катерина повернулась вправо, она увидела поднимающиеся внизу стены дома, немного голые без крыши. Внезапно Катерина услышала «ток, ток, ток», – звук, раздававшийся с равномерными интервалами. Она спросила его: «Это насекомое?» – и он ответил: «Нет, это какая-то птичка, которую никогда нельзя увидеть. Она поет только по ночам. Птица предупреждает людей, что даже во сне время идет».
Напряжение, повисшее в холодном ночном воздухе, было больше, чем луна.
Оно смогло бы остановить даже стадо несущихся носорогов.
Когда они спускались вниз по скользкой тропе – Гадж Сингх шел впереди и сбоку, держа фонарь, – она немного поскользнулась на неустойчивом камне, подвернув лодыжку. Он бросился к ней, но с занятыми руками мог сделать немногое. Катерина снова встала на ноги и осторожно спустилась вниз. У двери Гадж Сингх замешкался, между ними повисла пауза, полная неуверенности и сдерживаемого желания. Вечная головоломка: сделать или не делать. Найти прекрасный повод, чтобы разрушить лед, но не разбить его на кусочки.
Когда он смотрел на нее, она глядела в сторону, а когда она смотрела на него, он опускал глаза. Момент был упущен.
Гадж Синг ушел и сказал, что будет спать снаружи на расстоянии крика. Катерина легла в постель, не накинув толстое пестрое одеяло. Ее тело горело, она мучилась яростью и разочарованием.
Сделать и не делать.
Шаг, который разрушит лед, но не разобьет его на кусочки.
Она видела его лежащим на огромной постели Сиеда под украшенным фестонами шелковым балдахином, его прекрасне худое и мускулистое тело, его наготу, выступающую, словно кобра. Сиед касался его рукой, ртом, щекой, носом, а она могла только наблюдать. А он смотрел на нее; и даже слепой мог бы разглядеть, чего он хотел на самом деле.
Теперь Катерина лежала одна в наполовину построенном доме, здесь не было Сиеда, Макбула, Банно, слуг, только он прямо за дверью, ожидающий ее призыва; и это казалось таким же безнадежным, как сидеть в кресле в углу комнаты, спрятавшись в глубокой тени. Желание и ярость стучали в ней, словно запертый ребенок, который искал выхода, и она не могла ничего сделать рукой или головой, чтобы успокоить их.
Катерина плыла в калейдоскопе снов: грудастые парижские шлюхи в ярких будуарах, показывающие сюрреалистические шоу; дуэли, устроенные возбужденными мужчинами на большой постели Сиеда; давно забытый образ белокурой принцессы из магазина отца в Чикаго, которая стояла напротив смуглого худого мужчины, держала его распухший фаллос и вставляла внутрь себя.
Он был там повсюду: в Париже, на постели Сиеда, в руке принцессы,
Но ничто не могло бы заставить дверь открыться. Ожидание было мучительным.
В какой-то момент Катерина почувствовала, что ночь прошла и забрезжил рассвет. Внутри комнаты с толстыми стенами и закрытым окном было только смутное предчувствие наступающего дня, какой-то незаметный отблеск между щелей в потолке у нее над головой. Катерина лежала под толстым одеялом, и, когда она проснулась, желание выросло в ней с невероятной силой; заставив ее извиваться и содрогаться.
Он сказал ей позже, что лежал всю ночь без сна, ожидая ее призыва.
Гадж Сингх ворвался в ее комнату, и она вытянула ногу. Он упал на колени на пол и положил руки на ее лодыжку, и ее ноги невольно раздвинулись. Он мягко ее массировал, одной рукой под пяткой, другой – касаясь пальцев. Затем Гадж Сингх посмотрел вверх, ища одобрения. Ее глаза смотрели в его глаза, и это был подходящий момент для шага друг к другу, момент, когда к ним пришло осознание; и Катерина потянулась своей правой рукой и схватила его за затылок, притянув к себе. Левой рукой она снимала свою ночную рубашку, наполняя комнату своим давно ожидающим запахом мускуса, скользя его лицом по своим блестящим бедрам. Она кончила, изогнувшись в безмолвном крике даже раньше, чем он нашел ее своим открытым ртом.
