Текст книги "Дружба начинается не со знакомства (СИ)"

Автор книги: Таня Белозерцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Видя, что Гарри не собирается что-то говорить, Рон отстал от него и напомнил, что пора на урок. Идя на Травологию, Гарри увидел вереницу первокурсников, идущих навстречу с урока, среди них и Джинни, и, конечно же, никакого зверька на ней и при ней не было. Улучив момент, Гарри ухитрился проверить это. Достал пергамент, развернул и быстро просмотрел холл замка, где по времени должна была быть Джинни – и точно! – вот рядом с её именем по-прежнему стоит «Том Марволо Реддл». Чувствуя, как начинает болеть голова, Гарри растерянно нахмурился. Может, она своего Тома в сумке прячет? И в кого же он превращается? В хомячка? Но хомяка не с чего прятать от окружающих, от родителей да, бывает, приходится скрывать зверушку, если они не разрешают его держать. Но в школе-то… от брата-старосты, что ли, Джинни так изощряется? Или она кого-то страшно-запрещенного завела? Но это же Том Реддл… хотя, вполне возможно, что он попросил Джинни никому не говорить о нём, вот она и прячет его ото всех. А что, логично. Но и бредово тоже. Убийца Поттеров и несостоявшийся министр прячется в сумке у первоклашки, свидетель убийства – Питер – поступает аналогично.

После ужина, когда Гарри понес Люси на постой к Филчу, его догнал Невилл. Странно задумчивый, он молча и как-то отрешенно пошагал рядом с Гарри. Ну, Гарри и занервничал, спросил с опаской:

– Что-то случилось, Невилл?

Тот загнанно глянул в ответ:

– Я… про Регулуса узнал. В газетах. О нём там прилично написано: ловец сборной по квиддичу, капитан, лучший выпускник на потоке в каком-то году, забыл, прости, приспешник Темного Лорда, младший брат Сириуса Блэка. И умер. Умер, Гарри, понимаешь, умер!

С минуту-другую Гарри честно пытался вспомнить, о каком Регулусе Невилл говорит, а потом и припомнил. Имя Регулус Арктурус Блэк на карте Мародеров, у окна в кабинете директора Дамблдора. Ему стало не по себе, парад живых мертвецов какой-то… все ведь официально умерли: и Питер, и Том, и Регулус, и в то же время, получается, все живы. Эх, ну почему не папа?

====== Двадцать вторая глава. Феникс директора Дамблдора ======

Прошло несколько недель, Гарри постепенно втянулся в школьные будни. Уроков стало больше, чем в прошлом году, кроме того, они стали сложнее, трудоемнее. Листы пергамента для конспектов превратились в длиннющие свитки «под эссе» – что вообще было кошмаром для того, кто неправильно держит ручку, а здесь и не ручка с карандашиком, здесь вовсе приходится держать перо. Простое такое белое гусиное перо, слегка подстриженное, чтоб не лохматилось, с тонким и коротким стержнем, с аккуратным писчим наконечником. И если большинство детей худо-бедно справлялось с этим, особенно старшекурсники-волшебники, то для магглорожденных и Гарри это было пыткой. Конечно, Гарри попробовал написать одно эссе в обыкновенной тетради и ручкой… Сдал МакГонагалл и думал, наивный, что прокатит. МакГонагалл работу не оценила, поджала губки, поставила «Тролль» и, призвав чистый лист, ВЕЛЕЛА переписать всю работу заново. Пером и на пергамент. Гарри с трудом проглотил очень тугой комок в горле, с огромным усилием подавил желание повеситься здесь и сейчас и, едва не плача от обиды, отправился переписывать. Пером. Этим кошмарным орудием пыток. И ведь мало того, что его надо в чернила макать каждые секунды три-четыре после одного слова или полтора-двух слогов, так ещё и ломается, зараза гусиная, согнулся раз – и все! – не пригоден для дальнейшего письма. О кляксах и проткнутых пером дыр в пергаменте деликатно промолчим, пожалеем бедного Гарри.

