Текст книги "Охота на доминанта, или 13 отмазок Серова (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

45. Спасибо, Мадам!

– Встань, – приказала Мадам Марго. – Подойди к кресту.

Юля сделала, что ей приказали. Стала лицом к стене и раскинула руки. Мадам Марго ловко привязала их ремнями к перекладине, затем похлопала по ногам, чтобы Юля их раздвинула. Через минуту обе щиколотки тоже были приторочены к Андреевскому кресту. Стоять было удобно, только немного страшно: впервые в жизни кто-то ограничивал её свободу. Она доверяла Мадам Марго, но какая-то первобытная, животная потребность ощущать себя свободной и готовой в любое время сорваться с места и убежать, вызывала психологический дискомфорт.

Юля пообещала себе, что больше не будет играть в игры со связыванием. И почаще будет спускать Грея с цепи, чтобы он побегал по двору и порадовался кратким мгновениям свободы. Собака – тоже живое существо, ему тяжело жить на привязи.

Мадам Марго подошла так близко, что упёрлась пышной грудью Юле в спину. Наклонилась и спросила в ухо:

– Сколько ударов плетью ты хочешь?

– Двадцать? – предположила Юля.

– Будешь считать и после каждого удара говорить: «Спасибо, Мадам».

– Да, Мадам.

Юля постаралась расслабиться и угадать, куда ляжет первый удар. Но тело напряглось помимо её воли: лопатки окаменели, ягодицы сжались. Егор Константинович наверняка заметил эту непроизвольную реакцию, потому что знал её тело (попу в частности) лучше её самой. Ему дважды доводилось её шлёпать.

Она не угадала. Первый удар пришёлся на середину спины. Кожу обожгло ремешками, кончики которых перехлестнулись через тело и чувствительно ударили в бок. Юля не сдержалась и вскрикнула. Мадам Марго остановилась. Юля вспомнила:

– Один. Спасибо, Мадам.

Второй удар практически повторил первый, и даже кончики стукнули в то же место.

– Ай! Два. Спасибо, Мадам.

Третий раз показался братом-близнецом первых двух. Мадам Марго била сильно и методично. Сил у неё было как у хорошего мужика. Юля подавила новый вскрик и продолжила счёт.

Она уже поняла, что боль не приносит ей удовольствия. Что-то пошло не так. Когда она лежала на коленях Мистера Президента, подставляя под чувствительные удары свою чувственную пятую точку, она испытывала абсолютно другие эмоции. Каким-то мистическим образом он оказался прав: её не боль интересовала, а любовь, секс и... Егор Константинович собственной персоной? Нет! Только не это!

– Сколько? – строго спросила Мадам Марго.

– М-м-м. пять. Спасибо, Мадам.

Она размахнулась и с силой ударила по лопаткам. Юля дёрнулась на ремнях, из горла вырвался стон. На седьмом ударе из глаз брызнули слёзы. На восьмом она начала поскуливать, а на девятом заревела. Десятый удар так и не лёг на её многострадальную спину. Егор Константинович подорвался с кресла, как голодная невиннопысская рысь, и перехватил Мадам Марго за запястье. Ремешки плети, только что весело летавшие и жалившие беззащитную кожу, грустно повисли.

– Хватит! Ты разве не видишь, что ей больно?! – воскликнул Егор Константинович.

Юля вывернула шею, чтобы посмотреть на двух своих доминантов и не пропустить ни слова из их беседы.

– Но в этом и смысл, – возразила Мадам. – Ей должно быть больно!

Она плачет!

– Она сама этого хотела!

– Она не этого хотела!

– Тогда пусть скажет стоп-слово!

– Может, у неё есть причины, чтобы молчать?

– А-а-а, – торжествующе завопила Мадам Марго, – а я тебе говорила! Да только ты меня не слушал! Теперь ты понимаешь, почему я отказывалась с ней работать?

Разговор сворачивал куда-то не туда. Юля не хотела, чтобы эти двое обсуждали её мотивы и желания. Нет-нет-нет! Она не хотела слышать того, что могла сказать Мадам Марго. Юля шестым чувством ощущала, что это будет нечто страшное, болезненное и неприятное. Что-то, что может перевернуть её жизнь (и без того довольно неустойчивую).

– Пожалуйста, – жалобно попросила она, – продолжайте сессию. Я больше не буду плакать, я всё выдержу.