На переписывание ушло два вечера, которые Гарри провел в библиотеке, куда он забился просто от обиды. И от обиды же начал искать хоть какие-то упоминания о своих родителях, ибо заезженных фраз о том, что он в папку, а глаза – мамкины, ему стало не хватать, как и того, что о них говорили другие. А говорили о них всякое-разное и одно и то же: Джеймс был славным, веселым парнем, замечательно играл в квиддич, был самым лучшим ловцом за всю спортивную историю Хогвартса, Лили была солнечной и смелой девочкой, доброй, великодушной, всегда защищала слабых и обиженных… Конечно, всё это было приятно слышать, но… как-то уж слащаво, сплошной сироп, ни малейшей капли дегтя-правды. А когда на очередном уроке зельеварения профессор Снейп отвесил ему затрещину и процедил сквозь стиснутые зубы, что он такой же безмозглый недотепа и разгильдяй, как и его отец, Гарри от счастья чуть обниматься не бросился – наконец-то нашелся один-единственный человек, который не стал мазать маслом папу, а сказал нормальную правду! Честно говоря, Северус не очень хорошо понял, чему Гарри обрадовался, и на всякий случай сделал пометку в памяти, что Поттер не совсем адекватно реагирует на наказания. А как же, он ему внушение с рукоприкладством, а в ответ – радостное обожание… Тьфу! И ведь не единичный случай! Гарри и дальше продолжал замирать и жадно слушать его язвительные рассуждения о том, какой его папа болван и дурак. Кто бы знал, что мальчишка просто слушает правду об отце, а не тот сладкий сироп, которым поливали Джима Поттера остальные преподаватели. Тем более что тётя Пэт всегда кривилась при упоминании Джима и недовольно брюзжала, что он мог быть и поумнее, и повежливее, а не таким легкомысленным растяпой и балагуром, у которого один вжик в ветреной голове и портняжье шило в породистой заднице. Так что Гарри даже не сомневался в том, что профессор говорит чистую правду про его отца, вот только про маму он почему-то помалкивал, ни разу ни слова не сказал про Лили Поттер. А про маму Гарри тоже хочется послушать, и не только про то, что она «солнечная и веселая девочка», а тоже правду, хоть какую-нибудь.

Но Снейп молчит, как карась на сковородке, про Лили не заикается, а остальные, услышав вопрос-просьбу: «Расскажите про маму, какой она была?», тут же пускались в свои радужные воспоминания. И почему-то все были единодушны в оценке, разве что интонации разные бывали. МакГонагалл, например, говорила со странной смесью уважения и раздражения (и как только совместила?):

– Мисс Эванс была славной, одаренной ученицей, многообещающей, я бы сказала.

Флитвик восторженно пищал:

– О, мисс Лили была моей самой лучшей ученицей, по части чар ей не было равных, всё схватывала на лету! Исключительно умная девушка!

Кеттлберн:

– Ну, зверушек она, к сожалению, не любила. На моих уроках она, конечно, старалась, но без огонька, если вы понимаете, о чём я говорю, мистер Поттер… Правда, к концу шестого курса мне показалось, что мисс Эванс всё-таки полюбила собак и коз, не совсем понятно почему, ну да любовь она такая, никогда не знаешь, чего от неё ожидать…

Мадам Пинс:

– Главное, с книгами она хорошо обращалась, в остальном обычная девчонка. Честно говоря, не помню я, не обращала внимания… главное, книги вовремя возвращала.

И профессор Стебль:

– Ну что сказать-то, Гарри… Смешная она была, не всегда послушная, к слову – помнится, немало мне седых волос она прибавила своими странными побегами в Запретный лес. Чуть только полнолуние, а она уж крадется во-о-он по той тропе, по оленьей, ага… И ведь не угонишься, куда мне, с моей-то комплекцией? А пока декану или завхозу доложишься, её уж и след простыл. А где-то поблизости оборотни воют… вот клянусь, Гарри, вот эти седые волоски мне от твоей матери достались…

Филч на вопрос Гарри только рукой махнул. Но этим единственным жестом, без слов, он очень много сказал. Да уж, маменька была та ещё сорвиголова и ветер-в-поле. Стандартная девчонка-бузотерка, доводящая до икоты свою старшую сестричку превращением чайных чашек в крыс и таскающая полные карманы жабьей и лягушачьей икры, из которой потом понятно кто выводился.