Они уставились на неё, словно впервые обратив внимание, что она тоже здесь. Юля поёжилась в своих путах:

– Со мной всё в порядке, – сказала она как можно более оптимистично и прибавила: – «Зелёный». Я говорю: «зелёный». Мазохисты часто плачут во время порки, это нормально. Мне приятно, когда меня шлёпают или бьют плетью. Я кайфую от этого – да-да, я получаю огромное наслаждение! Ударьте меня! Сделайте мне больно! Хотите, я стану на колени? – она попыталась сползти ниже, но лишь повисла на ремнях. – Что вы так на меня смотрите?!

Вероятно, она говорила что-то не то, потому что лица у доминантов вытягивались всё больше и больше.

– Нет, с тобой не всё в порядке, – сказала Мадам Марго, аккуратно кладя плеть на столик и поправляя её так, чтобы она лежала параллельно другим пыточным орудиям. – И ты не мазохистка. Ты вообще не нижняя – боль не приносит тебе удовольствия, а подчинение не дарит радости служения.

– А кто же я? – спросила Юля и тут же прикусила язык.

Не надо было спрашивать! Не надо!

– Ты несчастный ребёнок из семьи маргиналов, которым на тебя плевать.

– Нет, умоляю! – закричала Юля во всё горло. – Мадам Марго! Мистер Президент! Выпорите меня! Мы же договаривались! Мне нужна боль!

– Ты одинокая девочка, которую никто не ласкал и которая безумно нуждается в любви. Не в порке – а в любви.

– Прошу вас, замолчите!

– Ты юная женщина, впервые ощутившая влечение к мужчине, но не способная ни признаться в этом, ни реализовать своё желание.

– Нет! Нет! Нет! – Юля в панике задёргалась на кресте, пытаясь разорвать ремни или перевернуть это сооружение. – Развяжите меня! Я больше ничего не хочу знать!

– Ты должна выползти из своего фальшивого БДСМ-ного мирка и посмотреть правде в глаза. Ты должна осознать свои страхи и начать с ними бороться. Юля, другого пути нет! Ты же не хочешь всю жизнь прятаться от реальности и притворяться той, кем ты не являешься?

– А-а-а, – завыла Юля на высокой ноте, чтобы не слышать слова Мадам Марго.

– Так! Замолчите обе! – распорядился Егор Константинович. – Марго, уйди отсюда, ты перешла все границы. Юля, прекрати выть, я сейчас тебя развяжу.

Мадам Марго хмыкнула и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Егор Константинович опустился на колени у подножия креста и быстро распустил ремни. Затем расстегнул верхние крепления. Юля покачнулась и упала ему в объятия. Он бережно подхватил её, закутал в халат и уложил на кровать – на необъятную доминантскую кровать под чёрным тюлевым балдахином.

– Она ошибается, я мазохистка, – всхлипнула Юля, цепляясь за рубашку Егора Константиновича. – Я просто не нравлюсь Мадам Марго или она ревнует вас ко мне. Из-за этого я не смогла расслабиться и получить удовольствие. Я не притворщица! Вы мне верите?

Она и сама уже в это не верила, но цеплялась за старые представления о себе, как за последнюю соломинку. Отпустишь её – и утонешь в жуткой реальности.

– Верю, – сказал он, ложась рядом и набрасывая на них обоих шёлковое покрывало.

– Успокойся, всё хорошо.

– Побудьте со мной.

– Побуду.

Юля ткнулась носом ему в шею и почувствовала, как слёзы высыхают, а внутри разливается спокойствие. Немного саднила спина, но близость Егора Константиновича чудесным образом исцеляла любую боль – и телесную, и душевную. Соскальзывая в сонное забытьё, Юля обняла своего начальника и доминанта обеими руками. Притянула к себе:

– И всё-таки я проиграла, – пробормотала она ему на ухо. – Я должна отдать вам свою девственность, но сейчас я слишком устала. Можно попозже? Вы подождёте?

– Подожду, конечно, не переживай. А пока поспи.

В последние мгновения, когда она находилась на грани между явью и сном, в голове сложился третий катрен нового стихотворения:

Он, безвозвратно и безнадежно Пленивший сердце без реплик громких,

Он виртуозно, но осторожно Играет счастье на струнах тонких.

Юля улыбнулась и заснула.

46. Сердце

Серов

Серов дождался, пока дыхание Юли не выровняется, и осторожно выпутался из её тонких горячих рук. Хотелось материться, орать и бить кулаками в стену. Он поправил покрывало на худеньких плечах и тихо вышел из красной комнаты.

Марго пила чай в гостиной и смотрела политическое шоу по федеральному каналу. Её ноги в мужских ботинках лежали на журнальном столике, а рядом со столиком стоял на коленях Ваня. Он был в одном кружевном фартучке (не считая ошейника с биркой), а в руках держал поднос с чашками, чайником и вазочкой с конфетами.

– Хочешь чаю? – спросила Марго. – Я вкусный завариваю – с чабрецом, мятой и лимонной травой.

– Давай, – согласился Серов, устало присаживаясь рядом с ней.

– Ваня, налей ещё чашечку, – распорядилась Марго.

Ваня тут же кинулся исполнять приказ. Поставил поднос на краешек стола, начал громыхать чашками. Серов присмотрелся: сквозь ажурное кружево проглядывал Ванин пенис, весьма эрегированный. Фартучек красноречиво оттопыривался в том месте, где его натягивала головка. Серов перевёл взгляд на лицо своего водителя:

– Ваня, а тебе не стыдно в таком виде находиться перед своим начальником? – поинтересовался он.

Ваня пунцово вспыхнул, но промолчал.

– Можешь ответить, – сказала Марго, – я разрешаю.

– Стыдно, – признался Ваня, – и неудобно. И даже немного позорно.

Он налил и протянул Серову чашку чая.

– Тогда почему ты это делаешь? – спросил Серов, отхлёбывая горячий ароматный напиток.

– Потому что это кайф. Прошлым летом в одном клубе меня угостили волшебным порошком – и меня так вштырило, что я боялся, что больше никогда не отпустит. То есть не боялся, а надеялся! Никогда раньше я не испытывал такого счастья! Пока не встретил Мадам Марго, – он влюблёнными глазами посмотрел на свою доминантку. – Эта женщина – лучшее, что случилось со мной за целую жизнь.

Марго не сдержала довольную улыбку.

– Мы скоро уедем из Невиннопыска, – напомнил Серов. – Что ты будешь делать в Москве без Марго?

– Не знаю, – пригорюнился Ваня. – Повешусь, наверное.

– Я запрещаю тебе вешаться, – сказала Марго.

– Да, Мадам, – смиренно откликнулся он.

– Хорошо вам, доминантам и рабам, – резюмировал Серов. – Можно приказать – и все проблемы решены. Не то что у нас, обычных людей. Порой не знаешь, с какой стороны зайти, чтобы не сделать ещё хуже. Некоторые отношения – как прогулка по минному полю с завязанными глазами.

– Глаза – ерунда, они часто обманывают. Зорко одно лишь сердце, – сказал Ваня, одёргивая фартучек, чтобы он не сильно топорщился.

– Что? – переспросил Серов.

– А что? – Ваня посмотрел на него ясными глазами. – Это Экзюпери сказал. Если вы не знаете, как поступить, доверьтесь вашему сердцу. Оно подскажет правильное решение.

Марго протянула руку и ласково потрепала Ваню по волосам:

– Вставай, мой послушный мальчик. Ты хорошо себя сегодня вёл, и я хочу поиграть с тобой на открытом воздухе. Надевай штанишки, поедем на речку.

Ваня резво вскочил и убежал из гостиной, сверкнув голой задницей. Марго проводила его нежным похотливым взглядом. Серов вздохнул:

– Мой водитель размахивает передо мной стоячим членом и цитирует «Маленького принца», кладовщик делится проблемами нетривиальной ориентации, кассирша спорит на свою девственность. Подруга юности держит дома рабов и владеет плёткой не хуже надсмотрщика на плантациях сахарного тростника. На работе – усушка и утруска металлолома. Иногда мне кажется, что я сплю, и мне снится какой-то грёбаный кошмар.

– Тебе повезло, – серьёзно ответила Марго. – Некоторые испытывают подобное чувство не иногда, а постоянно.

***

Он дал Юле поспать ещё пятнадцать минут, а потом отправился будить. Во-первых, ей нельзя опаздывать домой: рабочий день и так закончился полтора часа назад. Во-вторых, ему хотелось побыстрее с этим покончить. Три дня рядом с этой странной девочкой вымотали ему всю душу и все нервы. То, что начиналось как веселая сексуальная авантюра, каким-то нелепым образом превратилось в драму. Он хотел развлечься, отдохнуть от рабочих проблем, переспать с симпатичной девчонкой, а теперь стоял перед выбором: или разорвать всё по-живому, пока Рубикон не перейдён (то есть пока он не трахнул Юлю по-настоящему), или прекратить делать вид, что в сложившейся ситуации он случайный элемент, и взять на себя ответственность за её дальнейшую судьбу.