Про Сириуса Блэка с Регулусом Гарри не решался спрашивать, да про них и в газетах информации хватало. Именно из газет Гарри узнал, что Сириус был его крестным отцом. Это ненадолго заставило задуматься о религии и о том, посещают ли маги церковь? После осторожных расспросов выяснилось, что нет. А крестили его как раз бабушка и дедушка Эвансы, и Сириуса на роль крестного пригласила именно Лили и, скорей всего, «забыла» рассказать родителям о том, что Сириус – волшебник.

Нашел он и колдографии этих двух ребят. Сириус Блэк выглядел как распоследний рокер, весь в черной коже, в заклепках-цепочках-фенечках, на голове вороные кудри до плеч, глаза синие-синие и нахальные, такой же была и улыбка, нагловатой и кривой. И это кожаное чудо почти все время изображалось рядом-сбоку-на фоне мотоцикла. И Гарри невольно передернулся, представив себе, как он в гости к такому вот крестному ходит. Регулус… ну, он поскромнее выглядит, такой же красавчик, как и Сириус, только глаза без наглости да одет нормально, в обычную одежду. В мантию с галстуком цвета «Слизерин». Ну не везет так не везет… Сириус учился вместе с папой, на Гриффиндоре, хулиганил и лоботрясничал, имел взрывной, весьма буйный характер, который объяснялся одним словом – «такэтожблэк!». Ага, а Регулус не Блэк, что ли? Ну да, ну да, Регулуса почему-то охарактеризовали как тихого и спокойного мальчика, отличника-умницу и… Пожирателя смерти. Гарри аж потом покрылся, когда читал про становление Темного Лорда и то, как вливаются в его ряды одурманенные молодые люди, дети из старинных родов и семей аристократов. Регулус Арктурус Блэк прослужил Лорду всего год, а потом сгинул без вести, по официальной версии – был убит Волан-де-Мортом.

Здесь Гарри вздрогнул, украдкой огляделся по сторонам и, убедившись, что в библиотеке поблизости от него никого нет, достал из кармана карту. Развернул и разложил на столе, поискал директорскую башню, нашел и вчитался в имя «Регулус Арктурус Блэк» и нахмурился. Всё там же... Сидит, как гвоздями прибитый, на одном месте у окна. Недели две уже, если не больше… Гарри даже пальцем по имени постучал, словно это могло заставить Регулуса сдвинуться с места. Не заставило, сидит всё там же. Или лежит? Богатое воображение Гарри тут же понеслось бешеным галопом по всем закоулкам его мальчишечьей фантазии. А вдруг Регулуса раскрыли как тайного шпиона всемогущего директора и попытались убрать, другими словами убить, и он был смертельно ранен, спасен директором и тайно переправлен в секретную башню… Где и содержится до сих пор, парализованный и больной, крепко-накрепко прикованный к кровати, потому что если это было бы инвалидное кресло, то оно по кабинету передвигалось…

Ну, как известно, если мальчишку охватила какая-то идея, то его обыкновенно уносит в самые дикие степи, в которых увлекшегося пацана ни один ветер не догонит и никакой самый мощный торнадо не остановит. Вот и Гарри тоже… унесло. Мальчуган потерял сон и аппетит, он был буквально одержим идеей и всё строил грандиозные планы по захвату директорского кабинета. Зачем и для чего, он не смог бы объяснить, просто вот надо ему и всё! Надо забраться туда и посмотреть на него, на живого Пожирателя смерти, Сторонника-Того-и-так-далее, Героя Света и Справедливости. Вот только как в кабинет попасть??? Хотя… Что значит «как»? Да проще некуда! И Гарри, воровато оглянувшись по сторонам, улучил момент, вытащил из кармана верный мелок и храбро написал на стене в холле крупными буквами «Директор – Дурак!!!!!» после чего меловыми пальцами заляпал все поверхности. И по этим «уликам» его вскоре вычислили, поймали, отругали, сняли пятнадцать честных баллов и проводили к директору.

МакГонагалл, доставив Гарри в заветный кабинет, строго сказала ему:

– Ждите здесь, мистер Поттер. Профессор Дамблдор скоро подойдет.