Хорошо Ване рассуждать про зоркость сердца – он-то мазохист, его дело маленькое: снять трусы и ждать дальнейших приказаний от доминанта. А простому человеку не стоит полагаться на сердечные чувства, нужно включать голову – разум, логику, жизненный опыт. Такая девочка как Юля не заслуживает, чтобы с ней небрежно поиграли и бросили. Это сломает её окончательно. Можно было бы сказать: «Это не мои проблемы», но он чувствовал, что не способен на такое варварство. Он никогда себе не простит, если по его вине жизнь Юли превратится в нескончаемый кошмар.

Он прилёг рядом с ней, убрал с лица прядь волос. Она была невыносимо хороша во сне, как будто, вырываясь из ужасной реальности, расцветала в объятиях Морфея. Серов провёл по щеке кончиками пальцев:

– Юля, проснись.

47. Про счастье

Юля открыла глаза. Посмотрела в потолок, затянутый чёрной тканью, перевела взгляд на красные стены, а потом глянула на Серова. Порывисто вздохнула и распахнула халат, решительно и бесстыдно обнажаясь. И даже немного раздвинула ноги.

Никаких сомнений в том, что это было приглашение, у Серова не осталось. Он не удержался и скользнул взглядом по груди, впалому животу и холмику лобка. Не было никаких сил устоять перед этой доверчивой доступностью, перед этим смирением проигравшего. Но устоять было нужно. Он протянул руку, на миг ощутив тепло, исходившее от разогретого сном девичьего тела, и натянул на Юлю полу халата. Она удивилась:

– Вы не будете?.. Не будете меня?..

– Не буду, – ответил он.

Собственный голос показался чужим. Он сглотнул комок в горле. Отказ от секса с Юлей дался ему тяжелее, чем он предполагал. Слишком уж сильно он её хотел. Было бы здорово, если бы он мог переспать с ней, как с любой из тех девушек, с которыми он спал в Москве. Без трагедии, без надрыва, без обязательств. Просто получить обоюдное удовольствие и разбежаться. Жаль, что с ней это не прокатит. Жаль, что он не понял этого раньше, тогда бы они избежали неприятного объяснения. И, возможно, ощущения какой-то болезненной, хотя и эфемерной потери.

– Почему? Вы же победили в споре.

– Глупый спор. Я не должен был в нём участвовать, да и вообще... – Серов потёр лоб, пытаясь свернуть разговор, но при этом не желая оставлять недопонимание. Нужно было расставить точки над «і» прямо сейчас. – Всё, что между нами произошло, – это неправильно. Мы должны это закончить.

– Что «это»?

– Всю эту ерунду с БДСМ.

– Для меня это не ерунда, – возразила Юля. – Вы поверили Марго, да? Вы тоже считаете, что мне нужна не боль, а. любовь? – глаза её предательски заблестели.

– Я считаю, что нам всем нужна любовь. Тебе, мне и даже самой Марго, – примирительно ответил он. – Не будем спорить. Кто я такой, чтобы осуждать людей за то, что они выбрали не самый очевидный путь для получения любви?

Пола халата, прикрывавшая Юлино тело, чуть сползла, обнажив один сосок. От трения о махровую ткань он порозовел и напрягся. Серов отвёл взгляд. У него тоже кое-что напряглось, уже давно.

– Вы просто меня не хотите, – тихо сказала Юля. – Я не понравилась вам с самого начала, вы пытались от меня отвязаться.

– Пытался, – не стал отрицать Серов, – но не потому, что не хотел тебя. Просто наши желания, наше мировоззрение и жизненные цели кардинально различаются. Мы совершенно разные люди. Несовместимые, можно сказать.

Он специально подбирал нейтральные выражения, чтобы сохранить дистанцию, но Юля не поддержала его деловой отстранённый тон. Она предпочитала высказываться без обиняков:

– Так говорят девушке, когда не хотят её.

Кажется, она даже надула губы. Что это? Наивное кокетство? Провокация? Обида на его сдержанность?

– А у тебя что, есть опыт? – поинтересовался Серов, стараясь не раздражаться. Похоже, Юля чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности, иначе бы не посмела дергать льва за усы. – Откуда ты знаешь, как ведут себя мужчины, когда хотят девушку?

– Опыта нет, но я же не дикарка из леса. Я читаю книги, стихи, смотрю кино. Если бы вы меня хотели, то не лежали бы тут как бесчувственный чурбан. Вы бы действовали!

Серов подавил возмущение, готовое прорваться грубыми словами. Взял её руку, повернул к себе ладонью и на секунду приложил к паху, где член туго натягивал ткань джинсов.

Она вскрикнула и отдёрнула руку. Повернулась к нему, снова обнажившись сильнее, чем он мог вынести. Маленькая розовая грудь вздымалась и опадала всего в нескольких сантиметрах от его тела. Коснуться бы её – пальцами, губами, языком, – ощутить вкус, вдохнуть запах. Подмять под себя девчонку, навалиться сверху и раздвинуть коленом ноги... Первобытный самец, живший в Серове, требовал немедленно воспользоваться ситуацией, а культурный цивилизованный человек отчаянно сопротивлялся.

Серов помотал головой, не в силах выдавить из себя твёрдое «нет».

– Но почему? – спросила Юля, не скрывая удивления. – Вы выиграли спор и можете делать со мной что хотите. Почему вы отказываетесь? Почему не забираете свой выигрыш?

– Да потому что я не хочу испортить тебе жизнь! – ответил он. – Не хочу, чтобы родители тебя убили. Не хочу, чтобы ты повторила судьбу матери, которая залетела от приезжего муда. молодца и расплачивается за этот позор всю жизнь. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за нормального парня и лишилась девственности в первую брачную ночь – всё

как ты мечтала. Я хочу, чтобы ты была счастлива, понимаешь? Счастлива настолько, насколько это возможно в твоей ситуации.

Она кивнула, завязала пояс халата и встала с кровати:

– Иногда мне кажется, что я была бы счастлива, если бы родители меня убили.

Он подавил порыв вскочить за ней, зацеловать и занежить в объятиях, дать ей то, о чём она просит, исполнить все её мечты, но... Он не имел права трогать эту девочку.

48. Осложнения

Юля попросила не провожать её. И не отвозить на машине. И не звать Ваню, чтобы тот её отвёз. До её дома десять минут пешего хода – она не хотела, чтобы её видели с мужчиной. Она опасалась, что и так скомпрометирована дорогими машинами, стоящими у дома, парнями из Москвы, щедро раздающими деньги за мелкие услуги, и поздними возвращениями с работы в компании начальника.

Серов поразмышлял и понял, что она права. Он и без того слишком часто появлялся у Юлиного дома. Светиться лишний раз – нарываться на вопросы отчима, который наверняка следил за дочерью (с кем она встречается, кто её провожает), или подставлять Юлю под удар упоротого братца.

Вспомнив о Гоше, Серов скрипнул зубами. Он бы с удовольствием вправил этому засранцу мозги, но это было плохой идеей. Он уедет, а Юля останется. Он ничего не мог для неё сделать – ни как-то облегчить её участь, ни помочь разобраться с родственниками, ни повысить её убитую самооценку. В его положении стороннего наблюдателя, пусть даже заинтересованного и доброжелательного, он мог только одно – избегать ситуаций, которые могли ей навредить. Не целовать её, не спать с ней, не дарить ей оргазмы, не шлёпать по попе, не смотреть вожделеюще, не флиртовать, а главное – не давать надежд и обещаний, которые он не в состоянии выполнить.

На душе было паскудно. Он знал, что поступил правильно, но также знал, что ей сейчас тяжело. Если бы он мог вернуться в прошлое, на три дня назад, он бы захлопнул дверь перед странной девочкой в очках и гольфах и сэкономил бы им обоим кучу нервов. Кто же знал, что забавная игра в доминанта и мазохистку приведёт к серьёзным осложнениям? Юлин БДСМ-мный мирок разрушился, как домик трёх поросят, на который дунул волк. Теперь ей придётся что-то делать со своей жизнью, как-то примириться с тем, что она не «маза» и не «саба», а несчастный ребёнок, которого сделали козлом отпущения за грехи матери. Вряд ли Юля забудет слова Марго. Вряд ли забудет, что боль от плети оказалась обычной болью, а не удовольствием. И вряд ли забудет, какое наслаждение может принести общение с мужчиной, которому доверяешь и которого хочешь.