И ушла. Гарри, проводив деканшу взглядом до двери, принялся озираться по сторонам. Это был самый странный кабинет в его жизни, а он их немало повидал, уж поверьте, всякие разные кабинеты он видел, но такого – никогда. Круглая комната без углов с полукруглым подиумом напротив входа, на нём тяжелый даже на вид дубовый письменный стол, за ним золотое кресло. Хм, у директора что-то больно раздутое самомнение, в Большом зале точно такое же кресло-трон стоит. Вокруг бесконечные полки-стеллажи с книгами и… чем-то ещё, но Гарри было некогда разглядывать все эти серебряные и жужжащие штучки-дрючки, его заинтересованный взгляд был крепко и прочно прикован к птице, сидящей у окна на невысоком насесте. За последние две недели он так часто смотрел на точку с именем на карте, что запомнил наизусть его местоположение и теперь точно знал, что сейчас он смотрит на Регулуса. Не зная, как зовут птицу, Гарри робко поздоровался с ним:

– Привет, Регулус.

В ответ чертова птица посмотрела на него, издала ликующий вопль и… загорелась. Мать её!

В полнейшем шоке Гарри смотрел, как она горит, как тяжело и вязко осыпается жирным серым пеплом, как этот пепел остывает неровной кучкой… а потом эта кучка рассыпалась и из неё выглянула крохотная птичка, похожая на птенца попугая – такая же страшненькая, голая и неприятная. Вот только глаза… Гарри подошел поближе и присмотрелся повнимательнее: глаза феникса выражали просьбу-мольбу. Гарри сглотнул, оглянулся на дверь, потом снова посмотрел на птенца, снова заглянул в его черные выразительные глаза-бусины и окончательно убедился. Феникс просил его о помощи. Но какой? Чем он может помочь? Интуитивно Гарри протянул руку, ладонью вверх, и самовозрожденный феникс, аккуратненько цепляясь коготками за материю, поковылял по руке, глазами нацелившись на грудь мальчика. Тот намек понял и, послушно раздвинув мантию, помог птенчику забраться за пазуху. Когда и как исчез пепел, он не заметил, был занят. К тому времени, когда директор наконец-то вошел в кабинет, Гарри с самым невинным видом стоял на том месте, где его оставила МакГонагалл. Дамблдор прошел к столу, кинул рассеянный взгляд на пустой насест и, пробормотав под нос нечто вроде «наконец-то он улетел поохотиться…», уселся в кресло и, сложив руки перед собой, приветливо посмотрел на Гарри.

– Итак, мальчик мой, пишем нехорошие слова?

Вид у Гарри тут же сделался самый виноватый, он даже голову опустил и уставился в пол.

– Гарри, Гарри, иногда ты меня просто удивляешь. Чем я тебе сейчас-то не угодил?

«Всем, директор, всем, начать с того, что вы меня на пороге бросили, как ребёнка-подкидыша в девятнадцатом веке, ну да, вам-то, может, и за сто лет перевалило и сами вы родились в дикое средневековье, но я-то, я – ребёнок двадцатого века, уж про меня-то вы не могли не забыть, а, директор?» – с горечью подумал Гарри, чувствуя, как у сердца тихо-тихо сидит птенчик, тесно, тепло и доверчиво прижавшись к его груди, и, слыша, как быстро колотится крохотное птичье сердечко, мстительно добавил: – «А феникса я вам не отдам, он теперь со мной будет!».

– Ну что ж, Гарри, вижу, свою вину ты осознал, верю, что впредь ты больше так не будешь поступать. Ступай к себе, мой мальчик, и веди себя хорошо.

Гарри кивнул, деревянно развернулся к двери и, стараясь двигаться как можно осторожней, чтобы не причинить вреда Регулусу, поспешно покинул кабинет.

====== Двадцать третья глава. Приключения в Запретном лесу ======

Выйдя от директора, Гарри постоял в коридоре, пережидая, когда голова перестанет болеть. Всё время, пока он находился в кабинете, старик что-то уж больно пристально присматривался к нему, всё пытался взгляд его поймать. Но он начитанный мальчик, знает, что по глазам оппонента можно понять, врёт человек или нет, поэтому и старался смотреть куда угодно, только не в глаза директору, в данном случае – в пол, потому как виноватый весь, стыдно ему, очень. Ой, да что ж так голова-то болит? Такое ощущение, словно старик загипнотизировать его пытался.

Гарри осторожно потер правый висок и вздохнул. Просунул руку за пазуху, нащупал птенчика, погладил теплое тельце и горестно задумался: а что дальше-то? К себе в башню нести опасно, наверняка вся школа знает, что у директора есть феникс, и его пропажа скоро станет общеизвестной. А уж его появление у Гарри Поттера…

– Лучше бы ты совсем сгорел, Регул, – уныло пробормотал Гарри. В ответ птенчик больно ущипнул его за палец, заставив мальчика вздрогнуть, отдернуть руку и замахать ею, вполголоса шепча ругательства. Морщась и посасывая укушенный палец, Гарри подошел к окну и от нечего делать выглянул в него, с этой стороны вид открывался на Запретный лес, тот самый, куда мама убегала кататься на олене в компании волка и пса… Вот и сейчас кто-то тишком, озираясь, поспешает по тропке. Гарри прищурился, пытаясь рассмотреть очередного бегуна в лес, нет, не разглядеть отсюда, слишком далеко и высоко. Да и по мантии трудно разобрать, девчонка там или мальчишка, единственное, что понятно по платиновому блеску волос, это или Драко, или… Как ту девочку зовут? Полумна? Хотя... это может быть и Ханна Эббот с Пуффендуя, такая же платиновая блондиночка, кстати. А собственно говоря, чего он тут гадает, надо просто пойти туда и узнать, каким мёдом там намазано, что энное поколение девочек-мальчиков удирают в Запретный во всех смыслах лес.

Приняв такое решение, Гарри заторопился по коридору, спеша и досадуя на огромные расстояния в этом громоздком, тяжелом замке. Бесконечно длинные широкие коридоры, высоченные, в четыре-пять метров, потолки и из-за этого длиннющие лестницы, и, главное, никаких тебе лифтов! Так что к тому времени, когда Гарри спустился с пятого этажа и добрался до выхода, он брюзжал, как древний старик, держась за правый бок и шумно отдуваясь. Птенчик, явно сочувствуя, нежно потерся клювиком о грудь, Гарри благодарно прижал его рукой – ладно, Регул, ладно… хороший ты, птичка.

Вот и тропка заветная, оленья, папой проторенная, ага. Ну, а с чего бы диким оленям к Хогвартсу соваться? Свежий осенний запах палой листвы и хвои, сосны-великаны вперемешку с осинами-тополями, ели да лиственницы вокруг… кустиков не видно почему-то. Прижимая птенца к груди, Гарри неспешно шагал, попинывая сосновые шишки и глазея по сторонам. Примерно с полмили пути обнаружились и кустики, а дальше начался жуткий бурелом, да и деревья… у них был такой вид, словно они когда-то очень давно в одночасье вдруг решили повылазить из земли, да не смогли, заснули-задремали зачарованным сном, застыв навечно с вывороченными наружу корнями. Эти корни, толстые, кривые, Гарри осторожно обходил-перешагивал, стараясь не споткнуться и пригибая голову от нависающих сверху моховых бород. Комариные песни раздражающе-занудно звенели в воздухе, нежными буравчиками вонзаясь в уши, и из-за них Гарри не сразу услышал голос. Но наконец и он пробился сквозь комариный звон и стали различимы слова:

– Ну тише ты… не дергайся… крыло застряло, подожди…

Гарри, озадаченный сверх меры, прошел последние метры, наклонил голову и заглянул под ветви, там, в небольшой лощинке, в огромной куче хвороста-бурелома копалась Полумна. Взмокшая, красная от натуги, девочка явно кого-то выковыривала из хаотичного переплетения ветвей, кого, не было видно. Любопытный Гарри пролез в лощину и обратился к согнутой спине:

– Привет. А что ты делаешь?

Девочка вздрогнула, выдралась из завала и посмотрела на Гарри, тот честно посмотрел в ответ. Она вздохнула и грустно сообщила:

– Там малыш фестрала застрял, я пытаюсь его вытащить.