В том, что Юля его хотела, он не сомневался. Она могла это отрицать, прикрываться фиговым листочком мазохизма, но её неопытное тело врать не умело, оно бесстыдно выдавало все её тайны – расширенными зрачками, частым дыханием, жарким румянцем и влагой между ног. Если бы они встретились при других обстоятельствах! Если бы между ними не стояло столько препятствий и условностей!

Серов вышел на балкон, перегнулся через перила и посмотрел в сторону невиннопысских «фавел». С пятого этажа далеко было видно. По дороге, ведущей вглубь частного сектора, шагала щуплая фигурка. Вдруг к ней подбежал парень, – вероятно, Гоша, – схватил за

руку и грубо потащил к дому. Он был младше сестры, но значительно крупнее и сильней. Юля не упиралась, она покорно поспешила за братом.

Серов в раздражении треснул ладонями по перилам и выругался.

Что они с ней сделают? Будут допрашивать? Бить? Стянут трусы и проверят, девственна она или нет? Вдруг не устояла перед заезжим москвичом и потеряла голову? Вдруг отдалась ему, как девятнадцать лет назад её беспутная мать отдалась другому командировочному?

Бешенство закипело в его жилах. Он бросился в прихожую, схватил ключи от машины и выскочил за дверь, но на лестничной площадке – между третьим этажом и четвёртым – опомнился. Вернулся в квартиру. Снова вышел на балкон, всмотрелся в нагромождение домишек, сараюшек и ломаных заборов, но парочка уже скрылась из виду.

Хотелось завыть от бессилия. Никогда прежде он не ощущал себя таким беспомощным. Вероятно, подобные чувства испытывали люди, у которых похитили и держали в заложниках любимое дитя. Любимое. Дитя. Серов потёр лицо руками, пытаясь успокоиться. Он знал её всего три дня – она ему не дитя, и не любимое. Она чужая девочка. Или?..

Он нашёл в баре Марго бутылку виски и обильно плеснул в стакан. Выпил залпом, морщась от обжигающей крепости. Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться! Он оборвал с Юлей все неуставные взаимоотношения ради мира на земле, так чего теперь беситься и выть? Это нелогично! Он полез в холодильник за закуской, без интереса подвигал на полках кастрюли и контейнеры с едой и вылез обратно. Аппетита не было. Выпил ещё полстакана виски. Потом ещё немного.

Когда в двери послышался звук проворачивающегося ключа, Серов был уже в хлам.

– Ты что, нажрался, Серый? – весело спросила Марго, заходя на кухню.

Она взяла со стола бутылку и поболтала ею, оценивая количество выпитого.

– Да, – ответил он, – отправил Юльку домой и нажрался.

– Трахнул её?

– Нет.

– Ну и дурак, – сказала Марго, доставая стакан и наливая себе алкоголя.

– А можно мне капельку? – спросил Ваня, стоявший у двери навытяжку, как часовой.

Марго окунула палец в виски и поднесла к губам своего раба. Тот с энтузиазмом его облизал. Серов скривился.

– Почему дурак? – он сконцентрировал взгляд на Марго. – Я же из лучших побуждений, чтобы... так сказать... не причинить никому вреда.

– Благими намерениями вымощена дорога в ад.

– Погоди, ты думаешь. – он попытался развернуть в сознании эту мудрую фразу и

проанализировать её. – Ты думаешь, что я сделал только хуже? Нужно было переспать с ней? Ты в своём уме? Ты вообще понимаешь, чем ей это грозит?

– Конечно! Это было бы лучшее воспоминание в её жизни! А теперь до самой смерти она будет гадать: а как бы это было с тобой? А какой ты в постели? Как ты целуешься, как стонешь когда кончаешь? И самое главное – а вдруг между вами могло случиться что-то настоящее? – она достала из холодильника кастрюлю и поставила на плиту. – Незакрытый гештальт – страшная штука. Борщ будешь?

– А можно мне борща? – спросил Ваня.

– Она бы меня возненавидела, если бы я переспал с ней и уехал, – сказал Серов.

Марго пожала плечами:

– Женщины редко ненавидят мужчин, которым отдаются по любви. Не веришь? Спроси Наташу.

– Какую Наташу? – Серов поднял голову и посмотрел на Марго.

Ваня тоже на неё посмотрел, ожидая ответа.

– Мать Юли. Она в ларьке работает. Ларёк – около «Пятёрочки», открыт почти круглосуточно.