– Не получается? – сочувственно спросил Гарри, ища глазами место, куда можно пристроить феникса. Нашел вроде подходящий пенёк, вытащил птенца из-за пазухи и засунул его в ложбинку между корней. После чего занялся спасением фестрала. С помощью Полумны он нащупал его и так же на ощупь принялся искать ноги-крылья и высвобождать их из ветвей. И странное дело, чем дальше он старался, тем больше начинал «видеть». Сначала это был сгусток серого тумана, потом этот туман замерцал неясными очертаниями чего-то похожего на черного жеребёнка. Начиная кое-что понимать, Гарри стал его подбадривать:

– Давай, малыш! Покажись целиком, мне же легче будет тебе помочь…

И фестралёнок показался! Симпатичный голенастый жеребёнок-стригунок, черненький, тоненький, крылатый. И видимого его оказалось и правда легче освободить, теперь было видно, чем и за что он зацепился-запутался. И Гарри с Полумной его вытащили, вызволили из плена коварного буреломника-валежника. Вытащили, поставили на травку, сели на пень и стали разглядывать спасенного фестралёнка, он же – гиппоронёнок, судя по энциклопедии мифологии. Во всяком случае, Гарри видел его как пегасика, вороного крылатого конька. А там и маменька его объявилась, просто вдруг ни с того ни с сего соткалась из воздуха на поляне громадная фигура угольно-черной крылатой лошади. Малыш фестралёнок радостно взвизгнул и поскакал к мамке, распахнув короткие крылышки и нелепо выбрасывая длинные ноги. Мама-фестралиха внимательно осмотрела-обнюхала бедового детку, убедилась в его целости и здравии, благодарно посмотрела на притихших на пенечке ребят, кивнула им – сочтемся, мол! – после чего оба растворились-растаяли в воздухе. Гарри и Полумна осторожно переглянулись и несмело улыбнулись друг другу. Потом они оба синхронно опустили головы и посмотрели вниз, в подножие пня, а оттуда на них, смешно задрав головку, внимательно таращился птенец феникса.

– Какой… хорошенький, – неуверенно произнесла девочка, задумчиво посмотрев на Гарри. – Он твой?

– Э-э-э… нет, – на всякий случай Гарри сказал правду. – Я его из кабинета директора украл.

Серебристо-синие глаза Полумны удивленно округлились, и Гарри внутренне напрягся, ожидая упрёков с её стороны, но девочка не стала его ругать, вместо этого она серьезно спросила:

– А зачем? Просто так ведь не крадут, для этого должна быть очень важная причина.

Гарри подумал и согласился:

– Верно. Я вообще-то не собирался его брать, но он попросил…

И Гарри рассказал Полумне всё, как нашёл феникса, как тот загорелся, словно по паролю, когда он назвал его по имени, и как он попросился на руки. И закончил:

– И теперь я не знаю, как мне быть и что мне с ним делать. К себе опасно относить, кто-нибудь обязательно доложит Дамблдору. К тому же… зачем-то он сгорел, понимаешь, он так радостно вскрикнул перед тем, как воспламениться. Это ведь что-то значит, да?

Полумна недоуменно пожала плечами и посмотрела на птенца, который сейчас лежал у неё на коленях, Гарри, помолчав, нерешительно спросил:

– Слушай, а ты Джинни хорошо знаешь?

– Соседка. С розового детства играли в песочнице, как папа говорит. А что?

– У неё зверь какой-нибудь есть? По кличке Том.

– Зверя у неё нет, а Томом она называет дневник.

– Кого???

– Дневник, Гарри, дневник. И нечего так удивленно смотреть, я тоже веду дневник, как и все девочки, между прочим, и ничего в этом смешного нет, это вам, мальчишкам, почему-то странно и забавно.

– Я не смеюсь, ты чего?! А ты своего как-то называешь?

– Рип.

– Рип? А… а что это такое?

– РиП. Радости и Печали.

– Прости… – Гарри виновато пихнул локтем Полумну в бок, девочка пихнула в ответ. Какое-то время они мило пихались сперва на пеньке, потом повалили друг дружку на землю и стали дурачится вовсю, забрасывая друг друга палой листвой. Набесившись и утомившись, они снова уселись на пенёк и продолжили разговор, по очереди поглаживая феникса.

– Интересно, а все дневники отображаются на карте?

– На какой карте?

– Ой, сейчас покажу… – с этими словами Гарри полез в карман и достал карту, развернул и показал Полумне. – Вот, смотри, это Джинни, она в гостиной, а вот и Том…

– Том Марволо Реддл. – прочитала Полумна, склонив серебристую голову над пергаментом. – Это очень странно, Гарри, я точно знаю, что так не должно быть.

С этим очень громко согласился и феникс, он выпрямился при звуке имени Тома и звонко, протестующе заверещал. Дети пристально посмотрели на него, переглянулись:

– По-моему, он жалеет, что не может говорить.

– Ты права. А я думаю, что его пора покормить.

– Давай его пока у меня спрячем? Я всем скажу, что это мой попугай.

– Точно. Птенец красного ары амазонского. Ты понял, Регул? Ты – ара.

– Пип…

Гарри и Полумна, немного поплутав по лесу и потому немного испугавшись, всё-таки выбрались к замку. Крадучись, пробежали ко входу, пробрались в холл, оглянулись и облегченно выдохнули – никого… И, приняв независимый вид, направились было к центральной лестнице, но… были остановлены скрипучим и придирчивым вопросом МакГонагалл:

– Вы двое, Мерлин мой! На кого вы похожи?!

Полумна с Гарри виновато съежились и, разворачиваясь к профессору, бросили беглые взгляды друг на друга. М-да-а-а… Мантии продраны в нескольких местах, руки исцарапаны, на потных лицах земляные разводы, в волосах травинки и мелкие веточки. Ох… А Минерва начала бушевать:

– Вы где были, позвольте вас спросить? Неужели вы бегали в Запретный лес, вы, маленькие негодники? Я же вас сейчас оштрафую на двес…

– Профессор! – перебила её Полумна. – Я заблудилась в лесу, Гарри меня спас. На меня напал какой-то дикий фестрал, а Гарри меня нашел и спас!

– Мисс Лавгуд, неразумный вы ребёнок, какого бешеного драккла вы сунулись в лес?

– Меня позвали нарглы, – невинно сообщила Полумна. Гарри едва удержал на месте свою челюсть – вот ведь врушка! И ведь так говорит, будто её нарглы действительно позвали. Кстати, а кто это?..

Сзади послышались грузные шаги, это по-стариковски суетливо семеня подошел Филч и грозно осведомился, что-де здесь происходит. Минерва, бешено раздувая ноздри и становясь прямее обычного, яростно принялась обличать мелких сорванцов в сотне нарушений школьных правил. Филч терпеливо её выслушал, потом, сосредоточенно покашливая, покивал пегой головой и предложил отвести детей в… больничное крыло. Минерва подавилась воздухом и стала очень похожа на сушеную селедку, безмолвно открывая-закрывая рот. ТАК её на место ещё никто не ставил. Аргус Филч, осторожно обняв ребят, отвел их подальше от Минервы, Гарри, пользуясь возможностью, вынул из-за пазухи птенца и карту из кармана, всё это он молча и быстро всунул в руки Аргусу, сопроводив свои действия умоляющим взглядом. Завхоз его понял, понимающе кивнул, прибрал доверенное ему – птенца за пазуху, карту в карман кожаного фартука. И отвел детей к мадам Помфри.

Мадам Помфри заохала при виде потрепанных школяров, всплеснула руками и загнала их за ширмы, раздеваться для диагностики. Ей ребята рассказали правду о том, что вызволяли застрявшего в ветвях маленького фестралёнка, потому что врача нельзя обманывать, да и бесполезно, если честно, хороший врач сам всегда всё поймет и имеет право хранить тайну пациента, если его попросить не рассказывать посторонним. Мадам Помфри смазала их ссадины и царапины целебной мазью, выслушала их историю и пообещала никому не говорить о том, что они оказались достойны увидеть истинного фестрала.

====== Двадцать четвёртая глава. Справедливость по-слизерински ======

Мадам Помфри отпустила Гарри и Полумну в тот же вечер, едва поджили ссадины и царапины. Смыв с себя остатки мази и натянув кем-то починенные и вычищенные мантии, дети покинули больничное крыло и, не сговариваясь, рванули к Филчу. Их обоих волновала судьба феникса. С громким топотом, сопровождаемые удивленными взглядами встречных-поперечных Гарри и Полумна пронеслись по вечерним коридорам Хогвартса и, задыхаясь от быстрого бега, ворвались в каморку Филча. И застыли на пороге, словно налетев на невидимую преграду – старый завхоз был не один, с ним в его комнатке находился профессор Снейп. Он выпрямился от стола, смерил уничижительным взглядом ворвавшихся школьников и желчно осведомился:

– Поттер, Лавгуд, вас стучаться в дверь не учили?

Но Гарри, в шоке от неожиданной встречи, забыл, как дышать, а робкая Полумна на всякий случай спряталась за его спиной и притворилась плащиком, маленькой незаметной ветошью. Филч мягко положил руку на плечо Снейпа и легонько сжал:

– Помягче, Северус, помягче… Дети ко мне прибежали. Кстати, это именно они принесли мне феникса.

Гарри со стуком захлопнул челюсть, выдохнул-вдохнул и нервно выдавил:

– Здрасьте.

И замолчал, смущенно думая, что этот грозный профессор всё-таки человек, вон как дядя Аргус успокаивающе потрепал Снейпа за плечо и утянул обратно к столу, на котором стоял тазик с песком, а в песке сидел птенец. Снейп, что странно, подчинился, влекомый твердой рукой Филча, он снова склонился над столом и принялся рассматривать птенца, осторожно поглаживая и ощупывая его крошечное тельце. Гарри и Полумна, всё поняв, как можно тише прокрались к топчану и устроились на нём, стараясь не шуметь и не мешать профессору. Ясней ясного было, что старый сквиб, не умеющий колдовать, был вынужден позвать специалиста, и это его, вообще-то, право, решать, кого звать… Раз уж он доверяет Снейпу, что ж, они давно знают друг друга, и кто он, Гарри, такой, чтобы судить и решать, кому с кем дружить? Тем более что сейчас можно посмотреть, как он работает…

А Северус работал, действительно работал, сконцентрировался на своей задаче. Закончив осмотр, он достал из внутреннего чехла-кармана мантии волшебную палочку густо-черного цвета и начал водить ею над птенцом, накладывая явно диагностические чары, во всяком случае движения и плетения Гарри узнал, точно так же действовала мадам Помфри. А работа, очевидно, тяжеленькая – на лбу профессора выступил пот, также потемнели виски и заметно задрожали руки. Наконец Северус шумно и тяжело выдохнул, убрал палочку и, не глядя, буквально рухнул на стул, встревоженный Филч тут же подал ему большую и глубокую кружку горячего чая с мелиссой, её душистый, пряный аромат расплылся по всей комнате. Пить сразу Северус не стал, сначала сидел, обняв кружку ладонями, грея об неё руки и вдыхая запах трав, засунув в кружку свой внушительный нос. И только потом сделал о-о-очень деликатный глоточек, Гарри и Полумна, замерев зачарованными сусликами, во все глаза и затаив дыхание наблюдали за всем этим священнодействием. А потом Северус заговорил своим низким, бархатистым голосом:

– Это человек, Аргус. Заколдованный. Но не темной магией и не человеческой, насколько я смог понять… – тут он запнулся и, помедлив, неуверенно исправился: – Чувствуется эльфийская магия. Никакой волшебник, каким бы сильным он ни был, не способен превратить человека в магическое и мифическое существо. Я не знаю, как и почему это произошло, но Регулуса в феникса превратил эльф.

Тут Северус явно о чем-то припомнил, потому что он вдруг повернулся на стуле и вонзил в Гарри горящий обсидиановый взор, отчего того пробрало до мурашек.

– Поттер! Где вы достали феникса?

Врать было бесполезно, и Гарри честно сказал – где. И как. Северус выслушал и задумался.

– То есть он воспламенился прямо у вас на глазах после того, как вы назвали его по имени? – уточнил он после раздумий. Гарри робко кивнул. Северус хмуро посмотрел на феникса, под его тяжёлым взглядом тот виновато съежился и попытался зарыться в песок, но был пригвожден к месту тихим, возмущенным рыком: